Роль использования родительских онлайн-ресурсов в осмыслении нормативных предписаний относительно материнства и практик материнской заботы

Изучение материнства через призму теории структуры и практики. Социальное пространство родительских онлайн-ресурсов. Выстраивание классовой иерархии легитимного знания о материнстве. Избежание разрыва между предписаниями онлайн и своими практиками.

Рубрика Социология и обществознание
Вид дипломная работа
Язык русский
Дата добавления 28.11.2019
Размер файла 315,9 K

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ

«НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

«ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ»

Факультет социальных наук
выпускная квалификационная работа
Роль использования родительских онлайн-ресурсов в осмыслении нормативных предписаний относительно материнства и практик материнской заботы
Дорофеева Оксана Евгеньевна
Научный руководитель
PhD, доцент Департамента Социологии.
М. А. Давиденко
Оглавление
Введение
1. Обзор литературы
1.1 Материнство через призму теории структуры и практики
1.2 Классовая нормативность опыта материнства
1.3 Материнство в цифровую эпоху
Основные выводы обзора литературы и концептуальная схема исследования
2. Методологическая часть
2.1 Цель и задачи исследования
2.2 Методология
2.3 Выборка
2.4 Корпус текстов
2.5 Метод анализа данных
2.6 Ограничения исследования
3. Анализ данных
3.1 Использование родительских онлайн ресурсов
3.1.1 Нормализация практик материнствования
3.1.2 Облегчение чувства вины
3.1.3 Накопление опытного знания и противодействие нормативным предписаниям
3.1.4 Проблематизация идеализированных образов онлайн
3.2 Социальное пространство родительских онлайн-ресурсов
3.2.1 Выстраивание классовой иерархии легитимного знания о материнстве
3.2.2 Легитимность знания мам-“экспертов от опыта”
3.2.3 Избежание разрыва между предписаниями онлайн и своими практиками
3.2.4 Выстраивание гендерно-классовой иерархии практик материнствования
Заключение
Список использованных источников
Приложения
Приложение 1 Описание информанток
Приложение 2 Гайд исследования
Приложение 3 Транскрипт интервью

Введение

материнство социальный родительский онлайн

В Советском Союзе доминирующем гендерным контрактом был контракт «работающая мать» [Rotkirch 2017], предполагавший полную трудовую занятость матери в сфере оплачиваемого труда и частичное делегирование заботы о детях государству (ясли, детские сады и т.д.). На практике контракт работающей матери требовал привлечения ресурса «женоцентричных межпоколенческих связях советской семьи» [Роткирх 2011:137], так называемого «института бабушек», для заботы о детях (поскольку государство не могло полностью обеспечить выполнение своих обязательств). Таким образом, сформировалась модель расширенного материнства [Роткирх 2011]. При этом уже в советское время стали появляться конкурирующие дискурсы о материнстве. Так, в 1956 г. на русский язык была переведена легендарная книга Бенджамина Спока, ориентирующаяся на модель интенсивного материнства [Шадрина 2017] - модель, которая предполагает «детоцентричные, направляемые экспертами, эмоционально поглощающие, трудоемкие и финансово затратные» методы воспитания [Hays 1998, цит. по Сивак, в печати]. По утверждению Анны Шадриной, за копиями выстраивались очереди, книга передавалась из рук в руки. При этом исследовательница отмечает, что растить детей по принципам Спока было бы трудно для советских матерей: большинство советских матерей работали за пределами дома, тогда как книга ориентировалась на американские реалии до массового выхода женщин на рынок труда [Шадрина 2017].

В результате постсоветских трансформаций формируются новые гендерные контракты, в том числе контракт «домохозяйка» [Темкина 2002], распространяется гендерный конвенционализм “естественных”, традиционных половых ролей [Роткирх 2011]. Одновременно исследователи отмечают, что в постсоветскую эпоху государство сокращает свое участие в заботе о детях. Как пишет Ольга Савинская, за 1990-е годы только в Москве закрылось 900 детских садов, и к 2003 г. их численность не восстановилась, а ясли, решавшие проблему присмотра за самыми маленькими детьми, в 2005 году были упразднены [Савинская 2011]. По данным Федеральной службы государственной статистики, в России на 2014 г в 2017 г. на тысячу детей приходилось 633 места в дошкольных учреждениях http://www.gks.ru/free_doc/new_site/population/obraz/tab2.htm. В связи с этим «институт бабушек», который выступал основной поддержкой матерей в советское время, оставался значимым для воспитания ребенка. Например, в исследовании Татьяны Гурко в 30% из опрошенных 256 семей основной уход за ребенком от полутора до трех лет осуществляла бабушка (в 62 % - неработающая мать), и исследовательница приходит к выводу, что после трех лет бабушка становится основной помощью работающей матери: водит ребенка в и из детского сада, занимается с ним [Гурко 2008].

В результате таких изменений складывается модель интенсивно-расширенного материнства, которую Темкина и Годованная называют доминирующей [Темкина, Годованная 2017]. При этом Шадрина [2017] наряду с западными авторами [Hays 1996; Garey 1999] называет доминирующей идеологию интенсивного материнства, что не обязательно является противоречием, поскольку, как отмечает исследовательница, «профессиональная занятость матери (которая тесно связана с расширенным материнством - прим. автора) в начале ХХI века нередко изображается досадной помехой, препятствующей благополучному развитию детей» [Шадрина 2017:165]. Культурный идеал материнства предписывает женщине полностью посвятить себя заботе о ребенке, однако не все женщины могут или хотят отказаться от трудовой деятельности. Несоответствие идеалу вызывает у женщин чувство вины, которое делает совмещение трудовой занятости и ухода за ребенком еще более сложным. Российская семейная политика не только не помогает женщинам в этом вопросе, но и усугубляет дело: антрополог Мишель Ривкин-Фиш, изучавшая материнский капитал, отмечает, что российская демографическая политика призывает женщин увязывать свои интересы с национальными (повышение уровня рождаемости) [Rivkin-Fish 2010]. В связи с этим ориентация женщин на карьеру оценивается отрицательно, поскольку участие женщин в сфере оплачиваемого труда рассматривается как проблему на пути повышения уровня рождаемости [Чернова 2012]. Именно мать является субъектом поиска баланса между работой и семьей, позиция отца не упоминается в социальной политике, она направлена исключительно на женщин. Для того чтобы соответствовать роли «хорошей матери», в случае, когда женщина не может или не готова отказаться от работы ради материнства, сокращение разрыва от идеала происходит за счет личного времени, либо карьерных амбиций и условий работы [Чернова 2012]. Так, необходимость подстраивать трудовую деятельность под выполнение материнских обязанностей выступает одним из факторов вовлечения женщин в прекарную занятость [Тартаковская 2017].

С интенсивным материнством исследователи связывают опору на экспертное знание в заботе о ребенке [Hays 1998; Furedi 2001; Lee 2008; Lee et al. 2014; Macvarish 2014], которая задает одну из тенденций современного российского родительства (а значит, в первую очередь материнства, поскольку чаще всего именно на женщин ложится основная забота о ребенке) - профессионализацию родительства. Профессионализация родительства заключается в том, что от родителей (матери) начинают требоваться специфические компетенции, которым необходимо обучаться [Чернова, Шпаковская 2011]. Здесь также играет важную роль акцент интенсивного материнства на раннем развитии, в котором успехи ребенка становятся индикатором «успешности» матери. На основе проведенного дискурс-анализа научно-популярных книг для родителей Чернова и Шпаковская выделяют три типа профессионализации родительства (основанная на родительском опыте, на экспертном знании или на «здравом смысле»), но все они предполагают приобщение к экспертному знанию, даже если отношение к нему может различаться. Профессионализация родительства посредством разного рода экспертов задает более сложные правила и высокие стандарты заботы о ребенке [Чернова, Шпаковская 2011].

Можно сказать, что «двойная нагрузка» у матерей появляется не только в сфере рутинных практик ухода за ребенком, но и в образовании и получении информации, поскольку женщинам нужно затрачивать время и силы на обучение в рамках «материнской карьеры» наряду с профессиональной. При этом поиск информации о заботе о детях и (само)образование родителей в этой области также передают часть приватной территории (мысли, темы беспокойства и разговоров, историю поисковых запросов) ребенку. Так, Анна Шадрина, устроившись в процессе своего «исследования материнства не-матерью» на работу няней с проживанием, отмечает, что в процессе интенсивной заботы о ребенке (в ее случае в роли помогающего работника) «вся ее приватная территория медленно переходила во власть малыша» [Шадрина 2017:223], в том числе мысли и чувства. Родительство становится опытом, который непрерывно рефлексируется и требует принятия глубоко обдуманных решений [Сивак 2017], что также увеличивает затраты времени и сил матерей.

Однако Михайлова и Сивак приходят к выводу, что родители все же беспокоятся о вопросах воспитания детей меньше, чем предполагает литература об интенсивном материнстве. Больше всего книг по воспитанию детей читают матери детей до 6 лет: 87% из них обращались к специализированной литературе за последний месяц [Михайлова, Сивак 2018]. Поиск информации по заботе о детях в различных источниках усиливается в первые полгода жизни ребенка и перед поступлением в школу, а в остальное время она значительно ниже [Михайлова, Сивак 2018]. Тем не менее, «интенсивные матери» могут оставаться активно вовлеченными в жизнь детей и тратить на это значительную часть времени, даже когда дети взрослеют, чему способствует школьная система (соревновательность, рейтинги школ, отбор в университеты) и учителя, которые здесь выступают в роли «экспертов» [Исупова 2018].

При этом ориентация на экспертное знание, характерная для интенсивного материнства, становится основанием для разногласий по поводу воспитания ребенка с другими “поставщиками” заботы, включая «институт бабушек». По данным опроса, который проводили сотрудники Центра исследований современного детства, трети опрошенных сложно договариваться с родственниками о правилах взаимодействия с ребенком [Козьмина, Сивак 2015], и эта проблема становится выраженнее при ориентации матери на «научное родительство» с опорой на экспертное знание. Поколенческие разрывы в понимании роли матери в семье и воспитании ребёнка отмечает и Катерина Поливанова [Поливанова, 2015]. При этом наличие таких разногласий снижает уверенность матерей в своих силах и удовлетворенность материнской ролью [Козьмина, Сивак 2015]. Для того чтобы решать эти проблемы, “интенсивные матери” осуществляют деятельность по микроменеджменту окружения ребенка, в том числе бабушек и дедушек, регулировку их отношений с ребенком [Сивак 2017]. Ольга Савинская в своем исследовании роли детского сада в гендерном режиме института московской семьи также отмечает, что именно матери договариваются о помощи с ребенком, с няней или родственниками [Савинская 2014]. Таким образом, еще расширяется зона ответственности матери: теперь она отвечает не только за свое взаимодействие с ребенком, но и за других выполняющих заботу о ребенке.

Таким образом, литература о родительстве (материнстве) в России указывает на сосуществование двух тенденций: несмотря на расширение доступного набора моделей и практик материнства [Шпаковская 2014] и кризис «традиционных» гендерных контрактов, общество остается детоцентричным, а политика государства - пронаталистской [Шадрина 2017; Мамычева 2011; Чернова 2011, 2013; Духанова 2018], что актуализирует контроль за матерями. Вероятно, поддержание нормативности материнства так важно для сохранения социального порядка, потому что, по утверждению Бека, в современном мире отношения между ребенком и матерью остаются последней неизменной, важнейшей связью [Beck 1992:118]. Представления о материнской любви в современном обществе, как рассуждает А. Шадрина с опорой на А.Хохшильд, получает важный символический статус: ««Материнские» качества, связанные с любовью, принятием и заботой, по выражению Арли Рассел Хохшильд, становятся мифическим островком надежности в шатком мире, где больше нет никаких гарантий» [Шадрина 2017:125].

На микроуровне ежедневной работы о ребенке (детях) расширение набора моделей материнства означает, что женщинам приходится выбирать из целого ряда норм и соотносить себя с ними, саморефлексивно конструируя свои материнские роли и идентичности. Как отмечает Л. Шпаковская: «родительство в западном обществе становится сферой индивидуального выбора, приобретает свойства рефлексивности» [Шпаковская 2014:83]. Таким образом, материнство в период поздней современности представляется как одна из сфер жизни, которая в меньшей степени подчинена традициям и социальным институтам, а скорее формируется за счет саморефлексивного конструирования личных биографий [Giddens 1991]. В этом контексте, когда женщинам постоянно приходится выбирать из множества вариантов и принимать «правильное» решение, они ищут источники советов у экспертов и сверстников, чтобы избежать «неудачи» или неправильного выбора, за который они несут индивидуальную ответственность, даже если это вызвано структурными ограничениями [Beck 1992]. Поскольку мать наделяется основной ответственностью за благополучие и успешную социализацию ребенка [Шпаковская 2014], а требования к матерям невероятно высоки (так, Анна Шадрина [2017] пишет о недостижимости культурного идеала материнства), вероятность «неудачи» и цена ошибки в материнстве особенно велики.

Традиции и нормы предыдущих поколений здесь не помогают, поскольку их часто считают отсталыми и несовременными (например, [Михайлова, Сивак 2018], поэтому теперь матери часто обращаются к Интернету, чтобы получить информацию о воспитании детей и выяснить, соответствует ли их опыт материнства тому, что считается нормальным (например, [Pedersen, 2016]). Тем не менее, остается неясным, какую роль играет использование различных родительских ресурсов и онлайн-коммуникация между матерями в осмыслении различных нормативных предписаний касательно материнства, конструировании материнских идентичностей.

Таким образом, фокусом данного исследования является то, как российские матери осмысляют нормативные предписания касательно материнства и индивидуальные практики материнствования через использование родительских онлайн-ресурсов.

1. Обзор литературы

1.1 Материнство через призму теории структуры и практики

В феминистски-ориентированных исследованиях принято различение материнства (motherhood) как (опрессивного) института и материнствования (mothering) как совокупности практик ухода за детьми и заботы о них [Шадрина 2017]. При этом, представление о материнстве как институте означает, что отношения между матерью и ребёнком не «естественны» и подчиняются сугубо биологическим процессам, инстинктам, а регулируются набором социальных предписаний, которые варьируются между историческими периодами и между социумами, а также группами внутри одного социума. Необходимость такого отхода от биологического понимания материнства становится особенно очевидным при рассмотрении таких примеров, как работа Маргарет Мид в Полинезии, показывающая, что там основной уход за ребенком осуществляют (материнствуют) вовсе не взрослые женщины или мужчины, а старшие дети. Также авторы исследования об отцах, которые занимаются основным уходом за ребенком, приходят к выводу, что мужчины, заботящиеся о детях, более схожи в этой роли с женщинами, чем с другими мужчинами, они - материнствующие мужчины [Risman 1987]. Материнство социально сконструировано и является исторически специфической категорией, которая создается посредством нормативных дискурсов, определяющих, кто соответствует определению хорошей матери, что составляет хорошую мать [Phoenix, Woollett 1991; Smart 1996]. Таким образом, в этой работе мы аналитически разделяем материнство как институт и материнствование как набор практик. Это аналитическое разделение также предполагает, что как акторы матери активно взаимодействуют с социально предписанными правилами отношений между матерью и ребенком, а не следуют им пассивно.

Для анализа взаимоотношений между материнством как институтом и материнствованием как индивидуальными практиками может выступить полезным структурно-конструктивистский подход Р. Коннелл [2013], которая, опираясь на дуалистические теории П. Бурдье и Э. Гидденса, строит гендерную теорию структуры и практики. Под структурой Коннелл подразумевает то, что «ограничивает свободную игру практики» [Коннелл 2015:114]. Коннелл утверждает, что в любом изучаемом социальном институте можно определить три структуры гендерных отношений: труда, власти и катексиса (сфера эмоциональных и сексуальных отношений, термин взят из психоанализа). Таким образом, рассматривая институт материнства по Коннелл, мы предполагаем, что свобода практики материнствования женщин ограничивается структурами труда, власти и катексиса. Если брать интенсивное материнство как набор предписаний для «хорошей матери» сегодня, то его можно использовать для применения теории Р. Коннелл к анализу института материнства, т.е. того, как гендерные отношения в обществе влияют на то, как женщины заботятся о своих детях, организуют свою жизнь относительно этой заботы.

Структура труда, или гендерно окрашенная организация труда, проявляется в том, что уход за детьми, например, в России в основном осуществляют женщины. Так, например, в исследовании Татьяны Гурко из опрошенных 256 семей в 62% уход за ребенком от полутора до трех лет осуществляла неработающая мать, а в 30% семей - бабушка [Гурко 2008]. При этом реорганизация ухода за ребенком может способствовать более равному распределению обязанностей между родителями: исследование Ольги Савинской о московских семьях показывает, что роль отца в воспитании ребенка и «домашних» делах была значительно выше в семьях, где ребенок ходил в детский сад - тогда как в семьях, где ребенок оставался дома, преобладала традиционная патриархатная модель, в которой уход за ребенком осуществляют женщины (если не только мать, то бабушка или няня) [Савинская 2014].

Структуры труда также ограничивают женщин в другой трудовой занятости, кроме материнства: так, на Западе доминирует идеология интенсивного материнства, которой соответствуют «детоцентричные, направляемые экспертами, эмоционально поглощающие, трудоемкие и финансово затратные» методы воспитания [Hays 1996]. Она предполагает, что женщина должна по максимуму стараться проводить все время с ребенком, что сложно согласуется с занятостью на рынке труда. При этом, как отмечает Хейс [2003], идеология интенсивного материнства стала еще более влиятельной с массовым выходом женщин на работу. Некоторые исследователи предлагают объяснять этот феномен через идеи Фуко: культурная гегемония поддерживается тем, что пытающиеся ей противостоять оказываются обречены на провал [Johnston, Swanson 2006]. В связи с этим работающим матерям приходится придумывать различные стратегии, чтобы совместить трудовую занятость и соответствовать ожиданиям интенсивного материнства. Так, Гэри описывает жизнь медсестер, которые выбирали работу в ночную смену, чтобы выглядеть хорошими матерями в течение дня [Garey 1995]. Многие женщины ограничивают трудовую занятость чтобы посвящать себя детям и быть “хорошими” матерями, а женщинам, которые работают вне дома, необходимо как-то рационализировать, обосновывать разлуку с детьми [Johnston, Swanson 2006]. При этом, отмечают Джонстон и Свонсон, нормативность материнства конструируется через двусторонний процесс: матери выбирают условия работы, частично подчиняясь идеологии интенсивного материнства, но одновременно они изменяют представления о «хорошем» материнстве, чтобы они соответствовали их жизненному опыту с определенным рабочим статусом.

Одновременно среди работающих женщин возникает растущий спрос на помощников в домашней сфере (в том числе в уходе за ребенком), поскольку женщины все больше вовлекаются в занятость вне дома, но рынок труда все еще более приспособлен к патриархатной, “традиционной” модели работников-мужчин, о чьих детях заботятся жены-домохозяйки, а мужчины не вовлекаются в домашнюю работу на равных, что создает дефицит заботы в домохозяйствах [Hochschild 2003]. Более того, некоторые экспертные нарративы об интенсивном материнстве, как отмечает Елизавета Сивак, предполагают, что матери должны как следует отдыхать, чтобы восстанавливаться для хорошего материнства [Сивак, в печати], что дополнительно побуждает женщин делить нагрузку по уходу за детьми с наемными работниками (нянями, бебиситтерами) [Здравомыслова 2009]. Однако, как показывает Сивак, интенсивное материнство здесь ставит перед женщинами трудноразрешимое противоречие, касающееся разделения труда по заботе о ребенке: «для того, чтобы правильно заботиться о ребенке, матери необходим помощник, однако тот факт, что она делегирует часть своих обязанностей наемному работнику, делает ее недостаточно хорошей матерью» [Сивак, в печати].

Рассматривая институт материнства через призму теории Коннелл, вероятно, также нужно отметить структуру власти, в которой женщина в семье финансово зависит от мужчины. Эта структура в свою очередь тесно связана с гендерной сегрегацией на рынке труда и разделением труда в семье по гендерному признаку, подтвержденными многочисленными эмпирическими исследованиями. При этом социальная политика государства не ослабляет, а только усиливает финансовую зависимость женщин, через одновременное сокращение помощи женщинам в уходе зе ребенком (детские сады) и финансовое стимулирование рождаемости за счет мер вроде материнского капитала [Шадрина 2017; Rivkin-Fish 2010]. Другим актором, от которого зависят женщины в своем материнстве, становится государство. Материнство оказывается в сфере биовласти - формы контроля за населением, при которой жизнь (bio) в целом становится объектом политики [Foucault 2003], поскольку воспитание детей связано с производством будущих граждан, и матери ответственны за производство «хороших граждан» и будущего социального порядка в целом [Lawler 2002]. Детские сады, как показывает Ю. Градскова, тоже могут считаться частью биополитического регулирования в сфере воспитания детей, так же, как и оценивание «девиантных», «неблагополучных» семей [Gradskova 2015]. Агентами биовласти становятся эксперты, которые производят знание, на основе которого определяется нормальность. Ориентируясь на эти образцы нормальности, индивиды сами управляют своим поведением, без прямого подавления и внешнего директивного контроля [Foucault 1979]. В случае материнства «нормальность» ребенка является критерием хорошего материнства [Shpakovskaya 2015]. Как пишет Л.Шпаковская, за матерями осуществляет мониторинг множество специалистов: врачи, социальные работники, педагоги [Шпаковская 2014]. Однако матери не всегда находятся в положении пассивного потребители информации, полученной от экспертов. Например, российские матери из среднего класса активно осмысляют свой родительский опыт на основе экспертного знания, полученного из разных источников: некоторые женщины ищут «подходящее» для себя и своего ребенка знание из множества экспертных дискурсов, а в общении между матерями экспертный дискурс может быть реинтерпретирован или напрямую критиковаться [Shpakovskaya 2015]. В коммуникации мам (в том числе онлайн) женщины «обсуждают и осмысляют свой опыт взаимоотношений с детьми, проводят собственную экспертизу советов врачей, педагогов, товаров для детей и вырабатывают собственное коллективное мнение по этому поводу» [Шпаковская 2014:80]. В нарративах британских мам-подростков, чье материнство считается некомпетентным и ненормальным и воспринимается как социальная проблема, исследователи обнаруживают «обратные» дискурсы, или же, в терминах Гидденса, саморефлексивное конструирование своих идентичностей как матерей [McDermott, Graham 2005].

По Коннелл мы также можем выделить структуру катексиса в интенсивном материнстве. Данная идеология не предполагает возможность у матери негативных эмоций по отношению к ребенку и материнству и необходимость матери быть внимательной и доброжелательной к ребенку вне зависимости от обстоятельств [Микляева, Румянцева 2018; Шадрина 2017]. Выход за эти рамки заставляет женщин сомневаться в себе как матерях: так, например, Сара Педерсен показывает, что женщины на форуме Mumsnet спрашивали у других форумчанок, являются ли они плохими матерями, если они отшлепали ребенка / злятся на него и т.д. [Pedersen 2016]. При этом эмоциональная связь матери с ребенком устанавливается также на основе знания, в том числе экспертного, как отмечает Шпаковская: так, одна из ее информанток рассказывала, что ходила на курсы, где учили, как выстроить связь с ребенком еще до рождения [Shpakovskaya 2015]. Однако эмоциональная связь матери с ребенком, как пишет Шпаковская, в обсуждениях на родительских форумах также позиционируется как лучший источник знаний о том, что нужно ребенку, который противопоставляется, например, нормам, которые устанавливают эксперты.

1.2 Классовая нормативность опыта материнства

Помимо гендерных структур, материнство также находится под влиянием структур, связанных с классом. Как отмечает Л. Шпаковская, опыт материнства социально дифференцирован, в том числе в моральных оценках [Шпаковская 2014]. При этом Кэрол Винсент показывает, что хотя материнский опыт и практики в значительной мере различаются между классами (например, кормить детей органической едой - практика матерей из среднего класса), нормы хорошего материнства, основанные на стиле жизни среднего класса, становятся универсальными. Они не привязаны к социальной группе, а являются требованиями по отношению ко всем матерям, в том числе в социальной политике (она имеет в виду Великобританию и США) [Vincent 2010].

При этом когда мы говорим о классовом аспекте материнства, важно учитывать не только различия в экономических ресурсах, которые влияют на практики материнствования. В своих работах французский социолог Пьер Бурдье не раз упоминал о значимости передачи культурного капитала в рамках семьи (domestic transmission of cultural capital). Этот вид образовательных инвестиций, по мнению Бурдье, позволяет объяснять то, что ускользает от внимания экономистов и теории человеческого капитала - почему разные классы направляют разные объемы ресурсов на культурные инвестиции и имеют дифференцированные шансы на получение прибыли от этих инвестиций [Бурдье 2002]. По Бурдье, способности и таланты ребенка уже являются формой капитала, в который инвестировали труд и время родители (капитал - это накопленный труд). При этом по мнению французского социолога, у семей с мощным культурным капиталом период, в котором ребенок накапливает культурный капитал, начинается практически с самого рождения [Бурдье 2002]. Здесь смыкаются гендерные и классовые структуры в современном материнстве: интенсивное материнство (связанное со средним классом) ориентировано на раннее развитие детей [Шадрина 2017], что можно считать дополнительным инвестированием в культурный капитал ребенка. При этом сам Бурдье отмечает, что эффективная передача культурного капитала в рамках семьи зависит от количества свободного времени у матери для его накопления, которое появляется за счет наличия экономического капитала (в том числе покупки времени других людей) [Бурдье 2002].

Таким образом, с одной стороны, можно предположить, что женщины с разными объемами капиталов (прежде всего, культурного) будут в разной степени ориентированы на инвестирование в культурный капитал ребенка. Это предположение, исходящее из работ Бурдье, соотносится с результатами некоторых исследований: так, например, Ларо показывает, что воспитание для американских родителей из среднего класса представляет собой передачу умений и навыков, тогда как матери из более бедных слоев населения не пытаются культивировать в своих детях какие-то особенные навыки, а стремятся обеспечить их едой, любовью и безопасностью [Lareau 2002]. Сходные представления о роли родителей у матерей из рабочего класса обнаруживает и Гиллс [Gilles 2007]. С другой стороны, ориентация на раннее развитие входит в доминирующую материнскую идеологию, поэтому возможно, что для многих женщин раннее развитие детей и инвестирование в их культурный капитал будет нормативным предписанием, на выполнение которого у них не хватает ресурсов (например, у них нет времени водить ребенка на занятия, потому что они работают, нет помогающей бабушки или денег на няню, которые могли бы ходить с ребенком).

Женщины, воспитывающие детей, обладают разным набором капиталов, и то, как женщина материнствует, отражает ее экономический, культурный и социальный капиталы [Reay 1998]. Однако как отмечает Шпаковская, «разные классово укорененные типы материнства получают разную моральную оценку» [Шпаковская 2014:81-82], то есть, по сути, обладают разным символическим капиталом. Нормы и стандарты задаются практиками материнствования среднего класса, что усложняет соответствие «хорошему материнству» для менее привилегированных женщин. Так, например, матери из рабочего класса чувствуют себя дискомфортно, взаимодействуя со школами, где обучаются их дети: они чувствуют, что все делают неправильно, что в этом управляемом экспертами институте низко оценивают их родительские навыки и приверженность образованию своего ребенка [O'Donoghue 2013]. Нехватка других форм капитала приводит к тому, что материнство женщин с меньшими ресурсами получает низкую моральную оценку, обладает меньшим символическим капиталом в глазах экспертов.

Профессионализация материнства, в которое женщины инвестируют свои личные и профессиональные умения, также связывается с интенсивным материнство и средним классом [Vincent 2002]. Частью этой профессионализации, как пишет Винсент, является не только стремление обращаться к экспертному знанию, но и ответственность матери за то чтобы находить различные виды экспертного знания и советов, а также определять, что подходит ей и ее ребенку. Это требует со сторон матерей инвестирования значительного количества времени на поиск и оценивания информации, а также привлечения собственных компетенций. Брукс и Уии, которые исследователи “профессиональных” матерей из среднего класса в Сингапуре, отмечают, что эти женщины говорят о материнстве как о карьере, результатом, продуктом которой становятся счастливые и успешные дети [Brooks, Wee, 2008].

При этом мерилом «успешности» матери, вероятно, становится габитус ребенка и его капиталы: так, в исследовании матерей детей с инвалидностью выяснилось, что, «подпорченный» габитус ребенка с повышенными физическими потребностями (например, в искусственной вентиляции легких) негативно отражается на оценке женщин себя как матерей, своей успешности в роли матери [McKeever, Miller 2004]. Чтобы скорректировать габитус своих детей, они стараются улучшить их внешний вид (повысить культурный капитал): например, одевают их в более дорогую, красивую и нарядную одежду, чем своих «здоровых» детей. Одновременно исследователи отмечают, что наличие здоровых детей представляет собой важный для матерей символический капитал, поскольку они являлись примером соответствия матери предписаниям «хорошего материнства» (контрпримером по сравнению с их сиблингом с инвалидностью) [McKeever, Miller 2004]. Матерям детей, которые выходят за пределы нормы (например, детей с повышенными потребностями), необходимо выстраивать нарратив, с помощью которого они смогут поддерживать свой имидж как «хорошей матери», несмотря на маргинализированное положение матерей детей с особенностями [Knight 2013].

1.3 Материнство в цифровую эпоху

Для исследования того, какую роль использование родительских онлайн ресурсов играет в осмыслении женщинами нормативных предписаний о материнстве, необходимо рассмотреть литературу о влиянии цифровых медиа на современное родительство. Многие исследователи приходят к выводу, что использование цифровых медиа являются важной частью современного родительства [Lupton et al. 2016]. Это касается общения с ребенком на расстоянии в случае разлуки, заботы и выполнения эмоциональной работы через онлайн-коммуникацию [Longhurst 2013, 2016], медиации взаимодействия ребенка с цифровой средой и интернетом, в том числе в вопросах приватности и безопасности [Livingstone, Helsper 2008]. Также интернет и цифровые медиа используются родителями для поиска информации о воспитании детей, отыгрывания родительской роли онлайн [Blum-Ross, Livingstone 2017], возможности делиться личным опытом и получать поддержку от других родителей через использование специальных родительских ресурсов (сайтов, блогов, форумов). Также, общаясь онлайн, родители могут производить социальный капитал, который может служить ресурсом для коллективной мобилизации для защиты интересов участников [Чернова 2012].

Здесь надо отметить, что «родительские» ресурсы могут быть преимущественно материнскими и/или ориентированными на матерей, даже в странах с высоким уровнем гендерного равенства, например, в Скандинавии [Pederson, Smithson 2013]. Мужчины, которые обращаются к этим ресурсам, могут воспринимать их как «женскую территорию» и, например, ограничивают свое участие в обсуждениях [Pedersen 2015]. Поэтому, говоря о родительских ресурсах (если речь не идет о специализированных отцовских), мы имеем в виду прежде всего материнский опыт их использования.

Одной из основных тем более ранних исследований, посвященных поведению родителей в интернете, является поиск информации и поддержки онлайн [Plantin, Daneback 2009; Dworkin et al. 2013]. Исследователи отмечают, что (будущие) родители потребляют значительное количество информации, посвященной воспитанию детей (книги, телевизионные программы, журналы, и т.д.). Необходимость в широкой информационной поддержке исследователи связывают в том числе с тем, что матери перестали получать всю информацию из рук своих матерей, как это было раньше: как в силу мобильности населения (женщины оказываются отрезаны от своих матерей физически) [Drentea, Moren?Cross 2005], так и потому что опыт и советы старшего поколения расцениваются как устаревшие, неподходящие [O'Connor, Madge 2004]. С появлением доступного интернета (сайты, посвященные родительству, появились примерно одновременно с началом широкого распространения интернета, в 1990-х годах [Lupton et al. 2016]) поиск информации онлайн стал одним из таких источников информации и поддержки.

Одним из важных способов получения таких способов выступает поддержка виртуального сообщества (virtual community care): возможность получить ответ на свой вопрос, знания и советы без создания собственного контента, через просмотр написанного другими участниками, что становится способом проявить новую для себя материнскую идентичность без опасений критики со стороны окружающих [Burrows et al. 2000]. Также родительские группы в Facebook выступают площадкой для социализации в роли матери через общение с другими мамами и помогают справиться с изоляцией, которую женщины могут испытывать во время декретного отпуска [Lupton et al. 2016]. Онлайн женщины могут обсудить с другими мамами то, что их беспокоит (и о чем, возможно, в другой ситуации они рассказывали бы кому-то из своего офлайн-окружения). Так, значимым аспектом поиска поддержки онлайн является возможность выразить негативные эмоции и переживания по поводу материнства, которые могут быть неприемлемы в других контекстах в связи с доминирующей идеей, что материнство должно приносить всем женщинам счастье и удовлетворение [Микляева, Румянцева 2018]. Однако, некоторые исследования показывают, что это может касаться не только вопросов, связанных с материнством: так, на анонимном форуме YouBeMother центральной темой являются «дорогие мужья» (dear husbands), причем обсуждаются они в основном в негативном ключе [Schoenebeck 2013].

Публикации на онлайн-площадках, где общаются матери, в том числе направлены на то, чтобы соотнести свой опыт с нормой, “примерить” его к границам приемлемого, а также изменить и переопределить эти границы. Так, множество постов, посвященных воспитанию детей, на анонимном форуме YouBeMother представляют собой вопросы о том, является ли то или иное поведение ребенка или матери нормальным [Schoenebeck 2013]. Подтверждение «нормальности» своего материнского опыта в онлайн-коммуникации с другими матерями, как предполагают некоторые исследователи, может способствовать повышению самооценки и снижению уровня депрессии среди матерей [Hall, Irvine 2009; Miyata 2002]. Сара Педерсен, исследовавшая концептуализации «плохой» и «хорошей матери» на британском форуме Mumsnet, выяснила, что женщины, которые описывали свой опыт на сайте и спрашивали, означает ли этот опыт, что они являются плохими матерями, чаще всего получали ответ, что они не плохие матери [Pedersen 2016]. Сравнивая себя с гендерной нормой, участницы обсуждений на Mumsnet, по утверждению Педерсен, критически осмысляют культурный идеал «хорошей матери» (относящийся к идеологии интенсивного материнства) и сопротивляются ему. Педерсен использует оптику Фуко, рассматривая идеологию интенсивного материнства как гегемонную идеологию, которая помогает поддерживать доминирующую власть (патриархальную), обрекая подчиненные группы (матерей) на провал [Pedersen 2016]. Таким образом, вероятно, образующийся на форуме Mumsnet дискурс, критический по отношению к идеалу «хорошей матери», можно рассматривать как пример «обратного» дискурса (reverse discourse) [Foucault 1979]. Идея обратного дискурса изначально применялась по отношению к гомосексуальности: обратным дискурсом является созданный геями и лесбиянками дискурс, в котором они обозначали себя через риторику каминг-аута [Callis 2009]. Когда достаточно большое количество человек интернализует дискурс (в нашем случае, интенсивного материнства), он становится не только инструментом контроля, но и способом для членов подконтрольной группы найти друг друга. Таким образом образуется альтернативный дискурс, созданный уже членами той самой группы, которую изначальный дискурс должен был контролировать [Callis 2009].

Взаимодействие с нормами, по указанию многих исследователей, имеет классовый аспект (например, [Шпаковская 2014]), и Педерсен также соотносит феминистский голос форума Mumsnet и критическое отношение к доминирующим образам материнства с ресурсами, которыми обладают участницы: сайтом пользуются в основном представительницы среднего класса, у многих из которых есть высшее образование и работа вне дома, они пользуются сайтом не только для получения поддержки и советов, но и для развлечения [Pedersen 2016; Pedersen, Smithson 2013]. Классовый элемент может быть важным для понимания не только различий между онлайн-площадками (например, между Mumsnet и соперничающим ресурсом Netmums, относящимся скорее к рабочему классу), но и роли родительских интернет-ресурсов в жизни родителей из разных социальных слоев и тому, как они взаимодействуют с нормами касательно материнства.

Предполагая, что родительские онлайн-ресурсы помогают справиться с давлением социальных ожиданий по поводу материнства, нужно начать с неравенства, которое возникает в силу того, что не у всех родителей может быть доступ к этим ресурсам. «Цифровой разрыв» (digital divide) между родителями был одной из основных тем исследований родителей и интернета [Dworkin et al. 2013], и может быть все еще актуален сейчас в российском контексте, где в 2017 г. только для 60% россиян интернет был вписан в повседневную жизнь, они заходили в интернет каждый день Интернет в России: динамика проникновения. Лето 2017 г. Фонд «Общественное Мнение» (сайт). URL: http://fom.ru/SMI-i-internet/13783 (дата обращения - 06.10.17); по данным Росстата на 2014 г. сохранялся разрыв между городом и селом, а также по уровню благосостояния Социальное положение и уровень жизни населения России. 2015: Стат.сб. / Росстат - M., 2015. С. 268.. Среди семей с одним ребенком доступ к интернету из дома имели 86,2% россиян, с двумя детьми - 86,6% домохозяйств, а в многодетных семьях уровень домашнего доступа к интернету был ниже - 74,4% для домохозяйств с тремя детьми и только 50,6% для семей с четырьмя и более детьми Там же.. Для тех матерей, у которых нет домашнего выхода в интернет, это означает отсутствие доступа также к информации, поддержке и возможности поделиться социально неодобряемыми опытами или мыслями о материнстве, о которых писалось выше.

Также значимо для настоящего исследования то, что родительские ресурсы, форумы и блоги могут быть источником норм о материнстве и/или медиатором взаимодействия с ним, и в этом случае классовый аспект материнства может быть значимым для того, какая нормативность (вос)производится на этих сайтах. Так, например, исследования американских «мамских» блогов (mommy blogs) приходят к выводу, что в среднем матери-блогеры - белые представительницы среднего класса с более высокими уровнями образования, дохода, и большими техническими возможностями по сравнению с теми матерями, которые не ведут блогов [Powell 2010; Strif 2005; Thompson 2007; Whitehead 2015]. Имеющиеся российские исследования также отмечают, что на российских родительских форумах доминируют матери из среднего класса, «тем самым участвуя в создании нормативной модели компетентного материнства» [Шпаковская 2014]. Таким образом, могут возникать разрывы между теми образами и нормами, которые транслируют другие родители в интернете, и возможностями менее привилегированных родителей. Например, поскольку многие успешные блоги монетизируются (через продажу рекламы в разной форме, размещение аффилированных ссылок, когда блогер получает комиссию за каждую покупку по этой ссылке) [Blum-Ross, Livingstone 2017], родительский блоггинг может задавать потребительские стандарты и подстегивать потребительскую активность родителей, что может не соотноситься с потребительскими возможностями менее обеспеченных родителей.

Разумеется, взаимодействие матерей и цифровой среды не ограничивается специфическими родительскими онлайн-пространствами. Множество исследований из разных стран мира посвящены тому, как матери используют цифровые медиа для коммуникации со своими детьми на расстоянии, показывая, что цифровые медиа представляют еще один способ быть «хорошей» матерью, проявляя заботу о ребенке [Lupton et al. 2016]. А. Блам-Росс и С. Ливингсон выделяют как особое явление «шэрентинг» (sharenting, от shared parenting) - феномен того, что родители делятся в интернете информацией о своих детях и своем родительстве онлайн, как форму цифровой репрезентации себя [Blum-Ross, Livingstone 2017]. Так, женщины могут отыгрывать материнскую роль онлайн, находясь вдали от ребенка [Chan 2008]. По данным исследования итальянских матерей, вовлеченных в практики шэрентинга, женщины считают шэрентинг своим правом, а мотивирует их как возможность поделиться моментами из жизни ребенка с родственниками и получить поддержку, так и получить валидацию своего опыта через «лайки» аудитории Cino, D., & Dimozzi, S. Social networking sites as virtual `showcases'. Parenting for Digital Future. LSE British Politics and Policy Blog. http://blogs.lse.ac.uk/parenting4digitalfuture/2018/11/14/social-networking-sites-as-virtual-showcases/

November 14th, 2018. (доступ 22.12.2018). Согласно исследованию А. Блам-Росс и С. Ливингстон, родители в том числе заводят блоги в качестве «виртуального фотоальбома», с намерением показать его подросшим детям; для того чтобы сделать что-то только для себя (а не для ребенка), возможность выразить свои творческие и профессиональные интересы; как своего рода терапию, возможность выразить тревоги и поговорить о своих проблемах и сложностях [Blum-Ross, Livingstone 2017]. Блам-Росс и Ливингстон приходят к выводу, что родительские блоги одновременно поддерживают логику интенсивного родительства (сильно связанную со стандартами и ценностями среднего класса [Hays 1996]) и помогают справиться с ней [Blum-Ross, Livingstone 2017]. Тем не менее, ряд исследований говорит о том, что образы материнства, которые представлены в блогах, могут способствовать эмпауэрменту читательниц [Chen 2013; Morrison 2010]; отрицают идеологии «хорошего» материнства, которые обычно представлены в традиционных СМИ и показывают более аутентичные образы материнства [Chen 2013]; помогают преодолению напряжения между этими образами и их материнскими ролями [Gibson, Hanson 2013; Morrison 2010; Webb, Lee 2011]. Таким образом, шэрентинг может быть рассмотрен как некая «технология себя» - создание и валидация определенного образа себя, а также как ресурс для отпора социальному давлению [Foucault 1988]. Тем не менее, можно предположить, что практики шэрентинга других родителей (даже не обязательно блогеров) могут быть проблематичными для матерей, если их потребительские (или какие-то другие) стандарты недостижимы.

Основные выводы обзора литературы и концептуальная схема исследования

Социологический и антропологический подход к анализу материнства показывают, что материнство является не полностью «естественным» процессом, регулируемым инстинктами, а социальным институтом. Материнство как социальный конструкт производится через регулирующие дискурсы, определяющие, что такое хорошее материнство [Phoenix, Woollett 1991; Smart 1996]. Зарубежные и российские исследователи отмечают, что на данный момент доминирующую позицию занимает идеология интенсивного материнства [Hays 1996; Garey 1999; Шадрина 2017]. Рассматривая интенсивное материнство как набор нормативных ожиданий от «хорошей матери» сегодня [Шадрина, 2017], мы можем применить теорию Р. Коннелл (2013) к институту материнства и рассматривать его как пример демонстрации того, как гендерные отношения в обществе через структуры труда, власти и катексиса влияют на то, как отдельные женщины заботятся о своих детях. Интенсивное материнство проявляется в трудоемком уходе за ребенком, который ложится прежде всего на мать (и менеджменте помогающих агентов), ориентацию на экспертное знание (биовласть) и тенденцию к профессионализации родительства, необходимость эмоционального контроля за собой. Опыт материнства также классово дифференцирован; индивидуальные материнские практики женщин отражают их экономический, культурный и социальный капиталы [Reay 1998]. При этом разные классово укорененные стили материнствования получают разную моральную оценку, и стандарты задает средний класс [Шпаковская 2014]. Вероятно, это связано в том числе с тем, что интенсивное материнство укоренено в образе жизни среднего класса [Hays 1996].

Одновременно характеристикой современного родительства является использование родительских онлайн-ресурсов [Lupton et al. 2016]. Родительские онлайн-ресурсы становятся местом, откуда матери черпают информацию и поддержку [Dworkin et al. 2013], где они делятся опытом родительства (шэрентинг) [Blum-Ross, Livingstone 2017]. В коммуникации мам (в том числе онлайн) женщины «обсуждают и осмысляют свой опыт взаимоотношений с детьми, проводят собственную экспертизу советов врачей, педагогов, товаров для детей и вырабатывают собственное коллективное мнение по этому поводу» [Шпаковская 2014:80]. То есть родительские онлайн-ресурсы встраиваются в процесс осмысления нормативных ожиданий (интенсивного) материнства, однако неясно, каким именно образом. С одной стороны, некоторые исследования говорят о том, что на родительских онлайн-ресурсах критикуются культурный идеал материнства, который транслируется в медиа [Pedersen, 2016], образы материнства, которые представлены в блогах, могут способствовать эмпауэрменту читательниц [Chen 2013; Morrison 2010]. Однако другие исследования показывают, что на родительских онлайн-ресурсах могут поддерживаться гендерные стереотипы [Rashley 2005], а шэрентинг и родительский блоггинг могут не только помогать справляться с ожиданиями интенсивного родительства, но, наоборот, воспроизводят его логику [Blum-Ross, Livingstone 2017]. Возможно, роль использования родительских онлайн-ресурсов неодинакова для разных женщин в связи с классовой дифференциацией опыта материнства и разными моральными оценками классово укорененных стилей материнства. Например, Л.Шпаковская предполагает, что родительские модели среднего класса задают нормативные стандарты в том числе в онлайн-сообществах [Шпаковская 2014].

Рис 1 Концептуальная схема исследования

2. Методологическая часть

2.1 Цель и задачи исследования

Цель исследования: выяснить, какую роль играет использование родительских ресурсов в осмыслении нормативных ожиданий в отношении материнства и индивидуальных практик материнствования

Объект исследования: матери, использующие родительские онлайн-ресурсы

Предмет исследования: роль использования родительских ресурсов в осмыслении нормативных ожиданий в отношении материнства и индивидуальных практик материнствования

Задачи:

1. Выяснить, как матери используют родительские онлайн-ресурсы и какие смыслы вкладывают в это использование

2. Выяснить, какую информацию о материнстве, полученную из онлайн ресурсов, женщины-пользовательницы воспринимают как нормативные предписания (т.е. о чём они говорят, как о том, что от них “ожидается”/как “должно быть” в плане заботы о ребёнке и отношений с ребёнком)

3. Выяснить, каким образом (через какие дискурсивные конструкты) матери соотносят эти нормативные предписания (почерпнутые из онлайн ресурсов) со своими индивидуальными практиками материнствования

4. Выяснить, как такое соотнесение нормативных предписаний и своего опыта влияет на осмысление (оценку) и этих предписаний, и опыта

...

Подобные документы

  • Развитие сетевой среды как дискретного культурного контекста. Определение и развитие метода онлайн фокус-групп в общественных науках. Групповая динамика и вход в группу, виды он-лайн дискуссий: временной критерий. Асинхронные онлайн фокус-группы.

    реферат [151,5 K], добавлен 18.01.2010

  • Значение семьи и карьеры для личностного роста женщины. Репрезентативное социологическое исследование актуальных ценностей и практик материнства, роли материнства в семейных ценностях, возможностей и путей сочетания материнской и профессиональной ролей.

    курсовая работа [93,2 K], добавлен 04.05.2014

  • Изучение мнения людей, проживающих на территории Екатеринбурга, о возможностях Интернета. Поиск информации в сети. Электронная почта. Виртуальные деньги. Разногласия с близкими из-за чрезмерного увлечения Интернетом. Онлайн-игры и Интернет-зависимость.

    практическая работа [229,7 K], добавлен 11.03.2015

  • Исследование априорных характеристик участников массовых открытых онлайн курсов российских ВУЗов в сравнительной перспективе. Социально-демографический портрет глобальной аудитории MOOCs. Факторы, влияющие на вероятность успешного завершения курса.

    дипломная работа [269,0 K], добавлен 15.12.2015

  • Социально-психологический портрет человека пожилого возраста. Деятельность учреждений социального обслуживания пожилых людей, диагностика их личностных особенностей. Разработка рекомендаций для инструкторов-волонтеров, реализующих инновационный проект.

    дипломная работа [85,1 K], добавлен 12.10.2012

  • Социально-правовой статус материнства в России. Анализ трансформаций, которые претерпевает социальный институт материнства в современном российском обществе, их источники (факторы). Институт материнства в общественном мнении жителей Тульского региона.

    дипломная работа [1011,0 K], добавлен 08.06.2013

  • Получение знания автодидактическим путем. Поиск информации и самообразование. Программы и инновации в сфере современного образования: онлайн-курсы Coursera, Udacity. Обучающие компьютерные игры и интернет-программы. Примеры использования геймификации.

    реферат [24,4 K], добавлен 09.04.2014

  • Причины и последствия ранних половых связей. Нормативно правовая база защиты прав и интересов материнства и детства. Коррекционно-профилактическая программа специалиста социальной работы, направленная на снижение факторов риска подросткового материнства.

    дипломная работа [127,3 K], добавлен 31.10.2014

  • Понятие, классификация, условия и факторы самоубийств. Концепция о социально-психологической дезадаптации личности. Отрицательное и положительное влияние Интернет ресурсов на суицидальное поведение. Модель онлайн-сообщества для предотвращения самоубийств.

    курсовая работа [45,2 K], добавлен 29.01.2014

  • Сущность материнства, функции, основные подходы. Причины, мотивы раннего материнства и последствия. Исследование программ по предотвращению раннего материнства и комплексной деятельности по оказанию различных видов помощи несовершеннолетним матерям.

    курсовая работа [41,2 K], добавлен 25.03.2014

  • Социологический анализ актуальных проблем современной молодежи. Феномен "раннего материнства" как проблема современной российской молодежи. Использование метода социологического опроса для изучения проблемы "раннего материнства" на примере г. Астрахани.

    курсовая работа [1,3 M], добавлен 16.01.2014

  • Теоретический анализ, сущность и специфика взаимосвязи детско-родительских отношений и социальной адаптации дошкольников. Программа коррекции детско-родительских отношений, диагностика зависимости социальной адаптации от детско-родительских отношений.

    дипломная работа [155,1 K], добавлен 17.10.2010

  • Государственная политика в сфере укрепления института семьи. Охрана репродуктивного здоровья в России. Правовая основа обеспечения защиты материнства. Разработка программы повышения рождаемости и оптимизации демографической политики в Ставропольском крае.

    дипломная работа [836,7 K], добавлен 09.02.2018

  • Субъекты семейных правоотношений. Родительские права и обязанности: основания и содержание родительских прав и обязанностей, личные права и обязанности родителей. Права и обязанности ребенка. Ограничение родительских прав. Лишение родительских прав.

    курсовая работа [45,7 K], добавлен 08.12.2007

  • Системное изучение социальных процессов и явлений. Виды социологического исследования, типы анкет. Методы и процедуры сбора, обработки, анализа и обобщения фактов. Компьютерные программы для сетевых опросов, онлайн-интервью и интерактивного анкетирования.

    реферат [592,0 K], добавлен 13.10.2015

  • Характеристика детско-родительских отношений. Влияние стилей семейного воспитания на развитие детей младшего школьного возраста. Выявление родительских установок и реакций, вызывающих ответную реакцию у ребенка, проявляющуюся в тревожном поведении.

    дипломная работа [66,2 K], добавлен 26.10.2010

  • Женский опыт сексуальных отношений, материнства и супружества несовершеннолетних. Исторический и социально-культурный контекст юного материнства. Психологические особенности ранней беременности и их влияние на развитие репродуктивного поведения.

    курсовая работа [99,3 K], добавлен 27.02.2010

  • Проблемы и основные причины раннего материнства и родов. Статистические данные ранней беременности. Проблемы социального характера. Риски для здоровья и последствия. Анализ зарубежного опыта в решении проблем подростковой беременности и юного материнства.

    курсовая работа [392,0 K], добавлен 11.02.2015

  • Изучение основных понятий защиты материнства и детства. Понятие семьи, ее роль в обществе. Материнский капитал, как инновационная форма социальной поддержки семьи. Семейное законодательство РФ: от социальных пособий к сбережению материнского капитала.

    дипломная работа [77,9 K], добавлен 01.03.2011

  • Социальное сиротство как социальное явление, обусловленное наличием в обществе детей, оставшихся без попечения родителей вследствие лишения их родительских прав, рассмотрение принципов. Характеристика прямых причин, приводящих к социальному сиротству.

    презентация [1,7 M], добавлен 15.04.2014

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.