История буржуазной социологии XIX - начала XX века

Парето разделял социальные действия на "логические" и "нелогические", а чтобы найти критерий их различения, разлагал действие на его составные элементы -- внешне наблюдаемое действие, рациональное его обоснование (которое обычно дается задним числом), психическое состояние действующего лица. Последнее рассматривалось как та постоянная величина, лежащая в основе действия, которая определяет его характер. Психическое состояние индивида Парето считал "объективной" основой социального феномена в отличие от его субъективной основы, под которой он понимал аргументы, рационально выдвигаемые действующим лицом [10, vol.1, р.80].

Ошибка всех предшествующих социологов, полагал Парето заключалась в том, что они пренебрегали объективной стороной дела и изучали только возникающие на ее почве теоретические концепции, т.е. ограничивались изучением субъективного аспекта действительности. "Объективное" же социологическое исследование должно быть направлено на изучение психических установок и обусловливаемых ими "нелогических" действий, составляющих основную массу всех человеческих действий вообще. "Нелогические" .действия, согласно Парето, обусловлены особой логикой чувств. В отличие от "логических", они являются результатом не сознательных рассуждений и соображений, а чувственного состояния человека, иррационального психического процесса.

"Нелогические" действия характеризуются тем, что люди, их совершающие, не знают истинных объективных связей между явлениями и потому используют неадекватные средства для достижения целей, "нелогически" соединяя цели и средства. Связь средств и цели в данном случае иллюзорна и существует только в представлении действующего субъекта. Таковы, например, жертвоприношения и другие религиозные обряды, цель которых -- умилостивить божество и добиться тем самым поставленной цели. Такого рода средства не связаны с целью объективно и потому не ведут к ее достижению.

"Логические" действия руководствуются не чувствами, а разумом и регулируются нормами. Они характерны для деятельности в области экономики, науки, отчасти политики. В данном случае средства и цели связаны между собой объективной логикой, основанной на действительно существующих связях и потому ведут к достижению целей. Иными словами, средства здесь адекватны целям. Парето указывал на важность последнего момента, поскольку с субъективной точки зрения все действия кажутся логичными тому, кто их совершает.

Стремясь нащупать объективную почву для рассмотрения "нелогичеоких" действий и в другой плоскости, Парето предлагал считать критерием объективности мнения наблюдателей как "лиц, обладающих более обширными знаниями" [Ibid., p.81].

Само по себе рассмотрение структуры и элементов социального действия, равно как и их классификация по уровню осознанности или преобладающему типу мотивации, безусловно, правомерно. Однако концепция Парето социального действия имела индивидуалистический и иррационалистический характер, односторонне подчеркивая эмоциональную природу человеческих побуждений, которым итальянский социолог не находил иного объяснения, кроме того, что указывал на их природное естественное происхождение. Побудительные причины социальных действий больших социальных групп, классов объяснить с этих позиций невозможно. Ведь классы объединяют индивидов, обладающих самыми различными психическими чертами, однако это не мешает этим индивидам действовать в те или иные моменты истории солидарно.

В основе концепции социального действия, разработанной Парето, лежала определенная концепция человека. Подчеркивая нелогическую, иррациональную природу индивида, он утверждал, что действия человека никогда не являются тем, чем они кажутся ему самому. Специфически человеческое состоит не в разуме, а в способности использовать разум для маскировки своих "нелогических" действий при помощи кажущихся логическими теорий и аргументов. Человек, писал Парето, в отличие от животного "имеет способность мыслить и поэтому набрасывает покрывало на свои инстинкты и чувства" [Ibid., vol.2, p.4]. Именно потому, что все люди являются как чувствующими, так и разумными существами, возникает проблема соотношения чувств и разума, чувств и идеологий. Парето без колебаний отдавал приоритет чувствам, считая их истинными движущими силами человеческой истории. Исторические закономерности он сводит к закономерностям иррациональной психической жизни отдельных индивидов, а идеологии называет "языками чувств".

Считая основой динамизма социальной системы эмоции, Парето тем самым подводил под социальную систему биологический фундамент, поскольку психика человека, ее черты и особенности истолковывались им вне и независимо от социально-экономического контекста. Хотя сам подход.к обществу как системе был правомерен, принцип механического равновесия, механической взаимосвязи элементов не мог удовлетворительно объяснить функционирование общества как целого.

Идея функциональной зависимости, взятая в отрыве от принципа социального детерминизма и призванная заменить его, в качестве объясняющего принципа обнаружила свою теоретическую несостоятельность. Чтобы найти источник движения системы, Парето вынужден был встать на позиции биологизма и психологизма, т.е. искать источник социальной жизни в психических склонностях и предрасположениях людей, притом таких, которые не имели никакой связи с производственно-экономической деятельностью и были выбраны весьма произвольно.

Психологический редукционизм

Сделав эмоциональную сферу человеческой деятельности главным звеном своей социологической системы, Парето сделал оговорку, что не все чувства достойны внимания социолога, а только такие, которые проявляются в определенного рода действиях, что дает возможность строго их классифицировать. Они неизменны, постоянны и потому являются теми элементами социальной системы, которые "детерминируют социальное равновесие" [10, vol.2, р.242]. Итальянский социолог дал этим элементам необычное и труднопереводимое название -- "резидуи" (residui), что на языке химических наук означает "остатки" или "осадки", желая этим подчеркнуть их устойчивость, способность "оставаться" после того, как из социального действия вычтены все рациональные соображения.

"Остатки" как основа чувств, эмоций, страстей, инстинктов, психических состояний и предрасположений имеют, согласно Парето, врожденный, естественный, не поддающийся влиянию внешних условий характер. Они являются внутренними биологическими импульсами, детерминирующими социальное поведение человека. На основе шести главных классов "остатков", подразделенных на множество подгрупп, Парето попытался объяснить все многочисленные варианты человеческого поведения. Еще более схематизировав исторические действия, итальянский социолог подчеркнул главную роль двух первых классов "остатков".

Первый класс включает "остатки", названные "инстинктом комбинаций" [Ibid., vol.I, p.528], который якобы лежит в основе всех социальных изменений. Это внутренняя психологическая склонность человека собирать, по-разному переставлять и комбинировать вещи, отчасти ради получаемого от этого удовольствия, отчасти потому, что человеку трудно удержаться от собирания и комбинирования.

Второй класс -- "остатки" "постоянства агрегатов" [Ibid., р.600], выражающие тенденцию поддерживать и сохранять однажды сформировавшиеся связи. Это консервативное чувство лежит в основе неприятия всего нового, в основе враждебного отношения к любым переменам и изменениям.

В остальные классы "остатков" Парето включил стремление человека проявлять свои чувства в общественных действиях и поступках, чувства социальности, собственности и, наконец, половой инстинкт.

В заключительных частях "Трактата..." Парето попытался применить теорию "остатков" к объяснению европейской истории, изображая ее в виде конфликта "остатков" первого и второго классов -- инстинкта изменений и консерватизма, новаторства и ретроградства. "Нелогические" действия, совершаемые на основе "остатков", рассматривались им как главная клеточка общественной жизни, определяющая собой ход циклических изменений и возвращений в истории.

Неясность понятия "остаток", его комплексность, множественность входящих в него терминов, например "чувства", "инстинкты", "проявления чувств в действии", двойственная субъект-объектная природа понятия (психологическая и социальная) в его толковании привели к тому, что оно не вошло в словарь западной социологической науки.

Иррационализм паретовской концепции имел глубокие гносеологические и социальные корни. Его реальной основой был кризис позитивистской рационалистической модели человека. Вместе с тем подчеркивание решающей роли иррациональных психических сил было связано с глубоким общественным пессимизмом, утратой веры в человеческий разум, дискредитированный в эпоху социального кризиса. Вместо идеи разумности всего существующего выдвигается идея его неразумности, нелогичности; идея рациональности сменяется иррационализмом биопсихологического толка. Социологическая концепция Парето -- яркое свидетельство невозможности создать научную теорию личности и социального действия без опоры на адекватное понимание общества.

Убеждение в решающей роли "остатков" питало паретовский политический неомакиавеллизм: "Искусство управления, -- писал он, -- сводится к умению извлекать выгоды из эмоций, не тратя энергии на тщетные попытки их разрушить. Единственным результатом подобных попыток часто является только их усиление" [Ibid., vol.2, p.391].

Утвердив основополагающую роль чувственных сфер человеческой психики, Парето выводит из них свои теории идеологии, социальной стратификации и смены правящих элит.

Концепция идеологии

Интерес Парето к теории идеологии, которая является интегральной частью его социологической системы, был не случаен. Разочарование в политике буржуазных либеральных партий, неспособных к эффективному действию, погрязших в интригах и борьбе за власть, вызвало сугубо негативное отношение социолога к демагогическим ухищрениям и уловкам господствующих социально-политических группировок, суть которых он справедливо усматривал в их стремлении замаскировать свои неблаговидные политические цели. Вместе с тем рост популярности марксизма в Италии, который, по словам Парето, стал служить "новым евангелием" [11, р.11] для лучшей части итальянской молодежи, убеждал его в силе и общественной значимости идеологии, стимулировал поиски зачастую скрытых причин ее распространения и влияния на социальную жизнь.

Оставаясь на позициях защиты буржуазного порядка, Парето попытался объяснить природу, особенности и социальные функции идеологии в современном мире.

Псевдологические рассуждения, пустые разглагольствования, ложные аргументы, фальшивые оправдания являются продуктом "мыслительного голода, испытываемого человеческим существом" [10, vol.2, р.5]. Потребность в оправдывающих социальное поведение псевдологических теориях, в которых средства, предлагаемые для достижения целей, не связаны с целями объективной логикой, выражается в создании теологических учений, этических и политических доктрин, затушевывающих истинную сущность религии, морали, политики. Социальная наука должна поэтому раскрывать основу этих учений, т.е. обусловливающие их эмоции. Идеологии, по Парето, -- это чисто словесные покровы, ловкие демагогические ухищрения, которым придана теоретическая форма с целью маскировки нелогического характера действия. Идеологии создаются для того, чтобы скрыть истинные побудительные мотивы действий, корни которых -- в иррациональных пластах человеческой психики. Идеологические концепции, верования, теории Парето обозначил термином "деривации" (derivazioni), что значит "производные", подчеркнув тем самым их вторичный, производный от чувств характер.

Итальянский социолог разработал классификацию дериваций, разделив их на четыре класса [Ibid., p.15-16].

Первый класс образуют утверждения, преподносимые как абсолютные истины, аксиомы или догмы. Второй класс -- это некомпетентные суждения, оправдываемые ссылкой на авторитет. Третий класс составляют апелляции к общепринятым принципам и чувствам; часто обоснование подобного рода покоится на чувствах действующего лица, обладателя определенного "остатка", но изображается как совпадение с чувствами "всех людей", "большинства" или "всех уважающих себя людей" [Ibid., p.44]. Последний, четвертый, класс дериваций образуют чисто словесные доводы, "вербальные доказательства", выражения, не имеющие никакого объективного эквивалента. Таковы известные из формальной логики софизмы. Этот род дериваций, употребляемый обычно ораторами, особенно действен, потому что при помощи ловко употребленных оборотов пробуждает в слушателях нужные чувства, и притом так искусно, что они этого даже не замечают. Такие деривации высоко ценятся в политике и судопроизводстве. Сюда же относится простое жонглирование словами, употребление ходовых метких словечек и оборотов речи (см. [4]).

Парето считал, что фальшивые словесные образования, деривации, идеологии, религии едва ли поддаются точному научному анализу. Однако он пытался найти пути объяснения идеологических явлений. Неверно считать, утверждал итальянский социолог, эти псевдологические построения просто абсурдом или патологией или же рассматривать их как плоды фантазии, созданные кастой священников для одурачивания масс. Противопоставляя деривации (идеологии) истине, Парето вместе с тем подчеркивал, что их логическая несостоятельность вовсе не уменьшает их социального значения, их ценности для общества в целом и для отдельных действующих лиц. "Факты ясно доказывают, -- писал он, -- что мифологии не соответствуют действительности и все же имеют большое социальное значение" [10, vol.2, р.229].

Следует отметить меткость некоторых наблюдений Парето. Так, он подчеркивал активную роль идеологий в обществе, их мобилизующую силу: "Обобщая, можно сказать, что деривации принимаются не столько потому, что кого-то убеждают, но потому, что ясно выражают идеи, которые люди уже имели в неосознанном виде. Этот последний факт всегда является главным моментом в ситуации. Поскольку деривация была принята, она придала силу и агрессивность соответствующим эмоциям, которые теперь нашли путь к проявлению" [Ibid., p.312]. Раскрывая механизм манипулирования массовым сознанием, он писал: "Важно обладать простой деривацией, принимаемой с готовностью каждым, даже самым большим невеждой, а потом повторять ее снова и снова" [Ibid., p.313].

Подчеркивая роль неосознанных элементов человеческой психики, Парето сформулировал некоторые идеи психологии подсознания, хотя не был знаком с трудами Фрейда.

Но, оторвав проблему "нелогического" действия от общественной практики, Парето вставал на позиции релятивизма. По его мнению, нет принципиальной разницы между аргументацией, используемой язычниками, христианами, сторонниками прогресса, гуманизма, общественной солидарности, демократии и т.п. Все эти теории в равной мере характеризуются преобладанием эмоций над фактами и с научной точки зрения не имеют никакой ценности. Итальянский социолог отрицал, что идеологии существенно отличаются друг от друга хотя бы тем, что рождаются на разных уровнях развития общества и в различной пропорции содержат элементы истины и мифологии. Тем более не учитывал он того, что разные формы общественного сознания отражают различные стороны общественного бытия. Историческая конкретизация проблемы отсутствовала и тогда, когда речь шла о сопоставлении научной ценности идеологий, существующих одновременно. Согласно Парето, идеологии меняются только по форме, заменяя одну систему аргументации -- другой, одни словесные формулировки -- другими, более гибкими и изощренными. По сути дела, Парето замыкал проблему идеологии в узкие границы индивидуальной психики, отрывая ее от реальной истории и борьбы классов, в которой собственно и происходит развитие идеологии.

Логическим следствием рассуждений Парето было положение о существовании отдельных индивидов, которые могут освободиться от эмоций, деформирующих образ действительности. "Опыт показывает, -- писал социолог, -- что индивид может как бы разделиться надвое и до некоторой степени освободиться от своих эмоций, предрассудков и верований, когда берется за научное исследование" [Ibid., p.76]. Эти люди -- по мнению Парето, гении. Отдаваться во власть эмоций и предрассудков -- удел заурядных личностей с умеренным талантом. Гении же "именно благодаря своим качествам возвышаются над обыденностью и отделяются от человеческих масс ... менее подвержены господствующим верованиям, идеям и чувствам" [Ibid., vol.I, p.329].

Приведенное высказывание свидетельствует о том, что несмотря на иррационализм своей теории Парето далеко не был свободен от иллюзий позитивистского рационализма. Согласно его концепции, гении, вожди, вообще выдающиеся личности -- носители разума, тогда как массы способны руководствоваться только неосознанными эмоциями и страстями.

Характерно, что Парето попытался разграничить задачи логика и социолога. "Когда логик открывает ошибку в выводе, софизм разоблачается и работа логика закончена. Только тогда начинается работа социолога, который должен исследовать, почему вообще ложные аргументы принимаются многими людьми, почему эта софистика убеждает... Логика исследует, почему вывод является ошибочным, социология -- почему он получает широкое распространение" [Ibid., vol.2, p.10-11]. Однако ответ Парето на этот вопрос отнюдь не социологичен: "Утверждения принимаются и завоевывают престиж благодаря пробуждению в слушателях эмоций различного рода, которые получают статус "доказательства". Они убеждают потому, что высказываются ученым сентенциозным тоном, с большой силой убедительности, изысканным литературным языком" [Ibid., p.21].

В общем балансе социальных факторов деривации, согласно Парето, являются производными и зависимыми. В качестве общественного базиса он склонен рассматривать не социально-экономические отношения, а совокупность "остатков", интересов и связанной с ними социальной гетерогенности. Парето увлеченно разоблачает, демистифицирует различные деривации. Юридические теории, утверждает он, являются не обоснованием действительного применения законов, а всего лишь использованием ложных аргументов в соответствии с корыстными целями. Моральные деривации служат сокрытию аморальных целей, религиозные -- прикрывают низменные чувства, общие якобы всем эпохам и народам.

В разоблачительном пафосе Парето чувствуется влияние борьбы К. Маркса с идеалистическими идеологическими концепциями, деформирующими действительность. Но позитивное решение проблем общественного сознания, свойственное марксизму, для Парето неприемлемо. Объяснить, в силу каких причин ненаучные идеологии искажают действительность, и конкретно-исторически проанализировать их содержание, т.е. раскрыть их гносеологические и классовые корни, с теоретических позиций, принятых Парето, вообще невозможно. Понятие дериваций обнаруживало свою непреодолимую узость, поскольку по содержанию они не заключают в себе больше, чем те чувства, выражением которых являются. А неизменные "остатки" не могут объяснить изменения идеологий. Не могут они раскрыть и содержания последних.

Не спасает положения и интерпретация идеологии как псевдологического обоснования уже совершенного или совершаемого действия -- этой основной клеточки общественной жизни. Ведь само социальное действие Парето истолковывал исключительно психологически, как иррациональное по своей природе. Если идеологии имеют псевдорациональный характер, а формулируемые ими мотивы лежат вне разума, то какие же факторы можно назвать действующими причинно? В какой сфере их нужно искать? К. Маркс и Ф. Энгельс их искали в условиях общественной жизни индивидов, показывая, "каким образом действие всякий раз возникало вследствие прямых материальных побудительных причин, а не ш сопутствующих им фраз, каким образом, наоборот, политические и юридические фразы также являются результатом материальных побудительных причин, как и политическое действие и его результаты" [1, т.13, с.492]. Парето же искал истоки идеологических явлений в психике отдельного изолированного индивида, трактуя ее внеисторически и абстрактно. Реальные общественные силы, определяющие позицию индивида в массовых общественных движениях, и вообще действия масс его не интересовали. Из поля зрения итальянского социолога совершенно исчезала классовая структура общества, интересы и стремления разных общественных сил, которые в силу своего объективного общественного положения способны более или менее последовательно опираться в своих действиях на науку. Отказ от классово-исторического подхода к идеологическим явлениям придавал наблюдениям Парето печать односторонности и ограниченности. В конечном счете он сам оказался в путах "ложного сознания", в диагностике которого видел свою задачу. Ведь наряду с требованиями логико-гносеологического характера, о которых говорил Парето, научная теория и методология общественных наук обязательно включает социологический анализ социальной действительности с позиции определенных классовых интересов. Формалистическая односторонность методологии и психологический редукционизм обусловили неадекватность концепции идеологии Парето.

Концепция круговорота элит

Существенный элемент социальной системы составляет, согласно Парето, социальная гетерогенность, которая предопределяется изначальным психологическим неравенством индивидов. Особенность той или иной социальной группы зависит от природных способностей и талантов ее членов, а это в свою очередь определяет общественное положение группы на той или иной ступени общественной лестницы. Тем, кто имеет "высший показатель в своей области деятельности, мы даем название элиты" [10, vol.2, р.530], писал Парето. Элита -- это избранная часть населения, остальная его часть лишь "приспосабливается к полученным от нее стимулам" (Ibid., vol.I, p.168]. В свою очередь элита подразделяется на две части: одна -- прямо или косвенно принимает участие в управлении обществом ("правящая элита", или "правящий класс"), а другая -- не участвует в управлении и подвизается в художественной или научной сферах ("неуправляющая элита")

Элита и неэлита образуют, соответственно, высший и низший слои общества. Представители низов, наиболее одаренные из них, "поднимаются вверх", пополняя ряды правящей элиты, члены которой, в свою очередь, деградируя, "опускаются вниз", в массы Здесь обнаруживается идейное родство концепции Парето с концепциями Тарда, Лебона, Моски: деление общества на изобретателей и подражателей (Тард), на вождей и толпу (Лебон), на господствующий и подчиненный классы (Моска).. Происходит циркуляция, или круговорот, элит -- процесс взаимодействия между членами гетерогенного общества, которое представляется Парето в виде пирамиды с элитой на ее вершине.

Элиту характеризует высокая степень самообладания и расчетливости, умение видеть слабые и наиболее чувствительные места в других и использовать их для своей выгоды, в то время как массы обычно запутываются, в сетях эмоций и предрассудков. Это оправдывает "разделение общества на две части. Те, в ком преобладает знание, управляют и руководят теми, в ком преобладают чувства, так что в конце концов их действия оказываются энергичными и мудро направляемыми" [Ibid., p.351].

Парето указывает на два главных качества управляющих: умение убеждать, манипулируя человеческими эмоциями, и умение применять силу там, где это необходимо. Эти способности являются взаимоисключающими. Правительства правят, либо применяя силу, либо при помощи соглашательства и уговоров. "Согласие и сила являются инструментами управления на всем протяжении истории" [Ibid., p.678].

Парето развивает идею об управлении массами путем манипулирования их чувствами при помощи идей, подчиняющих массы интересам правящих классов. "Политика правительства тем эффективнее, чем успешнее оно использует эмоции" [Ibid., р.676]. Искусное применение этого принципа может, по Парето, объяснить любой политический успех. Но в ходе политической истории быстро обнаруживается, что одних методов убеждения недостаточно, чтобы правящий класс мог сохранить власть. Он должен уметь вовремя применить силу. Поэтому обличительная критика Парето направлена против "сентиментальных" идеологий либерализма с их проповедью гуманности, компромиссов и т.п. Будучи неспособной применить силу, правящая элита деградирует и вынуждена уступать свое место другой, обладающей большей решительностью и способной прибегнуть к насилию. "История является кладбищем аристократии" [Ibid., p.538]. Ключ к объяснению взлетов и падений правящих классов, их возвышения и упадка находится, согласно Парето, во взаимоисключающем характере двух типов правления.

Механизмом, посредством которого происходит обновление правящей элиты в мирное время, является социальная мобильность. Чем более "открыт" правящий класс, тем крепче его "здоровье", тем более он способен сохранить свое господство. Чем более он замкнут, тем сильнее тенденция к упадку. "Правящий класс обновляется не только численно, но и, что гораздо важнее, качественно, путем пополнения своих рядов из низших классов. Они приносят с собой энергию и пропорции "остатков", необходимые для удержания власти. Правящий класс восстанавливается, и теряя своих наиболее разложившихся членов" [Ibid., p.539].

За исключением полностью замкнутой элиты, становящейся кастой, правящая элита обычно находится в состоянии постоянной медленной трансформации. Если циркуляция элит происходит чересчур медленно, в высших слоях скапливаются элементы, олицетворяющие бессилие, разложение и упадок. Эти слои теряют психические качества, обеспечивающие их элитарное положение, и пасуют перед необходимостью применить насилие. Среди низших же слоев возрастает число индивидов, обладающих качествами, необходимыми для управления обществом. Они способны захватить власть при помощи насилия. Однако новый правящий класс в свою очередь со временем трансформируется в бессильный, загнивающий и утрачивает способность управлять. Вновь окрепнуть он может, либо черпая силы из низших классов, либо уничтожая физически разложившихся, ставших ненужными членов элиты. Если же несмотря на эти меры в низших классах скапливаются индивиды, превосходящие своими достоинствами высшие классы, наступает эпоха революции, смысл которой, по мнению Парето, состоит в обновлении состава правящей элиты, пополнении необходимых для управления психических сил и восстановлении таким образом общественного равновесия.

Циклы подъема и упадка, возвышения и падения элиты являются, по убеждению Парето, необходимыми и неизбежными. Чередование, колебание, смена элит являются законом существования человеческого общества. Что же лежит в основе этого закона?

Паретовская теория исходит из утверждения, что круговорот элит происходит вследствие чередования в них "остатков" первого и второго классов. Каждой элите соответствует определенный стиль правления. Инстинкт "комбинаций" обусловливает использование убеждения и обмана, хитроумных средств одурачивания масс, введения их в заблуждение.

Инстинкт "постоянства агрегатов" обусловливает противоположные качества правителей. Они агрессивны, авторитарны, склонны к применению насилия, подозрительно относятся к манипулированию, маневрированию и компромиссам. Если первый тип правителей живет только настоящим, то второй устремлен в будущее. Правители фабрикуют идеалы, светские и религиозные, их цели простираются далеко вперед. Посвящение индивида служению обществу, подчинение индивидуальных интересов общественным, мужество и постоянство в следовании этим идеалам -- таковы характерные личностные черты и духовные ценности этого типа правителей.

Правителей, у которых преобладают "остатки" "комбинаций", Парето называет "лисицами", а тех, у которых преобладают "остатки" "постоянства агрегатов" -- "львами". "Лисицы" -- символ хитрости, коварства, вероломства; "львы" -- символ силы, упорства, непримиримости, мужества.

В области хозяйственной и финансовой деятельности "лисицам" и "львам" соответствуют типы "спекулянтов" и "рантье". "Спекулянт", согласно Парето,-- прототип бизнесмена, ловкого воротилы, комбинатора, предпринимателя, стремящегося к наживе. Он погружен в рискованные комбинации, не знает угрызений совести, добивается успеха любой ценой. "Рантье" -- его полная противоположность. Это -- робкий вкладчик, живущий на фиксированные доходы, боящийся ступить шаг, чтобы не повредить своему капиталу и не пострадать самому. Преобладание в обществе "рантье" -- свидетельство стабилизации общества, переходящей затем в загнивание. Преобладание "спекулянтов" предопределяет развитие в социальной и экономической жизни.

Чередование экономических и политических циклов связано в концепции социального равновесия Парето с циклами духовного производства -- интеллектуального, религиозного, художественного и т.п. Здесь происходит ритмическая смена периодов веры и скептицизма, в основе которых в конечном счете лежат "остатки" первого и второго классов. Когда в психике индивидов усиливаются "остатки" первого класса и соответственно ослабевают "остатки" второго класса, изменяется пропорция "остатков" в определенных социальных группах. Такие группы недовольны окружающей действительностью, критически относятся к существующим порядкам и господствующим ценностям. Стремясь создать свои научно обоснованные и логически выдержанные теории и программы, они считают это расчищением пути разуму, освобождением от предрассудков. Но когда эти псевдоинтеллектуальные теории одержат верх, в обществе неизбежно возникнет противоположное течение духовной жизни. Индивиды, в которых усилились чувства "постоянства агрегатов", подвергают критике показную логичность и разумность новых теорий, выискивая в них ошибки и несоответствия. Так возникают антиинтеллектуальные, интуитивистские и мистические теории, постепенно вытесняющие позитивизм и рационализм.

Теория "круговорота элит", подобно теории общественной активности, строилась Парето не на основе анализа общественных отношений и социальных институтов, а на основе исследования врожденных биопсихических свойств индивидов. Первичными в его концепции власти являются личностные черты правителей, которыми они обладали еще до того, как заняли элитарное положение в обществе. Пытаясь поставить вопрос о соотношении биологической и социальной дифференциации, Парето считал, что буржуазная экономика в условиях, благоприятствующих ее развитию, предоставляет простор для свободного продвижения в верхи общества лучших его представителей и воспроизводства его структуры в соответствии с биопсихическими качествами индивидов. Итальянский социолог не предполагал, что обладание необходимыми для управления личностными качествами -- лишь одно из условий возникновения института господства, притом не главное и не решающее. В действительности же буржуазная конкуренция регулируется институтом капиталистической частной собственности. Индивиды вступают в борьбу, уже будучи включенными в определенную систему общественных отношений, обладая преимуществами, обусловленными положением, занимаемым ими в обществе Главный фактор политического успеха и отбора "лучших" из числа претендентов на власть -- сила тех политических классов и группировок, которые стоят за этими претендентами.

Политические, идеологические и экономические изменения в обществе не являются простым следствием изменений в личном составе правящего меньшинства, как считал Парето. Процесс "циркуляции элит" в действительности выражает глубокие общественные процессы, прежде всего социально-экономического характера. Политические изменения происходят тогда, когда правящие группировки не в состоянии разрешить социально-экономические проблемы, возникающие в ходе общественной практики, и вынуждены прибегнуть к политическому маневрированию.

Рассуждения Парето относительно функционирования элит не опирались на анализ реальных массовых общественных сил, не были конкретизированы в соответствии с отдельными историческими эпохами, акцентировали внимание на внешних формальных сходствах различных типов правления, подводимых под общую схему. Абсолютизируя общие черты функционирования элит власти в антагонистическом обществе, Парето не учитывал того, что разные исторические периоды выдвигают перед власть имущими разные требования, под влиянием которых Дифференцируются, расслаиваются правящие группы, формирующиеся на основе исторически .изменяющихся критериев. Объяснить, почему это происходит, можно только с позиций диалектико-материалистического анализа классового деления общества, детерминирующего соответствующие особенности и черты государственных форм и механизмов.

Итальянский социолог нарисовал отталкивающий в своем цинизме образ истории, состоящий из картин насилия, афер, преступлений, дворцовых комбинаций и грызни претендентов на власть. Гуманизм в этих условиях не более чем предрассудок или идеология самоуничижения; будущее находится в руках политиков, лишенных совести, не задумывающихся об общественных последствиях своих действий, лишь бы они вели к желаемой цели. Общественное равновесие может обеспечить только такая элита, которая умеет извлекать выгоду из власти, не брезгует никакими средствами, в любом случае заботясь только о своих собственных интересах. "Цель оправдывает средства", -- повторял Парето афоризм Макиавелли, которого он ценил значительно выше любых современных авторов.

Общественно-историческая концепция Парето глубоко пессимистична. История в его представлении обречена на вечно повторяющиеся циклы, в смене которых нет никакого заметного прогресса: восходящая часть кривой является "причиной" или условием ее нисходящей части -- не более.

Как справедливо заметил один из исследователей Парето, его пессимизм не может быть объяснен меланхолическим темпераментом [7, р.161]. Он объясняется крушением политических идеалов определенной части буржуазии, ее ненавистью к прогрессу и демократии. Парето сделал своей программной установкой исторический пессимизм, перерастающий в политическую идеологию консерватизма, идеализирующего насилие.

Парето в исторической перспективе

"Трактат..." Парето увидел свет во время первой мировой империалистической войны и не нашел в Италии соответствующего "социологического" читателя. Во Франции господствующие позиции занимала школа Дюркгейма, отстаивавшая совершенно иные теоретические позиции. Позже тот факт, что фашисты провозгласили Парето своим духовным отцом, отталкивал от него либерально настроенные круги.

Признание пришло к итальянскому социологу в Америке. В начале 30-х годов Лоуренс Хендерсон, известный биохимик, организовал в Гарвардском университете семинар по изучению концепций Парето, в котором приняли участие такие в будущем известные социологи, как Толкотт Парсонс, Роберт Мертон, Джордж Хоманс, Уильям Уайт, Клайд Клакхон и др. В 1935 г. "Трактат..." был издан на английском языке, причем, как отмечает Л. Козер, труды Парето читали как "буржуазный ответ Марксу или как его консервативный функционалистский эквивалент" [8, р.423].

Социологи более "левых" политических взглядов резко критиковали Парето за политический макиавеллизм, фашизм, несовременный способ мышления. Э. Богардус и Ф. Хауз писали, что основные идеи Парето гораздо раньше и лучше были выражены Дарвином, Джеймсом и Самнером [см.: 8, р.423-424]. Однако посвященные Парето монографии, написанные Хендерсоном, Хомансом и Куртисом и, прежде всего, Парсонсом, сделали свое дело. Глава школы структурного функционализма считал Парето одним из наиболее выдающихся мастеров социальных наук, заявив, что в "Трактате..." "нет ничего существенного, будь то на методологическом или теоретическом уровне, что ... должно было бы быть отброшено" [12, р.300].

Представители структурного функционализма восприняли и переработали паретовскую теорию социального действия, а также концепцию общества как системы, находящейся в состоянии равновесия. Введенное им понятие равновесия (equilibrium) заняло видное место в структурно-функциональном анализе в качестве одного из его основных понятий и отправных пунктов исследования. Паретовский системный подход к обществу способствовал развитию той социологической традиции, согласно которой главными проблемами считались проблемы стабильности социальной системы. Структурные функционалисты считали заслугой Парето и отрицание простого однолинейного причинно-следственного отношения в пользу совокупности переменных, находящихся в состоянии функционального взаимодействия. Идея взаимодействия была направлена Парето против концепции социального детерминизма и хорошо вписывалась в контекст теоретических поисков буржуазной социологической мысли. Столь же высоко оценивают буржуазные экономисты вклад Парето в экономическую теорию, считая его одним из основателей современной политэкономии [6].

Сам Парето считал наибольшим своим вкладом в социальную мысль теорию "остатков" и дериватов. Иррационалистическая концепция личности, интегрированная в концепцию "нелогического" действия, в общих чертах ставила проблемы психологии подсознания. Это находит отклик и в современной буржуазной социальной психологии, в трактовке таких явлений, как извращенное сознание, механизм рационализации, функционирование предрассудков, авторитарная личность и др.

Весьма популярна среди современных западных политологов паретовская концепция идеологии. Понимание идеологий как произвольных теоретических построений, призванных маскировать и рационализировать предрассудки и эмоции, подчеркивает важную социальную роль систем верований. Положение, что человек руководствуется эмоционально окрашенными верованиями, не вдаваясь в рассуждения об их истинности или ложности, широко используется в теории и методах буржуазной пропаганды.

Пожалуй, наибольшее внимание в паретовской социологической системе привлекала теория элит, послужившая отправным пунктом для многочисленных исследований механизмов власти с самых различных теоретических позиций [2]. Эта теория, взятая в контексте всех его теоретических воззрений, дает основания считать ее автора провозвестником политических режимов фашистского типа. Желая того или нет, Парето отразил в своих трудах кризисные тенденции общественной жизни Западной Европы, развитие которых привело к фашизму. Концентрация внимания на проблемах политической борьбы, идея биологического отбора правящей элиты, обоснование применения грубой силы, попирающей законность, критика рационалистического подхода к политике, подчеркивание значения иррациональных слепых эмоций -- все это перекликается с идеями, положенными в основу писаний официальных фашистских теоретиков.

"Трактат..." был задуман как "гигантское возражение" [11, р.77] Марксу. Отрицая заслуг" Маркса в политэкономии, Парето придавал большое значение Марксу как социологу, подчеркнувшему роль классовой борьбы в истории. Однако Парето был решительным противником научного социализма и резко критиковал исторический материализм, который ошибочно считал "экономическим материализмом". Последний, по мнению Парето, содержал ту ошибку, "что представлял взаимодействие как соотношение причины и следствия" [10, vol.I, p.500].

Если обобщить способы "опровержения" марксизма, применяемые Парето, то можно сказать, что он стремился представить марксистскую теорию одним из частных случаев своей "более широкой" концепции. Учение о классовой эксплуатации должно было быть растворено в более "широкой" концепции чередования элит, классовые различия оказывались частным случаем "более широких" -- психологических -- различий и т.п. Марксистской партийности противопоставлялось требование придерживаться логико-экспериментальной установки на свободную от ценностных суждений позицию и нейтральную объективность.

Теоретические взгляды Парето проникнуты духом исторической бесперспективности. Он ясно видел, что "буржуазия идет к своему закату". "У меня нет, -- писал он, -- никакого лекарства, чтобы вылечить болезнь, в которую впала буржуазия, или, если угодно, все общество. Напротив, я ясно заявляю, что такое лекарство, если оно и существует (во что я, правда, не верю), мне совершенно неизвестно. Я нахожусь в положении врача, который сознает, что пациент смертельно болен, и не знает, как его можно спасти"

Заключение

Западная социология проделала во второй половине XIX и начале XX в. сложную эволюцию. Из довольно расплывчатой программы, какой была, например, концепция Конта, социология стала в начале XX в. одним из ведущих разделов обществоведения, претендующим на прочное положение в университетах, а в некоторых странах уже занявшим это положение. Примитивные редукционистские теории уступили место значительно более сложным и дифференцированным концепциям. У социологии появился собственный понятийный аппарат. Началась систематическая разработка вопросов методологии и техники исследований. Расширился круг изучаемых проблем. Параллельное развитие общей теории и эмпирических социальных исследований начинает сменяться установкой на их интеграцию, что вызывает существенные сдвиги в ориентациях как теоретиков, так и эмпириков. Все это подготовило дальнейший рост профессионализации и институционализации социологии, особенно начиная с 20-х годов. Что же касается теории, то немарксистская социология и сегодня черпает вдохновение у авторов своего "классического" периода -- таких, как Вебер, Дюркгейм, Зиммель или Парето.

Взаимоотношения этих авторов друг с другом были, как мы видели, весьма сложными. Наибольшей популярностью при жизни пользовался, по-видимому, официально не признанный, маргинальный Зиммель [7, 11, 15]. Его работы были широко известны не только в Германии, но и во Франций, Англии, Италии, России и США, где его активно пропагандировал Смолл; при опросе 258 американских социологов в 1927 г. Зиммель занял второе место по популярности среди европейских авторов, уступая только Спенсеру [12, р.841]. Дюркгейм, отвергая концепцию Зиммеля в целом, вместе с тем признавал тонкость его теоретической мысли и свойственное ему "чувство специфичности социальных фактов" [13, р.404, примеч.]. Весьма сильным было влияние Зиммеля на его друга Вебера, который видел в трудах Зиммеля "изобилие важных новых теоретических идей и исключительно тонких наблюдений" [22, р.158]. По мнению Козера [7, р.249], веберовские идеальные типы имеют много общего с "социальными формами" Зиммеля, а подчеркивание Вебером решающей роли денег в возникновении рациональных экономических систем тесно связано с идеями зиммелевокой "Философии денег". Разумеется, это не исключало глубоких теоретических различий между этими мыслителями. В 1908 г. Вебер даже начал статью "Георг Зиммель как социолог и теоретик денежного хозяйства", однако не закончил и не опубликовал ее, чтобы не уменьшить своей критикой шансов Зиммеля на получение профессуры в Гейдельберге (рукопись Вебера, найденная в его мюнхенском архиве, опубликована только в начале 70-х годов). В этой статье Вебер отмечал неприемлемость основных принципов методологии Зиммеля, критикуя его за двусмысленность и формальность понятия "взаимодействие", за смешение субъективно-интенциональных и объективно-значимых социальных смыслов и за его увлечение метафизическими проблемами [11, 22].

Серьезные споры шли в эти годы и между другими теоретиками социологии. Например, Теннис, известность которого за пределами Германии сильно уступала зиммелевской (его основной труд был переведен на английский язык только в 1940 г., на французский -- в 1944 г.), был вовлечен в острую полемику с Дюркгеймом. В пространной и в целом положительной рецензии на книгу Тенниса (1889) Дюркгейм интерпретировал Gemeinschaft как органическую, a Gesellschaft как механическую общность, упрекнув Тённиса в том, что второй тип социальной организации он считает искусственным и не видит перехода от одного типа к другому. Теннис, естественно, не согласился с такой интерпретацией своих взглядов и в свою очередь, рецензируя книгу Дюркгейм а "О разделении общественного труда" (1896), написал, что "вся социология Дюркгейма является модификацией спенсеровской социологии" [4], что также несправедливо.

Для Парето ни Зиммель, ни Теннис, ни Дюркгейм, ни Вебер вообще не существовали. Такая же ситуация взаимного игнорирования существовала между Дюркгеймом и Вебером: Дюркгейм упоминает Вебера лишь однажды, в хроникальной заметке о Первом немецком социологическом конгрессе Вебер же вовсе не называет Дюркгейма. Впрочем, по мнению Бендикса и Рота [2], до 1914 г. Вебер еще не был особенно заметной фигурой в Германии, а в других странах -- и подавно. Первый английский перевод "Протестантской этики" вышел лишь в 1930 г. Признанный мэтр французской социологии Дюркгейм был, конечно, лучше известен в Европе. Хотя все его основные книги, включая фрагменты вышедшей в 1912 г. работы "Элементарные формы религиозной жизни" при жизни автора были переведены только в России (несмотря на цензурные препоны, русские издательства исключительно оперативно переводили социологическую литературу, так что русской читатель начала XX в. был в курсе всех новейших идейных течений Западной Европы и США), его идеи имели довольно широкий резонанс уже в начале XX в. Однако в США популярность Дюркгейма вплоть до 30-х годов заметно уступала известности его старого оппонента Тарда, главные книги которого были переведены на английский язык уже в конце XIX -- начале XX в. Среди американских социологов наибольшей известностью в первой четверти XX в. пользовались Кули, Гиддингс, Росс, Самнер и Уорд [12, р.840; 19].

Обсуждая взаимоотношения социологов конца XIX -- начала XX в. и их частое невнимание друг к другу, которое сегодня кажется удивительным, следует иметь в виду, что каждый из них имел свою собственную референтную группу. Эти группы зачастую не имели прямого отношения к социологии и к тому же их деятельность не пересекалась. В круге интеллектуальных авторитетов Дюркгейма были историк Фюстель де Куланж, философы Эмиль Бутру и Шарль Ренувье. Зиммель был лично связан с ведущими деятелями культуры своего времени: среди его друзей и корреспондентов мы находим Стефана Георге, Огюста Родена, Райнера Рильке, Эдмунда Гуссерля, Мартина Бубера, Альберта Швейцера, Эрнста Трельча; труды Зиммеля невозможно понять вне контекста немецкой философии того периода. Тённис перечисляет среди своих идейных вдохновителей юристов Рудольфа Иеринга, Отто Гирке и Генри Самнера Мэна, экономистов Карла Родбертуса и Адольфа Вагнера, этнологов И.Я. Бахофена и Генри Льюиса Моргана, но особенно -- Карла Маркса [20]. Интересно, что свой главный труд он предназначал для философов [21, S.XXVI]. Идейное развитие Вебера связано с рядом выдающихся немецких историков (Генрихом фон Трейчке, Генрихом фон Зибелем, Теодором Моммзеном), экономистов (Вильгельмом Рошером, Карлом Книсом, Густавом Шмоллером, Адольфом Вагнером, Луйо Брентано, Вернером Зомбартом) и философов (Вильгельмом Дильтеем, Вильгельмом Виндельбандом, Генрихом Риккертом). Его важнейшие труды воспринимались поначалу как экономические или исторические. Еще более специфичен интеллектуальный контекст, в котором работал Парето.

Разные идейные истоки и интеллектуальные ориентации, естественно, рождали и разные стили социологического мышления.

Но какие бы сложные коллизии ни возникали между представителями разных направлений немарксистской социологии конца XIX -- начала XX в., их главным противником и объектом критических атак был марксизм. Как замечает английский историк социологии Джон Мэдж, "европейские ученые в прошлом столетии были вовлечены в постоянный спор с марксизмом, и даже когда противник не назывался, можно обнаружить фрагменты диалога, нацеленного на марксизм" [14, р.559-560].

Во введении к этой книге мы уже говорили, что буржуазные историки социологии долгое время замалчивали значение марксизма для социологии, будь то развитие самой теории исторического материализма или ее влияние на немарксистские социологические теории. В настоящее время мало кто решается оспаривать мнение известного американского историка Стюарта Хьюза, что Маркс был "повивальной бабкой социальной мысли XX столетия" [10, р.76]. Проблема взаимоотношений марксизма и "академической социологии" начала XX в. занимает все большее место в трудах по истории социологии, каковы бы ни были идеологические установки их авторов (см., например: [2, 5-9, 16]). И это вполне естественно.

Материалистическое понимание истории возникло первоначально как философская идея, как гипотеза, которая, по выражению В.И. Ленина, "впервые создала возможность научной социологии" [1, т.1, с.140]. Но оно недолго оставалось на этой стадии развития. Применив выработанные ими общие принципы к исследованию всемирной истории, и особенно капиталистического общества, К. Маркс и Ф. Энгельс нашли им полное подтверждение. "Теперь, -- писал В.И. Ленин, -- со времени появления „Капитала” -- материалистическое понимание истории Уже не гипотеза, а научно доказанное положение..." [Там же, с.139-140].

Отдельные стороны социологической теории Маркса и Энгельса получили дальнейшее развитие и конкретизацию в трудах Г.В. Плеханова, А. Бебеля, раннего К. Каутского, А. Лабриолы, П. Лафарга, Ф. Меринга, Р. Люксембург. В новых условиях эпохи империализма марксистская социология в ее общетеоретических и конкретных аспектах была всесторонне развита В.И. Лениным, который детально разработал вопрос о роли субъективного фактора в истории, дал определение понятия класса, создал теорию империализма как высшей и последней стадии развития капитализма, обогатил марксистскую теорию государства. Учение Ленина о двух тенденциях в национальном вопросе дало ключ к решающим процессам развития наций в современную эпоху. Такие работы Ленина, как "Развитие капитализма в России", "Социология и статистика" и др., служат образцами научно-статистического исследования социальных процессов. Ленинская теория социалистической революции и построения социализма творчески развивает все важнейшие проблемы социалистического общества. Блестящим подтверждением правоты марксистско-ленинской теории и ее объяснительной и прогностической силы, явилась победа Великой Октябрьской социалистической революции в России.

Как же реагировали на развитие марксистской социологии буржуазные ученые?

До 80--90-х годов XIX в. основным методом буржуазной "критики" марксизма было его замалчивание. Правда, отдельные ученые, чаще всего те, кто был как-то связан с социал-демократией или интересовался положением рабочего класса, читали К. Маркса и раньше. Тённис, который в молодости увлекался социализмом, уже в 1878 г. внимательно прочитал первый том "Капитала", оказавший на него большое влияние [20, S.104-105]. Ле Пле знал и цитировал К. Маркса, хотя делал из тех же посылок противоположные выводы; как заметил один его австрийский корреспондент, К. Маркс предлагает строить новое общество, а Ле Пле -- усовершенствовать старое [3, р.116-117]. Но среди университетской профессуры знание Маркса было в те годы редкостью.