Ироническая форма возмущения упадком общественной морали: "О времена! О нравы!"

Заместитель Евгения Владимировича Жуковского полковник Червяков Александр Васильевич в оперативном отношении особо не блистал, больше предпочитал руководить и контролировать Иногда складывалось такое впечатление, что работа оператора Александру Васильевичу была несколько в тягость, поэтому мы его держали в отделе бессменным секретарём партийной организации. Зато скупостью Червяков отличался неимоверной. У нас весь отдел был курящим. Сигаретами нас снабжал военторг из Союза, причём самыми популярными сигаретами являлись «Столичные», «Ява» и болгарские «БТ» и «ТУ-134», довольно-таки дорогие, но вполне приемлемые относительно семейных бюджетов. Червяков, наверное, в целях экономии, предпочитал халявные «Охотничьи» без фильтра, которые прапорщики ежемесячно получали на поёк, эти сигареты мы называли «Смерть прапорщику». Сигареты так себе, чуть послабее махорочных (были в те времена и такие - Авт.) Так у Александра Васильевича все ящики стола были ими забиты, хотя офицерам на паёк сигареты не полагались. Но наш зам всё-таки предпочитал нормальные сигареты, поэтому он у нас прославился отчаянным стрелком. «Дай закурить» - это был его обычный приём общения. В конце концов, офицерам отдела это осточертело и по негласной договорённости мы стали носить при себе по две пачки: правый карман - свои, левый - махорочные для Червякова. Говорят, когда Жуковский об этом узнал, долго не мог успокоиться от душившего его смеха.

Что касается второго заместителя начальника отдела - это была полная противоположность Червякову. Полковник Юрий Григорьевич Сторожко был оператором от Бога. По своему профессиональному мастерству оператора Юрий Григорьевич уступал, пожалуй, только Жуковскому. И хотя Сторожко согласно штатному расписанию являлся замом по пунктам управления, решением начальника штаба армии кураторами работы отделений стали: Сторожко - первого и второго, Червяков - третьего, плюс военно-научная работа. Юрия Григорьевича отличали такие черты характера, как умеренная строгость, доброта, чувство прекрасного, желание сделать всем приятное, крайне негативное отношенин к проявлениям унижения человеческого достоинства. Ничто человеческое ему было не чуждо, поэтому он всегда был для нас желанным участником на всех мероприятиях, начиная с утреннего футбола по выходным и заканчивая различного характера вечеринками. Но во время работы и особенно на учениях и тренировках Юрий Григорьевич был кремень. В общем, Сторожко мы любили не меньше чем Жуковского.

Буквально через пару недель мне пришлось выехать в составе комплексной комиссии управления армии в 12 мотострелковую дивизию, дислоцированную в районе города Боганур, расположенного в 120 верстах северо-западнее Улан-Батора. Ехали по хорошо накатанной дороге по одной из многочисленных степей Монголии. Одна из особенностей транспортной инфраструктуры этого государства - можно ехать, куда глаза глядят. Это имело свои определённые положительные стороны с точки зрения оборудования театра военных действий. Ещё одна из «многих прелестей» этого благодатного края - это песчаные бури. Должен вам заметить, ощущение постоянного скрежета на зубах не очень приятное. Часа через три довольно-таки резвой езды мы достигли окраин этого самого Боганура, небольшого, довольно чистого городка, строительство которого осуществляли граждане Советского Союза, или как их здесь называли, «советские специалисты». Впрочем, всё что не возводилось в этом государстве, с целью максимально приблизить наследников Сухэ-Батора и Чойбалсана на уровень современной цивилизации сделано руками и техникой заботливого Советского государства. Как и аппарат военных советников, советские специалисты жили здесь неплохо, во всяком случае в условиях, несопоставимых с жалким существованием в современной России из среднеазиатских и других иностранных государств, так называемого ближнего зарубежья, гастарбайтерами и гастарбайтершами. Достаточно сказать, что советские спецы жили в благоустроенных квартирах, заработок их составлял за весь пятилетний период их здесь пребывания сумму в размере, позволяющим приобрести недорогой автомобиль, а то и квартиру, хотя знавал я одного спеца с Украины, пожелавшего купить у себя на Родине загородный дом. Чуть не посадили беднягу!

Но продолжим наше путешествие к месту назначения. Минут пятнадцать езды от Боганура моему взору открылась, как мне показалось, удручающая картина. Сквозь песчаную завесу, куда не кинь взор, стоял палаточный, нет, не городок, а самый, что ни наесть палаточный посёлок, предназначенный для жизнедеятельности и постоянной готовности к выполнению боевых задач, полнокровной, то есть развёрнутой до штатов военного времени, мотострелковой дивизии. Я когда всё это увидел, мне страшно захотелось вернуться в Кишинёв или, на худой конец, на Сахалин. Мои коллеги-офицеры, с которыми предстояло работать здесь в течение двух недель, видя моё, мягко говоря замешательство, несколько меня успокоили, пообещав, что через пару дней я буду себя здесь чувствовать как дома. И они оказались правы. Русский человек, тем более молодой здоровый мужик, быстро привыкает к любой обстановке в различной ситуации. И потом железный принцип, вбитый в головы и неокрепшие умы - «надо!» позволял мне с честью и, как говориться, достоинством преодолевать все трудности и лишения. Мои функции в ходе этой работы сводились к проверке наличия документов в штабе дивизии, определяющих состояние боевой готовности частей и подразделений 12 мотострелковой дивизии, а так же программы подготовки офицерского состава. Я понимал, что назначение меня в состав этой комиссии было продиктовано ознакомительными функциями с положением дел по линии оперативного отдела штаба армии. Глубину содержания проверяемых документов я просто-напросто не знал, и в ходе проверки внимательно старался вникнуть и изучить все материалы, направленные на проведение мероприятий по поддержанию дивизии в постоянной боевой готовности и переводу частей в высшие степени готовности в случае возникновения реальной военной угрозы.

Местность, на которой размещались штабы и части дивизии по своей площади можно было сравнить с территорией небольшого города. Куда не кинь взор, везде палатки, в которых живут, мужественно преодолевая трудности, наши советские солдаты и офицеры, в большинстве своём с семьями. Не проникнуться к ним уважением за их терпение и мужество, ну никак было невозможно. Между тем, для дивизии уже полным ходом шло строительство жилых и служебных зданий, прокладка коммуникаций, возводимых силами и средствами военно-строительных частей. Условия погоды позволяли вести работы круглосуточно, и к зиме планировалось возвести дома для штаба дивизии и офицерского состава и их семей.

Из пяти дивизий (трёх мотострелковых и двух танковых) только две: 41 мотострелковая с частями, дислоцирующимися в приграничных с Китаем районах и 51 танковая, относительно благоустроенная и дислоцирована в северо-западных районах Монголии. В составе армии имелась ещё 91 мотострелковая дивизия, находящаяся в стадии окончательного формирования и боевого слаживания. Про отдельные армейские соединения и части я упоминать не буду, так как, по прошествии многих лет, многие эпизоды моей жизни и службы в МНР просто выветрились из памяти.

Мои товарищи оказались правы, утверждая, что через несколько дней я буду чувствовать здесь себя как дома. У меня даже появились новые друзья, с одним из которых мы служили на Сахалине. Не чурался я и знакомствами с представительницами женских профессий, постоянно помня о том жестоком уроке, который я получил, проходя службу на острове. По окончании работы армейской комиссии я почерпнул для себя очень много полезного, что могло пригодиться для дальнейшей работы в оперативном отделе. С возвращением в Улан-Батор я получил первую свою зарплату, или выражаясь военным языком денежное содержание. С разрешения начальника отдела я организовал в «России» званный ужин для своих офицеров, проще говоря - «проставу» в честь моего вливания в коллектив. Никто не возражал против участия Эдуарда, пожелавшего одновременно со мной устроить «отвальную». Эдика провожали, можно сказать, по высшему разряду. На память ему подарили кассетный магнитофон, только ещё появляющего в продаже (пришлось прибегнуть к помощи одного хорошего человека из политотдела - Авт.). Много проникновенных слов уважения и благодарности пришлось выслушать моему сменяемому офицеру. Ещё бы! Эдуард прибыл в Монголию в составе оперативной группы 39 армии, возглавляемой командующим армией генерал-лейтенантом Фоминым Анатолием Дмитриевичем. Моим командующим! Вся тяжесть того титанического труда, громадная ответственность за формирование армии, подготовка местности для дислокации соединений и частей легли на плечи оперативной группы. Всё происходило под непрерывным ожиданием провокаций со стороны китайских «товарищей» - это было ещё не самое тяжёлое в работе генералов и офицеров оперативной группы. Несомненно, большую помощь в формировании армии оказывали представители управления Забайкальского военного округа, в состав которого входила наша армия, а также управлений, служб и ведомств Министерства обороны и Генерального штаба вооружённых сил СССР и Монгольской народной армии. Эдуард рассказывал, как определяли места для размещения и дислокации органов управления, соединений и частей армии: Для того, чтобы определить территорию для расположения управления армии, пришлось не один раз объездить вокруг Улан-Батора. Только с третьего раза окончательно было утверждено место для размещения управления. И так для каждой из пяти мотострелковых и танковых дивизий, а также армейского комплекта соединений и частей. Воткнёт представитель генштаба в песок колышек и со словами «Здесь быть штабу 41 мотострелковой дивизии!», продолжали путь до предполагаемого очередного района дислокации соединения или части. Несколько проще было с армейской авиацией. Условия равнинной местности без особого труда позволяли определиться с аэродромами базирования авиационных частей. К сожалению, мне не известна дальнейшая судьба Анатолия Дмитриевича и многих офицеров, работающих с ним по формированию прославленной армии, но то, что было сделано ими навсегда останется в моей памяти и памяти тех ребят с которыми мне пришлось пройти нелёгкий пятилетний период в моей жизни.

Весной 81-го года оперативный отдел во взаимодействии с другими структурными подразделениями управления армии, оперативным управлением Генерального штаба Монгольской народной армии (МНА) приступил к подготовке двустороннего дивизионного тактического учения с 41 мотострелковой, 51 танковой дивизиями и одним из соединений МНА под руководством командующего 39 армией. Учение такого масштаба в армии проводилось впервые, следовательно, и внимание к его подготовке и проведению уделялось соответствующее. Разумеется, охотничков из вышестоящих штабов поучаствовать в этом мероприятии нашлось немало, в особенности на этапе его подготовительной части, когда на складах военторга можно было поживиться всем, чем Бог послал и чего в стране советов днём с огнём не сыщешь. Разумеется, самым многочисленным десантом были политорганы как из округа, так и из ставки Забайкальского стратегического направления (были в те годы в советских вооружённых силах и такие воинские оперативно-стратегические формирования - Авт.) а по совместительству - проверка и подготовка морально-боевого и политического состояния личного состава.

Вячеслав Жилко и я, то есть отделение оперативной подготовки и информации в полном составе, были включены в состав штаба руководства учением в создаваемую группу разбора. Слава брал на себя самую ответственную часть - разработку текстовой части разбора. Впоследствии, когда мне пришлось заниматься этим самостоятельно при проведении менее масштабных мероприятий, я смог убедиться, насколько трудоёмкая и ответственная работа готовить разбор учения, но у меня, слава Богу, и учителя были классные.

Учение прошло, как тогда говорили, «на высоком идейном и политическом уровне». Высокую оценку подготовке и проведению учения дали представители Генеральных штабов обеих стран Здесь я должен сделать небольшое отступление и остановиться на работе офицеров оперативного отделения нашего отдела. Начальником отделения был Виктор Емельянов, прибывший в Монголию по замене годом раньше меня. Одной из главных задач отделения Емельянова, помимо множества задач, стоящих перед штабом армии в повседневной деятельности, являлась разработка дивизионных учений. И с этой задачей Виктор со своими офицерами справлялся весьма успешно, чему не стало исключением и прошедшее двустороннее совместное дивизионное тактическое учение. К сожалению, я не могу сегодня припомнить имена всех офицеров, но то, что все они заслуживают оценки и высокого профессионального мастерства, это было очевидно. Справились и мы с Вячеславом Вячеславовичем со своей задачей, - подготовили объёмный и содержательный разбор, дав объективную оценку всем участникам учения. Вместе с тем, в разборе было отмечено недостаточно эффективное управление командованием всех трёх соединений при подготовке и ведении боевых действий своих частей на широком фронте оборонительного боя, слабая подготовка механиков-водителей танковых частей при совершении продолжительных маршей в условиях пустынной и пересечённой местности при ограниченной видимости, в особенности с наступлением тёмного времени суток. Эти и ряд других недостатков показали, что работа по совершенствованию профессиональной подготовки офицеров, организация управления войсками на всех уровнях, начиная с командира отделения (экипажа, расчёта) до командира дивизии, должна проводиться непрерывно, всеми средствами добиваясь желаемого результата. На этом учении со мной произошёл большой казус, который мог стоить мне многого, и который послужил поводом для более тесного знакомства с политическим отделом армии и особистами. При сборе материалов и информации для разбора учения мне часто приходилось выезжать непосредственно в войска. На одном из этапов учения я получил приказ от начальника штаба руководства генерала Калинина доставить на командный пункт противоположной стороны, то есть 41 мсд, ряд документов по учению и собрать необходимую информацию.

Командный пункт дивизии, по учению занимавший район обороны в 1-м эшелоне армейской оборонительной операции на удалении от государственной границе с Китаем порядка 150-180 км. (При том, что отношения с Китаем были далеко не безоблачными, о всех мероприятиях оперативной и боевой подготовки, особенно с боевой стрельбой, китайские «товарищи» всегда заблаговременно оповещались по соответствующим каналам, что никогда не делало китайское руководство - Авт.). Ехать нужно было вёрст сто пятьдесят, да ещё ночью. Для моего сопровождения мне выделяли офицера Генштаба МНА. Но от «этого братца по оружию» исходил такой смрад от немереного употребления монгольской водки «Архи», вроде нашей палёной «Столичной», (да простят меня мои читатели за столь пикантную интимную подробность - Авт), что я наотрез отказался с ним ехать. Начальник штаба со мной согласился. Ориентировался я на местности Монголии не плохо, а очень плохо. В конце концов решено было направить меня в сопровождении офицера политотдела. Как позже выяснилось эти ребята были способны только дань собирать в подчинённых частях и ошиваться на складах военторга. В кромешной тьме мы мчались по накатанным дорогам в сторону границы. Хорошо было в этом плане в Молдавии: местность полна ориентирами, чётко обозначенными на картах, на худой конец, можно было прибегнуть к помощи местного населения. Здесь же на протяжении всего нашего путешествия не попалось ни одной машины, ни одного населённого пункта, перед глазами подсвеченная фонариком карта в жёлтом цвете, обозначающим пустынную местность, да дорога в свете фар УАЗа. Вот были времена! Ни мобильной связи, ни хороших раций - этого тогда не было и в помине. Часа через четыре нашего бесплодного путешествия на горизонте замаячили огни. Окрылённые, как нам казалось, достигнутой цели, мы, увеличив скорость движения, ещё через некоторое время упёрлись в полосатый шлагбаум.

На хорошо освещённой местности перед нами возникла фигура монгольского пограничника. Предъявив «цирику» документы и поинтересовавшись месторасположением командного пункта искомой нами дивизии, мы с ужасом узнали, что перед нами китайский населённый пункт. В душе я проклинал позади сидящего «коммунистического Сусанина», а заодно с ним и себя, великого оператора всех времён и народов. По рации, к счастью имеющуюся на погранпосту, мы сообщили в штаб руководства о своём местонахождении. Не хотелось думать, что меня могло ожидать при возвращении из этой одиссеи, но то что благодарностей не будет, это было совершенно очевидно. Получив распоряжение найти этот чёртов командный пункт (хотя, почему «чёртов»?) с трудом разобрав лопотанья наших братьев, мы добрались до места назначения. О нашей «прогулке» на КП дивизии уже знали, комдив уже собирался высылать за нами поисковую группу. Разобравшись с документами, по настоятельной просьбе политработника позавтракав, с наступлением рассвета мы ринулись в обратный путь, на который затратили всего полтора часа.

В штабе руководства нас встречали как героев-папанинцев, только с точностью наоборот. Первыми меня взяли в оборот политбойцы во главе с их рыжим начальником политотдела генералом Тарасовым, к ним активно подключились другие бойцы, уже невидимого фронта. Вопрос, полный идиотизма, что у одних, что у других, сводился к одному: с какой целью я стремился пересечь государственную границу. Ну прямо, как в подвалах на Лубянке. Не помню, что я им отвечал, скорее всего ничего вразумительного. На моё счастье в процесс импровизированного допроса вмешался командующий армией генерал Фомин. Ни слова не говоря, он приказал мне следовать за ним. Коротко поговорив со мной на повышенных тонах и на лексиконе, не поддающемуся описанию, Анатолий Дмитриевич, несколько успокоившись, распорядился заниматься своими делами, попутно и доверительно сообщив, что сам после приезда в Монголию отправился знакомиться с войсками и местами дислокации соединений и частей на машине, а не вертолётом, как настоятельно ему рекомендовали подчинённые, прихватив с собой одного оператора и офицера-связиста с радиостанцией. Полдня добирался от одной точки до другой, о чём мне доверительно поведал сам Фомин, на прощанье отпустив ещё пару ласковых. Думаю, что всё обошлось сравнительно благополучно для меня по причине присутствия в моём экипаже политработника. Хоть здесь принесли определённую пользу. Особый отдел разбирался более тщательно, но, учитывая моё непродолжительное пребывание в должности и отсутствие опыта ориентирования ночью в условиях пустынной местности, меня оставили в покое.

Так проходили день за днём, месяц за месяцем, год за годом. Худо-бедно я освоил новую для себя работу. Научился неплохо разбираться в ориентирах на местности, Щёлкал как орехи штабные тренировки с управлением армии. К любому вопросу работы оператора я подходил вдумчиво и старался выполнять свою работу, как учил нас Жуковский, - «честно». Но в семье шло, мягко говоря, не всё гладко. Основной причиной семейного неблагополучия являлось Настино пристрастие к спиртному. Не уверен, что делаю правильно, упоминая об этом. Насти давно уже нет в живых, зачем ворошить прошлое, но без прошлого не может быть будущего. Это истина, и с ней нельзя было не считаться. Да к тому же в большей степени в Настиной беде повинен был я. Частые встречи сослуживцев по любому поводу, чаще всего в нашей квартире, наиболее просторной по сравнению с жилой площадью моих однополчан, гостеприимная и приветливая хозяйка, внимательно следившая за тем, чтобы рюмки не пустовали, не забывая и себя, - всё это не могло не способствовать всё более усилившему желанию наполнять эти рюмки горячительными напитками. Однажды разразился грандиозный скандал, причиной которому явилась Настина чрезмерная общительность. Возвратившись поздним вечером со службы домой, я застал в квартире, окутанной густым табачным дымом с явно ощущаемым запахом сигарет «Смерть прапорщику», тёплую компанию в составе трёх прапоров и находящуюся в сильном подпитии Настю. Не обращая на меня никакого внимания, весёлая компания продолжала праздновать, как оказалось, день рождения одного из помощников офицеров, как оказалось, нашего соседа по Кишинёву прапорщика Толи Березовского, удачно устроившегося начальником одного из складов военторга. Толя вылетел из квартиры первым, увлекая за собой своих и Настиных собутыльников. Затем случился, как в таких случаях бывает, скандал, который я и затеял. Нужно отдать должное Березовскому, на следующий день он пришёл ко мне на работу извиняться с бутылкой хорошего коньяка. Коньяк оказался кстати, так как в этот день мы отмечали день рождения Володи Степаненко, ему я и преподнёс коньяк в качестве подарка. Со Степаненко и ещё одним нашим офицером по пунктам управления Колей Кольцовым военная судьба меня сведёт в Калининграде, но об этом позже. Что касается домашнего происшествия, то о нём через один день прознали в политотделе и, собираясь устроить мне выволочку, наткнулись на отчаянное сопротивление с моей стороны. «Вы, ребята, лучше за собой следите, а в мою жизнь свои марксистско-ленинские носы не суйте, да заодно за своими высокоидейными начальничками приглядывайте» - примерно такой ответ был этим идейным борцам за светлое будущее. Упомянув «начальничков», я имел ввиду разразившийся скандал случившийся из-за высокого морального облика начальника политотдела армии генерала Тарасова, или в простонародье - «рыжего Бори». Да-да, того самого, который чуть не припаял мне измену Родине. Так вот, рыжий Боря на всём протяжении своего пребывания в славной 39 армии, возглавлял отдел опричников главного политического управления СА и ВМФ, то есть политический отдел. Безжалостно карая офицеров-коммунистов за малейшие отступления от морального кодекса строителя коммунизма, не считал для себя зазорным поддерживать интимную связь с заведующей библиотекой гарнизонного дома офицеров, миловидной дамой, прибывшей в Монголию на заработки по контракту. Незадолго до отъезда в СССР, рыжий Боря узнаёт о грядущем прибавлении семейства при наличии легитимной семьи. Узнав об этом незавидном для себя казусе, Тарасов попытался всучить дамочке определённую сумму денег, при этом пообещав работнице культуры квартиру в Чите, откуда его подруга и приехала. Деньги приняты не были, а оказались на столе у командующего в то время армией генерала Бурлакова Матвея Прокопьевича (небезызвестного последнего главнокомандующего Западной группой войск, впоследствии погрязшего в коррупции, но так и не понесшего справедливого наказания, ограничившись увольнением из вооружённых сил. Светлая ему память! - Авт.) Не хочу уподобляться сплетницам из числа полковых дам, поэтому смаковать эту тему дальше не собираюсь; скажу одно - дело генерала Тарасова, преданного, как он сам любил подчёркивать где надо и не надо, идеям марксизма-ленинизма и проводившему эти идеи в совокупе с решениями ЦК КПСС в жизнь, благополучно прикрыли и постарались как можно быстрее предать его забвению. Ну, чем не моя сахалинская история!? Впрочем, как не старались политорганы пресекать на корню случившееся с генералом Тарасовым, дело его получило широкую огласку и заставило многих самых стойких офицеров-коммунистов, включая и вашего покорного слугу, крепко задуматься над незыблемостью этих самых, вколачиваемых в наши покорные головы идей.

Именно тогда я впервые, по-настоящему задумался о той роли Коммунистической партии в развитии вооружённых сил, и о какой пользе можно вести речь, со стороны наблюдая за их делами и делишками. Вместе с тем, за свою многолетнюю службу в армии, в особенности в штабах объединений, мне приходилось общаться с прекрасными людьми, офицерами-политработниками. Одного из них Рябушева Леонида Сергеевича я уже упоминал в первой главе. Были такие офицеры в Кишинёве, Монголии, будут они и в Калининграде. Эти офицеры, убеждённые ленинцы, свято веря в те идеалы и принципы, которым они служат, полностью отдавали себя работе с солдатами, сержантами, прапорщиками, офицерами. И их любили. Любили так же как во время Великой Отечественной войны любили политруков, поднимавших своих бойцов в атаку, делившими с солдатами последний кусок хлеба, хлебавшими красноармейские щи из одного котелка. К сожалению, время над нами не властно. Имена многих из них просто выскочили из моей памяти.

Между тем, жизнь наша монгольская стремительно неслась год за годом, внося коррективы в нашу многообразную военную жизнь. В феврале 82-го года мне было присвоено очередное воинское звание «подполковник». Все усилия командования армии в основном были направлены на благоустройство соединений и частей, ни в коем случае не ослабляя учебный процесс.

Летом 82-го года простились со Славой Жилко, моим наставником и учителем. Вячеслав Вячеславович уехал по замене в свой родной Белорусский военный округ. С ним мы нашли полное взаимопонимание, и я бы сказал взаимозаменяемость. Учёбу в ВЮЗИ я забросил, просто понял, что учиться заочно, при этом отдавая себя воинской службе, крайне сложно. Впрочем, трудностей я никогда не боялся и старался преодолевать их с присущей всем нормальным людям настойчивостью. Мои кишинёвские друзья майор юстиции Сирота и подполковник юстиции Михайлов крайне были недовольны моим решением оставить учёбу. Генерал Калинин пытался направить на учёбу в академию, но на вступительных экзаменах я недобрал необходимое количество баллов. Но и без академии я был предан своей работе и старался делать её, как наставлял нас Жуковский - «честно». Считаю, что у меня это получалось. Настю, как я понял, из института отчислили в виду непосещения экзаменационных сессий. Она просто-напросто вместо Москвы сдавать экзаменационную сессию, летела в Кишинёв к своим собутыльницам-подружкам. Впрочем, этого следовало ожидать. Прибыл вместо Славы Жилко мой новый начальник - подполковник Счастнев Александр Павлович, ранее командовавший бронепоездом в войсках Дальневосточного военного округа. Так как в армии бронепоездов не было, Палыча назначили начальником отделения в оперативный отдел. На первых порах Александр Павлович, как и я в своё время, перешедший на работу оператора с пунктов управления, испытывал некоторые затруднения в практической работе, но повертевшись в атмосфере профессионально подготовленных офицеров-операторов, довольно быстро нашёл себя на новом для него поприще. С Палычем на пришлось вместе работать и после Монголии в штабе 11 гвардейской армии.

Осенью 82-го года войска армии должны были быть подвергнуты сдаче инспекторской проверке первым заместителем министра обороны. Это для 39 армии был ответственный шаг отчитаться перед высшим военным командованием страны о готовности органов управления, соединений и частей к выполнению оперативных и боевых задач в сложных условиях военно-политической обстановки на забайкальском театре военных действий. Помимо управления армии к проверке привлекались 12 мотострелковая дивизия, то самое соединение, с которым мне пришлось познакомиться буквально сразу после прибытия в армию, и 51 танковая дивизия, части которой дислоцировались в северо-западной части Монголии в районе города Булган, одном из самых живописных районов братской страны. Этот район даже называли «маленькой Швейцарией».Также к проверке привлекались ряд соединений и частей армейского подчинения.

В целях тщательной подготовки к инспекции было спланировано подготовить и провести под руководством командующего армией командно-штабную тренировку (КШТ) на местности со средствами связи и привлечением, помимо управления армии, всех штабов 12 мсд и 51 тд, а также ряда частей непосредственного подчинения. Возглавлять группу подготовки к учению было приказано отделению оперативной подготовки, то есть нам с Палычем. Мне была поручена самая сложная часть плана предстоящего учения - его графическая часть со всеми прилагаемыми документами. Учение планировалось провести во второй половине ноября 82-го года. Сложности и громадной ответственности при подготовке этого учения и в ходе его проведения придавало то, что на этом оперативном мероприятии ожидалось присутствие Героя Советского Союза первого заместителя министра обороны Маршала Советского Союза Соколова Сергея Леонидовича с большой группой офицеров Генерального штаба.

Я бы хотел на этом военачальнике остановиться несколько подробнее, так как всей своей свыше столетней жизнью он заслуживает того, чтобы о нём помнили в России. И как с ним расправился Генсек Горбачёв.

«Соколов Сергей Леонидович родился 1 июля 1911 года в Евпатории Таврической губернии Российской империи (ныне - автономная республика Крым в составе Украины) в семье служащего, После революции в 1918 году семья перебралась в уездный городок Котельнич Вятской губернии, где прошли годы будущего маршала. В 1927 году окончил девятилетнюю школу и сразу начал свою трудовую деятельность упаковщиком посуды в райпотребсоюзе Был на ответственной комсомольской работе. В коммунистическую партию вступил в 1937 году.

В Красной (Советской, Российской) армии с мая 1932 года. Успешно закончил Горьковскую бронетанковую школу. В 1938 году в должности командира танковой роты участвовал в боях на озере Хасан. В Великую Отечественную войну занимал различные штабные и командные должности, наиболее значимые из которых начальник отдела автобронетанкового управления РККА, начальник штаба управления командующего бронетанковыми и механизированными войсками Карельского фронта, командующий бронетанковыми и механизированными войсками 32 армии того же фронта. Участвовал в обороне и освобождении советского Заполярья.

В 1947 году окончил военную академию бронетанковых и механизированных войск имени Сталина, после академии проходил службу на должностях от командира танкового полка до командующего войсками Ленинградского военного округа.

С апреля 1967 года - первый заместитель министра обороны СССР. 12 апреля 1967 года Сергею Леонидовичу было присвоено воинское звание генерала армии, а 17 февраля 1978 года ему было присвоено звание Маршал Советского Союза.

Один из руководителей действий советских войск в Афганистане. В 1980-1985 годах, не оставляя основную занимаемую должность, возглавлял оперативную группу министерства обороны в Афганистане. Формально осуществляя взаимодействие между советскими и афганскими войсками, фактически планировал ведение боевых действий афганской армии и ограниченного контингента советских войск. В апреле 1980 года «за личное мужество и умелое управление восками, проявленные при оказании интернациональной помощи Демократической республике Афганистан С. Л. Соколов был удостоен звания Героя Советского Союза с вручением второго ордена Ленина.

С 22 декабря 2984 года по 30 мая 1987 года - Министр обороны СССР. После скандального перелёта через границу немецкого пацана Матиаса Руста и благополучного его приземления на Красной площади верховный главномандующий Горбачёв, не приняв на себя ни малейшей ответственности, отстранил Сергея Леонидовича от должности министра обороны. С 1992 года Маршал Соколов находился в отставке, некоторое время являлся советником главнокомандующего объединёнными вооружёнными силами СНГ, затем советником при министерстве обороны Российской Федерации.

31 августа 2012 года маршал Советского Союза Сергей Леонидович Соколов скоропостижно скончался на 102 году жизни. Возможной причиной ухода стала неожиданная смерть супруги Сергея Леонидовича Марии Самойловны, случившаяся за три дня до этого. Маршал и его супруга были похоронены на Новодевичьем кладбище.» (по материалам, размещённым в свободной энциклопедии). Вечная Вам слава, Сергей Леонидович!

А пока мы находились в состоянии крайнего напряжения в связи с предстоящими мероприятиями.

И вот в этот период, когда мы чуть ли не ночевали на своих служебных местах, произошло дикое по своей сущности моё столкновение с политическим отделом. Как следовало из программы предстоящей инспекции большое внимание уделялось вопросам марксистко-ленинской подготовке офицеров и прапорщиков, политической подготовке рядового и сержантского состава. Неизменные атрибуты - это знание и наличие конспектов, так называемых «классиков марксизма-ленинизма» и их последователей в лице руководителей партии и советского государства. В частности предъявлялись жёсткие требования к изучению «литературных трудов» генерального секретаря ЦК КПСС верного ленинца товарища Брежнева, «издавшего» в начале 80-х годов трилогию «Малая земля», «Возрождение» и «Целина». Иначе, как массовым психозом среди партийных и политических деятелей, в ходе глубокого изучения с обязательным конспектированием и жесточайшим контролем за изучением этих величайших литературных трудов (разумеется, после Ильича первого - Авт). кавалера, по-моему, четырёх званий Героя Союза, одного - Соцтруда и ордена Победы и ещё сотни полторы орденов и медалей различного достоинства СССР и многих стран мира назвать эти страдания партийно-политических органов в стране и вооружённых силах назвать было нельзя. Не стали эти события исключением и для войск Забайкальского военного округа. Тотальный контроль и повсеместная проверка всех слоёв военнослужащих и служащих советской армии шерстили политработники в ходе подготовки к проверке, начиная от свинаря на подсобном хозяйстве до писарчука в канцелярии штаба воинской части на предмет познания великих трудов дряхлеющего кормильца страны. Начальник политотдела (не помню уже его имени и воинского звания, политработники величали его «товарищ член военного совета», - Авт) поставил задачу своим опричникам произвести детальную проверку всех офицеров и прапорщиков управления армии.

В один из памятных дней мне надлежало быть у командующего армией генерала Бурлакова для утверждения им плана проведения армейской КШТ. Окинув карту плана учения ничего не понимающим взглядом, Матвей разразился площадной бранью, ну никак не сопоставимой с высоким званием генерал-лейтенанта, вся суть которой сводилась к тому, что мне не место в штабе армии, а как максимум, в батальоне начальником штаба. Дал мне на устранение недостатков сутки и прогнал прочь. Вернувшись в свой кабинет и расстелив карту, я с недоумением смотрел на неё и никак не мог понять, что же так разозлило моего полководца. Хорошо хоть не порвал, с кипящей мою душу злобой, поминал я недобрым словом великого стратега Матвея Прокопьевича Бурлакова. И надо же было такому случиться, чтобы в кабинет под мою разгорячённую руку заявился высокопоствленный представитель отдела опричников и тоном, не терпящим возражения, потребовал предъявить ему для проверки конспекты трудов генсека. С трудом себя сдерживая, я вежливо попросил его убраться куда подальше, попутно заявив, что я лучше трижды законспектирую «Воспоминания и размышления» Жукова, чем переписывать эту трилогию непонятно кем написанную. (Много позже я узнал, что работали над этими произведениями, принесшими генсеку ленинскую премию, талантливые журналисты Анатолий Аграновский, Аркадий Сахнин и Александр Мурзин - Авт).

Так ничего и поняв из проволочки, устроившей мне командующим, я свернул карту и пошёл за помощью к Жуковскому. Со всей присущей ему решительностью, Евгений Владимирович внимательно проверил моё художество и, не найдя ничего, что могло повлиять на качество отработанных документов, посоветовал поменять местами некоторые детали графической части плана и к исходу следующего дня представить командующему все материалы тренировки для окончательного их утверждения. Несколько окрылённый я продолжил работу над планом учения, напрочь забыв о размолвке с политработником.

Однако часа через два позвонил дежурный по штабу и передал, что начальник политотдела страстно желает меня видеть. Не ожидая ничего для себя хорошего, я поплёлся к вершителю наших судеб. В кабинете, увешанном портретами Маркса, Энгельса, Ленина и Брежнева сидел полковник, без пяти минут генерал (политработники во все времена истории России никогда не обижали себя воинскими званиями и наградами - Авт). Ни здравствуй, ни прощай, ни приглашения присаживаться - я, естественно, не услышал. А увидел злобный пронизывающий взгляд полковника внешностью и голосом отдалённо напоминавшего Мехлиса, (Начальник главного политического управления Красной армии, один из сподвижников Сталина. При его непосредственном содействии были безжалостно и зачастую неоправданно уничтожены не одна сотня командиров и настоящих комиссаров в начальный период Великой Отечественной войны, один из виновников гибели Крымского фронта - Авт), образ которого был талантливо воспроизведён в 1990 году в сериале «Война на западном направлении». Безо всяких предисловий начальник политотдела начал в истеричном тоне накручивать мне на мозги мудрую мысль и всякую прочую билеберду, смысл которой сводился к тому, что таким как я, не место в рядах КПСС. После продолжительного излияния ряда цитат «Мехлис», вероятно понял, что читать мне проповеди, дело безнадёжное, вызвал секретаря партийного комитета и приказал провести партийное расследование на предмет дальнейшего моего пребывания в партии (история повторялась - Авт). Парторг взяв под козырёк, парторг, так же как и его босс, попытался было наставлять меня на путь истинный, но я ему посоветовал не тратить попусту время, а идти готовить к предстоящему учению свои агитки. Скрипнув от злости зубами и проскрипев что-то типа того, что всех операторов давно пора прижать к ногтю, партийный руководитель отправился к себе «готовить агитки». А мне предстояла ещё тяжёлая работа - утвердить у командующего план тренировки. Собрав все документы, мы вместе с Евгением Владимировичем пошли на приём к Бурлакову. Командующий был, на редкость, в прекрасном расположении духа, бегло просмотрев план, он выразил удовлетворение, типа «можем работать, когда захотим», отпустил нас с миром.

10 ноября 1982 года на совещании офицеров управления армии в зал заседаний зашёл оперативный дежурный и что-то тихо сказал командующему. Изменившись в лице, Бурлаков сообщил нам, что скончался Леонид Ильич Брежнев. В войсках армии была введена повышенная боевая готовность. Решение было разумным: от наших братьев-китайцев, несмотря на несколько ослабленную напряжённость в наших отношениях, можно было ожидать любую пакость. К счастью, «пакости» не случилось. Политработники напрочь забыли о моём существовании и перестали донимать всех своими наскоками по поводу изучения трудов усопшего старца. А я окончательно убедился в беспринципности наших партийцев. Во мне возникло чувство величайшего презрения к этим творцам «светлого коммунистического завтра».

АКШТ прошла успешно, за что вся группа планирования получила в приказе благодарность от самого Матвея Прокопьевича Бурлакова, что случалось такое с ним крайне редко. Маршал Соколов выразил удовлетворение профессиональной подготовкой генералов и офицеров управления армии и всего личного состава соединений и частей, принимающих участие в учении. По результатам инспекторской проверки органы управления, соединения и части 39 армии получили твёрдую хорошую оценку.

К неописуемому восторгу всей армии, по просочившимся к нам из оперативного управления штаба округа сведениям, Бурлакова должны были выдвинуть на повышение.

Осенью 1984 году мне было предложено, как у нас было установлено, «записаться на замену». Пришлось долго поломать голову: в связи с нездоровой обстановкой в Молдавии в Кишинёве на месте расположения штаба 14 армии разместилось главное командование войск юго-западного стратегического направления само же управление армии перебралось из Кишинёва в Тирасполь. Таким образом, попасть в Кишинёв, где у меня была квартира, было практически невозможным. После долгих и мучительных размышлений я выбрал Прибалтийский военный округ, имеющего в своём составе одну армию - одиннадцатую, соединения и части которой дислоцировались на территории Калининградской области с управлением, размещённым в Калининграде (областном), как тогда называли областной центр, дабы не путать с Калининградом подмосковным. Вот такие заморочки случались в нашей советской державе. Итак, решение было принято, поеду служить в Прибалтику. Как резервный округ, я выбрал Прикарпатский. Но Бог миловал от этого нехорошего, ставшего уже в недалёком будущем, иностранным государством.

А летом 84-го мы провожали в Калининград Володю Степаненко и Колю Кольцова, моих сослуживцев по оперативному отделу. Степаненко работал в первом отделении, а Кольцов - в третьем офицером по организации пунктов управления. Каждый из них ехал на свои должности, так что ребята в полном спокойствии за свои судьбы жили ожиданием своих визави.

После кончины Брежнева к власти в стране пришёл бывший главный чекист страны советов Ю. В. Андропов, преисполненный огромным желанием навести в стране порядок. К сожалению, неизлечимая болезнь не позволила Юрию Владимировичу осуществить задуманное. Много ходило разговоров, что соратники по партии помогли Андропову уйти в мир иной. Так это или нет, не берусь судить. Думаю, что рано или поздно история всё расставит по своим местам. Но как бы то ни было непродолжительное время пребывания Андропова у власти показало, что стране с её коммунистическими устоями необходим жёсткий и решительный руководитель. Правление старца Черненко оставило в стране след неудержимого скатывания государства в глубокую пропасть. Но держава выстояла, а немощный правитель ушёл в мир иной. Да, недаром эту непродолжительный период в стране назвали «эпохой пышных похорон».

В марте 1985 года к власти пришёл молодой и, как нам казалось, идеальный руководитель М. С. Горбачёв. Но начались шараханья в стране от одного берега к другому. О периоде нахождения Горбачёва у кормила власти можно и нужно писать и говорить. Возможно, этот период истории нашей страны станет темой моих дальнейших размышлений. Злопамятные события в стране, связанные с безалкогольными свадьбами и дикими очередями за водкой, вырубленными по всей стране виноградниками, искалеченными судьбами сотен генералов и офицеров в связи с непродуманными и ничем не обоснованными реформами и преобразованиями в вооружённых силах, пустыми полками в магазинах, броском советского народа на грань гражданской войны и, наконец, самое страшное - развалом Советского Союза - вот одни из многочисленных художеств Михаила Сергеевича Горбачёва. И в этом его вина неоспорима.

Но неумолимо бежало время, приближая миг моего прощания с друзьями-подругами. Был утверждён военный округ, в котором мне в дальнейшем предстояло служить. Это был Прибалтийский военный округ с 11 гвардейской армией. Более подробно об этой легендарной армии, своих товарищах по работе и прочих событиях, вызывающих, на мой взгляд, определённый интерес, пойдёт речь в заключительной главе моих размышлений.

Глава 4. Калининград (1985 - 1992 годы)

5 сентября 1985 года поздним дождливым вечером я прибыл на Южный вокзал города Калининграда. Мобильной связи ещё не было и в помине, поэтому я не мог знать, что управление армии находится на учении. В связи с этим не был никем встречен из своих старых друзей. Не поддаваясь унынию, взял такси и попросил отвезти в ближайшую от штаба армии гостиницу. Богоугодное заведение, в котором мне предстояло прожить неопределённое время, располагалось на улице Солдатской, на которой и размещалась гарнизонная гостиница с одноимённым названием с «прекрасным» совдеповским сервисом. Располагая достаточным размером наличных денег я прекрасно разместился на третьем этаже в одноместном номере, что было очень кстати, чтобы хорошо отдохнуть и подумать о предстоящем. В тот памятный поздний вечер я не мог даже предположить, насколько дорог станет мне город Калининград. Город, названный в честь, так называемого «всесоюзного старосты», верного пса товарища Сталина, и одного из палачей советского народа, вольно или невольно повинного в гибели миллионов людей в страшные тридцатые годы и начальном периоде Великой Отечественной войны. (об этом я более подробно излогал в первом выпуске своих размышлений. В частности, о возможности переименования этого прекрасного самого западного города России - Авт.) Но, как бы там ни было, мне придется здесь жить и служить.

Наутро, отдохнувший и посвежевший, но не имевший возможности принять душ, в связи с банальной причиной - отсутствия в данном уважаемом заведении горячей (тёплой) воды, я направился в штаб армии, моему очередному месту службы. Оперативный дежурный армии сообщил мне, что управление возвращается с учения только к вечеру. Мне удалось переговорить по телефону с Володей Степаненко. Как я уже упоминал, он и Николай Кольцов прибыли в 11 армию из Монголии на год раньше меня. Степаненко сказал, чтобы я не «рыпался», а изучал «театр военных действий», то есть знакомился с достопримечательностями Калининграда, а на следующий день поедим смотреть облюбованную ими для меня квартиру. Предложение было разумным. Город поразил меня своим разнообразием, начиная со строений и кончая людьми (за целый день моего бродяжничества я не встретил ни одной нетрезвой личности - Авт.) Город весь покрытый зеленью, абсолютно весь! Знакомые слова, не правда ли? Что ещё бросилось в глаза - это дороги. Можно сказать одним словом - ужасно! Впрочем, это болезнь всей Державы. Напомню: на дворе стоял 1985 год, когда страна избавилась от застоя, но ещё не приобрела новой формации; Высшее руководство страны во главе с Горбачёвым кроме идиотского решения о борьбе с пьянством и бесконечной болтовни никакой пользы государству принести не успело. Чуть более 40 лет прошло после штурма советскими войсками столицы Восточной Пруссии города Кёнигсберга, а следы ушедшей войны нет-нет, да дают о себе знать: и найденные под землёй и в подвалах зданий неразорвавшихся боеприпасов, полуразрушенные строения в результате бомбовых и артиллерийских ударов встречаются довольно часто. Пройдёт совсем немного лет, и Калининградская область окажется отрезанной от России тремя государственными границами, но об этом несколько позже.

У меня возникло огромное желание познакомить моих читателей с этим прекрасным, во всех отношениях, краем. Для этой цели я располагаю достаточными источниками, позволяющих мне использовать их как достоверную информацию.

Калининградская область (с 7 апреля по 4 июля 1946 года - Кёнигсбергская область) - самый западный регион России и самая маленькая по площади область, но не самый маленький субъект страны. Расположена в Центральной Европе и отделена от остальной части России территорией других государств (Литва, Польша и Белоруссия), но соединена морем и является, таким образом, полуэксклавом.

Максимальная протяжённость области с запада на восток - 205 км, с севера на юг - 108 км. Протяжённость границ области, являющихся одновременно и государственной границей Российской Федерации составляет 540 км, из них 410 км приходится на сухопутные - примерно поровну на границу с Польшей и Литвой и 140-километровая морская граница по побережью Балтийского моря (территория области могла быть и больше, если бы в своё время усатый горец не отстегнул Клайпеду с портом соседней Литве. Дурной пример заразителен и несколько позже Крым, с подаче ещё одного сподвижника Джугашвили великого кукурузовода, перешёл под крышу соседней Украины - Авт.)

Абсолютное большинство населения России знает, что в результате большевистского переворота в октябре 1917 года, было образовано фактически новое государство - Союз Советских Социалистических республик, а вот то, что, начиная с V века на территории нынешней Калининградской области жили племена пруссов, народа, родственного нынешним литовцам и латышам, знают немногие. Убеждён, ещё более россиян не знают, что с 1758 по 1762 годы Восточная Пруссия входила в состав Российской империи.

К XI веку пруссы проживали общинами, занимались земледелием, охотой, рыболовством и речной (прибрежной) торговлей. Селились пруссы по родовому признаку, возводя укреплённые поселения. Исповедовали язычество.

После принятия в 966 году Польшей христианства предпринимаются активные попытки христианизировать пруссов. В 1206 году Римским Папой Иннокентием III издаётся булла о христианизации пруссов, а в 1217 году Папой Гонорием III объявляется поход против прусских язычников, ставший частью кампаний в Восточной Пруссии, известных как прусский крестовый поход, к которым в 1226 году присоединяется Тевтонский орден.

Немецкие крестоносцы, имевшие интересы в Восточной Европе, приступили к колонизации новых территорий, на которых в скором времени сложилось государство Тевтонского ордена. Колонизация не проходила мирно, немалая часть прусских вождей вели активную войну с крестоносцами. Тевтонский орден давал определённые привилегии лояльным пруссам, встраивая их в феодальную систему своего государства. В основную фазу колонизации (XIII-XIV вв.) случилось два крупных восстания пруссов, в ходе которых пруссы оставались разобщёнными и несмотря на значительные трудности крестоносцам удалось переломить ход обоих восстаний и закрепиться на завоёванных территориях.

Прусская культура и язык постепенно утрачивали своё значение - новые феодальные отношения вытесняли собой традиционный уклад прусского общества, немецкий язык стал языком торговли и дипломатии. Большинство пруссов постепенно ассимилировались, смешиваясь с массой немецких колонистов. Прусская же речь до XVI-XVII веков сохранилась как язык сельских общин. Не онемеченные пруссы перешли на литовский язык, получив наименование «литувинники» (прусские литовцы).

Немецкие колонисты из соображений безопасности селились у стен замков, образуя так называемые лишке. Таким образом, возникли многие города и посёлки Калининградской области, в том числе и город Кёнигсберг (Калининград).

Ядром города явился замок, который при основании в 1255 году получил название «Королевская гора», что по-немецки означало Кёнигсберг.

В настоящее время на территории Калининградской области осталось большое количество памятников истории прусского и орденского периода, представляющие из себя в основном руины замков и кирх, остатки валов и городищ.