Психология взаимодействия работников следственных органов с несовершеннолетними (Правонарушителями и потерпевшими по половым преступлениям) при допросе

Анализируя влияние социальных и антропологических факторов на преступность вообще, и несовершеннолетних, в частности, делался вывод о том, что продолжительное пребывание на преступном пути само по себе может привести к значительному изменению психофизической организации юного преступника: «если раньше на путь преступности ребенка толкнули ужасающие условия его жизни, страшная нужда и, вследствие этого, моральный распад окружающей его среды, то несколько лет пребывания на этом пути, погружение в пьянство и разврат, почти всегда сопровождающие преступность, вполне достаточно для того, чтобы даже нормального ребенка превратить в урода в физическом и нравственном отношении» (А.Зак, 1912, с.80) . Исследователи утверждали, что у взрослого преступника, если он не являлся случайным, как правило, было преступное прошлое - уже в детстве он вступал на путь совершения преступлений: «за очень, очень малыми исключениями, преступник приносит с собой в жизнь зачатки преступности из периода детства» (Ь. Беташ, 1902, с.231); «ранняя преступность и рецидив являются социологическими свойствами привычных преступников, эти свойства наблюдаются также по совершенно другим причинам и у прирожденных преступников» (Э.Ферри, 1908, с. 143).

Применительно к личности малолетних преступников, современники приходили к выводу о том, что среди детей-преступников встречаются те же категории, что и среди взрослых правонарушителей: и «прирожденные» преступники с дурной наследственностью, с явными дефектами психофизической организации; и дети с крайними проявлениями ранней развращенности; и преступники, абсолютно здоровые как физически, так и нравственно, но втянувшиеся в стихию преступлений; и «случайные» преступники. При этом, отмечалось, что случайные преступники среди детей встречаются гораздо чаще, чем среди взрослых, т.к. ребенок, с одной стороны, может быть незнаком с основными институтами права, легко нарушая их, а с другой - ребенок легче, чем взрослый человек поддается искушению, соблазну и просто случайному впечатлению, т.к. «импульсивность, стремительность, желание как можно ярче проявить себя - вот что во многих случаях руководит таким подростком» (А.Зак, 1912, с. 104).

К категории «случайных» преступников исследователи относили детей здоровых как в физическом, так и в нравственном отношении, считая, что у них «отсутствует оценка совершенного и обращает на себя внимание полная детская незрелость мотива, а в их преступлениях много специфически детского с элементами шалости, много необдуманных порывов и чисто детских увлечений». Данные утверждения подтверждались примерами из практики: один десятилетний мальчик, обвиняемый в святотатстве, похитил церковные деньги для покупки бабочек; другой - двенадцатилетний, отломил кусок ризы, чтобы сделать себе из него кольцо; два малолетних правонарушителя двенадцати и тринадцати лет совершили похищение предметов, освященных через потребление при богослужении с целью воспользоваться ими как игрушками (Н.Добрынин, 1898); девочка, услышав, как несколько человек, находясь под ее окном, выражаются неприличными словами, облила их водой; мальчик, обвиняемый в том, что разбил городской фонарь, объяснил на суде, что сделал это нечаянно льдиной, играя; мальчик стрелял из рогатки и нечаянно разбил окно; малолетний хотел выхватить у торговца игрушками воздушный шар; девочка обвинялась в краже угля из вагона, которую она совершила, потому что окружающие ее взрослые брали там же уголь; девочка четырнадцати лет, заведя восьмилетнюю девочку в подъезд, сняла с нее верхнее платье и скрылась, намереваясь продать его и на вырученные деньги пойти в «кинематограф», который она очень любила, при этом, на суде она заявила о том, что на нее сильно подействовало газетное объявление о кражах такого рода и она захотела попробовать, понимая, что поступать так нехорошо, но думая, что ей за это ничего не будет (А.Зак, 1912; А.Емельянов, 1912).

«Случайными» исследователи называли и детей-бродяжек, которые «в странствованиях своих по белу свету не раз вступали на путь нарушения права» в том случае, если их странствования являлись следствием детской любознательности, «охоты к перемене мест», подразделяя, при этом, их на «странников поневоле», когда некуда деться и ребенок странствует «по белу свет», но, попав в приют, остается на месте, учится, не бродяжничает (А.Зак, 1912) и «бродяг по призванию», когда подростку не сидится на одном месте, его тянет на волю, к новым, незнакомым местам, к солнцу, теплу, простору (Д.А.Дриль, 1891).

Прямо противоположной категорией «случайным» детям- преступникам считались малолетние преступники «с дурной наследственностью, с прирожденными дефектами психофизической организации, с крайними проявлениями ранней развращенности» (10% от общего числа несовершеннолетних преступников). Д.А.Дриль полагал, что особо тяжкие преступления совершают, как правило, именно дети с порочной наследственностью, независимо от социального положения его родительской семьи: «происхождение преступника из честной, как кажется, семьи, не исключает возможности дурной наследственности, быть может, здесь на лицо наследственное влияние кого-либо из отдаленных предков... тру дно предположить, чтобы, выйдя из честной трудовой семьи мальчик, исключительно под влиянием одних внешних условий, дошел бы до высокой степени развращенности и жестокости» (1892, с.341-342). Таким образом, очевидно, что автор категорически исключал возможность формирования из личности психически здорового подростка несовершеннолетнего преступника под влиянием лишь социальных факторов (см.: прилож., примеры №№12, 13; Д.А.Дриль, 1892).

Полагаем, что приведенные примеры свидетельствуют о том, что к категории малолетних преступников «с дурной наследственностью» можно было с полной уверенностью отнести подростков, страдающих какими-либо психическими расстройствами той или иной степени выраженности, обусловленными, вероятно, в том числе и наследственными факторами. Однако, указанная категория малолетних преступников включала в себя не только подростков «с дурной наследственностью, с прирожденными дефектами психофизической организации», но и «с крайними проявлениями ранней развращенности», которые как раз и могли сформироваться под влиянием факторов социального характера - как социума, в целом, так и микросоциального окружения, в частности (см.: прилож., примеры №№14, 15; А.Зак, 1912,с.110). Можно предположить, что психологическая мотивация совершения правонарушений у этой категории подростков была полностью сформированной и устойчивой при полном осознании ими своих противоправных действий. Приведенные примеры отражают типичные черты девиантных подростков и нашего времени, которые, являясь выходцами из неблагополучных семей, бродяжничают, живут на вокзалах или в, так называемых, «колонках»; в их поведении преобладают инфантильно- гедонические хобби, они не хотят ни учиться, ни работать и совершают, преимущественно, кражи с целью получения материальных средств для обеспечения своего асоциального существования.

Третьей, основной, «центральной» группой, «ядром детской преступной армии» исследователи дореволюционной России считали подростков, вставших на преступный путь вследствие «ударов суровой нужды»: «не шалость, не детский порыв увлек их на путь преступности: они часто не знают детства с его невинными радостями, с его шалостями и порывами; не уродство в физическом и нравственном отношении толкнуло их на путь нарушения права; они вполне здоровые, нормальные дети; на преступный путь их толкнули две страшные силы - холод и голод; две силы, действия которых тем более ужасно, чем дальше общество стоит от нормального, справедливого порядка» (А.Зак, 1912, с. 120).

С.А.Соколинская (1912), проанализировав и обобщив сведения относительно объектов хищения и мотивах совершения краж несовершеннолетними преступниками со всей убедительностью продемонстрировала насколько ничтожными в большинстве своем были объекты краж и исчерпывающими мотивы данных преступлений: голодная девочка шестнадцати лет похитила девять пустых бутылок стоимостью по 45 копеек для того, чтобы на вырученные от их продажи деньги купить хлеба; шестнадцатилетний мальчик похитил пустую бутылку с воза, в надежде купить себе хлеба на полученные от продажи деньги; девочка десяти лет похищает из киоска книг на сумму в 60 копеек чтобы почитать их, т.к. дома книг никогда не было; мальчик четырнадцати лет похитил коробку сардин из лавки для того, чтобы их съесть и т.д. Безусловно, дети, которых на бродяжничество обрекала нужда, потеря семьи и другие объективные социальные трудности, могли быть отнесены к указанной категории малолетних преступников, т.к. совершаемые ими преступления, в подавляющем большинстве своем, были вызваны лишь необходимостью элементарного жизнеобеспечения.

Большинство исследователей детской преступности в дореволюционной России основную причину ее возникновения видели в «трагизме» социального положения ребенка, а именно «в невыносимой семейной обстановке - ребенка или выгоняют из дома, или же ему там так плохо, что он сам убегает из него, предпочитая полуголодное скитание по городским трущобам тому теплу и сытости, которые ему предоставляет семейный очаг... разложение семьи, моральный распад ее заходит уже так далеко, что семья не только не является охранителем детской психики от дурных внешних влияний, но и сама вносит в нее черты разложения; открывает ребенок глаза - и не видит вокруг себя ничего, кроме пьянства и откровенного разврата; прислушивается - и не слышит ничего, кроме постоянной грубой ругани» (А.Зак, 1912, с. 118-119).

Проводя параллель между взрослой и детской преступностью, исследователи дореволюционной России были единодушны в том, что в детской преступности влияние социальных факторов выступает на первый план по той причине, что среди преступлений, совершаемых несовершеннолетними на первом месте - кражи: «в ней замечается необычайно большой и сам по себе, и по сравнению с преступностью взрослых, процент преступлений против собственности» (А.Зак, 1912, с. 112), «главные формы юношеских преступлений - это воровство и поранение (или убийство) со значительным преобладанием первого, ребенок, делающий первые преступные шаги в девяноста случаях из ста начинает с воровства» (Ь.Реггаш, 1896, с.245).

В этой связи, Е.Н.Тарновский, считая основным фактором в формировании мотивов преступного поведения подростков потребности экономического характера, играющие значительно большую роль, чем для взрослого населения, приводил следующие цифры: в период с 1891 по 1893 годы 83% малолетних преступников было осуждено именно за кражи (у взрослых преступников - 70%) (1899, с.46). В Москве за период 1908 и 1909 г. из 3014 дел о малолетних преступниках до семнадцати лет, включительно, разбиравшихся в мировых судах, 2062 дела (68,8%) приходилось на преступления против собственности. Значительное преобладание преступлений «этого рода в детской преступности ясно указывает на преобладание в ней социальных факторов, которые преобладают в посягательствах против собственности, а факторы биологические - в преступлениях против личности» (Э.Ферри, 1908, с.71).

Разложение семьи, которому большинство исследователей дореволюционной России придавали огромное разрушающее значение в «деле развития детской преступности», происходило вследствие нарушения существующих в обществе социальных отношений: «чрезвычайная обеспеченность одних и полуголодное существование других, изменятся эти отношения и оздоровится семья - важнейшая основа всей социальной среды, дети получат своё неоспоримое право на безмятежное, счастливое детство и будут не только далеки, но и враждебны жестокой стихии преступлений» (А.Зак, 1912, с. 120). Аналогичной точки зрения придерживался и А.Емельянов, утверждая, что на преступность детей, в первую очередь, оказывают влияние причины социального характера, а во-вторых, психологические особенности несовершеннолетних, характерные для их возрастного периода: «высота преступности детей в значительной степени объясняется проступками, имеющими специфический характер - по неосторожности, вследствие шалости и т.п.; камеру Мирового пополняют не только те дети, которых через улицу привела сюда нужда сырых подвалов и грязных углов, но и те, случайный проступок которых - свойство малолетства: необдуманность, влекущая за собой как следствие, наказание» (1912, с.138).

Современниками был сделан вывод о том, что, на детскую преступность «налагает печать» множество факторов - и возраст малолетнего, и род его занятий, и жилищные условия, и общество, окружающее ребенка, и облик местности. Так, статистическая обработка данных по всем мировым участкам Москвы за период 1908-1909 г.г. показала наличие достаточно большого процента малолетних детей обоих полов, привлеченных в качестве обвиняемых, которые до семнадцатилетнего возраста детей были «без определенных занятий» или «жили при родителях» (12,4%), в то время как «занятыми в ремеслах» были 11,7%, в торговле - 10%, в земледелии - 0,1%, занимались проституцией или «нищенством» - 0,5%>. Данная ситуация объяснялась прежде всего возрастом обвиняемых, вследствие которого они и проживали с родителями при слабом или полном отсутствии надзора за детьми со стороны последних: лишь 8,1% детей родители отдают «в работники» и 4% «в учение», основная же масса подростков «без определенных занятий», поэтому они и «должны более всего совершать правонарушения, а шалость (пускание фейерверков, катание на буферах трамваев и пр.) сама по себе может быть ближайшей причиной проступка» (А.Емельянов, 1912, с. 127-209).

Считая «нищенство» первой ступенью на пути к воровству, в связи с тем, что среди различных мотивов правонарушений малолетних «красной нитью проходит один главный мотив - нужда», А.Емельянов проанализировал особенности местности, в которых они совершаются, т.к. «отчетливо выяснялась зависимость между преступностью и условиями жизни обитателей местности, отчетливо выступало влияние жилищных условий не только на степень преступности детей, но и на характер их правонарушений: скученность населения, антисанитарные условия жизни бедноты придают местности особый характер и общая преступность района отражает в себе преступность детей» (1912, с. 142). Кроме того, было установлено, что подростки совершают правонарушения в зависимости и от их криминального опыта, и от района проживания: «наиболее предприимчивых, энергичных малолетних, которые искусились уже на поприще испрашивания подаяний и карманных краж, манят в центр соблазнительные витрины магазинов, богатая публика, большое движение, где удобнее, а часто и незаметнее делать своё дело; голодные же, оборванные обитатели окраин, только начинающие свою деятельность, связаны территорией, страх отлучиться от привычных мест, опасение быть задержанным даже по дороге к центру, недостаток инициативы, связывают операции таких детей с местом их жительства». Изучение преступности несовершеннолетних в «аристократических, не торговых» участках Москвы (Арбатском, Пречистенском), для которых было характерно слабое движение и сильная охрана покоя обывателя демонстрировало либо полное ее отсутствие, либо минимальный процент задержанных за воровство детей. В районах, населенных «беднотой и городским пролетарием» полностью отсутствовало «попрошайничества» по причине бедности самих жителей, поэтому дети-попрошайки и уходили в центр «за лучшей добычей» (А.Емельянов, 1912, с.130-131).

Проведенный Н.Н.Маковским в 1910 году анализ преступлений, совершенных подростками в Москве показал, что подавляющее большинство из них - преступления против собственности (73,9%), в преступлениях против личности обвинялось всего 7,3% несовершеннолетних, а в преступлениях против порядка - 18,8%. Практически, такие же цифры приводила и С.А.Соколинская (1912): преступления против собственности составляли 69,9% от общего количества совершенных правонарушений; против порядка управления, благочиния и порядка спокойствия - 17,6%; против личности - 12,5%. При этом, нанесение телесных повреждений составляло 1,39%; убийство же или покушение на него выражало минимальное процентное соотношение ко всем преступлениям против личности: подростки до пятнадцатилетнего возраста не были зарегистрированы как обвиняемые в совершении преступлений против жизни, а несовершеннолетние пятнадцати и шестнадцати лет в данной группе преступлений составляли мизерное число - 0,04%), что составляло одно преступление в год; лиц же в возрасте семнадцати лет, совершивших подобное преступление за изученный период (1908-1909 г.г.) выявлено не было.

Опираясь на статистические данные, А.Емельянов (1912) делал однозначный вывод о том, что у подавляющего большинства привлекавшихся к ответственности несовершеннолетних в преступлениях против собственности был все тот же мотив - нужда («есть хотел, дома нечего было есть»). При этом, утверждалось, что возраст несовершеннолетнего преступника (за исключением детей до десяти лет, которые совершают «проступки» из шалости или по неосторожности) сам по себе не есть фактор преступности, а таковым является, независимо от возраста, «необеспеченное экономическое положение» подростка. Позицию А.Емельянова полностью разделял и Н.Н.Маковский, проводя прямую связь между детской преступностью и социальными факторами различного порядка: «слишком рано, выброшенные экономической нуждой на арену жизненной борьбы дети, еще недостаточно созревшие для нее, очень часто находящиеся без всякого родительского надзора, неустойчивые еще в нравственных понятиях или вовсе их не имеющие, почти всегда остаются побежденными и идут они ежедневно длинной толпой по разным судебным местам Москвы, идут ремесленники, разносчики, чернорабочие, бродячие музыканты, идут нищие, безработные» (1912, с.237).

При этом, исследователи дореволюционной России, были ярыми противниками раннего трудоустройства детей, в том числе и в качестве учеников, несмотря на тяжелое материальное положение их семей, полагая, что оно пагубно влияет не только на физическое здоровье, но и на личностное формирование подростка, в целом: «здесь, в этой рамке детской жизни, куда рукой социального неравенства безжалостно брошено детское счастье; здесь в этой атмосфере нечеловеческого труда, невежества и тяжелых антисанитарных условий, протекает жизнь детей без детства; здесь она пропитывается духовной отравой и постепенно органически надрывается; нет более широкого простора беззащитности интересов малолетних, как в сфере жизни «ученичества», нигде эти детские интересы так безжалостно не оголены и не лишены естественной защиты в свой самый нежный период духовного и физического формирования как в той жизни, которая широко разлита по всевозможным мастерским, торгово- промышленным, фабрично-заводским и различным ремесленным заведениям» (М.В. Георги, 1910, с.38).

Н.Н. Маковский (1912), рассматривая под несколько другим углом негативное влияние «ученичества» на формирование личности подростка, говорил о том, что для общества не всегда заметны крайне неприглядные условия жизни таких детей и обнаруживаются они лишь тогда, кода ребенок совершает преступление. Подтверждая зарегистрированные факты плохих условий жизни торговых учеников, скудного питания, жестокого обращения с ними и эксплуатации со стороны хозяина-мастера или взрослых подмастерьев, автор говорил о том, что раннее, преждевременное привлечение детей к работе очень часто толкает их на путь совершения преступлений - продавая свой товар (газеты и пр.), работая в различных мастерских, дети вынуждены знакомиться, а затем, и общаться с асоциальными личностями, окунаясь в атмосферу невежества, пьянства и разврата (см.: прилож., примеры №№16, 17; Н.Н. Маковский, 1912, с.258).

В литературе того времени приводились и другие, весьма печальные примеры из жизни детей о том, как пятилетние мальчики и девочки вынуждены были зарабатывать себе на пропитание, работая «половыми» или в качестве домашней прислуги; говорилось о том, что окружающая обстановка «юных невольников мастерских» не только толкает их на преступления (против собственности), но и на самоубийство; многие дети, не выдерживая такого «учения» бегут, а бегут они, боясь идти к родителям, в ночлежки, различные притоны, «устраивают ночлеги в незапертых сараях и в мусорных ящиках» (Г. Ашаффенбург, 1906, с.54). Огромное количество таких детей попадало и на Хитровку Хитров рынок достаточно образно характеризовался исследователями того времени (Данилов, А.Г.Петровский, 1898) как рассадник «пьянства с неизбежным развратом...совершаемым открыто на глазах детей и взрослых при полном дневном свете... с проституцией и венерическими заболеваниями, широко развитым мошенничеством, воровством, беззастенчивой эксплуатацией живущих в нем со стороны предприимчивых людей, это - общественная трясина, которая быстро засасывает и редко уже выпускает оттуда всякий свежий элемент так или иначе попавший туда...на никогда не выдавшего этой жизни человека он производит поразительное, дикое впечатление»., которая, по мнению большинства ученых, являлась одним из этапов на пути к скамье подсудимых, т.к. там они попадали «в гнезда малолетних воришек», сначала не имея возможности, а затем, и не желая выбраться оттуда (В.К. Хорошко, 1909).

Относительно времени и характера совершения преступлений несовершеннолетними исследователи (А.Емельянов, 1912; Н.Н.Маковский, 1911; Окунев, 1910) были, практически, единодушны в том, что большинство из них совершались днем, что подтверждалось и статистическими данными (днем - 54,5%, ночью - 16,2%, 29,3% - выяснить не удалось). Поскольку, как указывалось ранее, подавляющее большинство всех совершенных малолетними преступниками правонарушений носили характер краж, то карманнику легче было совершить кражу днем, «в шумной и суетливой толпе», заполняющей площади, улицы и бульвары; малолетнему голодному «домушнику» также удобней было украсть вещь из домашнего обихода, когда хозяин находится на службе; «обирать» заспанных пассажиров вокзала опять же удобней днем, в сутолоке, когда меньше шансов «быть заподозренным полицией», т.к. в такой ситуации стражам порядка трудно сосредоточиться на одном, конкретном ребенке. К «ночным» же преступлениям относились «проступки против порядка и управления, тишины, благочестия и спокойствия», которые совершались, преимущественно, в пивных, трактирах, чайных и других увеселительных местах в тех районах, где были сконцентрированы подобные заведения и «сильно развита уличная проституция» (Н.Н.Маковский, 1911).

По групповому или единоличному характеру совершения правонарушений подростками данные были, практически, одинаковыми - 51% и 49% от общего числа преступлений соответственно. Такой большой процент, относящийся к групповым преступлениям (преступлениям в соучастии) отчасти объяснялся исследователями тем, что зачастую «в камеру мирового» приводят не виновника, а малолетних, которые были лишь пассивными участниками уличных происшествий. С другой стороны, большое количество групповых преступлений, совершенных малолетними связывали с их возрастом: «там, где имеет место шалость, кончающаяся камерой мирового судьи, там, где сильнее всего развито подражание старшим, там, где слабая, еще не окрепшая воля поддается влиянию старшего, уже опытного в преступных делах товарища-карманника или действует подговор пьяной распущенной матери - на лицо все условия неизбежного падения» (А.Емельянов, 1912, с.204). При этом, подчеркивалось, что далеко не всегда несовершеннолетний сам планировал преступление - довольно частым явлением в преступности малолетних был, так называемый в то время, «подговор», при котором преступное влияние исходило либо от взрослого человека, либо от такого же малолетнего, которые и «толкали» его на нарушение закона (см.: прилож., примеры №№18, 19; Н.Н. Маковский, 1912, с.248).

Я.А. Берман, разделяя, в основном, точку зрения Н.Н. Маковского, утверждал, что по его данным, все же большинство преступлений несовершеннолетними совершены единолично (49%), когда сам подросток «наталкивается на преступление, поддается ему и совершает его, детский ум сам оценивает факты, сам взвешивает обстоятельства и склоняется к тому или иному поступку, но почти всегда его заставляет идти по этому пути суровая и безжалостная судьба» (1912, с.350). При совершении же групповых преступлений («в сообществе») мотивы, действия и поступки оставались теми же, но психологическое восприятие содеянного носило другой окрас - «интерес к ним (преступлениям) усугубляется выяснением влияния сообщества, влиянием близости и совместных действий с другими преступниками». Причем, по мнению Я.А.Бермана, в преступлениях, совершаемых группой несовершеннолетних «нет зачинщиков, нет подстрекателей, здесь заметно равенство действий», а в преступлениях, совершенных «по подговору», в сообществе со взрослыми «еще менее опасна роль несовершеннолетнего...зачастую здесь несовершеннолетний только служит оружием в руках взрослого» (1912, с.350-351).

Н.Н. Маковский (1912), констатируя тесную связь между возрастом малолетних и характером их преступлений настаивал на том, что «основания этой связи кроются в социальных причинах, а не являются всецело продуктом индивидуальных свойств детей и подростов». Результаты проведенного автором анкетирования малолетних преступников в части выявления мотивов совершенных преступлений со всей очевидностью показали, что в их основе лежало получение материальных средств, необходимых для обеспечения (или поддержания) жизнедеятельности подростка (в трактовке того времени - «нужды»), В этой связи рассматривалось влияние семьи на формирование преступного поведения ребенка не только с позиции ее материальной обеспеченности, но и по факту принадлежности родителей к определенной социальной группе а, как следствие, возможности заложить в ребенке основы хорошего воспитания.

Не отрицая полностью значения возраста несовершеннолетнего преступника, утверждалось, что его физиологическое влияние нейтрализуется действием значительно более могучего фактора - социального, который возможно устранить лишь посредством проведения реформ социальной среды малолетнего преступника (М.Н.Гернет, 1906, с. 155). Статистические данные, используемые в части определения степени влияния социального, в целом, а жилищного, в частности, фактора на «моральное положение населения» привели П.В.Всесвятского к выводу о том, что «преступность, подсудная мировой юстиции, главным образом, кражи и оскорбления личности, наблюдается сильнее всего в тех участках, где наименее благоприятные жилищные условия населения» (Преступность и жилищный вопрос..., 1909, №2). Очевидно, что если негативное влияние жилищных условий, а, следовательно, и крайне низкое материальное положение отражается на взрослом населении, то и преступность детей на этой же почве «пускает глубокие корни» (Fr. Liszt, 1905, с.72).

С.А. Соколинская, выделяя главенствующее влияние социального фактора на детскую преступность, отмечая очень небольшое число несовершеннолетних старшего возрастного периода (шестнадцати- семнадцати лет), совершавших «кражи со взломом» и обвиняемых в мошенничестве, объясняла данный факт «известной психической изворотливостью» старших подростков, в отличие от малолетних преступников десяти-пятнадцати лет, совершающих, преимущественно, кражи, которые не обладают еще ни физической силой для открытого нападения на чужую собственность, «ни таким умственным развитием, каковое необходимо для совершения подлогов» (1912, с.288-289). Как и большинство ее современников, С.А.Соколинская к составляющим социального фактора относила, прежде всего, «принадлежность преступника к различным общественным классам и обладание различным имущественным состоянием». Ставя во главу угла семейное положение несовершеннолетних преступников «со всеми последствиями его имущественной необеспеченности», указывалось на ведущее значение социально-экономического фактора, в котором была заложена причина преступности лиц всех возрастных периодов как при совершении преступлений против собственности и против общественного порядка, так и направленных против личности (1912, с.286).

Н.С. Таганцев, констатируя значительное преобладание незначительных краж среди преступлений малолетних, также говорил о том, что основным стимулом их совершения является нищенское существование подростков, лишенных возможности «поддерживать своим трудом собственное существование при отсутствии всякой поддержки извне, со стороны семьи», считая «все остальные побуждения, равно как и действия под их влиянием совершенные - ничтожными» (1871, с.135). Н.С. Таганцеву вторил Н.Н. Маковский (1912), относя к основной причине детской преступности в России малую обеспеченность или необеспеченность родителей малолетнего преступника, которая неизбежно приводила ребенка к совершению имущественных преступлений, среди которых львиную долю составляли различные виды простых краж. При этом, полученные преступным путем материальные средства были необходимы несовершеннолетнему не для накопления, а для их немедленного использования.

Исследователи детской преступности в дореволюционной России указывали и на исключения из правил, когда дети из вполне обеспеченных семей неоднократно совершали кражи, однако, данные факты объяснялись либо наличием у подростка «клептомании», либо признаков «врожденной преступности», а подобные преступления считались случайностями, единицами в массе всех подростковых правонарушений (см.: прилож., примеры №№20, 21; Я.Л.Берман, 1912, с.302).

Современники (Крафт-Эбинга, 1895; П.И. Ковалевского, 1896; Фрезе, 1881; С. Корсакова, 1893; Крепелина, 1893; Э. Гофмана, 1891; В. Чижа, 1895; Эрлицкого, 1896; Д. Дриля, 1912) считали преступность несовершеннолетних производной от ранней алкоголизации подростков и детской проституции и были единодушны в том, что ребенок из семьи алкоголиков, окруженный нищетой, являясь невольным и, со временем, равнодушным свидетелем отвратительных зрелищ, происходящих в его семье, не может усвоить какие- либо нравственные устои, вследствие чего, улица со всеми ее «соблазнами», становится для такого подростка второй родиной - «90% пьющего населения начинает обучаться употреблению спиртных напитков в те же юные, нежные года» (Труд первого всероссийского съезда... 1910, т.2, с.566).

И.М. Диомидов, обобщив данные своих современников (Григорьева, 1900; Седова, 1910) пришел к выводу о том, что преступления, совершаемые несовершеннолетними в состоянии алкогольного опьянения характеризуются скорее случайностью, нежели устойчивостью и большинство из них падает на шестнадцати-семнадцатилетний возраст, когда «на пороге самостоятельной жизни, по выходу из первоначальной школы и с поступлением на место в услужение, часто вдали от родительского крова, молодой человек легко попадает под дурное влияние любителей выпивки и, при неокрепшем еще организме с малоустойчивой нервной системой, постепенно отвыкает от правильного труда, лишается заработка и незаметно доходит до скамьи подсудимых» (1912, с.361).

По данным Петербургского Детского Суда за 1910 год, полученным в результате анкетирования малолетних преступников, в 677 случаях (58,5%) отмечалось вредное влияние на несовершеннолетнего со стороны товарищей; «незанятые делом клиенты этого суда» проводили время в трактирах (439 человек или 40%); в играх на биллиарде и в азартных играх (203 человека или 17%); 389 человек из них (33%) злоупотребляли алкоголем, 500 человек курили; в соучастие со взрослыми («по подговору») совершали кражи 96%; в 35% из всех случаев кражи совершались в соучастие с малолетними; 10% из всего числа девочек, привлеченных в качестве обвиняемых занимались проституцией (кражи у «гостей» в номерах, трактирах, ресторанах) (Особый суд по делам о малолетних... 1911, с.38). Однако, по мнению авторов (И.М.Диомидова, 1912; В.И.Гальперина, 1912) данные о количестве малолетних проституток были заниженными, «официальной статистики нет или почти нет, а в действительности, тысячи детей гибнут ежедневно на тротуарах, их затягивает в себя омут разврата; каждая единица, такая сухая и неважная в статистической выкладке, на самом деле есть ничто иное как растоптанное живое детское сердце» (В.И. Гальперин, 1912, с.368-369).

Статистическая обработка данных по Петербургу и Одессе за 1909 год показывала, что 10% от «всего числа торгующих собой» составляли девочки в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет (Канкарович, 1909; Бентовин, 1909). Примеры того, как девочки вступали на путь занятия проституцией, были как аналогичны, так и трагичны в своей жизненной безысходности: ребенок, нуждой выброшенный на улицу, попадал в руки сутенеров, которые использовали его своих целях, либо собственная мать заставляла малолетнюю дочь зарабатывать на жизнь своим детским телом (см.: прилож., примеры №№22, 23; Н.Захаров, 1909, с.47). При этом, были случаи, когда в Дома Милосердия обращались родители или родственники малолетних девочек с просьбой принять детей под надзор, так как «они сами не имели ни времени, ни возможности удерживать их от побегов в ночлежные дома, в трактиры или к частным лицам» (см.: прилож., пример №24; Н.Захаров, 1909, с.48). С детской проституцией, как и с проституцией, вообще, государство пыталось бороться различными процессуальными мерами, направленными на ужесточение наказания виновному, однако, исследователи полагали, что целенаправленная борьба с детской проституцией должна вестись по всем направлениям и ликвидировать ее возможно лишь посредством изменения социальных условий жизни обездоленных детей (В.И. Гальперин, 1912, с.376).

Таким образом, основной процент из числа всех совершаемых несовершеннолетними преступлений падал на преступления против собственности, а именно на кражи чужого имущества. При этом, ведущими мотивами совершения преступлений являлись приобретение материальных средств для обеспечения элементарной жизнедеятельности, т.к. подавляющее большинство малолетних правонарушителей составляли дети из социально неблагополучных семей, так называемых, «низов общества», когда родители не могли или не хотели дать детям ни образования, ни воспитания. Те редкие случаи, когда кражи совершались подростками из благополучных семей, исследователи единодушно относили к исключениям из правил, связывая их с какими бы то ни было болезненными проявлениями психики ребенка, например, с клептоманией. По этой причине основным фактором влияния на неуклонный рост детской преступности считался именно социальный фактор при наличии второстепенной роли индивидуальных особенностей личности подростка. Значение фактора «различной индивидуальной конструкции» сводилось лишь к фону, на котором может преломляться влияние тех или иных явлений, т.к. человек социален по своему существу, безотносительно к тому, какова его индивидуальность как положительной, так и отрицательной направленности.

Поскольку, каждый, в отдельности взятый, субъект является центром влияния на него окружающей среды (в том числе, и микросоциального окружения), полагалось, что нет и не может быть постоянных, «прирожденных», неизменных черт личности, а имеются временные, приобретенные и заменимые черты индивидуального различия, т.к. человек, постоянно находящийся в определенной социальной среде или переходящий из одной в другую, тем не менее, является цельным организмом с «определенным психическим и умственным складом», но подвергаемый социальному воздействию.

Преступность рассматривалась как отрицательный конец общественной нравственности, которая поощряемая плохими социальными условиями, была социальным явлением, продуктом сознательного общественного бытия, рожденная плохим отрицательным, но не антисоциальным, не индивидуальным, а общественным явлением. Ранняя алкоголизация подростков и детская проституция относились к социальным явлениям, связанным с укладом, существующего в дореволюционной России общества, с которыми необходимо было бороться посредством воздействия на порождающие их причины. Большинство современников были уверены в том, что с данной задачей, пусть и в очень скромных размерах, может справиться детский суд, путем создания различных учреждений, призванных бороться как с детской заброшенностью, так и с ее следствием - детской преступностью и детской проституцией.

1.2 Преступность несовершеннолетних в СССР

В первые годы советской власти отмечался рост преступности несовершеннолетних на фоне высокого уровня общей преступности, обусловленного социально-экономическими факторами. Революция, война, голод и разруха порождали толпы беспризорных детей, потерявших семью, которые в поисках куска хлеба примыкали к бродягам и преступникам и, вынужденные выживать любой ценой, быстро осваивали воровское «ремесло». Детская преступность и беспризорность были бичом молодой Советской республики, проблемой, требующей немедленного разрешения, поэтому, практически в одно время с Декретом о рабоче-крестьянской Красной Армии в октябре 1918 года, был принят Декрет о комиссиях несовершеннолетних, который отменял суды и тюремное заключение для малолетних и несовершеннолетних, а обязывал комиссии о несовершеннолетних вести дела лиц обоего пола до 17 лет, замеченных в общественно опасных деяниях. Места содержания несовершеннолетних правонарушителей стали называться «убежищами Народного комиссариата общественного презрения».

16 августа 1921 г. в газете «Известия Рязанского губернского исполнительного комитета Совета рабочих и крестьянских депутатов» была опубликована статья, в которой говорилось о том, что в Поволжье разразился неурожай, подвергший 25 млн. человек,, в том числе 5,5 млн. детей, угрозе «быть задушенными костлявой рукой голода; дети подбрасывались под двери Наробраза и его ответственных руководителей, так как за неимением места в детских домах их не помещали туда, а родители, не вынося голодного крика детей, топили их в Волге; пайки в детских учреждениях урезались, и бесприютные дети начинали заниматься нищенством, проституцией и кражами» (Криминология..., 2004, с. 102).

В сентябре 1920 г. А.С. Макаренко принял предложение Полтавского губнаробраза организовать и возглавить колонию для несовершеннолетних правонарушителей. Вновь созданные или возрожденные из «дореволюционных руин» детские дома и колонии большей части детей все же дали возможность вернуться к нормальной жизни, посредством применения новых и, как оказалось, весьма эффективных систем воспитания «трудных» подростков в специально созданных для этого колониях, где использовались новые формы организации и функционирования коллектива, благотворно влияющего на личность «трудного» подростка - Знаменитая Полтавская колония, колония им. М. Горького и коммуна им.Ф.Э. Дзержинского, созданные А.С. Макаренко, Трудовая сельскохозяйственная колония имени Д. Рида, Большевская трудовая коммуна. Большинство подростков-правонарушителей были рады существованию колоний, хотя бы по причине наличия у них крыши над головой и регулярного питания. А.С. Макаренко прекрасно понимая это, считал, что создать коллектив и привить любовь к труду у подростков можно только после удовлетворения первичных потребностей каждого из них и применял свою систему воспитания «трудных» подростков посредством приобщения их к коллективному труду, показывая важность индивидуального подхода к каждому ребенку.

Большую часть преступлений несовершеннолетних по-прежнему составляли кражи, совершаемые беспризорниками и в 1924 году Советским правительством было принято решение реанимировать забытую идею о создании трудовых коммун и трудовых колоний, где дети могли бы получить профессиональные навыки, необходимые для обеспечения себе заработка законным путем - пусть самым примитивным, но трудом. Поскольку, экономический кризис в стране не давал возможности кардинально переломить ситуацию в лучшую сторону, различные общественные организации (например, Российское общество Красного Креста) на свои средства пытались создавать детские больницы, туберкулезные санатории. Охваченные и вдохновленные идеей построения «новой, светлой жизни» в стране Советов, граждане проявляли активность в борьбе с детской беспризорностью, а значит и с детской преступностью, проявляя милосердие к обездоленным детям; комсомольцы, педагоги и дружинники определяли беспризорников в приюты, массово «изымая» их с улицы, но дети, не желая отказываться от своей привычной жизни, убегали оттуда, вновь попадая на улицу. преступность несовершеннолетний мотивация деликт

В 20-х годах прошлого столетия в России, как, впрочем, и в Европе исследователями был поставлен актуальный и для нашего времени вопрос о тлетворном влиянии кинематографа на детскую преступность. Несмотря на то, что по сравнению с возможностями сегодняшнего кинематографа в плане мощного воздействия на психику подростка, фильмы того периода были не столь зрелищными, это нисколько не мешало малолетним преступникам имитировать поведение героев, воспроизводя в своих преступных действиях то, что они видели на экране.

Большая роль в перевоспитании малолетних преступников в середине 20-30-х годов прошлого столетия отдавалась и художественным произведениям различного жанра, посвященным жизни беспризорников, персонажи которые поднялись со «дна», приняв социалистическую мораль и образ жизни - вышел роман Л.Пантелеева «Республика ШКИД», пьеса Н. Никитина «Линия огня», комедия А.Горбенко «Сашка Чумовой», пьеса М. Утенкова «Проституция и беспризорность» и др. Однако, в 1935 году ЦК КПСС предложил не допускать больше издания книг, посвященных похождениям уголовных преступников. Не обошли своим «вниманием» подростков молодой Советской республики и такие социальные пороки как проституция и наркомания, правда, упоминание о них нас встречалось крайне редко - полагаем, что огласка подобных явлений в то время противоречила идеологии советской власти.

Таким образом, в первые годы Советской власти наиболее сильным было непосредственное влияние «абсолютной нужды», нищеты и разрухи, что прямо просматривалось в ситуациях противоправного поведения подростков. В структуре детской преступности того времени преобладали кражи, которые в основном совершались беспризорниками - в сентябре 1924 года в 22 губерниях насчитывалось свыше 444 тыс. беспризорных (Б.С.Утевский, 1932, с.З). Главная причина совершения преступлений несовершеннолетними непосредственно связывалась с «материальными затруднениями, обусловленными последствиями империалистической и гражданской войн, тяжелым наследием царизма», но с течением времени «успехи социалистического строительства эту причину полностью устранили» (Г.М.Миньковский, 1959).

В годы нэпа (1921-1929 г.г.), при относительном снижении уровня общеуголовной преступности в 1922 году и ее росте в 1924-1925 гг. отмечалась тенденция к урбанизации преступности, перемещению её в крупные города, росту числа должностных преступлений и снижению числа хозяйственных (часть из которых в период нэпа была декриминализована). Существенно возросла доля осуждённых за должностные (с 5,4 до 11,7%), имущественные (с 20,2 до 23,4%), и контрреволюционные преступления (с 0,1 до 0,4%>); удельный вес осуждённых за преступления против личности составлял чуть более 21%, существенной также была доля хулиганств (А.И.Долгова, 2001, с.161; «Статистика осужденных...», 1935, с.147; «Два года работы правительства РСФСР», 1927, с.218). В целом, картина преступности была схожа с периодами перед первой мировой войной и экономических реформ 1980-1990-х годов (Криминология..., 2001, с.159).

Е.Н. Тарновский (1925) и А.А. Герцензон (1928) говорили о том, что изменения показателей в основном обусловлены совершенствованием уголовного законодательства и интенсификацией борьбы с правонарушениями. Рассматриваемый период оценивался криминологами как относительно благополучный, характеризующийся снижением преступности, в том числе, и детской. Преступления, совершаемые подростками, носили, преимущественно, групповой характер и были направлены опять же на получение материальных ценностей. В июне 1927 года Советским правительством был принят трехлетний план борьбы с детской беспризорностью и к началу 1930-х годов массовая детская беспризорность, практически, была ликвидирована.

Период, так называемых, «сталинских репрессий» характеризовался снижением уровня общеуголовной преступности. Так, в 1939 г. общими судами было осуждено около 950 тыс. человек, а в 1947 г. - 1 млн. 400 тыс., что существенно меньше по сравнению с годами гражданской войны (В.В.Лунеев, 1997, с.57). Некоторые авторы полагали, что это связано с тем, что «советский народ, жестко схваченный в «ежовые» рукавицы, посаженный в лагеря и беспощадно уничтожаемый, действительно все меньше и меньше совершал уголовных преступлений» (В. В. Лунеев, 1997, с.58), другие считали, что тезис о том, что в лагеря был посажен и уничтожаем «советский народ», является спорным, поскольку осужденные всегда составляли примерно до 1% населения (А. И. Долгова, 2001, с. 161), но в любом случае, в указанный период уровень преступности вообще и несовершеннолетних, в частности, существенно понизился.

В годы Великой Отечественной войны в структуре преступности отмечалось увеличение числа корыстно-имущественных преступлений, в особенности спекуляции, краж, разбоев и грабежей, при этом, уровень преступности несовершеннолетних незначительно снизился. Данный факт, на наш взгляд, легко объясним: и дети, и взрослые были объединены одной идеологической установкой и жизненно-важной целью - победой над фашизмом. В годы Великой Отечественной войны при исполкомах местных Советов были образованы специальные комиссии по устройству детей, оставшихся без родителей. На них же возлагались деятельность по охране прав несовершеннолетних, их трудоустройству и предупреждению безнадзорности. Кроме того, в годы войны дети, потерявшие родителей, оказались в нелегком положении и многие семьи брали сирот на воспитание, что, по мнению ряда исследователей, также способствовало значительному снижению уровня детской преступности (А.И.Долгова, 1981).

Послевоенная разруха и нищета привели к росту как хозяйственных и имущественных, так и насильственных преступлений: демобилизованные лица были дезадаптированы, у населения имелось много трофейного огнестрельного оружия, что в совокупности способствовало стремительному росту корыстно-насильственной преступности, в том числе и связанной с формированием организованных преступных групп (Криминология, 2004). Кроме того, в 1950-х годах активизировалось огромное количество бывших заключенных, в том числе и рецидивистов, вследствие амнистии оказавшихся на свободе. В стране вновь появились толпы беспризорников - детей, потерявших во время войны родителей, вынужденных «идти» на кражи и грабежи, чтобы добыть себе кусок хлеба. Несовершеннолетними, вовлеченными в организованные преступные группы, созданные, в том числе и амнистированными рецидивистами, совершались тяжкие преступления. Полагаем, что «воровская романтика» на фоне адаптации к смерти как к таковой, которую дети наблюдали в течение долгих лет Великой Отечественной Войны, психологически облегчала формирование у них устойчивой мотивации совершения тяжких преступлений, особенно под руководством взрослых. В 1957 году постановлением Совета Министров

СССР было утверждено Положение о комиссиях по устройству детей и подростков.

К началу 1960-х годов произошло снижение не только преступности несовершеннолетних, но и общей преступности - в 1965 г. зарегистрировано 752 тыс. преступлений, а осуждено было около 500 тыс.человек (В.Н.Кудрявцев, 1999), которое, на наш взгляд было связано с идеологической работой, проводимой советским правительством - граждане страны были охвачены идеей построения развитого социализма. Именно в этот исторический период вся деятельность граждан была подчинена идее коллективизма, единения, равенства и братства, все укреплялась вера граждан страны в могущество и силу Советского Союза, гордость за свою страну была прочно закреплена в сознании людей. Кроме того, «введение в начале 60-х годов товарищеских судов, передачи виновных на поруки и других форм освобождения от наказания «оттянуло» от правоохранительных органов существенное число правонарушений» (В.Н.Кудрявцев, 1999, с. 136). Сила воздействия на каждую конкретную личность со стороны как государственных и партийных, так и общественных организаций была безусловной и неоспоримой, что отражалось и на поведении несовершеннолетних, учитывая тот факт, что беспризорность как социальное явление было полностью ликвидировано. Генеральный прокурор СССР Руденко P.A. в своей речи на 6-й сессии Верховного Совета СССР IV созыва утверждал: «в СССР неуклонно снижается как абсолютное число преступлений, совершенных несовершеннолетними, так и их доля в общем числе преступлений, в 1955 году удельный вес молодежи до 18 лет среди всех привлеченных к уголовной ответственности за все преступления составил лишь 5,6 процента, а в 1956 году - 5,2 процента. Что же касается подростков в возрасте до 16 лет, то их удельный вес в общем числе привлеченных к уголовной ответственности в СССР в 1955 году составил 1,2 процента, а в 1956 году - 1 процент» (Заседание Верховного Совета СССР, 1957, с.635).

В 1967 году комиссии по делам несовершеннолетних вновь получили статус основного координационного подразделения в системе государственных органов и общественных организаций, специально занимающиеся воспитательной и профилактической работой среди подростков. В указанный период исследователи стали выделять другой тип несовершеннолетнего правонарушителя - «подростка с улицы» сменил «подросток из семьи». Однако, некоторые из них говорили о том, что и в социалистическом обществе преступность несовершеннолетних продолжала существовать как явление, а не как «отдельные факты правонарушений». При этом, отмечалось, что «в отсутствии войны и разрухи она не связана с безусловной, «абсолютной потребностью», непосредственно толкающей субъектов на путь совершения преступлений; констатировались лишь единичные факты имущественных правонарушений, совершаемых подростками во имя удовлетворения необходимых потребностей» (А.И.Долгова, 1981, с.37). По данным Всесоюзного института по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности, подавляющее большинство преступлений, совершенных несовершеннолетними составляли «мало опасные преступления, граничащие с озорством; более 80% - кражи и хулиганство» (Г.М.Миньковский, 1965, с.31); лишь одна пятая преступлений несовершеннолетних представляла собой значительную общественную опасность, и только отдельные из них являлись тяжкими; «преступления несовершеннолетних «замыкались» на имущественных преступлениях и хулиганских проявлениях, эти преступления были менее ухищренными и по способам их совершения, и по средствам достижения результата, т.е. их отличала упрощенность» (К.Е.Игошев, 1973, с.35-38).