Медиатизация районного сообщества: цифровые практики соседства и местного самоуправления

Размещено на http://www.allbest.ru/

Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования

«Национальный исследовательский университет

«Высшая школа экономики»»

Факультет коммуникаций, медиа и дизайна

Медиатизация районного сообщества: цифровые практики соседства и местного самоуправления

Мигунова Марья Олеговна

Москва, 2018 г.

Оглавление

• Введение
• Глава 1. Локальные сообщества в эпоху медиатизации
• 1.1 Феномен районного сообщества
• 1.2 Процессы медиатизации городской среды
• 1.3 Локальные медиа в контексте медиатизации
• 1.4 Медиатизация районного сообщества и соседских отношений
• Глава 2. Локальные сообщества мегаполиса: цифровые практики
• 2.1 Локальные медиа районов Сокол и Аэропорт г. Москвы: платформы, профиль, аудитория
• 2.2 Facebook сообщество «Airport/Sokol da Neighborhood»: кейс-стади
• Заключение
• Список использованной литературы и источников
• Приложение

локальный сообщество медиатизация кейс

Введение

Актуальность темы исследования

Актуальность исследования темы медиатизации локальных сообществ обусловлена несколькими факторами. В первую очередь это высокий интерес к урбанистике и городским исследованиям в современном пространственном дискурсе. Учитывая интерес к теме, важно изучать процессы, протекающие в этой сфере, и находить релевантные подходы к их пониманию. Переход к пространственной парадигме («spatial turn») в современном междисциплинарном дискурсе и возрастающая значимость пространственного фрейма в социологических, медийных и других исследованиях требует основательного изучения того, что из себя представляют и как трансформируются разные типы пространств -- как материальных (к примеру, физическое пространство города), так и метафизических (медийное или социальное пространство). Кроме того, исследование медиатизации локальных сообществ исключительно важно в контексте практик соседства и местного самоуправления, динамику которых в эпоху медиатизации важно понимать и тщательно анализировать, чтобы вырабатывать эффективные подходы к организации районной жизни в современных мегаполисах. Исследование локальной идентичности именно в том виде, в котором она присуща современным горожанам, также чрезвычайно актуально, ведь этот феномен трансформируется, взаимодействуя с новыми медиа и получая в их лице новую площадку для репрезентаций. Идентичность горожан, практики соседства, самоуправление, формы интеракции с пространством встраивают медиа в свою структуру; многие известные нам и, казалось бы, понятные формации качественно меняются, переходя в медиатизированную реальность, и этот комплексный динамичный процесс необходимо исследовать подробно именно сейчас -- ведь дальше социальные практики неизбежно будут меняться еще радикальнее и быстрее. Тема локальных цифровых практик и их распространения в нашей стране изучена крайне мало, несмотря на ее высокую значимость для целого ряда областей, относящихся к сфере социологии, политологии, управления, урбанистики, и это является еще одной причиной подробно изучать эти практики.

Степень изученности проблемы исследования

Тема, которую я исследую, достаточно специфична. Тем не менее, начиная с 60-х годов отдельные ее аспекты были изучены очень подробно.

С одной стороны, существует большое количество научных исследований, посвященных пространственным теориям и структурам, а также конструированию пространства. В междисциплинарной пространственной парадигме в научной литературе анализируются многие интересующие меня процессы: формирование социальных связей и сообществ, пространственные репрезентации, функционирование локальных медиа. Специфика локальных сообществ и локальной идентичности также изучена в социологии достаточно подробно даже в русскоязычных текстах, хотя эти исследования по большей части касаются региональной или городской идентичности, но не районной.

С другой стороны, в научной литературе подробно и с разных точек зрения изучена тема медиатизации социальных институтов и практик. Медиатизация в разных текстах рассматривается и как теоретический концепт, и как конкретное явление, анализируемое на реальных примерах, при этом у некоторых авторов можно найти релевантные конкретно для моей темы подходы к пониманию этого метапроцесса. При этом исследований медиатизации в русскоязычном пространстве очень мало, и подходы к изучению этого процесса в российской практике разработаны слабо.

Таким образом, самой малоизученной частью моей темы, своего рода «белым пятном», является функционирование сообществ и процессов медиатизации в российском и московском контексте.

Предмет и объект исследования

Объект моего исследования -- медиатизированное соседское сообщество. Предметом исследования являются цифровые практики соседства.

Цель и задачи исследования

Основная цель данного исследования -- сконструировать устойчивое понимание феномена медиатизации районного сообщества. Для достижения этой цели будут использованы теоретические и эмпирические исследовательские методы. Для того, чтобы назвать их, прежде необходимо детализировать глобальную цель исследования и сформулировать отдельные задачи. В первую очередь, необходимо проанализировать феномен локального сообщества и пространственной идентичности и найти релевантный подход для обращения с этой темой. Для этого понадобится изучить существующую теоретическую базу, посвященную этой теме, обратиться к исследованиям формирования сообществ, местной идентичности, конструирования пространства. Затем потребуется, исследовав научные работы, посвященные медиатизации, выявить наиболее корректные и релевантные для моего исследования понятия медиатизации. После этого необходимо обратиться к теме локальных медиа, изучить их специфику и динамику трансформаций в условиях глобализации. В заключение первой главы я бы хотела остановиться на теории виртуальных сообществ и медиатизированного социального пространства. Таким образом исследуемая мной научная область будет охвачена наиболее полно, что позволит сконструировать целостное и глубокое представлении о медиатизации районного сообщества.

Вышеперечисленные методы необходимы, чтобы сформировать теоретическую базу для последующей работы. Эмпирическая часть моего исследования, посвященная цифровым практикам соседства двух московских районов, будет включать в себя три задачи. В первую очередь необходимо проанализировать локальные медиа, существующие в московских районах Сокол и Аэропорт, чтобы составить общее представление о степени медиатизированности, особенностях и качестве соседской коммуникации этих районов, а также сформировать понимание медийного районного контекста, релевантное для дальнейшей работы. Затем необходимо исследовать контент районного Фейсбук-сообщества «Airport/Sokol da Neighborhood», которое является основным кейсом моего исследования. Это интернет-сообщество репрезентативно для изучения образа локального сообщества и цифровых практик соседства и местного самоуправления в отдельно взятом районе Москвы. Контент-анализ будет включать в себя категоризацию и классификацию полученных данных. Это нужно для того, чтобы выявить основные функции районного сообщества, понять особенности коммуникации внутри медиатизированного локального сообщества, а также то, как эта коммуникация регулируются и как репрезентируется образ района и районного сообщества в медиасреде. Помимо контент-анализа, я планирую провести глубинные интервью с участниками сообщества, чтобы выявить общности и различия в том, как разные люди используют эту площадку и воспринимают коммуникацию в ней, как соотносят себя со своим районом в медиатизированном пространстве, какой образ района конструируется благодаря интернет-сообществу и как традиционные практики соседства трансформируются в связи с возросшим влиянием медиа. Для достижения этой цели наиболее подходящим является именно метод глубинных интервью, поскольку качественное исследование личного опыта горожан позволит гораздо наиболее глубоко проанализировать становление цифрового районного сообщества. В ходе интервью я остановлюсь на различных аспектах коммуникации в медиа: на том, как онлайн-платформа трансформирует соседские отношения и чувство локальной идентичности, как влияет на образ района в сознании его жителей, как меняет повседневные практики, связанные с взаимодействием с городским пространством.

Гипотезы

В ходе подготовки к исследованию мной были выдвинуты следующие гипотезы, которые я намереваюсь подтвердить или опровергнуть.

1. Медиатизированное соседское сообщество следует рассматривать как перенос традиционных соседских практик в медийное пространство, в процессе которого отдельные элементы и форматы коммуникации трансформируются, адаптируясь под правила медиасреды.

2. Медиатизация социальной среды и появление новых площадок коммуникации способствуют формированию сообщества, а не наоборот.

Ограничения

Данное исследование четко ограничено хронологически и территориально. Эмпирическая часть моего исследования имеет физические и временные рамки: это территория московских районов Аэропорт и Сокол, локальное сообщество которых я буду исследовать, и их современный образ и способы репрезентации, которые находят свое отражение в интернет-группе в Фейсбуке.

Методы исследования

В теоретической части моего исследования мной будет применен междисциплинарный подход для анализа исследовательских текстов, относящихся к разным научным областям и посвященных медиатизации, конструированию пространства, локальной идентичности и природе сообществ, в результате чего будут синтезированы некоторые понятия и подходы, релевантные для моего дальнейшего эмпирического исследования.

Методология эмпирической части исследования разработана исходя из специфики моей темы, которая предполагает тщательную работу с данными, источниками и контентом локальных медиа. Именно поэтому методами исследования были выбраны контент-анализ и кейс-стади -- контент-анализ для охвата большого объема медийных источников, а кейс-стади для концентрации внимания на одной из медийных районных площадок и глубокого изучения ее контента и аудитории. Помимо этого, мной будут проведены глубинные интервью с участниками этого сообщества, в ходе которых я попытаюсь подтвердить или опровергнуть выдвигаемые мной гипотезы.

Теоретическая база исследования

Для работы с теоретическими источниками по моей теме будет правильным разбить их на несколько групп, между которыми, однако, существует множество пересечений и взаимных ссылок.

Прежде, чем перейти к типологизации научных источников, я бы хотела упомянуть трех авторов, чьи тексты релевантны для всего исследования и перекликаются с темой моей темой сразу по ряду аспектов. В первую очередь, поскольку пространственная природа медиатизации будет играть центральную роль в моей работе, это географ Анри Лефевр, разработавший теорию социального пространства, комплексную структуру пространства как схемы и рассматривавший пространство как фрейм для изучения всевозможных процессов -- в том числе медиатизации и формирования локального сообщества. Исследователи медиатизации Андре Янссон и Ник Колдри в своих работах проводят много параллелей с теорией Лефевра, а помимо этого охватывают почти весь спектр тем, которые я буду анализировать в своей работе: так, и Янссон, и Колдри касаются темы социального пространства, локальных медиа, медиатизации сообщества и медийных социальных практик.

Переходя от обзора наиболее фундаментальных в контексте моего исследования текстов к частным, следует в первую очередь остановиться на работах, посвященных городской и другим видам локальной идентичности. Говоря об этой теме и ее освещенности в научной литературе, следует отметить, что большинство источников достаточно специфичны и узко направлены, поскольку изучение локальных сообществ почти всегда строится на исследовании конкретных кейсов. Одним из универсальных и фундаментальных является исследовании Галстера по этой теме, где он рассуждает о природе соседства и рассматривает важные аспекты формирования и поддержания соседского сообщества. Я бы также хотела упомянуть русскоязычных авторов, таких как О. Вендина и С. Рыжова, чьи тексты важны для моей работы, поскольку представляют собой редкий случай, когда рассматривается локальная идентичность москвичей на основе оригинального опыта исследований. Что касается более базовых текстов, посвященных данной теме, то здесь следует упомянуть работу Андерсона «Воображаемые сообщества». В моем исследовании мне также поможет статья М. Добряковой, в которой она анализирует традицию изучения сообществ в социологической практике.

Принципиально важными являются также тексты, посвященные изучению феномена медиатизации. Сюда можно отнести работы скандинавских авторов -- С. Хьярварда и А. Янссона, и работы А. Хеппа и К. Ландби, анализирующих разные подходы к пониманию медиатизации и фундаментальный смысл этого процесса. Здесь также важно упоянуть базовое для этой научной сферы исследование В. Шульца, где он анализирует медиатизацию как совокупность схематических процессов, и данная схема применима к медиатизации в самых разных сферах общественной жизни. Ник Колдри, в свою очередь, подробно исследует медиатизацию в тех аспектах, которые релевантны для моего исследования: медиатизацию сообществ и публичного пространства.

В отдельную группу научных источников следует отнести тексты, посвященные локальной прессе, локальным цифровым практикам, районной журналистике. Ряд важнейших для моей работы исследований посвящен специфически теме локальных медиа: сюда можно отнести текст Андре Янсона «Mediatization, Spatial Coherence and Social Sustainability», который, однако, релевантен и для других частей моего исследования, работу Дэвида Бэйнса о феномене «глокализации», ряд исследований Ника Колдри, посвященных локальным медиа в контексте медиатизации, выпущенную в 2016 году книгу австралийских ученых Хесс и Уоллер о локальной журналистике в цифровую эпоху и сборник «The Mediated City: The News in a Post-Industrial Context».

Особого внимания заслуживают работы, посвященные сетевой социальности и формированию виртуальных сообществ. В этой научной сфере исследователи не достигли консенсуса в том, что понимать под виртуальными сообществами и корректен ли этот термин для описания данного феномена. В заключительной части моей теоретической главы я планирую проанализировать ряд текстов, посвященных этой теме (работы Г. Рейнгольда, М. Кастельса, А. Виттеля) и ту полемику, которую можно усмотреть в, к примеру, между работами Кастельса и Виттеля, чей текст посвящен важному для моего исследования феномену сетевой социальности.

Итак, тема медиатизации сообществ и соседских практик достаточно подробно изучена в научной литературе, однако специфика моей темы предполагает более глубокое изучение не просто локальных, а районных сообществ, и в частности московский опыт медиатизации таких сообществ, который пока не описан ни в одной работе. Вполне возможным на основе существующей базы представляется синтезировать новые понятия и подходы, проанализировав теоретические источники, посвященные данной теме.

Эмпирическая база исследования

Эмпирическая база моего исследования состоит из контента ряда локальных медиа Сокола и Аэропорта. С одной стороны, это официальные медиа: сайты и аккаунты в социальных сетях районных государственных органов. С другой стороны, это источники, где контент генерируется непосредственно жителями: общие и разделенные на тематические ветки районные группы в социальных сетях и сайты. Особенно подробно будет проанализирован и типологизирован контент группы «Airport/Sokol da Neighborhood», которая является основным кейсом моего исследования. В эмпирической части я также буду ссылаться на глубинные интервью, проведенные мною с участниками онлайн-сообщества.

Научная новизна исследования

Несмотря на большое количество исследований, посвященных медиатизации, районным сообществам и локальным медиа, они, как правило, основываются на опыте западных стран -- в основном Европы и Америки, в то время как российский опыт медиатизации и трансформации соседских отношений до сих пор остается неизученным. Научная новизна моей работы заключается в том, что в ней впервые исследуется кейс медиатизации московского районного сообщества.

Практическая значимость исследования

Исследуемые мной процессы актуальны в современном урбанистическом и пространственном дискурсе, и этим во многом обусловлена практическая значимость данной работы. Мое исследование может стать полезным для тех, кто занимается развитием инструментов местного самоуправления, городского планирования и регулирования социальных процессов, связанных с городом -- в первую очередь, в контексте Москвы. Грамотное использование медиа и информационных технологий в развитии городской среды, интеграция цифровых практик в пространство города и вовлечение жителей в эти практики станут возможны только в том случае, если будет существовать научная база и опыт исследований городских сообществ в контексте медиатизации. Как уже было сказано, для того, чтобы эта научная база максимально соответствовала запросу, необходимо описание московского опыта исследования, которого на данный момент по моей теме не существует вовсе. Изучение паттернов медиатизации, идентичности горожан и ее репрезентаций в медиасреде, новых практик соседства и самоуправления на примере Москвы поможет создать эту базу и теоретизировать существующий опыт других городов в этой сфере. Для эффективного управления городами и городскими районами в современном мире властям и другим органам управления необходимо ориентироваться контексте, понимать механизмы медиатизации и общую логику трансформации локальных сообществ. Именно эти вопросы подробно изучены в моем исследовании, и за счет этого оно может стать полезным для целого ряда специалистов в разных областях: урбанистов, социологов, политологов, менеджеров, представителей городской власти.

Глава 1. Локальные сообщества в эпоху медиатизации

В этой главе я ставлю перед собой задачу поместить ряд концептов и понятий, анализируемых в научной литературе, в релевантный для моего исследования контекст, синтезировав научные подходы и традиции, относящиеся к сфере исследований медиа, городского пространства, локальной идентичности и локальных сообществ.

1.1 Феномен районного сообщества

Что из себя представляет районное сообщество? Для ответа на этот вопрос важно дефинировать понятие городского района и специфику этой пространственной схемы, а также те механизмы, которые способствуют появлению районного сообщества. Необходимо сформулировать, в чем его особенность и как функционирует такое сообщество. В этой главе я рассмотрю разные аналитические подходы к конструированию сообщества и социального пространства. Центральную роль здесь будет играть триадная структура пространства по Лефевру, от которой так или иначе отталкивается большинство современных исследователей сообществ и которая применима как к материальному, так и к социальному пространству; тексты Галстера и Саттлса, касаемые природы соседства и сообщества, а также работы русскоязычных авторов, анализирующих опыт исследований в российских городах, посвященных локальной идентичности.

Городской район -- это часть территории города, выделенная в целях рациональной организации управления городским хозяйством, улучшения обслуживания населения города и приближения органов местного самоуправления в городе к населению. Это часть территории города, находящаяся внутри условных границ и имеющая собственные органы представительства, администрирования и управления, подведомственные городским властям.

Городской район представляет собой сконструированное пространство, поскольку не обладает физическими границами и в реальном, материальном пространстве нисколько не замкнут в себе. По сути, городской район -- это пространственная схема, удобная в использовании и адаптированная под ту пространственную парадигму, в которой мы живем и в которой основным инструментом репрезентации пространства является карта. По сути, карта города, на которой отражены его муниципалитеты -- это конструкт, особый пласт пространства, формирующий его образ наравне с его материальными маркерами. Городской район является конструктом даже в значительно большей степени, нежели сам город: говоря о городе, мы имеем дело с пространственной конфигурацией, которая складывается вполне естественно -- постепенно под влиянием исторических, природных, культурных, экономических факторов. Разумеется, на расположение и границы районов тоже влияют эти факторы, к примеру, географические. Тем не менее, городские муниципалитеты, а особенно те, что не относятся к историческим частям современных городов, -- это зачастую искусственные образования, разграничиваемые по принципу удобства. Четкую геометричность районных контуров можно отметить на многих картах, и особенно на картах городов, основанных относительно недавно и не имеющих естественных, исторических контуров, к примеру, старого города, исторической застройки, обособленных от новых районов. Это легко заметить на картах промышленных городов на территории современной России, появившихся в советское время или незадолго до: Абакана, Мурманска, Кызыла, что в первую очередь связано с планировкой этих городов, которые строились «с нуля».

Таким образом, поскольку зачастую городской район лишен физических границ, он определяется и характеризуется наличием социального или символического пространства, и ресурсы для самоопределения, самоидентификации его жителей находятся содержатся именно в этом нематериальном пространстве. Таким образом, городской район представляет собой некий пространственный конструкт, отражающий социальные связи внутри сообщества, самоидентификацию его жителей, разделяемые нарративы и ценности, что делает район социальным пространством, а не материальным.

Теперь я бы хотела подробнее остановиться на том, как в научной литературе понимается социальное пространство. Андре Янссон, рассуждая о социальном пространстве, уделяет внимание триадной структуре, разработанной Лефевром, которая занимает центральное место в современном пространственном дискурсе и в дальнейшем будет много упоминаться в моей работе. Теория Лефевра рассматривает пространство как некую схематичную модель, которая может быть применена в самых разных областях, выделяя общие характеристики пространственного, его природу и структуру. Социальное пространство в понимании Лефевра представляет собой триадную структуру, состоящую из взаимоотношений между ее элементами:

- Воспринимаемым пространством (деятельность людей на территории);

- Постигаемым пространством (пространственные репрезентации);

- Обживаемым пространством (пространство, воплощенное в его мифах, символах и идеологиях).

- Янссон в своем исследовании медиатизации социального пространства указывает на резонанс между этой теорией и схожей триадной концепцией, разработанной Китом Халфакри для анализа социального пространства сельской местности, согласно которому оно формируется за счет отношений между местными населенными пунктами, формальными репрезентациями местности и повседневной жизни населяющих ее людей что представляет собой, по сути, те же элементы, которые описаны Лефевром.

- Таким образом, теория Лефевра -- исходник, на который опираются в своих исследованиях Янссон, Халфакри и многие другие ученые --, анализируя пространственное производство, предполагает, что его сложность зависит от взаимосвязей между человеческой деятельностью на материальной территории (воспринимаемое пространство), циркуляцией пространственных репрезентаций (постигаемое пространство) и образами идеологий и мифов (обживаемое пространство).

Что из себя представляет соседское сообщество или соседство? Обратимся к тому, как это понятие трактуют исследователи-социологи.

К примеру, Сьюзан Келлер в своей книге об урбанизированном соседстве определяет соседское сообщество как «место с физическими и символическими границами». Моррис и Хесс пишут, что это «место и люди с общим ощущением границ местности, которую можно обойти». Голаб использует определение «физическая или географическая организация со специфическими (субъективными границами)». Шенберг называет характеристиками соседства «совместно названные границы, более одного института, идентифицируемого с местностью, и более одного «узла» в совместно используемом публичном пространстве или социальной сети». Р. Петухов пишет о границах соседства, что «его границы неформальны и определяются жителями».

Соседство -- это связанные между собой базируемые в конкретном пространстве атрибуты, которые ассоциируются с жилыми кластерами, иногда в сочетании с другими видами использования пространства. Интересно, что большинство исследователей подчеркивает наличие специфических границ - «символических», «совместно названных», «субъективных». Такое понимание соседского сообщества существует внутри пространственной парадигмы, где за основу любой сети, любой связи полагается пространство, и в случае с соседством это пространство не географическое, а символическое.

Галстер, анализируя природу соседства, выделяет следующие компоненты соседского сообщества как комплексной пространственной структуры:

- Структурные характеристики жилых и нежилых помещений: тип, масштаб, материал, дизайн, состояние, плотность и т.д.

- Инфраструктурные характеристики: дороги, тротуары, удобства, планировка и т.д.

- Демографические характеристики населения района: возрастное, национальное, этническое, религиозное, гендерное распределение и т.д.

- Классовые характеристики населения: уровень дохода, сфера занятости, уровень образования

- Характеристики общественных учреждений: здравоохранение, органы безопасности, администрация, парки, школы, общественные пространства

- Экологические характеристики: уровень загрязнения воздуха, воды, почвы, топографические и природные особенности

- Характеристики доступности: доступ к трудоустройству, торговой и развлекательной инфраструктуре, транспортная доступность

- Политические характеристики: уровень активности и развитости локальных политических структур, степень вовлеченности жителей в самоуправление

- Характеристики социальной интеракции: локальные дружеские и родственные связи, близость соседских отношений, участие в районной жизни, степень социализации и социального контроля

- Эмоциональные характеристики: чувство идентификации с местом, исторический контекст, локальные мифы и легенды

Некоторые исследователи предлагали классификацию разных районных сообществ по их многочисленности. Однако соседство-- это в первую качественное, а не количественное сообщество, поэтому даже в таких систематизациях основополагающей является качественная, функциональная характеристика группы. К примеру, предложенная Саттлсом концепция многоуровневой пространственной структуры соседства предполагает наличие четырех уровней урбанизированных соседских сообществ. Первый из этих уровней -- это пространство жилого массива (в российских реалиях аналогией может служить двор) -- это та территория, где дети могут находиться без надзора взрослых. Второй уровень Саттлс называет «защищенным соседством» -- наименьшее пространство, обладающее некой общественной идентичностью, обособленное и как бы противопоставляемое другим подобным пространствам. Это может быть жилой кооператив, крупный жилой комплекс, квартал или микрорайон. Третий уровень -- «сообщество с ограниченной ответственностью» -- обычно представляет собой территорию, на которую распространяется деятельность местных государственных органов, участие жителей района в которой селективно и добровольно. Наиболее масштабный пространственный уровень соседства -- это городской сектор (в нашем случае -- район) целиком. Опросы, проводимые Бирчем доказали, что сами резиденты воспринимают пространственные уровни схожим образом с тем, как они описываются в теории Саттлса.

«Внешнее пространство» индивида Галстер определяет как среду, внутри которой изменения в одном или более территориально привязанном атрибуте, инициированные извне, в восприятии индивида меняют уровень его благосостояния, которое обеспечивает ему та или иная территория.

Таким пространствам присущи три количественные характеристики:

- Конгруэнтность: уровень соответствия внешнего пространства индивида конкретным предопределенным физическим границам

- Всеобщность: уровень совпадения внешнего пространства индивида в случае с различными пространственно базируемыми атрибутами

- Соответствие: уровень совпадения границ внешних пространств для разных индивидов.

Галстер выделяет четыре типа «пользователей», которые «потребляют» соседство, но вместе с тем производят, конструируют его и присущие ему атрибуты. Соседство -- это совокупность свойств и атрибутов, присущих ему, поэтому конструируя эти отдельные свойства и атрибуты, агенты и субъекты конструируют само соседство, таким образом оказываясь и его потребителями, и производителями. «Потребление» в этом контексте равнозначно извлечению какой-либо прибыли или иных благ из пребывания на территории.

- Домашние хозяйства: потребление происходит через акт оккупации единицы жилья и использования городской среды и общественных пространств, прилежащих к жилью. Вместе с этим, занимая жилье, домашние хозяйства создают тому или иному району демографические и экономические характеристики, формируют гражданское поведение, обеспечивают участие (или неучастие) в районной жизни;

- Районные предприятия «оккупируют» нежилые структуры: магазины, офисы, производства, за счет этого получая доход или иные виды прибыли. Одновременно с этим они конструируют соседство, производя атрибуты, относящиеся к инфраструктуре, транспорту, развлечениям, торговле в районе и тем самым тоже меняют облик района;

- Владельцы недвижимости потребляют соседство, получая плату за землю и помещения, арендуемые на данной территории, а вместе с тем конструируют соседство, принимая решения о состоянии и владении собственностью, распоряжаясь ею, поскольку изменения в потребительском поведении на рынке жилья ведут к появлению иных типов домовладения и аренды;

- Местные власти извлекают прибыль с налогообложения жилого и нежилого имущества на территории района. Вместе с этим местные власти производят свойства соседства, ассоциируемые с общественными и государственными учреждениями, формируют политическую и новостную повестку в районе.

При этом для Галстера главным фактором, формирующим соседство, является использование общего пространства, а само по себе соседство -- это исключительно образ соседства в сознании людей, состоящих в нем. Эта мысль будет неоднократно звучать в эмпирической части моего исследования и находить подтверждение в восприятии соседства жителями района.

Принципиальным для моего исследования в этом контексте является то, что даже такие сконструированные пространства способны формировать у жителей городских районов склонность идентифицировать себя в зависимости от принадлежности району и даже ощущение местного патриотизма по отношению к той или иной части города. То есть, сконструированные пространства способны порождать чувство пространственной идентичности. Что из себя представляет такой тип идентичности? «Городская идентичность - это компонент социальной идентичности личности, социокультурный конструкт, формируемый в результате идентификации человека с конкретной городской общностью и определяемый усвоением и воспроизводством символического капитала города, социальных норм и стиля жизни, объединяющих жителей данного города» -- пишет Дягилева. Она отмечает, что определяющими в формировании идентичности являются именно символические ресурсы, и выделяет некоторые из них -- наиболее значимые в этом контексте. К ним относятся:

- Образ или имидж города (система взаимосвязанных знаков, символов, архетипов и стереотипов о городе);

- Знаковое место (пространство, имеющее определенные семиотические характеристики; это может быть памятник, оживленная улица, музей);

- Локальные мифы (система специфических устойчивых нарративов, воспроизводимых внутри локального сообщества, на обмене которыми строятся социальные связи, ощущение принадлежности);

- Локальные истории (небольшие и часто малоизвестные пространства-образы, важные для поддержания внутренней локальной идентичности);

- Городской символ (формальная или неформальная атрибутика города).

Какие-то из этих факторов формирования идентичности возникают в результате коммуникации внутри сообщества, какие-то основываются на обособлении себя, противопоставлении «мы» и «они».

В ходе моего исследования я сделала вывод, что городская идентичность -- достаточно изученный феномен, в то время как районной идентичности посвящено очень мало исследований. Говоря об особенностях самоидентификации жителей Москвы, следует отметить, что на вопрос «Кем вы себя считаете?» 52% отвечают, что в первую очередь -- россиянином, 17% в первую очередь считают себя москвичами, 6% -- советскими людьми, 4% -- членами своей этнической группы и лишь 2,5% -- жителями своего района. При этом во вторую очередь жителями своего района себя считают уже 11,6% москвичей, а в третью -- 26%. Такие данные приводятся в исследовании «Московская идентичность и идентичность москвичей», посвященном факторам формирования локальной идентичности. Интересно, что идентификация себя как жителя района превалирует над общемосковской среди жителей центральных, благополучных районов Москвы. Это кажется парадоксальным: можно было бы предположить, что для жителей центральных, то есть, исторических районов именно московская идентичность доминирует в иерархии из-за привязанности к образу старой Москвы, столичного патриотизма. Объяснение этому парадоксу можно найти: вероятно, культурная и социальная жизнь горожан, живущих в центральных районах, в большей степени концентрируется вокруг места их жительства благодаря развитой инфраструктуре и более качественной среде центра Москвы, в то время как жители окраин вынуждены выезжать за пределы своих районов, чтобы отдыхать, развлекаться, посещать культурные мероприятия города. Таким образом, для жителей центральных районов решающую роль в конструировании локальной идентичности играет положительный облик места проживания, а жители периферии предпочитают отождествлять себя с городом в целом, поскольку зачастую имеют отрицательное представление о своем районе.

В другом исследовании, описанном Вендиной, приводятся данные о том, что люди склонны идентифицировать себя в первую очередь с более крупной группой из тех, принадлежность к которым они ощущают. Тем не менее, схема формирования местной идентичности является общей и для городского, и для районного контекста, различаются только масштабы -- в первую очередь, из-за простой разницы в пространственном объеме города и района, а во вторую очередь из-за того, что для москвичей в иерархии идентичностей городская находится на порядок выше районной.

Локальная идентичность в данном исследовании интерпретируется как «осознание личной ответственности за судьбы города и способ солидаризации городского сообщества в решении общих проблем совместной жизни, обустройства городской среды, экологии, охраны наследия, социальной справедливости».

Это определение городской идентичности совершенно релевантно и для идентичности районной, однако говоря о районах, нельзя не отметить, что процессы формирования районной идентичности более сложны и специфичны, чем если речь идет о стране, регионе, городе, в том числе потому, что важные механизмы формирования идентичности гораздо слабее работают на локальном уровне. К таким механизмам можно отнести медиа, создающие локальную повестку, лидеров общественного мнения, местные бренды, легенды, историю. Локальная идентичность тесно связана с местным самоуправлением и осознанием «своего» места а как относительно автономной пространственной системы. Низкий уровень участия граждан на локальном уровне ведет к деградации локальной идентичности, и наоборот. При этом в российских реалиях неразвитая культура локального политического участия связана с недоверием граждан к местным властям. В статье Р. Петухова приводятся результаты исследования 2014 года, согласно которому индекс доверия органам местного самоуправления в нашей стране относительно низок: если Президенту России доверяет (на тот момент) 60% россиян, правительству и губернаторам -- 43 и 42% соответственно, то органам местного самоуправления -- лишь около трети опрошенных. При этом исследование показало, что местное самоуправление в мегаполисах развито особенно слабо по сравнению с районными центрами.

В том, что касается заинтересованности граждан в локальной повестке, исследование выявило противоречивую картину: «45% опрошенных регулярно, а еще 47% время от времени обсуждают события местной жизни (в своем городе, селе, районе) с друзьями, родственниками. При этом местная проблематика нисколько не уступает в степени востребованности событиям регионального и федерального масштаба». В мегаполисах уровень интереса к районной повестке ниже, чем в средней по стране, но находится почти на том же уровень, что и интерес к повестке глобальной: 36 процентов жителей мегаполисов часто обсуждают события в муниципалитете -- почти так же часто, как и события в стране (их часто обсуждает 38 процентов горожан).

Местные проблемы также являются для россиян значимым интегративным и коммуникационным фактором. 65% опрошенных заявили, что в вопросах, касающихся жизни в их городе, районе или доме, им нужны единомышленники, разделяющие одинаковые с ними интересы, принципы и жизненные цели. Это больше, чем в вопросах музыки, культуры, искусства (47%), политики (46%), национальных отношений (42%), религии (36%) и бизнеса (34%). Из этих 65%, почти половина (38%) респондентов признались, что таких единомышленников у них недостаточно. Таким образом, можно сделать вывод о том, что в российских городах есть потенциал для развития местного самоуправления, а вместе с этим локальной идентичности, локального патриотизма, однако из-за низкого индекса доверия граждан к местным органам власти этот потенциал не реализуется.

Анализ районной идентичности и интереса граждан к местной политике важен для моего исследования в первую очередь из-за того, что в эмпирической части работы я буду исследовать достаточно редкий для российских реалий кейс соседского сообщества, где уровень районной идентичности значительно выше идентичности городской, и процесс ее формирования находится в теснейшей взаимосвязи с формированием соседского сообщества.

Переходя к сообществам, следует для начала сказать, что существует два основных подхода к анализу сообщества: институциональный и функциональный. М. Добрякова, описывает оба подхода в своей статье, посвященной социологической традиции анализа локальных сообществ.

Институциональный, традиционный способ анализа сообщества предполагает анализ различных институтов этого сообщества: экономических, управленческих, религиозных, образовательных и т.д. Однако проблема этого подхода в том, что сфера действия институтов и их функциональное назначение всегда несколько размыто, и те или иные институты часто сменяют друг друга, объединяются, выполняют совмещенные функции. В эпоху медиатизации это происходит особенно интенсивно, поэтому анализировать сообщество в институциональном фрейме сегодня бессмысленно, и более корректным и релевантным для данного исследования представляется функциональный подход. С функциональной точки зрения, сообщество представляет собой сочетание социальных единиц и систем, которые выполняют основные функции, значимые для данной территории. Можно назвать следующие функции сообщества: производство - распределение - потребление; социализация; социальный контроль; социальное участие; взаимопомощь. Такие функции выделяет американский исследователь сообществ Роланд Уоррен.

Другой исследователь, Морис Р. Штейн, применительно к американским общностям, выделяет три оси их дифференциации: степень урбанизации, индустриализации и бюрократизации. Уоррен предлагает систему координат, в которой американские сообщества анализируются по следующим критериям:

- Автономность (степень зависимости или независимости общности при выполнении ее основных функций от единиц, не входящих в данную общность);

- Географическая интегрированность (степень совпадения сфер действия общинных единиц)

- Психологическая идентификация индивида со своим сообществом (насколько члены сообщества склонны отождествлять себя с той или иной группой и насколько развито их чувство принадлежности к сообществу)

- «Горизонтальный каркас» (степень развитости структурных и функциональных связи между различными единицами).

Условно говоря, устойчивое сообщество - это сообщество с высоким уровнем автономии, географической интегрированности, идентификации и прочным «горизонтальным каркасом». По определению Янссона, социальная устойчивость -- «устойчивый потенциал конкретного сообщества поддерживать социальные и культурные интересы его жителей, включая равный доступ к разнообразным услугам, хорошие возможности для политического и культурного участия, выражения и интеграции».

1.2 Процессы медиатизации городской среды

Прежде чем перейти к анализу медиатизации городской среды, необходимо определить, что из себя представляет медиатизация как процесс, какие общие паттерны включает в себя и как его можно схематизировать. Схематизация будет полезна для дальнейшей работы, так как позволит выявить особенности этого процесса, применимые к разным сферам - например, в моей работе это медиатизация пространства и медиатизация соседских отношений.

Вопрос медиатизации в современном обществе не должен сводиться исключительно к исследованию медиаций и проникновения медиа в разные сферы жизни общества, так как медиатизация -- это гораздо более глобальный процесс, нежели просто совокупность актов медиации. Процесс медиатизации представляет собой не просто изменение в степени опосредованности коммуникации, не просто новую ступень некого линейного процесса. Медиатизация в понимании Хьярварда, Хеппа, Ландби и других исследователей медийной культуры -- это качественно новая парадигма, которая полностью меняет суть социального взаимодействия и трансформирует социальные практики. Я бы хотела остановиться на определении медиатизации, которое кажется мне релевантным для моего исследования: медиатизация -- это длительный процесс, обладающий свойствами метапроцесса, взаимодействия и взаимовлияния между трансформирующимися медиа с одной стороны и трансформирующимися культурой и социумом с другой. В отличии от медиации, которая является единичным актом опосредования и не оказывает существенного влияния на взаимодействие медиа с обществом, медиатизация -- это глобальный процесс. Существует два основных подхода к изучению медиатизации: институциональный (institutionalist) и социально-конструктивистский (social constructivist). В статье А. Хеппа, С. Хьярварда и К. Ландби говорится о том, что в институциональной традиции медиатизация понимается как процесс, в котором немедийные социальные субъекты вынуждены адаптироваться под правила, цели, производственную логику и ограничения медиа. То есть, трансформируется в первую очередь институциональная структура социальной жизни, под медийную логику адаптируются целые институты. При этом влияние медиа на эту трансформацию не следует рассматривать как «колонизацию» медиа других институтов, а как изменения, возникшие в этой связи в взаимодействии институтов. Медиа в этом контексте -- это тоже институт, часть общей институциональной инфраструктуры, взаимодействие которого с другими институтами трансформируется и трансформирует таким образом другие межинституциональные отношения. Логика медиапространства в этом подходе не доминирует, а трансформируется вместе с другими институтами. В социально-конструктивистском подходе медиатизация представляет собой процесс, в котором трансформирующиеся коммуникационные и информационные технологии влекут за собой изменения в коммуникационной конструкции культуры и общества -- то есть, этот подход более материалистский, подразумевающий медиатизацию как некий линейный процесс, в котором присутствует иерархия: новые технологии коммуникации начинают доминировать над традиционными социальными практиками.

Янсcон в уже упомянутом исследовании, посвященном медиатизации, пространственной связности и социальной устойчивости, говорит о том, что медиатизацию следует понимать как нечто большее, чем лишь идею о том, что медиа становятся посредниками, «медиируют» и таким образом способствуют пониманию между разными субъектами коммуникации. В концепции медиатизации медиа меняют возможности человеческой коммуникации, трансформируя отношения не только между медийными организациями и их публикой, но между всеми социальными институтами. Такой взгляд на медиатизацию коррелирует с институциональным подходом, описанным Хьярвардом и Хеппом, о котором упомянуто выше.

Для более точного понимания феномена медиатизации я бы хотела обратиться к немецкому исследователи Винфриду Шульцу. Согласно Шульцу, медиатизация -- это совокупность взаимообусловленных процессов, трансформирующих взаимодействие человека с окружающей средой. Эти процессы можно классифицировать следующим образом:

- Расширение (extension): современные медийные технологии расширяют человеческие возможности и пределы в сфере коммуникации. Человеческая природа здесь понимается как естественным образом ограниченная в способах выражения и передачи информации из-за времени, пространства и физических особенностей человека, а медиатизация подразумевает максимальное устранение этих ограничений и расширение человеческих возможностей;

- Замена (substitution): медийные практики постепенно вытесняют и заменяют собой традиционные способы коммуникации. Такими порождениями медиатизации становятся медиасобытия, являющиеся репрезентациями церемоний и ритуалов и по сути заменяющие их собой; онлайн-платформы, сервисы, социальные сети, вытесняющие привычные немедийные активности;

- Слияние (amalgamation) представляет собой процесс интеграции медиа в немедийные практики и постепенное исчезновение границ между различными способами коммуникации. Медиа становятся полноправным пластом реальности: конструируя, с одной стороны, собственную реальность, медийные технологии трансформируют уже знакомую и привычную нам физическую, духовную, культурную реальность;

- Приспособление (accommodation): медиа в современном мире -- это в том числе социальный институт, включенный в экономические, политические, культурные процессы, проходящие в мире. Медиа -- это рынок, инструмент политического влияния, институциональная структура, внутри которой существует собственная иерархия. Медиа как институт задает специфические правила на своей территории, под которые субъекты медийных практик подстраивают логику и способы коммуникации.

Если рассмотреть медиатизацию городского пространства в модели, предложенной Шульцем, то можно найти конкретные воплощения этих схематичных процессов в том, как функционирует современный город.

Медиатизация городской среды позволяет преодолеть ограничения в коммуникации. К примеру, доступ к вай-фаю на территории городов делает коммуникацию внутри города более мобильной, наличие usb-портов на остановках транспорта, в банках, аэропортах предполагает, что горожане в любой точке города смогут оставаться на связи,

Онлайн-сервисы и приложения, помогающие горожанам в организации повседневной жизни заменяют и вытесняют собой традиционные способы взаимодействия между городом и его жителями, становясь посредниками между ними: такие сервисы, как Afisha, Tripadvisor, Zoon заменяют собой печатные афиши или СМИ о городской жизни, приложения Uber, Утконос, Foodfox и Dostavista позволяют минимизировать затраты на передвижения по городу и поэтому вытесняют собой, к примеру, походы по магазинам, а приложения для онлайн-знакомств по принципу территориальной близости, как, например, Tinder вытесняют традицию уличных знакомств.

Что касается слияния, то объединение разных уровней существования -- аналогового и цифрового -- проявляется в первую очередь в том, как одни практики «накладываются» на другие и становятся дополнениями друг друга. К примеру, посещение музея становится интерактивным: у многих современных музеев есть приложения для смартфонов, включающие в себя виртуальные музейные туры, которые представляют собой своего рода дополненную реальность, где в режиме реального времени, находясь в пространстве музея, можно видеть на экране смартфона проекции с визуальными дополнениями или описаниями картин. Дополненная реальность соответствует ожиданиям и потребностям современной аудитории, перманентно воспринимающей информацию в мультимедийном формате -- этим же объясняется популярность игры PokemonGo, где также имело место слияние виртуального и реального пространства. То же касается и городской среды: современное городское планирование и урбанистика подразумевают интеграцию медиа в пространство города -- условно говоря, опыт, связанный с освоением пространства туристами и горожанами, теперь должен быть завязан не исключительно на материальных вещах (архитектура, памятники, ландшафт), но и включать в себя возможности исследовать виртуальное пространство города. Не все нововведения в этой сфере оказываются успешными и поддерживаются городским сообществом: так, например, QR-коды, содержащие информацию о знаковых местах, как инструмент дополнения городской реальности, которые в течение нескольких лет активно внедрялись в Москве, так и не стали популярными, а эффект от этой инициативы оказался минимальным.

Последний аспект медиатизации по Шульцу -- приспособление -- в контексте медиатизации города можно связать с предыдущим пунктом и определить как необходимость находить актуальные, соответствующие запросам горожан и туристов формы медиатизации пространства и постоянно их обновлять. Медиа как институт развивается и существует в постоянной трансформации, а потому и те практики, которые медиатизируется, необходимо адаптировать под меняющиеся технологии и способы коммуникации.

Обобщая, можно сказать, что медиа не только формируют новые сущности, но и меняют конфигурацию привычной нам реальности. Возвращаясь к пространственной парадигме, важно отметить, что медиа конструируют особый тип пространства, в котором в результате процессов, описанных Шульцем интенсифицируются смыслы и репрезентации, возникают новые формы взаимодействия, трансформируется восприятие. Для более точного понимания пространственного аспекта медиатизации можно привести в пример трансформацию повседневных, бытовых практик под влиянием пространства (здесь мы рассматриваем пространство как схему, а потому пространственный фрейм может быть релевантен для самых разных условий). К примеру, связи, выстраиваемые в закрытом пространстве, по определению интенсивнее тех, которые возникают в открытом, а пространство города концентрирует в себе большее количество практик и институтов, нежели пространство сельской местности. Схожим образом медийное пространство трансформирует типы социальных связей и восприятия реальности.