Место сетевых взаимодействий в структуре повседневности активных пользователей социальных сетей

Размещено на http://www.allbest.ru//

Размещено на http://www.allbest.ru//

Введение

Проблемная ситуация и актуальность исследования

Онлайн-коммуникация всё больше внедряется в жизнь современного человека, а социальные сети становятся неотъемлемой частью повседневности активных пользователей. Коммуникация в социальных сетях не остаётся только в рамках онлайн-сферы, но и имеет последствия для жизни оффлайн. С проникновением социальных сетей в жизнь общества происходит виртуализация пространства повседневности [Барышников 2015; с. 40]. Глобальная сеть разрушает социальные барьеры, меняя средства коммуникации между людьми и, в то же время, трансформирует традиционные социальные связи, внедряя внесистемные формы повседневного общения [Boyd 2014; p. 9]. Таким образом, Интернет и социальные сети как площадки для онлайн-коммуникации переформатируют привычное пространство повседневности [Иоселиани 2013; с. 146].

Активные пользователи считают онлайн-коммуникацию значимой частью своих повседневных взаимодействий и зачастую не представляют свою жизнь без социальных сетей. В англоязычной литературе даже встречается специальный термин для нового поколения молодых людей, которые выросли в эпоху цифровых технологий - digital native [Boyd 2014; p. 22] (то есть «цифровой абориген»). Однако некоторые из «цифровых аборигенов», по тем или иным причинам, отказываются от использования социальных сетей (сроки такого «отказа» могут быть от нескольких часов до нескольких лет). Почему в мире стремительно развивающихся технологий и коммуникаций активные пользователи осознанно отказываются от предоставляемых им возможностей для безграничного общения в сети? И, если социальные сети действительно так тесно вплетены в жизнь активных пользователей, как это демонстрируют исследования, что же происходит со структурой повседневности после «выключения» или «исключения» из неё онлайн-коммуникации? Представляется важным рассмотреть последствия прекращения или ограничения активными пользователями коммуникации в социальных сетях, а также определить, каким образом сетевые взаимодействия вписываются в структуру повседневности активного пользователя.

Исследовательская проблема, таким образом, строится на основании противоречия: речь идёт, с одной стороны, о росте технологий, глобализации и увеличении объема коммуникаций, а с другой Ї о «медийном детоксе»Тут используется удачная метафора, предложенная одним из информантов, которому подвергают себя некоторые активные пользователи (или, хотя бы, сообщают о попытках временного отказа от социальных сетей) Так, западные социальные исследователи отмечают распространение следующего феномена среди пользователей - используя социальные сети, пользователи всё активнее сообщают о своём желании сделать перерыв от социальных сетей; см. [Schoenebeck 2014; p. 773] . Так, ещё в 2014 году чуть менее половины пользователи Facebook в возрасте от 18 до 40 лет сообщили, что они отмечают снижение количества времени, потраченного ими на использование социальных сетей в повседневной жизни, по сравнению с прошлыми годамиIbid; p. 774.

Итак, под прицелом исследования оказывается особая повседневность Ї повседневность активных пользователей, Ї в которой социальные сети воспринимаются как неотъемлемая часть жизни [Burke 2011; p. 13]. О правомерности тезиса касательно большой значимости социальных сетей в жизни активных пользователей говорит как бесчисленное количество научных и журналистских статей на тему «Интернет-зависимости» см. например: [Варламова2015; с.165-182]., так и эмпирические данные прошлых исследований в области изучения социальных сетей. Так, например, в ходе исследования, проведённого в рамках выпускной квалификационной работы (по теме «Неопределённость как элемент коммуникации в социальных сетях: множественность интерпретации невербальных жестов» см. [Баранник 2016] <https://www.hse.ru/edu/vkr/184623846>), была сформулирована гипотеза о том, что в представлении информантов категории «повседневности» и «коммуникации в социальных сетях» с трудом могут быть отделены друг от друга Ї «телефон как продолжение руки» Там же., а социальные сети как важная часть жизни. Сегодня некоторые исследователи говорят о появлении условно нового «субъекта деятельности и общения» [Иоселиани 2013; с. 144], которым в условиях современного мира является активный пользователь социальных сетей. Но, если общение в социальных сетях занимает такое значимое место в повседневности активных пользователей, то как возможен отказ от их использования? Как происходит этот «отказ»? Почему люди, некогда активно включающие в свою жизнь достижения информационной цивилизации, вдруг перестают заходить в социальные сети и ограничивают для себя возможности онлайн-коммуникации?

Цель исследования - выявление места сетевых взаимодействий в структуре повседневности активных пользователей социальных сетей

Объект исследования - пользователь социальных сетей, определяющий себя как «активный» и имеющий опыт отказа от социальных сетей

«Активность» пользователей в первую очередь определяется самоидентификацией информанта в качестве «активного пользователя социальных сетей». Кроме того, в качестве гипотезы, как формальные составляющие «активности» выделяются ежедневное пользование хотя бы одной социальной сетью, регулярный обмен «лайками» с другими пользователями и генерирование собственного контента. Формальные показатели также проверяются со слов информанта. Несмотря на включение в концепт «активности» формальных критериев, основной акцент в рамках данного исследования делается именно на субъективном самоопределении информанта в качестве «активного пользователя».

Предмет исследования - обнаруживающиеся через «включение», «выключение» и «исключение» онлайн-коммуникации особенности структуры повседневности активных пользователей социальных сетей.

Необходимость разделения понятия «отказ от социальных сетей» на «выключение» и «исключение» онлайн-коммуникации стала очевидна ещё на этапе пилотажа инструментария, когда оказалось, что понятие «отказа», как и «активности», в большей степени зависит от субъективных определений информантов. Таким образом появились две аналитические градации отказа:

«выключение» онлайн-коммуникации подразумевает наличие осознанного контроля за использованием социальных сетей, существенное сокращение времени, проводимого в социальных сетях, или же ограничение определённых активностей (например, отказ от просмотра новостной «ленты»)

«исключение» онлайн-коммуникации предполагает попытку полного отказа от использования социальных сетей (или какой-то отдельной, особо значимой социальной сети).

Исследовательский вопрос:

Каким образом сетевые взаимодействия вписываются в структуру повседневности активного пользователя социальных сетей?

Для того, чтобы достичь цели исследования, было решено обратиться к опыту прекращения использования социальных сетей активными пользователями. Предполагалось, что трансформация повседневности, наблюдаемая после «отказа», позволит лучше понять место сетевых взаимодействий в жизни активных пользователей. Изменения уклада жизни в связи с прерыванием онлайн-коммуникации по привычным каналам должны, как представляется, показать функции социальных сетей и их значимость для активных пользователей. Основной исследовательский вопрос был разделён на несколько дополнительных вопросов:

Что заставляет активных пользователей «выключать» или «исключать» онлайн-коммуникацию из повседневной жизни?

Что происходит в жизни активного пользователя, когда он «выключает» или «исключает» онлайн-коммуникацию из своей повседневной жизни?

Что заставляет пользователей снова «включить» онлайн-коммуникацию в свою повседневную жизнь после перерыва?

Как сами информанты определяют место сетевых взаимодействий в структуре повседневности?

Данные вопросы, в последующем, будут выступать в качестве содержательных задач исследования и определять главы анализа эмпирических данных.

Структура работы

Прежде чем перейти к содержательной части исследования, необходимо представить структуру диссертационной работы.

В первой главе рассматривается общий теоретический контекст исследования, а также выделяются ключевые понятия. Концептуализация основных понятий позволила в дальнейшем провести их операционализацию и выйти «в поле», имея представления о том, как говорить с информантами. В качестве теоретической рамки в магистерской диссертации используется предложенное М. Кастельсом различение современного социального мира на «пространство мест» и «пространство потоков» и развитие этой теории З. Бауманом, а также концепция non-places М. Оже и «времени путешествий» Дж. Джейн и Г. Лайнс.

Во второй главе, после обзора источников литературы, основанного на расширенной концептуализации понятий, в тексте подробно прописывается методология исследования. Особое внимание уделяется методологической рефлексии, без которой исследование в русле обоснованной теории не представляется возможным. Кроме того, учитываются этические аспекты и ограничения исследования.

Третья глава посвящена анализу и интерпретации собранных эмпирических данных. Всего было проведено 12 полуструктурированных интервью с активными пользователями, имеющими опыт отказа от социальных сетей - полного прекращения онлайн-коммуникации или существенного сокращения пребывания в социальных сетях. В ходе кодирования данных удалось создать схему основных категорий, подкатегорий и кодов (см. Приложение 4).

Глава 1. Общий теоретический контекст и ключевые понятия исследования

В фокусе исследования оказывается повседневность - не как широкий контекст, а как непосредственно проживаемая жизнь. Виртуальное пространство, которое в том числе составляют и социальные медиа, не является в данном случае каким-то отдельным миром, но представляет собой медиатизированную часть реальности. Для повседневности в смысле проживаемой жизни, вероятно, нет разницы - онлайн или офлайн. Активные пользователи социальных сетей, о чём будет подробно говориться в эмпирической части исследования, хотя и используют слова «виртуальная», «онлайн» и тп (возможно, в силу привычности употребления подобных слов в контексте социальных сетей), но всё же видят свою повседневность цельной структурой, исключение из которой социальных сетей приводит к заметным последствиям. Прежде чем перейти к анализу бесед с информантами, представляется необходимым поместить проведённое исследование в теоретический контекст, который бы помог лучше осмыслить глубину изучаемого явления, решению этой задачи и посвящён первый параграф данной главы. Во втором параграфе представлены работы исследователей и социальных теоретиков, так или иначе посвящённые проблеме отказа от социальных сетей. В заключительном параграфе раскрываются концепты, лёгшие в основу операционализации и послужившие отправной точкой для разработки инструментария исследования.

1.1 Структура повседневности в современном мире

Трансформация повседневности, которой посвящено данное исследование, заключается в изменении «удельного веса» своих «офлайн» и «онлайн» составляющих. В качестве теоретической отправной точки для изучения сложного современного мира было решено остановиться на концепции пространства потоков и пространства мест М. Кастельса. Затем, обрисовав контекст исследования, предполагается более подробно сосредоточиться на ключевых составляющих повседневной жизни - пространству и времени. Концепции non-places Марка Оже и «времени путешествий» Джульет Джейн и Гленн Лайнс представляются наиболее уместными в качестве теоретического базиса для осмысления процессов трансформации структуры повседневности активных пользователей социальных сетей. В заключительной части данного параграфа подводится итог особенностей структуры повседневности пользователей социальных сетей.

Пространства мест и пространства потоков

Дальнейшие рассуждения о структуре повседневности активного пользователя будут опираться на концепцию «пространства потоков» и «пространства мест» М. Кастельса. Пространство потоков для Кастельса - это «материальная организация социальных практик в разделённом времени, работающем через потоки» [Кастельс 2001; с. 386], при этом большинство людей, остаются жить в пространстве мест - где территориальная привязка и физическое «место» имеет главенствующее значение.

Подобное различение необходимо автору в контексте осмысления процессов глобализации и информационного общества. Так, в одной из своих ключевых работ «Информационный город» Кастельс [Castells 1992] описывает процесс глобализации и утверждает, что в сознании и социальных практиках людей пространство потоков не ликвидировало значимости пространства мест. Несмотря на то, что в крупных узлах сосредотачивается всё больше капитала, а корпорации всё чаще превращаются в транскорпорации, очень мало людей разделяют космополитические воззрения и отказываются от собственной национальной и этнической идентичностей. Кастельс указывает на противоречие современного мира: несмотря на то, что пространства потоков пересекаются с пространствами мест, они находятся на разных уровнях. Пространства мест определяется в терминах культурного и социального значения (а значит локальности), а пространства потоков концентрируют в себе функциональность, ресурсы и власть. Получается, что в мире, построенном по логике пространства потоков, люди живут в пространствах мест [Ibid].

Эту идею Кастельса развивает другой социальный философ Зигмунд Бауман. В своей статье «Город страхов, город надежд» [Бауман 2008], рассказывая о городах как площадках непрерывных изменений, Бауман использует концепты, предложенные Кастельсом, конкретизируя их. Описывая жителей современных мегаполисов, Бауман говорит о существовании двух радикально разных типов горожан, живущих в «двух отдельных и обособленных жизненных» мирах [там же; с. 34]. Первый мир - мир «пространства потоков», - предоставляет для своих жителей практически безграничные возможности инфокоммуникаций, виртуальных и физических перемещений. Жители пространства потоков могут «находиться на месте, но они не принадлежат ему» [там же]. Второй мир - «пространство мест», - как пишет Бауман, «территориально ограничен и может быть пойман в сети ортодоксальных, географических, мирских и «земных» представлений» [там же]. Жители второго мира оказываются отрезанными от пространства потоков, что лишает их возможности использовать существенные преимущества виртуального мира. В то же время, пространство мест тесно связывает своих «обитателей» с понятием идентичности (речь может идти, например, об этнической идентичности или любой другой), которая является главным ресурсом для локального мира [Castells 1989, p 228].

И, хотя в начале пространство потоков и пространство мест были названы радикально различными, отдельными друг от друга жизненными мирами, стоит понимать (и Бауман отдельно на это указывает), что любые столь строгие разграничения возможны только «в эфирном мире теории» [Бауман 2008; с. 36]. Реальность не содержится ни в пространстве потоков, ни в пространстве мест - она проявляется в их взаимопроникновении.

Бауман пытается «притянуть к земле» абстрактную концепцию, внося больше уточнений в практическую ценность теории Кастельса для городских исследований. Так, применительно к городской политике, Бауман отмечает, что в глобальном пространстве потоков перемещаются «реальные силы, формирующие условия» [там же], тогда как институты политического действия по-прежнему остаются локальными. Это означает, что граница между глобальным и локальным (между потоками и местами) остаётся довольно условной - политическая власть, по определению помещённая в пространство потоков, на практике оказывается «всё более горячо и осознанно локальной» [там же].

Интерес для исследования представляют не столько сами пространства потоков и мест, сколько то, как эта концепция помогает очертить контекст проводимого исследования - схематично определить формы того мира, в котором происходят сетевые взаимодействия активных пользователей социальных сетей.

Субъективные пространство и время

Дополняя представления о структуре современного мира можно упомянуть концепцию места и не-места Марка Оже, согласно которой место может быть определенно как привязанное [relation], историческое, связанное с личностью, тогда как не-место - его полная противоположность и не имеет, в представлении Марка Оже, перечисленных характеристик [Auge 2008; p. 77-78]. Раскрывая теоретическую интуицию о существовании «не-мест», Оже не забывает оставить пространству «место». В результате, «место» и «не-место» выступает в качестве противоположных полюсов - место никогда полностью не оказывается стёртым, а не-место никогда не бывает полностью завершённым [the first is never completely erased, the second never totally completed]. [Auge 2008; p. 79]. Определение бинарной оппозиции, используемое автором, добавляет выделенному различению неоднозначности, что, однако, не отталкивает, но, напротив, вызывает ощущение близости теории к реальному миру. Место и не-место оказываются для Оже связанными не только (или не столько) с пространством, но и со временем: «не-места - это реальное измерение нашего времени», пишет автор [Ibid]. Почему возникает переход ко времени? Дело в специфики пространств, рассматриваемых Оже в качестве не-мест. К пространствам без привязки, историчности и связи с личностью относятся, в представлении автора, аэропорты, железнодорожные станции, кабины поездов, самолёты, отели [Ibid] - то есть всё то, что, так или иначе, связывается со временем в большей степени, нежели с пространством. Оже даже выделяет пространства путешественников в качестве архетипа не-места [Ibid; p. 86] - где ещё мы так сильно ощущаем время, как не в ожидании своих рейсов, путешествуя поездом или проводя несколько дней в командировке.

Логичность предложенной типизации, если смотреть на концепцию Оже с позиции объективизма, не даёт, однако, гарантии в применимости подобного понимания пространства в рамках интерпретативной парадигмы. Отнесение тех или иных пространств к местам или не-местам в соответствии с объективными критериями не позволяет говорить о действительном «проживании» этих мест людьми. А ведь интерес данного исследования представляет именно повседневность как проживаемая жизнь. Более субъективистско-ориентированный подход к рассмотрению повседневности предлагают другие социальные теоретики - Джульет Джейн и Гленн Лайнс. Статья посвящена времени, но, по сути своей, «Дар времени путешествий» [«The gift of travel time»] обращает внимание на проблему транзитных пространств, или пространств путешественников, как и в тексте Оже, но делается это с несколько иной перспективы. Оказывается, что не всегда время в пути - это цена, а экономия времени - это выгода [Jain, Lyons 2008; p. 82]. В своём исследовании авторы демонстрируют значимость времени, проведённого в пути, для человека в его повседневной жизни. Выделяются две категории времени для путешественников - это транзитное время [transition time] и тайм-аут [time out] [Ibid; p. 85]. В первом случае речь идёт о потребности жителей крупных городов в дистанцировании - это время подумать, время избавления от стресса [de-stressing time] (хотя, казалось бы, как можно избавиться от стресса в душном вагоне метрополитена) [Ibid; p. 86]. Тайм-аут же предполагает бегство от обязанностей [escape from the obligations] - то есть возможность «быть самим собой» во время путешествия, читать книгу, делать то, что хочется, а не то, что должен [Ibid; p. 87]. Социальные сети добавляют в это транзитное пространство/время, с одной стороны, ещё больше свободы (ведь можно «быть» где угодно, находясь физически в вагоне метро), но, с другой стороны - накладывая дополнительные обязательства. Трансформация повседневной жизни приводит к тому, что в пространстве социальных сетей происходит смешение разных частей повседневности - работа находит людей при помощи общения в групповых чатах даже в метро, а от выполнения рабочих обязанностей в офисе могут отвлекать оповещения о новых «лайках» в Инстаграме.

Медиатизированная повседневность

Таким образом, одно и то же пространство-время может проживаться людьми по-разному - во многом им тут помогают социальные медиа. Повседневность, выходящая за рамки «здесь и сейчас», оказывается не менее «реальной жизнью» для активных пользователей.

Социальные теоретики Амин и Трифт отмечают, что сегодня «пространство становится зависимой переменной социального процесса, в принципе не способной играть сколько-нибудь серьезную роль в расцвете городского социального воображаемого». [Амин, Трифт 2017; с. 51]. Речь идёт о том, что городская повседневность распространяется далеко за пределы географических меток и физических пространств. Авторы считают, что повседневная жизнь - это те части происходящего в городе, которые «всё ещё никак не контролируются, оставаясь частью избыточной городской процессуальности» [там же; с. 59]. Повседневность оказывается выходящей за границы: «..в каком-то смысле, повседневная жизнь -- это «то, что остается», когда все системы города вынесены за скобки» [там же; с. 59].

Если люди способны наделять собственными смыслами физическое пространство, то ничего не мешает им поступить так же и с пространством виртуальным. По мнению Кастельса, не только интернет меняет повседневную коммуникацию, но и сами пользователи каждый день изменяют сам Интернет [Кастельс 2009; с. 17]. «Люди, организации, компании и все общество в целом принимают участие в преобразовании технологии - любой технологии путём овладевания ею, её видоизменения и экспериментирования с нею» [там же].

Люди не являются рабами технологий, а интернет не «становится прибежищем безмозглых, утягивающим их сознание в цифровой эфир» [Амин, Трифт 2017; с. 51], подчёркивают Амин и Трифт. Напротив, пользователи реагируют на протекающие процессы и даже активно преобразуют предлагаемые им технологические решения. От обхода блокировок популярного мессенджера Telegram до создания теневого интернета (ТОР) - люди повседневными практиками формируют новые сборки пространств повседневной жизни. Всеобъемлющая экологическая среда [там же; с. 47], в которую активно включены социальные медиа, не только диктует своим «обитателям» определённые условия жизни, но и подчиняется трансформации повседневности. Даже само пространство, как пишет Кастельс, подвержено влиянию социальных процессов [Кастельс 2001; с. 73]. Не исключение здесь и пространство социальных сетей.

Таким образом, можно резюмировать, что онлайн и оффлайн, виртуальное и реальное выступают не как две отдельные, параллельно существующие реальности, но как два взаимосвязанных, взаимосообщающихся аспекта одной и той же реальности повседневной жизни активных пользователей социальных сетей.

1.2 Изучение специфической повседневности

Появление специальных Интернет-платформ для общения - таких как Фейсбук, Вконтакте, Твиттер, Инстаграм, - во многом упрощает жизнь пользователей, усложняя при этом саму структуру повседневных коммуникацийНесмотря на то, что в западных исследованиях принято называть такие «социальные сети» скорее «социальными медиа» [social media], чем «сервисами социальных сетей» [social networking service], в российской исследовательской традиции в большей степени укоренился термин «социальные сети» [Ефимов 2015; с. 5-6]. Поэтому следует отметить, что в рамках данного исследования здесь и далее в тексте ресурсы, «функционал которых позволяет представлять себя в Интернете, создавая собственную страничку, и общаться с другими пользователями» [Дужникова; с. 239], будут именоваться «социальными сетями». Необходимость в подобном уточнении связана не только с различием в методологических подходах к определению «социальных сетей», но и с наличием в социологической теории омонима - социальных сетей как «структуры социальных отношений в качестве взаимосвязанных узлов и связей между ними», первые попытки описать которые производились ещё в 19 веке Эмилем Дюркгеймом и Фердинандом Тённисом [Ушкин 2013; с. 95]. Стремительное развитие социальных сетей и постоянные изменения их функциональных особенностей приводят к тому, что становится ещё труднее зафиксировать состояние повседневной жизни пользователей сетей на определённый момент времени - пространство потоков, как и следует из названия, не стоит на месте. Следовательно, возникает необходимость в постоянном дополнении имеющихся у социальных исследователей знаний касательно этой специфической повседневности.

Информационное общество, значимость появления которого некоторые учёные сравнивают с промышленным переворотом и последующим развитием капитализма [Ушкин 2013; с. 101], внесло изменения не только в социальные отношения, но и дало новые возможности для исследователей. Однако, за доступными в Глобальной сети «большими данными» (BigData) и ставшими уже привычными количественными методами, «теряются» субъективные смыслы действий [Волков 2016; с. 50]. В рамках данного исследования интерес представляют не сами социальные сети и мир дополненной реальности [Колозариди 2014; с. 119], а повседневность активных пользователей социальных сетей. В фокусе внимания настоящей работы - изменения, происходящие в повседневности при отказе от использования социальных сетей, а также особенности структуры повседневности активного пользователя, обнаруживающие себя через отказ и рассматриваемые через призму субъективного восприятия активных пользователей.

Проблема отказа от социальных сетей - или «медиааскетизма», «цифрового детокса», «медийного детокса» и т.п., - в последнее время всё чаще стала освещаться как в популярных изданиях и блогах, так и в научной литературе. В конце нулевых годов нынешнего столетия западные эксперты уже начали отмечать спад интереса к социальным сетям [Дружникова 2010; с. 238], а в 2010 году и некоторые отечественные исследователи прогнозировали возможное снижение интереса к социальным сетям и в России. На тот момент одна из гипотез причин возникновения подобного явления заключалась в «отсутствии закрепления практики пользования подобными ресурсами» [там же; с. 239]. И действительно, при изначальном отсутствии серьезной вовлеченности в онлайн-коммуникации, достаточно легко можно себе представить снижение заинтересованности в использовании социальных сетей. Но это не объясняет поведение пользователей, которые, будучи активно погружёнными в мир дополненной социальными сетями реальности, тем не менее, решаются на осознанный отказ от социальных сетей.

Есть и другой взгляд на феномен снижения вовлеченности в социальные сети. Исследователи связывают ограничение использования социальных сетей со стремлением пользователей оградить себя от избыточного потока информации, которое пришло на смену эпохе «виртуального эскапизма, больших надежд и восторгов, связанных с развитием технологий» [Белоус 2014; с. 78]. «Цифровой детокс» (по аналогии с детоксикацией от, например, наркотических препаратов или других токсинов) является, по мнению некоторых исследователей, реакцией на «тренд гиперподключения» [там же; с. 80]. Рассматриваемый в таком ключе «медиааскетизм» не равен тотальному отказу от социальных сетей - это «практика ограничений, причём не радикальных, а для регуляции информационных потоков, в которых пребывает человек» [там же; с. 84].

Для лучшего понимания концепции отказа от социальных сетей было решено обратиться к понятию «digital dis/engagement» [«цифровое неучастие», «цифровое разъединение»] [Kuntsman 2016]. Так, профессор Ади Кунцман считает, что на сегодняшний день цифровая экономика фактически вынуждает граждан быть погружёнными с цифровые коммуникации - люди и сообщества, исключённые из цифровой сферы, воспринимаются как «подверженные риску» или «оставленные позади» [Ibid; p. 3]. По сути, речь идёт о том же исключении из пространства потоков, в которых циркулирует власть, по мнению Кастельса. Однако Кунцман добавляет, что, в то же время, наблюдается увеличение числа педагогов, социальных и политических активистов, призывающих сократить использование цифровых технологий или вовсе отказаться от них [Ibid]. Что же такое «цифровое разъединение»? На основе анализа публикаций в СМИ, блогах, социальных сетях, Кунцман делает вывод о том, что «цифровое разъединение» имеет под собой «негативную мотивацию». То есть, люди «отсоединяются» от цифровой сферы в том случае, если хотят улучшить свою жизнь, а технологии воспринимаются как нечто, имеющее пагубный эффект [Ibid]. В ходе аналитической работы выделяется шесть сфер, вызывающих наибольшую обеспокоенность в контексте проникновения в повседневную жизнь технологий - это конфиденциальность, социальные отношения, образование, здоровье и благополучие, финансы и экономика, экология и окружающая среда [Ibid]. Заботясь об этих сферах, люди сокращают онлайн-коммуникацию или полностью отказываются от цифровых технологий.

1.3 От активного пользователя к исключению онлайн-коммуникации

Прежде чем переходить к теоретико-методологической части и последующей главе, посвящённой анализу эмпирических данных, представляется необходимым очертить исследуемое поле. Для этого требуется обратиться к активным пользователям -- откуда появился подобный концепт и что же такое «активный пользователь социальных сетей»?Таблица операционализации представлена в Приложении (см. Приложение 1)

Активные пользователи являются для этой работы своеобразной рамкой, в которой, в свою очередь, разворачиваются остальные понятия. Ведь именно активный пользователь является носителем особых практик коммуникации в социальных сетях, создавая вокруг себя специфичную повседневность, заслуживающую отдельного внимания социальных исследователей [Шаповаленко 2013; с. 137]. Концептуализация активного пользователя создаётся на основании проведённых раннее эмпирических исследований социальных сетей см, например, [Баранник 2016]<https://www.hse.ru/edu/vkr/184623846>. О правомерности выделения «активных пользователей» в отдельную группу говорят специфические черты, присущие именно активным пользователям сети Там же.. Информанты, называющие себя активными пользователями, как правило, ежедневно заходили в используемые социальные сети, регулярно обменивались не только текстовыми сообщениями, но и невербальными жестами (например, «лайками»), уделяя коммуникации в социальных сетях большое значение и отводя одно из главных мест в своей жизни под общение в социальных сетях. Информанты, позиционирующие себя как активные пользователи, не представляют свой день без просмотра новостей и обмена «лайками». Они указывают на некоторую зависимость от социальных сетей, сравнивая привычку обновления ленты с другими своими «вредными привычками» - например, курением. Кроме того, некоторым людям проще общаться в сети, чем при привычном взаимодействии лицом к лицу [Drussell 2012; p. 39]. Таким образом, активный пользователь представляет собой не только эмпирический объект исследования, но и отличный «инструмент» выявления места сетевых взаимодействий в повседневности современного человека.

Повседневность формируется практиками и взаимодействиями, поэтому при изучении места сетевых взаимодействий в структуре повседневности особое внимание уделяется практикам использования информантами социальных сетей, а также мотивам использования. Практики использования социальных сетей российскими пользователями изучаются социальными исследователями довольно активно, а обобщённые результаты этих исследований интуитивно понятны. Так, по результатам мониторинга общественного мнения, для российских пользователей характерны две основные установки использования социальных сетей: «социальное взаимодействие и удовлетворение информационных потребностей» и «рекреационно-досуговые и самопрезентационные формы» [Бродовская 2016; с. 295].

Если с практиками использования социальных сетей всё более или менее понятно, то зачем люди вообще начинают использовать социальные сети? Западные исследователи предполагают, что использование социальных сетей само по себе обуславливается двумя базовыми потребностями человека как социального существа -- потребностью в принадлежности и потребностью в самопрезентации [HofmannS.G. 2012; p. 245].

Мотивы использования социальных сетей были выделены как на основании собственных эмпирических исследований, так и с опорой на работы других авторов. В результате, можно назвать один из ключевых мотивов включения в социальные сети -- «желание получать актуальную информацию в оперативном порядке» [Докука 2014; с. 142] (как о событиях в мире, так и о личной жизни своих друзей и знакомых). Другими важными мотивами использования социальных сетей являются желание делиться своим собственным контентом, а также желание общаться с друзьями (сильные связи) и поддерживать связи со знакомыми (слабые связи). Кроме того, предполагается опираться на следующие мотивы использования социальных сетей, выделенные Джойсоном на примере использования Facebook [Joinson 2009; p. 1029]:

-- оставаться «на связи» [keeping in touch] с близкими, с людьми, с которыми иначе контакт затруднителен;

-- пассивныеконтакты [passive contact, social surveillance];

-- восстановление порванных связей [re-acquiring lost contacts];

-- коммуникация [communication] (как приватная, так и публичная);

-- возможность выкладывать фотографии, просматривать фотографии;

-- удобность интерфейса;

-- перманентный контакт [perpetual contact] (возможность в реальном времени видеть, что происходит в мире или у своих знакомых);

-- заводить новые знакомства [making new contacts].

Что касается мотивов отказа от использования социальных сетей, западные исследователи выделяют три основных мотива отказа информантов от использования социальных сетей: трата слишком большого количества времени, желание проводить время за другими занятиями и беспокойство о том, что социальные сети это не «реальная жизнь» [social media not being “real life”] [Schoenebeck 2014; p.778].

Сам «отказ от использования социальных сетей» предполагается делить на два типа -- «выключение» онлайн-коммуникации и «исключение» онлайн-коммуникации. Разница между «выключением» и «исключением» заключается в степени полноты отказа от использования социальных сетей.

«Выключение» не подразумевает полного прекращения использования социальных сетей. При «выключении» онлайн-коммуникации пользователь самостоятельно дозирует объём проникновения социальных сетей в свою жизнь. Речь идёт о том, что пользователь, например, может отключить оповещения из социальных сетей, но, при этом, активно читать «ленту» или общаться с друзьями. В таком случае социальные сети не «вмешиваются» в повседневность пользователя, а регулируются осознанным «включением/выключением» в определённый временной период.

«Исключение» онлайн-коммуникации -- это полное исключение социальных сетей из повседневной жизни активного пользователя на некоторое время (продолжительное или не очень).

Помимо «выключения» и «исключения» онлайн-коммуникации в исследовании рассматривается возвращение в социальные сети после перерыва, которое получило название «включения» онлайн-коммуникации. «Включение» онлайн-коммуникации предполагает её возвращение в жизнь активного пользователя (или же начало использования новых социальных сетей).

Глава 2. Описание метода и методологическая рефлексия

Обоснованная теория как основная методология

Для достижения поставленной в начале исследования цели была выбрана «обоснованная теория» - подход, при котором используется «систематический ряд процедур для разработки индуктивно выведенной обоснованной теории некого явления» [Corbin, Strauss 2008; p. 21]. Дело в том, что обоснованная теория с использованием метода глубинного интервью лучше всего подходит для разведывательных исследований [Ядов 2007; с. 416], когда социолог пытается собрать кусочки социальной реальности воедино. При таком интервью фокус на определённых аспектах изучаемой проблемы может смещаться в зависимости от хода беседы как с одним информантом, так и от одного интервью к другому.

При такой логике, исследование, безусловно, не претендует на репрезентативность выборки и перенос полученных результатов на генеральную совокупность активных пользователей. Однако, благодаря беседам с активными пользователями, выступающими в качестве «экспертов» в области взаимодействия в социальных сетях, предполагается лучше понять возможные причины и последствия отказа от социальных сетей, а также попытаться определить место сетевых взаимодействий в структуре повседневности активных пользователей.

2.1 Метод сбора данных и инструментарий исследования

В качестве метода сбора данных использовалось глубинное интервью. Приоритет отдавался общению лицом к лицу, однако, в силу обстоятельств (физическая удалённость, а также настойчивое желание информантов), некоторая часть интервью была собрана при помощи аудио-звонков в Skype и Telegram. Стоит отдельно отметить, что гайд (см. Приложение 2) для данного исследования отчасти основывался на предыдущем исследовании особенностей взаимодействия в социальных сетях (дипломной работе по теме «Неопределённость как элемент коммуникации в социальных сетях: множественность интерпретации невербальных жестов»), эмпирические материалы которого и породили вопросы для нового исследования. Ниже представлен примерный перечень тем для обсуждения:

1. Почему информант принял решение отказаться от использования социальных сетей?

2. Какие изменения произошли в жизни информанта, когда он отказался от использования социальных сетей?

3. Почему информант снова начал пользоваться социальными сетями после перерыва?

4. Как информант определяет место социальных сетей в структуре своей повседневной жизни?

Чтобы исследование могло соответствовать духу обоснованной теории, для достижения максимальной рефлексивности, практически после каждого интервью проводился интент-анализ собственных реплик, а также в дневнике наблюдений фиксировались реакции со стороны информанта на те или иные вопросы. Помимо этого, во время ситуации интервью производилась попытка контролировать собственные жесты, движения и мимику (если интервью проходило лицом к лицу) в соответствии с существующими рекомендациями по проведению полуструктурированного интервью.

Кроме глубинного интервью в одном из интервью было решено использовать биографический метод, который предполагает обнаружение системы «рационализированного респондентом обыденного знания, структуры аргументов, приёмов обоснования взглядов, по совокупности помогающих рассказчику справляться с задачей объяснения своего опыта» [Рождественская 2011; с. 80-111].

2.2 Планирование полевой стадии

Как уже отмечалось, в рамках обоснованной теории, по принципам которой строится исследование, предполагается постоянная рефлексия социолога на любом этапе работы Ї после прочтения литературы, после каждого интервью, во время анализа данных. Уже после того, как было получено некоторое количество нарративов и был составлен максимально полный образ изучаемого социального явления, могут быть поставлены новые вопросы и гипотезы [Белановскии? 2001; с. 34]. Одна из особенностей обоснованной теории заключается в том, что анализ данных (на основе кодирования) происходит после каждого нового наблюдения (в данном случае -- интервью). Поэтому каждая беседа с информантами может оставлять после себя новые вопросы, ориентируясь на которые исследователь корректирует дальнейший сбор данных. Таким образом, в ходе общения с информантами инструментарий претерпевает изменения практически после каждого нового интервью. Подобная мгновенная реакция на «живое» поле исследования позволяет, как представляется, максимально полно уловить специфические черты изучаемого поля.

2.3 Описание методов и методик анализа данных

Логика построения анализа данных в рамках обоснованной теории строится на основании трёх типов кодирования эмпирических данных (открытое, осевое и избирательное кодирование). Первый тип - открытое кодирование - предполагает выделение всех кодов, найденных в собранных данных, и имеет отношение непосредственно к категоризации феноменов. На этом этапе происходит концептуализация данных, сравнение случаев и группировка понятий - объединение разных кодов в феномены [Страусе, Корбин 2001; с. 53].

Осевое кодирование возможно после того, как будет выделено как можно больше кодов, а также будет проведена группировка понятий после открытого кодирования [там же; с. 81]. Избирательное кодирование применяется на заключительной стадии анализа данных, когда необходимо составить описательный рассказ о центральном для исследования феномене [там же; с. 95]. На этом этапе созданная ранее сеть концептуализированных понятий собирается воедино в основной нарратив. Важно отметить, что в рамках обоснованной теории допустимо использовать перечисленные типы кодирования не последовательно, а попеременно, если подобный «зигзагообразный» анализ данных плодотворно повлияет на цельность и плотность создаваемого нарратива [Страусе, Корбин 2001; с. 50].

Кодирование данных осуществлялось «вручную», на транскриптах интервью, без использования специализированных программ. Подобный способ работы с текстами интервью был возможен благодаря относительно небольшому числу информантов и, как представляется, позволил лучше «прочувствовать» поле. Таблица с результатами кодирования данных приводится в приложении (см. Приложение 4). Ниже же представлен пример открытого кодирования в одном из транскриптов:

Рисунок 1. Пример открытого кодирования данных

2.4 Модель выборки

Исследования в логике обоснованной теории, как известно, опираются на теоретическую выборку, с которой, в дальнейшем, может быть сравнена фактическая выборка, которая получится уже после сбора поля. Сама теоретическая выборка в рамках обоснованной теории тесно связана с таким понятием как «теоретическое насыщение». Это означает, что интервью необходимо проводить до того момента, пока не станет ясно, что беседы с новыми информантами уже не приносят существенный вклад в развитие исследования. Размер выборки определяется как на основании теоретической выборки, так и в соответствии со степенью теоретического насыщения [Дембицкий 2010, цит. по.: Auerbach C., Silverstein 2003; p. 17, 19-20]. Теоретическая выборка при этом логически связана с кодированием данных - сначала необходимо собрать максимальное число категорий (открытое кодирование), в дальнейшем поиск информантов направлен на развёртывание и насыщение полученных категорий [там же; с. 145]. На этапе осевого кодирования, когда происходит изменение фокуса исследования, используется связывающая и вариативная выборка [там же; с. 153]. Избирательное кодирование предполагает отличительную выборку, которая направлена на поиск максимальных возможностей верификации линий истории [там же; с. 155].

Для входа в поле используется «метод снежного кома», тогда как для дальнейшего построения выборки упор делается на отборе максимальной вариации. Чтобы получить наиболее точные представления об исследуемом феномене, необходимо собрать как можно больше контрастных информантов. Для этого предполагается варьировать возраст, степень погружённости в социальные сети, продолжительность отказа от социальных сетей, степень отказа и так далее.

2.4.1 Фактическая выборка

Всего было проведено 12 интервью с активными пользователями, имеющими опыт отказа от социальных сетей. Так как выборка в качественном исследовании во многом определяет полученные результаты и является существенным ограничением исследования, о чём более подробно будет сказано позже, было важно подробно описать отбор каждого отдельного информанта. Работа с транскриптом интервью после каждой новой беседы с информантом вносила свои коррективы в инструментарий исследования, смещая фокус на новые аспекты изучаемого феномена.

В результате, для каждого информанта был прописан метод отбора, обоснование применяемого метода отбора и фокус интервью. Таблица с подробным описанием информантов и ситуации интервью приводится в приложении (см. Приложение 3).

2.4.2 Отбор информантов

В рамках диссертационного исследования было проведено 12 интервью с активными пользователями социальных сетей. Для лучшего понимания специфического поля исследования было решено, по возможности, использовать отбор максимальной вариации. Поиск контрастных информантов на этапе пилотажа позволил определить релевантные для дальнейшего исследования критерии отбора участников. Объектом исследования выступали активные пользователи социальных сетей, имеющие опыта отказа от социальных сетей, а в качестве контрастного информанта был выбран активный пользователь социальных сетей, который совершал попытку отказаться от использования социальных сетей, но эта попытка не увенчалась успехом.

В итоге, для получения максимально полной картины разнообразия изучаемого феномена, в исследовании применялось несколько способов отбора информантов:

* отбор методом «снежного кома», который предполагает поиск случаев через людей, знакомых с потенциально интересными для исследования информантами;

* приспосабливающийся отбор, который необходим для гибкого реагирования на смещение фокуса исследования и появления новых предположений в ходе сбора эмпирических данных;

* интенсивный отбор, отражающий поиск информационно богатых случаев об интересующем явлении;

* отбор максимальной вариации, о котором уже говорилось выше, предполагающий поиск контрастных информантов для описания возможных вариаций в интересующем исследователя феномене, а также для определения общих паттернов, для контрастных по различным критериям информантов.

Таблица 1

Характеристики информантов Имена участников исследования изменены в целях сохранения конфиденциальности

Информант 1 - Виктория, 22 года - отбор методом «снежного кома»

На первой стадии отбора информантов стояла задача найти «типичного активного пользователя социальных сетей» -- то есть пользователя, активно использующего несколько социальных сетей (таких как Твиттер, Инстаграм, ВКонтакте, Фейсбук и тд). Кроме того, информант должен был иметь опыт значительного (по его собственным субъективным оценкам) перерыва в коммуникации в социальных сетях (в одной или нескольких). Такой информанткой для исследования стала Виктория Здесь и далее используются только псевдонимы информантов. В целях сохранения конфиденциальности и неприкосновенности личной жизни участников исследования, девушка двадцати двух лет (на момент проведения интервью), имеющая за плечами опыт осознанного отказа от использования Инстаграма и ВКонтакте.

Информант 2 - Дарья, 21 год - интенсивный отбор, отбор максимальной вариации, метод снежного кома

Следующей информанткой стала Дарья, девушка двадцати одного года, имеющая не только опыт продолжительного прекращения использования социальных сетей, но и существенное сокращение любой коммуникации (в том числе лицом к лицу) в тот же период. Метод отбора, применяемый в данном случае, можно считать интенсивным отбором - история Дарьи представляла особый интерес для исследования. Кроме того, использовался отбор максимальной вариации - представлялось важным найти информанта, который бы сократил не только использование социальных сетей, но и коммуникацию в целом.

Информант 3 - Сергей, 22 года - интенсивный отбор, приспосабливающийся отбор (для решения задач, поставленных применением биографического метода)

Сергей выступал в качестве «типичного активного пользователя социальных сетей», который активно использовал несколько социальных сетей и делал при этом продолжительный (более месяца) перерыв в использовании всех социальных сетей и любой онлайн-коммуникации. Поиск информанта происходил при помощи Твиттера - Сергей, будучи достаточно популярным «тысячником»«Тысячниками» называются люди, имеющие в Твиттере более 1000 подписчиков, упомянул в сети о своём опыте отказа, что привлекло к нему исследовательский интерес. Случай Сергея представлялся крайне интересным для развития исследования, а использование биографического метода открыло новые аспекты изучаемого явления.

Информант 4 - Алина, 28 лет - отбор методом «снежного кома», отбор максимальной вариации

Алина - в прошлом достаточно активная пользовательница социальных сетей, в настоящий момент сократила онлайн-коммуникацию до одной сети - Facebook. От использования остальных сетей Алина отказалась, потому что было слишком много каналов поступления информации. Времяпрепровождение в Facebook Алина так же старается ограничивать.

Информант 5 - Михаил, 23 года - отбор методом «снежного кома», отбор максимальной вариации, интенсивный отбор

Михаил - активный пользователь социальных сетей, который никогда не делал продолжительных (более трёх дней) перерывов в онлайн-коммуникации и который «не представляет своей жизни без социальных сетей». Однако Михаил пытался отказаться от коммуникации в социальных сетях. Беседа с пользователем, имеющим неудачный опыт отказа от социальных сетей, предполагала получение данных о том, что удерживает пользователей от «исключения» онлайн-коммуникации из своей жизни.

Информанта 6 - Николай, 23 года - приспосабливающийся отбор, экспертное интервью

Николай представлял особый интерес для исследования, так как в некотором роде выступал в роли эксперта - информант интересуется тематикой «информационной перегрузки» и активно изучает влияние механизмов социальных сетей на эмоциональное и физическое состояние пользователей. Сам Николай - в прошлом активно использовал Твиттер, Фейсбук, ВКонтакте и Инстраграм. В настоящее время информант сократил использование социальных сетей до деловых переписок в Фейсбук.