История буржуазной социологии XIX - начала XX века

Историки социологии обычно объединяют в биоорганическую школу тех, для кого прототипом понятия общества является понятие организма, кто исходит из того, что общество, подобно организму, представляет собой не простую сумму отдельных индивидов (клеток), а надындивидуальную целостность. Общество как целое приобретает новые качества и в этом смысле больше суммы своих частей. В объяснении существует логический примат целого над частью. Функции частей могут быть поняты только через функции целого, к которому они принадлежат.

По замыслу теоретиков школы, сравнительные сопоставления социальных систем с биологическими организмами должны были помогать вскрывать строение (анатомию) и функции (физиологию) социального организма, его органов (институтов) и элементов (обычно индивидов или семей) как по отношению к целому, так и относительно друг друга. В основе такой методологии лежало представление о единстве законов эволюционного процесса, на определенном этапе переходящего от индивидуальных организмов к созданию "сверхорганизмов", т.е. сообществ животных и людей [75, s.66-85]. Общественная эволюция мыслилась такой же необратимой, однонаправленной и внутренне обусловленной, как рост организма, хотя в теориях школы нередки и более осторожные формулировки, учитывающие специфику исторического движения.

Крайние органицисты уподобляли развитие общества развитию биологического организма в соответствии с биогенетическим законом Мюллера _ Геккеля (онтогенез повторяет филогенез) в его упрощенном толковании [21, с.169]. По их мнению, стадии общечеловеческой истории цивилизации (социальный филогенез) онтогенетически воспроизводятся индивидуальной историей молодых народов, государств, колоний, попавших в новые условия (см., например: [7, с.144-146]).

Соединяя спенсеровскую идею дифференциации и биогенетический закон, социологи биоорганической школы пытались предсказывать будущие стадии общественного развития и реконструировать прошлые. Самые высокодифференцированные и сложные общественные явления и функции обычно считались и самыми поздними по времени возникновения, а также наиболее чувствительными к социальным потрясениям, уязвимыми и изменчивыми [11, с.226].

В крайней форме использовал органическую методологию в социологии русский сановник немецкого происхождения, печатавшийся в основном по-немецки, Пауль Лилиенфельд (1829-1903). Человеческое общество, по Лилиенфельду, подобно другим природным организмам, есть реальное единство [55, S.1]. Общество отличается от организма меньшей интеграцией. Но большая подвижность элементов (индивидов) в социальном организме означает только то, что он принадлежит к высшему классу организмов. Представляя собой систему взаимодействий людей, общество выполняет одинаковые с организмами функции размножения, роста, дифференциации, болезни, смерти, регенерации, интеграции частей и т.п. Социология основана на биологии и должна применять ее законы [19].

Видным представителем органической школы был немецкий экономист и социолог Альберт Шеффле (1831-1903). Разделяя со всей школой убеждение в преимуществе целостного подхода к социальным явлениям, Шеффле выделялся в ней тем, что придерживался традиций немецкого идеализма.

Предметом социологии он объявлял духовные взаимоотношения между людьми, а также идеальные и технические способы и формы общения. Это видно из его определения общества, которое, по Шеффле, есть "неделимое общежитие органических индивидов, возникшее на почве .чисто психических актов, внешним проявлением которых служат символы, выражающие идеи и технические действия, создающие полезности и овеществляющие во внешних объектах продукты человеческой мысли" (цит. по: [18, с.119]). Социальное общежитие личностей отлично от органико-биологической связи клеток. Суть социального _ не физико-химическая и биологическая, а идеальная (иначе _ психическая) связь индивидов, выражающаяся в их символических и технических действиях (в "практическом искусстве").

Социально-психическая связь для Шеффле не чисто идеальная. Распределение духовной деятельности в обществе между отдельными индивидами при условии сохранения ее целостности вызывает необходимость создания знаковых средств (символов), средств связи и специальных вспомогательных учреждений для их поддержания. Только тогда духовное взаимодействие координатором "социального тела", способом сохранения его целостности и связности функционально-раздельных частей [34].

Появление материальных символов, способных существовать относительно самостоятельно, сделало возможным их накопление, передачу, всеобщность и длительную устойчивость (традицию). Возникла социальная память, которой можно измерять прогресс общества. Существование коллективного сознания в преемственности поколений _ еще одна особенность социума, не присущая органическим сообществам.

Все исследования общественных форм и функций Шеффле делил на социальную анатомию, социальную морфологию и социальную физиологию, направленные на "социальные органы и ткани", т.е. организации, институты и другие массовые объединения населения и их связи, а также на социальную психологию, предмет изучения которой _ духовная жизнь общества. Собственно органико-биологические аналогии у Шеффле имеют меньшее значение и интерес, чем социально-психологические представления. Наибольшую критику вызвало его учение о пяти общих типах "социальных тканей", часть которых гомологична тканям организма. Например, пятый тип: психо-физическая ткань принимает облик институтов, действующих в духовной сфере и осуществляющих публичный или частный контроль. Ее органический гомолог _ нервная ткань. Подобным же образом Шеффле рассматривает и остальные типы "социальных тканей".

Но эти "социальные ткани" образуются путем "идеального" соединения активных (люди с накопленным ими практическим опытом) и пассивных (вещное богатство) элементов. Общая организация "социального тела" представляет собой все более усложняющуюся структуру из этих основных элементов. Свою "физиологическую" жизнедеятельность (функции) "социальное тело" осуществляет только при помощи его активных составных частей (индивидов и групп населения) и только для них.

Сам Шеффле, как, впрочем, и другие органицисты, постоянно делал оговорку, что он пользуется органическими аналогиями исключительно для более образного и наглядного раскрытия социологических понятий, что "социальное тело" _ не организм в биологическом смысле, что даже биофизиологический элемент общественной связи в брачных союзах приобретает все более духовный характер и т.д. Под влиянием критики в третьем двухтомном издании (1896 г.) своего главного труда "Строение и жизнь социальных тел" [65] он гораздо умереннее пользовался органико-биологическими сравнениями, чем в первом четырех томном издании той же работы (1875-1878 гг.), а в "Основаниях социологии" (в 1906 г. они были опубликованы посмертно) почти отказался от этих сравнений, сохранив принцип целостного подхода [66].

Похожую эволюцию претерпели почти все органицисты, в частности Рене Вормс (1869-1926), редактор "Международного социологического обозрения". В работе "Общественный организм" [7] он выступил как типичный представитель вульгарного крыла школы. Здесь Вормс, подобно Лилиенфельду, широко использовал такие термины, как "социальная патология" и "болезни общества" (для обозначения общественных волнений), "социальная гигиена" и "оздоровление" (для общественных реформ), "размножение общества" (для колониальной экспансии) и т.д.

В последних своих сочинениях Вормс критиковал свои прежние взгляды и сделал вывод, что органические теории пригодны только для простых обществ, так как далее в действие вступают новые факторы, которые лучше описываются договорными теориями. В этот период главным общественным фактором для него стал "духовный контакт" между людьми [85, р.37]. Таким образом, от утверждения биологического единства общества Вормс перешел к психологически-социальному пониманию его целостности.

Борьбе за существование в развитии общества биоорганическая школа отвела более скромное место, чем социальный дарвинизм, хотя для обеих школ общество видится частью природы в ее высшем выражении и должно обнаруживать и этот закон последней. Для Вормса, например, борьба за существование, в обществе принимающая форму конкуренции, производна от закона биологического приспособления. Несмотря на единство законов развития природы и общества, они по-разному проявляются в природе и обществе. Естественный отбор и борьба за существование у людей менее жестоки. Вормс считает, что "основным и необходимым является не конфликт и столкновение, а труд и творчество, не борьба, а жизненное усилие" [8, с.144].

Борьбе с социал-дарвинизмом и проповеди идей органической солидарности людей и пацифизма посвящены многочисленные работы социолога-публициста Якова Новикова (1849-1912), жившего во Франции. Прогресс для него -- это особое проявление общего закона равновесия и "с политической точки зрения" представляет собой "достижение полного единства мнений и согласия между людьми" [22, с.51], т.е. умственного равновесия.

К биоорганической школе обычно причисляют французского философа-эклектика и социолога Альфреда Фулье (1838--1912), а также биолога и социолога Альфреда Эспинаса (1844--1922).

Фулье пытался сочетать позитивизм с идеализмом, а принципы детерминизма _ со свободой воли и персонализмом. Он отстаивал невозможность сведения психологического к коллективному, морального -- к социальному. Общество, по Фулье, -- это психический, "договорный" организм, существующий только через индивидов, обусловленный коллективной наследственностью, социальным детерминизмом и свободным контрактом [29].

Эспинаса можно считать одним из ранних предшественников зоопсихологии и этологии. По его мнению, зоология, изучая ассоциации между особями животного царства, содействовала рождению социальной науки. Аналогии между этими ассоциациями и обществами более тесны, чем между ассоциацией клеток и обществом [35]. Работы Эспинаса использовал и цитировал Ф. Энгельс [1, т.21, с.39].

Общая методология органической школы содержала как верные принципы, вошедшие в историю социологической науки, так и ложные, давно ею отвергнутые. Ценной была попытка концептуализации структуры и функциональных связей социального целого. Живучей оказалась проблема сочетания "организмической" картины социального целого и эволюционно-генетических представлений, в модифицированном виде перешедшая к структурному функционализму и другим системно-ориентированным направлениям в социологии. Хотя одним из основных источников, питавших школу, был эволюционизм, его синтез с синхронными организмическими представлениями оказался малоудачным. В результате школа не сумела удовлетворительно объяснить социальные изменения.

Множество возможных типов социальной и культурной целостности школа в начале своей деятельности сводила к одному образцу _ а именно к целостности биологического организма. Но из того, что общество не является простой суммой индивидов, а образует определенное единство, вовсе не следует, будто его целостность тождественна или подобна целостности биологического организма, а социокультурные зависимости подобны биологическим. Применимость некоторых общих формул к разным объектам еще не означает их тождества в других отношениях.

Свойственная органической школе ошибочная тенденция к онтологизации единства общества или к трактовке этого единства икак нормы имела реакционный политический смысл: любое революционное движение казалось нарушением органического единства общества, ненормальностью и патологией. Заменив открыто метафизическую (например, гегельянско-романтическую) форму концепции "социального организма" псевдопозитивной, поставив "а место провидения и "объективного духа" законы природы и биологического организма, биоорганическая школа также не смогла отразить в своих теориях значение личности и индивидуальной воли.

Ставя важные проблемы элементарных сходных черт в эволюции и организации сообществ животных и людей, школа недооценивала качественной специфики человеческого общества. "Существенное отличие человеческого общества от общества животных, _ писал Энгельс, _ состоит в том, что животные в лучшем случае собирают, тогда как люди производят. Уже одно это _ единственное, но фундаментальное _ различие делает невозможным перенесение, без соответствующих оговорок, законов животных обществ на человеческое общество" [1, т.34, с.137].

Марксистская социология пользуется понятием социального организма, чтобы подчеркнуть целостность общества как системы и взаимосвязь социальных процессов, никогда, однако, не подменяя социальные закономерности биологическими.

Социал-дарвинистская школа

Влияние дарвинизма так или иначе сказалось на концепциях самых различных представителей социологической мысли, в частности Габриэля Тарда, Лестера Уорда, Франклина Гиддингса, Эмиля Дюркгейма.

У этих и у ряда других социологов дарвинизм играл роль либо стимулятора гипотез, либо вспомогательного методологического инструмента. Однако некоторые буржуазные мыслители не ограничились подобным подходом и сделали теорию биологической эволюции непосредственным основанием своих социологических теорий, рассматривая естественный отбор и борьбу за существование как главные факторы социальной жизни. Так естественнонаучный дарвинизм был превращен в социальный дарвинизм.

Необходимо подчеркнуть, что сам Дарвин и другие основоположники дарвинизма _ такие, как Альфред Уоллес и Томас Гексли, были противниками прямого перенесения биологических понятий в область социальных наук. Поэтому Дарвина нельзя считать основателем направления, получившего впоследствии название "социал-дарвинизм". Ученым, впервые систематически внедрявшим принципы эволюционной теории в область социальных наук, был Спенсер, рассматривавший естественный отбор, борьбу за существование и выживание наиболее приспособленных не только в качестве биологических, но и социологических феноменов. Именно он является подлинным создателем социал-дарвинистской школы.

Социал-дарвинизм не был сугубо социологическим течением, но получил распространение и в других социальных науках, а также в публицистике и художественной литературе. В буржуазном массовом сознании он был относительно прост и однороден и сводился к двум-трем вульгарно интерпретированным идеям эволюционной теории. Иначе обстояло дело с социал-дарвинизмом в социологии.

Представление о существовавшей якобы единой социал-дарвинистской "школе" с общими теоретическими принципами является упрощенным. Некоторые социологи, обычно трактующиеся в историко-социологической литературе как социал-дарвинисты, были вообще противниками эволюционной теории и не использовали ее понятия, другие стремились лишь согласовать с ее принципами свои концепции. Среди представителей социального дарвинизма встречаются вульгарные материалисты и идеалисты, социальные "реалисты", рассматривавшие социальное целое как независимое от составляющих его индивидов, и "номиналисты", признававшие реальными только индивидов, расисты и антирасисты, буржуазные реформисты и сторонники стихийности в общественном развитии.

Степень уподобления социальных процессов биологическим у социал-дарвинистов была различной. Некоторые из них строили свои концепции непосредственно на основе принципов естественного отбора, борьбы за существование и выживания наиболее приспособленных (Вильгельм Шальмайер, Георг Мацат). Другие рассуждали о специфике проявления этих принципов в области социальной жизни, но оставались в рамках той же концептуальной схемы. Так, итальянский социолог Микеланджело Ваккаро (1854-1937) в книге "Борьба за существование и ее последствия для человечества" (1885) стремился показать, в чем состоит различие между борьбой за существование среди животных, с одной стороны, и среди людей, с другой [80]. При жизни некоторые из этих социологов-редукционистов пользовались значительной известностью. Так, работа Шальмайера "Наследственность и отбор в жизни народов" заняла первое место на Иенском конкурсе 1900 г. "Чему учат нас принципы теории происхождения видов в отношении внутриполитического развития и законодательства государства?". Ваккаро одно время руководил Международным институтом социологии. Однако эти социолога, которых можно назвать социал-дарвинистами в узком смысле, существенного влияния на последующее развитие социологической мысли не оказали.

Представители другой разновидности социал-дарвинистов прямо не сводили социальных процессов к биологическим; некоторые из них были даже противниками биологических аналогий. Концепции этих социологов близки к психологическому направлению; термины эволюционной теории встречаются в них гораздо реже. Тем не менее им также свойственна ориентация на определенным образом интерпретированную эволюционную теорию. Это проявилось в первую очередь в том, что главное место в своих концепциях они отводили социальным конфликтам. Рассмотрение социальной жизни как арены беспощадной борьбы между индивидами и между группами -- наиболее общий объединяющий признак всего социального дарвинизма. Усиление внимания к проблеме конфликта в конце XIX в. отнюдь не было случайным, так как в XIX в. необычайной остроты достигли классовые антагонизмы и конфликты между капиталистическими государствами.

Если у социал-дарвинистов первой разновидности концепция конфликта непосредственно выводится из теории биологической эволюции, то у второй _ опосредованно или же вообще из других источников. Именно к этой второй разновидности социал-дарвинизма преимущественно принадлежат социологи, концепции которых мы рассмотрим более подробно.

Уолтер Беджгот (1826-1877), английский публицист, экономист и политолог, в книге "Физика и политика" (1872) одним из первых попытался применить принципы дарвиновской теории о социальной науке. Беджгот подчеркивал огромную роль естественного отбора главным образом в начальный период человеческой истории. "Можно возражать против принципа "естественного отбора" в других областях, но, несомненно, он доминирует в ранней истории человечества: сильнейшие, поскольку они могли, убивали слабейших", _ писал он [37, р.442]. По Беджготу, борьба в мире людей ведется главным образом не между индивидами, а между группами. Стремление одних наций к господству над другими, а внутри наций стремление одних социальных групп к господству над остальными группами Беджгот считал основными социальными законами [Ibid., p.457].

Подчеркивая важнейшую роль межгрупповых конфликтов, Беджгот в то же время уделял огромное внимание внутригрупповой сплоченности, фактором которой является подражание. Тем самым он выступил как предшественник Тарда, сделавшего "подражание" центральным понятием своей концепции. Наиболее значительное место, считал Беджгот, подражание занимает в жизни "примитивных" обществ, что связано с недифференцированностью различных сфер социальной жизни, детальной регламентацией индивидуального поведения и жесткостью санкций против уклонения от установленных образцов.

Наряду с тенденцией к подражанию Беджгот отмечает наличие противоположной тенденции: стремление людей отличаться от своих предшественников, что и обеспечивает возможность прогресса. Оптимальные условия прогресса, согласно Беджготу, возникают в тех обществах, в которых существует правильное соотношение обеих тенденций: тенденции к изменчивости, открывающей путь нововведениям, и тенденции к подражанию, обеспечивающей социальную сплоченность.

В отличие от Беджгота австрийский социолог и юрист Людвиг Гумплович (1838-1909) свои концепции не выводил непосредственно из эволюционной теории. Он был противником биологических аналогий и подвергал критике тех социологов (Конта, Спенсера, Шеффле, Лилиенфельда), которые использовали подобные аналогии в качестве объясняющего принципа, "...биологические аналогии никакого значения для социологии не имеют, они дают нам только сравнения и образы, но ни в каком случае и никогда не дадут знаний", _ писал он [13, с.13]. Тем не менее концепции Гумпловича историки социологии часто квалифицируют как социальный дарвинизм, и это вызвано прежде всего характерным для Гумпловича подходом к обществу как к совокупности групп, беспощадно борющихся между собой за господство.

Натуралистическая концепция истории, которую разделяет Гумплович, "считает человечество частицей вселенной и природы, частицей, подлежащей тем же вечным законам, как и целое" [14, с.25]. "Альфа и омега социологии, ее высшая истина и ее последнее слово, _ пишет он, _ человеческая история как естественный процесс" [Там же, с.360].

Концепциям Гумпловича присуща фаталистская трактовка социальных законов и фетишизация исторической необходимости. Индивид с его свободой выступает в интерпретации Гумпловича как псевдореальность, или реальность второго порядка. Общество, социальная группа, напротив, представляют собой подлинную и высшую реальность, детерминирующую поведение индивида. В данном случае мы сталкиваемся с одним из наиболее экстремистских вариантов "социального реализма", т.е. взглядом на общество как на реальность, не только не сводимую к составляющим его индивидам, но существующую помимо них и над ними.

Социология для Гумпловича _ это философская основа всех социальных наук, призванная осуществлять связь между ними. В отличие от философии истории (в ее адрес он находит немало язвительных слов), задача которой _ выяснить, откуда и куда движется человечество, социология занимается исследованием социальных групп и отношений между ними [12, с.68; 15, с.14]. Он считает, что непрерывная и беспощадная борьба между различными социальными группами составляет главный фактор социальной жизни. В качестве основного социального закона он объявляет "стремление каждой социальной группы подчинять себе каждую другую социальную группу, встречающуюся на ее пути, стремление к порабощению, к господству" [12, с.159].

По Гумпловичу, исходные и первоначальные группы, обнаруживаемые в истории, _ это орды, объединенные антропологическими и этническими признаками. В трактовке взаимоотношений между ордами он является предшественником Самнера. Он вводит понятие "этноцентризм", которым впоследствии пользовался Самнер, и определяет его как "мотивы, исходя из которых каждый народ верит, что занимает самое высокое место не только среди современных народов и наций, но также по отношению ко всем народам исторического прошлого" [45, р.349]. Гумплович констатирует состояние непрерывной вражды между ордами. Если вначале результатом столкновений между ними было физическое уничтожение побежденных, то в дальнейшем, в ходе социальной эволюции, побежденные порабощаются победителями. В результате возникает государство. Но межгрупповые конфликты не исчезают. Принципиально неустранимая борьба между группами продолжается в новой форме: "...что на примитивнейшей ступени было борьбой антропологиически различных орд... то на высшей ступени развития, достигнутой нами, обращается в борьбу социальных групп, классов, сословий и политических партий" [13, с.194].

Наиболее общим и основным делением социальных групп в концепциях Гумпловича является деление на господствующих и подчиненных. И те, и другие обладают стремлением к власти, причем "это стремление у господствующих классов выражается в эксплуатации, как можно более интенсивной, и, следовательно, в порабощении классов подчиненных; у последних оно проявляется в увеличении силы сопротивления, в уменьшении и ослаблении своей зависимости"

Почему же отношения между группами непременно приобретают характер антагонистического конфликта? В ответ на этот вопрос Гумплович вносит солидную дозу вульгарного экономического материализма и натурализма. Конечной причиной всех социальных процессов, в том числе конфликтов, составляющих сущность первых, он объявляет стремление человека к удовлетворению материальных потребностей. В связи с этим Гумплович утверждает, что "всегда и всюду экономические мотивы являются причиной всякого социального движения, обусловливают все государственное и социальное развитие" [Там же, с.192]. Удовлетворение потребностей, согласно Гумпловичу, не может осуществляться иначе, как через принуждение и насилие одних групп над другими.

Гумплович часто оперирует термином "раса" (в особенности в начальный период творчества) и даже выносит его в название своих основных работ _ "Раса и государство" (1875) и "Расовая борьба" (1883). Расу он понимает не как биологический, а как социокультурный феномен. "Расовая борьба" в трактовке Гумпловича _ это "борьба гетерогенных социальных и этнических единиц, групп и общностей" [45, р.193]. Он всячески подчеркивает неизмеримо малую роль биологической наследственности и решающую роль социальной среды в детерминации поведения человека, отмечая, что в настоящее время чистых рас не существует, а смешение рас имеет положительное значение [Ibid., р.57-58].

Значит ли это, что он вообще не признает значения расовых различий (в физико-антропологическом смысле) в социальной эволюции? На этот вопрос следует ответить отрицательно. Гумплович считает эти различия определяющими на ранних этапах общественного развития. Расовый фактор выступает в данном случае как фактор социопсихологической отчужденности, которая в ходе дальнейшей социальной эволюции вызывается другими причинами.

Концепции Гумпловича свойственна чрезвычайная противоречивость. Так, он утверждает, что проблемы начального этапа развития общества не относятся к компетенции социологии и других социальных наук [13, с.118]. В то же время он постоянно обращается к исходным, первоначальным моментам этого развития, следуя в целом спенсеровскому эволюционизму, который рассматривал сложные социальные образования как совокупности простых.

Гумплович доказывает, что объект социологии (в отличие от философии истории) _ не человечество, а социальные группы и в то же время замечает, что "собственным предметом, научным объектом социологии можно назвать человечество" [13, с.114].

Основное противоречие в теории Гумпловича состоит в том, что, с одной стороны, провозглашается специфичность социальных явлений и несводимость их к индивидуальному и родовому человеку, с другой _ конечным основанием социальных явления выступает везде и всегда неизменная человеческая природа с ее неуемной склонностью к удовлетворению потребностей, стремлением к господству и т.д. Утверждение Гумпловича, что существует особый класс социальных явлений, отличающихся от других явлений действительности, остается чисто декларативным; натурализация социальных процессов приводит его к тому же биопсихическому редукционизму, против которого сам же и выступает.

Порок концепций Гумпловича состоит также в недооценке внутренних факторов функционирования и развития социальных групп. Гумплович игнорирует тот факт, что последние представляют собой системы и как таковые обладают целостностью и определенной степенью самодетерминированности. Непонимание этого приводит Гумпловича к неправильной оценке целого ряда социальных процессов. Так, он видит причину возникновения государства в подчинении одних этнических групп другими, игнорируя роль в этом процессе "внутриродовой и внутриплеменной дифференциации.

Рассматривая конфликты и насилие как основные факторы социальной жизни, Гумплович не уделяет внимания значению сплоченности и сотрудничества. Классики марксизма-ленинизма показали, что "насилие" не может служить объясняющим принципом социальных процессов, оно само является продуктом определенной системы социальных отношений.

Концепциям Гумпловича созвучны концепции другого австрийского социолога -- Густава Ратценхофера (1842-1904), автора книг "Сущность и цель политики" (1893), "Социологическое познание" (1898) и посмертно опубликованной работы "Социология. Позитивное учение о человеческих взаимоотношениях" (1907).

Основными явлениями и процессами социальной жизни Ратценхофер считает следующие: самосохранение и размножение индивидов, изменение индивидуального и социального типов, борьбу за существование, абсолютную враждебность рас, пространственное расположение, расовую дифференциацию, господство и подчинение, чередование индивидуализации и социализации структур, изменение интересов, государство, глобальное общество [63, S.244-250]. Как и Гумплович, Ратценхофер считает себя сторонником монизма, утверждая, что в обществе действуют те же закономерности, что и в природе; в связи с этим отрицает противоположность наук о природе и наук о духе. Социологические закономерности близки, согласно Ратценхоферу, химическим и, особенно, биологическим закономерностям. Социология _ это философская наука, которая призвана быть основой всех социальных наук и политики.

Рассматривая конфликт в качестве основного социального процесса, Ратценхофер во главу угла ставит категорию интереса. Интерес _ основной принцип, управляющий социальными процессами, содержащий ключ к их пониманию. Социальная жизнь предстает в трактовке Ратценхофера как игра различных интересов. Он выделяет пять основных типов интересов: прокреативные (стимулирующие продолжение рода), физиологические (связанные с питанием), индивидуальные (связанные со стремлением к самоутверждению), социальные (родственные и групповые) и трансцендентные (религиозные). Интересы _ не что иное, как осознание прирожденных биологических потребностей и импульсов, которые обусловливают борьбу за существование. Социальные группы возникают как организации индивидов для целей этой борьбы. В отличие от Гумпловича Ратценхофер трактует социальные процессы в конечном счете как межиндивидуальные, а группу _ как продукт взаимодействия между индивидами.

Концепции Ратценхофера оказали влияние на американского социолога Альбиона Смолла (1854-1926). Вслед за Ратценхофером Смолл рассматривает интерес в качестве основной единицы социологического исследования: понятие интереса, с его точки зрения, призвано сыграть в социологии ту же роль, какую понятие атома сыграло в физике [69, с.426]. Вся социальная жизнь в конечном счете состоит "в процессе развития, приспособления и удовлетворения интересов" [Ibid., p.433-434].

Смолл довольно туманно определяет интерес как "неудовлетворенную способность, соответствующую нереализованному условию и направленную на такое действие, которое реализует указанное условие" [Ibid., p.433]. Наиболее общими классами интересов Смолл считает следующие: здоровье, благосостояние, общение, познание, красота, справедливость. Интерес имеет два аспекта: субъективный _ желание и объективный _ то, в чем ощущается потребность, "желаемая вещь". Социальные явления в целом, по Смоллу, представляют собой результат взаимодействия трех основных факторов: "1) природы; 2) индивидов; 3) институтов, или способов ассоциации между индивидами" [Ibid., p.552].

Из всех социал-дарвинистских теорий в социологии теория Смолла в наименьшей степени содержит в себе специфические черты социал-дарвинизма и в наибольшей проникнута психологизмом, что объясняется влиянием Уорда. Хотя Смолл считал биологические аналогии в социальной науке одним из необходимых этапов в ее истории, он связывал дальнейший прогресс социологии с переходом от биологических аналогий к непосредственному анализу реальных социальных процессов

Конфликт для Смолла не был универсальным фактором социальной жизни. Он трактовал его как одну из форм взаимодействия людей, доминирующую главным образом на ранних этапах исторического развития.

Конструкции Смолла лишены концептуальной строгости: анализируя огромное количество понятий (ассоциация, социальный процесс, физическая среда, духовная среда, субъективная среда, социальные функции, социальные цели, социальные силы, ценности, оценки), он не стремился увязать их в единую систему.

В методологической части теории Смолла существенное значение имеет указание на необходимость комплексного подхода к социальным фактам, но эта мысль не проводилась им достаточно четко и последовательно [69, р.15; 70, р.160]. В научном исследовании Смолл выделял четыре фазы: описательную, аналитическую, оценочную и конструктивную. Последняя фаза проясняет взгляд Смолла на призвание социологии. Согласно его точке зрения, наука не должна воздерживаться от оценочных суждений; напротив, это ее прямая задача. Социология, по Смоллу, должна иметь практическое применение в "социальной технологии", т.е. в приспособлении "средств к целям в практическом улучшении общества" [69, р.34]. Отсюда политический реформизм Смолла, критиковавшего с буржуазно-либеральных позиций наиболее явные пороки капиталистического общества.

Концепции Смолла не оказали сколько-нибудь существенного влияния на развитие американской социологии, однако он сыграл большую роль в деле ее институционализации. Одной из самых видных фигур в американской социологии был профессор Йельского университета Уильям Грэм Самнер (1840-1910). Основные принципы социологии Самнер заимствовал у Спенсера. Они состоят в утверждении, во-первых, автоматического и неуклонного характера социальной эволюции, во-вторых, всесилия и универсальности естественного отбора и борьбы за существование. Эти принципы определяли позиции Самнера по различным, иногда даже весьма частным, экономическим, политическим и нравственным вопросам.

Исходя из представления о неуклонном и автоматическом характере социальной эволюции, Самнер отвергал всякие попытки реформировать, а тем более революционизировать общественные отношения. Название одной из его работ _ "Абсурдное усилие перевернуть мир" (1894) _ чрезвычайно характерно в этом отношении.

Самнер выступает против всех форм государственного регулирования социальной жизни. Будучи наиболее яростным сторонником принципа laissez-faire, он отстаивает не столько сохранение прежнего положения вещей, сколько необходимость стихийности в развитии, и именно в этом специфика его консерватизма. "Эволюция знает, что делает", _ так можно было бы сформулировать его кредо.

Эволюция, согласно Самнеру, пробивает себе дорогу через борьбу за существование, которая столь же "естественна", как и сама эволюция. "Конкуренция так же не может быть уничтожена, как и гравитация", _ утверждает он [73, р.68]. В связи с этим Самнер рассматривает социальное неравенство как естественное состояние и необходимое условие развития цивилизации. Идея естественного отбора выступает в его интерпретации как идея естественности социального отбора. Как отмечает Хофштедтер, у Самнера мы встречаемся с новым вариантом кальвинистской идеи предопределения [47, р.66]. Разница лишь в том, что на место провидения Самнер ставит провиденциалистски понимаемую "эволюцию", обеспечивающую с железной необходимостью торжество сильнейших и поражение слабейших. Накопление общественного богатства в руках немногих он рассматривает не как препятствие общественному прогрессу, а как его условие.

Идеологические воззрения Самнера в целом выражали устремления средних слоев американской буржуазии с их требованием благоприятных условий для свободной конкуренции перед лицом развития государственно-монополистических тенденций.

Необходимо подчеркнуть, что специфические черты социал-дарвинизма проявились главным образом в публицистических выступлениях Самнера. Что касается его социологических работ, то здесь их удельный вес был значительно меньше. Основная работа Самнера _ "Народные обычаи" (1906) _ анализирует большой этнографический материал. Обычаи рассматриваются им в конечном счете как продукт фундаментальных биологических потребностей людей. Стремясь удовлетворить свои потребности, люди вырабатывают определенные способы деятельности, которые рутинизируются и выступают как обычаи (на уровне группы) и привычки (на уровне индивида). Народные обычаи Самнер трактует необычайно широко, включая в них все стандартизированные формы поведения. В качестве непосредственных причин обычаев он рассматривает две группы факторов. Во-первых, это _ интересы [74, р.3]. Люди борются либо между собой, либо с окружающей их. флорой и фауной. Обычаи, таким образом, представляют собой определенные виды защиты и нападения в процессе борьбы за существование. Во-вторых, обычаи являются продуктом четырех мотивов, которые Самнер считает четырьмя главными мотивами человеческих действий вообще (предваряя тем самым концепцию четырех желаний Уильяма Томаса). Это голод, сексуальная страсть, честолюбие и страх. В основе этих мотивов лежат интересы [74, р.18]. Самнер подчеркивает, что обычаи не являются результатом сознательной воли человека: "Они подобны естественным силам, которым человек бессознательно дает действовать..." [Ibid., р.4].

Наибольшую известность приобрели понятия Самнера "мы-группа" ("we-group", или "in-group") и "они-группа" ("they-group", или "out-group"). Отношения в "мы-группе" -- это отношения солидарности, тогда как между группами преобладает враждебность. Последняя связана с этноцентризмом, который Самнер определяет как "взгляд, согласно которому собственная группа представляется человеку центром всего, а все остальные шкалируются и оцениваются по отношению к ней" [Ibid., p.13].

Самнер в целом создает упрощенную картину отношений между группами в "примитивных" обществах [3, с. 10-15]. На самом деле в отношениях между родами и племенами встречается не только враждебность, но и сотрудничество и взаимопомощь. Не выдерживает критики биологический редукционизм его концепции обычая: если бы обычаи были лишь результатом биологических потребностей людей, то невозможно было бы объяснить существование и длительное функционирование вредных с точки зрения биологических потребностей обычаев.

Концепция Самнера имеет и несомненные достоинства. Самнер одним из первых поставил проблему нормативных аспектов социальной жизни. Если отбросить исходные предпосылки его концепции обычая (борьба за существование и т.д.), то в ней можно найти ряд важных соображений о характерных чертах обычая. Существенное значение для социальной психологии и этнографии имеют понятия этноцентризма, "мы-группа" и "они-группа" [24]. Но положительные стороны его концепции существенно обесцениваются ее социал-дарвинистскими основами и хаотическим нагромождением этнографического материала, не объединенного никаким методологическим принципом. Более того, сама проблема метода для Самнера не существует. Оценивая место Самнера в истории социологии в целом, необходимо отметить, что если в его концепции встречаются рациональные положения, то они не только не связаны с основополагающими принципами его социал-дарвинизма, но, напротив, весьма далеки от них.

Подведем итог рассмотрению социал-дарвинистской школы в социологии. Как бы ни отличались друг от друга концепция социал-дарвинистов, им присущ фундаментальный порок: редукционизм, сведение закономерностей одного уровня реальности к другому. Представление о постоянно воюющих между собой группах как новый вариант гоббсовской концепции "войны всех против всех" столь же несостоятельно, как и противоположное представление о людях, живущих в гармонии и согласии. "Взаимодействие мертвых тел природы включает гармонию и коллизию; взаимодействие живых существ включает сознательное и бессознательное сотрудничество, а также сознательную и бессознательную борьбу. Следовательно, уже в области природы нельзя провозглашать только одностороннюю "борьбу". Но совершенное ребячество _ стремиться подвести все богатое многообразие исторического развития и его усложнения под тощую и одностороннюю формулу: "борьба за существование". Это значит ничего не сказать или и того меньше", _ писал Ф. Энгельс [1, т.20, с.622].

Социал-дарвинисты обратили внимание на социальные конфликты, но игнорировали ведущую роль классовой борьбы, Буржуазия недаром увидела в некоторых социал-дарвинистских теориях обоснование своего господства. Игнорируя связь конфликтов с определенными социальными отношениями, приписывая им статус "естественности", вечности, неустранимости, социал-дарвинисты тем самым способствовали сохранению этих конфликтов.

Несмотря на серьезность некоторых поставленных ими проблем, натуралистические и биолого-эволюционные концепции в социологии XIX в. были в значительной мере спекулятивны и неисторичны. Бесплодность подхода к социальным явлениям на основе одних физических, биологических и других аналогий, недопустимость подмены исторических закономерностей "вечными" законами природы показаны В. И. Лениным в книге "Материализм и эмпириокритицизм": "...перенесение биологических понятий вообще в область общественных наук, _ писал он, имея ввиду сведение социальных явлений к общему роду биологических приспособлений, _ есть фраза" [2, т.18, с.349]. Резко критиковали эти концепции, хотя с иных позиций, и многие буржуазные социологи первой половины XX в., так что биологизация социальных явлений стала казаться явным анахронизмом, а натуралистические школы _ тупиком в истории социологической мысли (см., например: [71, 77]). Однако в связи с новейшими достижениями генетики, экологии и этологии споры снова возобновились.

За рубежом в последнее время много пишут о "социобиологии" как "новом синтезе" биологических и социальных наук _ от молекулярной и популяционной генетики до психологии поведения и эргономики [39, 83]. Этот "новый синтез" противопоставляется преждевременному синтезу и попыткам интеграции социального и биологического знания в старых биолого-эволюционистских школах, которые были вынуждены восполнять недостававшие им факты спекулятивными умозрениями. Однако налицо определенная преемственность проблем и способов их постановки. Возродилась и вновь стала объектом исследования идея "суперорганизма". Серьезное внимание уделяется системе коммуникаций в коллективном поведении животных и аналогичным механизмам поведения в социальной жизни людей. Сами по себе такие исследования необходимы и плодотворны, в них участвуют и ученые социалистических стран [86]. Но при этом появляются и рецидивы старых натуралистических концепций, например в попытках поставить историческую эволюцию человеческого общества и формы его социальной организации в зависимость от его генофонда, который якобы определяет социальное поведение [41, 51]. Предпринимаются также сомнительные попытки механического перенесения наблюдений за поведением животных на человека, хотя в основе этих попыток лежат более осторожные, чем прежде, естественнонаучные описания и теоретические конструкции.

В связи с этим в современной критике социального биологизма [31, 59] вновь обсуждаются философско-мировоззренческие основания биолого-натуралистического и социально-исторического истолкования проблем человека, возможные пункты сближения и разногласия между вытекающими из этих истолкований программами социальных исследований.

Советские ученые критикуют обе крайние редукционистские тенденции: и биологизаторскую и социологизаторскую. "Перед современной наукой, _ пишет академик П.Н. Федосеев, _ стоит сложнейшая задача ... раскрыть тот конкретный и всеобщий способ, или ".механизм", взаимодействия биологического и социального, который обеспечивает 1) специфичность, нетождественность и вместе с тем 2) преемственность, взаимосвязь обеих этих сфер бытия в развитии и поведении человека" [28, с.66]. Актуальность, теоретическое и практическое значение этой проблемы возросли в связи с тем, что "новейшие успехи биологии, и в частности генетики, создают условия для исследования многообразных конкретных форм взаимодействия биологического и социального в процессе развития и жизни человека и общества ... в условиях НТР по-новому встает сложнейшая задача оптимального сочетания научно-технической и производственной деятельности общества с процессами, протекающими в биосфере" [Там же, с.56, 57].

Последняя задача привела к возникновению за рубежом "человеческой экологии", начальные понятия которой были заложены географической школой, поскольку она тоже изучала жизненные связи человека с его так или иначе определенной средой. Однако несмотря на совпадение некоторых постановок проблем в натуралистической социологии XIX -- начала XX в. и в современной науке все же нельзя задним числом привносить содержание новых понятий в старые теории.

5. Психологическая социология конца XIX -- начала XX века

Психологизм и социология XIX века

Кризис биолого-натуралистических теорий в конце XIX в. способствовал усилению психологической тенденции в социологии. Идея сведения социального к психологическому не была, конечно, новой. На "универсальные законы психологии" и "свойства человеческой природы" ссылались и Локк, и Юм, и французские просветители, и английские утилитаристы. Милль в полемике с Контом утверждал, что все социальные законы сводятся к "законам индивидуальной человеческой природы": "Соединяясь в общество, люди не превращаются в нечто другое, обладающее другими свойствами... В общественной жизни люди обладают лишь такими свойствами, которые вытекают из законов природы отдельного человека и могут быть к ним сведены" [15, с.798]. Поэтому социология как наука "о действиях масс людей и о различных явлениях, составляющих общественную жизнь", имеет своей основой психологию [Там же, с.794].

Для многих натуралистических концепций, как мы видели, биология тоже служила лишь методологическим образцом (органическая аналогия, принцип эволюции и т.п.), тогда как их содержательные предпосылки покоились на "житейской" психологии. Рождение экспериментальной психологии и ее институционализация в качестве самостоятельной дисциплины, независимой как от философии, так и от физиологии, высоко подняли ее научный престиж и способствовали экспансии психологизма в другие отрасли знания [20, 22, 24, 35]. Если в первой половине XIX в. психологию считали простой конкретизацией философии, то родоначальник экспериментальной психологии Вильгельм Вундт (1832-1920) пытается перевернуть это отношение, утверждая, что "вся наша философия _ это современная психология" [47, S.XIII].

В конце XIX в. психологизм как общая тенденция к психологическому обоснованию научного знания и объяснению самых разнородных явлений приобретает широкое распространение. Психологическое обоснование гносеологии (Я.Ф. Фрис, Ф.Э. Бенеке), логики (Ю. Липло, К. Зигварт), эстетики (Г.Т. Фехнер, Г. Аллен, Л. Уитмер, Т. Липпс), лингвистики (Г. Штейнталь, Г. Пауль, К. Бургман), истории и литературоведения (И.А. Тэн) и других дисциплин стало научной модой. Психологизм _ характерная черта "второго позитивизма" (махизма, эмпириокритицизма). Не избежала этого поветрия и социология.

Психология начала XIX в. была исключительно психологией индивида и не принимала в расчет социальных процессов.

В последней трети XIX в. положение изменилось. С одной стороны, психологи обнаружили, что высшие психические функции невозможно свести к физиологическим процессам, что здесь требуется учет сложных социальных факторов. С другой стороны, социологи, не удовлетворенные примитивными биоорганическими аналогиями, проявили растущий интерес к проблемам мотивации и психологическим механизмам социального поведения. В результате слияния этих двух встречных движений и сложилось то, что мы условно называем психическим направлением в социологии.

Подобно другим идейным течениям этого периода, психологическая социология отнюдь не была единым целым. Единственная черта, конституирующая ее как течение, _ это стремление, не всегда осознанное, сводить социальное к психологическому. Но стремление это выражено у разных авторов с неодинаковой силой, да и тип психологии, к которой они апеллируют, не одинаков. В зависимости от характера выдвигаемых проблем и объяснительных категорий, в ней можно выделить несколько более или менее самостоятельных ответвлений: психологический эволюционизм; инстинктивизм; "психологию народов", тесно связанную с этнографией; групповую психологию и, наконец, интеракционизм, делающий первичной единицей социологического исследования межличностное взаимодействие.

Психологический эволюционизм

Психологическое объяснение социальных процессов не требовало немедленного разрыва с идеями биолого-эволюционной школы. Первоначально речь шла только о том, чтобы "дополнить" эволюционистскую схему изучением психологических механизмов развития и функционирования общества. Причем сами эти механизмы трактовались весьма широко и аморфно. Вслед за Спенсером представители "психологического эволюционизма" американские социологи Лестер Франк Уорд (1841-1913) и Франклин Генри Гиддингс (1855-1931) рассматривали развитие общества как часть космической эволюции, каждая последующая ступень которой аккумулирует достижения предыдущей. Однако если сторонники биологической ориентации считали социальную эволюцию непосредственным продолжением и частью органической и подчеркивали в ней черты автоматизма, то психоэволюционисты видели в усложнении форм общественной жизни результат развития сознательного начала, выдвигая, в противоположность спенсеровскому laissez-faire, лозунг "направленной эволюции", т.е. разумного управления социальными процессами.

Лестер Франк Уорд, выходец из бедной семьи, участник гражданской войны в США, был по специальности геологом и палеоботаником; к социологии он обратился уже в зрелые годы. Его основные работы: "Динамическая социология" (1883; рус. пер. 1891), "Психические факторы цивилизации" (1893; рус. пер. _ 1897), "Очерки социологии" (1898; рус. пер. _ 1901), "Чистая социология" (1903), "Прикладная социология" (1906) и "Учебник социологии" в соавторстве с Джеймсом Куэйлом Дили (1905). В 1906 г. он был избран первым президентом Американского социологического общества. Взгляды Уорда были не особенно оригинальны. Он считал, что применительно к человечеству спенсеровский принцип космической эволюции должен быть дополнен ценностной идеей прогресса. Социальные институты _ результат развития скорее психических, чем витальных сил. "Социальные силы _ это те же психические силы, действующие в коллективном состоянии человека" [46, р.123]. Отсюда следует, что основанием социологии должна быть не биология, как у Спенсера, а психология. Социогения _ высшая ступень эволюционной лестницы, синтез всех природных сил, сложившихся в ходе космо , био- и антропогенеза. Качественное отличие этой новой, социальной реальности заключается в наличии чувства и цели, которых не было в действиях слепых природных сил. Эти новые факторы постепенно преобразуют генетические, лишенные цели природные процессы в телические (от слова tele _ цель), или, что то же самое, в социальные процессы, имеющие форму целевого действия человека.

В своем главном труде "Динамическая социология" и в ряде других работ Уорд развивает взгляд, согласно которому первичной социальной силой являются желания, в частности голод и жажда, связанные с поддержанием жизни индивида, и половые потребности, обеспечивающие продолжение рода. На основе этих первичных желаний складываются более сложные интеллектуальные, моральные и эстетические желания, с помощью которых Уорд пытался объяснить поступательное развитие общества, его "улучшение" (принцип "мелиоризма" _ от латинского melior _ лучший).