Статусные различия и образовательная вовлеченность учащихся

И: И это несмотря на то, что Алтуфьево - это в принципе спальный район…

Р: Алтуфьево отличается тем, что, несмотря на то, что это окраина, там очень благоустроенно и там очень приятно жить, я жила рядом с парком культуры и отдыха, это очень крутое место, и там было лампово.

И: Понятно. А скажи, помимо той школы, 214, ты ходила, может, на какие-то кружки дополнительные?

Р: В начальной школе мама водила меня в поликлинику при мэрии, там я ходила на плавание, ОФК. Меня мама не особо мучила кружками, как многих детей. Возможно, это объясняется тем, что ее в детстве мучили, она закончила музыкальную школу, еще что-то, и она не хотела мучить меня. Я очень просила в детстве, чтобы меня записали на карате, а она боялась, что мне проломят башку, и на карате меня, к сожалению, не записала. Поэтому мне приходилось просто бить людей на переменах.

И: Ты била людей на переменах? За что?

Р: Я просто любила бить. Мы с подругой Кристиной были типа генералами одной из армий, мы постоянно устраивали противоборства на переменах и на продленке. Мы играли в «Зену - королеву воинов».

И: У вас были какие-то конфликты?

Р: Да, и мы были очень драчливы. Моя подруга была типа как Зена, а я типа как Габриэль. Потому что она брюнетка была, а я светловолосая.

И: А из-за чего вы дрались?

Р: Мы всех били, потому что мы дети, мы любили драться. Мое любимое хобби в первом классе было брать моего соседа по парте Андрея за шкирку и бить его об стену. Я обожала это дело.

И: А ты не помнишь, что провоцировало такую агрессию?

Р: Я любила подраться - руками, ногами. Моя подруга, кстати, всех била ногами, а я била руками, толкала. Я думала, если ударить человека кулаком, он, как в фильмах, к стенке отлетит. Когда я в первый раз в третьем классе ударила человека кулаком, меня поразило, почему мне больно, а он не летит в стенку.

И: Понятно. Теперь скажи, как вы приняли решение перейти в лицей 1535?

Р: Во многом это обусловлено семейными причинами. У отца умерла мать (моя бабушка), и он тогда покупал все эти комнаты в Хамовниках, ремонтировал их. Ремонт кончился, как раз когда у меня финишировал седьмой класс. И он такой: нам нужно жить там, под боком лицей 1535, давайте туда.

И: А он был прямо-прямо рядом, да?

Р: Я живу на Спортивной, лицей 1535 в пешей доступности, это Усачева. Пешком две минуты.

И: А там вообще в принципе много таких школ статусных.

Р: Нет, лицей 1535 - лучшая школа.

И: Скажи, как ты поступала туда? Там же вступительные испытания?

Р: Да, там экзамены.

И: Субъективно они были сложными?

Р: Весной я проходила вступительные экзамены на Чистых прудах, тогда шел ремонт здания, и дети учились на Чистых прудах. Меня отец водил сдавать экзамены куда-то сюда, не помню точно куда. Там были экзамены на два направления: на экономико-математическое и на историко-филологическое. И я была в полной уверенности, что все будет, я была в шоке, что математику сдала на два, а историю и филологию я сдала на пять. Так меня определили, что я все-таки больше гуманитарий, и взяли в истфил.

И: Ты училась в истфиле?

Р: Первые два года я училась в истфиле.

И: А потом вас перераспределили?

Р: После девятого класса встал вопрос: Тань, кем ты хочешь быть, куда ты хочешь поступить. Я говорю: ну, либо истфак МГУ, либо филфак МГУ. Мои родители-экономисты заржали, на меня показывали пальцем: ты кем будешь, училкой по литературе, ты что, сумасшедшая, нет, тебе нужно на экономику, давай туда.

И: А вас перенабирали или ты переводилась сама?

Р: Я переводилась. Я не очень сдружилась с тем классом, который был у меня в восьмом-девятом классе, это была вторая причина.

И: Скажи вообще, ты сама была рада поступлению в новую школу? Как-то это, может, повлияло на твою самооценку?

Р: Ну, конечно, это был стресс, потому что, во-первых, другой район, другие люди вокруг, это всегда стресс. Плюс был стресс, что я была отличница, а тут - опа, я троечница.

И: То есть было сложнее учиться?

Р: Намного сложнее, гигантский контраст с обычной школой. Я стала провисать даже по тем предметам, где я была лучшей, по русскому языку тоже были тройки, для меня это было шоком. А единственный хороший предмет - история. Литературу я тоже очень любила. В девятом классе был неприятный конфликт. Я всегда писала очень хорошо эссе по литературе, [учительница] меня всегда хвалила, уважала, зачитывала эссе, просто вообще любила. А русичка меня знала как человека, который получает тройки. И как-то она задала написать эссе на дом, я подумала: все, сука, я тебе докажу, что я умею писать эссе, написала эссе сама, у меня тогда не было даже компа (это был восьмой класс), я написала эссе сама. А потом она объявляет оценки и говорит: Касимова - два. Я такая: а почему два? - Тань, ну всем очевидно, что ты это эссе списала. И начинает читать мое эссе, самые крутые куски, все ржут и говорят: ну очевидно, что списала!

И: То есть это было прямо при других людях?

Р: Это было при всех, все хохотали, все ржали, полная несправедливость, она читает мои куски и говорит, что я списала, и ставит мне в два. Я вообще в шоке.

И: То есть были такие случаи? С кем-то другим в классе было такое, это какая-то практика?

Р: Я как-то не рефлексировала, было ли с кем-то другим, я думала о себе больше, но да, там было много несправедливости, я бы так сказала.

И: Расскажи мне, что ты имеешь в виду под «много несправедливости»? Что за люди там учились, в истфиле, особенно по контрасту со старой школой?

Р: Там учились совершенно разные люди. Например, учился у меня в классе внук Ботвиника, сам Ботвиник. Учился мальчик наполовину араб, у него отец был дипломат арабский или что-то такое. То есть там такие, интересные были люди. Но вот именно за счет репутации, что я нехорошо учусь, люди делали вывод, что я и по другим предметам нехорошо учусь, и это ломало немножко мою самооценку, ну так, странно было. Потом, по истории я считала, что заслуживаю пятерку, а мне ставили часто четверку. Были какие-то несправедливые, как мне казалось, вещи.

И: А отношения с коллективом как у тебя вообще складывались?

Р: В восьмом классе было ничего, а в девятом классе были конфликты.

И: На какой почве?

Р: Не знаю, что-то детское, может, подростковое. Там были неприятные мальчики, не хочу упоминать об этом.

И: То есть, было два аспекта неприятностей. С одной стороны, учителя как-то относились…

Р: Некоторые только, иногда.

И: С другой стороны, с коллективом…

Р: С коллективом не очень. У меня был очень тяжелый переходный период, может быть, поэтому.

И: А что у тебя было тяжелого?

Р: Ну, мне было психологически тяжело. У меня было мало денег, мне родители покупали редко одежду, у меня сложные были отношения с матерью. Если другие могли обладать деньгами и ходить в магазин, мне приходилось с мамочкой советоваться. Какие-то такие, психологические были моменты.

И: Понятно. Значит, потом ты…

Р: Хотя, были и какие-то положительные моменты, не все было в черном. У меня были какие-то друзья, какие-то прикольные вещи.

И: Ну а все-таки по сравнению со школой в Алтуфьево это было лучше или хуже? По субъективным ощущениям.

Р: В школе в Алтуфьево у меня была моя лучшая подруга… не знаю, я не могу сравнивать. По-разному было.

И: Значит, потом ты решила перейти с истфила в…

Р: Ну, там класс по сути назывался соцтехом, хотя потом выяснилось, что мы были скорее экмат, но с меньшим математическим уклоном. То есть там были разные классы, был класс при НИУ ВШЭ, а потом нас разделили на тех, кто идет на экономический, и тех, кто идет на другие факультеты, на социологию, на более гуманитарные. Я училась в той части экмата, которая была более гуманитарной, чем другая часть.

И: А как процесс перехода вообще проходил? Ты что-то дополнительно сдавала?

Р: Нет, просто перешла.

И: Понятно. А что за люди были в новом классе?

Р: Примерно то же самое, бывали люди из интересных семей, бывали совершенно обычные ребята.

И: Отношения стали лучше?

Р: Наверное, лучше, но отношения индуцировались не людьми, а скорее мной. Переходный период стал проходить, я стала более раскованной, может, более уверенной в себе. С конца девятого класса у меня появился парень и я ушла в политизированность - национализм, националисты. Я стала больше ориентирована на внешние движухи. То есть если в восьмом-девятом классе была более-менее домашняя девочка, то конец девятого-десятый-одиннадцатый класс у меня уже были внешние компании, где я проводила время, тусила там. То есть, появилась жизнь, отличная от школы.

И: Для тебя важно было иметь жизнь, отличную от школы?

Р: Да.

И: Знаешь, я просто до этого брала интервью тоже у людей из 1535, и у них никакой отличной от школы жизни не было, в том плане что они были немножко помешаны на этой школе. Насколько я понимаю, у вас были такие практики, как лицейский дух, лицейская газета, театр?..

Р: Да, я даже работала в журнале, у меня были статьи, публикации. Но я никогда не фанатела от лицея 1535. Может, это такая моя черта характера. Я никогда не состояла, допустим, в СтС в Вышке, никогда не буду тусить в студсовете.

И: Почему?

Р: Ну, я человек другого пошиба, мне не нравится это копошение в мелких корпоративных штуках, мне всегда нравилось иметь что-то отличное. Я приходила в лицей и знала, что у меня есть внешняя жизнь и там я что-то из себя представляю.

И: То есть, это своеобразное утверждение себя через отличность от других?

Р: Да, во многом.

И: Насколько я понимаю, вам прививали некоторую идентичность, связанную с лицеем. Ты ее воспринимала или как?

Р: Сейчас я, конечно, горжусь, что я из лицея 1535, это круто. Но, учась там, я этого не ощущала, я сторонилась такой идентификации, может быть, по тем причинам, что не сдружилась с классом предыдущим. У меня не было жуткой привязки, что лицей 1535 - и все. Нет, у меня были друзья, были там контакты, но так, чтобы прямо очень, я бы не сказала.

И: А оценки у тебя улучшились в конце?

Р: У меня пошла очень сильная дифференциация. Я даже математику выправила, у меня была тройка только по геометрии, а алгебру я выправила, в экмате у меня была там четверка. Я была лидером по обществознанию, истории, всегда была хороша по литературе, меня очень любили преподаватели по биологии и географии. В десятом классе я экономику хреново так знала - у нас там был Блидман такой, преподаватель экономики, - а вот в начале одиннадцатого класса я стала одной из лучших по экономике, потому что пошла макроэкономика, которую я всегда любила и понимала. Меня очень любила наша преподавательница по истории, обществознанию. Эта женщина очень на нас влияла, она помимо курса общеобразовательного давала очень много своего. В лицее 1535 так было построено, что многие предметы велись не по нормативам государственным, а преподаватели сами внедряли свои программы, наработки. Допустим, она нам жестко по политике промыла мозги, очень нам много давала литературы вне школы. Вот, скажем, мы проходили русскую революцию, ее обычно три недели проходят, а мы проходили полгода. Мы читали биографии и мемуары революционеров, я прочитала две вместо одной, потом еще, готовясь к докладу про Ленина, прочитала биографию Ленина Волкогонова. Дети обычно такие книжки не читают, а я читала (Волкогонов - историк известный советский). Я, помню, еще на докладе оскандалилась, ну то есть, мне потом вспоминали, что я так сделала - я в конце того чудесного доклада показываю последний слайд с анекдотом про Ленина. Расскажу вам, говорю, прикольный анекдот. Не знаю, что у меня было в башке в одиннадцатом классе. Я знаешь какой анекдот рассказала? А там все, Кретова, преподавательница, сидит… Я ее обожала-фанатела прямо до детской любви к преподавателю. Вот Ленин приходит домой и говорит Крупской: - Наденька, раздевайся. - Что, Володя, зачем раздеваться? Ну хорошо, разделась. - Теперь садись мне на голову. - Что, Володя, зачем? Ну ладно, села. Ленин подходит к зеркалу и говорит: а что, челка мне к лицу!

И: Зачем, зачем!

Р: Не знаю, что у меня было в башке, но мне почему-то казалось, что это чрезвычайно остроумный анекдот. Кретова позеленела, мне потом рассказывали.

И: А как одноклассники отреагировали?

Р: Половина была в шоке, половина ржала. И когда мне сказали, что я так сделала, на сходке в 2014 году, я говорю: что я была такая отмороженная, что ли?

И (смеясь): А ты забыла, у тебя вытеснился травматический опыт.

Р: Как раз в десятом-одиннадцатом классе началась моя социализация во внешней среде, я начала увлекаться политикой, национализмом, социализмом. И Кретова, и другие люди считали, что я правая. Я даже помню, я вхожу в раздевалку, а у меня черное пальто, а на пальто значки: Хэппи Гитлер, 88, руна СС, - а мне навстречу Блидман - а он же, знаешь, два метра - входит и смотрит меня: ну Тааань, ну зачем. Еще забавный был прикол с Кретовой. Как раз конец десятого класса, мы проходили двадцатый век, фашизм, и вот Кретова, убежденная, что я фашист и меня надо исправить, целое занятие посвятила просмотру фильма «Обыкновенный фашизм». Мы всем классом смотрели фильм, а у меня была тогда весенняя аллергия. И у меня как раз тогда слезы из глаз потекли. И я вся сидела в слезах, а там показывают концлагерь. Меня все ребята успокаивали: Тань, не плачь! Кретова стояла, смотрела, а я думала: б…, это аллергия!

И: То есть тебе никого не жалко?

Р: Ну жалко, конечно.

И: На почве твоих увлечений внешних у тебя в самой школе не было ни с кем конфликтов?

Р: Нет.

И: Почему? У вас какой национальный состав был в школе?

Р: Разный, много было евреев и полуевреев. Как в Вышке.

И: Как они реагировали?

Р: <неразборчиво> немножко.

И: Но не было такого, чтобы воспринимали прямо враждебно?

Р: Нет. Всем было либо пофигу, либо не воспринимали.

И: А у вас не было этнических конфликтов?

Р: Нет. У нас не было кавказцев вообще практически. У нас чеченцев вообще не было. Из нерусских были евреи, немножко армян. Этнических конфликтов из серии «я мусульманин» у нас не было. Нормальный московский состав.

И: А в принципе были ли конфликты в школе? Между классами? Не было ли драк?

Р: Серьезных конфликтов не было. Были какие-то гнобления…

И: Гнобления? На почве чего?

Р: Какие-то личные, особенно когда восьмой-девятый класс, там же дети. Например, в классе, когда я только поступила, была девочка, которой я очень завидовала, потому что она была такая ботанка-ботанка, у нее были одни пятерки. Ее называли Мордяша, потому что она не очень хорошо выглядела, была полная, волосатая и вся в прыщах. И мы в конце восьмого класса, пока у меня еще не было конфликта с остальным классом, пока меня еще не стали harassment, травить некоторые группы, мы, например, группой скинулись на бритву, мыло, дезодорант и подарили это Мордяше.

И: О боже!

Р: Ужасно жестокие дети, да?

И: Это не стало достоянием общественности? Это не разбирали на классном часу?

Р: Нет, такого не было.

И: Были ли у вас практики неформального общения, походы?

Р: Да, они были, но я их не посещала.

И: Почему?

Р: Во-первых, я не любила походы. Во-вторых, была одна поездка в Питер, в которую я хотела, но у нас случился конфликт с моей тогдашней подругой. Мы занимались тем, что обносили магазины, нам нравилось, мы чувствовали себя робин-гудами. А на одной ходке, когда мы совсем вошли в раж, нас поймали, и выручать меня поехала моя мама. После этого конфликта мне мама запретила, типа ты наказана за воровство.

И: То есть у тебя была такая практика?

Р: Я была странная. Я пить научилась в лицее. У меня была пара подруг, с которыми я бухала.

И: Ну, пить все научились в школе.

Р: Как-то один раз я пришла немного поддатенькая в школу. Встретила преподавателя по немецкому, которого все звали Фрицем, потому что у него были такие усики, как раз у него был урок, который я пропустила, бухая, я просто встретила его и сказала: здравствуйте.

И: А он что?

Р: Ничего. Он был странным фрицем.

И: Как проходил процесс выбор университета?

Р: Я поняла в одиннадцатом классе, что мне надо завязывать с моей активной политической жизнью, если я хочу куда-то поступить. Я стала усиленно готовиться ЕГЭ, взяла репетитора по английскому и математике, одновременно поняла, что мне нужно уйти в социологию, потому что единственный предмет, в котором я была реально the best, - это обществознание. Я взяла дополнительный курс в НИУ ВШЭ, который вел Сорвин, познакомилась с частью ребят, которые сейчас учатся. Глазков был, например, на этом курсе, мы там познакомились.

И: В этом лицее он у вас проходил?

Р: Нет, просто Сорвин его прорекламировал, у него сын учился в этом лицее. И мы записались. Как говорит Марина Васильева (а я этого не помню), нам Сорвин давал какие-то деньги, чтобы мы рекламировали соцфак в младших классах, я тоже кому-то из младшеклассников читала про соцфак НИУ ВШЭ. Марина Васильева говорит: «Сорвин передал пять тысяч лично тебе». Но я этого вообще не помню. Потом я проходила олимпиаду и уже в апреле получила первое место с огромным отрывом - и все, я поступила, мне оставалось только не завалить ЕГЭ. У меня очень сильно поднялось ЧСВ, когда я выиграла олимпиаду. Меня хвалили, конечно, в классе.

И: То есть это было достижение.

Р: Конечно, олимпиада межрегионального уровня.

И: Как ты вообще воспринимаешь свою образовательную траекторию, начиная с начальной школы и заканчивая магистратурой-аспирантурой? Это было легко или это была цепь достижений? Легко ли было тебе учиться на разных этапах, переходить с одного этапа на другой?

Р: Нет, конечно, какие-то предметы мне давались сложно. Опять же у меня была большая дифференциация, ряд предметов у меня совершенно не получался, а по ряду предметов я была лучшей. Может быть, за счет этого мне было где-то тяжело.

И: Понятно. Задам еще общий заключающий вопрос. Сейчас, оглядываясь назад, что ты можешь сказать о том, что тебе лицей дал? В плане ценностей, привычек…

Р: Очень много дал, во-первых, истфил, потому что мы много вещей прочитали, которые даже взрослые не читают, то есть, общегуманитарное образование дал лицей. Еще очень много дал урок истории в восьмом-девятом классе, Рэмач (?). Я всегда любила историю, но как преподается история в обычных классах, где ты примерно себе представляешь, что происходило, - и как преподается история в лицее 1535, где тебя заставляют тупо мыслить, включать мозг, думать о причинах событий. А почему произошла революция? Почему был принят этот закон? Людей реально заставляли думать. Я помню, как у нас скрипели мозги в восьмом классе: почему Хамураппи сделал именно эти законы? Мы скрипели, думали. «Пока вы не ответите, перемены не будет, думайте». То есть нужно было мыслить не как школьники, а как взрослые люди.

И: А Рэмач был вашим классным руководителем?

Р: Да.

И: А это не ваш класс он называл «баранами»?

Р: Может, он все классы называл «баранами». Да, он постоянно ругался. Помню, он устроил истерику классе в девятом. Мы проходили французскую революцию, и там жирондисты, а кто-то с задних рядов крикнул: ха-ха-ха, жиды. Все, Рэмач устроил жуткую истерику, заорал, закричал: кто это сказал? Он любил беситься, он вскочил, брызгая слюной: пока не скажете, кто, все, пи*дуйте отсюда, уходите. Мы ушли. А Маня Энзиштадт (?) такая: ну, жиды и жиды, ну что.

И: Может, какие-то ценности тебе привили?

Р: Потом очень сильное влияние оказала Кретова по истории социологии. Много она заставляла думать не просто по истории, а вот о социальных причинах, о социологии. Мне очень понравилось, как она преподавала период русской революции, все течения революционные, мы очень прониклись всем. Потом годы сталинских репрессий. Весь класс должен был прочесть «Крутой маршрут» Гинзбург, например. Мы все это читали. Очень сильное влияние она оказала на нас.

И: Когда ты там училась, было ли у тебя чувство, что ты учишься в элитной школе?

Р: Конечно, было. У нас были шкафчики, например. Я вместо уроков физкультуры - я была одна из трех девочек, которые не ходили на физ-ру, - ходила на ушу. Я изучала ушу восьмой-девятый класс, безумие. Было ощущение, что да, мы другие, и преподаватели это подчеркивали.

И: А когда ты пришла в университет, ты почувствовала, что уровень подготовки у тебя выше, чем у других?

Р: Трудно сказать. По каким-то предметам я была не очень, по каким-то очень. Трудно ответить.

И: Ты общаешься сейчас с кем-то из лицея?

Р: Да, во-первых, моя подруга из девятого-десятого класса, Марина Васильева, до сих пор на соцфаке. Она по болезни много пропустила, сейчас только на первом курсе магистратуры. Мы постоянно поддерживаем связь.

И: Ты ходила на какие-нибудь встречи выпускников?

Р: Я ходила в том году, как раз после убийства Немцова, что-то потянуло. Мне понравилась встреча с Блидманом. Я спросила: вы меня помните? Он говорит: Тань, я тебя никогда не забуду, потому что ты постоянно тянула руку и говорила: «Я не поняла, объясните». Все ржали, у нас же есть привычка не задавать вопросов, якобы все всё поняли. А я всегда, когда чего-то не понимала, тянула руку и спрашивала.

Меня очень поразили ребята из истфила, какие-то странные. Те люди, с которыми я общалась, какие-то блеклые, мне бы не захотелось сейчас с ними общаться.

И: А где они сейчас все учатся?

Р: Они по большей части закончили что-то в МГУ, либо журфак, либо филфак, либо истфак, то есть какие-то мгушные темы. Они непонятно где работают, мало рассказывают, какая-то своя атмосфера. Еще зашла к бывшей любимой преподавательнице по литературе, как раз мой девятый класс. И она: «Таня, ты так изменилась!». Мне было приятно.

И: А почему тебе было приятно?

Р: А мне нравится меняться.

Размещено на Allbest.ru