Основы истории средних веков

Бернар происходил из знатной семьи и получил хорошее образование. Но это не мешало ему говорить, что его учителя -- апостолы, которые не учили его ни читать Платона, ни распутывать тонкости Аристотеля, но зато научили искусству жизни.

Говорят, что однажды св. Бернар со своими спутниками целый день ехал вдоль берега живописнейшего Женевского озера. Когда вечером на привале сопровождавшие аббата монахи с восторгом рассказывали об увиденных красотах озера, выяснилось, что Бернар был всю дорогу так погружен в свои раздумья, что вообще не заметил никакого озера.

В противоположность Абеляру Бернар не верил в то, что слабый человеческий разум может постигать мир. Мир -- и тем более создавший его Бог -- это не разрешимая умом тайна, понять которую своими силами смертные не в состоянии. Им остается лишь молиться и надеяться на чудесное откровение свыше, которое пo милости Божией приоткроет им краешек этой тайны. Не холодный рассудок, а душевный подъем, сердечное волнение, мгновенное озарение -- вот что ведет к подлинному знанию, куда более глубокому, чем знание ограниченных и самоуверенных философов вроде Абеляра.

Спор между Абеляром и Бернаром -- не случайное событие в европейской культуре. Это столкновение двух разных подходов к миру, знанию, человеку. Абеляр -- один из основателей европейского рационализма, Бернар -- яркий представитель мистики. Для рационалиста главное -- это постижение истины силой разума на основе последовательных логических рассуждений. Мистику доводы рассудка кажутся слишком поверхностными. Он жаждет сверхразумного откровения. На этот раз в споре победил мистик.

Из «Истории моих бедствий» Абеляра

Ко мне в самом деле нахлынуло такое множество школяров, что не хватало места их разместить и земля не давала достаточно продуктов для их пропитания. Здесь я намеревался посвятить себя главным образом изучению Священного Писания, что более соответствовало моему званию (монаха), однако не совсем отказался от преподавания и светских наук, особенно для меня привычного и преимущественно от меня требовавшегося. Я сделал из этих наук приманку, так сказать, крючок, которым я мог бы привлекать людей, получивших вкус к философским занятиям, к изучению истинной философии.

Поскольку Господу было, по-видимому, угодно даровать мне не меньше способностей для изучения Священного Писания, чем для светской философии, число слушателей моей школы как на тех, так и на других лекциях увеличивалось, тогда как во всех остальных школах оно так же быстро уменьшалось. Это обстоятельство возбудило ко мне сильную зависть и ненависть других магистров, которые нападали на меня при каждой малейшей возможности, как только могли.

Они выдвигали против меня -- главным образом в мое отсутствие -- два положения: во-первых, то, что продолжение изучения светских книг противоречит данному мной монашескому обету; во-вторых, то, что я решился приступить к преподаванию богословия, не получив соответствующего разрешения. Таким образом, очевидно, мне могло быть запрещено всякое преподавание в школах, и именно к этому мои противники непрестанно побуждали епископов, архиепископов, аббатов и каких только могли других духовных лиц.

Из письма Бернара Клервосского епископам и кардиналам римской курии

Владыкам и отцам, достопочтенным кардиналам и епископам курии -- слуга их святости...

Осмеивается вера простых, раздирается сокровенное Бога, безрассудно обсуждаются вопросы, касающиеся высочайшего, подвергаются поношениям отцы за то, что они сочли должным об этих вопросах скорее молчать, нежели делать попытки их разрешить...

Таким образом человеческий разум захватывает себе все, не оставляя ничего для веры. Он пытается постичь то, что выше его, он исследует то, что сильнее его, он врывается в божественное и скорее оскверняет святыню, чем открывает ее, запертое и запечатленное не раскрывает, но раздирает, и все, что он находит для себя непостижимым, считает за ничто, не удостаивая веры.

Прочтите, если угодно, книгу Петра Абеляра, которую он называет «Теологией» (ведь она находится у вас под руками, ибо, как он похваляется, в курии ее читают многие), и посмотрите, что говорится там о Святой Троице, о рождении Сына, об исхождении Духа Святого и прочее без числа, совершенно непривычное как ушам, так и умам католиков. Прочтите и другую, которую называют книгой его «Сентенций», а также ту, которая называется «Познай самого себя», и обратите внимание на то, сколь густо произрастают там посевы святотатственных заблуждений. Обратите внимание на то, как он мыслит относительно души Христа, лица Христа, нисхождения Христа в преисподнюю, таинства алтаря, власти вязать и разрешать, первородного греха, вожделения, греха наслаждения, греха бессилия, греха невежества, греховного деяния и воли к греху.

Из письма Элоизы Абеляру

Своему господину, а вернее отцу, своему супругу, а вернее брату, его служанка, а вернее дочь, его супруга, а вернее сестра, Абеляру -- Элоиза...

Бог свидетель, что я никогда ничего не искала в тебе, кроме тебя самого; я желала иметь только тебя, а не то, что принадлежит тебе. Я не стремилась ни к брачному союзу, ни к получению подарков и старалась, как ты и сам знаешь, о доставлении наслаждения не себе, а тебе и об исполнении не своих, а твоих желаний. И хотя наименование супруги представляется более священным и прочным, мне всегда было приятнее называться твоей подругой, или, если ты не оскорбишься,-- твоей сожительницей или любовницей. Я думала, что чем более я унижусь ради тебя, тем больше будет твоя любовь ко мне и тем меньше я могу повредить твоей выдающейся славе... Призываю Бога в свидетели, что если бы император Август, владевший всем миром, удостоил бы меня чести брачного предложения и навсегда утвердил бы за мной владычество над всем светом, то мне было бы и милей и почетней называться твоей возлюбленной, нежели его императрицей...

До сих пор я верила, что я много значу в твоих глазах: ведь я исполнила все ради тебя и поныне во всем продолжаю тебе повиноваться. Будучи юной девушкой, я обратилась к суровой монашеской жизни не ради благочестивого обета, а лишь по твоему приказанию. Если я этим ничего пред тобою не заслужила, посуди сам, сколь ненужными оказались мои старания! Ведь я не могу ожидать за это никакой награды от Бога; очевидно, что я так поступила совсем не из любви к Нему. Я последовала за тобой, устремившись к Богу, я по образу жизни даже предупредила тебя. В самом деле, ты сначала побудил меня надеть монашеские одежды и произнести монашеские обеты... и лишь затем посвятил Богу самого себя. Признаюсь, этот единственный знак твоего недоверия ко мне побудил меня сильно страдать и даже устыдиться. Ведь я, да видит Бог, нимало не усомнилась бы по твоему приказанию предшествовать тебе или следовать за тобою, даже если бы ты поспешил в царство Вулкана, ибо душа моя была не со мною, а с тобой! Даже и теперь, если она не с тобой, то ее нет нигде; поистине без тебя моя душа никак существовать не может.

Господь узнает своих!

С самого начала христианская церковь много сил тратила на борьбу со всевозможными ересями.

Ереси: вторая «волна»

Особенно много ересей появилось в первые века христианства, когда церковные догматы только складывались. Вторая «волна» ересей в Европе поднялась в XI--XII вв. Бурное распространение ложных, по мнению церкви, учений было связано с ростом городов. Абеляр был еще сравнительно умеренным вольнодумцем. В городах рождались куда более смелые идеи, хотя, возможно, и не такие изысканные, как у опального философа.

Горожанам было очень нелегко отстаивать свои привилегии или заниматься ремеслом, когда их постоянно, как они говорили, несправедливо преследуют жадные сеньоры, короли, папы или епископы. Конечно, больше всего недовольства накопилось у бедняков, как городских, так и деревенских, но и состоятельные горожане часто чувствовали себя обиженными.

Тут-то и рождались многочисленные еретические учения. При всех различиях их объединяла прежде всего именно глубокая неприязнь к существующим в мире порядкам. Еретики вчитывались в книги Ветхого и Нового Заветов, чтобы объяснить себе причины царящей на свете несправедливости. Читая Библию, они делали из нее совсем иные выводы, чем слышали от священников. Получалось, что церковь оправдывает размножившееся в мире зло, скрывает подлинный смысл Слова Божиего. А раз так, то место Рима и его верных слуг -- среди врагов.

«Разве папа и епископы соблюдают заповедь Христа и апостолов о бедной жизни?» -- спрашивали вожди еретиков -- ересиархи. «Они уже давно попрали самые основы учения Иисуса. Только мы еще можем по-настоящему исполнить его заветы».

Большинство еретиков проповедовали «евангельскую бедность». Нищие, одетые в лохмотья последователи разных сект, действительно, даже внешне куда больше походили на апостолов, когда-то следовавших за Христом, чем богатые и властолюбивые церковные вельможи. Простые люди поговаривали между собой, что у еретиков учение и жизнь не расходятся между собой так, как в церкви господствующей. И может быть, настоящие еретики -- это папа и его служители, а те, кого они еретиками называют, -- на самом деле подлинные последователи Иисуса.

Катары

Одной из самых известных и распространенных ересей было учение катаров (т. е. «чистых»). Особенно много катаров жило в богатых городах Южной Франции и Северной Италии. Катары создали собственную «подпольную» церковь, глубоко враждебную римской. Катары вели очень строгий образ жизни и готовы были принять самые тяжелые муки ради своей веры. Однажды в Милане схваченных властями катаров вывели на площадь, где с одной стороны стоял крест, а с другой -- полыхал огромный костер. Еретикам предложили на выбор: либо они подойдут к кресту, где принесут покаяние и примут католическую веру, либо же их ожидает немедленное сожжение -- тогда почти все катары, закрыв лица руками, сами бросились в пламя.

Вальд и его ученики

Не менее известной, чем катарская, была ересь вальдёнсов. Легендарный основатель секты -- богатый лионский купец Петр Вальд (Пьер Вальдо). Его так потрясли некоторые страницы Библии, прежде всего те, где речь шла о «святой бедности», что он роздал все имущество бедным и с толпой своих приверженцев отправился проповедовать Евангелие. Папа римский отлучил Вальда и его сторонников от церкви, потому что вальденсы с открытой враждебностью относились к священникам и монахам. Еретики говорили, что только нравственно безупречный человек может служить Богу, а таких среди католического клира, с их точки зрения, было крайне мало или не было вовсе.

Преследования со стороны Рима не искоренили ереси. Учения вальденсов и катаров быстро распространились почти по всей Европе.

Сожжение еретика Гравюра (XV в.)

Альбигойские войны (1209--1229)

В первой половине XIII в. церковь всю свою мощь обрушила на еретиков. Главные события развернулись на юге Франции, где под сильным влиянием катаров оказался даже один из крупнейших французских князей -- граф Тулузский.

Папа Иннокентий III призвал всех христиан к крестовому походу, но не в Святую Землю, а против «зараженных ересью» южнофранцузских городов. Под знамена крестоносцев собралось много рыцарей, особенно из Северной Франции. Они начали огнем и мечом искоренять ересь, которую тогда обычно называли альбигойской по имени одного из южнофранцузских городов -- Альби. Война велась с большим упорством и ожесточением. Крестоносцы вырезали целые города. Однажды на вопрос воинов о том, как отличить еретиков от правоверных католиков, папский легат ответил: «Бейте их всех, Господь узнает своих!»

Альбигойцы сопротивлялись отчаянно, но дело их стало безнадежным, когда в войну вмешался сам французский король. Французские короли давно мечтали о том, чтобы присоединить к своим владениям богатейший Юг. Альбигойские войны дали для этого прекрасный повод. Правда, добычей короля стала опустошенная страна, надолго обезлюдевшие города, разоренные деревни...

Продолжение противоборства

Папы прекрасно понимали, что даже побежденные ереси могут легко возродиться. Поэтому Рим принял серьезные меры, чтобы не допустить распространения «ложных учений».

Всем мирянам было запрещено иметь, читать и тем более толковать Библию. Только подготовленные люди, получившие церковное образование, могли этим заниматься. Так главная книга христианства оказалась запретной для большинства христиан.

В епископствах создавались специальные постоянные комиссии, которые должны были расследовать любые проявления ересей, допрашивать и судить еретиков. «Расследование» по-латыни звучит «инквизицио», поэтому со временем подобные комиссии получили название инквизиционных трибуналов. Инквизиторам, как, впрочем, и светским судьям того времени, разрешалось применять в ходе следствия пытки. Папа требовал от светских властей, чтобы они под угрозой отлучения карали тех, на кого указывали инквизиторы.

Надо, однако, признать, что мрачной славой инквизиция обязана более позднему периоду своего существования. В XII--XV вв. число ее жертв сравнительно невелико. Настоящий террор начинается лишь с конца XV в. прежде всего в землях испанской короны.

Несмотря на все усилия церкви, искоренить ереси полностью ей так никогда и не удалось. Преследования лишь сделали еретиков осторожнее в поступках и тверже в убеждениях. Тайные секты продолжали существовать до самого конца средневековья.

Из суждений вальденсов

Папа, епископы, прелаты и клирики, обладающие богатствами мира сего, но не подражающие святости апостолов, -- не истинные пастыри и правители церкви Божией, а волки хищные и грабители. Таких Христос не удостаивает поручением им невесты Своей, и им повиноваться не должно... Не может нечистый очистить другого, ни связанный развязать чужие узы, ни виновный не может предстать гневным судьей над другим виновным, ни находящийся на дороге гибели -- провести другого в небо.

Из трактата о секте «апостоликов» (начало XIV в.)

Около 1260 г. появился некий Герардо Сегарелли из Пармы в Ломбардии, который выделялся злыми намерениями, как своими, так и многих своих принерженцев. Этот человек, желая казаться совершенным, выдумал новый образ жизни и, прикинувшись кающимся, своими выдумками и баснями привлек на свою сторону многих, ставших его учениками и последователями. Создав с ними постепенно нечто вроде монашеского ордена и тайно влив в них заразительный яд своего учения, он стал выступать против общего статуса святой римской церкви, против прелатов и всего клира, против монахов и всех монашеских орденов, против белого духовенства...

После того как ересь была ликвидирована и Герардо ересиарх сожжен, появился Дольчино, незаконный сын священника... один из учеников названного выше Герарда, в качестве наставника в заблуждениях и неправильных учениях и сделался главой и знаменосцем этой секты и сообщества не апостольского, а дьявольского, прибавляя к прежним заблуждениям новые... Названный же Дольчино объединил в своей секте и ереси много тысяч людей обоего пола особенно в Италии: и в Тоскане, и в других соседних областях -- и передавал им свое зловредное учение, и на основе своего духа, не столько пророческого, сколько фанатического и безумного, много предсказывал о будущем, уверяя и сочиняя, что он имеет откровение от Бога, который даровал ему дух пророческого понимания. И во всем этом он оказался лживым и сам обманулся вместе со своей проклятой Маргаритой, своей женой и подругой в заблуждениях...

А вот заблуждения их (Сегарелли и Дольчино), как это выяснилось из показаний сожженного Сегарелли и некоторых учеников Дольчино, ставших впоследствии на путь праведный.

1. ...Они тайно учили... что весь авторитет, данный Господом нашим Иисусом Христом римской церкви, отнят у нее и давно уже не пребывает в ней из-за греховности прелатов и что римская церковь, которая находится в руках папы, и кардиналов, и клириков, и монахов, не есть церковь Божия, а осужденная церковь и бесплодная...

3. Что вся та власть духовная, которую дал церкви Христос вначале, перенесена на их секту.., и эту секту они называют духовной конгрегацией, посланной от Бога и избранной в эти последние дни. Они сами и другие такие же имеют власть, какую имел св. апостол Петр...

5. Только они... суть церковь Божия, и они находятся в состоянии такого же совершенства, в каком пребывали первые апостолы Христа. И поэтому они считают, что они не обязаны повиноваться даже самому папе и никому другому, ибо их правило, которое они получили от Бога, есть свободное и самое совершенное...

11. Никакой папа римской церкви не может кого-либо освобождать от грехов, если только он не будет таким же святым, каким был св. апостол Петр, то есть он должен жить во всемерной бедности и не иметь собственности, быть смиренным, не поощрять войн и никого не преследовать, но каждому предлагать жить в его свободе...

13. Все ордены, монашеские и священнические, субдиаконов и прелатов существуют во вред католической церкви...

14. Светские люди не обязаны давать десятину никакому священнику и никакому прелату римской церкви, которые бы не были столь совершенными и столь нищими, какими были первые апостолы, и поэтому они говорят, что не следует давать десятины никому, кроме них самих, которые называют себя апостолами и суть Христовы нищие...

18. Они утверждают, что священная церковь имеет для молитвы Богу не большее значение, чем конюшня или помещение для свиней.

Из постановления IV Латеранского собора о борьбе с ересями (1215)

Мы отлучаем и предаем анафеме всякую ересь, выступающую против святой веры, ортодоксальной и католической... Мы осуждаем всех еретиков, к какой бы секте они ни принадлежали; разные по обличью, они все связаны между собой, ибо тщеславие всех их объединяет. Все осужденные еретики должны быть преданы светским властям или их представителям для понесения достойного наказания. Клирики будут предварительно лишены сана. Собственность осужденных мирян будет конфискована, клириков же -- поступит в казну той церкви, которая платила им жалованье.

Просто подозреваемые в ереси, если они не смогут доказать своей невиновности, опровергнуть выдвигаемых против них, обвинений, будут подвергнуты анафеме. Если они пребудут под анафемой год и своим поведением за этот срок не докажут своей благонадежности, то пусть их судят как еретиков.

Следует предупредить, вызвать и в случае надобности заставить наложением канонических наказаний светские власти, какое бы положение они ни занимали, если они хотят быть верными церкви и считаться таковыми, сотрудничать в защите веры и изгонять силой из подвластных им земель всех еретиков, объявленных таковыми церковью. Впредь всякий при вступлении на светскую должность должен будет дать такое обязательство под присягой. В том же случае, если светский правитель, которого церковь предупреждала и от которого она требовала принять меры против еретиков, не проявит должного рвения в очищении своих земель от этой заразной ереси, то таковой правитель будет наказан... отлучением. Если он в течение года не исправится, то о нем будет доложено правящему папе на предмет, чтобы папа освободил его вассалов от подчинения ему и объявил его земли свободными для занятия правоверными католиками, которые после изгнания еретиков вправе завладеть ими, чтобы обеспечить на них чистоту веры.

Нищенствующие монахи

На грани ереси

Ереси широко распространялись в Европе потому, что люди были недовольны порядками в официальной церкви. Они видели, что духовенство -- как белое, так и черное -- часто живет в праздности и роскоши; папы больше заботятся о своей земной власти, чем о спасении душ христиан.

Св. Франциск. Фреска (XIII в.)

За столетия, прошедшие после крещения основной части Европы, христианское учение постепенно распространилось до самых низших и необразованных слоев общества. Когда-то люди выполняли все обряды, предписанные церковью, а сами в душе оставались верными старым, по сути еще языческим, верованиям. К XIII в. следы язычества еще сохранялись, но главное было уже в ином. Христианство действительно завоевало души европейцев. Не по обычаю, не по требованию приходского священника, а с подлинным внутренним чувством, порой с настоящей страстью и исступлением обращались они в радостях и в печалях к христианскому Богу. Простым верующим, жаждавшим общения с Богом, казалось, что со всеми ее слабостями и пороками официальная церковь не может помочь найти путь к тому, что они искали. И тогда верующие пытались сами в меру своих знаний и чувств приобщиться к Иисусу. Многие тогда уходили в секты, создавали новые учения, бывшие, с точки зрения официальной церкви, еретическими. Но некоторым удалось пройти как бы по самой грани, разделявшей церковность и ересь. Изобретенные ими новшества в христианском учении или в христианском образе жизни были в конце концов, хотя и не без колебаний, одобрены Римом. Самым знаменитым из живших в XIII в. обновителей духа христианства был Франциск Ассизский (1181/82--1226) -- и сейчас один из самых почитаемых и любимых святых католической церкви.

Брат Франциск

Франциск родился в семье купца из итальянского города Ассизи. Он провел юность в пирах и всевозможных удовольствиях. Однако знакомство с евангельскими преданиями подготовило в душе Франциска переворот, совершенно изменивший его жизнь. Решив во всем следовать заповедям Христа, Франциск отказывается от имущества, уходит из дома и, ведя жизнь нищего, все силы отдает молитвам, посту и проповеди Слова Божиего. Он не получил богословского образования, не питал склонности к мудреным толкованиям Священного Писания. Франциск понимал слова Евангелия буквально, и простотой своей, религиозной наивностью вызывал насмешки и презрение богатых и ученых аббатов и епископов. Сказал Христос своим ученикам: «Не берите с собою ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха» -- и Франциск шел из города в город босиком, в драной рясе, подпоясанной обрывком веревки, ночуя в шалашах или под открытым небом. Сказал Иисус: «Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари» -- и Франциск читал проповеди «всей твари» -- не только людям, но также птицам и животным. Зверей и птиц он называл братьями: «брат волк», «брат жаворонок» и говорил, что каждая былинка на свете заслуживает любви. Кротостью и смирением Франциск удивлял всех, с кем ему доводилось встречаться. В страстных молитвах Франциск доводил себя до такого состояния, что в видениях встречался с Иисусом, Богоматерью, святыми. Более того, и другие люди видели, как у Франциска открывались и начинали кровоточить раны на запястьях и ступнях -- в тех местах, где прибивали гвоздями к кресту тело Иисуса.

Джотто. Сон папы иннокентия III о св. Франциске (XIII в.)

Франциск от многих слышал издевательства, кто-то считал его сумасшедшим, другие -- еретиком, третьи -- святым. Как бы то ни было, со временем у Франциска становилось все больше последователей, из которых впоследствии составился новый монашеский орден -- францисканцев.

Францисканцы заметно отличались от других монахов. Во-первых, они жили действительно в евангельской бедности, чего нельзя было тогда сказать ни об одном из старых монашеских орденов, накопивших к тому времени огромные богатства.

Во-вторых, бенедиктинцы или цистерцианцы удалялись от мира и предавались размышлениям и молитвам за прочными стенами монастырей, а францисканцы шли в мир -- к людям, прежде всего к простым горожанам и крестьянам. Для францисканцев проповедь, обращенная к народу, значила не меньше молитвы, обращенной к Богу. Францисканцы не были мрачными отшельниками. Они с восхищением и любовью относились к миру как к прекрасному созданию Бога. В-третьих, монахами старых орденов становились по преимуществу богатые, состоятельные люди, а аббатами избирали, как правило, членов самых знатных семейств. Для Франциска все были равны, в его ордене происхождение не играло никакой роли.

Франциск и Рим

Франциск создал новый вид монашества. Нищенствующие монахи скоро приобрели огромное уважение, особенно среди простых людей городов и деревень. Перед папской курией возникла проблема: что делать с этими неучеными нищими, осмеливающимися прилюдно толковать Писание? Объявить ли их еретиками, или же дать им благословение?

Есть разные легенды о том, как встретился Франциск с самым могущественным из всех пап средневековья Иннокентием III. Один бенедиктинский монах рассказал, что Иннокентий III был неприятно поражен жалким и грязным видом Франциска и не стал с ним разговаривать, а послал его к свиньям. Франциск выполнил буквально приказ папы и возвратился еще грязнее, но с просьбой на этот раз внять его мольбе. Папа был растроган подобным смирением и отнесся к пришельцу милостиво. Еще говорят, что Иннокентий III переменился к Франциску, увидев во сне, как Франциск подпер плечом покачнувшийся было главный римский собор.

Св. Доминик. Икона (XIII в.)

Надо отдать должное проницательности Иннокентия III. Он понял, что францисканцы могут стать очень полезны церкви и не надо их отталкивать. Он взял с Франциска клятву послушания и сделал братьев его ордена частью церковной организации. Францисканцы были благодарны Риму и верно служили святому престолу, а ведь голос их среди народа был намного слышнее, чем проповедь, скажем, раскормленного епископа-сребролюбца. Но чем дальше, тем больше францисканцы (или, как их еще называли, -- «меньшие братья» -- минориты), как и старые ордены, начали обрастать имуществом. Они стали строить себе монастыри и соборы. Правда, считалось, что у самого ордена ничего нет -- все, чем он пользуется, как бы одолжено на время у римской церкви. Но любому было ясно, что тут просто словесные уловки. Поэтому Франциск в последние годы жизни отказался возглавлять орден и стал рядовым монахом. И после смерти святого верные его последователи среди миноритов долго еще пытались сопротивляться обогащению ордена, но усилия их успехом не увенчались.

Ученые нищие

«Небесным братом» св. Франциска называют основателя другого нищенствующего ордена -- св. Доминика (1170--1221). Он родился в Испании, но долгое время жил в Южной Франции. Туда он отправился, чтобы бороться проповедью с идеями еретиков-альбигойцев. Во Франции у Доминика родилась мысль создать монашеское братство специально для противодействия всевозможным еретическим учениям и сектам. Чтобы бороться с еретиками, нужно очень хорошо разбираться во всевозможных богословских тонкостях. Поэтому в отличие от францисканцев доминиканцы, или братья-проповедники, очень много времени и сил отдавали ученым занятиям. Монахи-доминиканцы славились своей ученостью и часто занимали кафедры в лучших университетах. Доминиканцами были самые выдающиеся богословы XIII в., да, пожалуй, и всего средневековья -- Альберт Великий и Фома Аквинский.

Но и в трибуналах, допрашивавших и судивших еретиков, также главную роль играли «специалисты по ересям» -- доминиканцы. Обыгрывая название своего ордена, братья-проповедники иногда называли себя «псы Господни» (по-латыни -- «домини канес»). Доминиканцы должны были просвещать мир, проповедуя истину, и вместе с тем, как псы, охранять церковь от ложных учений. Не случайно эмблемой ордена стало изображение собаки, несущей в пасти горящий факел.

Монах-доминиканец проповедует перед народом. Миниатюра (XIV в.)

Доминиканцы стремились добраться до самых отдаленных стран, чтобы там сеять семена католицизма. Уже в 1233 г. -- всего через 17 лет после основания ордена -- братья-проповедники начали строить монастырь вид Киевом. А в 1272 г. они были уже в Китае.

От буквального следования обету нищеты орден отошел еще раньше, чем францисканцы. Этого следовало ожидать уже хотя бы потому, что ордену с самого начала нужны были помещения для библиотек, школ, а затем и храмы для проповедей.

Св. Францизск Ассизский.

Приветствие добродетелям

Радуйся, царица премудрость, Господь храни тебя с сестрой твоей, святой и чистой простотой. Госпожа святая бедность, Господь храни тебя с братом твоим, святым смирением. Госпожа любовь святая, Господь храни тебя с братом твоим, святым послушанием. Все святейшие добродетели, храни вас Господь, проистекающих и идущих от него. В целом мире не наказан ни один человек, кто одною из вас мог бы обладать, если не умрет он прежде того. Обладающий одною и не повредивший другие -- всеми обладает; и повредивший одну -- не обладает ни одной и все повреждает.

Каждая из них прогоняет пороки и грехи. Святая премудрость изгоняет сатану и все злобствования его. Чистая святая простота прогоняет всю мудрость мира сего и мудрствование плоти. Святая бедность прогоняет всякую алчность, скупость и заботы мира сего. Святое смирение побеждает гордость и всех людей мира сего и все, что в мире. Любовь святая прогоняет все искушения дьявольские и все страхи плотские. Святое послушание прогоняет все желания телесные и плотские и владеет умерщвляемым телом своим для послушания духу и для послушания брату своему и подчиняет человека всем людям в мире этом, и не только людям, но даже всем животным и зверям, чтобы могли они делать с ним, что хотят, насколько дано будет им свыше от Бога.

Из легенд о св. Франциске Ассизском

Увидев однажды некоего из товарищей своих унылого и скорбного лицом, кающегося, и нелегко перенося уныние это, Франциск сказал ему: «Не подобает слуге Божию являться пред людьми печальным и смятенным, но подобает быть всегда радостным. Преследуй и укоряй себя в келье твоей и в присутствии Божием плачь и печалуйся; когда же возвращаешься к братьям, отложи печаль, укрепляя других».

Когда истомленный долгим постом молодой брат, проснувшись ночью, поднял крик, стеная от боли, Франциск разбудил всех, зажег свет и, собрав юноше поесть, сел с ним за стол и ел вместе с ним, чтобы ему не было стыдно перед братьями.

Когда Франциск видел множество цветов, он начинал проповедовать им и призывал их к восхвалению Господа, как будто они обладали разумом. С самым искренним простодушием он приглашал любить и почитать Господа нивы и виноградники, камни и леса, красу полей, зелень садов и воды ручьев, землю и огонь, воздух и ветер.

Даже к червям Франциск питал любовь, ибо в Писании сказано о Спасителе: «Я есмь червь, а не человек». И он их собирал с дороги и относил в безопасное место, чтобы путники не раздавили их.

Франциск чувствовал такое благоговение к огню, что не позволял братьям тушить загоревшуюся на нем одежду. Когда загорелась хижина, в которой жил Франциск с братом, он отказался помогать брату в тушении и ушел в лес.

Когда Франциск мыл руки, он старался, чтобы стекающая вода не попадала под ногу, ибо он считал себя недостойным попирать ее.

Брату, рубившему деревья на дрова, он не позволял срубать дерево целиком, чтобы оно могло снова ожить из любви к Тому, Кто спас нас на древе крестном.

Франциск поднял глаза и увидел возле дороги несколько деревьев, на которых сидело бесчисленное количество птиц. Святой Франциск подивился этому и сказал товарищам: «Вы меня подождите здесь на дороге, а я пойду проповедовать сестрам моим птицам». И, сойдя на поле, он начал проповедовать птицам, бывшим на земле, и тотчас же и те, которые сидели на деревьях, слетели к нему и стояли все вместе неподвижно, пока святой Франциск не кончил проповеди. И даже после этого они не улетели, пока он не дал им своего благословения... Пока святой Франциск говорил им эти речи, все, какие были птицы, пораскрывали клювы, повытянули шеи, приподняли крылышки и почтительно наклонили головки к земле и движениями своими и пением начали показывать, что речи святого отца доставляют им величайшую усладу... Окончив проповедь, святой Франциск совершил над ними знамение креста и отпустил их. И тогда все эти птицы стаей поднялись на воздух с дивными песнями и затем, согласно знамению креста, которое совершил над ними святой Франциск, разделились на четыре части: одна часть полетела на восток, другая на запад, третья на юг, четвертая на север, и каждая стая летела с дивными песнями.

Из рассуждений св. Франциска Ассизского

Превыше всех милостей и даров Духа Святого, которые Христос уделил друзьям,-- одно -- побеждать себя самого и добровольно, из любви к Христу переносить муки, обиды, поношения и лишения. Ведь из всех других даров Божиих мы ни одним не можем похваляться, ибо они не наши, а Божии, как говорит апостол: «Что у тебя есть, чего бы ты не получил от Бога?» А если ты все это получил от Бога, то почему же ты похваляешься этим, как будто сам сотворил это? Но крестом мук своих и скорбей мы можем похвалиться, потому что они наши, и о том апостол говорит: «Одним только хочу я похвалиться: крестом Господа нашего Иисуса Христа, Ему же честь и хвала во веки веков». Аминь.

Вершина средневековой философии

Схоластика

Сейчас слово схоластика не в большой чести. Оно означает бесплодное умствование, знание, оторванное от жизни, бесконечные сухие рассуждения, не дающие результатов. Однако в средние века схоластика вполне заслуженно пользовалась огромным уважением.

Схоластика -- это прежде всего метод познания мира и Бога. Этот метод родился в школах, где ученики овладевали искусством мыслить строго и логично. Поэтому и слово «схоластика» происходит от «схола» -- школа. Схоласт исходил из того, что веру и знание, откровение и разум можно не только примирить между собой, но и научить их помогать друг другу. Разве мешает вере в Бога стремление понять, какими качествами обладает Бог, или как Он устроил мир и человека, или же, что уготовано Им человечеству в конце времен?

Разум, строгая логика -- вот сила, которая поможет дать ответ на множество вопросов. Самое главное -- это чтобы в мудрствованиях своих философы не отступали от буквы Священного Писания. А второе по важности -- научиться рассуждать так, чтобы ни единая, даже мельчайшая ошибка не вплелась в длинную цепь строгих доказательств. Стоит вкрасться такой неточности, и мыслитель после долгого пути размышлений увидит не свет новой истины, а мрак ошибочного заблуждения.

Именно поэтому схоласты так много внимания уделяли технике рассуждения -- логике. Они уточняли понятия, разрабатывали всевозможные классификации, определяли правила строгого мышления. Самым важным из логических инструментов схоластов для добывания истины был унаследованный от античности силлогизм. Это особое умозаключение, при котором на основании нескольких (чаще всего двух) различных суждений с необходимостью выводится новое. Вот примеры простейших силлогизмов:

1. Всякое преступление наказуемо. 2. Обман есть преступление. Следовательно: обман наказуем.

1. Ни один человек не всеведущ. 2. Ученый -- человек. Следовательно: ученый не всеведущ.

1. Змеи не имеют ног. 2. Змея -- животное. Следовательно: некоторые животные не имеют ног.

Конечно, цепочки силлогизмов, выстраивавшиеся схоластами, неизмеримо сложнее, ведь эти богословы рассуждали и спорили о тончайших вопросах мироздания.

Не надо думать, что схоластика сразу стала господствовать в средневековой философии. Абеляра вполне можно назвать одним из ранних схоластов. Но именно за метод критиковал его так строго великий мистик Бернар Клервосский. Через сто лет после Абеляра схоластика могла торжествовать победу. А позже -- к концу средних веков -- она начинает постепенно вырождаться. Приближалось Новое время.

Точное измерение, математические формулы, а главное, опыт, эксперимент -- вот что стало в Новое время главным способом получения знаний. Теперь тонкие рассуждения средневековых схоластов стали казаться ученым просто смешными. Именно тогда схоластика приобрела свою нынешнюю репутацию. Но ведь и у нее были блистательные победы, которым многим обязан разум современного европейца. И конечно, вершина схоластики -- это творчество св. Фомы Аквинского.

Фома Аквинский

Святой Фома (Томмазо) (1225 или 1226 -- 1274) -- крупнейший богослов средних веков -- был родом из знатной итальянской семьи, тесно связанной со многими княжескими династиями Европы. Фома воспитывался в знаменитом монастыре св. Бенедикта Монте-Кассино и учился в Неаполитанском университете. Семья Фомы поддерживала его желание стать монахом, но лишь до той поры, как выяснилось, что Фому привлекают не старые ордены, а нищенствующие. Он хотел стать последователем св. Доминика. Братья Фомы так ужаснулись, что схватили на большой дороге сумасбродного, по их мнению, юношу и заточили его в крепостную башню. Каким-то образом Фоме удалось оттуда бежать, он вступил в доминиканский орден и был отправлен учиться в Кёльн и Париж.

Фома был невероятно смиренным, тихим и добрым. Бойкие соученики решили было, что их огромный -- высокий и толстый, но очень медлительный и молчаливый -- товарищ просто глуп, и наградили Фому не слишком лестным прозвищем «бессловесный вол». Но учитель их -- знаменитый немец Альберт фон Больштедт, прозванный за невероятные познания Великим,-- проницательно пошутил как-то: «Вы зовете его тупым волом. Говорю вам, вол взревет так громко, что рев его оглушит мир». Действительно, слава бесчисленных сочинений Фомы Аквинского затмила не только труды его учителя, но, пожалуй, и вообще всех средневековых богословов. Правда, при жизни Фомы хватало и жестоких споров о его книгах. С ним не соглашались очень многие. Но вскоре после смерти Фомы его учение, которое называют томизм, стало основополагающим для католической церкви.

Фрагмент страницы средневековой книги

Фома преподавал в Кёльне и Париже -- главных центрах католического богословия, но несмотря на свою известность, всегда оставался очень скромным человеком, больше всего на свете ценившим истину. Рассказывают, однажды Фома подъезжал к Парижу, и кто-то из его спутников, восхищенный открывшимся с холма видом огромного и прекрасного города, воскликнул: «Какое счастье владеть всем этим!» Фома же вздохнул: «Я бы предпочел одну рукопись Иоанна Златоуста, никак ее не раздобуду».

Возвращение Аристотеля

Одной из главных черт учения сначала Альберта Великого, а затем и Фомы Аквинского стало «соединение» христианства со многими идеями Аристотеля. В начале средних веков Аристотель был забыт в Западной Европе. Тогда еще большой редкостью было хорошее знание греческого языка, а достойных переводов Аристотеля на латынь почти не существовало. Некоторые идеи Платона и его последователей были известны намного лучше, ибо их использовал еще св. Августин.

Новое знакомство с Аристотелем состоялось у западноевропейцев благодаря... арабам. В отвоеванных у Византии землях арабы нашли прекрасные библиотеки с трудами античных философов. Особенно привлек внимание арабских мудрецов Аристотель. Многие выдающиеся мыслители исламского мира были под сильнейшим его влиянием. Они перевели многие его сочинения, написали к ним бесчисленные комментарии.

Самым знаменитым из последователей великого грека был Ибн Рушд (XII в.), живший в столице арабской Испании Кордове. В Европе имя Ибн Рушда было известно в транскрипции Аверроэс. Философская слава Ибн Рушда была так велика, что возникла даже поговорка: «Аристотель объяснил природу, а Аверроэс объяснил Аристотеля». Некоторые европейцы ездили учиться в мусульманскую Испанию, сочинения Аверроэса распространялись в латинских переводах по Европе. Познакомившись при помощи арабов с Аристотелем, европейцы были совершенно потрясены всеохватностью его интересов и глубиной мысли. Но Аристотель был язычником! К нему долго относились настороженно. Труднейшую задачу «примирения Аристотеля с Христом» решили Альберт Великий и Фома Аквинский. Фоме удалось еще и отмежеваться от некоторых подозрительных, по его мнению, идей мусульманина Ибн Рушда.

Фома создал удивительно стройную систему, в которой было найдено место для всего сущего -- от Бога до последней песчинки. Две его главные книги: «Сумма истины католической веры против язычников» и особенно "Сумма теологии" -- колоссальные труды, в которых автор как бы единым взглядом окидывает весь мир от бездны ада до надземного мира, дает ответы на самые трудные богословские и философские вопросы. Обе книги Фомы потрясают своей стройностью, широтой охвата и глубиной рассуждений.

Авторитет христианского богослова Фомы Аквинского очень помог быстрому распространению в Европе трудов язычника Аристотеля. Мнение Аристотеля с тех пор по любым вопросам становится самым уважаемым. Великого грека с почтением называют не по имени, а просто «учитель». И самыми сильными аргументами в ученом споре наряду с отсылками к Священному Писанию стали цитаты из Аристотеля, вводимые обычно словами: «Учитель сказал...»

Схоластика была важным этапом в истории европейской мысли. Она выработала изощреннейшую логику и создала одно из самых целостных богословских учений -- томизм.

Свидетельство современника о сожжении книг Аристотеля (начало XIII в.)

В те дни читали в Париже некие книжки, составленные, как говорили, Аристотелем, излагавшие метафизику, недавно занесенные из Константинополя и переведенные с греческого на латинский язык. Поелику они не только подали хитроумными идеями повод новой упомянутой ереси, но и могли возбудить новые, еще не появившиеся, все они были присуждены к сожжению, и на том же соборе было постановлено, чтобы впредь никто не осмеливался под страхом отлучения их переписывать, читать или каким-либо образом хранить.

Из «Суммы теологии» Фомы Аквинского

Пять доказательств существования Бога

Бытие Божие может быть доказано пятью путями.

Первый и наиболее очевидный путь исходит из понятия движения. В самом деле, не подлежит сомнению и подтверждается показаниями чувств, что в этом мире нечто движется. Но все, что движется, имеет причиной своего движения нечто иное... Следовательно, коль скоро движущий предмет и сам движется, его движет еще один предмет и так далее. Но невозможно, чтобы так продолжалось до бесконечности, ибо в таком случае не было бы перводвигателя, а следовательно, и никакого иного движителя. Ибо источники движения второго порядка сообщают движение лишь постольку, поскольку сами движимы первичным движителем, как-то: посох сообщает движение лишь постольку, поскольку он сам движим рукой. Следовательно, необходимо дойти до некоторого перводвигателя, который сам не движим ничем иным. А под ним все разумеют Бога.

Второй путь исходит из понятия производящей причины (Производящей причиной Аристотель называет то, от чего или под чьим действием возникли данная вещь или данное явление.). В самом деле, мы обнаруживаем в чувственных вещах последовательность производящих причин. Однако не обнаруживается и невозможен такой случай, чтобы вещь была своей собственной производящей причиной. Тогда она предшествовала бы самой себе, что невозможно. Нельзя помыслить и того, чтобы ряд производящих причин уходил в бесконечность, ибо в таком ряду начальный член есть причина среднего, а средний -- причина конечного (причем средних членов может быть множество или только один). Устраняя причину, мы устраняем и следствия. Отсюда, если в ряду производящих причин не станет начального члена, не станет также конечного и среднего. Но если ряд производящих причин уходил бы в бесконечность, отсутствовала бы первичная производящая причина, а в таком случае отсутствовали бы и конечное следствие, и промежуточные производящие причины, что очевидным образом ложно. Следовательно, необходимо положить некоторую первичную производящую причину, каковую все именуют Богом.

Третий путь исходит из понятий возможности и необходимости и сводится к следующему. Мы обнаруживаем среди вещей такие, для которых возможно и быть, и не быть. Обнаруживается, что они возникают и гибнут, из чего явствует, что для них возможно и быть, и не быть. Но для всех вещей такого рода невозможно вечное бытие: коль скоро нечто может перейти в небытие, оно когда-нибудь перейдет в него. Если же все может не быть, когда-нибудь в мире ничего не будет. Но если это истинно, уже сейчас ничего нет, ибо не-сущее не приходит к бытию иначе, как через нечто сущее. Итак, если бы не было сущего, невозможно было бы, чтобы что-либо перешло в бытие, и потому ничего не было бы, что очевидным образом ложно. Итак, не все сущее случайно, но в мире должно быть нечто необходимое. Однако все необходимое либо имеет некоторую внешнюю причину своей необходимости, либо не имеет. Между тем невозможно, чтобы ряд необходимых сущностей, обусловливающих необходимость друг друга, уходил в бесконечность (таким же образом, как это происходит с производящими причинами, что доказано выше). Поэтому необходимо положить некую необходимую сущность, необходимую саму по себе, не имеющую внешней причины своей необходимости, но саму составляющую причину необходимости всех иных. По общему мнению, это есть Бог.

Четвертый путь исходит из различных степеней, которые обнаруживаются в вещах. Мы находим среди вещей более или менее совершенные, или истинные, или благородные. И так обстоит дело и с прочими отношениями такого рода. Но о большей или меньшей степени говорят в том случае, когда имеется различная приближенность к некоторому пределу: так, более теплым является то, что более приближается к пределу теплоты. Итак, есть нечто, в предельной степени обладающее истиной, и совершенством, и благородством, а следовательно, и бытием. Ибо то, что в наибольшей степени истинно, в наибольшей степени есть, как сказано во второй книге «Метафизики», глава 4. Но то, что в предельной степени обладает некоторым качеством, есть причина всех проявлений этого качества; так, огонь как предел теплоты есть причина всего теплого, как сказано в той же книге. Отсюда следует, что есть некоторая сущность, являющаяся для всех сущностей причиной блага и всяческого совершенства. И ее мы именуем Богом.

Пятый путь исходит из распорядка природы. Мы убеждаемся, что предметы, лишенные разума, каковы природные тела, подчиняются целесообразности. Это явствует из того, что их действия или всегда, или в большинстве случаев направлены к наилучшему исходу. Отсюда следует, что они достигают цели не случайно, но будучи руководимы сознательной волей. Поскольку же сами они лишены разумения, они могут подчиняться целесообразности лишь постольку, поскольку их направляет некто одаренный разумом и пониманием, как стрелок направляет стрелу. Следовательно, есть разумное существо, полагающее цель для всего, что происходит в природе. И его мы именуем Богом.



Средневековый университет. Миниатюра (XIV в.)

Так давайте радоваться!

Высокоученые средневековые мудрецы, такие, как Альберт Великий или Фома Аквинский, читали свои лекции студентам университетов. Но сами университеты тогда были еще внове -- они стали возникать в Западной Европе только в XII--XIII вв.

«Семь свободных искусств»

В монастырских и церковных школах раннего средневековья изучали прежде всего «семь свободных искусств». Это набор учебных дисциплин, сложившийся еще на закате Римской империи. «Семь свободных искусств» делились на две группы предметов: тривиум (можно перевести с латыни приблизительно как «троепутье» и квадривиум -- «четверопутье»).

Ученик должен был сначала освоить тривиум, т. е. грамматику, диалектику и риторику. Грамматика прежде всего давала познания в чтении латыни: ученики зубрили алфавит, затем учили части речи и знакомились с некоторыми (не слишком многочисленными) сочинениями латинских авторов. Диалектикой называли дисциплину, подобную современной логике. Здесь ученики (школяры) учились строить доказательства и вести ученый спор -- диспут. Риторика учила искусству стихосложения, составлению сочинений, знакомила с основами ораторского мастерства, начатками права.



'Семь свободных искусств': Грамматика, Диалектика, Риторика, Арифметика, Астрономия, Астрономия, Музыка и Геометрия. Гравюра (XV в.)

Тривиум был подготовкой к более сложному квадривиуму. Он начинался с арифметики и геометрии, а продолжался музыкой и астрономией. Эти предметы не похожи на современные учебные дисциплины с теми же названиями. Так, астрономия включала в себя немало сведений из астрологии, очень популярной в средние века (астрология пыталась проследить влияние планет и звезд на судьбы людей). Музыка была сложным теоретическим предметом о соотношениях различных интервалов и длительностей и напоминала скорее область математики, чем обычное музицирование.

На квадривиуме обучение, как правило, заканчивалось, и лишь немногие, жаждавшие больших знаний, отправлялись учиться дальше в школы Парижа, Салерно или Болоньи, о которых уже говорилось.

Первые университеты

Именно в Болонье и Париже в XII в. возникли первые университеты, дававшие по тем временам блестящее образование. В XIII--XV вв. университетами «обзавелись» почти все страны Европы. Их основывали епископы и папы, короли и императоры, князья и города. Старейшими университетами в Англии были Оксфорд и Кембридж. (Известно, что Кембриджский университет начинался с обыкновенного сарая, в котором четыре учителя из Франции открыли свою школу.) В Италии помимо Болоньи славился Неаполитанский университет, основанный императором Фридрихом II. В христианской Испании самым большим почетом пользовался университет в Саламанке. В Священной Римской империи первые университеты появились в Чехии -- в Праге (1348), затем в Австрии -- в Вене (1365) и уж после этого собственно в Германии -- в Гейдельберге, Кёльне и Эрфурте. Первый польский университет возник в Кракове в 1364 г.

Старейшие университеты Европы и годы их основания (XII - XV вв.)

Сообщество магистров и школяров

Слово «университет» происходит от латинского «университас» -- общность. Университет -- это сообщество учителей и учащихся. Оно во многом напоминало ремесленный цех. Подобно тому как во главе цеха стояли мастера, университет возглавляли учителя -- магистры. Университет получал от своих основателей разные привилегии и потом свято берег и отстаивал их. Пользуясь большой самостоятельностью, университет часто был неподвластен местным властям. И если с ними вдруг возникали серьезные разногласия, то и магистры и школяры в знак протеста уходили в другое место. Обычно спустя некоторое время их с извинениями просили вернуться назад: ведь свой университет -- честь для любого города.

На лекции известных преподавателей собирались школяры со всех концов Европы. В Париже иногда было до 30 тыс. студентов одновременно. Вся жизнь студентов определялась землячествами -- сообществами школяров одного происхождения. Везучим студентам удавалось устроиться в коллегии -- подобие современных общежитий. Название одной из древнейших парижских коллегий -- Сорбонны перешло со временем на весь парижский университет. В Англии и Франции коллегии положили начало особым учебным заведениям -- колледжам (в Англии) и коллежам (во Франции).

...