Флешмоб в культурном поле современной России

В рамках «общекультурного круга» формируется и движение флешмобберов: в 2003 г. открывается «Билингва», а с 2004 г. в ней уже проводятся афтерпати. Вместе с тем, сообщество мобберов само по себе постулируется как максимально открытое -- моббером может стать любой, если у него есть доступ к интернету. Однако у истоков движения в России стоят фигуры, не просто причастные к тому культурному контексту, пространственным выражением которого стали «О.Г.И», но вышедшие из этого контекста. Давид Ян присоединился к проекту FMOB.RU, когда тот уже существовал, и среди «отцов основателей» особого выделяет «людей из области акционизма, или искусства действия» Denisov Igor. Давид Ян о флешмобах [видеозапись TEDxMoscow]// Youtube. 16 июня 2011. (https://www.youtube.com/watch?v=8jAwK8jKRSc) Просмотрено: 14.08.2019.. Конкретных имен Ян не называет, и мне их также не удалось установить. Московский акционизм -- понятие, определяющее деятельность различных движений, групп, отдельных художников в 1990-2010-х гг. В рамках Московского акционизма выделяют три волны. 2010-е гг. отмечены третьей волной, которая включает в себя акции Петра Павленского, Катрин Ненашевой, Дарьи Серенко и др. См.: Митенко П., Шассен С. Третья волна акционизма: искусство свободного действия во время реакции// Художественный журнал, 2017. №102. (http://moscowartmagazine.com/issue/60/article/1241) Просмотрено: 10.05.2020.
По причине того, что третья волна значительно отличается от первой и второй, а также оказывается асинхронна авангардной фазе развития флешмоба, в настоящем фрагменте речь идет только о первой и частично о второй волне. Московский акционизм разнороден: отдельные авторы (включая коллективных авторов) разрабатывали собственные стратегии высказывания, программы действий, по-разному выстраивали собственную идентичность в отношении к предшественникам (например, с Московским концептуализмом) Олейников Н. Московская концептуальная школа в зеркале моего поколения// Художественный журнал, 2008. №70. (http://xz.gif.ru/numbers/70/oleynikov-concept/) Просмотрено: 05.05. 2020. . Тем не менее, совокупность явлений, обозначенных как Московский акционизм, объединяют в «течение», возможно, правильнее было бы сказать направление движения, на основании общих задач, которые привели к формированию акционизма и которые он стремился решить. П. Митенко Член «Общества Радек». предлагает описывает Московский акционизм через политику сообщества (Митенко 2013). Понятие сообщества Митенко заимствует у О. Аронсона и определяет его как взаимодействие «одиночек» (Митенко указывает жертв репрессий и советскую интеллигенцию 1960-х гг.) в «молчаливом сопротивлении» нормативности советского общества (Митенко 2013). Необходимо почеркнуть, что сообщество предполагает здесь такой тип коммуникации и взаимодействия, который признает различия акторов, возможность их трансформации в момент и посредством коммуникации/ взаимодействия и не подчиняется «любой возвышающейся над ним сущности» (таковой может быть идея, закрепленная идентичность, социальная роль, властный институт или осуществляющая руководство фигура). Для периода 1960-1980-х гг. сообщество может быть определено через поиск и разработку отдельными акторами способа со-существования, «со-общения», альтернативного, иного, нежели установленный советской властью порядок общества (общественное равняется принадлежащему и контролируемому государством) (Митенко 2013).

До рубежа 1980-1990-х гг. сообщество существует и активно развивается, благодаря неофициальной среде (Митенко 2013). Демократические реформы 1980-е гг. способствовали расцвету сообщества. Кроме того, оно получило и новые пространства для роста: общественные места стали общими, и сообщество начало активно развиваться в городе, в открытых публичных пространствах (Митенко 2013). Однако уже в начале 1990-х гг. попытки преобразования в сфере политики, если понимать последнюю как «критическую стратегию борьбы с господствующим дискурсом» (Грабовская 2013), предпринимаемые сообществом оказываются присвоены «машиной политической репрезентации» (Митенко 2013). Эта апроприация обнаруживает разрыв между политикой в значении «борьбы за власть в политических институтах» (Митенко 2013) и политическим в значении «нарушения однородности поля смыслообразования» (Грабовская 2013), ведущее к изменению самого «строя жизни» (Митенко 2013). Акционизм 1990-х гг. становится одним из способов политического выражения сообщества, которое находится в (безуспешном) поиске форм сохранения собственной политической силы, противостоящих политике представительства и властным институтам (Митенко 2013). В продолжение стратегий сообщества, «акционисты старались нарушить основополагающие нормы, оспорить самые натурализованные мифы, бросить вызов государственной власти» (Митенко 2013).

Далее я бы хотела остановиться на общих характерных чертах акционизма, которые обнаруживают сходство с идеями флешмоб-движения. К сравнению флешмоб-движения и отдельных акций или деятельности художников и групп я буду прибегать исключительно в качестве иллюстративного материала.

Прежде всего, акционизм демонстрирует, что в сообществе отсутствует внутреннее деление по специализациям. Акционизм существует не только в сфере политического, но на стыке практик: художественных, активистских и др. (Митенко 2013) Конститутивное отличие акций в том, что они способны преодолевать границы какого-то одного типа практик из перечисленных. Акция, еще со времен модернистских экспериментов, способна (и должна -- в случае акционизма) выходить за пределы задач художественной среды и существовать вне художественных институций. Но одновременно с этим, акционистская акция не является ни «политической», ни «заказной» акцией (Митенко 2013). Она представляет собой одновременно процесс вырабатывания неформальных отношений (или отношений непосредственных, т.е. формирующихся в процессе акции и не регламентированные/ не регулируемые внешней инстанцией (Митенко 2013)) и выражение этих отношений. Акция приобретает политическое измерение за счет совершения на виду у многих поступка, который может даже не менять действительность сам по себе, но инициировать эти изменения, например, посредством дискуссии, возникающей в дальнейшем вокруг этого поступка Здесь, при анализе политического значения акции как публичного поступка, Митенко обращается к пониманию политического Х. Арендт. (Митенко 2013). «Акция -- это вспышка, которая освещает сокрытое и разжигает пожар», -- метафора вспышки, используемая Митенко, буквально дублирует (с высокой вероятностью без прямой адресации автора высказывания) значение флешмоба как «вспышки» в городском пространстве, основанное не только на мгновенном и «ошеломляющем» характере действия мобберов, но и отсылающее к тому, что флешмоб высвечивает повседневную ткань города посредством ее искажения.

Проблема определения флешмоба и невозможность его соотнесения с одним типом практик позволяет провести еще одну параллель между ним и акцией. На раннем этапе развития, в течение авангардной фазы российский флешмоб -- это «экстремальное развлечение», которое может становиться искусством https://web.archive.org/web/20040621042016/http://fmob.ru/mob-art.php (например, как в случае с флешмобом «Доски» Флешмоб «Раз дощечка -- два доска!», или `Doski' -- одно из наиболее обсуждаемых событий FMOB.RU. (http://web.archive.org/web/20041020234935/http://www.fmob.ru/flashmob.php?ri=303) В рамках сценария каждый из мобберов приносил с собой на акцию доску, которые впоследствии сколачивались вместе в единую непрерывную конструкцию -- «анонимное произведение искусства, которое невозможно купить, или продать, или вообще хоть как-то использовать» (http://web.archive.org/web/20041027034811/http://www.fmob.ru/b/viewtopic.php?t=2350). Описанная акция -- первый флешмоб, организованный на FMOB.RU, оставивший после себя оффлайн-след в виде, собственно, произведения мобберов. ), он «проводится без особой цели» https://web.archive.org/web/20040605144443/http://www.flashmob.ru/ , но при этом «дарит волшебство окружающим людям» Denisov Igor. Давид Ян о флешмобах [видеозапись TEDxMoscow]// Youtube. 16 июня 2011. (https://www.youtube.com/watch?v=8jAwK8jKRSc) Просмотрено: 14.08.2019. и способен на время искажать окружающую действительность. Подчеркнуто аполитичный характер «настоящего» флешмоба носит характер лукавства и указывает на тот же разрыв между политикой и политическим, что и присвоение стратегий сообщества институциональными организациями и отдельными лидерами в нач. 1990-х гг. Флешмоб не может не иметь политического измерения, являясь «неожиданным появлением людей в заранее установленном месте и заданное время» https://web.archive.org/web/20040605144443/http://www.flashmob.ru/ , известные только участникам. Более того, флешмоб -- это не просто публичный поступок: он совершается на виду у многих и представляет собой коллективные действия, характер и статус которых оказывается сложно установить. Очевидцы, не будучи способны соотнести флешмобы с теми практиками или явлениями, которые есть у них в опыте, или при попытки соотнесения рискуя ошибиться, ввиду событийного статуса флешмоб-акции, а также того, что внутренние границы практики подвижны, и цель не определена однозначно для всех участников, должны, сталкиваясь с флешмоб-акцией каждый раз вырабатывать новую реакцию, конкретно на то, что они видят в момент исполнения мобберами сценария. В частности, с аналогичной необходимостью оценивать событие, свидетелями которого они становятся, сталкиваются и агенты общества (как того, чему противостоит сообщество) и сотрудники правопорядка. Невозможность определить флешмоб, который нарушает нормативный порядок, но не законы (в отличие, нужно заметить, от ряда акций акционистов), обуславливает непонимание того, как с ним нужно обращаться. Флешмоб, в отличие от акции, не артикулирует собственное политическое измерение, но, во-первых, оспаривает власть нормального в тех местах и пространствах (место в более широком значении -- включающее в себя комплекс отношений между акторами места и местом и акторами), где он проводится, и во-вторых, озадачивая своих очевидцев, провоцирует дискуссии вокруг собственной природы и своих возможностей: является ли флешмоб хулиганством, перформансом, нарушением общественного порядка и т.д., а главное -- для чего и с какой целью проводится. Отсутствие однозначного ответа на эти последние вопросы, дискурс игры и обмана очевидцев позволяет мобберам продолжать проводить флешмоб-акции, не опасаясь, например, оказаться задержанными Справедливо будет отметить, что такие случаи все же имели место. В частности, во время проведения флешмоб-акции «Желтые очки»: http://web.archive.org/web/20041027082940/http://fmob.ru/b/viewtopic.php?t=477 , получить штраф, заработать статус экстремистов и т.п.

Упомянутая неартикулированность назначения флешмоба способствует, с другой стороны, апроприации практики политическими институтами и организациями (аналогично акциям 1990-х гг.). Так, например, И. Пономарев, член оргкомитета Молодежного Левого Фронта, в интервью 2005 г. отмечает: «Левый Фронт фактически заявил о себе осенью 2003 года с такой нетривиальной формой действий, как флэш-мобы. Это западное веяние было нами переосмыслено для ведения политической борьбы. https://web.archive.org/web/20050828190314/http://www.kreml.org/interview/80365247 » В 2006 г. в России начинают набирать популярность, сформировавшиеся вначале в Беларуси, политмобы https://www.kommersant.ru/doc/1014590 . В качестве примера, 7 июня 2006 г. в рамках политмоба полтора десятка людей выступало на Манежной площади против ограничения свободы слова во время проведения Международного газетного конгресса. «Мобберы» закрывали рты повязками и американскими долларами https://www.kommersant.ru/doc/1014590 .

Важно особо отметить, что в России флешмоб появляется в период между двумя волнами акционизма -- 1990-х гг. и сер. 2000-х гг. Первая волна не выдерживает развития институций и роста государственного контроля (Митенко 2013). Вместе с ними идея сообщества угасает под влиянием процветания частного потребления (Митенко 2013). Вероятно, именно на фоне этого кризиса идея флешмоба, выступавшего в оригинале как вернакулярная практика по отношению к обществу потребления в США, стала актуальной и для российского контекста.

Между акционистскими акциями и политическими (и шире -- апроприированными акционистскими) существует два важных различия, релевантных также и в отношении флешмобов и случаев присвоения практики. Во-первых, «акционизм асоциален, но ради чего-то общего» (Митенко 2013). Этот тезис Митенко возвращает анализ к сути сообщества, которое противопоставлено обществу. Акции, в основании которых находится сообщество, непосредственные, или неформальные, отношения, освобождают публичное пространство и являются политическими, создавая альтернативные способы со-общения, существования и смыслообразования. По этому признаку Митенко разделяет акционизм 1990-х и 2000-х гг.: во втором случае акционизм становится политизированным, особенно на уровне риторики, но при этом теряет политическое значение, ввиду кризиса сообщества с наступлением 2000-х (Митенко 2013). Под противостоянием сообщества обществу понимается, в частности, противостояние институциональной формализации (Митенко 2013). Формирование акционистских объединений демонстрирует, что альтернативой институционализации может служить самоорганизация, не позволяющая установить над участниками и акторами объединения властную инстанцию, внешнюю по отношению к этому объединению. Таким образом, тема самоорганизации включает флешмоб не только в дискурсы, связанные с новыми возможностями, открываемыми коммуникативной революцией. Но в контексте Московского акционизма мне представляется важным подчеркнуть не столько утверждения принципа самоорганизации в основе организации всего движения (в случае флемшоба) или объединения/ группы (применительно к акциям). Самоорганизация, как было отмечено, существует за счет неформальных, непосредственных, связей. Такие отношения связывают мобберов не только в рамках флешмоб-движения, но и внутри каждой отдельно проводимой флешмоб-акции. Мобберы, участвующие в одной акции, радикализуют идею сообщества, буквально воплощая его -- флешмоб-акция представляет собой на первый взгляд ничем не контролируемую извне кооперацию отдельных незнакомцев. Более того, событийный, или перформативный, характер флешмоб-акции предполагает возможность установления непосредственных отношений между мобберами и очевидцами -- то, что Э. Фишер-Лихте определяет как «сообщество актеров и зрителей» (Фишер-Лихте 2015, 93). Это не означает, что очевидцы поддерживают действия мобберов и подыгрывают им. Но принимая роль активного зрителя, которая предлагается ему ситуацией флешмоб-акции, очевидец оказывается вынужден участвовать в переустановке/ перенастройке тех отношений, которые считались бы нормальными в том пространстве и в то время, где и когда проводится флешмоб, в повседневной, обыденной коммуникации, например, прохожих или покупателей. Флешмоб-акция оказывается воплощением непосредственных отношений, так как они складываются в момент проведения одной конкретной акции, а затем распадаются и не могут быть повторены, даже при реализации того же сценария.

Второе различие между акциям сообщества и апроприированными, «институционализированными», акциями касается публичности. В ретроспективных работах участников акционизма (в частности, в статьях Митенко и Грабовской, которые в большей степени способствовали настоящему выстраиванию контекста раннего российского флешмоба) понятие публичного пространства используется для обозначения одновременно пространства города и того, что можно было бы обозначить через понятие «публичной сферы» Ю. Хабермаса (Хабермас 2016, 49-50), в оригинале (Цffentlichkeit) имеющее значение не буквально пространства, а свойства -- «публичности» -- в частности, возможности разных членов публики вступать в коммуникацию, высказываться и быть услышанными. Ряд акций второй половины 1990-х гг., например, «Баррикада» группы «Неправительственная контрольная комиссия» или «Первая перчатка» А. Бренера, в качестве художественного приема использовала экспроприацию публичного пространства города для реализации высказывания, направленного, в первую и основную очередь, на критику (а не производство идеи и/или продукта), а именно -- критику псевдопубличной сферы (Грабовская 2013), возникшей в результате апроприации публичной сферы государственными институтами, медиа и т.д. Флешмоб проводится в публичных пространствах как досуговых, мобильных, консьюмеристских и т.д. пространствах города, но вопрос о критике посредством флешмоба актуальной псевдопубличной сферы вновь отсылает к вопросу о политическом во флешмобе. Такой критический посыл не артикулирован и не радикализован для флешмобов, проведенных в 2003-2009 г., но он содержится в них имплицитно за счет того, что флешмоб-акция, во-первых, приводит к переустановлению отношений в тех пространствах, в которых проводится, во-вторых, не подчиняется контролю в рамках псевдопубличной сферы.

Наконец, третье значение публичности, на которое я бы хотела обратить внимание, публичность как способ представления публике. Искусство, художественные действия, акций сообщества реализуется в неформальных отношениях, а не институциональной репрезентации (Митенко 2013). Как следствие, публичность, достоянием которой становятся акции сообщества, также непосредственна (Митенко 2013). Она обеспечивается актуальной городской средой на момент проведения конкретной акции. Непосредственная публичность противопоставлена медийной публичности, публичной сфере, контролируемой государством, и публичности, заданной логикой производства и представления товара/ продукта в сфере искусства (Митенко 2013). Непосредственную публичность предполагают и те отношения, которые флешмоб устанавливает со своими «зрителями». В отличие от флешмобов 2010-х гг., ранние российские флешмобы избегают представленности в публичном медийном пространстве: фото- и видеофиксация выкладываются исключительно для личного пользования мобберов (в частности, поэтому большинство документации такого типа и не сохранилась, вместе с платформами, аккумулировавшими движение). Внимание со стороны медиа не поощряется сообществом мобберов, оно стремится к его минимизации: например, со временем, информация о точных времени и месте проведения флешмоб-акции перестает быть указана на форумах и высылается лично каждому подписавшемуся на флешмоб-акцию участнику https://web.archive.org/web/20060502003812/http:/flashmob.ru/ShowArticle.asp?article_id=909 . Внимание и деятельность СМИ в отношении флешмоба нарушает событийный статус флешмоб-акции, лишает ее непосредственности и, интерпретируя, встраивает ее в институциональные контексты.

Глава 3. Российские апроприированные флешмобы 2010-х гг.

Снижение активности Flashmob.ru и FMOB.RU постепенно происходит к 2007 г. Если указывать точнее, Flashmob.ru перестает функционировать в 2007 https://web.archive.org/web/20090122222500/http://www.flashmob.ru/ , на FMOB.RU последняя акция сайта прошла 19 ноября 2005 г. Флешмоб `Smile'. Подробнее об акции: https://web.archive.org/web/20080320092925/http://fmob.ru/b/viewtopic.php?t=4886. О дате проведения: https://web.archive.org/web/20080222100616/http://www.fmob.ru/ Но на протяжении еще трех лет форум FMOB.RU продолжает функционировать как площадка для приглашения к участию в других проектах, связанных с флешмобами вне московского и даже российского контекстов https://web.archive.org/web/20080320092954/http://www.fmob.ru/b/viewtopic.php?t=5649, общения бывших участников движения, обмена информацией о флешмобах, проводимых в других странах и предложениях «возродить флешмоб» https://web.archive.org/web/20080318140939/http://fmob.ru/b/viewforum.php?f=2&sid=cfcdef9051b9d815e06c582e523f8207 . С 2009 по 2012 гг. сайт продолжает существовать, со значительными изменениями: вместо предлагаемых им ранее аффордансов, главная и теперь единственная страница платформы оповещает, что скоро на ней откроется «Музей московского флешмоба» (Приложение №4). В качестве пояснения эта страница содержит так же краткую информацию о периоде «расцвета флешмоб-движения» -- 2003-2005 гг. и в качестве примера -- ссылку на информацию о каком-то одном из ранних флешмобов Ссылки меняются, например: https://web.archive.org/web/20110903233331/http://www.fmob.ru:80/ (3 сентрября 2011 г.), https://web.archive.org/web/20120419093709/http://fmob.ru:80/ (12 апреля 2012 г.).

Прекращение деятельности FMOB.RU, с одной стороны, связано с внутренними проблемами сайта и отсутствием того интенсивного администрирования, которым он сопровождался в 2003-2004 гг. https://web.archive.org/web/20051228054424/http://www.fmob.ru/b/viewtopic.php?t=4863 FMOB.RU имеет смысл рассматривать как отдельный проект, завершение которого, в отличие, например, от проекта Васика, было отдельно маркировано, что дополнительно высвечивает разные логики инициаторов развития практики. Васик, как неоднократно уже было отмечено, учитывает возможность, если не рассчитывает и не поощряет, дальнейшее распространение флешмоба и его модификации, но в то же время, как автор оригинальных флешмобов, отстраняется от последующих или альтернативных форм. В то время, как для активистов FMOB.RU важно отметить, что проект исчерпал себя. Дальнейшее развитие сравнения может оказаться недостаточно точным, ввиду совершенно разных характера источников и авторской природы проектов, тем не менее, я бы хотела отметить, во-первых, что подобно тому, как Васик утверждал, что с завершением его собственного проекта флешмоб умер (Wasik 2006), но при этом продолжа интересоваться тем, что происходит с практикой дальше, активисты FMOB.RU констатируют смерть платформы, но не флешмоб-движения в целом https://web.archive.org/web/20051228054424/http://www.fmob.ru/b/viewtopic.php?t=4863 (что также подтверждает дальнейшая активность форума на протяжении еще трех лет). Но здесь необходимо сделать оговорку, позволяющую определить FMOB.RU как симптом изменений во всем движении, если не его распада. Поскольку за FMOB.RU отвечает не один человек, а инициативная группа, и в обсуждении дальнейшей судьбы сайта может принять участие любой пользователь, как и в случае с «сущностью» флешмоба, среди них возникают полярные мнения, в частности, по поводу того, насколько актуальной вообще остается практика флешмоба. Одно мнение состоит в том, что проблема московских флешмоб заключается в самой платформе FMOB.RU, поэтому она нуждается в архивации и дальнейшем закрытии, тогда как мобберы могут обратиться к другим «ФМ-ресурсам» https://web.archive.org/web/20051228054424/http://www.fmob.ru/b/viewtopic.php?t=4863 ссылки на которые FMOB.RU должен предоставить своим пользователям непосредственно до закрытия). Другие участники, не без доли провокации, утверждают, что сама практика флешмоба исчерпала себя Там же. . Закрытие FMOB.RU и следующее за ним прекращение функционирования Flashmob.ru не могут, очевидно, служить достаточными аргументами для утверждения того, что флешмоб как практика теряет свою актуальность. Однако эти два события могут быть рассмотрены в качестве начала распада становятся самого флешмоб-движения в России. Flashmob.ru и FMOB.RU являлись первыми и оставались наиболее крупными и централизованными площадками российского флешмоб-движения, модерируя, в частности, его активность, и предлагая возможности для развития в других городах, помимо Москвы и Санкт-Петербурга. «Другие ФМ-ресурсы» в ситуации снижения активности рассматриваемых площадок продолжали свою деятельность в качестве атомарных объединений, не связанных между собой и не осуществляющих иных форм коммуникации. В 2010-х гг. такого типа объединения (которые все еще проводят организационный этап онлайн) в качестве платформ для (само)организации активно используют возможности социальных сетей, например, -- «Вконтакте» Например: http://vk.com/flashgp, https://vk.com/event24764594, https://vk.com/event31389797. Группы/ сообщества/ публичные страницы могут быть посвящены серии, или совокупности, флешмоб-акции, или создаваться специально для организации какой-то одной (по аналогии с публичными страницами на Facebook в англоязычном контексте (Molnaмr, Hsiao 2015)).

С прекращением работы основных центров движения, сообщество, или вернее -- сеть, флешмобберов распадается. В контексте авангардного этапа российского флешмоба понятие флешмоббера, или моббера, представляло собой определенный тип идентификации Идентификация как постоянный процесс соотнесения себя и Другого, простраивания границ и утверждения черт принадлежности, которые могут, однако противоречить друг другу и меняться. См.: Брубейкер Р., Купер Ф. 2010. через участие не только в определенной практике, но шире -- в ее «инфраструктуре», формулировании правил и идеологии, в жизни сообщества, которое складывалось вокруг практики. Степень вовлеченности могла варьироваться, в зависимости от того, с какой целью и на какой период потенциальный моббер «подключался» к сети. Тем не менее, внутреннее модерирование, коммуникация между сообществами в разных городах, формирование актива и т.п. указывают на существование некоторой общности мобберов, определявших себя в качестве флешмобберов не только в момент проведения конкретной флешмо-акции. В 2010-х гг., вероятно, именно ввиду децентрализации движения, воображаемая общность также распадается. Из практики, которая находится в отношениях взаимоопределения со своим носителем, флешмоб становится практикой, которая может апроприироваться, использоваться группой, действующими лицами, институциональными агентами, не определяющими себя через эту практику. Перечисленные акторы обозначают себя не столько как флешмобберы/ мобберы, сколько как «участники флешмоб-акции» Тезис основан на анализе описаний к 225 видеозаписям флешмобов 2010-2019 гг. на Youtube (Приложение №1).

Если флешмобберы 2000-х гг. вместе с организацией флешмоб-акций использовали доступные им платформы и ресурсы для проведения своего рода лаборатории флешмоба, в которой не только придумывали и переизобретали внутренние и внешние границы практики, но и в рамках каждого отдельного флешмоба готовили уникальное событие с собственным сценарием, то флешмоб-акции 2010-х гг. по большей части демонстрируют воспроизводство уже выработанных сценариев и форм практики. Эксплуатация иными контекстами, нежели тот, в котором российские флешмобы возникли и смогли развиваться, и/ или институтами, не предусматривает конститутивного игрового свойства оригинального флешмоба. В основу процесса создания сценария для оригинального флешмоба положены предположения о том, какие трансакции могут быть установлены с местом, очевидцами, агентами общества и т.д. во время флешмоб-акции. Тщательность выбора, помимо самих действий, места и времени акции указывает на то, что мобберы выстраивают ту систему координат, в которой может возникнуть впоследствии уникальная ситуация. В этих случаях флешмоб-акция становится игрой в другую повседневность и проигрыванием восстанавливаемых действий, где восстанавливаемые действия оказываются «подсмотрены» мобберами у действительности. Воспроизводство выработанных сценариев, напротив, демонстрирует игру во флешмоб, проигрывание восстанавливаемых действий, где восстанавливаемыми действиями становится формальная структура флешмоб-акции. Но и воспроизводимые флешмоб-акции являются перформансами в широком значении, по Шехнеру. Само воспроизводство не лишено вариативности. Она обеспечивается за счет установления отношений между флешмоб-акцией и исходными значениями тех контекстов/ институтов, которые эксплуатируют флешмоб. Воспроизводимая, или апроприированная, флешмоб-акция, аналогично авангардной флешмоб-акции, представляет собой набор трансакций, но качества этих операций и значения, конструируемые в результате отличаются. Как будет показано далее, в частности, на примере флешмобов, приуроченных к празднованию Дня Победы Например, см. Приложение №1: 6. , отношения между определенным типом флешмоб-акции и ее проигрыванием могут приводить к особым эффектам.

В предыдущей главе я отмечаю, что такие формы, как политмобы, существовали и развивались еще в 2000-х гг. Т.е. апроприация формы уже имела место. Речь идет не только о политической апроприацией -- флешмоб как форма привлечения внимания стал использоваться, в частности, и в маркетинговых стратегиях https://web.archive.org/web/20060502003812/http://flashmob.ru/ShowArticle.asp?article_id=909

, что остро переживалось мобберами. Но случаям апроприации была противопоставлена активная деятельность сообщества (в значении, предлагаемом Митенко), флемшобберов. С децентрализацией сообщества и изменением конъюнктуры для его самоорганизации оригинальный флешмоб оказывается, по крайней мере, менее видим, если и вовсе не угасает вместе с флешмоб-движением. В отсутствии таких платформ как FMOB.RU и Flashmob.ru распространенность практики в ее оригинальном изводе становится труднее отследить. Здесь я опираюсь, в основном, на дискуссии мобберов 2004-2006 гг. (до и после закрытия основных российских сайтов) о том, кто «убивает» https://web.archive.org/web/20040704062349/http://flashmob.ru/forum/ShowTopic.asp?topic_id=4254&page_num_topic=1 и «убил» https://web.archive.org/web/20060502003812/http:/flashmob.ru/ShowArticle.asp?article_id=909 российский флешмоб. Помимо указаний на уже обозначенные случаи апроприации, в качестве ключевой причины снижения активности мобберов отмечается тот факт, что флешмоб начинает исчерпывать сам себя Там же. . Процесс исчерпания включает в себя истощение креативных ресурсов движения (которое упоминается, в частности, и в обсуждении закрытия FMOB.RU https://web.archive.org/web/20051228054424/http://www.fmob.ru/b/viewtopic.php?t=4863 ), являющееся следствием своего рода пресыщенностью практикой. Как уже неоднократно отмечалось, флешмоб-акция строится на эффекте «вспышки» -- внезапности, не позволяющей соотнести увиденное с тем, что уже существует в опыте очевидца. Парадоксально, по мере распространения флешмоба, он становится все более узнаваем, и это лишает практику ее определяющего свойства. Увеличение видимости флешмоба происходило не только за счет популяризации по внутренним каналам с целью привлечения новых участников, но и в результате интереса медиа.

СМИ сами способны апроприировать флешмоб, но не таким образом, как, например, институты или другие, внешние по отношению к сообществу флешмобберов акторы. СМИ апроприируют дискурсы, формирующие внутренние и внешние границы практики, присваивают ее, формулируя и давая ей собственные определения. СМИ не только делают практику видимой, но представляют свои интерпретации ее значения. Неспособность сообщества флешмобберов осуществлять полный контроль над распространением информации о практике усугубляет проблему видимости, с которой она сталкивается, по аналогии с акционизмом. С одной стороны, (флешмоб)-акция зависит от привлечения внимания и «базза» (принципа сенсационной информации, которая мгновенно распространяется по каналам коммуникации -- в первую очередь, речь идет об интернете (Митенко, Шассен 2017)). С другой стороны, в контексте капитализма внимания результатом этой зависимости становится нормализация и рутинизация объекта внимания. Для акционизма функционирование в контексте экономики внимания означает также ряд этических вызовов (Митенко, Шассен 2017), однако, в отличие от российских флешмобов, акционисты, в частности, в 2010-е гг. вырабатывают определенные стратегии, позволяющие им снимать «противоречия видимости» (Митенко, Шассен 2017). Для оригинальных российских флешмобов задача оказывается неразрешима, ввиду их зрелищности и «серийности». Игровая театрализация повседневности, осуществляема флешмобом, способствует тому, чтобы он привлекал к себе внимание, и обеспечивает возможности его апроприации как особого типа представления. Несмотря на то, что каждая отдельная флешмоб-акция является уникальным событием, в отличие от акций, объединенных под обозначением Московского акционизма, российский оригинальный флешмоб -- относительно однородная практика. Как единую практику ранний российский флешмоб отличает ряд общих структурных и организационных черт. Таким образом, производство каждого нового события в рамках флешмоб-акции содержит вызов для флешмобберов, ограниченных спецификой практики. И напротив, перед организаторами апроприированных флешмоб-акций эта задача не стоит, так как они используют уже существующие сценарии, преследуя иную цель -- воссоздания зрелища, привлекающего внимание и создающего общее аффективное переживание. Узнаваемость флешмоба как практики, с одной стороны, и недостаточная очерченность ее границ -- с другой, упрощают процесс апроприации.

Настоящая глава, продолжая хронологическую логику изложения, посвящена флешмобам 2010-х гг. Анализ основывается на материале 225 видеозаписей флешмобов (Приложение №1), которые были найдены мной на Youtube по запросам «флешмоб в России 20XX», где вместо «20XX» каждый раз задавался один год в период между 2010-2019 гг. Как я уже подробно описывала в 1 главе 1 части, ограничения, накладываемые сбором материала, спецификой источников и самого материала, обусловливают дальнейший анализ. В частности, поэтому я не могу утверждать на основе отсмотренных видеозаписей, что апроприированные флешмобы по числу проведения преобладают в 2010-е гг. в России. Но они оказываются в большей степени представлены в медиапространстве рассматриваемого периода, чем оригинальные. Среди анализируемых видеозаписей есть документация и тех акций, которые по внешним признакам напоминают оригинальные флешмобы, но загруженная запись на Youtube не позволяет выйти на организаторов/ участников акции или платформу, посредством которой она была устроена (Приложение №1: 208). Моя задача состоит здесь не в том, чтобы установить количественное соотношение оригинальных и апроприированных флешмобов, но, во-первых, обратить внимание на реструктуризацию флешмоб-движения, и во-вторых, проанализировать отдельно апроприацию практики: в каких контекстах и какими институтами она осуществляется. В частности, я предпринимаю попытку типологизировать флешмобы, зафиксированные на собранных 225 видеозаписях, описав их по следующим категориям -- с какой целью/ в контексте какого события был проведен флешмоб, кто являлся организатором(-ами)/ участниками, какой тип действия ложился в основу сценария.

Перед тем, как перейти к анализу видеозаписей как «документов», источников информации о проведенных флешмоб-акциях, я кратко рассмотрю их в качестве публичных высказываний, особых интерпретаций флешмоб-акции, продолжающих флешмоб в сетевом пространстве. Размещение видеозаписи в открытом доступе уже является актом публичного высказывания. Но помимо этого, то, каким образом видеозапись оказывается вписана в выбранную пользователем платформу, статус пользователя (в тех случаях, когда представляется возможным установить, был он участником/ организатором/ оператором/ очевидцем) и способ организации видео маркируют отношения, которые выстраиваются между флешмоб-акцией и «высказыванием» о ней. Они могут быть описаны через различные комбинации характеристик. Обобщая, можно выделить три типа отношений между флешмобом и его видеофиксацией на основе трех комбинаций, соответственно.

1. Видеозапись как способ фиксации события, как правило, его случайным свидетелем. Авторами таких видео обычно становятся очевидцы. Как следствие, видеозапись может не охватывать всей флешмоб-акции целиком, содержать какой-то один ее фрагмент. Само видео носит характер любительской съемки и в редких случаях содержит монтаж. Целью выкладывания такой видеозаписи в публичный доступ является либо поделиться увиденным, тем, что впечатлило пользователя, либо дальнейший поиск аналогичных событий или более полной информации о снятом событии среди других пользователей платформы Например, https://www.youtube.com/watch?v=RPPYIfsQLoE. . Соответственно, описание под видео практически никогда не заполнено или содержит минимальную информацию о событии, запрос дополнительной информации.

2. Видеозапись как высказывание, содержащее в себе интерпретацию события и продолжающее флешмоб в сетевой сегмент публичной сферы. В качестве автора видео может выступать оператор, участник акции или очевидец, не принимающей в ней непосредственного участия, но уведомленный о том, что происходит. Такого типа видеозаписи представляют собой документальный фильм о флешмоб-акции, который никогда не документален. Он рассказывает историю о конкретной флешмоб-акции, снабжая зрителя дополнительной информацией, посредством текстовых заставок с указанием место, времени, названия акции и т.п., титров, монтажа. В видеозаписи как публичном высказывании о флешмобе могут содержаться, в частности, фрагменты, демонстрирующие мобберов до начала акции или после ее проведения. Таким образом, внутри видеозаписи простраивается определенная драматургия. «Каталожная карточка» таких видео на YouTube содержит зачастую дополнительную информацию об организации флешмоб-акции с ссылками на организаторов, группу участников и т.д. В описываемых случаях видеозапись представляет собой аналог отчетов о проведении флешмоб-акций, которые публиковались пользователями на Flashmob.ru и FMOB.RU, продолжающих игру или историю, заданную флешмобом до этого.

3. Последний тип я обозначу как «видеофлешмоб», или точнее -- «видеомоб». Он представляет собой, скорее, гибридную форму между видеофиксацией флешмоба и сетевым флешмобом. Видео выступает здесь не в роли способа продолжения флешмоб-акции, как, например, предыдущий описанный тип, но в качестве итогового продукта флешмоба. Иными словами, «оператор» снимает флешмоб, «поставленный» специально для съемки. Для того, чтобы упростить достижение цели, такие флешмобы могут проводиться не в публичных пространствах, а закрытых, частных (например, в танцевальной студии Например, https://www.youtube.com/watch?v=HS4PYp4b73I ), или все же в городских, открытых, общих в условиях практического отсутствия внимания прохожих (т.е. в немноголюдных местах или в то время, когда они становятся немноголюдными). «Очевидцы» видемобов могут существовать только в качестве зрителей, отчужденных от самой флешмоб-акции в результате опосредования видеозаписью, отделенных от нее во времени и пространстве. Видеомоб, аналогично предыдущему описанному типу, представляет собой фильм о флешмобе (так же может содержать монтаж, титры, заставки, наложенный звуковой ряд и т.д.), но последний проводится здесь специального для этого фильма. Такие флешмобы противоречат оригинальным по двум основным критериям: в них отсутствуют физическое соприсутствие мобберов и очевидцев и взаимодействие флешмоб-акции с тем пространством, в котором она проводится (место проведения выступает в пассивной роли декораций и не имеет особого значения). В рамках видеомоба флешмоб конструируется как продукт, законченное произведение, которое может быть представлено публике и оценено ей. Видеомобы -- форма, развивающаяся в рамках «Всероссийских конкурсов» флешмоба, каковым, например является «Всероссийская Интернет-премия «ФлешМобия» https://vk.com/flashmobaward2013 .

Среди проанализированных видеозаписей, в основном, преобладает второй тип. Но все они, как уже было отмечено, позволяют проследить, в какие контексты оказывается помещена практика флешмоба в 2010-е гг., кто и при каких условиях заимствует форму ранних флешмоб-акций. Прежде всего, я предлагаю обзор трех основных направлений апроприации практики и описание их особенностей.

1. Массовая культура (поп-культура)

Это направление объединяет в себе флешмоб-акции, основанные на проигрывании не простых, повседневных действий, а сюжетов, образов, мотивов, движений и т.п., характерных для героев/ явлений актуальной массовой культуры. В большинстве рассмотренных случаев сценарий этих акций основывается на коллективном исполнении. Последнее подразумевает хоровое пение, исполнение множеством музыкантов одной композиции (Приложение №1: 52-54), танец под определенную песню (например, 'Thriller' Майкла Джексона, песни Бритни Спирс, Уитни Хьюстон и др.) или танец определенного стиля (в частности, крупные флешмобы организуются K-pop-сообществами, например -- K-pop-флешмоб 13 сентября 2013 г. в Санкт-Петербурге (Приложение №1: 132). Помимо коллективных действий, сценарий может включать в себя разыгрывание сценок по мотивам клипа, сериала, фильма и пр., как, например, во флешмоб-акции (или «dance-мобе») `I am Sherlocked' в Санкт-Петербурге (Приложение №1: 114), или сюжета, придуманного мобберами. Одним из наиболее распространенных сюжетов является нашествие зомби. Р. Уолкер выделяет мобы, эксплуатирующие тему зомби в массовой культуре В качестве источников этого процесса можно отметить реабилитацию и развитие темы в кинематографе (Walker 2011a, 147) и повышенный интерес к фигуре Майкла Джексона, в частности, к полной версии клипа `Thriller' как одного из культовых его произведений, тщательно разрабатывающих тему зомби в культуре. Подробнее: Mercer K. 1986. , в отдельную категорию -- зомби мобы (Walker 2011a, 147-148). Участники зомби мобов могут, выглядя соответствующим образом, исполнять коллективный танец, хореография которого отражает специфику разыгрываемой темы. В российском флешмобе `Zombieland' 31 октября 2010 г. в Ростове-на-Дону внутри торгового центра часть мобберов играют зомби, нападающих на покупателей -- других мобберов, и наконец, третья группа -- мобберы в костюмах тореадоров спасают «мирных жителей» от зомби VITNIKO. Flashmob «Zombieland» October 31, 2010 (Russia, Rostov-on-Don)// Youtube. 5 ноября 2010 г. (https://www.youtube.com/watch?v=IWtG7ki1xjI) Просмотрено: 07.05.2020. .

Приведенные примеры являются типичными для рассматриваемого направления флешмобов. Они позволяют сформулировать две его ключевые особенности. Во-первых, подобные флешмобы граничат с фанатскими практиками, основанными на производстве зрелища и театрализации, например, косплеем или фанатскими перформансами. Во-вторых, они демонстрируют апроприацию не ранних российских флешмобов, а трансфер сценариев аналогичных зарубежных флешмобов. Одной из задач, которая стоит перед этими флешмобами, является выражение причастности к мировому фанатскому сообществу (как, например, в случае с Майклом Джексоном, или фандомом отдельных K-pop групп). Описание видеозаписи флешмоба `I am Sherlocked' содержит в себе следующее: «...все эти молодые ребята и девчата были счастливы таким замечательным творческим способом приобщиться к полюбившимся героям, стать на время не просто фанатами но и участниками, артистами, подружиться и наверняка стать хорошими приятелями» (Приложение №1: 114). Флешмоб-акция становится 1) пространством коллективного аффекта (объектом которого, как правило, является герой или явление массовой культуры, вокруг которого создается сценарий) и инструментом его публичного выражения; 2) способом сформированного еще до самой акции сообщества заявить о себе, своих интересах и ценностях.

2. Праздники

Между флешмоб-акциями, приуроченными к праздникам, можно проводить внутренние границы, в зависимости от статуса того или иного праздника и того значения, которым его наделяет официальный дискурс в стране. В качестве первичного деления я разграничиваю флешмобы, организуемые к религиозным (а именно, православным) праздникам и нерелигиозным. Флешмобы, организованные по случаю религиозных праздников (среди рассмотренных видеозаписей поводами становились Рождество и Пасха (Приложение №1: 2, 4)), представляют особый интерес с точки зрения трансакций, которые участники моба устанавливают с очевидцами и выбранными пространствами. Организаторами и участниками «религиозного флешмоба» могут выступать, например, Православные Молодежные отделы епархий, семинарии, Православные молодежные клубы, Московская духовная академия и др. Основным действием сценария является хоровое пение. Например, во время флешмоба 12 апреля 2015 г. в Сергиевом Посаде участники спели тропарь Пасхи на трёх языках (церковнославянском, греческом и латинском). Хор сам по себе является полисемантической формой с мощным перформативным потенциалом. В случае церковного хора к хоральности -- т.е. принципу общности/ коллективности, реализуемому в хоровых практиках, -- добавляется сакральный статус, что усиливает его влияние на зрителей/ слушателей. Сохраняющий функцию прославления и значение единения, хор, состоящий из участников православного сообщества, в ситуации флешмоба намеренно отказывается от собственного сакрального пространства и оказывается в таких местах, как фудкорт ТЦ или здание Главпочтамта. Прежде всего, выбор формы флешмоба для религиозного представления решает популяризаторскую и просветительскую задачу. Но помимо этого, хор совершает интервенцию в пространство потребления и/или информационных трансакций (каковым является Главпочтамт как одной из главных точек мобильности, особенно, когда речь идет о сравнительно некрупных городах, таких как Курск (Приложение №1: 2). То сообщение, которое он в себе воплощает, и тот объект, к которому он стремится привлечь внимание очевидцев, чужеродны тем значениям и функциям, которые несут выбранные пространства. Событие, имеющее значение для определенной группы людей, а именно православного сообщества, буквально переносится/ оказывается помещено в пространства, построенные на иных типах отношений. Таким образом, аудитория праздника искусственно расширяется. И в этом смысле, «религиозный флешмоб» оказывается вернакулярным (а именно общим (common) вернакулярным (Howard 2008)): между перформативным и сакральным пространством, образуемым хором, и выбранным публичным пространством образуется зазор, который открывает возможности для дальнейших интерпретаций возникающих отношений. Принципиально важно, что в такой ситуации единственно верная интерпретация, как участниками хора, так и очевидцами, невозможна, в особенности, учитывая то, что вне контекста указанных значений выбираемых организаторами флешмоба пространств, православный дискурс в России, очевидно, не имеет вернакулярного статуса. Описываемые флешмобы могут быть восприняты одновременно и позитивно, и критически как очевидцами, так и внутри самого сообщества, от лица которого проводится акция. Можно предположить, что в первом случае положительными эффектами будет служить зрелищность и разнообразие повседневного пространства, или напротив, -- создания/ поддержания праздничного настроения (например, когда речь идет о Рождестве как части серии, или комплекса «зимних праздников/ зимних каникул»), а негативными -- «навязывание» праздников, не имеющих общей значимости. Для самого православного сообщества подобные флешмоб-акции могут представлять сложную этическую проблему, с одной стороны которой -- возможность реализации отмеченных популяризаторской и просветительской функции, с другой -- вопрос о релевантности обращения к форме флешмоб-акции и выхода за пределы специализированных, сакральных пространств. Примечательно, что Уолкер описывает проведение похожего флешмоба в универмаге `Macy's' в Филадельфии 30 октября 2010 г. (Walker 2011a, 155-156). Его отличие состоит в том, что флешмоб-акция не была приурочена к какой-либо определенной дате, а зазор межу пространствами хора и универмага радикализован тем, что участниками акции являлось несколько хоров: церковных, «Philadelphia Opera Company», «Philadelphia Gay Men's Chorus» и др. (Walker 2011a, 155-156). Благодаря высокой гетерогенности среди участников, флешмоб-акция в `Macy's' создает общее коммуникативное пространство для еще большего числа разных акторов и, в отличие от рассматриваемых в этом фрагменте российских примеров, демонстрирует аффордансы флешмоба, связанные с кооперацией и самоорганизацией.

Что касается нерелигиозных праздников, то наиболее представленными флешмоб-акциями являются организованные ко Дню Победы, Дню Защитника Отечества и Дню России. В основе сценария акций, приуроченных к 9 мая, как правило, также лежит хоровое исполнение хорошо узнаваемых песен, а именно «Катюша» (например -- Приложение №1: 6, 17, 47), «Темная ночь» (Приложение №1: 91), «День Победы» (Приложение №1: 49) и др. «военные песни». Воспроизводимой в разных городах является флешмоб-акция, в рамках которой участники исполняют песни (как правило, начиная «Катюшей» или ограничиваясь ей) в торговых пространствах -- торгово-развлекательных центрах, супермаркетах, менее крупных продуктовых магазинах. Выбор места может быть обусловлен двумя причинами или их совокупностью. Во-первых, эти пространства характеризуются наибольшим скоплением людей в праздничные дни. Во-вторых, здесь может иметь место буквальный, механический перенос: консьюмеристские пространства первоначально являются типичными для проведения оригинальных флешмоб-акций, бросавших вызов обществу потребления, обществу спектакля (Walker 2011a). Установить степень осознанности и целенаправленности создания зазора, аналогичного возникающему в «религиозных флешмобах», без дополнительных комментариев организаторов невозможно. Однако стоит отметить, что элемент провокации, отчетливо направленный в случае «религиозных флешмобов» и в пространство проведения акции, и по отношению к собственному сообществу, здесь отсутствует.

Флешмоб-акции, организованные ко Дню Победы, функционируют в рамках патриотического дискурса. Выбор формы для его выражения обусловлен ее зрелищностью и способностью создать у очевидцев ощущение причастности. Второй задаче способствует также и подборка воспроизводимых песен, подпевать которым может в той или иной мере каждый «зритель» (или по крайней мере, наибольшее возможное их число). Другим способом создания причастности и единства является проигрывание исторического события. Так, например, во время флешмоба «И город узнал о Победе» в Новосибирске (Приложение №1: 49) участники повторили соответствующий эпизод. Флешмоб-акция носила характер представления, для которого, тем не менее, важно было сохранить историческую точность, не просто вспомнить событие, но воспроизвести его в тех же временных и пространственных координатах. Участники собрались на главной улице Новосибирска в 6 утра. В начале перед толпой горожан был включен аудиофрагмент, сообщавший о взятии Берлина, затем в центр толпы вышли «актеры», отличавшиеся от «зрителей» стилизованной одеждой и обсуждением победы. Затем вновь был включен аудиофрагмент -- часть речи Первого секретаря Новосибирского обкома партии М. В. Кулагина 9 мая 1945 г., после которого «актеры» поздравили друг друга и начали петь «День Победы». С одной стороны, «И город узнал о победе» -- перформанс, задающий границы для создания перформативного пространства -- пространства коммеморации и коллективного аффекта. От формата оригинальной флешмоб-акции в нем остаются массовый характер действий и размытая граница между исполнителями и зрителями, что, как уже было неоднократно отмечено, усиливает чувство причастности к происходящему, вовлекает в перформативное пространство. Но ключевой задачей перформанса, что невозможно в рамках оригинального флешмоба, является воспроизведение определенной истории, конкретного нарратива, нуждающегося в реактуализации.