Ироническая форма возмущения упадком общественной морали: "О времена! О нравы!"

Но вернёмся в семидесятые годы двадцатого столетия. Гарнизонная жизнь протекала своим чередом. С утра развод арестованных по объектам работ, контроль качества их выполнения и так далее. Спустя несколько месяцев после моего прибытия в Кишинёв, военному коменданту поступило распоряжение штаба армии о привлечении арестованных военнослужащих на работы на объектах, находящихся на территории штаба армии, в сопровождении начальника гауптвахты. То есть обязанности выводного надлежало выполнять мне.

Командующим 14 гвардейской армии, соединения и части которой дислоцировались на территории Молдавии был генерал-майор Фомин Анатолий Дмитриевич, первый суворовец-генерал, начальником штаба армии - также выпускник Суворовского училища генерал-майор Кузнецов Евгений Андреевич.

Один из дней работы группы арестованных под моим чутким руководством на территории штаба армии стал поворотным днём в моей жизни.

К месту работы арестованных ударников коммунистического труда подошел сам начальник штаба армии генерал-майор Кузнецов со своим первым заместителем полковником Ованесянцем. Кто такой генерал Кузнецов, я имел удовольствие убедиться позже, когда имел возможность наблюдать его способность чётко организовывать оперативную работу штаба армии, при этом, оставаясь верным приверженцем идеям компартии, имел свои взгляды на все происходящие события в стране и мире, а так же в развитии и строительстве советских вооружённых сил. Так, Евгений Андреевич считал, что армия должна быть беспартийной, в результате, как и Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков, являющийся ярым сторонником строительства армии и флота, свободными от партийного влияния, оказался выброшенным за борт. Случилось это при непосредственном участии члена военного совета - начальника политического отдела армии, спустя года два после нашей с ним первой встречи.

А пока генерал, убедившись в правильной организации работ, и отведя меня в сторону, кивнув на прикреплённый к кителю знак об окончании Суворовского училища, поинтересовался моими выдающимися заслугами, благодаря которым кадет стал начальником гауптвахты и надзирателем над арестованными разгильдяями. Коротко, насколько это было возможным, я поведал Евгению Андреевичу о своих злоключениях, не забыв скромно упомянуть о моих успехах в боевой подготовке и памятной записи в учётной карточке члена КПСС.

Как всегда, действуя решительно и быстро, Кузнецов бросил своему первому заму: «Этот старший лейтенант через неделю должен приступить к командованию ротой охраны и обслуживания».

На следующий день был подписан приказ командующего армией о моём освобождении от должности начальника гарнизонной гауптвахты и назначении на должность командира 365 отдельной роты охраны и обслуживания (ОРОО) штаба армии. Произошел очередной виток в моей биографии и воинской службе. Друзья мои отнеслись к моему новому назначению с одобрением, Каращук - с ярко выраженным сожалением, Алфёров которому я передавал свою военную тюрягу в его временное пользование - с ужасом. Петрович, панически боявшийся коменданта, постарел ещё, наверное, года на два. Что и говорить, заправлять таким учреждением, как гарнизонная гауптвахта, для Саши, с его мягким характером, уже лелеющим мечту о скором увольнением в запас, этот довесок к его основным обязанностям, было нелёгким испытанием. Но вопрос был решен и, согласно распоряжению начальника штаба армии, через неделю, спустя шесть с лишним лет, я возвращался на строевую службу. Моего предшественника, у которого я принимал эту роту, по настоянию начальника оперативного отдела штаба армии, сослали в Бельцы командовать ротой сокращённого состава, или как ещё называли такие мелкие воинские формирования, «подразделением кадра» численностью до десяти человек личного состава, главной обязанностью которых было обслуживание военной техники, находящейся на хранении.

Рота охраны и обслуживания, или как её ещё называли в простонародье «комендантской ротой», и которой мне предстояло командовать ближайшие два года, насчитывала в своём составе свыше полторы сотни человек, включая офицеров и прапорщиков. Рота включала в себя три взвода: первый - стрелковый, выполняющий функции охраны и обороны объектов штаба армии и пунктов управления в полевых условиях и другие задачи, зачастую никак не связанные с воинской службой; второй взвод - легковых и транспортных машин и третий - взвод штабных машин. ОРОО являлась отдельной воинской частью, имеющей свой номер в/ч (гербовая печать - штаба армии), располагалась на втором этаже одного из зданий на территории управления армии, имела свою просторную столовую с кухней, медицинский пункт и солдатский клуб. Кроме этого в моём прямом управлении были два автопарка с восемью десятками автомобилей различного назначения. В моём непосредственном подчинении находились: заместитель командира по политической части, старший лейтенант Якубов Лев Александрович, заместитель командира по технической части старший прапорщик Аршавский Анатолий Григорьевич, командир взвода легковых и транспортных машин прапорщик Паращук Василий Николаевич, командир взвода штабных машин прапорщик Чебан Михаил Иванович, старшина роты прапорщик Топчило Николай Григорьевич и фельдшер прапорщик Емельянова Мария Павловна. Сегодня, мысленно возвращаясь к тем далёким годам, с полной уверенностью могу сказать, что без моих технарей от Бога и старшины роты я не смог бы достигнуть даже тех небольших вершин, к которым я стремился во времена моего командования этим нелёгким подразделением.

С первых же дней моего пребывания на новом месте службы стало ясно, что с замполитом мне придётся несладко. Как доверительно мне поведал Аршавский, все они находятся под колпаком у Лёвы, как его между собой называли мои подчинённые. Интересно было, как же меня будут звать эти достойные люди? Сразу после вступления в должность я понял, что с воинской дисциплиной в роте, мягко говоря, обстоит не всё благополучно, В этом я убедился буквально сразу после вступления командованием ротой. Главной причиной этому являлось, на мой взгляд, отсутствие должностных обязанностей командного состава части. Мой заместитель по политчасти, которому сам Бог велел считать состояние воинской дисциплины одним из важнейших направлений в его работе с личным составом, воспринял мои суждения на сей счёт весьма болезненно. Короче, наше с ним взаимодействие в налаживании порядка в роте послужило рождению взаимной неприязни, что, естественно не могло не сказаться на наведении должного уставного порядка. У Якубова была внушительная поддержка в лице секретаря партийного комитета управления армии и политического отдела. Секретарь парткома, который изначально выражал неудовлетворение моим назначением, по всей вероятности из-за моей морально-бытовой неблагонадёжности, вместе с первым заместителем начальника штаба армии полковником Ованесьянцем оказывали командованию роты, так называемую помощь в поддержании должного порядка, на самом деле их помощь вносила в дела роты только сумятицу и самый настоящий раздрай, о чём я однажды по этому поводу высказался начальнику штаба. Такого в роте ещё не бывало! Между тем я твёрдо проводил в жизнь свою линию и, должен заметить, небезуспешно.

Каждое утро после доставки водителями взвода прапорщика Паращука к месту службы своих «шефов под моим руководством в течение часа со всем личным составом ОРОО проводилось занятие по строевой подготовке. Сеё мероприятие было узаконено начальником штаба, и никто не мог без его разрешения оторвать от строевых занятий ни одного солдата или сержанта. Исключением являлись два чертёжника оперативного отдела, чем я заслужил благосклонность начальника отдела полковника Беньяша Владимира Владимировича, о роли которую он сыграл в переводе моего предшественника, я уже упоминал. В общем, занятия по строевой подготовке, плюс еженедельные по воскресным дням кроссы на три километра во главе с командиром и его замполитом, жёсткий контроль со стороны офицеров и прапорщиков за выполнением распорядка дня, плюс индивидуальная работа с потенциальными нарушителями воинской дисциплины, особенно с избалованными своими «шефами» водителями взвода легковых и транспортных машин, сыграли определённую роль в наведении твёрдого уставного порядка. Я ни в коем случае не умаляю работу моих славных помощников - зампотеха, командиров взводов, старшины роты. Без их помощи, в совершенстве и до тонкостей изучивших особенности нашего подразделения, я бы ничего не смог сделать. К сожалению, с замполитом мы так и не смогли выработать единственно правильный совместный путь работы по воспитанию нашего войска и поддержанию твёрдого уставного порядка. Вся беда Якубова заключалась в том, что он кроме политзанятий, проведения партийных и комсомольских собраний, то есть партийно-политической работы, вокруг себя ничего не видел, или попросту старался не замечать. Особенно его коробило, когда я, по его словам, пытался им командовать. А я и не пытался Лёвой командовать, я просто отдавал приказы и довольно жёстко, спрашивал со всех, не взирая на личные отношения и прошлые заслуги, за уклонение от их исполнения и особенно их не выполнение. В качестве одного примера, на первый взгляд весьма незначительного, я приведу только один эпизод, когда на одном из совещаний я в приказном порядке запретил всем должностным лицам нашей части обращаться минуя командира в различные инстанции по всем вопросам, не касающихся личного характера. Первым, кто нарушил мой приказ, конечно же был мой заместитель по политической части. Не к кому-либо, а прямо к командующему армией, Лёва направился с челобитной на проявление мною самодурства, которое, после разборки, оказался мой установочный приказ на организацию учебного процесса в новом учебном году, в котором предписывалось руководство группой сержантов в системе политической подготовки принять заместителю командира ОРОО по политической части старшему лейтенанту Якубову Л. А., с чем Лёва категорически не согласился и бросился жаловаться на своего командира. Тогда Лев схлопотал от меня строгача и предупреждение воздержаться от превышения служебных полномочий. Глупо было бы утверждать или промолчать об этом инциденте. За меня взялись политбойцы во главе с самим начальником политотдела армии, которого в те времена почему-то ещё величали членом военного совета. Короче, взяли слуги партии меня в оборот капитально, что очень мне напомнило сахалинскую эпопею. В конце концов, только после личного вмешательства командующего армией эти ребята оставили меня в покое, но нервы потрепали достаточно крепко. Крепко досталось и замполиту, но уже от моих подчинённых отцов-командиров, которые очень жёстко, по партийному, как поставил вопрос наш секретарь партийной организации Михаил Иванович Чебан. Смысл разговора был сведён к тому, что если Лёва ещё раз позволит себе подставить командира и не перестанет стучать, работать ему с нами не придётся. Не правда ли напоминает историю на Сахалине в мотострелковом полку с Ванькой Каином?

Главным событием первого года командования этим непростым подразделением для меня явилось присвоение очередного воинского звания «капитан». Что и говорить, приятно было сознавать, что я смог не без помощи окружающих меня замечательных простых людей, которые поддержали меня в трудные для меня времена, преодолеть все невзгоды,. За этот нелёгкий для меня период жизненного становления я понял, какими должны быть настоящие друзья и какими могут быть настоящие недруги; на многие события, происходящие в стране и вооружённых силах я начинал смотреть иным взглядом, мыслить стал как-то иначе. Для меня понятия Родина и Честь стали не чем-то отвлечёнными, типа продолжением линии коммунистической партии и её пламенных вождей. В своей короткой жизни я слышал много пламенных речей, я верил этим людям, произносящих к месту и не к месту эти самые пламенные речи, а они, оказывается мне врали. Я был предан идеям партии, а носители этих идей меня предавали. Но я был и остаюсь офицером своей армии и всей душой принадлежу своему Отечеству. С этим я подошёл к тому периоду, когда смог выбраться из дерьма, в котором оказался по своей глупости, ну может быть и по молодости.

А пока меня ожидало главное испытание - армейское командно-штабное учение (АКШУ) на местности со средствами связи, проводимое под руководством командующего войсками Одесского военного округа. Главным для нас в этом учении являлся подготовительный период. И не партийно-комсомольские собрания и беседы (без них тогда тоже было нельзя - Авт.), а подготовка людей и техники - вот основной залог успеха в любом оперативно-тактическом мероприятии. Наипервейшей для нас задачей в ходе подготовительной работы - это обеспечение работы командующего армией и его штаба, а так же управлений, отделов и служб родов войск и специальных войск, что в целом составляло важнейший орган управления штабами и войсками армии в ходе подготовки и проведения армейской операции - это командный пункт, который необходимо было доставить и развернуть в указанном оперативной директивой времени и районе. Равнозначная задача стояла перед нами по подготовке запасного командного пункта. Лично для меня это учение было связано с рождением новой любви. Нет, это не то что вы подумали. Любовь зародилась по отношению к работе ведущего отдела управления армии - оперативного. И эту любовь я пронёс на протяжении полутора десятков лет, начиная с периода окончания моего первого крупного испытания в ходе АКШУ с 14 армией и до конца моей службы уже в Российских вооружённых силах, с головой окунувшись в её рутину. Работа генерала Кузнецова, обеими руками оформлявшего карту с обстановкой, изредка обращавшегося к своему адъютанту с просьбой организовать кофе; офицеры оперативного отдела Александр Кузнецов, Геннадий Павлов, другие офицеры отдела, выполняющие свои обязанности согласно оперативному предназначению, никак не могли оставить меня равнодушным. И, подобно дирижёру симфонического оркестра, над всем этим коллективом возвышалась фигура начальника оперативного отдела полковника Беньяша Владимира Владимировича, умело координирующего работу всего командного пункта армии. А пока вернёмся к моему беспокойному хозяйству. Я уже упоминал о той большой помощи, которую получал от моих помощников в лице Толи Аршавского, Васи Паращука, Михаила Ивановича Чебана и старшины роты Николая Григорьевича Топчило. Был ещё один человек, сделавший немало для того, чтобы моё воинское подразделение в целом успешно решало все задачи в интересах управления армии как в повседневной деятельности так и при проведении мероприятий оперативной подготовки. Этим человеком был офицер оперативного отдела по организации пунктов управления майор Довгулич Андрей Николаевич. Именно благодаря его постоянной, ненавязчивой помощи мне вскоре выпала честь занять одну из должностей в оперативном отделе штаба 14 армии.

Эти два года командования таким подразделением как рота охраны и обслуживания послужили для меня своеобразной начальной школой оперативного мастерства, которая так пригодилась мне в последующие годы моей работы в штабах трёх общевойсковых объединений. С неподдельной грустью распрощались мы с начальником штаба армии генералом Кузнецовым, который благодаря козням политработников и начальника политического отдела, вынужден был уйти в отставку. Дальнейшая судьба Евгения Андреевича, к сожалению, мне не известна, но то что им было заложено в работу штаба 14 армии, сохранилось на долгие годы. К концу 1977 года произошли изменения в организационно-штатной структуре управления армии. В составе оперативного отдела были созданы три отделения, на должность офицера оперативного отдела по организации пунктов управления я и получил назначение, то есть занял должность Андрея Довгулича, сам же Андрей был назначен начальником отделения пунктов управления, у которого в непосредственном подчинении я и продолжал службу. За годы командования ротой охраны и обслуживания мы достаточно хорошо изучили друг друга, поэтому выполнять возложенные на наше отделение функциональных обязанностей для нас особых усилий не составляло. Впереди были для нас различного рода испытания на прочность, из которых, как правило, мы выходили с честью. Но не в коем случае я не могу сказать, что всё шло как по протарённой дорожке, хотя фундамент оставался прочным. Оперативная подготовка совершенствовалась, требования к её проведению становились всё более жёсткими, но я продолжал свою службу в окружении классных, высокопрофессиональных офицеров, каждый из которых готов был в любую трудную минуту придти на помощь своему коллеге, советом, а то и практически оказать посильную помощь своему товарищу. Имя у этих офицеров было одно на всех - операторы. Не забывал я и о своих бывших подчинённых по ОРОО. Задача у нас с ними оставалась по-прежнему одна: обеспечение боевой готовности управления армии, поддержание в постоянной готовности к оперативному применению стационарных и полевых пунктов управления, повседневной деятельности управлений, отделов и служб, родов войск и специальных войск армии. И с этой задачей мы справлялись достаточно успешно.

Приятным сюрпризом для меня явилось назначение и прибытие в армию начальником штаба генерал-майора Ерёмина Андрея Васильевича, бывшего командира сахалинской 33 мотострелковой дивизии. Мне не приходилось непосредственно с ним общаться, так как назначение Ерёмина комдивом совпало с моими подвигами, порочащими моральный облик коммуниста и офицера, и ему, естественно не было никакого дела до морально неустойчивого помощника коменданта гарнизона. Между тем, Андрей Васильевич при знакомстве с отделами и службами армии дал понять, что узнал меня и даже поинтересовался моими семейными делами. Дома от Насти я узнал, что они с Ерёминым давно знакомы при решении на Сахалине производственных вопросов в интересах частей ерёминской дивизии. Вот такие повороты военной судьбы!

Было бы с моей стороны, по крайней мере, некорректным утверждать, что кроме службы меня ничего не интересовало. Как всякому нормальному мужику мне ничто человеческое было не чуждо. Я получил прекрасную двухкомнатную квартиру почти в центре Кишинёва, получил, можно сказать обманным путём. Всё дело в том, что во времена советского государства, стоящего одной ногой на пороге светлого будущего, то есть, обещанного нам незабвенным Никитой Сергеевичем коммунизма, а второй - на краю пропасти квартиры простому люду распределяли не по узаконенному метражу, а по количеству голов, намеревающихся проживать на предлагаемой жилой площади. Таким образом, нам с Настей полагалась однокомнатная квартира, что само по себе являлось парадоксом. Впрочем, картина осталась такой же и при потешном капитализме, при котором мы сейчас и живём. Так вот, для того чтобы жить по-человечески, мне пришлось пойти на некоторые ухищрения, что могло для меня иметь, мягко говоря, неприятные последствия. Настя приехала ко мне в сентябре 75-го, под новый год мы узаконили наши отношения, зарегистрировав брак и зажили, казалось бы, счастливой жизнью. Насте, по роду своей работы в военном трибунале, часто приходилось бывать в воинских частях, в одной из которых она познакомилась с врачом, моложавой дамой неопределённых лет. Людмила Николаевна, так звали врача, подтвердила справкой, что Настя на шестом месяце беременности, и эту справку я представил в соответствующую жилищную комиссию, что и послужило предоставлением нам двухкомнатной квартиры. Радости по этому поводу не было предела, раскаяния я не чувствовал. У нас в доме появились новые друзья, Настя по своей натуре была человеком контактным, со всеми находила общий язык, что постепенно приводило нас к драматической развязке. Особенно мы сблизились с молодой молдавской семьёй, живущими в нашем подъезде тремя этажами выше Глава семьи Юрий Яцко с женой Ольгой имели двух очаровательных дочерей тринадцати и шести лет от роду и мотороллер, на котором мы с Юркой частенько рассекали по городу или, как Юра называл эти поездки «экскурсиями по Европе». Яцек, так называли Юру друзья, родные и близкие, в том числе Ольга с дочерьми, служил в гарнизонном оркестре тромбонистом, но играл практически на всех музыкальных инструментах, имел два звания: первое и основное - старшина сверхсрочной службы и второе - заслуженный артист Молдавской ССР. Частенько, после второго-третьего стакана доброго молдавского вина я проникновенно ему признавался: «Я горжусь тобой, мой великий музыкальный кусок!» Как известно, словоопределение «кусок» являлся синонимом воинского звания сверхсрочнослужащего или прапорщика (мичмана). Яцек был очень большим любителем пропустить стаканчик-другой хорошего вина, да и красивыми молдавскими девушками не пренебрегал, впрочем и русских красавиц не оставлял без внимания, за что частенько был наказуем своей женой Олей. «Светлая тебе память, мой дорогой друг!» Чего греха таить: я частенько сопровождал его на различные увеселительные мероприятия, будь то торжество в оркестре, с половиной музыкантов которого я был на дружеской ноге, или в домашних условиях в кругу наших семей по поводу какого-нибудь государственного праздника или всенародных выборов в какой-нибудь совет, а то и в иных приятных во всех отношениях компаниях. С моими друзьями, «гражданами судьями» Толей Сиротой и Борисом Михайловым мы по-прежнему оставались близкими друзьями. Встречались не так часто как прежде, когда я работал в комендатуре и когда мы жили на съёмной квартире, но дни рождения отмечали всегда вместе на квартире виновника или виновницы торжества.

Осенью 78-го войска Одесского военного округа, органы управления, соединения и части армии подвергались инспекторской проверке главнокомандующим сухопутными войсками. Особое внимание планировалось направить на организацию управления войсками в ходе оперативно-тактической подготовки. Стало быть, учения нам было не избежать, скорее всего, это могло быть армейское командно-штабное учение на местности со средствами связи и привлечением ряда частей. Подготовка к проверке была организована по всем направлениям под непосредственным руководством командующего армией генерал-лейтенанта А. Д. Фомина (воинского звания генерал-лейтенант Анатолий Дмитриевич был удостоин ещё весной текущего года - Авт.) Замечу, что после инспекции генерала Фомина планировалось направить командующим 39 армией, которая формировалась на территории Монгольской Народной республики. Я тогда ещё не мог даже предположить, что менее чем через год я вновь буду иметь честь служить под началом этого замечательного человека и высокопрофессионального военачальника. Суровый и беспощадный к малейшим признакам разгильдяйства, не допускающий ни малейшего послабления в решении вопросов поддержания соединений и частей армии в постоянной боевой готовности, вопросах организации и проведения оперативно-тактической подготовки, постоянной работы по укреплению высокой воинской дисциплины. С несоответствующими этим требованиям командирами и начальниками на всех уровнях управления, командарм расставался безжалостно и беспощадно. На этой почве у Фомина с политическим отделом армии и начальником этого отдела нередко возникали трения, к которым Анатолий Дмитриевич относился достаточно спокойно, если не сказать равнодушно. Вместе с тем, Фомин крайне бережно относился к командирам всех степеней, ревностно и с большой ответственностью относящимся к исполнению своего воинского долга. Короче говоря, для нас операторов этот человек являлся объектом для подражания, и это при том, что этих операторов командующий при всей любви к ним, драл как сидоровых коз. Вот таким был первый суворовец-генерал Анатолий Дмитриевич Фомин, являющийся для нас примером во всём, прежде всего в понятии о чести русского офицера, и которому предстояло взять под командование одно из самых сложных оперативно-тактических объединений в советских вооружённых силах. Кто из нас в тот период времени мог даже подумать о том, что пройдёт чуть больше года и в вооружённых силах СССР появится 40 армия, соединения и части которой будут вести реальные боевые действия на территории Афганистана с огромными безвозвратными потерями.

Тщательная подготовка и высокая ответственность большинства офицеров управления армии способствовали тому, что в целом инспекторская проверка, венцом которой, как мы и предполагали, явилось командно-штабное учение с довольно-таки большим привлечением войск, в том числе призванного из запаса по мобилизационному развёртыванию, была сдана армией успешно.

Наступивший 1979 год стал для многих генералов и офицеров управления армии, отличающийся значительными событиями и поворотами в личной судьбе. Лично для меня этот год отмечен тремя этапами в военной службе. В оперативном отделе была введена новая должность старшего офицера - начальника воздушного пункта управления (ВзПУ). Должность по штатному расписанию приравнивается к воинскому званию «подполковник», и то что эта должность была предложена мне, стало для меня полной неожиданностью. Естественно, я с радостью согласился, толком не представляя себе, что такое ВзПУ. Вторым значительным событием я бы назвал присвоение мне очередного воинского звания «майор». Кстати, воинское звание «подполковник» было присвоено Андрею Довгуличу, моему наставнику и учителю. Так что отделение пунктов управления выросло в полном составе по одной звезде на каждого. И, наконец, третьим событием явилось предложение: в 1980 году убыть по замене к новому месту службы в управление 39 армии, то есть в Монголию. Во истину, пути Господни неисповедимы! Хотя, о каком Господе можно вести речь, если моё сердце продолжало жечь неугасимое пламя строителя коммунизма, а туда, как известно, Богу путь был заказан.

И всё же, всё же я всё чаще начинал ощущать в себе нарастающее понимание происходящего в вооружённых силах, и прежде всего в тех местах, в которых мне приходилось служить. Я уже вкратце упоминал о тех маленьких, только зарождающихся росточках сомнений, которые начинали мною овладевать ещё на Сахалине, в особенности того злопамятного времени, когда я возглавлял комсомольскую организацию мотострелкового полка. Речь, конечно, идёт о той роли политорганов, проводников линии КПСС в вооружённых силах, которую они проводили, по их же утверждению, в наведении порядка и укреплении советских вооружённых сил. С каждым годом я всё больше начинал понимать, что эти самые политорганы являются тормозом прежде всего для командного состава соединений и частей в наведении того самого порядка, о котором они так любят говорить и внушать всему личному составу вооружённых сил, что только они являются основной движущей силой в укреплении мощи советской армии и военно-морского флота. Именно эти ребята, когда произошли трагические события 27 декабря 1979 года - ввод советских войск в Афган, это чёрная дата в истории моего Отечества, дружно принялись насаждать в войсках линию КПСС и советского правительства, как единственно верное и мудрое решение, «помочь республике Афганистан в установлении демократического режима». Во что вылилась эта доктрина, созданная КПСС и её сатрапа в армии и на флоте - главным политическим управлением, не знает только младенец. То что вся земля России и бывших союзных республик усеяна могилами солдат и офицеров советской армии, вина прежде всего этой самой коммунистической партии, но осознать это в полной мере мне предстояло значительно позже. Сколько прекрасных людей в армии поплатились погонами и высокими должностями, не сможет сказать никто. Наверное первым, кто испытал на себе мудрое решение партии, стал наш Гена Павлов. Оператор от Бога, острый на язык, Геннадий не стесняясь резал в глаза правду-матку любому кто пытался унизить его достоинство. Павлов был беспартийным, что и послужило причиной тому, что Гена ходил в майорах, занимая должность по штату выше. И это я также хорошо усвоил: раз не связал себя партийными узами, ни о какой карьере даже не помышляй. Да разве смог бы я вылезти из того дерьма, в котором, как мне казалось, увяз надолго, если бы моё сердце не согревал профиль великого большевистского создателя и губителя цивилизации России? Короче, Геннадий Павлов, после своего заявления на военном совете армии о том, что он не собирается отдавать свою жизнь не зная и не понимая, во имя чего, был переведён на должность командира батальона в Бельцы, где в районе этого небольшого молдавского районного центра, дислоцировались части одного из соединений нашей армии. Имел неприятности и наш начальник отдела полковник Беньяш, которому ставили в вину, слабую работу по подбору кадров. На это Владимир Владимирович ответил очень коротко: «Мне нужны профессионалы, способные организовать и подготовить проведение военных операций и боевых действий, а не те, которые, кроме как языками чесать, ни на что более не способны». Круглому идиоту только было не понять, что и кого имел в виду главный оператор армии.

Чудом не лишился поста начальника Генерального штаба Вооружённых Сил Маршал Советского Союза Н. В. Огарков, когда накануне ввода войск в Афган он говорил, напутствуя аппарат советников: «Порядка в Афганистане бомбами и снарядами мы не наведём. Решать этот вопрос надо только политическими методами». Николай Васильевич, слава Богу, ещё более десяти лет оставался на своём посту, умело и с достоинством отбивая наскоки ЦК с главным управлением своих опричников (главного политического управления СА и ВМФ - Авт.)

Настя к моему предстоящему переводу по службе отнеслась на удивление более чем спокойно. Вот только как быть с учёбой? Этот вопрос особых проблем не вызывал. Придётся возвращаться в ВЮЗИ, что по нашему мнению и с одобрения наших друзей Михайловых и Сироты вариант являлся наиболее приемлемым. На этом и порешили. Осталось два года учёбы (четыре семестра), справимся.

Из Афганистана поступали всё более тревожные сведения: многочисленные потери в личном составе, явившиеся следствием низкой подготовки в организации и велении боевых действий в условиях горно-пустынной местности, слабая организация управления войсками - вот те, наиболее характерные стороны ситуации в Афгане, сложившейся в начальный период необъявленной войны, навязанная нашей Державе партийным и государственным руководством страны советов, а впереди ещё были долгие кровавые годы и тысячи цинковых гробов, поступающие к осиротевшим семьям во все уголки страны. Любой материал, поступающий к нам в штаб армии по линии министерства обороны, как правило, под грифом «совершенно секретно», впрочем как и другие партийные документы, вызывал у нас глубокий интерес. Впрочем, далеко не все материалы, касающиеся этой бойни, являлись доступными нам для глубокого изучения и использования опыта боевых действий в ходе оперативной подготовки генералов и офицеров управления армии, а так же боевой подготовки в соединениях, частях и подразделениях. Политработники армии, соединений и частей всячески препятствовали проникновению в офицерскую среду, я уже не говорю о рядовом и сержантском составе, информации об истинном положении вещей, складывавшихся в войсках ограниченного контингента в Афганистане. О любой информации, исходящей из стен управления армии, начальником политотдела назначалось чуть ли не партийное расследование. Попался и я как-то в сети ленинских бойцов. Не помню, при каких обстоятельствах, но на один из вопросов, касающихся продолжительности войны в Афгане, я взял и выдал фразу, запомнившуюся мне из воспоминаний одного из военачальников времён гражданской войны, не пользующегося особой популярностью в большевистских кругах: «Когда своих крепче чем чужих бить перестанем, тогда и войне конец». Это довольно-таки смелое высказывание немедленно стало достоянием нашего политсостава. Ограничились предупреждением. И на том спасибо, благодетели вы наши!

Весной 80-го мне в награду за безропотное согласие на замену в не самую благополучную страну предложили поехать подлечиться и отдохнуть в военный санаторий в легендарном городе Одессе. Отказываться было глупо, и я с удовольствием согласился. В Одессе размещался штаб военного округа с одноимённым названием. Я неоднократно бывал в штабе округа, но посмотреть на достопримечательности города, вдохнуть свежий морской воздух, насыщенный неповторимым запахом цветущих каштанов всё как-то не удавалось. И вот такая возможность мне, наконец, представилась. Санаторий размещался на окраине города, но добраться до его центра никаких проблем не вызывало. Разместили меня в номере, в котором проживал молодой майор, приехавший из центральной части России. Комната была просторной и уютной с видом на море, но с обязательным совдеповским сервисом (отсутствие горячей воды; на двоих один крючок в платяном шкафу и ряд других неудобств, которые особого раздражения у советских офицеров, привыкших к любым незатейливым условиям, не вызывали - Авт.) Смущал вот только внутренний распорядок, установленный руководством данного почтенного заведения. Из информации, полученной от Ивана, так звали моего товарища по отдыху, начальником санатория, он же главный врач, недавно был назначен политработник из политуправления Одесского военного округа, который имел отношение к медицине такое же как мы с Иваном к освоению космического пространства. Зато порядки этот, с позволения сказать, главный врач установил драконовские, сопоставимые разве что с казарменными. Подъём, утренняя физическая зарядка, медицинские процедуры, приём пищи (так и формулировалось это мероприятие на стенде, вывешенном в центральном фойе корпуса - Авт.), прогулки по городу (как это не указали обязательный состав групп не менее трёх человек с назначенным старшим, конечно же из числа политсостава - Авт.), личное время и отбой. И на каждом шагу: «…запрещается…», «…запрещается…» и ещё раз «…запрещается…) В общем, типичный военно-совдеповский маразм. Но нас с Иваном это нисколько не смущало. Ваня был компанейским парнем. Назначенный всего лишь месяц назад командиром батальона, мой новый товарищ предложил это дело отметить, что мы и сделали. Моя мамалыга, Ванины огурчики с капусткой, что ещё нужно для хорошего холостяцкого застолья! Короче, ужин пролетел над нами, как фанера над Парижем, о чём и было доведено до заведующего этим богоугодным заведением. Этот мерзавец отчитывал двух майоров как нашкодивших пацанов, не предложив даже присесть. Жгучее желание плюнуть в эту заплывшую жиром морду одолевало меня, но присутствие в кабинете очаровательного создания, явно предназначенного не только для исполнения секретарских обязанностей, удерживало от опрометчивого поступка. Всё-таки умеют политработники устраиваться и приспосабливаться, вот только я не встречал ещё ни одного строевого или штабного офицера, испытавшего чувство завести. Только откровенное презрение вызывали эти ребята, когда по приезде в части, они шли в первую очередь не в подразделение к личному составу или на полигон к стреляющему подразделению. Нет, эти нукеры компартии стройными рядами двигались в направление военторговских складов, где для них были заготовлены заветные пакеты. У многих из моих читателей может возникнуть естественный вопрос: «А сам-то ты не занимался этим, когда был на политработе?» Со всей ответственностью и с чистой совестью смею заметить, что ни разу не позволил себе воспользоваться этими, с позволения сказать, мерзкими и сомнительными привилегиями. Мне попросту не позволяла это делать моя честь офицера. Поверьте, друзья мои, это не пустые слова.

В целом, нахождение в санатории мне пошло на пользу. Укрепил своё здоровье, изучил и посетил памятные места этого прекрасного и неповторимого города (жаль, что не российского! - Авт.)

В середине июня мне было предписано убыть к новому месту службы в распоряжение командующего 39 армией.

Прощайте, мои дорогие, добрые друзья, мои милые красивые подружки-молдаванки. Прощай, цветущий край с твоими пышными садами и чистыми улицами.

Разве мог я тогда предположить, что пройдут годы и моя Молдавия станет Молдовой, чужим государством, так называемого ближнего зарубежья.

Впереди меня ждёт неизведанная страна и новый коллектив, в котором, глубоко убеждён, такие же хорошие и добрые люди, которые окружали меня до сих пор. А судьба органов управления, частей и подразделений 14 армии претерпела существенные изменения. Случилось всё гораздо проще, когда в СССР бесславно прекратила своё многолетнее существование КПСС, потерпевшая сокрушительное поражение в августе 1991 года, но ещё не случился октябрь 93-го, о нём я тоже буду рассказывать.

Исходя из многих информационных источников, геополитические интересы всегда были на первом месте для крупнейших мировых держав. Все крупные их решения диктовались именно этими интересами. И образование Ставки Юго-Западного направления именно в Кишинёве - из того же ряда.

С 1956 года в Кишинёве размещался штаб 14 гвардейской армии, тогда же расквартированной в Молдавии. Её части включали в себя авиацию, мотопехотные, артиллерийские и танковые части, дислоцированные в Молдавии и Украине. Потому в отличие от других столиц некоторых других бывших союзных республик (например, Тбилиси), где размещались штабы военных округов, значение Кишинёва с военной точки зрения было не очень значительным. Однако всё изменилось в 80-е годы.

После прихода в 1980 году к власти Р. Рейгана риторика США в отношении СССР обретала всё более резкий и воинственный характер. В Европе, с согласия стран НАТО, началось размещение американских ракет, которые должны были охранять их от возможного нападения со стороны СССР и его союзников. В ответ в СССР стали разрабатываться операции по нанесению превентивного удара по странам НАТО в случае ядерного нападения.

Ситуация ещё более накалилась после того, как в 1983 году странам Организации Варшавского Договора (ОВД) было предложено подписать мобилизационный план, предполагавший переход руководства этой организацией в руки Москвы. В плане ставилась задача оперативного и стратегического управления вооружёнными силами СССР на балканском направлении в случае обострения политической и военной обстановки. В соответствии с ним решением политбюро ЦК КПСС в Кишинёве в 1983-84 годах была создана структура военного времени - Ставка Юго-Западного направления советских войск. В зону её ответственности входил южный фланг НАТО - помимо Балкан, также Турция, Италия и Средиземное море, где базировался 6-й военно-морской флот главного противника СССР - США.

Размещалась Ставка поначалу в местах дислокации штаба 14 армии. Затем в районе телецентра было развёрнуто гигантское строительство целого военного городка для штаба Юго-Западного направления. Первым главнокомандующим этой ставки был Герой Советского Союза генерал армии Герасимов Иван Александрович.

Так как по тактическим и стратегическим соображениям нельзя было размещать в одном и том же месте управление вооружёнными силами и оперативное управление частями, было принято решение передислоцировать штаб 14 армии в город Тирасполь.

Командующий 14 гвардейской общевойсковой армией генерал-лейтенант Г. И. Яковлев, как и многие подчинённые ему офицеры, тяжело переживал распад Советского Союза и сочувствовал целям защиты русского и славянского населения, проживающего на территории Молдавии, жизненные интересы которого грубо попирались новым националистическим правительством Молдовы, пришедшим к власти благодаря попустительству со стороны советской и коммунистической верхушки рухнувшего Советского Союза. Сознавая глубокую неприязнь к себе со стороны значительной части населения, в опасении за выгодные для себя результаты передела власти и уже идущего стремительным ходом передела собственности, новая правящая клика республики Молдова (РМ) приняла авантюристический курс на быстрое «воссоединение» с Румынией. Внутримолдавский конфликт всё более разгорался благодаря тому, что часть молдаван, самоидентифицирующих и ощущающих себя молдаванами, а не румынами, отшатнулась от националистических вождей на сторону оппозиции. В то же время кишинёвские власти не собирались идти ни на какие компромиссы, беспрерывно ужесточая свою позицию, не гнушаясь несоразмерным применением насилия, откровенными ложью и провокациями. Первая кровь в Молдавии пролилась ещё в 1990 году, то есть за год до августовского путча в Москве.

К осени 1991 года, находящиеся в подчинении Г. И. Яковлева органы управления и части 14 армии, попали в тяжёлое положение, оказавшись после распада СССР в окружении независимых государств на территории самопровозглашённой Приднестровской республики. 14 ноября РМ объявила своей собственностью военные городки, базы, вооружение и технику, средства передвижения и управления, а также другое имущество, принадлежащее частям Советской армии, дислоцирующихся на территории республики. В декабре 14 армия была отключена от системы оповещения вооружёнными силами СССР. Чтобы хоть как-то приткнуть армию, Горбачёв включил её в состав мифических объединённых вооружённых сил СНГ.

Тем временем, Молдова всё активнее претендовала на вооружение и технику, материально-технические запасы армии. Не могло быть сомнения в том, что попади это оружие в распоряжение националистических политиков Кишинёва, оно сразу же будет использовано ими для силового разрешения приднестровского и гагаузского конфликтов.

С ноября 1991 года армейская разведка располагала сведениями о начавшихся поставках в Молдову румынского вооружения. Вскоре эти сведения получили фактическое подтверждение: 7 декабря на приграничном с Румынией контрольно-пропускном пункте Унгены пограничники задержали шесть «КАМАЗов» в сопровождении сотрудников МВД Молдовы с румынским автоматическим оружием с боеприпасами, скрытыми военным обмундированием. Министр национальной безопасности РМ Плугару заявил, что «это ложь, в кузове одного грузовика находилось лишь учебное оружие». В это же время молдавской стороной была попытка вывезти оружие со склада в селе Глинное левобережного Григориопольского района, ранее принадлежавшее воинским частям МВД СССР. Подразделение Григориопольского ополчения это оружие перехватило. Не трудно догадаться, против кого это оружие через некоторое время было направлено.

Ни Россия, ни Украина не собирались вмешиваться в опасные политические процессы в Молдове. В этих условиях укрепление Приднестровской Молдавской республики (ПМР) виделось единственной возможностью «связать руки» кишинёвским национал-радикалам и усадить их за стол переговоров. При этом независимость Молдовы не оспаривалась, речь шла лишь о необходимости противостоять силовым попыткам Кишинёва в решении внутриполитических проблем и предотвратить поглощение Молдовы Румынией. В этих целях 3 декабря 1991 года генерал Яковлев даёт согласие на назначение его начальником республиканского управления обороны и безопасности, оставляя за собой командование 14 армией. Тогда же по его распоряжению местным приднестровским властям были переданы около полутысячи автоматов, ранее принадлежавших управлению КГБ СССР по Молдавской ССР и переданных на хранение частям 14 армии. По приказу командующего организационно-мобилизационным отделом штаба армии совместно с отделами и службами родов войск и служб армии было разработано штатное расписание для вооружённых сил ПМР.

5 декабря этого же года президентом ПМР Смирновым был издан указ «О подчинённости органов управления и частей, дислоцированных на территории Приднестровской Молдавской Республики», который открыл возможность перехода военнослужащих 14 армии под юрисдикцию ПМР.

Естественно, эти действия были резко восприняты молдавской стороной. Уже 6 декабря руководство Молдовы направило обращение в Организацию Объединённых наций следующего содержания: «Независимость и целостность республики Молдова, безопасность и даже жизнь её граждан - в опасности! 14 армия Одесского военного округа Министерства обороны СССР под командованием генерал-лейтенанта Г. И. Яковлева, поддерживая провоенные реакционные сепаратистские силы левобережных районов Днестра, с молчаливого согласия центральных властей СССР, в том числе Министерства обороны, начала открытую агрессию против республики Молдова, оккупировав районы и города Григориополь, Дубэсарь, Слобозия, Тирасполь, Рыбница, распределяя сотни единиц оружия экстремистским элементам, в том числе уголовным преступникам, образуя по указанию командующего Одесским военным округом генерал-полковником И. С. Морозова ударные отряды типа РОСМ, МТО, батальон «Днестр». После перехода 3 декабря 1991 года командующего 14-й армией Одесского военного округа генерал-лейтенанта Г. И. Яковлева в подчинение сепаратистских сил Приднестровья военные и полувоенные отряды сепаратистов и подразделения Советской армии приступили к оккупации населённых пунктов левобережья Днестра. Руководство Республики Молдова в последние два года неоднократно обращалось к органам государственной власти СССР с требованием положить конец действиям, подрывающим суверенитет и территориальную целостность Республики Молдова и угрожающим миру и стабильности в данной зоне. Эффективные меры этими органами государственной власти не были приняты. Наоборот, с молчаливого согласия центральных структур государственной власти СССР, в том числе Министерства обороны стали возможны и действия последних дней, которые означают начало военно-политического путча фашистского толка направленного против Республики Молдова. Это может привести к трагическим последствиям для всего региона и затронуть интересы соседних государств. Считаем необходимым и просим направить в Республику Молдова постоянных наблюдателей Совета Безопасности ООН и представителей других международных органов.

Президент Республики Молдова Мирча СНЕГУР, Председатель Парламента Республики Молдова Александру МОШАНУ, Премьер-министр Республики Молдова Валериу МУРАВСКИ, г. Кишинёв, 6 декабря 1991 г.» (Стиль и орфография сохранены - Авт.)

11 декабря две воинские части в Тирасполе (115 отдельный инженерно-сапёрный батальон и 176 мотострелковый полк 59 мотострелковой дивизии), а так же военный гарнизон Дубоссар (237 инженерно-сапёрная бригада) заявили о своей готовности перейти под юрисдикцию ПМР.

12 декабря генерала Яковлева вызвали в Москву в Министерство обороны и потребовали объяснить, как он оказался на должности руководителя военного ведомства ПМР. После «объяснения» его сняли с должности командующего армией. Прибывший в Тирасполь главнокомандующий сухопутными войсками В. Семёнов восстановил Яковлева. 15 января 1992 года в Тирасполь прибывает заместитель министра обороны России генерал-полковник Борис Громов с новым командующим 14 армией генерал-майором Ю. М. Неткачевым, а генерал-лейтенант Г. И. Яковлев, грамотный, волевой военачальник, много сил и энергии отдавший сохранению стабильности и боеспособности частей 14 армии в этот период, полный драматизма, был уволен из вооружённых сил.

В отличие от своего предшественника Неткачев избрал позицию нейтралитета и минимальных личных рисков, которая неизбежно вела к его отдалению от работы с представителями нелегитимной ПМР и сотрудничеству с властями республики Молдова. При этом Неткачев не мог не понимать опасности агрессивного курса новых правителей Молдовы, не чувствовать настроение народа Приднестровья, и был вынужден делать жесты в сторону ПМР. Практически он занял ту половинчатую и нерешительную позицию, которая, в конечном итоге, позволила разжечь конфликт.

15 февраля 1992 года президент Молдовы Снегур издал указ о передаче комплекса зданий и сооружений главного командования войсками Юго-Западного направления министерству обороны Молдовы. Затем Кишинёв представил в Москву список частей и объектов бывшей Советской армии, которые немедленно должны были отойти молдавской стороне.

1 марта вновь накалилась обстановка в г. Дубоссары. В результате столкновений, подчинённой Кишинёву полиции с местным населением, гвардейцами ПМР и казаками был разоружен районный отдел полиции.

2 марта отряд полиции особого назначения республики Молдова, переодевшись в гражданскую одежду, перешёл по льду через водохранилище Дубоссарской ГЭС, захватил полк гражданской обороны в селе Кочиеры. В заложниках оказались офицеры полка и их семьи. Полк официально находился в составе частей 14 армии, а подчинялся вооружённым силам СНГ. Командующий армией Неткачев категорически отказался вмешиваться в этот конфликт, тем самым проявив малодушие и слабость своего характера. Он послал туда «разбираться» начальника штаба армии генерал-майора Ситникова, начальника разведки армии полковника Харламова и помощника по воспитательной работе (так тогда стали называться свергнутые начальники политических органов - Авт.) полковника Баранова. Опоновцы продержали их под обстрелом полтора часа, не став даже с ними разговаривать. На вооружённую защиту офицеров полка и их семей выступили не части 14 армии, а батальон гвардии ПМР во главе с майором Воронковым. Во время этого боя он и ещё три гвардейца (прапорщик Толстенко, сержант Титовский и рядовой Шинков) погибли. Светлая им память. 21 человек были ранены, но семьи офицеров и прапорщиков Российской армии были освобождены и вывезены из военного городка.

6 марта южнее Дубоссар, в районе сёл Пырыта, Кошница, Погребы, Дороцкое начались перестрелки между силами полиции особого назначения и гвардейцами ПМР. К 8 марта силы полиции угрожали перерезать автодорогу Тирасполь-Рыбница и расчленить территорию ПМР на двое.

14 марта приднестровцы захватывают оружие парканского батальона радиоэлектронной борьбы. При этом генерал Неткачев занял ту половинчатую позицию невмешательства, которая, в конечном итоге позволила развязать вооружённый конфликт. Попросту говоря, этот генерал проявил элементарную трусость, за которую в годы Великой Отечественной войны, в особенности в начальный её период, таких, с позволения сказать, «полководцев» что делали? Правильно, ставили к стенке.

16 марта на территории Украины на трассе Тирасполь-Одесса спецслужбами Молдовы был захвачен бывший командующий 14 армией генерал Яковлев. 19 марта Молдова официально признала факт его похищения. 20 марта генерала Яковлева обменяли на 27 полицейских, которых захватили казаки в городе Дубоссары в ночь с 1 на 2 марта.

18 марта на территории Молдовы в городе Бельцы было совершено вооружённое нападение на 179 ракетную бригаду. В ходе завязавшейся перестрелки один военнослужащий бригады был ранен, но нападение было отбито.

В этой накалённой до предела обстановке 20 марта главнокомандующий вооружёнными силами СНГ маршал Шапошников и председатель молдавского правительства Муравски подписали официальное соглашение о передаче республике Молдова всех воинских частей, находящихся на правом берегу реки Днестр. С этого момента официально началась срочная передача вооружения и техники, которая находилась на правом берегу для вновь формируемой молдавской армии. Многие офицеры понимали, что вся эта возня с передачей неизбежно закончится войной. Поэтому в марте 92-го группой офицеров управления ракетных войск и артиллерии (РВ и А) сухопутных войск при помощи командиров 4 армейского артиллерийского полка подполковника В. В. Скамьина и 803 армейского реактивного полка подполковника Воротило из Унген вертолётом были вывезены пульты управления огнём для реактивных систем залпового огня (РСЗО) «Ураган» и ударные механизмы для 152-мм орудий. Эти и другие аналогичные действия преданных своему воинскому долгу и чести русских офицеров несколько отодвинули начало крупномасштабного вооружённого конфликта.