Организационная психология

Насильственно-реквизиционная организация как первая организационная форма, созданная человеком

Единственной формой связи между дружиной и общинами в новом надобщинном образовании было насилие, а общей целью дружины, которая теперь выступала общей целью всего новообразования, выступала реквизиция общинных ресурсов. Именно поэтому этот новый тип объединения людей я назвал насильственно-реквизиционной организацией. Данное новообразование оказалось чрезвычайно устойчивым и до появления современной организации было доминирующей формой организованного поведения людей.

Рассмотрим те психологические изменения, которые претерпел труд общины в рамках новой организационной формы.

В насильственно-реквизиционной организации община уже не являлась самодостаточной и автономной группой, а становилась частью некоторой большей структуры, в которую входили другие общины, вынужденные подчиняться дружине и отдавать ей часть своих ресурсов.

Организационно-психологическая схема функционирования насильственно-реквизиционной организации представлена на рис. 4.3.

Воспроизводство ресурсов в насильственно-реквизиционной организации, на первый взгляд, изменилось незначительно: земледельческая община по-прежнему была главным производителем и ей принадлежали средства и предмет труда. Однако теперь часть продукта ее труда поступала в организационные ресурсы дружины.

Рис. 4.3. «Контур» власти и воспроизводства ресурсов в насильственно-реквизиционной организации

Психологические изменения, которые претерпел труд общинного человека в насильственно-реквизиционной организации во многом зависели от той доли продукта труда, которую забирала дружина. Если величина отбираемого продукта труда была умеренной, то психологическая канва деятельности индивида изменялась несущественно. В ней сохранялось мотивационно-целевое единство, и в сознании общины труд по-прежнему непосредственно связывался с собственными нуждами и заботами.

Если же реквизируемая часть была велика, то цель труда в значительной мере теряла свое мотивационное содержание, лишая общину надежды на удовлетворение своих потребностей. Однако, если прежде потеря побудительной силы, т. е. связи с актуальной потребностью, приводила к потере цели и затуханию деятельности, то теперь деятельность все равно продолжалась. Теперь цель деятельности «подпитывалась» не привычным ожиданием сытости, которая хоть на короткий срок, но должна была наступить после уборки урожая, а мотивом безопасности. В новых условиях общине нужно было трудиться не для удовлетворения своих потребностей, а для того, чтобы обезопасить себя от возможной, а порой и неминуемой гибели - «не до жиру, быть бы живу». Даже обрекая себя на голодное существование, но отдав дань, люди надеялись выжить до следующего урожая. Невыполнение условий, поставленных дружиной, грозило неминуемым наказанием или гибелью.

Иными словами, теперь общине нужно было трудиться и следовать цели труда даже тогда, когда этот труд не давал надежды на удовлетворение своих потребностей, т. е. не был внутренне мотивирован. Если дань, которой была обложена община, была велика, то община фактически начинала работать не на себя, не на свою цель, а на пополнение организационных ресурсов дружины, т. е. фактически на цель дружины. Цель общинного труда при этом все больше и больше отчуждалась от поведения общины и присваивалась дружиной.

Таким образом, насильственно-реквизиционная организация вынудила земледельческую общину трудиться не ради своей общинной цели, а ради цели дружины, которая теперь стала выступать в качестве общей организационной цели. Эта цель была лишена для общины побудительной силы, так как не была связана с ее базовыми потребностями, т. е. цель деятельности перестала быть связанной с ее внутренним мотивом. Иными словами, формирование и развитие первой организационной формы фактически разрушало неразрывную (в ходе всего предшествовавшего филогенеза) связь мотива и цели поведения человека, так как цель - идеальное представление результата труда - отчуждалась и все меньше связывалась с внутренней мотивацией земледельца.

Отсутствие мотива следования за целью труда компенсировалось насилием или угрозой насилия со стороны дружины.

В процессе формирования первой организационной формы особенно наглядно проявилась организациогенная функция насилия. Общины объединялись вовсе не из-за того, что это было им выгодно, а потому, что дружина силой заставляла их вступать в отношения зависимости. И именно через насилие дружина опосредованно связывала общины между собой.

Но создав первую организационную форму, насилие само претерпело качественное изменение. Случайное, единовременное насилие, которого можно избежать, не может оказывать определяющего влияния на поведение: оно лишь косвенно затрагивает цель поведения объекта насилия и направляет его на поиск различных способов избежать подобного насилия впредь.

Насилие конституализированное, превращенное в устойчивую организационную форму, которая обеспечивает неизбежность насилия в случае нежелательного поведения объекта насилия, приобретает колоссальное формирующее воздействие на поведение. Поэтому оно способно придать поведению качественно новые характеристики.

В этом случае насилие перестает быть просто насилием, а становится властью, так как оно обеспечивает условия и требует от объекта насилия постоянного следования отчужденной, а потому немотивированной цели. Таким образом, насилие не только сформировало организацию, но, приобретя организационную форму, стало качественно иным. Оно стало базовым организационным процессом - властью. Без власти как процесса, обеспечивающего следование немотивированной цели, организация не могла бы сохранять устойчивую форму.

Власть и произвольное поведение

Насильственно-реквизиционная организация впервые дала человечеству возможность аккумулировать чрезвычайно скудные ресурсы в руках небольшой группы людей. Этих ресурсов со временем стало более чем достаточно для полного удовлетворения базовых потребностей дружинников, и их избыток дружина стала направлять на новые цели: укрепление лагеря, производство оружия, изготовление одежды и утвари и т. д. Однако все это не могло обеспечить качественный переход к более развитым формам поведения. При некотором разнообразии целей они по-прежнему формировались в рамках непосредственного реагирования на конкретные нужды дружины. В то же время отказ от постоянного и нелегкого труда земледельца, праздное времяпрепровождение и неумеренное потребление вовсе не стимулировали появление новых, более высоких целей и форм поведения.

Обеспечив благоприятные условия для удовлетворения базовых потребностей дружинников, насильственно-реквизиционная организация одновременно значительно ухудшила условия жизни земледельческих общин. Однако, как это ни парадоксально, именно эти негативные изменения создали условия для развития новых форм поведения общинного человека.

Специфической чертой поведения человека, качественно отличающей его от поведения животных, является произвольность, т. е. детерминированность поведения волей индивида. Внутренняя психологическая суть произвольного поведения состоит в том, что индивид находится под влиянием двух противоположных психологических тенденций, одна из которых обусловлена непосредственным побуждением, состоянием или актуальной потребностью, а другая - значимой для человека, но непосредственно не побуждающей целью.

Как уже отмечалось, в условиях мотивационно-целевого единства поведение человека не может быть детерминировано никакими иными целями, кроме тех, которые обусловлены непосредственными побуждениями, т. е. места для волевой регуляции в таком поведении нет. В произвольном поведении человек противостоит власти своих актуальных потребностей и импульсивных действий, проявляя специфически человеческую способность контролировать собственные непосредственные реакции. Именно это и открывает индивиду возможность следовать целям, прямо не связанным с базовыми потребностями. Обладать подобным самоконтролем чрезвычайно трудно, так как индивиду приходится постоянно бороться с «искушением» отказаться от отсроченной во времени цели и предаться отдыху или маленьким радостям.

В произвольном поведении фактически разрешается противоречие между мотивом, в котором отражены непосредственные побуждения, состояния или потребности, с одной стороны, и целью, относящейся к предмету, на который направлено поведение и который должен быть в ходе его осуществления преобразован в продукт, с другой стороны. При этом отсутствие непосредственной связи с потребностью лишает цель побуждающей силы. Иными словами, в отсутствии волевой регуляции цель, находящаяся за рамками контура «актуальная потребность -> целесообразное поведение (мотив -> цель -> результат поведения) -> удовлетворенная потребность -> актуальная потребность» лишена возможности определять поведение индивида.

На первый взгляд, условия для нарушения мотивационно-целевого единства могли сложиться в дружине, когда устойчивые даннические отношения с общинами позволили обеспечить регулярное и полное удовлетворение базовых потребностей дружинников. В этом случае можно было бы предположить, что достаток или даже избыток ресурсов шаг за шагом стал освобождать поведение индивида от целей, непосредственно связанных с предметами потребности, и подготовил сознание дружинника к поиску новых целей. По-видимому, именно в этом направлении шло развитие мысли сторонников теорий, связывающих развитие человечества с регулярным производством избыточного продукта.

Но, как уже говорилось, даже если бы базовые потребности индивида постоянно и полно удовлетворялись, это вовсе не значит, что они перестали бы выступать главной побудительной силой поведения и автоматически открыли бы путь к возникновению целей и потребностей более высокого уровня. Даже у современных людей, полных самых высоких и амбициозных целей, сытый обед неизменно вызывает умиротворение и сладкую зевоту, а не буйство двигательной и творческой активности.

Недавняя история также убедительно свидетельствует о том, что те люди, которые имели возможность полного удовлетворения своих потребностей, нередко удовлетворяли их в довольно безобразных формах и, как правило, не страдали от одержимости новыми идеями и целями. Неслучайно, многие сюжеты старых фламандских мастеров, которые в исторической перспективе не такие уж и «старые», по своей сути представляют собой живописную оду предметам пищевой и других базовых потребностей, доведенных до абсолюта или даже абсурда.

Таким образом, само по себе полное или даже избыточное потребление никогда бы не смогло позволить человеку освободить свое поведение от непосредственного следования базовым потребностям. Для того, чтобы это произошло, должна была возникнуть некоторая сила, которая может заставить человека следовать иным потребностям, не обращая внимания на непосредственное реагирование организма.

Моя гипотеза состоит в том, что до появления первых организационных форм человеку не было свойственно произвольное поведение. По сути дела, первобытная земледельческая община, как и первые военизированные группы - дружины, еще не являлись человеческим сообществом в полном смысле слова. Их поведение вполне укладывалось в рамки развитых форм стадной жизни животных, цели поведения которых жестко детерминированы базовыми потребностями. И только появление насильственно-реквизиционной организации создало условия для возникновения произвольных форм поведения общинного человека.

Если перевести это условие на язык психологического анализа, то именно формирование первой организации создало условия для разрушения мотивационно-целевого единства, свойственного поведению и общинного человека, и дружинника.

Но разрыв вектора «мотив-цель» должен был неминуемо привести к остановке деятельности и полной потере цели, не вызывающей у общины никакого интереса. И это произошло бы неминуемо, если бы дружина не сформировала новую искусственную потребность и новый искусственный мотив, поддерживающие немотивированную цель. Такой искусственной потребностью стала потребность в безопасности и соответствующий ей мотив, которые не имели в прежней жизни общины значительной побудительной силы. Разумеется, страх за свою жизнь, по-видимому, всегда сопровождал и по-прежнему сопровождает человека. Постоянной опасности подвергалась жизнь индивида и в общине. Он мог подвергнуться нападению диких зверей, пострадать от пожара или природной стихии. Однако община в ходе своего развития научилась вполне успешно оберегать себя от этих опасностей.

Первобытный земледелец, конечно же, боялся диких зверей, но этот страх был привязан к конкретной ситуации, которой следовало избегать в будущем или соответствующим образом к ней подготовиться. Иными словами, потребность в безопасности не была фактором, определявшим поведение общины постоянно. Она находилась на периферии внимания общины и могла в значительной степени удовлетворяться коллективными усилиями и предусмотрительным поведением. Страх перед возможным голодом, по-видимому, был значительно актуальней для выживания общины, чем страх перед волками, воющими по ночам за высоким забором общины.

Насильственно-реквизиционная организация, по сути дела, не просто актуализировала потребность в безопасности, а фактически сформировала новую потребность, которая вовсе не являлась актуальной жизненной потребностью в доорганизационный период. Подобно тому, как мы не ощущаем своей потребности в воздухе, хотя это едва ли не самая актуальная потребность организма, так и тесный мир общины никогда ранее не ведал постоянного страха и потребности в безопасности. Для того чтобы насильственно-реквизиционная организация могла функционировать, дружине было необходимо постоянно актуализировать потребность, побуждающую общины к следованию общей организационной цели.

Сделать этот мотив актуальным могло только реальное или потенциальное насилие. В условиях новой надобщинной структуры потребность в безопасности, которая прежде находилась на периферии потребностной сферы, теперь превратилась в постоянный, животный страх перед беспощадной дружиной и в перманентную потребность подчинить свое поведение выполнению тех условий, которые позволили бы хоть как-то уменьшить опасность и обеспечить сохранение жизни общины и ее членов. Именно неминуемость насилия или даже гибели в случае отказа отдать дружине часть своих ресурсов сделали мало актуальную потребность, не являвшуюся ранее определяющим фактором поведения общинного человека, доминирующей базовой потребностью, способной кардинальным образом изменять поведение человека.

Таким образом, именно власть была определяющим фактором развития у человека не свойственных животным форм произвольного поведения. И возникнуть эти формы поведения первоначально могли только на «нижних этажах» насильственно-реквизиционной организации, у тех, кто подвергался постоянному насилию и лишениям. Неслучайно все великие религии мира возникли как движения страждущих и обездоленных масс. Невозможность «нормально», т. е. фактически естественно, по-животному удовлетворять свои базовые потребности долгие века доставляла большей части человечества постоянные страдания. Но в то же время, только благодаря этим страданиям человек смог научиться контролировать свои непосредственные реакции и желания, приобрел способность к произвольному поведению и в конечном счете обрел первые ростки нравственности и духовности. В этом контексте можно с полным основанием сказать, что власть сформировала человека.

Насилие и власть

Эпизодическое, случайное насилие само по себе не может создать условий для образования устойчивых связей между субъектом и объектом насилия. Такое насилие всегда разъединяет людей, так как неизбежно порождает ответную реакцию - встречное насилие, открытое или скрытое сопротивление, ненависть или, по крайней мере, избегание. При этом какая-либо возможность согласования целей и мотивов субъекта и объекта насилия полностью исключается.

Психологическая возможность надобщинного образования появилась лишь после того, как в групповом поведении общины сформировалось новое психологическое образование - актуальная, гипертрофированная потребность в безопасности, которая смогла отодвинуть на второй план базовые потребности и подчинить ей весь контур общинной жизнедеятельности. Насилие должно было трансформироваться в потребность. которая была бы более актуальной, чем все остальные потребности.

Именно эта новая, искусственно созданная потребность в безопасности, основанная на неизбежном и жестоком насилии в случае неповиновения, стала психологическим основанием формирования неизвестного ранее человечеству феномена - феномена власти, который прочно связал дружину с подчиненными ей общинами, образовав первую организационную форму - насильственно-реквизиционную организацию.

Можно ли сказать, что власть - это насилие? В обыденной речи часто не проводится разграничительной линии между этими понятиями. Так, рассказывая о преступнике, напавшем в темном переулке на одинокого прохожего, можно сказать, что в тот момент бандит обладал властью над своей жертвой. Язык вполне позволяет людям использовать даже самые неожиданные образные средства, но это безусловно метафорическое использование понятия «власти».

В строго научном применении отождествление понятий «насилие» и «власть» вряд ли обоснованно. Между ними существуют принципиальные различия. Насилие, действительно, исторически было исходным основанием власти и до сих пор является одним из ее оснований. Но само по себе насилие не может быть властью. Власть, хотя и связана с насилием и восходит к нему своими генетическими корнями, выступает как процесс, соединяющий людей, часто против их желания, но все же в конечном счете согласовывая их потребности, мотивы и цели.

Насилие превращается во власть только в организационном контексте, который, обеспечивая неизбежность насилия в случае нарушения организационных требований, делает в конечном счете применение самого насилия излишним. Более того, задавая рамки поведения, власть способна формировать искусственные потребности и мотивы, способные создать в психологической структуре человека побуждение к следованию цели, непосредственно не связанной с его потребностями и внутренней мотивацией.

Насильственно-реквизиционная организация оказалась чрезвычайно устойчивым образованием, которое с незначительными изменениями было доминирующей формой организованного поведения людей вплоть до конца XIX века, т. е. до появления и господства современной организации. Более того, многие принципы и механизмы, определяющие деятельность организации в настоящее время, своими корнями уходят в насильственно-реквизиционную организацию. Именно поэтому в книге столь подробное внимание уделялось организационно-психологическому анализу становления первой организационной формы.

Формирование насильственно-мотивационной организации

Здесь не ставится задача проследить в мельчайших подробностях развитие всех групповых и организационных форм, которые предшествовали формированию современной промышленной организации. Цель, скорее, состоит в выявлении базовых организационно-психологических принципов и механизмов, которые лежат в основе организованного поведения людей.

Основная слабость насильственно-реквизиционной организации заключается в том, что власть как базовый организационный процесс не принимала непосредственного участия в воспроизводстве ресурсов, а главным образом выступала их потребителем. Действительно, с помощью насилия можно отобрать у других людей все ресурсы, но только в том случае, если они имеются в наличии. Власть всегда зависит от ресурсов. В насильственно-реквизиционной организации власть в конечном счете зависела от труда земледельца или ремесленника: чем больше продуктов труда они производили, тем больше ресурсов могла забрать власть и тем больше становилась ее мощь.

Однако власть фактически не участвовала в самом процессе производства и поэтому не могла никаким образом влиять на этот процесс. Если власти требовалось больше ресурсов, то она не могла заставить людей труда производить больше, чем они привыкли. Власть могла лишь больше отбирать. Но если земледелец или ремесленник лишался все большей и большей части продукта своего труда, то его желание трудиться уменьшалось соответственным образом.

Иными словами, возникал порочный круг: чем больше была потребность насильственно-реквизиционной организации в ресурсах, тем острее вставала проблема их воспроизводства. Хронический недостаток ресурсов, характерный для подобной организационной формы и был в недавнем историческом прошлом неиссякаемым источником широкомасштабных захватнических войн и колониальной экспансии, организатором которых выступало само государство.

К концу XIX века в результате развития мануфактурного, а затем и машинного производств, индустриальную базу большинства европейских стран стали составлять промышленные организации. Несмотря на некоторый скачок в развитии производительных сил, обусловленный использованием машин, с организационно-психологической точки зрения, даже крупное (по тем временам) машинное производство первоначально мало отличалось от мануфактурного. Работавшие там люди, в отличии от земледельцев, были лишены каких-либо средств труда, и, соответственно, даже при активном желании работать были не в состоянии самостоятельно обеспечить удовлетворение своих насущных потребностей. Данные средства труда им могла предоставить только организация, что коренным образом изменило характер организационной власти.

В отличии от насильственно-реквизиционной организации эта организация формально не отбирала у индивида результаты его труда, но она, как правило (особенно на крупных государственных предприятиях), принуждала его работать, используя прямое насилие. Вместе с тем появились и новые средства для согласования индивидуальных целей работников с общей целью организации. Прямое насилие и потребность в безопасности перестали быть единственными психологическими «составляющими» контура организационной власти. Тем не менее форма насильственного принуждения по-прежнему была ярко выражена.

У индивида, лишенного средств труда, т. е. возможности прокормить себя самостоятельно, помимо внешнего принуждения появлялась новая прочная связь с организацией, которая обеспечивала его хоть какими-то средствами к существованию. Выполняя все требования хозяина-собственника и следуя задаваемой ему цели, индивид мог рассчитывать хотя бы на минимальное удовлетворение своих базовых потребностей. В терминах современной психологии можно сказать, что организация стала делать первые шаги в формировании мотивационной сферы своих работников. Правда, мотивационный «пакет» организации был предельно скуден. Низкая эффективность мануфактурно-фабричного труда, с одной стороны, и стремление к прибыли - с другой, заставляли хозяев-собственников сводить удовлетворение базовых потребностей работников к минимальному уровню. Это приводило не только к ослаблению мотива поведения, но и к открытому проявлению недовольства работников, которое приходилось подавлять опять же насилием. Поэтому эту организацию я именую насильственно-мотивационной. Психологический «контур» власти и воспроизводства ресурсов в такой организации представлен на рис. 4.4.

Следует отметить, что базовой трудовой единицей в насильственно-мотивационной организации по-прежнему выступала рабочая группа. В рамках общей задачи группа, по сути дела, самостоятельно определяла не только трудовой, но и весь производственный процесс. Имея общую задачу, члены группы сами определяли: кто, что и как будет делать. Во многом рабочие сами выбирали и темп работы, ориентируясь на привычный, традиционный темп труда. Обучение также проходило стихийно: рабочие перенимали друг у друга отдельные приемы и навыки, требовавшиеся в их трудовой деятельности. Таким образом, владея средствами труда, власть в насильственно-мотивационной организации непосредственно участвовала в воспроизводстве ресурсов, однако поведение работников на рабочих местах было вне контроля власти и во многом определялось самоорганизацией рабочей группы.

Рис.4.4. Психологический «контур» власти и воспроизводства ресурсов в насильственно-мотивационной организации

Норма труда и норма потребления

Соотношение между тем, сколько работает индивид (норма труда), и тем, сколько он потребляет (норма потребления), играет чрезвычайно важную роль и для организации в целом, и для рабочей группы, и для индивида. Индивид выказывает свое отношение к адекватности норм труда и потребления своей мотивацией: небольшая зарплата при напряженном и ответственном труде может быстро охладить энтузиазм даже заядлых трудоголиков. Группа рассматривает соотношение труда и потребления в контексте справедливой оценки индивидуального вклада своих членов в общую работу. Только при разумном соотношении этих норм в группе возможен благоприятный рабочий климат и высокая групповая эффективность.

Менеджмент видит важность этого соотношения, прежде всего, с точки зрения эффективности организации: для того, чтобы организация была прибыльной, совокупная норма труда ее членов (продуктивность) в денежном выражении должна превышать не только совокупную норму потребления (заработную плату, бонусы и другие формы материального стимулирования), но и все иные затраты организации. От соотношения норм труда и потребления, в конце концов, зависит объем организационных ресурсов и соответственно устойчивость и эффективность процесса организационной власти.

Промышленная революция и разделение труда коренным образом изменили характер связи между трудом и потреблением: деятельность индивида и его потребности оказались полностью отделенными друг от друга. Труд индивида растворился в совокупном труде множества других людей, а усложнившиеся и дорогостоящие средства труда, как правило, перестали принадлежать субъекту труда. Результаты труда также оказались отчужденными от субъекта трудовой деятельности.

Теперь стало чрезвычайно трудно определить, сколько, например, должен работать индивид, чтобы получить право и возможность хотя бы на минимальное удовлетворение своих жизненных потребностей. И если раньше при первобытно-общинном хозяйстве или в насильственно-реквизиционной организации увеличение количества или повышение качества труда в значительной степени определялось самим субъектом труда и могло обещать ему большее удовлетворение потребностей, то теперь он оказался лишенным возможности самостоятельно определять количество своего труда. Определение нормы труда стало прерогативой собственника-предпринимателя, открывая возможность увеличения объема организационных ресурсов и, следовательно, возможностей организационной власти.

Концепция медицентрической организационной нормы

Каким же образом определялась норма труда в насильственно-мотивационной организации? Для хозяина-собственника внимание к мере труда превратилось в предмет первостепенного внимания: от того, как и сколько трудятся работники во многом зависело воспроизводство организационных ресурсов и, в конечном счете, судьба его бизнеса. И он предпринимал все усилия для увеличения нормы труда: удлинял рабочий день, повышал сменные задания, старался заставить работников трудиться быстрее и интенсивнее. В то же время, несмотря на эти попытки, норма труда в насильственно-мотивационной организации во многом определялась исходя из привычной, традиционной производительности большинства работников.

Схему определения нормы труда в насильственно-мотивационной организации можно представить следующим образом (рис. 4. 5).

Наметив для своей организации какие-либо цели, хозяин, как правило, давал группе работников задание и контролировал его выполнение. При этом задача ставилась для всей рабочей группы в целом, исходя из наличных людских и материальных ресурсов, и индивидуальный вклад чаще всего не принимался во внимание. Если же ставились какие-то индивидуальные нормативы, то они выводились на глазок, исходя из традиционных представлений о темпе и интенсивности труда среднего работника.

В рамках общей задачи работники, по сути дела, самостоятельно определяли не только трудовой, но и весь производственный процесс, т. е. организация труда во многом была основана на самоорганизации группы,

Имея общую задачу, группа сама определяла: кто, что и как будет делать. Во многом рабочие сами выбирали и темп работы, ориентируясь на привычный, традиционный темп труда.

При привычном темпе работы, небольшом разбросе показателей производительности и значительной групповой самоорганизации труда менеджер редко вмешивался в деятельность работников, его основная функция сводилась лишь к контролю за выполнением группой формальных требований и подстегиванию злостных лентяев. Впрочем, последняя задача вставала чрезвычайно редко: в большинстве случаев группа сама регулировала выполнение членами традиционных норм труда.

Таким образом, в насильственно-мотивационной организации вплоть до конца прошлого века труд индивида в значительной мере контролировался группой. Менеджер, как правило, осуществлял контроль за группой в целом, оставляя ей право регулировать поведение своих членов. Группа сама определяла и темп (объем, качество и т. д.) труда, исходя из традиционных, привычных представлений, т. е. фактически ориентировалась на норму труда, которую при обычных условиях могло выполнить большинство членов организации.

Привычная норма труда представляла собой норму труда среднего (по мастерству, физической силе, сноровке и т. д.) для данной организации работника. Тех, кто слишком рьяно брался за работу, равно как и тех, кто старался работать меньше всех (большинства), группа соответственно осаживала или подгоняла.

Иными словами, члены насильственно-мотивационной организации, находясь под прямым влиянием рабочих групп, были ориентированы на норму труда среднего работника группы (организации), т. е. в организации доминировала медицеитрическая (medius (лат.) - средний) организационная норма (М.ЦОН), при которой центральным действующим лицом организации выступал некий среднестатистический работник - aurea mediocritas Золотая середина (лат.). Понятие, введенное древнеримским поэтом Горацием. , на поведение которого ориентировались и все члены организации, и вся система организационных требований.

Рис.4.5. Схема определения нормы труда в насильственно-мотивационной организации

При таком принципе организационного дизайна какое-либо значительное повышение производительности труда было невозможно: норма труда, значительно превышающая среднюю, выглядела совершенно абсурдной и нереальной - ведь она была совершенно не по плечу большинству работников! Норма, которую могут выполнить практически все работники, разумеется, никак не предполагала и соревнования работников друг с другом: их задача сводилась к тому, чтобы работать как все - не хуже, но и не лучше. По-видимому, и в представлениях менеджеров того времени значительное увеличение нормы труда вряд ли представлялось возможным: сила традиций и вера в безошибочность мнения большинства ограничивали диапазон даже робких предпринимательских мечтаний. Кроме того, минимальные возможности перемещения товаров и обмена информацией, как правило, ограничивали рынок сбыта произведенных товаров локальными местными рынками, которые также не нуждались в значительном увеличении объемов производства.

Предпосылки формирования современной организации

Развитие транспортных средств и коммуникационных систем открывало возможности активного информационного обмена и перемещения товаров между городами, а также из городов в отдаленные районы, что дало совершенно уникальные возможности тем, кто мог контролировать транспортные и информационные потоки. Теперь, зная спрос и стоимость продукции в различных местностях и имея возможность доставлять товары из одной местности в другую, можно было найти самого дешевого производителя и, купив у него большую партию товаров, с прибылью продать ее в той местности, где имелся спрос или где традиционно цены на эти товары были значительно выше.

Именно в эту нишу устремились люди, впоследствии образовавшие класс торговых капиталистов. Подскочивший спрос на продукцию дешевых производителей позволил эффективным организациям значительно расширить производство и изготавливать товары на заказ целыми партиями, что положило начало оптовой торговле. В то же время дорогие производители неожиданно оказались в непривычной ситуации, когда на традиционном рынке перестали покупать их продукцию из-за возможности купить более дешевую, привозную. Так местные производители оказались втянуты в конкурентную борьбу с производителями других регионов и стали все в большей мере зависеть от оптовых заказов торгового капитала. Это дало возможность торговому капиталу сначала занять доминирующее положение в экономике, а затем получить возможность все большего и большего контроля над финансовыми ресурсами, выступающими универсальным ресурсом потребления. В конечном счете, это стало первым значительным шагом торгово-финансового капитала к власти не только в банковско-промышленной сфере, но и в государстве в целом.

С появлением зависимости от торгового капитала взаимоотношения внутри насильственно-мотивационной организации стали драматически меняться. Давление на хозяев со стороны торговцев с целью снижения цен заставило производителей искать пути предельно возможного уменьшения себестоимости продукции. Наиболее простым способом уменьшить себестоимость товаров было сокращение оплаты труда, т. е. ограничение нормы потребления работников. Чем меньше можно было платить работникам, тем эффективней была организация. К труду на крупных фабриках и заводах начали все больше привлекать неквалифицированных работников и даже женщин и детей. Такой сдвиг в организации труда стал особенно интенсивным с переходом от небольших фабрик к крупным производствам, от ручных инструментов к мощным машинам, от ремесленного характера труда к высокоспециализированной работе с менее квалифицированным содержанием.

Это коренным образом повлияло на характер связи между трудом и потреблением, полностью разъединив их друг от друга. Субъект труда, не имея собственности ни на средства производства, ни на результат своего труда, теперь своей целью видел прежде всего оплату труда, т. е. норму потребления. Важно еще раз отметить, что в отличие от индивидуального труда или простой кооперации, норма труда и норма потребления теперь стали рассматриваться как отдельные нормы, не связанные между собой.

Первым исключительную важность нормы труда осознал основоположник научного менеджмента Ф. Тэйлор, сделав ее предметом своего пристального внимания и анализа.

Норма труда и тейлоризм

Работая в сталелитейном заводе, Ф. Тэйлор обнаружил, что организация труда в компании во многом основана на самоорганизации рабочих, которые в значительной степени сами определяли не только трудовой, но и весь производственный процесс. Они самостоятельно решали: кто, что и как будет делать, ориентируясь на привычные представления о норме труда. Обучение также происходило стихийно: рабочие перенимали друг у друга отдельные приемы и навыки, требовавшиеся в их трудовой деятельности.

Главная и непреходящая заслуга Ф. Тэйлора, на мой взгляд, состоит в том, что он сделал норму труда или индивидуальный урок (task) работника ключевым элементом организационной системы. «Пожалуй, главным из всех элементов научного менеджмента, - утверждал Ф. Тэйлор, - является идея урока. Работа каждого рабочего должна быть полностью спланирована менеджментом по меньшей мере на день вперед, и каждый человек в большинстве случаев должен получить полные письменные инструкции, описывающие в деталях задачу, которую ему предстоит выполнить...»

Задание определяет не только, что должно быть сделано, но и как необходимо работать, и в какое строго определенное время работа должна быть выполнена. И каждый раз, когда рабочий преуспевает в правильном и своевременном выполнении задания, он получает дополнительное вознаграждение от 30 до 100 процентов своего обычного жалования» Taylor К W. The Principles of Scientific Management. N. Y: Harper & Row, 1947. P. 59. . Иными словами, Тейлор сформулировал задачу точного определения нормы труда, которой, по его мнению, должна соответствовать большая или даже двойная норма потребления.

Идея «урока» настолько существенна для системы Тейлора, что многие авторы называют ее «системой урочной организации» Тэйлор Ф. Научная организация труда. М., 1920. С. 102. . Тейлор сравнивает норму труда с уроками, которые задаются в школе: «...Хороший учитель не вздумает задать классу своих учеников неопределенный урок» Там же. С. 102. . Но как определить: что, как и за какое время должен сделать работник?

В основе организации даже самых элементарных видов труда, по Тейлору, лежит вполне серьезная наука («наука переноски чугунных болванок», «наука работать лопатой» и т. п.), опирающаяся на определенные законы, правила и принципы. Заниматься этой наукой, по его мнению, должны высокообразованные профессионалы, которые, изучая трудовую деятельность рабочих, могут раскрывать сущность каждого вида труда во всех его деталях. Их выводы и рекомендации должны основываться на прикладных исследованиях.

Посмотрим, как практически Тейлор применяет свой научный подход для определения нормы труда. Примером этого может служить исследование переноски чугунных болванок. Тейлор выбрал самый простой вид труда, который не требует никаких иных инструментов, кроме голых рук.

Задача рабочего заключалась в том, чтобы взять из штабеля болванку чугуна весом около 92 английских фунтов (ок. 42 кг) и перенести ее по наклонной платформе в железнодорожный вагон. Производительность труда составляла 12, 5 т на одного рабочего при оплате 1 доллар 15 центов.

Для того, чтобы обоснованно определить урок, потребовалось провести длительное научное исследование по определению «выносливости человека как животного» и того, «какую долю лошадиной силы составляет человеческая сила» Тэйлор Ф. Научная организация труда. М., 1920. С. 44. .

Эксперименты продолжались с перерывами несколько лет. Они ставились на двух самых лучших грузчиках, которые весь рабочий день выполняли различные физически тяжелые работы. Платили им в два раза больше по сравнению с тем периодом, когда они переносили болванки чугуна. Результаты экспериментов, однако, не позволили определить обоснованную норму индивидуальной выработки, исходя из объективных показателей затраченной человеком энергии Там же. С. 46. .

Вместе с тем исследование показало, что человек затрачивает энергию не только, когда он идет с грузом, но и когда он просто с ним стоит. Точными расчетами было установлено, какой процент рабочего времени первоклассный грузчик находится под нагрузкой. Так, при весе болванки 92 фунта грузчик при 10-часовом рабочем дне фактически работает 43% времени (4, 3 ч), а 57% - отдыхает (5, 7 ч); при полуболванке в 46 футов - работает 58% (5, 8 ч), отдыхает - 42% (4, 2 ч).

Расчеты показали, что, делая строго регламентированные перерывы, «первоклассный», по выражению Тейлора, грузчик может перенести с учетом расстояния переноски не 12, 5 т, а почти в четыре раза больше - 47- 48 т. Получив такой результат, Тейлор использовал его в качестве основания для определения нормы труда по переноске болванок для всех грузчиков, установив ее в размере 47 т за рабочую смену.

Однако новый «урок» явно оказался не по силам и не по вкусу остальным (не «первоклассным» - А.З.) грузчикам. Поэтому надо было произвести отбор рабочих. Тщательный отбор должен был осуществляться «на основе научно установленных признаков», а затем предполагалось их обучение до «первоклассных рабочих» или «устранение всех людей, отказывающихся или неспособных усвоить наилучшие методы» Тэйлор Ф. Тэйлор о тейлоризме //Техника управления. М. -Л., 1931. С. 70. .

Вместе со своими помощниками Тейлор после наблюдения и изучения 75 грузчиков выбрал лишь четырех из них. Затем они «выяснили личную историю каждого из них так далеко назад, как это только было возможно, и путем расспросов установили основные черты характера, привычки и стремления каждого в отдельности» Тэйлор Ф Научная организация труда. М., 1920. С. 35. . Таким путем они выбрали наиболее подходящего. Это был некий Шмидт из Пенсильвании. «У него была репутация чрезвычайного «скопидома», «каждое пенни кажется ему с тележное колесо» Там же. С. 36. .

Вот как Тейлор объясняет Шмидту свою идею «урока»:

- Шмидт, во что Вы себя цените?

- Я не понимаю, что вы хотите сказать.

- О. Вы отлично понимаете. Я хочу знать, дорого ли Вы себя цените или нет.

- Нет, я все-таки не понимаю, что Вы хотите сказать.

-...Я хочу выяснить, дорого ли Вы стоите, или же столько же, столько и эти остальные нестоящие парни. Я хочу знать, хотите Вы зарабатывать один доллар 85 центов в день или же Вам довольно тех одного доллара 15 центов, которые зарабатывают все эти нестоящие люди.

-...Дорого ли я стою. Да, да, конечно, я дорого стою.

- О нет... Конечно, Вы хотите получать один доллар 85 центов в день - всякий этого захочет....Отвечайте, ради бога, на мои вопросы и не заставляйте меня терять время... Видите Вы эту кучу чугуна?

- Да.

- Видите Вы этот вагон?

- Да, вижу.

- Ну вот, если Вы действительно дорого стоите, то Вы погрузите этот чугун в этот вагон завтра за один доллар 85 центов....

-...Получу ли я завтра один доллар 85 центов за погрузку этого чугуна в тот вагон?

- Да, конечно... - на это вполне способен человек, который дорого стоит.

-...И я буду получать столько же каждый день?

- Конечно.

- Ну, так значит, я дорого стою.

-...Подождите. Вы отлично знаете... что человек, который дорого стоит, умеет делать в точности то, что ему скажут, с утра до ночи. Вы видели вон того человека здесь когда-нибудь?

- Нет...не видел.

-...Если Вы действительно дорого стоите, то Вы завтра будете в точности делать то. что Вам скажет этот человек... Когда он прикажет

Вам поднять болванку и пойти, Вы поднимете ее и пойдете, а когда скажет, чтобы Вы сели и отдохнули, Вы сядете и отдохнете... И затем еще одно: не болтать зря! Человек, который дорого стоит, делает в точности то, что ему скажут, и не болтает зря. Поняли?...Утром Вы придете сюда на работу и еще до вечера я буду знать, действительно ли Вы дорого стоите или нет». Тэйлор Ф. Научная организация труда. М., 1920. С. 36--37.

Наблюдая за Шмидтом, Тейлор сделал вывод о том, что основной чертой пригодности к профессии грузчика кроме физической силы «является такая тупость и флегматичность, которая делала бы его по характеру похожим скорее всего на вола...Он настолько туп, что слово «процентная доля» лишено для него какого бы то ни было смысла...» Там же. С. 48. . Шмидт выполнил уговор и перенес 47, 5 т, получив за это один доллар 85 центов, т. е. на 60% больше, чем он получал раньше. Этот «урок» он выполнял ежедневно в течение трех лет, пока Тейлор был менеджером в Вифлееме. После обучения Шмидта Тейлор продолжал выбирать одного за другим отдельных рабочих, пока все не перешли на выполнение «урока», получая на 60% больше прежней оплаты. Вместе с тем оказалось, что из 75 грузчиков могут выполнять «урок» (47, 5 т) только 9 человек, остальные были физически не в состоянии работать с таким темпом. Однако затруднений в подборе необходимого числа рабочих у Тейлора не было: число безработных в те годы было чрезвычайно велико.

Концепция экселоцентрической организационной нормы

Значительно усложнившаяся схема определения нормы труда в соответствии с идеями и принципами научного менеджмента представлена на рис. 4. 6.

Рис. 4. 6. Схема определения нормы труда в соответствии с идеями и принципами научного менеджмента

Основным объектом управления становится не группа работников, как прежде, а отдельный работник, индивид.

Индивидуализация управления наиболее ярко выражена в центральном элементе современной организации - идее «урока», т.е. научно обоснованного ежедневного задания отдельного работника или индивидуальной нормы труда. Индивидуальный «урок» становится исходной точкой отсчета в оценке успешности деятельности работника. В понятиях современной организационной психологии эта проблема может быть сформулирована как определение критериев успешной деятельности. Точно рассчитанный «урок» позволял работнику соотносить результаты своего труда с временем работы в течение всего дня. Иными словами, «урок» является неким стандартом, критерием, по которому как менеджмент, так и сам работник постоянно оценивали его текущий труд.

В основу определения нормы труда, по мысли Тейлора, должно было лечь научное изучение трудовой деятельности. Утверждая научный метод в качестве главного метода управления, Тэйлор инициировал формирование целого ряда прикладных дисциплин - самого научного менеджмента, научной организации труда, индустриальной и организационной психологии, психологии труда и эргономики, в той или иной степени занимающихся анализом деятельности.

Новая норма труда, значительно отличавшаяся от традиционной, медицентрической нормы, была не «по плечу» большинству работников организации. Теперь хозяин (а впоследствии - менеджер) не довольствуется наличными трудовыми ресурсами, а стремился подобрать только таких работников, которые способны выполнить урок. Поэтому важную роль в организации приобретает профессиональный отбор. Профотбор, по мнению Тейлора, также должен осуществляться «на основе научно установленных признаков». В более современной редакции это означает, что отбор должен был производиться на основе анализа деятельности и выделенных критериев успешности.

Таким образом, исходным моментом научного менеджмента оказывается наука, обеспечивающая качественный и количественный анализ трудовой деятельности. Этот объективный анализ не только позволяет усовершенствовать трудовой процесс, но и служит обоснованием базового элемента современного менеджмента - «урока» или того, что называется индивидуальная норма труда. Эта норма выступает основным критерием отбора работников - тех, кто не справляется с ней, организация отвергает Тэйлор Ф. Научная организация труда. М., 1920. С. 50. .

Важно отметить, что все три базовых элементах научного управления - анализ деятельности, определение нормы труда и профотбор были лишь заявлены Тейлором: арсенал методов научного анализа трудовой деятельности и количественного измерения поведенческих и психологических характеристик у основоположника научного менеджмента был чрезвычайно ограниченным и несовершенным. Именно в это время возникает и четко оформляется потребность менеджмента в сотрудничестве с психологией и определяются главные направления этого сотрудничества - экспериментальные исследования и количественные измерения деятельностных, поведенческих и психологических характеристик.

Уже в приведенном выше полевом исследовании Тейлора нельзя не заметить, что привязать свою центральную идею «урока» к анализу деятельности и объективным критериям ему не удается. И хотя для того, чтобы найти обоснованную норму труда, он проводит длительные исследования, определяя «выносливость человека как животного», новая норма в 47, 5 т вовсе не выглядит обоснованной. Ни строгий хронометраж, ни изучение всех перемещений грузчиков, ни тщательный анализ их движений, ни форма и вес чугунной болванки, ни любые другие объективные измерения не помогли Тейлору обоснованно определить норму труда грузчика.

Даже в таком простом виде труда, как перенос болванок, анализ и измерение объективных характеристик труда оказались недостаточными для определения индивидуальной нормы выработки. Веря во всесильность науки, Тейлор, по-видимому, воспринимал эти сложности как временные, которые просуществуют до тех пор, пока не будут разработаны более совершенные методы исследования.

Однако даже самые изощренные методы не позволяют определять нормы, исходя только из инженерно-технических условий труда. Нормы труда зависят не только от организационно-технической стороны труда, но и связаны от психологическими, поведенческими и экономическими факторами.

Столкнувшись с трудностями в определении нормы труда на основании научного анализа деятельности, менеджмент фактически вынужден устанавливать в качестве такой нормы образцы труда лучших работников организации. По существу, новая норма в 47, 5 т явилась не результатом научного анализа трудовой деятельности, а эмпирически определенной производительностью лучших грузчиков. Эта же норма стала использоваться Тейлором как критерий для отбора «первоклассных» работников и выбраковки «отказывающихся или неспособных» Тэйлор Ф. Тэйлор о тейлоризме //Техника управления. М. -Л., 1931. С. 70. , (рис. 4.7).

Рис. 4.7. Схема фактической деятельности менеджера в соответствии с идеями и принципами научного менеджмента

То, что Тейлору вместо строго научной формулы определения нормы труда пришлось использовать образцы деятельности лучших работников, казалось бы, ничего принципиально не меняло. Однако, эмпирическая находка Тейлора послужила первым шагом в формировании нового принципа организационных отношений, ставшего сегодня базовым принципом организационного дизайна. Согласно этому принципу, центральным действующим лицом организации становится некий идеальный, лучший работник, значительно превосходящий всех других по своим профессиональным и даже личностным качествам. Именно на него теперь ориентируются все члены организации и вся система требований. Такой подход, без преувеличения, изменил поведение и психологию современного человека. Я назвал этот принцип -экселоцентрической (excelsus (лат.) - выдающийся) организационной нормой (ЭЦОН).