Размещено на http://www.allbest.ru/

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ

«НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

“ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ”»

Факультет гуманитарных наук

Направление подготовки 51.03.01. Культурология

Образовательная программа «Культурология»

Выпускная квалификационная работа

Флешмоб в культурном поле современной России

Яворская Мария Владимировна

Руководитель ВКР

Кандидат филологических наук,

доцент Школы культурологии Рогинская Ольга Олеговна

Москва, 2020

Оглавление

ВВЕДЕНИЕ

I. ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ЧАСТЬ: ОСОБЕННОСТИ ОБЪЕКТА, ИСТОЧНИКИ, ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ РАМКА

ГЛАВА 1. ХРОНОЛОГИЯ, ОПРЕДЕЛЕНИЕ ФЛЕШМОБА, ИСТОЧНИКИ.

Хронологические рамки

К проблеме определения

Источники

ГЛАВА 2. ОБЗОР ИССЛЕДОВАНИЙ ФЛЕШМОБОВ

1. Обзорные исследования

2. Исследование нескольких проблемных аспектов

3. Case Study

Overview: ключевые тенденции

ГЛАВА 3. ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

II. АНАЛИТИЧЕСКАЯ ЧАСТЬ: РОССИЙСКИЕ ФЛЕШМОБЫ 2000-Х И 2010-Х ГГ.

ГЛАВА 1. ФЛЕШМОБ-ДВИЖЕНИЕ В РОССИИ 2003-2009 ГГ.: ИНФО- И ИНФРАСТРУКТУРА

FLashmob.ru и FMOB.RU: пионеры флешмоб-движения в России

Функции сайта

Правила «хорошего» флешмоба

«Случай №1. Желтые очки»

Дискуссии мобберов

ГЛАВА 2. ФЛЕШМОБ-ДВИЖЕНИЕ 2003-2009 ГГ. В РОССИИ: КОНТЕКСТ

ГЛАВА 3. РОССИЙСКИЕ АПРОПРИИРОВАННЫЕ ФЛЕШМОБЫ 2010-Х ГГ.

1. Массовая культура (поп-культура)

2. Праздники

3. «В поддержку»

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

ИСТОЧНИКИ

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

ПРИЛОЖЕНИЯ

ПРИЛОЖЕНИЕ №1. «КАТАЛОГ» ВИДЕОЗАПИСЕЙ ФЛЕШМОБ-АКЦИЙ 2010-2019-Х ГГ.

ПРИЛОЖЕНИЕ №2. ПРАВИЛА, ОПУБЛИКОВАННЫЕ НА САЙТЕ FMOB.RU В 2004 Г.

ПРИЛОЖЕНИЕ №3. ОТЧЕТ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ (АЛЕКСЕЙ САГАНЬ) О ПРОВЕДЕНИИ ФЛЕШМОБ-АКЦИИ «ЖЕЛТЫЕ ОЧКИ»

ПРИЛОЖЕНИЕ №4. СТРАНИЦА САЙТА FMOB.RU ПОСЛЕ ЕГО «ОФИЦИАЛЬНОГО ЗАКРЫТИЯ»

Введение

Флешмоб -- перформативная практика, зародившаяся в Нью-Йорке в 2003 г. Автором идеи является Б. Васик, разработавший концепцию и форму флешмоба в рамках собственного проекта «8 мобов» (Wasik 2006). Потенциальные участники моба получали с анонимной почты Б. Васика письмо с синопсисом готовящейся акции, затем те, кто соглашался участвовать, собирались в указанном месте в обозначенное время, выполняли действия, указанные в сценарии, и по окончании -- растворялись в толпе. Добавочное значение «вспышки» (`flash') флешмоб получил благодаря интерпретациям репортеров (Gore 2010). Оно описывает внезапность, кратковременность моба и его способность шокировать случайных свидетелей происходящего. Одним из наиболее известных флешмобов Васика является `MOB#2', в рамках которого около 200 мобберов собрались в мебельном отделе универмага `Macy's' вокруг одного из ковров и говорили продавцам и другим покупателям, что являются членами коммуны и пришли купить себе «коврик любви» (Walker 2011a, 28-29). Все флешмобы Васика происходили в публичных городских пространствах (4 из 8 -- в пространствах потребления: универмагах, моллах, магазинах и т.д.), отличающихся высокой внутренней мобильностью и насыщенностью интеракций. Для действий мобберов, как демонстрирует приведенный пример, была характерна абсурдность, не требующая специальной подготовки «исполнителей» и никогда не носящая насильственный характер.

Сам Васик ретроспективно объясняет задачу проекта как исследование актуальной культуры. В качестве концептуальных истоков идеи Васик указывает и культуру хипстеров в Нью-Йорке 2003 г. и эксперименты С. Милгрэма, направленные на изучение конформности. Хипстеры, согласно Васику, -- «особый класс молодых горожан» (Wasik 2006), которые отличает способ потребления и производства культуры. С одной стороны, они занимаются потреблением уже существующих культурных кодов и значений. Более того, они живо следят за изменениями в культуре и появлением новых трендов (и тех кодов и значений, которые они несут). С другой стороны, хипстеры все же и сами являются производителями культуры и актуальных трендов: их производство осуществляется по принципу бриколажа или ассамбляжа. Хипстеры не просто воспринимают (потребляют) культуру, но переприсваивают ее, трансформируя и адаптируя. В рамках флешмоба мобберы совершают ту же операцию. Их действия представляют собой трансформированные способы поведения в тех местах, в которых реализуется сценарий флешмоба. На примере `MOB #2', мобберы играют роль покупателей, но при этом их поведение воспринимается как странное с точки зрения работников универмага и других посетителей. Флешмобы Васика выступают в качестве индикаторов актуальных культурных процессов, работающих посредством противодействия, искажения, субверсии или пользования в значении де Серто (де Серто, 2013, 102-106). Р. Уолкер, чья работа является одним из наиболее крупных исследований флешмобов, продолжает эту логику, анализируя проект Васика как критику капиталистического общества и пост-9/11 общества (Walker 2011a). Используя коды этих культур, Васик создает сценарии, которые помещают их в ситуацию игры и таким образом одновременно совершают их подрыв и обнаруживают (reveal) их посредством этого подрыва.

Конформность -- один из кодов, игра с которым осуществляется на уровне самой формы флешмоба. Последняя заимствована Васиком из одного из экспериментов Милгрэма (Wasik 2006), в рамках которого участники одновременно останавливались посреди улицы в час пик, запрокидывали головы и смотрели в одном направлении (на условленное окно дома). Помимо непосредственного научного значения эксперимента, Васик отмечает его перформативный потенциал (Wasik 2006). Толпа мобберов, с одной стороны, разыгрывает конформность обывателей, с другой -- переводя ее в пространство игры, наделяет творческим потенциалом. С точки зрения очевидцев, поведение мобберов, напротив, является нон-конформистским. В то же время мобберы проверяют «зрителей» -- поверят ли они их игре и воспримут ли как расширение границ собственной действительности.

По завершении проекта Васик был уверен, что история флешмоба закончена и, поскольку акции более не будут воспроизводится, ажиотаж, поднятый вокруг них, в скором времени утихнет, а проект как культурное событие станет частью архива. Однако уже в 2003 г., параллельно второй половине мобов Васика, похожие акции начинают проводиться сначала в других городах США, и затем -- пересекают океан. И здесь необходимо отметить, что все существовавшие представления о практике в то время основывались на интерпретациях очевидцев, в частности, СМИ. Флешмобы Васика никак не сопровождались дискурсивно: пригласительные письма автора не содержали объяснений -- только FAQ, состоящий из ответа на один вопрос -- «почему нужно присоединяться к флешмобу?» Других организаторских источников информации о флешмобе не было. Васик как организатор сохранял анонимность -- рефлексивный лонгрид о проекте он выпустил только в 2006 г., тогда и раскрыв свою личность. В Оксфордском словаре понятие «флешмоб» в качестве неологизма появилось только в 2013 г. Самые ранние исследования флешмоба также начались сравнительно поздно -- в 2005 г. (например, Solander 2005, Nicholson 2005).

Как следствие, заимствование и использование практики, не имеющей однозначно очерченных жанровых и институциональных границ и к тому же трудно фиксируемой Описать весь процесс флешмоба, начиная с этапа создания, невозможно, не находясь внутри этого процесса (по крайней мере, в случае оригинальных флешмобов Б. Васика). Отдельно взятая акция, цель которой -- шокировать очевидцев, а затем исчезнуть, не оставив следов, чтобы они засомневались в увиденном (Walker 2013), -- также не рассчитана на фиксацию, хотя, конечно, отдельные очевидцы (или специально охотящиеся за флешмобами СМИ) успевают сфотографировать происходящее или снять на камеру. Впоследствии фото- и видеофиксация флешмобов только развиваются и становятся частью самого процесса флешмоба. , приводит к ее переизобретению и перепридумыванию, и в результате -- к диверсификации форм. Одновременно с этим встает проблема определения флешмоба, с которой неизбежно сталкиваются те, кто видит перед собой задачу описать его. Конечно, многообразие форм флешмоба сохраняет ряд общих характерных черт, но они оказываются, напротив, слишком общими для того, чтобы описать специфику описываемого явления. Одна из стратегий борьбы с проблемой определения -- обозначить в качестве флешмобов только «8 мобов» Васика. Она представляется мне непродуктивной, так как за отказом в статусе флешмоба всем остальным явлениям, использующим это обозначение, следует вопрос о том, почему они так себя определяют, а главное, как их переопределять и с какими последствиями.

Существующие исследования тех форм флешмобов Более подробный обзор этих исследований я привожу во второй главе первой части настоящей работы. , которые возникли после проекта Васика, решают проблему определения и исходя из этого работают с флешмобами двумя способами.

1. Анализ модели, идеального типа Понятие, введенное и используемое М. Вебером. Идеальный тип -- мыслительный конструкт, модель социального явления, исключающая контекстуальные, психологические, аффективные и т.п. влияния на них. Вебер предлагает использовать идеальный тип как методологический инструмент и описывать реальные, эмпирически исследуемые социальные явления посредством сопоставления с их идеальными типами. Похожие попытки предпринимались и рядом исследователей флешмобов., или концепции флешмоба, и ее проблемных аспектов (например, Brejzek 2010; Gore 2010;). В исследованиях этого направления описание конкретных кейсов носит, скорее, иллюстративной характер, и предполагает выборку, демонстрирующую именно ту теоретическую модель явления, которую выбирает исследователь или исследовательница. Как правило, эта модель основывается на «8 мобах». Сильной стороной рассматриваемых работ является выделение и фиксирование проблем, через оптику которых может быть проанализирован любой флешмоб. В целом, их можно поделить на три группы. Первый комплекс проблем связан с пространственностью флешмоба, теми отношениями, которые связывают его с пространством, в котором происходит реализация того или иного сценария. Пространство -- ключевая категория для описания функционирования флешмоба и производимых им значений. Через пространственные отношения может быть описан как отдельный флешмоб с момента начала организации и до последующей рефлексии по окончании флешмоб-акции, так и эффекты производимые исключительно флешмоб-акцией в месте ее проведения. Второй проблемный аспект -- отношения, устанавливаемые между флешмобом и медиа. С одной стороны, флешмоб напрямую зависит от медиатехнологий и стал возможен благодаря им, в частности, благодаря развитию массовой мобильной связи. В качестве предшественника флешмоба исследователи обращаются к смартмобам, подробно описанным Г. Рейнгольдом в монографии «Умная толпа. Новая социальная революция» (Рейнгольд 2006). Флешмоб существует на пересечении онлайн- и оффлайн-пространств: его организация происходит в сетевом пространстве, реализация сценария -- в физическом, и затем посредством рефлексии очевидцев, СМИ и т.д. он вновь возвращается в медиасреду (Brejzek 2010). С другой стороны, в зависимости от формы флешмоба и контекста его проведения, флешмоб может стремиться к избеганию высокой представленности в публичной медиасфере. Наконец, в контексте организации и проведения флешмоба образуются сразу несколько сообществ: сообщество как движение или субкультура мобберов, сообщество мобберов, реализующих вместе один сценарий, и сообщество мобберов и очевидцев. Отношения, возникающие в этих сообществах, -- еще один сюжет для отдельных исследований. В частности, он продолжает связь между флешмобами и смартмобами. Ряд исследователей предлагают рассматривать флешмоб как воплощение нового типа социальности, возникающего вместе со смартмобами и другими аналогичными формами -- например, сообществами практикующих (Кастельс 2016).

2. Второй способ решения проблемы определения, предлагаемый, например, В. Молнар, -- принять ограничения, накладываемые материалом. Поиск материала исследовательница осуществляет посредством поисковых запросов на Youtube и Google Video. Исследовательница принимает за аксиому определение тех акций, которые получает в результате поиска, как флешмобов, но делает оговорку, что результаты ее исследования распространяются исключительно на приведенный материал (Molnaмr, Hsiao 2015).

В настоящей работе я предлагаю рассмотреть флешмоб именно как практику, чья форма и чье значение напрямую зависят от того, кто к ней обращается, с какой целью и в каком контексте. Поэтому я опираюсь на решение, предлагаемое Молнар, с оговоркой: результаты настоящего исследования, обусловленные материалом, не исчерпывают всех тех способов практикования флешмоба, которые существовали и существуют в российском контексте, но могут быть распространены на аналогичные материалу моей работы случаи, но не вошедшие в нее.

Ключевой вопрос моего исследования сформулирован следующим образом: что представляет собой флешмоб как практика в российском контексте? Он включает в себя следующие уточняющие вопросы:

· Каким образом может происходить организация флешмобов в России;

· Какие возможности предоставляют российские флешмобы для своих участников, кем и зачем они организуются;

· Какие формы могут принимать российские флешмобы, какие сценарии лежат в их основе и проводником каких дискурсов они могут становиться;

· Как участники сами формулируют, что такое флешмоб и каким он должен быть, какие ориентиры выбирают для реализации своих практик;

· Как российский флешмоб встраивается в панораму представлений о «каноничных», оригинальных флешмобах, сформулированных на основе рассуждений практиков и теоретиков, приведенных в обзоре исследовательской литературы. Возможно, российский флешмоб способен изменить эту панораму.

В отличие от существующих исследований флешмоба, выстроенных, в основном, вокруг «8 мобов» Васика, концепции флешмоба и описании его разных форм, я, во-первых, описываю инфо- и инфраструктуру флешмоба в России, и во-вторых, фокусируюсь именно на процессе и механизмах апроприации практики внутри определенных культурно-географических границ. Помимо обозначенного специфического характера самой практики, интерес представляет и ее заимствование в России из другого культурного контекста. Первые российские флешмобы были организованы еще в августе 2003 г. 2000-е гг. в России -- период, следующий за этапом интенсивных культурных процессов 1990-х гг., во время которых вырабатывались новые способы жизнеустройства и новый язык для их описания. В частности, флешмоб-движение зарождается в Москве в период между первой и второй волной Московского акционизма. Моя гипотеза заключается в том, что развитие флемшоба в России вызвано совершенно иной конъюнктурой, нежели та, в контексте которой он появился и стал популярным. Таким образом, анализ российского флешмоба неизбежно влечет описание того контекста и тех культурных практик, в которые он оказывается встроен первоначально и в рамках которых развивается впоследствии. Это описание позволит настоящей работе не только обозначить место российского флешмоба в панораме различных форм практики, но и, наоборот, дополнить картину тех культурных процессов, которые происходили на рубеже 1990-х--2000-х гг. и в кон. 2000-х гг.

Определение флешмоба как практики не снимает необходимости уточнить объект моего исследования. Для этого я введу хронологию: в работе я буду отдельно описывать флешмоб-движение 2003-2009 гг. и флешмобы, которые стали распространены позже. Это деление обусловлено тем, что акции 2003-2009 гг. и 2010-х гг. принципиально отличаются по способу организации, агентам и контекстам проведения. В рамках первого обозначенного периода под флешмобом я понимаю все те события, которые были организованы на платформах FMOB.RU и Flashmob.ru и их аналогах, созданных инициаторами флешмоб-движения в России. Для выбора материала 2010-х гг. я руководствуюсь стратегией Молнар и считаю флешмобами те события, организаторы и/ или участники которых сами их так определяют, а также события, которые обозначаются как флешмобы их свидетелями/ очевидцами, но только в том случае, если организаторы не артикулируют обратное (подробнее о сборе материала я пишу в первой главе первой части настоящей работы).

Помимо объекта, необходимо также уточнить ряд ключевых понятий, которыми я буду пользоваться в этом исследовании. Во-первых, я провожу различие между понятиями флешмоба и флешмоб-акции. Под флешмобом я понимаю событие целиком, начиная с его организации и заканчивая возвращением в сетевое пространство. Флешмоб-акция -- часть флешмоба, непосредственная реализация сценария на месте проведения. Моббер Я использую здесь кальку с английского `mobber' -- так участники «мобов» Васика обозначались автором и исследователями. В анализируемых мной русскоязычных источниках равноправно употребление формы «моббер» и «флешмоббер»/ «флэшмоббер». -- участник (под участником здесь может пониматься, в частности, и организатор/ инициатор) флешмоба. Это понятие более релевантно употреблять по отношению к пользователям платформ FMOB.RU, Flashmob.ru и др., т.к. они аккумулировали вокруг себя устойчивое сообщество, которое определяло себя как движение мобберов. И напротив, в дискурсивных сопровождениях флешмобов 2010-х гг. понятие практически не употребляется -- оно оказывается заменено на нейтральное по принадлежности к группе словосочетание «участник флешмоба/ участник акции». Наконец, соответственно хронологии, под оригинальными, или «классическими» флешмобами, я понимаю флешмобы 2003-2009 гг., т.к. по форме флешмоб-акций и сценариям они отсылают к «8 мобам». Тогда как «апроприированные флешмобы» -- флешмобы 2010-х гг. Я ввожу это понятие как зонтичное для обозначения разных акций, демонстрирующих заимствование практики флешмоба разными группами, организациями, институтами и пр. и ее использование в различных контекстах. Остальные специфические понятия будут разъяснены по мере появления в тексте.

Группы источников, с которыми я работаю, также подчинены логике установленной хронологии. Подробно эту корреляцию я описываю в первой главе первой части этой работы. Здесь я отмечу только то, что основными источниками для анализа флешмобов 2003-2009-х гг. служат сохранившиеся снэпшоты сайтов Flashmob.ru и FMOB.RU. Помимо них, я обращаюсь также к малочисленным доступным видеозаписям ранних флешмобов и статьям о них в российских СМИ. Анализ апроприированных флешмобов осуществляется на основе 225 видеозаписей, найденных на платформе Youtube по запросу «флешмоб в России 20XX» для периода 2010-2019 гг.

В рамках настоящей работы я помещаю в фокус одновременно и то, как устроена сама практика флешмоба, и контексты ее использования в России. Поскольку работа совмещает одновременно два плана -- микро- и макро-, -- я конструирую свою методологическую рамку на основе нескольких теорий, концепций и подходов (в полном виде она приведена во второй главе первой части настоящей работы). Для анализа практики флешмоба я, в первую очередь, вслед за англоязычными исследователями (в частности. Р. Уолкер (Walker 2011a)), обращаюсь к концепции тактик М. де Серто, которая позволяет описать, каким образом устроен сценарий флешмоба и как способствует сдвигу в повседневности, которому способствует флешмоб-акция. Кроме того, концепция тактик применима к анализу флешмоба для описания особого типа агентности, которой наделяются мобберы. Агентность -- понятие, являющееся точкой пересечения теории де Серто и концепции вернакулярного. Последняя используется мной для того, чтобы различить разные типы действия, которые флешмоб может производить по отношению к окружающей его действительности.

В рамках своей теории де Серто работает с повседневностью, тогда как флешмоб, напротив, стремится выйти за рамки повседневности. Поскольку он не может быть рассмотрен как творческое действие на микроуровне, концепция де Серто не исчерпывает всего описания механизма работы флешмоба. Я предлагаю рассматривать флешмоб как перформативное событие. Для описания флешмоб-акции я обращаюсь к теории перформативности Э. Фишер-Лихте (Фишер-Лихте 2015), а для анализа флешмоба -- к более широкому пониманию перформанса, предлагаемому Р. Шехнером (Scheсhner 2013).

Наконец, восстанавливая контекст появления и развития флешмоба в России, я основываюсь на ряде положений теории культурного трансфера М. Эспаня. В частности, я предпринимаю попытку реконструировать сообщество, которое стало агентом трансфера со стороны воспринимающей культурной системы, а также очертить тот круг явлений и практик, которые формировали ее конъюнктуру.

Моя работа состоит из двух частей -- теоретической и аналитической. В теоретической части я более подробно рассматриваю методологические проблемы, обусловленные спецификой объекта изучения и обозначенные во введении. В первой главе теоретической части я обосновываю выбранную хронологию, более подробно останавливаюсь на проблеме определения флешмоба: ее причинах и способах решения. В качестве перехода ко второй главе, посвященной существующим исследованиям флешмоба, я объясняю выбор источников и указываю те ограничения, которые они накладывают на результаты. Вторая и третья главы первой части посвящены теоретико-методологическим основаниям работы. Я посвящая им отдельные главы по двум причинам. Первая была указана ранее -- в исследовании я работаю одновременно с явлением флешмоб-акции, российскими флешмобами и более широким культурным контекстом, в который они оказываются вписаны. Вторая причина заключается в разнородности материала, с которым я работаю, требующего разных подходов.

Аналитическая часть работы состоит из трех глав. Первые две посвящены описанию ранних российских флешмобов, в частности, тем пространствам и сообществам, вокруг которых формировалось флешмоб-движение в России, способам коммуникации среди мобберов, устройству и функционированию оригинальных, или «классических, флешмобов. В первой главе я описываю сходства и различия двух сайтов-пионеров движения -- Flashmob.ru и FMOB.RU, их функции и то, каким образом их дискурсивное содержание и аффордансы способствовали производству различных моделей флешмоба. Вторая глава представляет собой попытку реконструировать те условия, которые способствовали появлению и развитию флешмоба в России как объекта культурного трансфера. В третьей, заключительной, главе я описываю распад флешмоб-движения в России и состояние практики в 2010-е гг., в связи с чем предлагаю, своего рода, «мэппинг» апроприированных флешмоб-акций этого периода. Т.е. я выделяю и рассматриваю несколько направлений заимствования формы флешмоба, наиболее распространенных в России 2010-х гг., описываю их особенности и общие черты.

флешмоб российский сообщество моббер

I. Теоретическая часть: особенности объекта, источники, теоретико-методологическая рамка

Глава 1. Хронология, определение флешмоба, источники

Хронологические рамки

Первые флешмобы в России появляются в 2003 г.: наиболее ранние источники -- снэпшоты специализированных сайтов в веб-архиве, выступающих в качестве платформ для мобилизации мобберов и организации флешмобов, -- свидетельствуют о том, что в Москве акции проводились уже в августе https://web.archive.org/web/20030801000000*/flashmob.ru . В качестве сравнения, проект Б. Васика в Нью-Йорке в это время еще не окончен -- “MOB #5” и “MOB #6” были проведены в июле и августе, соответственно. Настоящая работа не ограничивается хронологическими рамками и представляет анализ практики на протяжении всего ее времени существования в России вплоть до настоящего времени. Однако мне представляется необходимым обозначить два ключевых этапа внутри общей хронологии: 2003-2009 гг. -- «авангардная» стадия флешмоба и 2010-2020 гг. -- период, характеризующийся массовизацией практики и ее апроприацией изначально чуждыми ей институциональными контекстами. Это разграничение неизбежно, ввиду организационных, онтологических и институциональных изменений, которые претерпевает практика на протяжении своего развития и популяризации. Ранние, или авангардные, флешмобы отличаются от тех форм практики, которые возникают и начинают преобладать позднее. Поэтому анализу каждого из этапов посвящены отдельные главы второй части -- первая и вторая, соответственно. Но несмотря на это деление, я ставлю перед собой задачу проследить переход от одного периода к следующему и рассмотреть те отношения, которые современные флешмобы, устанавливают по отношению к своим предшественникам.

К проблеме определения

История возникновения и развития флешмоба обнаруживает и обусловливает ряд трудностей в формулировании единого и универсального определения флешмоба. Поскольку во время реализации проекта и последующие два года, Б. Васик сохранял анонимность и не высказывался по поводу флешмобов, задачу определения решали, в основном, культурные критики и/или журналисты, опирающиеся на опыт уже довольно разных кейсов. Наконец, в 2006 г. Б. Васик в своем первом лонгриде, посвященном «разоблачению» флешмобов, не только открывает концептуальные истоки и механику «8 флешмобов», но и представляет собственную рефлексию о том, что произошло с практикой, стоило ей было выйти за рамки проекта (Wasik 2006). Позиция Васика транслируется в игровой форме, через нарочитое лукавство, как бы продолжая основное идейное и интонационное содержание проекта. С одной стороны, автор отказывается признавать акции, организованные после «8 флешмобов» или параллельно с ними в качестве флешмобов и констатирует смерть практики вместе с окончанием проекта (Wasik 2006). С другой стороны, Васик не отказывает последующим и/ или альтернативным акциям в праве определять себя или быть определенными как флешмобы, руководствуясь своей философией практики (Wasik 2006). Согласно Васику, флешмоб является очень живой культурной формой, чья конститутивная функция состоит в прощупывании границ актуальной культур, в частности, своих собственных. Флешмоб запускается организатором и имеет сценарий, которому мобберы должны следовать, но при этом Васик оставляет им пространство для импровизации: они могут менять сценарий или отходить от него. Наконец, флешмоб-акция может претерпевать изменения в результате вовлечения и участия очевидцев. Таким образом, все последующие и/ или аналогичные акции могут быть рассмотрены как формы импровизации в рамках флешмоба движения, объединенные некоторыми жанровыми и/или институциональными чертами.

Лонгрид Васика о флешмобах выступают в роли неоднозначных источников. С одной стороны, они представляют непосредственное высказывание автора идеи, которое носит характер признания и предполагает при этом точные и однозначные комментарии, раскрывающие «закулисье» (Гофман 2000, 148) практики и заканчивающие все дискуссии по поводу ее определения. С другой стороны, заигрывающая с читателями форма и перформативность публикаций являются следствием и свидетельствуют о наблюдениях и рефлексии Васика над флешмобами, собираемых и формулируемых им на протяжении трех лет. Поэтому использование указанной публикации в качестве источника для исследования неизбежно приводит к проблеме определения объекта. В теории флешмоб имеет ряд устойчивых признаков, как то кратковременность, перформативная природа, игровой и субверсивный характер, анонимность фигуры организатора, участие толпы, спонтанный сценарий и несрежиссированность (Walker 2011a). Флешмоб организуется при помощи виртуальных социальных сетей, существует на длительном пересечении онлайн- и оффлайн-пространств, сама акция проводится в публичном городском пространстве. Практикующие флешмоб создают сообщество. Однако, как и предполагал Васик, в реальных случаях какие-то из этих признаков могут не сохраняться. Особый интерес представляют те формы практики, в которых сохраняется лишь несколько признаков, или появляются признаки, радикально противоречащие «эталону», точке отсчета сравнения, но, тем не менее, они все равно определяются как флешмобы. «Разоблачение» таких форм путем сопоставления с «8 флешмобами» или другими «идеальными типами» Понятие, введенное и используемое М. Вебером. Идеальный тип -- мыслительный конструкт, модель социального явления, исключающая контекстуальные, психологические, аффективные и т.п. влияния на них. Вебер предлагает использовать идеальный тип как методологический инструмент и описывать реальные, эмпирически исследуемые социальные явления посредством сопоставления с их идеальными типами. Похожие попытки предпринимались и рядом исследователей флешмобов. -- один из возможных способов отношения к ним среди как практиков, так и теоретиков, определяющий дальнейшие стратегии работы с этими акциями. Так, те из мобберов, кто пытается в своих акциях полностью повторить формально или организационно флешмобы Васика, обвиняют другие акции в «неистинности» и «неподлинности». И если в случае самих мобберов, эти дискуссии способствуют диалектическому развитию практики, не приводя, однако, к емкому и исчерпывающему определению, то отказ признавать отличающиеся формы в качестве флешмоба теоретиками вновь приводит к вопросу о том, что можно считать флешмобами после проекта Васика.

«Разоблачение» флешмоб-акций представляется мне непродуктивным, если оно является самоцелью. Подобный результат, во-первых, никак не влияет на практику и не сдерживает распространение разных ее форм, определяющих себя и определяемых как «флешмобы». Во-вторых, поиск формального решения поставленной проблемы определения смещает фокус с качественного описания реальных случаев. Дальнейший импульс к их исследованию, напротив, содержится в принятии того, что «флешмоб» используется в настоящее время в качестве комплексного понятия, применимого к многообразию форм. Но в рамках этого принятия я предлагаю сместить фокус с определения статуса той или иной акции на постановку вопросов: каким образом произошел переход от проекта Васика к актуальному многообразию практики, почему у отдельных событий появляется потребность в самоопределении через понятие «флешмоба» и наконец -- какие контексты и для какой цели обращаются к форме флешмобов.

Эти вопросы демонстрируют, что проблема определения флешмоба не только стоит перед исследователем на этапах обозначения объекта и ограничения материала, но и может оказаться одним из исследовательских подвопросов. Так или иначе, необходимо зафиксировать, что в случае с флешмобом, выбранный способ определения влияет на результаты исследования. Выше я указала, что проблема определения флешмоба «может оказаться» одной из непосредственных исследовательских задач работы, учитывая те случаи (чаще всего, кейс-стади), в которых авторы изначально формулируют определение, которое носит исключительно инструментальный характер и действует в рамках конкретного исследования, для которого оно было произведено. Такой методологический ход, разумеется, зависит от фокуса исследования. Например, в рамках настоящей работы он оказывается невозможным, так как исследование носит обзорный характер и охватывает разные формы практики. Рассматривая определения флешмоба как одну из проблемных рамок, я предлагаю работать с ней при помощи двух подходов.

Первый предполагает простраивание как внутренних границ практики, так и внешних -- со смежными или подобными культурными формами и практиками и актуальными контекстами. В качестве примера проведения внутренних границ я ориентируюсь на исследование В. Молнар, в котором она, с одной стороны, рассматривает акции, чьи организаторы или участники определяют их таким образом, а с другой -- в качестве одной из своих задач видит уточнение этих определений, посредством прочерчивания границ внутри того объема кейсов, с которыми она работает, посредством типологизации (Molnaмr V. (2013 (2009)).

Молнар делит рассматриваемые флешмобы на основании различных способов использования практики (Molnaмr V. (2013 (2009)). Этот критерий позволяет связать между собой два предлагаемых подхода. Второй основывается на том, что флешмоб -- это прежде всего, практика. Как следствие, изменения внутри флешмоба и с флешмобом могут происходить за счет разных способов его пользования Пользование -- термин М. де Серто, который будет использован в теоретической рамке этого исследования с иной целью, нежели в этом фрагменте. Обращаясь к этому термину здесь, я подчеркиваю то, что флешмоб предстает некоторой общедоступной практикой, которой может манипулировать тот, кто ее использует. См.: Де Серто М. Изобретение повседневности. 1. Искусство делать/ Пер. с фр. Д. Калугина и Н. Мовнинои?. Спб.: Издательство Европеи?ского Университета в С.-Петербурге, 2013. С. 102-106. , различий в «практиковании» и среди акторов, которые обращаются к флешмобам.

Тем не менее, представляя определение флешмоба как исследовательскую задачу, я не снимаю необходимость объяснить выбор материала, с которым я работаю, и набор кейсов. Прежде всего, вслед за Молнар, я принимаю в настоящем исследовании за решающее основание для того, чтобы отнести событие к флешмобам, самоопределение, или внутреннее определение акции, потребность кого-либо из ее участников или организаторов определить ее как флешмоб. Но главным образом, материал, к которому я обращаюсь, обусловлен типами источников, оказавшихся мне доступными. Так, для периода 2003-2009 гг. под флешмобами я понимаю те акции, которые организовывались сетью российских специализированных сайтов, пионерами среди которых были -- FMOB.RU и Flashmob.ru. Рассматривая ситуацию, сложившуюся с флешмобами в 2010-х гг. я придерживаюсь введенного критерия для обозначения событий как флешмобов, но с рядом дополнений, которые более подробны будут объяснены в следующем параграфе.

Источники

Флешмоб представляет собой специфический объект исследования. Поэтому перед тем, как перейти к описанию методологии, используемой в настоящей работе, я бы хотела сделать несколько оговорок в отношении источников, к которым я обращаюсь. Так как основная задача флешмоба заключается в том, чтобы «шокировать» очевидцев (Walker 2011a), попытки зафиксировать его оффлайн проблематичны. В качестве ключа для описания явления я предлагаю рассматривать его событийность (Яворская 2019): флешмоб-акция должна «ошеломлять» непредсказуемостью, синхронностью и массовостью действий мобберов, и наконец, их последующим «растворением» в толпе. Мобберы, оправдывая приставку `flash' - вспышка, -- по окончании акции оставляют очевидцев в недоумении касательно того, свидетелями чего они стали, или в сомнениях, не было ли увиденное коллективным видением. Т.е. флешмоб-акция, если и меняет действительность окружающую мобберов и очевидцев, то временно, после нее привычная, повседневная, нормативная действительность восстанавливается в прежнем виде, в котором существовала до проведения флешмоба. Он также не приводит к материальным результатам. Повторение абсолютно идентичной флешмоб-акции, как и в случае перформанса, невозможно. Несмотря на тезис идеологов (Wasik 2006), что потенциальным моббером является любой, процесс организации, проходя онлайн, как правило, не стремится к чрезмерной общедоступности и открытости, -- обнаружить его можно лишь случайным образом (например, получив от знакомого пользователя пересылаемое сообщение со сценарием) или в том случае, когда поиск осуществляется намеренно и целенаправленно. Таким образом, если тезис о том, что в «природу» флешмоба входит стремление к скрытости, представляется слишком сильным для настоящего введения в проблему и представляет собой основу вопроса для дальнейшего рассмотрения на конкретном материале, то можно ограничиться утверждением, что одна из концептуальных характеристик флешмоба заключается в том, что он оказывается трудно уловим оффлайн для исследования.

Единственным оффлайн-источником флешмоба является непосредственно сама акция, доступ к которой открывается тремя способами: можно оказаться случайным очевидцем акции, целенаправленно стать свидетелем, отследив ее организацию заранее, или принять участие во флешмобе. Если первый способ не зависит от исследователя, то два других я рассмотрю подробнее. Я не располагаю личным опытом участия непосредственно во флешмоб-акции. С одной стороны, это лишает меня возможности фиксации актуальных переживаний или аффектов, возникших бы у меня как свидетельницы или участницы, а также описания организации флешмоба изнутри. С другой стороны, во-первых, что касается анализа процесса организации, в случае с флешмобами 2003-2009 гг. он не просто подробно описан в тех сетевых источниках, к которым я обращаюсь, но происходит посредством этих источников, что означает -- они буквально вскрывают и представляют то, как происходит мобилизация мобберов, а также их последующее взаимодействие. Флешмобы дальнейших лет демонстрируют менее унифицированную систему организации: процесс может варьироваться от события к событию. Фиксация всех возможных способов потребовала бы более длительного и глубокого наблюдения, которое выходит за допустимые временные границы настоящего исследования. Тем не менее, я фиксирую произошедший сдвиг и, по возможности, учитываю информацию об организации флешмобов 2010-х гг. Описание этого процесса носит разное значение для анализа флешмобов двух обозначенных периодов, а потому требует разных подходов. Если в 2003-2009 гг. организация отражает процесс конструирования нормативного образца флешмоба среди мобберов, то флешмобы 2010-х гг., как я продемонстрирую далее, оказывается продуктивней описывать не столько через сам процесс организации, сколько через выявление организаторов и поводов организации. В большинстве случаев для получения этой информации можно ограничиться доступными сетевыми источниками.

Во-вторых, в отношении непосредственного опыта участия во флешмобе, его отсутствие может выступать и в качестве преимущества в настоящей работе. Спланированный опыт свидетельницы оказался бы искаженным в результате заведомой подготовки и определенных ожиданий. В то время как отсутствие опыта участницы флешмоба позволяет мне занять метапозицию, являющуюся более продуктивной для задач, поставленных перед этой работой, которая представляет собой панорамирование флешмобов в российском контексте. Таким образом, анализ собственного опыта рискует оказаться слишком частным для столь разнородного поля, которое образуют российские флешмобы.

В то же время, и мэппинг претерпевает ряд ограничений, обусловленных спецификой источников, с которыми я в результате работаю. Все они носят сетевой характер и состоят из статей, посвященных флешмобам, в российских СМИ, специализированных сайтов, открытых групп и страниц в социальных сетях и видеосвидетельств. Отмечу, что наиболее крупные исследования флешмобов, опыт которых я учитываю, построены на аналогичных нерусскоязычных источниках (Brejzek 2010; Chapman 2017; Gore 2010; Molnaмr, Hsiao 2015; Walker 2011a и др.). Как уже было отмечено, моя работа прослеживает строго очерченную хронологию. К статьям в СМИ я обращаюсь в процессе анализа каждого из временных блоков. В качестве оффлайн-материалов они оказываются особенно востребованы среди авторов ранних исследований флешмоба, вероятно, как доступный и централизованный источник, с одной стороны, технической информации о флешмобах и иллюстративного материала, а с другой -  (культурной) критики явления, традиционно более реактивной, чем академические работы. Я использую статьи в СМИ как источники для исторической реконструкции и контекстуализации, а также для того, чтобы восстановить образы флешмоба, конструируемые в российских СМИ в разные периоды. Стоит отметить, что решение второй задачи при помощи указанных источников возможно только при условии следующей последовательности поиска: вначале при помощи других источников, обозначенных выше, я нахожу один или несколько флешмобов, а затем ищу их описание в СМИ. В случае обратной последовательности существует опасность подмены объекта исследования, т.к. акция или событие, определяемое СМИ как флешмоб, может само не называть себя так.

В 2003-2009 г. движение мобберов в России носило централизованный характер, поэтому флешмоб как практика имел артикулированные институциональные границы. Движение формировалось и развивалось вокруг двух сайтов-пионеров в России -- FMOB.RU, Flashmob.ru. Анализируя российские флешмобы указанного периода, я рассматриваю только те акции, которые проводились с помощью этих сайтов, выступающих, соответственно, в роли ключевых источников. Трудность работы с ними состоит в том, что все они на момент исследования являются недействующими. Таким образом, мои возможности оказываются ограничены: я анализирую только тот материал, который остается доступным благодаря веб-архиву (https://web.archive.org). В. Молнар в своей работе отмечает другое ограничение специализированных сайтов как источников (это ограничение они, согласно Уолкер, делят с тематическими сообществами и группами в социальных сетях), а именно аффилиацию с отдельными урбанистическими центрами, оставляя невидимыми менее крупные города и другие населенные пункты. Более локальные инициативы Молнар прослеживает исключительно в студгородках (Molnaмr, Hsiao 2015).

Поиск материалов 2010-х гг., ввиду структурных изменений в практиках проведения флешмобов и апроприации последних несвойственными им контекстами -- рекламой, государственными институциями и т.д., требует иной настройки, которая, тем не менее, подчинялась бы определению флешмоба, принятого мной за аксиому в рамках этой работы (важно отметить, что оно не носит абсолютного характера и является результатом исследовательского допущения). За отсутствием крупных функционирующих платформ для организации флешмоба, я, основываясь на опыте англоязычных коллег, обращаюсь к Youtube как наиболее полному хранилищу видеосвидетельств, обеспечивающему им также открытый доступ. Я формулировала отдельные, но единообразные поисковые запросы «флешмоб в России 20XX», начиная с 2003 г. и заканчивая 2019 г., затем составляла базу данных, каталогизируя каждое видео по нескольким категориям (Приложение №1). Наконец, для отдельных кейсов я искала дополнительную информацию в блогах и социальных сетях. Поиск по ним без конкретного запроса с аналогичной целью создать панораму российского флешмоба потребовал бы большего количества времени и ресурсов и дополнительных ограничений. Youtube как единая платформа сама накладывает ограничения на поиск. В. Молнар, чья работа о флешмобах полностью основывается на Youtube-видеозаписях, отмечает, во-первых, что «Интернет выступает в роли всеобъемлющего депозитария информации» (Molnaмr, Hsiao 2015, 74), но при этом не организуется по принципу исторического архива», во-вторых, работа с визуальными сетевыми источниками осложнена тем, что поисковые системы визуального материала развиты все еще хуже, чем текстового (Molnaмr, Hsiao 2015, 59). Несмотря на то, что исследование Молнар было проведено 11 лет назад Первая работа по результатам исследования была опубликована в 2009 г. и затем -- переиздана в 2013 г. Однако в 2015 г. Молнар публикует главу в сборнике `Digital research confidential: The secrets of studying behavior online.' В ее основе -- исследование, проведенное ранее, однако в рамках этой работы Молнар уделяет большее внимание методологическим трудностям, с которыми ей и ее ассистенту пришлось столкнуться. , проблема онлайн-поиска визуального материала остается все еще актуальной. По указанному запросу возможно найти только те видеозаписи, в дискурсивном сопровождении к которым содержится слово флешмоб. Для того, чтобы придерживаться принятого определения флешмоба, каждая из записей нуждалась в дополнительной проверке с целью установить, кем именно было использовано понятие флешмоба». Очевидно, далеко не во всех случаях такая проверка оказывается возможной. Поэтому учитывая рост диверсификации практики в 2010-х гг., применительно к этому периоду я ввожу дополнительное допущение, заключающееся в том, что если акция отсылает по своей форме к ранним флешмобам, кто-либо определяет ее как флешмоб, а авторы идеи, и/или организаторы, и/или участники не опровергают это определение или их комментарий установить не представляется возможным, я включаю эту акцию в панораму российских флешмобов. В случае этого временного промежутка сформулированное первоначально определение позволяет работать с теми кейсами, форма которых отличается от ранних флешмобов, но при этом организаторы и/или участники называют их таковыми, но, как я указала выше, оно нуждается в дополнении для остальных менее специфических случаев с учетом специфики источника.

Русскоязычный сегмент Youtube -- высоко гибридное пространство, имитирующее архив и предлагающее пользователям создать свой собственный. Платформа обеспечивает однотипные шаблоны-«карточки» на каждую видеозапись и предлагает распределять видео по категориям. Однако «формуляры» заполняются неравномерно, некоторые пользователи пренебрегают ими, а категории сформулированы слишком широко для того, чтобы становиться продуктивным ресурсом для поиска. Таким образом, аналогично интернету в высказывании Молнар, Youtube остается исключительно хранилищем с плохо систематизированными данными. Для выбранной стратегии составления базы источников эта специфика Youtube имеет два значимых следствия. Первое касается хронологии -- в тех случаях, когда в названии или описании видео отсутствует указание даты проведения флешмоба, ее практически невозможно установить, так как дата загрузки видеозаписи может с ней не совпадать.

Второе следствие заключается в неконтролируемой мной выборке кейсов. Очевидно, предлагаемые по моим запросам видеозаписи не исчерпывают всего объема не только проведенных в России флешмобов, но и их сетевых свидетельств. Ограничения накладываются платформой и формулировкой запроса. Поэтому я считаю важным отметить, что результаты настоящего исследования для периода 2010-х гг. обусловлены двумя этими факторами.

Обращение к видеозаписям в качестве основных источников влечет за собой релевантный вопрос, не происходит ли подмены объекта исследования, в результате которой я исследую не сами российские флешмобы, а их отражение и функционирование в публичном сетевом пространстве. Отвечая на него, я опираюсь на опыты предшественников, в особенности на уже приводимую работу В. Молнар Другие крупные исследовательницы флешмобов, такие как Т. Брежек и Р. Уолкер, как уже было отмечено, так же выстраивают свои работы на основе сетевых свидетельств. Однако они не выделяют это исследовательское решение особым образом, в отличие от Молнар, которая посвятила отдельную работу рефлексии над сбором материала для своего исследования флешмобов. См.: Molnaмr V., Hsiao A. Flash Mobs and the Social Life of Public Spaces: Analyzing Online Visual Data to Study New Forms of Sociability// Hargittai E., Sandvig C. (Eds) Digital Research Confidential: The Secrets of Studying Behavior Online. The MIT Press, 2015. , а также традицию описания отношений между перформативными формами искусства и медиа. В. Молнар типологизирует раннюю флешмоб-активность, или ее «авангардную фазу» (Molnaмr 2013 (2009)), на основе 200 флешмобов, найденных при помощи поисковых запросов в англоязычном Youtube. Исследовательница описывала кейсы по параметрам, большинство из которых я заимствую в настоящей работе, -- место (имеются в виду страна, город и публичное или полупубличное пространство внутри города), тип активности (или сценарий) примерное число участников, организатор, одновременное проведение флешмобов с аналогичным сценарием в других городах (Molnaмr 2013 (2009)). Тем не менее, Молнар активно обращалась также и к комментариям в социальных сетях и специализированным сайтам, более представленным в англоязычном онлайн-пространстве.

Проблемные аспекты отношений между флешмобом как перформативным событием и его видеофиксацией встраиваются в историю развития роли медиа в перформансе с начала их взаимодействия в 1960-х гг. «Живой формат» спектакля или перформанса сопротивлялся активной медиализации западной культуры (Фишер-Лихте 2015, 126-128). Опосредование медиа «живых» спектаклей и перформансов постулировалась как невозможное, ввиду их эмерджентного характера, эфемерности и сиюминутности (Фишер-Лихте 2015, 137-139). Посредник в виде технологий воспринимался как разрушитель прямых отношений, которые спектакль/перформанс устанавливал со своими зрителями. Но параллельно описанной тенденции медиатехнологии рассматривались и как посредник, укрепляющий отношения между перформативным пространством и зрителями, благодаря своему интерактивному характеру (Фишер-Лихте 2015, 126-130). Впоследствии документация спектаклей и особенно перформансов оказалась ценной как способ их, пускай неполного, сохранения и создания условий для анализа и рефлексии. Более того, документация только обостряла осознание преходящести и неповторимости спектакля/ перформанса через понимание невозможности уловить их (Фишер-Лихте 2015, 127-136).

Наконец, подробно изучив дизайны исследований флешмобов, проведенных не только Молнар, но и другими авторами, я предлагаю не ограничиваться какой-либо одной функцией видеозаписи и учитывать при дальнейшем анализе возможности, которые открываются каждой их них, рассматривая отражение и функционирование флешмобов в публичном сетевом пространстве как один из проблемных аспектов объекта, которым по-прежнему остаются российские флешмобы:

1. Видеозапись флешмоба открывает доступ к самому явлению, что демонстрирует работа Молнар. В таком случае, она может быть рассмотрена как способ «документальной» фиксации события и выступать в качестве источника технического описания акции. В настоящем исследовании я использую видеозаписи в качестве источников информации о географии флешмоба в России, возможных контекстах проведения, местах действия и сценариях флешмобов. Под географией флешмоба я понимаю совокупность населенных пунктов, в которых он может быть организован, учитывая при этом, что указанные выше ограничения позволяют мэппировать их, но не провести количественный анализ или охватить все возможные случаи.

2. Если рассматривать флешмоб шире, чем только флешмоб-акцию, то он переживает два перехода из онлайн-пространство в физическое и обратно, возвращаясь через прямую трансляцию или публикуемые после фото- и видеофиксацию, комментирование и т.д. очевидцами события или его участниками. Т. Брежек предлагает рассматривать реакцию на проведенный флешмоб в онлайн-пространстве, например, социальных сетях, как продолжение и расширение этого флешмоба (Brejzek 2010). Одна из интерпретаций расширения флешмоба в сетевом публичном пространстве -- вовлечение все большего количества участников (даже если их участие опосредовано), популяризаторская функция (Brejzek 2010). Однако в случае с Youtube, видеозаписи флешмобов, не набирая достаточное количество просмотров, не встречаются во вкладке «Тренды» и не появляются в «Рекомендованном», если только до этого не был совершен поиск по похожему запросу. Парадоксально, чтобы узнать о каком-то флешмобе, нужно быть уже хоть сколько-то вовлеченным в его культуру. Основную функцию по привлечению людей все еще берут на себя физические флешмобы: если он застает врасплох и впечатляет прохожего, ничего не знающего о флешмобах вообще, то возрастает вероятность, что этот прохожий впоследствии поставит себе цель восполнить этот пробел в своих знаниях. Если пользователь Youtube ничего не знает о флешмобах, то вероятность обнаружения им видеозаписей практики на платформе крайне низка.