"Северный край" - печатный орган оппозиции губерний Севера и Верхнего Поволжья конца XIX – начала XX веков

Газета пользовалась популярностью и авторитетом у крестьян. Об этом свидетельствуют регулярно появлявшиеся на ее страницах письма, подобные этому. В нем автор, крестьянин деревни Кадесниково Вятской губернии, рассказывает о трудностях сельской жизни. Он пишет о хроническом недороде, подчеркивая, что именно нехватка хлеба вынуждает селян заниматься ремеслом и торговлей.

Крестьяне обращались в газету и для того, чтобы с помощью печатного слова рассказать о конфликте с волостной или уездной администрацией, кулаками, перекупщиками и таким образом привлечь внимание общественности и властей. Журналисты «Северного края» отмечали: «Простонародье теперь все больше и больше проникается уважением к печати. Крестьянин, подчас малограмотный, не несет свою обиду в суд, а стремится огласить порочные деяния своего противника на страницах газеты и положить на его имя, таким образом, позорное клеймо. Сознание, что газета может заклеймить кого-нибудь хуже, чем приговор суда, уже дает представление о том, какие чувства к печатному слову питает наш простой мужик».

Журналистов подобное отношение читателей из народа радовало, укрепляя в уверенности, что они идут верной дорогой. Еще больше их воодушевляли факты, подобные такому. В крупную областную газету «Приазовский край» (Ростов-на-Дону) поступило письмо от жителей одного из сел региона с просьбой прислать на постоянную работу корреспондента. Крестьяне обещали ему готовую квартиру со столом и 30 рублей в месяц денег сверх редакционной зарплаты. Желание иметь собственного корреспондента они мотивировали тем, что в селе «очень много материала, требующего внимания печати».

Особый интерес к печатному слову у крестьян проявился в связи с началом русско-японской войны 1904-1905 гг. «Число крестьян, подписывающихся на ежедневные газеты, а также покупающих отдельные номера газет и телеграмм небывалое. Нередки случаи, когда крестьяне выписывают газету в складчину и читают вслух большими компаниями; посылают нарочных на ближайшие станции, чтобы скорее получить газету», - сообщало издание. Отправляющемуся в город по делам крестьянину односельчане наказывали привезти «газетину», которую затем коллективно читали. Жители одной из деревень Юрьевского уезда Владимирской губернии «грамотею, читавшему им долгую зиму газету, пахали и косили».

О том насколько сильным могло быть влияние периодической печати в среде народа свидетельствуют приговоры крестьян Судогодского уезда Владимирской губернии об открытии у них земских школ. К поднятию данного вопроса их побудили публикации о том, что причиной поражений от японцев является неграмотность русского солдата. «Получая газеты и читая статьи о войне, мы узнали, что японец бьет нас и потому, что там кажинный солдат грамоте разумеет, умеет по карте ходить, читать и писать и даже имеет компас на руке. А у нас ни одного солдата нельзя никуда послать потому, что он безграмотен. Читая такие тяжелые и правдивые слова о войне, наше самолюбие оскорблено до глубины души».

Одной из нехарактерных групп читателей газеты были женщины интеллигентных профессий. Данное предположение основано на том, что на страницах издания регулярно обсуждался вопрос о положении слабого пола в России. Другим аргументом в пользу этого служит достаточно большое, в сравнение с другими представителями либеральной печати, число женщин - сотрудников редакции.

Публикации «Северного края» вызвали интерес у журналистов столичных и провинциальных изданий. Статьи газеты заимствовались и цитировались. Так поступали не только газеты либерального лагеря, но и революционного. Местные издания регулярно ссылались на статьи своего оппозиционного коллеги. Газеты губерний Верхнего Поволжья и Севера страны заимствовали у «Северного края» постановку дела, брали пример в качестве подачи информации. Благодаря этому рос уровень местной журналистики.

Статьи издания служили поводом для дискуссий на страницах периодических изданий. «Новое время» использовало сообщения ярославской газеты, чтобы рассказать о равнодушии местного населения к подготовке празднования 25-летия со дня смерти Н.А. Некрасова. «Небольшая кучка интеллигентных почитателей поэзии Некрасова, - восклицает газета, - тщетно старается огнем своего воодушевления зажечь равнодушного обывателя», - писало столичное издание. Недопущение сотрудника ярославского издания на собрание пайщиков первого товарищества сельских хозяев губернии также вызвало обсуждение в печатном органе А.С. Суворина. Его журналист, комментируя заявление директора товарищества о том, что заседания изначально не публичны, выступает с поддержкой провинциальных коллег: «Постороннее лицо, репортер, сиречь, очевидно не стал бы насильно, да и не мог бы принимать участия в делах собрания, но ведь и члены товарищества, надо полагать, не собирались же для составления сборника сельскохозяйственных секретов, отнюдь не подлежащих оглашению». В солидных «Санкт-Петербургских» ведомостях вышла заметка из «Северного края» о запрете властей на продажу цветных почтовых конвертов в Иваново-Вознесенске. Распоряжение властей ярославская газета объясняла трудностями, возникающими при их перлюстрации.

Как вспоминал Н.Ф. Бунаков, заимствование статей порой происходило и без ссылки на первоисточник лишь с видоизмененным заголовком и за подписью другого автора.

Указанные выше факты охвата аудитории «Северным краем» свидетельствуют о большой работе проделанной коллективом в деле воспитания «своего» читателя среди самых разных групп общества. Помогали журналистам и советы подписчиков. «Если вы хотите, чтобы ваша газета получила широкое распространение, - спуститесь до уровня нашей провинции, которая еще далеко не созрела для идейной газеты, какой является «Северный край». Если же вы сами не хотите спуститься, а наоборот, хотите воспитать читателя, поднять общий уровень его - перед вами тяжелая и долгая работа». Этой кропотливой работе сотрудники «Северного края» посвятили восемь лет.

Помимо знания читательской аудитории изучающему прошлое российской прессы необходимо выявить факты, характеризующие влияние представителей периодики на общественную жизнь. Как подчеркивают исследователи, учет реакции читательских масс на выступления издания - одна из составляющих истории отечественной журналистики. При этом поиск подобных доказательств - крайне кропотливый и сложный процесс. Это объясняет тот факт, что данная проблема не получила освещения в подавляющем большинстве работ по истории российской дореволюционной печати.

Значение «Северного края» для региона и его влияние отмечалось современниками неоднократно: «Влияние газеты на местные общественные круги было огромно. Стойкая, строго выдержанная в прогрессивном направлении она и в отношении чисто литературном являлась одной из лучших в то время газет, не исключая столичных». Находившийся осенью 1905 г. в Ярославле Н.И. Подвойский назвал «Северный край» «популярной и единственной прогрессивной для всего северного района газетой». Про большое значение, которое имело издание для региона, писала жена В.Р. Менжинского, работавшего в 1905 г. ответственным секретарем редакции. Это же факт подчеркивался Н.П. Дружининым.

Касаясь приостановки оппозиционного органа в 1904 г. костромской журналист газеты отмечал: «За семимесячный период вынужденного сна «Края» общественная жизнь города, а, пожалуй, и всей губернии мало чем проявила себя». Высокий авторитет и популярность газеты признавали и власти. После кровавых событий 9 декабря 1905 г. в городе ярославский губернатор А.А. Римский-Корсаков просил редактора В.М. Михеева «подействовать к успокоению жителей».

Большое влияние «Северного края» на общественную жизнь губерний Севера и Верхнего Поволжья подчеркивалось как сторонниками либералов, так и их идейными противниками. Всплеск черносотенного движения в Ярославле в 1906 г. связывался именно с приостановкой оппозиционного издания. В этой связи столичные «Биржевые ведомости» отмечали, что «отсутствие порядочной газеты в городе дает себя знать».

О значительной, если не ключевой роли «Северного края» в общественной жизни Ярославской губернии говорят статьи черносотенной газеты «Русский народ», журналисты которой резко нападали на местную оппозицию и ее издание. «В течение двух недель [с 16 декабря 1905 г. - Р.Н.] городу Ярославлю грозила страшная участь остаться без «выразительницы общественного мнения», то есть без краснокожей газетки в духе левых товарищей. Что-то страшное неслыханное творилось в Ярославле в эти исторические две недели. Общественная мысль, питавшаяся до сих пор исключительно молочком кормилицы… обезумела от голода. С грустью думали бедные ярославцы, что теперь некому устроить у них хотя бы маленькую забастовочку, некому благословить их на освободительные подвиги и, таким образом, их родной город перестанет быть «прогрессивным и сознательным». Ранее «Русский листок» иронизировал: «Северный край» горюет, что нет «говорунов» в Шуе, газетка жалуется, что рабочие не слушают политических речей агитаторов».

Выступавшие против взглядов либерального издания местные консерваторы, отвечали на критику в свой адрес: «Мели Емеля, твоя неделя. Емелям «Северного края» молоть дана не неделя, а вся жизнь их; это их заработок». Неприязненно отзывалось о «Северном крае» и ведущее правое издание империи «Московские ведомости», называвшее его печатным органом «либералов и статистиков». С площадными оскорблениями выступало против газет, выходивших на месте запрещенного «Края» и сохранивших его направление, черносотенное издание «Ярославский крючок». Имея ввиду «Новый Северный край», оно писало:

«Пожалуйте-сь! Вот редакция «Северного края»

Тут агентура жидовского рая.

Газета самая, что называется свинопасная

И для слабых мозгами довольно опасная:

Потому есть в ней, как знахарки говорят,

Особого рода свинючий жидовский яд.

Кто им заразится - делается так зол и туп,

Что рылом подрывается под Российский Дуб»…

Именно из-за серьезного влияния оказываемого «Северным краем» на общественную жизнь губернии и вызвавшего раздражение местных консервативных сил в Ярославле в начале 1906 г. выходит серьезно поставленная правая газета «Русский народ». В большинстве других крупных городов империи появление подобных изданий произошло позднее. Противники местной оппозиции рассчитывали с помощью своего печатного рупора подорвать авторитет наследников «Края», перетянуть на свою сторону часть его читателей из рабочих, крестьян, мещан.

Признанием серьезного воздействия печатного органа на широкие народные массы является распоряжение Министерства народного просвещения, которым номера «Северного края» изымались из бесплатных народных библиотек Ярославской губернии. Таким образом, власти стремились оградить население от вредных, по их мнению, идей распространяемых изданием.

В 1905 г. несколько материалов владимирского корреспондента «Северного края» вызвали серьезную обеспокоенность местной администрации за настроения в регионе. В одном речь шла о требовании губернатора И.Н. Леонтьева к почтовой конторе сообщить имена подписчиков ряда оппозиционных изданий. Другая заметка цитировала распоряжение главы региона не рекомендовать крестьянам обращаться к некоторым присяжным поверенным, названными «неблагонадежными». Губернатор был вынужден дважды обращаться к своему ярославскому коллеге А.П. Роговичу с просьбой заставить газету опровергнуть эти сообщения, при том, что описываемые в статьях факты имели место.

Выход в печатном органе серии заметок о настроениях рабочих и движении пролетариата в Костромской губернии в 1905 г. взволновал местного губернатора Л.М. Князева. Последний отметил любопытную деталь: вскоре после выхода в газете, некоторые статьи почти дословно воспроизводились в прокламациях местного комитета РСДРП, обращенных к рабочим. Как пишет А.Ф. Бережной, «авторы большевистских листовок нередко ссылались на публикации легальной печати». Похожие случаи, имевшие место и в других регионах России, подтверждают идейную близость либералов и социал-демократов в период революционного подъема.

Проявлением авторитета газеты стала самостоятельная жизнь заголовка статьи, описывавшей расстрел в Ярославле 9 декабря 1905 г. многотысячной народной демонстрации. Статья называлась «Кровавая пятница» по аналогии с событиями «кровавого воскресенья» 9 января 1905 г. в Петербурге. Словосочетание быстро обрело собственную жизнь: вначале среди общественности города, в большевистской листковой литературе, позднее перейдя на страницы научных и публицистических работ.

Газета выступала выразительницей общественного мнения в борьбе со злоупотреблениями, взяточничеством, укрывательством и т.д. Благодаря публикациям «Северного края» стало известно о «непедагогических» методах работы одной из учительниц Ильинского училища Ярославля и последняя была отстранена от преподавания. Из-за статьи рыбинского корреспондента издания С.А. Овсяникова местный частный пристав, заведший в своем имении торговлю с крестьянами без патента был уволен с поста губернатором Б.В. Штюрмером. Следствием газетной публикации стало улучшение условий труда служащих типографии О.К. Фалька в Рыбинске.

Потому недовольство статьями «Северного края» высказывало не только начальство на уровне губернаторов и министров, но и многие чиновники, предприниматели, нечистые на руку, опасавшиеся, что их «дела» могут стать известны общественности. Так, за сотрудничество в газете из Общественного банка Костромы был уволен чиновник К. Негативную реакцию вызывала даже подписка на издание. В Пошехонском уезде Ярославской губернии одно «маленькое начальство», увидев, что подчиненные регулярно читают номера издания, настрого запретило это: «Северный край»? Чтоб этого больше никогда не было». Купцы и торговцы обращались с жалобами на редакцию к ярославскому губернатору, наиболее решительные подавали в суд на руководство газеты, обвиняя его в клевете. По всем подобным делам Э.Г. Фальк и В.М. Михеев были оправданы.

«Северный край» вел не только идейную борьбу за умы читателей, но оказывал материальную помощь нуждающимся, регулярно выступая с призывами к благотворительности. Примером служит письмо сотрудничавшего в газете известного писателя П.В. Засодимского с просьбой помочь жене и детям одного вологодского учителя, оставшихся после смерти главы семейства без средств к существованию. Автор был уверен, что «среди ярославцев, костромичей, вятичей, олончан найдутся, конечно, сострадательные души… Но я обращаюсь именно к вологжанам», - заключал он.

Посредством таких публикаций «Северный край» привлекал внимание читателей как к проблемам отдельных граждан так и целых городов и областей. Журналисты участвовали в организации сбора средств для голодающих в Поволжье в 1898-1899 гг., пострадавшим от землетрясения в Андижане (Ферганская область), на нужды армии и флота, в пользу Красного Креста во время русско-японской войны, для семей убитых и раненых в результате расстрела демонстрации 9 декабря 1905 г. в Ярославле и т.д.

О стремлении газеты влиять на общественную жизнь страны свидетельствует появление в ней в первый же месяц существования раздела «Из голодных мест». Здесь помещались статьи о голоде в Поволжье, тяжелых условиях, в которых пытались выживать десятки тысяч людей, благотворительной помощи, оказываемой земствами и добровольцами. Российская либеральная интеллигенция, в частности, журналисты, очень остро переживали гуманитарную катастрофу. Сотрудничавшая в «Северном крае» Е.А. Дьяконова писала о своей волонтерской работе в Казанской губернии в 1899 г.: «Мысли мои были далеко-далеко в Москве, в Питере, в Ярославле… Цвет русской интеллигенции чтит великого поэта [А.С. Пушкина - Р.Н.], а здесь, в Азии, собирается голодный и больной народ поесть в «столовыя» по здешнему произношению».

Обращения издания к общественности с призывом о помощи всегда находили отклик по причине высокого морального авторитета печатного органа и потому были эффективны для сбора средств на благотворительность. Подобные материалы появлялись на страницах «Северного края» чаще, чем во всех остальных СМИ губерний Севера и Верхнего Поволжья. Это было вызвано идейным характером газеты, ее стремлением способствовать переменам к лучшему в окружающей действительности. Кроме использования таких публикаций для заявленных в них целей, журналисты достигали с их помощью сплочения местной оппозиции. Как верно отмечает Е.С. Сонина, газета в таком случае выступала как «настоящий организатор масс», стремясь при этом помочь в несчастье, болезни, нужде. Также редакция хотела привить читателям и гуманистические идеалы, воспитать у них гражданскую позицию и чувство долга по отношению к происходящему вокруг.

В завершении параграфа, подчеркнем, что за восемь лет существования, издание эволюционировало от газеты, ориентированной на образованные группы населения до печатного органа, пользовавшегося авторитетом среди самых широких слоев российского общества. Его читательская аудитория разрасталась за счет рабочих, служащих, крестьян. Этот процесс шел параллельно радикализации настроений, связанной с неготовностью и нежеланием самодержавия идти на уступки российскому обществу в деле осуществления политических, социальных и экономических реформ.

Усиление влияния газеты в среде народных масс вызывало самое серьезное беспокойство губернских администраций. Они стремились по возможности уменьшить его, в том числе с помощью закрытия оппозиционного издания. Новые группы читателей «Северного края» появлялись вследствие обращения издания на своих страницах к жизни данных классов. Вместе с тем, рост аудитории шел медленно: крестьянам и рабочим требовался более высокий образовательный уровень, чтобы читать и понимать статьи газеты.

Отметим, что некоторые группы читателей изначально были настроены против существования независимой газеты, какой был «Северный край» Это была значительная часть предпринимателей, фабрикантов и священнослужителей. Представители местной администрации сформировали свое отношение постепенно, лишь осознав, что получили в виде основанного Э.Г. Фальком издания вовсе не заискивающую послушную газету, а представителя свободной печати с твердыми убеждениями. Отношение стало резко негативным, когда власти поняли, что они собственными руками одобрили появление в лице «Северного края» печатного рупора местной оппозиции.

Давление административного ресурса на журналистов становилось сильнее с каждым годом, как следствие усиления влияния газеты на настроения в регионе. В конце концов власти небезосновательно стали рассматривать «Северный край» как легальную трибуну антиправительственной пропаганды, что выразилось в неоднократных попытках закрыть печатный орган, а его редактора привлечь к суду.

2.3 «Северный край» и цензура

Работники периодической печати начала XX в. подчеркивали: «Ни одна профессия не подвержена такой массе стихийных условий как журналистика. И стихийность эта не есть непременное следствие самого существа профессии… Тут важны именно «сторонние» обстоятельства, никогда не позволяющие нам точно рассчитывать даже на самое ближайшее будущее: оно во власти этих обстоятельств». Под посторонними обстоятельствами понимались: политика властей, судебные дела, цензура. Необходимость учитывать влияние последнего фактора на конкретного представителя прессы - важнейший момент при изучении российской периодической печати. Как отмечал М.К. Лемке, без этого «история литературы, как видимого проявления общественной мысли и движений не усваивается с необходимой полнотой».

Проверяющий гранки номера чиновник мог вносить значительную правку в публикуемые статьи, на основании которых собственно и делаются выводы о характере издания, отношении к нему читателей, властей и т.д. По ним исследователи приходят к заключению о радикализме или умеренности органа печати, его программе, преследуемых целях и т.д. Потому существование газеты важно рассматривать через взаимодействие с цензурным ведомством, учитывая личность цензора и то, как последний «корректировал» направление представителя периодики. Исследователь А.И. Станько верно отмечает, что «при рассмотрении идейного содержания, структуры издания, связи с читателем нельзя не учесть цензурных условий, возможности либо невозможности касаться публично того или иного вопроса».

«Северный край» до конца ноября 1905 г. официально являлся подцензурным изданием. При предварительной цензуре редакция вечером дня, предшествующего выходу номера в свет, направляла его материалы специальному чиновнику на проверку. Цензор вычитывал гранки предлагаемых статей и разрешал или запрещал каждый конкретный материал. Он мог вычеркнуть фрагмент публикации, посчитав остальную часть допустимой. Процент запрещаемых материалов мог быть очень значителен. В результате, печатный орган не мог осветить важную проблему, а редактору приходилось в срочном порядке искать замену отвергнутым статьям.

Современники писали о явлении цензуры: «В случаях важных и не важных, по поводам мелким и крупным, но слишком часто русская печать оказывается слабым проводником гласности и плохим зеркалом общественной жизни». По словам журналиста В.А. Мякотина, «цензура стремилась покрыть всю деятельность правительства непроницаемой завесой густого тумана, в котором рядовой обыватель ничего бы не смог разглядеть». Вместе с тем нельзя согласиться и с утверждением В.И. Ленина, что российская печать «находилась в рабстве».

Целью цензора было не пропустить на страницы издания статьи, могущие нести в себе явную или скрытую критику властей, начиная от царя и министра и заканчивая правителем канцелярии и городовым. Цензура, являясь насилием над свободой слова и самовыражения, была еще и проблемой нравственного плана. Как верно в этой связи замечает Н.Г. Патрушева, «одно и то же произведение разные цензоры могли оценивать по-разному, потому что руководствовались они не столько законом, сколько личным усмотрением, секретными циркулярами и указаниями начальства». Многие из них вычеркивали статьи только на том основании, что они могут породить у читателей преступные мысли. Цензор превращал просмотр гранок публикаций в чтение между строк. «Северный край» с грустью признавал: «Подозрительность, развивающаяся при этом занятии заставляет иногда цензора провинциальной газеты говорить автору: в вашей газете нет ничего нецензурного, но чувствуется какой-то «душок» и потому она не может пойти». В ответ на это печати приходилось прибегать к «усиленному подчеркиванию и намеренному замалчиванию».

В провинции установленный законом контроль служил инструментом влияния местной администрации на печатный орган: за фигурой цензора стоял губернатор, направлявший его действия. Ярославский губернатор Б.В. Штюрмер, разрешая «Северный край», рассчитывал получить в лице респектабельного издания влиятельную межрегиональную трибуну вдобавок к местным «губернским ведомостям». Однако его ожидания не оправдались: Э.Г. Фальк желал для своего детища такой роли в общественной жизни.

Газета проводила собственную политику и была, по мнению властей, слишком самостоятельной, а значит - антиправительственной. Губернатор стал видеть в ней «вредное направление», «стремление поколебать устои». Соответствующее распоряжение получил и цензор. Он находил «неподходящим: тут неодобрительный отзыв о фабрикантах, тут о том, что городовой не исполнил своей обязанности, тут зачеркнуто сообщение, что озимые поля вышли из-под снега черные и не обещают урожая. Зачеркнутой оказывалась треть и половина материалов». Журналист Н.П. Дружинин вспоминал: «Ни одной цельной статьи, заметки. Все испещрено цензурными помарками. Нумер нужно составлять из отдельных обезображенных кусков. Наряду с важными оказываются запрещенными для печати и вещи, относительно причин недозволения которых решительно невозможно дать себе отчета».

Строгость цензора удивляла даже самих сотрудников. С.А. Мусин-Пушкин с возмущением писал о виде номера газеты, приуроченного к 25-летию со дня смерти Н.А. Некрасова: «Что делается с «Северным краем». Юбилейный номер позорно обобран, местная цензура свирепствует. Вычеркивают целые статьи, стихотворения». О запрещении всех своих очерков сообщал И.Ф. Наживин. На противостояние властей и «Северного края» обращали внимание даже журналисты социал-демократической «Искры», подчеркивавшие: «Чем кончится эта неравная борьба - неизвестно».

Исследовавший данный вопрос публицист В.В. Водовозов писал, что подобные взаимоотношения властей и журналистов не были редкостью. Объяснение, по его мнению, крылось в наивном желании местной администрации в кратчайшие сроки получить издание, которое, будет работать на ее популярность.

Цензорские функции в провинции обычно исполняли вице-губернаторы. Однако занятость последних вела к тому, что их возлагали и на чиновников ниже рангом. В ходе исследования удалось установить большинство цензоров «Северного края».

Первым был Петр Карлович Гран, правитель канцелярии губернатора, «человек умеренно либерального направления». На пост цензора газеты он вступил в декабре 1898 г. В 1900-1901 гг. контроль за изданием лежал на вице-губернаторе Алексее Сергеевиче Блохине. С середины 1902 г. по июль 1903 г. цензором газеты был вице-губернатор Александр Васильевич Гудович. В 1903-1904 гг. проверку материалов оппозиционной газеты осуществлял советник ярославского губернского правления Александр Васильевич Шмидт. В начале 1905 г. цензорские функции исполнял вице-губернатор Иван Васильевич Сосновский. Вследствие его переезда в столицу 8 апреля его сменил непременный член губернского по земским и городским делам присутствия Николай Юльевич Слефогт. Однако уже с 25 апреля 1905 г. обязанности цензора были возложены на секретаря губернского по земским и городским делам присутствия Александра Васильевича Готовцева. Он тоже недолго пробыл в роли цензора «Северного края». 3 июня 1905 г. из-за недопустимых, по мнению руководства Главного управления по делам печати, ошибок он был отстранен от работы. Его место занял вице-губернатор Владимир Павлович Кисловский, осуществлявший цензуру газеты вплоть до ее закрытия 16 декабря 1905 г. Очевидно, что исполнять цензорские функции в провинции было не легко, почему и ротация кадров была весьма значительной.

Журналисты замечали, что «цензор - человек, он не может обладать феноменальной бдительностью. Значит, возможны случаи, когда эта бдительность и проницаемость могут дать «осечку» и когда цензор пропустит в печать вещи и вещицы, которые в силу требований начальства не должен был бы пропустить». Причины ошибок цензоров были различны: кому-то из чиновников не хватало знаний, другой не успевал отслеживать и принимать к сведению вновь поступающие циркуляры начальства, третий оказывался не готов к ежедневному противостоянию с умным, изворотливым противником. Это вело к частой смене чиновников, ответственных за благонадежность «Северного края». Одной из причин была и верно отмеченная Н.Г. Патрушевой: журналисты «старались поменять наиболее придирчивых цензоров на более сговорчивых: «плохого» цензора на «хорошего».

Статьи «Северного края» помимо гражданской цензуры на предмет «необъективного» освещения происшествий вычитывали представители ярославской полиции. В начале 1905 г. редакцию обязали отправлять свежий номер газеты в столичный Департамент полиции, что фактически также представляло собой цензуру, пусть и не предварительную. Весной 1905 г. с просьбой к властям посылать на проверку статьи о боевых действиях на Дальнем Востоке обратился военный цензор губернии, командир Фанагорийского полка. Печатный орган сталкивался и с иностранной цензурой. Последняя проверяла материалы выписываемых редакцией зарубежных газет, из которых комплектовался раздел «Иностранные известия».

Условия, в которых приходилось работать журналистам, иллюстрируют распоряжения Главного управления по делам печати весны-лета 1905 г., с указанием тем, статьи по которым не должны быть пропущены в печать. В частности, на протяжении трех месяцев со дня завершения были запрещены публикации о съезде земских деятелей в Москве. Цензоров обязали вычеркивать заметки, цитирующие адреса на имя Николая II, которые предварительно не вышли в «Правительственном вестнике». Не допускалось опубликование без особых распоряжений местных властей материалов о съездах, союзах, собраниях, не разрешенных администрацией. Подлежали запрещению статьи, «оправдывающие необходимость активного или пассивного массового воздействия одной части населения против другой или против правительства, а также рабочих против хозяев с целью добиться изменения политических прав, экономического положения или условий быта», «предполагающие или доказывающие необходимость изменения основных законов», «доказывающие, что правительство умышленно затягивает обещанную реформу или не желает ее осуществления, что в предложенных правительством пределах предстоящая реформа бесцельна или не нужна».

В ходе исследования было обнаружено значительное число гранок статей «Северного края» весны-лета 1905 г., отвергнутых ярославской цензурой. Они являются уникальным источником для исследования взаимоотношений прессы и цензуры, понимания характера издания и раскрытия позиции органов по контролю за печатью.

В частности, цензоры старались не пропускать статьи с критикой их работы, запрещая в таких случаях даже заметки, перепечатываемые из других изданий. Власти считали, что рассуждения о неуместности или излишней строгости цензуры подрывают доверие к государственному строю. Чтобы рассказать о своих мытарствах со свободой слова «Северный край» пытался перепечатать статью «Руси», посвященную строгому ярославскому цензору. Столичное издание писало: «Цензура превратилась в какое-то сплошное издевательство над здравым смыслом и даже над цензурным уставом. Г-н Кисловский твердой, но невежественной рукой обращает столбцы «Северного края» в склад отрывков текста и беспрепятственно одобряемых объявлений». Цензура статью не пропустила. Предоставление вице-губернатору В.П. Кисловскому на просмотр столь резкой и обидной для него лично статьи, вероятно, преследовало цель отвлечь внимание от другого материала или вызвать донесение чиновника в Главное управление по делам печати. Последнее косвенно свидетельствовало бы о его неспособности справиться с изданием и могло привести к отставке.

Цензура вычеркивала любую публикацию в социал-демократическом духе. Во время подъема революционного движения весной-летом 1905 г. цензор регулярно отклонял статьи, наполненные марксистской риторикой, аналогичные приводимым ниже. Рассматривая взаимоотношения правительства и общества, журналист социал-демократ заключал, что «современная государственная власть есть не более, как комитет, выбранный для заведывания общественными делами буржуазии». Большинство подобных материалов касались рабочего движения. Сообщая о забастовке в Костроме, журналист «Северного края» писал: «Теперь они [рабочие - Р.Н.] вырастают и начинают сознавать себя классом пролетариев, интересы которых резко противоречат интересам капиталистов…». В другой статье утверждалось: «Рабочие стремятся к социализму, рабочие всюду агитируют за общность труда и за справедливое распределение между трудящимися его продуктов». Данные публикации помимо направления издания в 1905 г. характеризуют неумеренность социал-демократов «Северного края», стремившихся превратить газету широкого фронта оппозиции в свой узкопартийный печатный орган.

Особое внимание цензура проявила к освещению стачки в Иваново-Вознесенске весной-летом 1905 г. Ей было запрещено большое число статей о забастовке ткачей, в том числе заметки о разгоне казаками собрания рабочих на Талке 3 июля, о попытке властей организовать провокацию с выстрелом в местного полицмейстера, о желании последнего уйти в отставку «страха ради», о поджогах дач фабрикантов, обращении губернских властей к предпринимателям с призывом их пойти на переговоры с ткачами, о стойкости, сплоченности последних и т.д. Заметки о поддержке, которую в обществе находили забастовщики также вызывали неодобрительную реакцию цензуры. Однако по недосмотру цензора некоторые статьи прошли в печать, итогом чего стала отставка А.В. Готовцева.

Власти стремились не допускать выхода критических материалов на тему русско-японской войны. В 1904 г. в «Северном крае» преобладали заметки о неудачах русских войск, слабости командования, нехватки провианта, медикаментов, необученности солдат, В 1905 г. появляются более резкие материалы: о недоверии между офицерами и солдатами, вспыхивавших в армии и на флоте беспорядках, о нежелании рядовых идти на войну и умирать за непонятные интересы, с требованием немедленного заключения мира.

Цензура вычеркнула ряд материалов, подобных такому, косвенно указывавших на беспорядки в армии и на флоте. Журналист писал: «Всякая армия покоиться на доверии и подчинении солдат своим начальникам. Раз этого доверия нет, армии, на которую можно было бы положиться нет. Значит войну продолжать нельзя». Не могли появиться и статьи, в которых ставился вопрос о целесообразности войны: «Почему не гибнут те «квасные патриоты», которые по выражению Витте, «составляют очень могущественную партию» и кричат: «Крови, жаждем крови»? Почему не гибнет Грингмут, Комаров, кн. Мещерский или Щербаков, или курские дворяне, стоящие за войну, а гибнет коренной русский человек-крестьянин, которому война не нужна?». Большинство из этих тем полно отражено в гранках статей, из которых многие не попали в газетный номер.

Цензоры «Северного края» стремились не допускать заметок с критикой крестьянской политики властей. Запрещались замечания о деятельности С.Ю. Витте на посту министра финансов, вызвавшей «большую экономическую неустойчивость крестьянского населения», о мерах по предотвращению крестьянских погромов, предложения переноса срока призыва крестьян на военную службу, с целью упростить этот процесс, критика в адрес священнослужителей, берущих с селян большую мзду за оправление ритуалов. В результате, о начавшемся аграрном движении в Вологодской губернии приходилось сообщать со ссылкой на «Русское слово», так как собственные материалы газеты цензор вычеркивал. При этом сотрудничавший в «Северном крае» В.В. Водовозов отмечал, что «цензура отныне запрещает говорить уже не об отношениях крестьян к помещикам, а об отношениях рабочих к фабрикантам и о волнениях на фабриках».

Власти действительно щепетильно относились к статьям по рабочему вопросу. Главное управление по делам печати неоднократно обращалось к ярославскому губернатору с претензиями относительно выхода в «Северном крае» заметок о нем. В ведомстве указывали на необходимость «особенно осторожного и тщательного рассмотрения представляемого редакцией на цензуру материала по рабочему вопросу». Это объяснялось большим числом фабрик и заводов в регионе.

По цензурным причинам издание не всегда могло сообщить своим читателям о черносотенном движение и поддержке, которой оно пользовалось со стороны властей. К примеру, цензор отверг высказывание: «Что будет дальше при таком решительном выступлении черной сотни, натравливаемой некоторыми представителями журналистики, сказать трудно. Одно несомненно, - плоды будут!». О явном одобрении властями нарастающего правого движения свидетельствует запрет такого материала: «В красносельской волости костромского уезда купец В.Н. Чулков выписывает до 50 экземпляров газеты «День» и рассылает ее по окрестным селениям». Цензура запретила «Северному краю» публиковать отчет с судебного заседания об избиении студентов Демидовского лицея ночными сторожами, городовыми и кондукторами в декабре 1901 г.

Однако предварительная цензура была не в состоянии придать газете тот вид, который хотели власти. И если отдельные статьи цензор мог вычеркивать, то бороться с характером печатного органа, он был не в силах. Современники признавали: «Что касается направления той или иной газеты, то в этом отношении зачастую была бессильна и цензура». Именно его сохранение редакцией «Северного края» на протяжении всего существования издания стало залогом самой широкой популярности.

С другой стороны, «предосудительное» направление печатного органа, антиправительственный образ мысли, порождаемый его публикациями у читателей стали причинами репрессий против «Северного края». Неоднократно поднимался вопрос о принятии против газеты мер административного воздействия. Э.Г. Фалька вызывали в Петербург к начальнику Главного управления по делам печати Н.В. Шаховскому, где ему было сделано строжайшее внушение за целый ряд «совершенно неудобных статей». В.М. Михееву в 1903 г. пришлось объясняться с министром внутренних дел В.К. Плеве. В разговоре тот сравнил оппозиционную прессу с «прыщиком на лице государства». В 1904 г. Василий Михайлович встречался с его преемником на посту главы МВД князем Д.Н. Святополком-Мирским.

На протяжении полутора лет (1904-1905 гг.) газета была дважды приостановлена. Первый случай имел место в июне 1904 г. и был связан с критикой газеты русско-японской войны. Редакция рассматривала происходящее на Дальнем Востоке как борьбу за передел мира и потому высказывалась о ней резко негативно, не разделяя ура-патриотических настроений многих представителей печати. Ярославский губернатор А.П. Рогович воспользовался случаем, чтобы разделаться с неугодной газетой. Им были написаны сообщения в Главное управление по делам печати, где деятельность издания подавалась в самом неблагоприятном виде. По распоряжению министра внутренних дел В.К. Плеве с 8 июня 1904 г. «Северный край» был приостановлен на восемь месяцев - максимальный срок наказания для печатного органа.

Уже через год, летом 1905 г. А.П. Рогович вновь просил о закрытии газеты, мотивируя это тем, что она стала органом социалистической пропаганды и агитирует к забастовкам в рабочей среде. От прокурора Ярославского окружного суда в Московскую судебную палату неоднократно поступали на издание жалобы и просьбы возбудить уголовное дело против оппозиционного издания и редактора. 16 декабря 1905 г. «Северный край» был запрещен за серию статей с обвинениями ярославских властей в расстреле мирной демонстрации 9 декабря 1905 г.

Редакция предпринимала попытки бороться с беззаконием цензуры правовыми методами. Как вспоминал Н.П. Дружинин: «В качестве «обер-прокурора «Северного края», как в шутку называл меня Эдуард Германович [Фальк - Р.Н.], я составил две-три обширные жалобы с разительными доказательствами произвола и бесчинств местной цензуры, но Главным управлением печати они оставлялись без последствий для престижа тогдашней власти, хотя фактически и приносили некоторое весьма слабое облегчение». Использовались и противозаконные приемы борьбы с цензурой: в «Северном крае» вышло несколько материалов без разрешения цензора, что вызвало резкую реакцию властей, но к закрытию не привело. Заметим, что газета сильно рисковала, так как подобное самовольство строго каралось.

Еще одним приемом борьбы с цензурой был выпуск газетного номера в том виде, в котором он возвращался от цензора. Издание, таким образом, протестовало против строгости властей. Целью его было вызвать резонанс среди читателей, местной администрации, Главного управления по делам печати, столичных коллег. А.В. Тыркова вспоминала о работе в «Приднепровском крае»: «Он [редактор М.К. Лемке - Р.Н.] стал рассылать газету в таком виде, как она была получена от цензора. Страницы белели пустыми местами. Чиновники злились, но не было закона, запрещавшего оставлять в статьях и между статьями пустоту».

Цензурные мытарства «Северного края» могли преподноситься читателям и с юмором. «Русские ведомости» сообщали: «Так, например, вместо текста всеподданнейшей телеграммы саратовской Думы красуется в «Северном крае» объявление о папиросах «Трезвон»; в областном отделе корреспонденция о костромском губернском земском собрании прерывается неожиданно объявлением о лечебнице зубных болезней. Не повезло и вологодскому корреспонденту газеты: отчет о губернском земском собрании украшен двумя объявлениями о папиросах «Дюшес».

Печать отвечала на цензурный режим созданием особого «эзопова языка», позволявшего «цензурно» выражаться на запретные темы. К примеру, во многих статьях под бюрократией имелось в виду не чиновничество, а самодержавный строй, а под правовым порядком - Конституция. Потому, статья, призывавшая к борьбе с бюрократией, означала совсем не то, что должен был подумать цензор. Современники подчеркивали: «Давно уже тот журналист ценится и газетой и публикой, который наиболее «цензурно», то есть туманно, двойственно выразит свою мысль». Недостатком этого приема было его доступность для понимания лишь постоянными читателями, знакомыми с взглядами «Северного края».

Журналисты могли умолчать в статье о самом нецензурном факте, однако, знакомили читателей с информацией, приводившей к требуемым умозаключениям. Так, зная, что статья о рабочих беспорядках не пройдет, сообщалось, что в городе N все спокойно, магазины работают и т.д., а в конце заметки вскользь упоминалось об отсутствии на многих мостовых брусчатки.

Часто «недопустимое» сообщение маскировалось под сказку, легенду, песню какого-либо народа. Цензор принимал произведения за чистую монету и разрешал к печати такую «индийскую» притчу, «иранскую» сказку, песню «норвежских моряков» или «американских пионеров». Однако в каждой из них между строк читалось послание антиправительственного характера, которое в виде обычной статьи было бы отклонено.

Еще одним способом нейтрализовать внимание цензора могла быть критическая статья, в которой автор ссылался на опыт представителей династии Романовых. Обычно журналисты обращались к богатому реформаторскому наследию Петра I и Александра II. При этом всячески подчеркивалось отсутствие у них страха перед преобразованиями, а главное - перед общественным почином. К примеру, касаясь вопроса о широком развитии образования, газета писала: «Если вы хотим явиться достойными заветов Царя Освободителя и продолжателями дела, то средств для означенной цели жалеть нельзя, как их не жалели 40 лет тому назад». Цензор оказывался в трудном положении, так как невыход подобной статьи мог трактоваться как нелояльность режиму.

Чтобы обойти цензуру редакция газеты поощряла на своих страницах полемику по интересующим вопросам. Дискуссия обычно велась между авторами диаметрально противоположных взглядов. На страницах «Северного края» обычно выступали сотрудник газеты и сторонний автор, разбиравшийся в теме. Из-за спонтанности такой полемики цензоры часто пропускали критические статьи.

Провинциальные издания пользовались и тем, что местные цензоры разрешали критические материалы в адрес чиновников и первых лиц других губерний. Ярославский цензор не обращал внимания на выпад в «Северном крае» против владимирского или нижегородского губернатора. В свою очередь, нижегородский цензор, вычеркивая статьи о злоупотреблениях местных чиновников и предпринимателей, пропускал заметки об аналогичных случаях в Ярославской, Костромской, Казанской, любой другой губернии России. По словам В.Г. Короленко, «все Поволжье было покрыто сетью такой неблагонадежной взаимности». Этим регулярно пользовались представители «пятой власти» в регионах.

Газете приходилось прибегать в борьбе с цензурой и к нестандартным приемам. Узнав о любви нового строго цензора к утехам Бахуса, редакцией был составлен план - напоить чиновника и подсунуть ему на подпись статьи, заведомо недопустимого характера. В результате его успешного осуществления цензор был отправлен в отставку. Журналистам приходилось и актерствовать, чтобы уменьшить цензурное давление. Как вспоминал И.А. Волков, во время его работы в Рыбинске статьи в «Северный край» проходили предварительную цензуру у местного полицмейстера, который их основательно черкал, что отражалось на зарплате газетчиков. Проведав, что цензор «страшный ханжа», а журналистов считает за «нигилистов и безбожников» сотрудники несколько раз ходили в часовню напротив полицейского управления. Результаты не замедлили сказаться - полицмейстер сменил гнев на милость.

Вместе с тем, не каждый чиновник в должности цензора, был им по призванию. А.В. Тыркова вспоминала, как в ответ на запрет очередной своей статьи вице-губернатором, нанесла ему визит и просила пропустить материал, уверяя в отсутствии в нем крамолы. Журналистка настаивала, что в каждой заметке можно при желании найти тайный умысел. Визит сотрудника газеты вызвал у цензора растерянность, он не знал как себя вести. Тыркова отмечала, что после разговора «он [цензор - Р.Н.] был меньше уверен в своей правоте, чем я».

Подводя итоги, заметим, что существование издания в условиях предварительной цензуры накладывало свой след на характер статей, однако не могло изменить однажды выбранное направление «Северного края». Данный факт вызывал особое раздражение местной администрации, которая с помощью разрешенных законом методов не могла справиться с либеральной газетой, продолжавшей свою деятельность в качестве печатной трибуны антиправительственных сил.

В целом, не смотря на цензурные условия существования, редакция газеты успешно решала поставленные перед собой общественные задачи. Один из руководителей «Русских ведомостей» В.Розенберг отмечал: «Но она нужна была, эта полунемая печать, в немой стране, нужна как слабый свет фонаря среди ночного мрака». Чтобы обойти цензурные рогатки журналисты использовали целый ряд приемов, как распространенных среди представителей всей пятой власти, так и оригинальных ноу-хау.

Одной из негативных черт существования газеты в условиях цензуры является наличие большого числа безымянных статей. Журналисты, опасаясь возможных репрессий, предпочитали сохранять инкогнито. В результате имена многих сотрудников газеты, особенно областных корреспондентов, остаются неизвестны.

Выводом по главе служит утверждение, что до основания Э.Г. Фальком «Северного края», говорить о существования ярославской периодической печати, класса профессиональных журналистов в губернии и в целом в области можно с натяжкой. На это указывала и газета. Вологодский корреспондент прямо писал, что здесь [в Вологде - Р.Н.] «постоянные корреспонденты появились очень недавно - с начала издания «Северного края».

Долгое время направление газеты определялось сотрудниками либералами. Именно в таком ключе издание и задумывалось Э.Г. Фальком и Д.И. Шаховским. Постепенно, в печатном органе усилилось влияние социалистов, в первую очередь, марксистов. Это было связано со стремлением последних вести политическую пропаганду через популярную и влиятельную газету. Руководство «Края», в свою очередь, желало усилить революционную составляющую материалов и расширить аудиторию за счет народных масс. Однако именно благодаря сотрудничеству журналистов разных взглядов газета приобрела отличный от коллег характер и имела популярность среди большинства групп жителей региона.

«Северный край» стал центром объединения оппозиции целого ряда губерний. А.В. Тыркова вспоминала позднее: «А кто тогда не был в оппозиции? По всей России начинался какой-то химический процесс. Прорывались наружу неудовлетворенные общественные и политические запросы и мечтания. Все это было молодо, многое расплывчато, не всегда продумано и заканчивалось решительным возгласом: так дальше жить нельзя»! При этом редакция в большей степени играла роль идейного вдохновителя общественности, нежели организатора. Однако этого было достаточно, чтобы печатный орган находился под пристальным вниманием администрации.

Все попытки властей ослабить влияние газеты на общество успеха не имели. Достижения чиновников в борьбе с журналистами носили временный характер. Вызовы редакторов Э.Г. Фалька и В.М. Михеева в столицу, где им на самом высоком уровне были сделаны внушения и даже приостановка газеты в 1904 г. не оказали «благотворного» влияния, на которое рассчитывали власти. Печатный орган оставался на однажды выбранных позициях. Лишь события революционного 1905 г. содействовали смене характера его публикаций, однако в противоположном ожиданиям чиновников направлении.

Стойкая позиция редакции определялась как взглядами ее ближайших сотрудников, так и моральной поддержкой, которую журналисты чувствовали со стороны коллег по цеху и читателей. Последние рассматривали «Северный край» в качестве защитника интересов местной общественности, в противоположность властям, их игнорировавших.

3. Общественно-политическая жизнь России на страницах газеты «Северный край»

3.1 Вопросы общественной жизни на страницах «Северного края»

Либеральная печать России конца XIX - начала XX в. стремилась не только служить для читателей источником информации, но являться пропагандистом, способствовать объединению людей, разделяющих схожие общественно-политические взгляды. Подобный подход был востребован, находил широкий спрос и способствовал популярности печатных органов. Потому крупные либеральные издания были рентабельными, даже находясь в оппозиции к режиму, а, возможно, именно благодаря этому. Они могли говорить о том, о чем считали нужным и подавать события так, чтобы служить пропаганде определенных воззрений.

Журналисты стремились оказывать своей работой влияние и на общество и на правительственные сферы, побуждая те учитывать в своей работе мнение социума. Обращаясь к читателям, редакция «Северного края» хотела привить им единую точку зрения на происходящее в стране и за рубежом, сформировать широкий фронт оппозиционных сил. При этом публикации либеральных изданий могли производить «столь же разрушительное действие, как материалы радикальной печати. По сути эта опасность могла оказаться даже больше, так как правительству легче было подавить радикальную прессу».

В целом, издания либерального лагеря затрагивали на своих страницах круг схожих проблем, отражавших взгляды реформистски настроенной интеллигенции. Одним из центральных столпов отечественного либерализма этого времени было стремление создать «просвещенную Россию». Считалось, что путем воспитания человека можно сформировать разносторонне развитую личность, которая будет частью гармоничного социума. Крестьянин, получив образование, должен стать крепким хозяином, рабочий - равноправным участником производственного процесса. Отсюда закономерен интерес широких слоев российской интеллигенции к реформе системы образования. Данный вопрос не терял своей актуальности на протяжении нескольких десятилетий и постоянно фигурировал на страницах изданий либерального лагеря. Большевики, придя к власти, заимствовали у своих политических противников идею создания социалистического общества посредством новой системы воспитания и образования.

О внимании «Северного края» к данному вопросу свидетельствует существование в издании раздела «Школьные дела», являвшегося длительное время одним из ключевых в структуре издания. Н.П. Дружинин в первых номерах газеты писал о трудном пути, который предстоит пройти системе образования в стране: «Если бы теперь накануне XX в. было введено у нас повсеместно всеобщее обучение, то все же поголовно грамотной Россия стала бы лишь к середине будущего века. К двадцатым и даже к тридцатым годам будущего века наша страна окажется малограмотной, если теперь же не будет значительно двинуто вперед это дело».