"Северный край" - печатный орган оппозиции губерний Севера и Верхнего Поволжья конца XIX – начала XX веков

Внимательное отношение к экономическому развитию страны было характерно для многих либеральных изданий. Исследователь печати Дальнего Востока И.Г. Стрюченко отметил: «Много, очень много внимания общедемократические газеты уделяли развитию горнорудной, рыбной, лесной и металлообрабатывающей промышленности края. Каждый значительный шаг в этих областях находил свое отражение на страницах газет».

Несмотря на то, что многие публикации «Северного края» были проникнуты апологетикой капиталистических отношений, журналисты выступали и со справедливыми претензиями в адрес предпринимателей и государства. В частности, издание указывало на отсутствие для населения области доступного кредита, потребность в котором она называла одной из жгучих. «Куда ни посмотришь - везде пропадает масса труда или же труд этот находится в безвыходной кабале - и все это прежде всего от отсутствия у большинства промышленного и торгового люда достаточных оборотных средств». В связи с этим автор высказывал пожелания, чтобы заемщиков не стесняли «сложными формальностями и излишней требовательностью».

В статье «Жизненные недоразумения» газета обращалась к проблеме недоступности многих продуктов народного потребления для широких масс россиян. В числе них в заметке назывались керосин, масло, сахар. Про последний сообщалось, что он в больших объемах вывозится в Англию, где им откармливают свиней, при том, что не всякий крестьянин и рабочий могут себе его позволить. «Что же сказать о деревне? Заботятся и заботятся настойчиво о сохранении народных сил путем якобы сокращения пьянства и в то же время изо рта деревенского дитяти высасывают для иностранцев коровье молоко», - задавалось вопросом издание.

Газета крайне негативно отзывалась о такой особенности капиталистических отношений как монополии. «Северный край» обращал внимание читателей на стремление входящих в них предприятий за счет своего доминирующего положения на рынке поднять цены. Соглашение о ценах - «стачка», ранее преследовалось по закону. Однако, взяв название картеля или синдиката, в соответствии с буквой закона оно пользовалось покровительством властей, что вызывало возмущение общественности. «Малое дитя по годам, прожитым на белом свете, синдикат с опытностью старого человека основательно заглядывает в карман русского потребителя и искусно очищает их и от залежавшихся сбережений и от последних грошей. Синдикат сахарозаводчиков, синдикат нефтяных королей, готовящийся синдикат железозаводчиков, синдикат горнопромышленников и другие… идут организованным походом на русский карман».

Касаясь съезда солепромышленников в 1898 г., газета замечала, что капиталисты больше думали о своих выгодах, а не об «интересах простого населения, которому дешевая соль нужна для личного потребления, корма скота и развития рыбных промыслов», притом, что альтернативы ей не было и данный факт был известен соледобытчикам.

«Северный край» резко отрицательно относился к тому капитализму, целью которого было только наполнение кошелька предпринимателя. Газета хотела видеть в России капитализм, но он должен был быть с «человеческим лицом», когда бизнесмен и рабочий являются равноправными элементами системы, где фабрикант готов отказаться от части денег в пользу трудящихся, а цены на продукцию формировались не только из стремления увеличить прибыли. Безусловно, такая действительность была идеализированной, однако желание либеральной интеллигенции видеть в обществе и экономике гармоничные отношения трудно не приветствовать.

Обращаясь к тяжелой зависимости пролетариата от предпринимателя, газета отмечала, что в аналогичном положении оказываются деревенские кустари, попадающие в кабалу к скупщику. Н.С. Зезюлинский характеризовал ситуацию так: «С того момента как кустарь воспользовался ссудой скупщика, он связан по рукам и ногам и хищник может делать с ним что угодно… В конце концов, кустарь оказывается вполне закабаленным и все выгоды производства переходят к скупщику».

Газета отмечала слабость развития сельского хозяйства на большей части территории России, в том числе и в регионе, на который она выходила. В связи с этим издание указывало на важность развития здесь новых отраслей производства - сыро- и маслоделия, овцеводства, молочного скотоводства, настаивало на необходимости выяснить условия их стесняющие и устранить последние. Со своей стороны редакция уделяла большое внимание данному вопросу. Так в 1899 г. освещалась подготовка и проведение съезда маслоделов в столице. В газете регулярно выходил раздел «Новости молочного хозяйства и маслоделия». Печатный орган следил за проходившим в Ярославле в 1903 г. съездом сельских хозяев девяти губерний в рамках выставки Северного края. О том внимании, которое издание уделяло мероприятию, свидетельствует выход на протяжении нескольких месяцев, пока шла подготовка и сама выставка, особого раздела, посвященного ей.

Потому газета приветствовала меры правительства, направленные на улучшения ситуации как в сельском хозяйстве, так и в целом в экономике страны. Журналисты положительно отозвались об учреждении в рамках Государственного совета департамента промышленности, наук и торговли, особо отмечая, что этим же законом власти признали образование народа неотъемлемым фактором развития производственных сил. Издание одобряло прямоту, с которой Министерство финансов заявило о тяжелом положении крестьянства. Во всеподданнейшем докладе ведомства за 1898 г., на который ссылались журналисты, были озвучены причины такой ситуации: податная тягость, недостаток образования, отсутствие «прочного правопорядка» в жизни сельского населения и предложения по ее изменению - «надлежащая податная реформа, воспособление крестьянскому малоземелью, устройство доступного кредита, улучшение условий сбыта крестьянского труда». Вместе с тем газета напоминала читателям, что на слабую финансовую устойчивость крестьянского сословия оказывают влияние выкупные платежи, компенсируемые ими государству за свое освобождение в 1861 г. Журналисты подчеркивали, что «русские крестьяне, освобожденные от крепостной зависимости 38 лет назад до сих пор еще не могут стать на ноги, воспользоваться всеми благами свободы».

Потому печатный орган критически отзывался о деятельности С.Ю. Витте на посту министра финансов, в пору работы которого значительно возросло косвенное налогообложение народных масс. Газета высказывалась за иной способ пополнения государственной казны: развитие промышленности, торговли и сельского хозяйства, чтобы «государственные финансы опирались на источники действительно надежные, обильные и не угрожающие истощением». Эта статья Н.П. Дружинина, несмотря на ее «эзопов язык», была в значительной степени подвергнута цензорской правке, при том, что позднее московский цензор ее пропустил и она вышла в «Курьере» в авторском варианте.

В завершении раздела отметим, что круг тем, затрагивавшихся изданием, вполне соответствовал проблематике либеральной печати конца XIX - начала XX в. Это - вопросы образования, местного самоуправления, преобразований общественной жизни, промышленного развития, отношений представителей труда и капитала, вопросы юридической и медицинской помощи на селе, экономической неустойчивости крестьянских хозяйств, национальных взаимоотношений и многие другие. По отдельным проблемам «Северный край» высказывался резче многих коллег по цеху, не исключая столичных газет, существовавших в более мягких цензурных условиях.

Редакция поддерживала плюрализм мнений, одобряла полемику на своих страницах. Немаловажно, что в газете могли высказываться представители различных общественно-политических взглядов, начиная от умеренных консерваторов и заканчивая сторонниками марксизма. Благодаря этому читатели знакомились с широким кругом взглядов, оценок и мнений. Потому аудитория издания была достаточно неоднородна. Главным связующим ее элементом было стремление редакции донести точку зрения на насущную необходимость перемен в России.

Возможность печатного органа затрагивать широкий спектр актуальных проблем была обусловлена в значительной степени и подходом руководства газеты к подбору кадров. Среди сотрудников были признанные эксперты в самых различных областях знаний. Уже одно их имя под статьями свидетельствовало о серьезном подходе к рассматриваемой проблеме. Добавим, что смена приоритетов редакционной политики, влияла и на подбор персонала. Так, в конце 1904 г. пайщики издания, стремясь снизить резкость газетных статей, пошли на конфликт с радикально настроенными сотрудниками, следствием чего стал их выход из газеты.

3.3 Первая российская революция на страницах «Северного края»

Приостановка в июне 1904 г. издания на восемь месяцев вызвала конфликт между пайщиками газеты и редакционным собранием. Собственники «Северного края» были недовольны потерями из-за простоя печатного органа и стремились изменить его направление, чтобы не подвергать издание новому риску. Взамен собрания журналистов, решавшего все кадровые и литературные вопросы, пайщики создали узкий редакционный кружок, передав ему все полномочия. В него вошли умеренные журналисты: Н.П. Дружинин, В.Н. Ширяев и П.А. Критский при участии редактора В.М. Михеева и секретаря В.Ю. Уманского. Остальные сотрудники устранялись от близкого участия в работе.

В итоге в первом после возобновления газеты номере вышло открытое письмо членов редакционного собрания. В нем отмечалось, что новый порядок ведения дел не гарантирует самостоятельности редакции. Журналисты подчеркивали: «Пайщики представляют собой только экономическую сторону газетного дела, а не его душу, разум и честь. У них заинтересован исключительно карман, тогда как сотрудники олицетворяют направление органа и защищают уже сложившуюся репутацию его». В результате об отказе от «постоянного сотрудничества» в «Северном крае» заявили: Г. Алексинский, А. Антонов, А. Баранов, М. Быковский, А. Тыркова, И. Герасимов, И. Ершов, Б. Клириков, А. Локтин, С. Мусин-Пушкин, М. Немоловский, Н. Романов, В. Смирнов, кн. Д. Шаховской.

В конце XIX - начале XX в. подобные конфликты в периодических изданиях не были редкостью. Ситуация в «Северном крае» отличалась от аналогичных тем, что не получила освещения на страницах центральной печати, как часто происходило. Отговорил журналистов от этого Д.И. Шаховской, понимавший, что публичное обсуждение скандала негативно повлияет на репутацию печатного органа.

Надежды пайщиков на спокойный тон публикаций были поставлены под вопрос уже в январе. Как пишет Т.И. Волкова, «в условиях начавшейся революции план хозяев газеты создать весьма умеренный состав редакции расстроился с первых шагов». В виду революционных событий акценты статей «Северного края» вновь смещаются влево, благодаря чему газета становится одной из выдающихся представительниц российской оппозиционной печати. Не случайно в конце 1904 г. А.В. Тыркова высказывала предположение, что «эти герои осторожности и приспособленности [пайщики - Р.Н.] вряд ли сумеют удержать газету». А один из сотрудников издания желал «Северному краю» накануне нового 1905 года:

либеральный газета общественный политический

«Пусть пребудет направленью верен,

Не страшась как прежде ничего.

Пусть не станет чересчур умерен

И бесцветно скушен оттого».

Н.П. Дружинин так объяснял перемены: «Тут настал 1905 г. Газете потребовалось придать еще более боевой характер». И в целом, после 9 января российские либералы начинают «леветь» и «заострять свои лозунги».

Первыми сообщениями «Северного края» о массовой забастовке в Петербурге были перепечатки из «Нового времени», вкратце освещавшие события. Лишь в номере от 11 января сообщалось, что в Петербурге в разных частях города «происходило массовое движение рабочих, вызвавшее вмешательство войск. Говорят о большом количестве убитых и раненых».

12 января в издании было опубликовано правительственное сообщение, представлявшее официальную оценку «Кровавого воскресенья». Вина за произошедшее была возложена на священника Гапона - руководителя Общества фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга и «представителей подпольных революционных кружков», присоединившихся к движению. Рабочие были якобы обманом созваны в центр города, где «вследствие упорного сопротивления толпы подчиниться требованиям разойтись, а иногда даже нападениям на войска, произошли кровопролитные столкновения». Число жертв в сообщении: 76 погибших и 233 раненых было сильно занижено.

Телеграммы Петербургского и Российского телеграфных агентств о событиях в столице несколько дней не доставлялись в редакцию. Позднее газета сообщала читателям, что это было сделано по распоряжению начальника управления городских телеграфов Санкт-Петербурга. Усиление цензуры проявилось и в другом. «Северный край» писал: «Никогда Россия не пользовалась, кажется, таким вниманием со стороны своих цивилизованных соседей, как в последнее время. Об этом можно судить по тому виду, в котором приходят к нам иностранные газеты. Замазанными типографскими чернилами оказываются целые столбцы».

В связи с недостатком сведений из Петербурга у редакции возникла острая потребность в собственном источнике информации в столице. Уже 14 января в газете появляется рубрика «Из Петербурга по телефону от собственного корреспондента». Она была практически ежедневной в течение зимы. В ней преимущественно сообщалось об общественном и рабочем движении. Весной раздел выходил два-три раза в неделю, касаясь в основном событий русско-японской войны.

«Северный край» сообщал о начавшейся вслед за столицей забастовке в Москве, Киеве, Екатеринославе, о волнениях в Прибалтике и Польше. Вместе с тем газета извинялась перед читателями за то, что ограничивается лишь перечислением части фактов, «не вдаваясь в оценку этих событий и не обсуждая их причин и последствий». Причина этого заключалась в ужесточении цензуры после «Кровавого воскресенья». Журналистам приходилась прибегать к хитростям, чтобы добиться своего. Так, позицию редакции относительно событий 9 января передает «Песнь побежденного» Н.А. Снегульского:

«Ты нынче сильнее меня победитель,

Вот руки мои! Ты их в цепи одень!

Зови: пусть входит тюремный смотритель…

Но, знай, что наступит возмездия день!

Цензор не понял скрытый, революционный смысл произведения и пропустил его. В связи с трудностями для прессы полноценно освещать происходящее в империи, «требование свободы слова превратилось в один из основных лозунгов буржуазно-демократической революции».

Работники печати настаивали, что невозможность для них высказываться о происходящем в стране ведет к распространению слухов, подчас невероятных, нелепых и невыгодных для власти. «Должна быть предоставлена возможность общественному мнению в лице его выразительницы - печати, свободно высказываться по всем без исключения вопросам государственной и общественной жизни», - подчеркивал «Северный край».

Потому газета с возмущением писала о попытках властей объяснить революционные события рукой Японии. В этой связи ведущее либеральное издание «Русские ведомости» сообщало о напечатанных в типографии московского градоначальника объявлениях, где говорилось, что движением в России управляет англо-японская лига. Святейший Синод уже 16 января выступил с обращением к населению, где указывал, что беспорядки «вызваны присланными от врагов России средствами, дабы помешать своевременной посылке на Дальний Восток морских и сухопутных сил». Из ярославских изданий активно эту мысль развивали читателям «Ярославский вестник» и «Ярославские епархиальные ведомости».

«Северный край» подчеркивал неправомочность такой пропаганды: «Нельзя, хотя бы под предлогом патриотизма, вводить в заблуждение об истинном смысле событий». Однако журналисты вынуждены были признать, что подобное объяснение находит отклик в провинции. Вологодский корреспондент цитировал ответ крестьян на вопрос, кого они считают виновниками волнений: «Бунтуй - японцы золота пришлют».

Газета, наоборот, преподносила революцию как повод для скорейшего заключения мира с Японией. Это должно было позволить обратить внимание на проблемы внутри страны, «дать волю к страстному стремлению к свету, свободе, которое в ней нарождается». Критика происходящего на Дальнем Востоке постепенно усиливалась. Издание обращалось к читателям: «Русскому народу обещали победу, а дали поражение». Резко звучало и заявление, что война не нужна населению, равно как «китайская дорога и выход в теплые моря. Народ хочет мира и обновления. Ему нужно здесь дома, коренную реформа в области поземельных отношений, коренную реформу всей государственной и правовой жизни страны», - писал «Северный край».

Все больше места на страницах печатного органа занимает рабочее движение. Издание рассматривало последовавшие за «Кровавым воскресеньем» события как проявление сознательности рабочих, поддерживало их стремление улучшить экономическое и юридическое положение. Одним из требований пролетариата была свобода стачек. Печатный орган одобрительно отозвался о рассмотрении Кабинетом министров данного вопроса, напоминая, что раньше участие рабочих в забастовках являлось уголовным преступлением. Аналогично и в упразднении комиссии по рабочему вопросу сенатора Н.В. Шидловского издание первоначально увидело готовность властей идти навстречу основным требованиям трудящихся.

В связи со всплеском рабочего движения газета замечала: «События ясно показали, что необходимы быстрые и решительные реформы в области законодательной охраны труда». В качестве примера сознательности трудящихся масс «Северный край» приводил факты установления столичными рабочими на ряде фабрик восьмичасового рабочего дня. При этом подчеркивалось, что «рабочий, фабричный, мастеровой у нас до сих пор признается чем-то нелегальным, подозрительным, запрещенным. Ничего у нас так не бояться как рабочих движений».

Газета замечала, что не только пресса проявляет сочувствие к рабочим, но и другие группы населения. «Северный край», в частности, сообщал, что мировые судьи Петербурга, входя в положение бастующих, предоставляют льготы по искам о выселениях и взыскании денег.

Выступления рабочих в период начала революции в губерниях Севера и Верхнего Поволжья освещены печатным органом лучше, чем общероссийские из-за близости к событиям, менее строгой в отношении движения пролетариата на периферии цензуре, неготовности местных властей к стремительному росту активности трудящихся масс. Всплеска не ожидали и предприниматели, потому большая часть стачек была непродолжительной и закончилась компромиссом. Так, 15 февраля 1905 г. на чугунно-литейном заводе Смолякова в Ярославле рабочие предъявили требования сокращения рабочего дня на полтора часа, прибавки к жалованью, отмены обысков и др. На следующий день работа на предприятии возобновилась ввиду удовлетворения части требований. С 16 по 18 февраля бастовала Ростовская льняная мануфактура. Дело также закончилось частичными уступками со стороны руководства предприятия. Газета сообщала читателям о стачке на фабрике братьев Зотовых в Костроме, отмечая стремление местных фабрикантов договориться между собой об общем плане действий.

Подробно в «Северном крае» освещались события на станции Ярославль-город Московско-архангельской железной дороги в феврале 1905 г. Министерство путей сообщения, столкнувшись со стачками железнодорожников в столицах, пошло на улучшения их условий труда: трудовой день был сокращен с 10 до 9 часов, также рабочим было предложено высказать свои пожелания через депутатов. Железнодорожники станции Ярославль-город составили петицию, куда первоначально вошли 15 требований; позднее их число выросло до 26. Рабочие просили увеличить на 20% заработную плату, настаивали на вежливом обращении с ними мастеров, создании библиотеки, отмене платы за обучение в железнодорожном училище для детей сотрудников, улучшении медицинской помощи при депо, изменении системы штрафов, чтобы деньги от них шли на выплату пособий в случае болезни работника, неприкосновенности депутатов, обеспечении сотрудников и членов их семей правом бесплатного проезда по железным дорогам в течение года.

Организованностью отличалась забастовка в депо и вагонных мастерских Рыбинска. Здесь более тысячи человек, выйдя 14 февраля на работы, к ним не приступили. Железнодорожники выбрали из своей среды представителей для переговоров с администрацией. Журналисты особо подчеркивали, что рабочие ведут себя организованно, не допускают нарушения порядка. Сочувствие к ним газеты проявилось в освещении факта их запугивания руководством, пообещавшем в случае продолжения стачки, закрыть мастерские. Забастовщикам пришлось уступить, согласившись на удовлетворение части требований: 17 февраля они вернулись на места. «Северный край» приводит неполный список требований бастующих (из 29 пунктов перечислены только 13), но зато подробно останавливается на результатах стачки, сообщает точные сроки начала и окончания выступления, что не отражено ни в большевистской газете «Вперед», ни в материалах окружного суда».

«Северный край» пристально следил за общественным движением в стенах высших учебных заведений. Расстрел войсками мирной демонстрации рабочих 9 января в Петербурге вызвал широкую волну протестов студентов по всей империи. Учащиеся выступили с призывом объявить всеобщую забастовку и прервать занятия. Другим мотивом движения была борьба за восстановление автономии высших учебных заведений. В передовой посвященной 150-летию основания Московского университета, газета замечала, что «уже около десяти лет жизнь наших высших учебных заведений вышла из нормальной колеи и ежегодно прерывается более или мене резкими конфликтами».

Вслед за столичными вузами, приостановили занятия высшие учебные заведения по всей стране. 20 января на неопределенный срок были прекращены все лекции в Демидовском юридическом лицее, а 4 февраля общее собрание студентов постановило считать «начало занятий невозможным». Повторное собрание с участием директора лицея Э. Берендтса и профессоров отразило солидарность во взглядах преподавателей и студентов. Занятия были отложены до 1 сентября. Педагоги вуза заявили о необходимости созыва съезда профессоров для выработки программы совместных действий.

Уже в первые недели 1905 г. обозначилось противостояние между сторонниками перемен и правыми силами. В.Г. Короленко о последних писал: «Есть русские люди и есть ультрарусские, сугубо русские, истинно ррруские патриоты, которые носят ковчег своего патриотизма тенденциозно, нарочито озираясь на соседей, толкаясь и вызывая». В качестве основного аргумента они прибегали к кулаку или дубинке.

«Северный край» сообщал, что в Вологде черносотенцы распространяли слухи о готовящемся избиении гимназистов и реалистов старших классов. Регулярно на страницах издания приводились случаи агрессии «патриотов». Так, в Костроме с криками «А-а…, студенты!» они набрасывались на ничего не подозревающих прохожих. При этом нападения совершались открыто в присутствии городовых, которые игнорируют происходящее. Газета резюмировала: «Словом и север дикий наряду с различного рода влияниями современности приобщается и к их оборотной стороне».

«Северный край» отмечал возросшую общественную активность населения. Газета сообщала, что все земские и дворянские собрания Ярославской губернии открываются теперь при большом наплыве посторонней публики, чего раньше не было. Газета видела в этом проявление ожиданий общества от «своих выборных людей».

О «взрослении» обывателя, сравниваемом с быстро растущим ребенком писал фельетонист Н. Саур. Он замечал, что утверждения воспитателя-государства о том, что «японцы дураки», «и вместо кораблей у них корыта» уже не находят отклика у дитя. Н.А. Снегульский не без иронии подчеркивал: «Нянюшки с ужасом замечают, что ребенок, которого они блюли как зеницу ока в блаженном неведении, уже вырос, что костюм, в который его одевали сделался для него тесен».

Поначалу серьезные надежды редакция, как и многие другие либеральные организации, возлагала на комиссию под руководством министра внутренних дел А.Г. Булыгина, призванную разработать проект будущего народного представительства. В качестве необходимых для срочного принятия властями мер, журналисты называли всеобщее и равное избирательное право, тайное и прямое голосование, неприкосновенность личности, свободу слова, печати, собраний, союзов. Издание писало: «Для ближайшего будущего эти чаяния пусть называют иллюзией, но опыт истории показывает, что такие иллюзии, в конце концов, становятся фактами». Ключевым условием успеха булыгинской комиссии «Северный край» называл оперативность работы. Однако две недели спустя газета поясняла читателям, что ввиду случайного состава комиссии она не сможет «разрешить в окончательной форме переданного ей на обсуждение вопроса».

В этой связи печатный орган ссылался на обращение фабрикантов Петербурга к министру финансов с заявлением, что созыв Государственной думы по проекту министерской комиссии А.Г. Булыгина, не будет способствовать успокоению страны. Газета подчеркивала, что даже предприниматели с присущим им консерватизмом выступают против законосовещательного народного представительства, настаивая на законодательном.

Вплоть до августа 1905 г. для «Северного края» были характерны как оптимистичные так и пессимистичные оценки будущего проекта народного представительства. Однако с обнародованием Манифеста 6 августа орган печати занял последовательно критическую позицию. Журналисты охарактеризовали его главную цель - добиться тишины и спокойствия в Думе. «Северный край» делал вывод: «Бюрократия может по-прежнему править и даже законодательствовать не смотря на думу, при думе и даже без думы».

Документ, в котором даже формально «не были ограничены прерогативы царской власти» окончательно способствовал тому, что издание отказалось от иллюзий насчет готовности самодержавия прислушиваться к пожеланиям общества, подчеркнув, что в этом отношении конституционалисты должны признать данный день роковым.

Газета сообщала: «Мы охотно развили бы читателю более подробно и обстоятельно наш взгляд на значение государственной думы и ее вероятную роль в будущем, но ведь читателю известно, что условия, в которых находится подцензурная провинциальная печать, нам этого не позволяют. Как органу независимому по своим убеждениям, нам остается только одно - не присоединять своего голоса к ликующим возгласам душевного патриотизма одних и лицемерной восторженности других. Но вместе с одним из лучших органов столичной печати мы все же полагаем, что день 6 августа займет свое место в ряду этапов той преобразовательной эпохи, которую мы переживаем».

Позицию редакции полно раскрывает комментарий к статье правых «Московских ведомостей». «Северный край» замечал: «Совершенно верно! Вполне правильна точка зрения «Московских ведомостей», что революционные партии не удовлетворятся громадными уступками, которые они получили от правительства. В этом не может быть сомнения». Точку зрения консервативных изданий также отражает публикация «Ярославских епархиальных ведомостей»: «С учреждением Государственной думы рушится стена бюрократии, возникшая по каким-то роковым обстоятельствам между царем и народом».

Манифест 6 августа усилил раскол в рядах издания между сотрудниками левых взглядов и либералами, часть из которых начинает переходить на революционные позиции. Подобная ситуация была характерна и в целом для оппозиционного движения по всей стране. Самодержавие в очередной раз упустило возможность достигнуть компромисса с обществом, вместо этого придав революционному движению дополнительный импульс.

Одним из наиболее ярких событий в общественной жизни Ярославля первой половины 1905 г. стала демонстрация 1 мая. Газета, уделявшая внимание рабочему движению на протяжении всех лет существования ежегодно освещала празднование этого дня российским пролетариатом и трудящимися Западной Европы. «Северный край» выказывался в поддержку их профессионального движения, подчеркивая необходимость объединения усилий российских рабочих в борьбе за свои права.

Однако 1 мая в Ярославле о себе заявили не рабочие, а учащиеся и интеллигенция. Вечером, около 6 часов, напротив пароходных пристаней появились порядка 100 человек на 24 лодках. В них находились семинаристы, студенты Демидовского лицея, гимназисты и интеллигентная публика. Демонстранты выкинули три красных знамени, выкрикивали революционные лозунги, сделали несколько револьверных выстрелов в воздух. Пароход речной полиции «Рыбинск» разогнал лодки, часть из них причалила к берегу. Пассажиры, разойдясь поначалу, затем объединились на Казанском бульваре (современный Первомайский) и, выкинув красный флаг, с революционными песнями направились к центру города.

Демонстранты были остановлены чинами полиции в районе ресторана Бутлера, однако на требование разойтись ответили отказом и угрозами физической расправы. Власти вызвали дежурную казачью часть, которая нагайками разогнала шествие. По сообщению прокурора Ярославского окружного суда, в избиении принимала участие и часть находившейся на бульваре публики, «очень враждебно относившейся к демонстрантам». О подобных настроениях части обывателей издание сообщало регулярно.

Читатели «Северного края» смогли узнать о произошедшем на Казанском бульваре из перепечатанного сообщения «Ярославских губернских ведомостей». Статья самого печатного органа не была пропущена цензурой, о чем журналисты поставили читателей в известность. Другие заметки, в которых журналисты высказывались о событиях 1 мая, также были запрещены к опубликованию. В частности «по независящим от редакции причинам» не появились материалы о резолюции ярославских и рыбинских адвокатов о происшествии на Казанском бульваре. Это заявление «Северного края» было процитировано на страницах «Русских ведомостей».

В конце мая не была пропущена статья о новой резолюции присяжных поверенных Ярославля и Рыбинска. В ней сообщалось о намерении адвокатов организовать чтения докладов о первомайских событиях, опубликовать в центральной прессе детальное описание разгона казаками молодежи, ходатайствовать об удалении за пределы губернии казачьих частей и учреждении общественной милиции, защищать всех обвиняемых в демонстрации на Казанском бульваре. Власти были напуганы первомайским выступлением молодежи и резонансом на него в обществе. По этой причине статья, как и все предыдущие, была отклонена цензором.

Общественному мнению Ярославля приходилось в такой ситуации вновь обращаться к слухам. Против этого «Северный край» всячески протестовал. Автор материала «О событиях в Ярославле на Казанском бульваре» задавался риторическим вопросом: «Что же там было? Было ли там курское избиение младенцев, бакинская ли резня, житомирский ли погром»?!

Не прибегая к предположениям и домыслам, ярославцы могли узнать об инциденте либо из прокламации «Ко всем» Северного комитета РСДРП, либо из сообщений губернских ведомостей, не отличавшихся подробностями и отражавших официальную версию властей. Выходившая в городе консервативная газета «Ярославский вестник» заняла прямо черносотенную позицию, заявляя: «Дай, бог, чтобы не было того, что может быть. Народ, чтущий самодержавного им избранного в 1613 г. царя и его наследственных приемников, страшен в гневе на тех, кто подает голос против избранника их».

Одной из наиболее ярких страниц общественного движения 1905 г. в стране стала стачка в Иваново-Вознесенске. Это выступление рабочих почти не было отражено в печати Владимирской губернии (к которой относился Иваново-Вознесенск), где в то время не выходили издания общественно-политического характера, зато сведения о ней нашли отражение в ярославских и костромских изданиях. Заслуга газеты в том, что она подробно осветила стачку, принадлежит в том числе журналисту А. Салову - социал-демократу, входившему в Совет рабочих депутатов.

«Северный край» регулярно, начиная с 1900-х гг., публиковал заметки о жизни крупного фабричного города Центрального промышленного района. Газета сообщала читателям о царящих там «патриархальных» нравах: «Принцип «выжимания соков» и устаревшие приемы вроде «в зубы», «в морды» и «по шее» считаются здесь и по сей час верхом житейской мудрости и опытности в насаждении порядка и гармонии в жизни». Об этом свидетельствует и статья о сокращении фабрикантами «со скрипом» рабочего дня на полчаса накануне забастовки. Однако даже такую уступку выполнили не все предприниматели.

За месяц до выступления ткачей ничто в Иваново-Вознесенске не предвещало перемен. «Тихо и чинно у нас. Мир и благоволение вокруг. А где-то там, далеко-далеко, что-то происходит, что-то совершается…», - сообщал журналист И.А. Волков, выступавший под псевдонимом Кифа Мокиевич. Печатный орган одним из первых в стране откликнулся на выступление. Большинство столичных изданий и газет соседних регионов оценили размах движения позднее. Из сообщений «Северного края» читатели могли узнать с каких предприятий началась стачка, о действиях забастовщиков, их численности. Печатный орган подчеркивал, что с 13 мая движение приняло всеобщий характер: встали все «прядильные, ткацкие, отбельные и ситцевые фабрики, механическо-литейные заводы, типографии, колбасные, прачечные каретные, кузнечные, кондитерские, пекарни, портняжные и сапожные мастерские». «Северный край» сообщал, что ежедневно на площади перед зданием городского управления собирается около 60 тысяч рабочих, слушающих речи ораторов. Газета писала, что стачка ткачей исключительно экономическая, а попытки придать ей политический характер успехом не увенчались. Однако, учитывая требования забастовщиков [общих для всех фабрик - 31], можно говорить, что ряд из них были явно политическими: восьмичасовой рабочий день, уплата заработка за время забастовки, выплата пенсий.

В конце мая в каждом номере «Северного края» выходила как минимум одна заметка из города ткачей. В ряде номеров читателям напоминалось, что сегодня уже N-й день забастовки. Тем самым подчеркивалась стойкость ткачей, их решимость стоять до конца. Печатный орган приводил на своих страницах слова участников движения, которые, видя упрямство хозяев, заявляли: «Что ж и мы подождем. Тяжело хоть нам, да ведь и им не сладко. Ну, а если уж все-таки сила не возьмет дальше бороться и фабриканты нам не сделают уступок, то мы, встав на работы и собравшись с силами, через месяц-два снова забастуем».

Яркими штрихами нарисованы собрания рабочих на берегу реки Талки, «где говорились горячие и страстные речи». «Здесь, собравшись в 20-ти тысячную толпу, они мирно и тихо обсуждают свои нужды. Сами рабочие следят друг за другом. И это оказывается лучший контроль за массой, здесь не только никогда не бывает драк, ссор, но даже не слышно «трехэтажных» словечек, на какие наш рабочий в обыкновенное время большой охотник», - восхищенно отзывался об увиденном журналист.

Газета, подчеркивая выдержку и организованность стачечников, тем не менее считанное число раз упоминает о наличии некого руководящего центра, называемого депутатским собранием. В отличие от нее «Русские ведомости», освещая иваново-вознесенские события, регулярно сообщали о деятельности рабочих депутатов. Вероятно, разница была в политике редакций: «Северный край» стремился показать читателям, что рабочие могут действовать самостоятельно, для этого необязательны вожаки.

В корреспонденциях сообщалось, что забастовка по мере продолжения накладывает тяжелый отпечаток на город, жизнь в котором замерла, во всем наблюдается застой. «Сами забастовщики страшно бедствуют. На улицах города появилось много людей чисто одетых, но протягивающих руку за милостыней».

После разгона казаками мирного собрания рабочих на Талке 3 июня, цензура «Северного края» становится значительно строже. Новый цензор В.П. Кисловский отверг значительное число статей, рассказывавших о событиях в городе. Редакция регулярно обращала внимание читателей на усердие вице-губернатора, выпуская газету в том виде, в каком она была получена от него. На месте отвергнутых статей или их фрагментов, редакция размещала рекламные объявления. Особенно много таких пустот в номерах от 3, 4, 7, 9 июня. Раздел «Письма из Иваново-Вознесенска» в эти дни исчезает из газеты.

«Северный край» сообщал, что после 3 июня забастовщики настроены еще более решительно и «стачка, обещавшая скоро окончиться, теперь грозит затянуться на неопределенное время». Подавляющая часть корреспонденций проникнута явным сочувствием забастовщикам и критикой фабрикантов, затягивавших переговоры. Журналист А. Салов выступал в их адрес с прямыми обвинениями: «Вы своими наказаниями калечили человека, вы возбуждали в нем месть и толкали на новое преступление. Вы виновники того, что фабрика дает нам развращенные натуры, вы калечите тела и души». Консервативная пресса высказывала противоположную точку зрения на забастовочное движение в России. Так «Ярославские епархиальные ведомости» призывали рабочих помнить, что «забастовки - дело незаконное, деяние злое и вредное. Поэтому не бунтовать следует человеку и не оставлять работу, когда в слишком тяжелых условиях бывает труд, а просить и просить».

Подводя итоги противостояния ткачей и фабрикантов, журналисты отмечали, что они невелики: забастовщики добились увеличения заработной платы, оплаты больничного билета, для женщин был увеличен срок по уходу за ребенком, отменены некоторые вызывавшие особое возмущение рабочих порядки. «Пока хоть что-нибудь», - резюмировал «Северный край». Более важным результатом стачки стал моральный: российский пролетариат убедился в возможности длительной борьбы за свои права. Ивановский корреспондент издания отмечал, что за последние два месяца рабочий «страшно вырос, выросли и его культурные запросы». Этому в значительной степени способствовали и местные революционеры, наладившие в дни стачки выход информационных бюллетеней.

«Северный край» не обошел вниманием вооруженное восстание матросов на броненосце «Потемкин», хотя информация о нем поступала крайне скупая. Печатный орган подчеркивал принципиальное отличие этих выступлений от всего того, что раньше знала общественная жизнь страны. «Кто бунтует? Необученная, случайно собравшаяся толпа, которая и оружием не умеет воспользоваться? Нет, бунтуют матросы, долгие годы обучавшиеся во флоте всем премудростям военного дела, дисциплинированные и умеющие действовать оружием». Обращаясь к восстанию на «Потемкине», газета наводит читателей на мысль, явно вызывающую обеспокоенность властей: «Отдельные факты сведены в одно грозное целое, то небывалое, что происходит в Одессе названо по имени и имя это народной мятеж». С прямо противоположной точки зрения на события смотрели «Московские ведомости», замечавшие: «К счастью, разложение поддалась только ничтожная часть флота и бороться с ним еще не поздно. Только упускать время все же не следует».

«Северный край» подробно осветил Всероссийскую октябрьскую политическую стачку. Рабочие выступления, начавшиеся со столиц, приняли всероссийский размах, когда к ним присоединились железнодорожники. В итоге, отмечала газета, с 13 октября бастовали не только рабочие промышленных предприятий, железных дорог, но приказчики магазинов, мелкие чиновники, адвокаты, врачи, инженеры, педагоги, литераторы, актеры, музыканты. «Отчасти стихийное, отчасти организованное движение неотвратимо шло к полному и повсеместному прекращению работы».

В Ярославле 10 октября забастовали железнодорожники станции Урочь, на следующий день к ним присоединились рабочие и служащие станции Ярославль-город, 13 октября - железнодорожники Рыбинска. Вслед за ними забастовали типографские рабочие, служащие губернского земства и табачная фабрика Вахрамеева. В Ярославле в середине октября был образован общегородской стачечный комитет, в который вошли социал-демократы, эсеры и беспартийные.

С 13 октября коллектив «Северного края» «вследствие отсутствия свободы печати» присоединился к Всероссийской политической стачке и прекратил выпуск газеты, желая таким образом поддержать революционное движение. Следующий номер печатного органа вышел 24 октября.

Первым его материалом был Манифест 17 октября. Газета, приведя его полностью, останавливалась на причинах его появления, прогнозируя последствия. «Северный край» возмущенно заявляет, что самодержавие поразительно долго не могло осознать опасность затягивания реформ, а желало лишь удушить общественное движение, ни на йоту не уступив ему. Издание подчеркивало: «Стало ясным, как день, что освободительное движение достаточно сильно, чтобы остановить правильное течение общественной и государственной жизни и доказать таким образом полную неспособность бюрократического самодержавия справиться с запросами, которые предъявляются современному государству».

Многие либеральные газеты в октябрьские дни восторженно писали: «Рабочий пролетариат и учащаяся молодежь путем нечеловеческих усилий, путем сказочных жертв добились этой свободы. Честь и слава, вечный почет и преклонение перед русским рабочим». Высокую оценку пролетариата в революции дал 18 октября на митинге в Демидовском лицее редактор «Северного края» В.М. Михеев. В этом отношении газета расходилась во взглядах с социал-демократической печатью, заявлявшей, что «совместная борьба пролетариата с буржуазными классами за освобождение может быть только временной».

Однако вместо успокоения по стране прокатилась волна черносотенных погромов. Курск, Харьков, Херсон, Ростов-на-Дону, Одесса, Ярославль, Киев, Минск, Архангельск, Вологда, Мариуполь, Николаев, Смоленск, Кострома и множество других городов, городков, местечек стали ареной кровавых столкновений.

В Ярославле первые столкновения между учащимися и черносотенцами произошли 18 октября. Один из погромщиков заявил журналисту «Северного края»: «Сам губернатор сказал нам, что теперь свободно, что хочешь делай, ни за что не ответишь. А теперь хочешь бить - бей, хочешь грабить - грабь, и никто тебе воспрепятствовать не может, потому всякого заступника тоже бить будут».

19 октября беспорядки переросли в еврейский погром. Около половины второго дня с пением «Марсельезы» и красным флагом в город вступили около 400 железнодорожных рабочих со станции Ярославль-город. К ним примкнули студенты и гимназисты. Демонстранты направились к наборной «Северного края», где в то время составлялся первый свободный от цензуры номер и заявили, что не дадут «черной сотне» выбить ни одного стекла в здании. Но слухи о том, что черносотенцы идут громить газету столь сильно повлияли на наборщиков, что они не могли нормально работать и были отпущены домой.

Демонстрация направилась по Дворянской улице (ныне часть улицы Советской) на Духовскую улицу (ныне Республиканская). Навстречу им вышла толпа черносотенцев. Обе группы встретились у технического училища. «Увидав издали красный флаг, хулиганы с криком: «туденты, бей их!» бросилась прогонять демонстрантов. Еще мгновение, раздались выстрелы, и толпа хулиганов в паническом ужасе бросилась обратно к Власьевской улице» (ныне улица Свободы).

Вскоре на место событий приехал губернатор А.П. Рогович с полицмейстером, в сопровождении казаков. Губернатор закричал на демонстрантов, почему они идут с красным флагом, на что ему был дан ответ, что это теперь их право и т.д. Вслед за этим губернатор крикнул: «Бей их!» и началось избиение.

К вечеру «черная сотня» сосредоточилась на Большой линии (ныне улица Комсомольская) и начала громить еврейские магазины. Казаки бездействовали. «Северный край» приводил примеры, как «офицер, а за ним и «славное донское войско» не раз поворачивало в обратную сторону от места беспорядков. А толпа с криками «ура» бросалась на дома и на глазах уезжавших казаков производила их разгром.

Возмущенные бездействием властей во время разгула черносотенцев железнодорожники вызвали к себе на вокзал Роговича и заявили, что если он не прекратит беспорядки, то они прекращают работу и «уезжают, кто куда может, оставляя железнодорожное сообщение на ответственности губернатора. После этого Рогович куда-то съездил и распорядился разогнать черносотенцев», - писала газета.

18 и 19 октября прошли массовые демонстрации в Рыбинске. Во время второй из них также произошли столкновения с «черной сотней», представленной в основном грузчиками с городских пристаней. Аналогичным образом события развивались в Вологде, Архангельске, Костроме, Иваново-Вознесенске.

«Северный край» в ближайшем после погромов номере обратился к ярославцам с просьбой придти в редакцию и сообщить о действиях погромщиков, полиции, властей 19-21 октября. Эти сведения журналисты обещали передать судебному следователю. Газета также призвала читателей пожертвовать деньги для пострадавших в октябрьские дни. В сборе средств тогда участвовали многие либеральные и революционные издания. Не удивительно, что многие члены редакции в конце октября получили по почте письма «от организации «Спасение родины и царя», содержавшие в себе смертные приговоры за деятельность в «жидовской газете», призывавшей «к бунту и мятежу».

«Северный край» резче, чем социал-демократическая «Новая жизнь» обвинил власти не только в непринятии мер против погромов, но в их организации, приводя факты непосредственного участия в беспорядках переодетых чинов полиции. Печатный орган охарактеризовал действия глав ряда регионов Севера и Верхнего Поволжья, как потакание избиениям, подчеркивал их вину в произошедшем и требовал суда над ними.

В эти дни в редакции произошел окончательный разрыв между либералами и социал-демократами, цели и задачи которых стали все больше расходиться. Пайщики и умеренная часть сотрудников были недовольны излишней резкостью статей, что могло повлечь новое приостановление газеты. А главное, что революционеры, не будучи собственниками издания, стремились установить над ним контроль.

В результате секретарь газеты В. Менжинский, заведующий областным отделом Л. Федорченко, заведующий городской хроникой В. Коньков, заведующий типографией газеты О. Антушевич, сотрудники: Е. Фальк (Е. Волоцкая), Н. Зезюлинский, А. Батуев, П. Пономарев и В. Кириллова заявили, что покидают редакцию. Вдобавок они опубликовали в «Северном крае» письмо, в котором обвинили оставшуюся часть журналистов в трусости, потакании громилам и пр.

В.М. Михеев, комментируя это послание, выразил надежду, что его бывшие коллеги смогут «отныне действовать в чисто социал-демократическом органе, каким не мог, по условиям своего издания, сделаться «Северный край». Работая же в определенной партийной социал-демократической газете уважаемые Л.С. Федорченко и В.Р. Менжинский будут обережены от всяких малейших сделок с их убеждениями», - заканчивал свое послание редактор.

Л.Б. Муллина, обращаясь к похожей ситуации, сложившейся в редакции казанского «Волжского листка», замечала, что для социал-демократов работа в оппозиционной газете «была формой партийной пропаганды в легальных условиях». Исследователь И.В. Нарский, видел в подобных случаях недооценку либералами своих политических противников, пропагандистские силы которых, они стремились использовать.

Несмотря на выход социал-демократов и провозглашение себя с 1 ноября «последовательным проводником программы конституционно-демократической партии», печатный орган не стал умеренным. Газета по-прежнему отражала гораздо более широкий спектр мнений, чем это полагалось в чисто либеральной газете. Регулярно в ноябре-декабре 1905 г. на ее страницах выходили статьи откровенно революционного характера, была опубликована программа РСДРП, отдельные воззвания социал-демократической партии. О похожей ситуации во всем Поволжье пишет В.И. Седугин: «Кадеты стремились установить более тесные связи с социал-демократами. С этой целью они сравнивали свою программу с программой РСДРП и находили много общего: борьба с самодержавием, установление всеобщего избирательного права, демократических свобод, созыв Учредительного собрания, предоставление нерусским народам автономии, реформа органов самоуправления». Потому в отношении «Северного края» нельзя согласиться с утверждением А.Д. Степенского, что в революцию каждое издание заняло четкую политическую позицию, соотносящуюся с программой конкретной партии.

Яркой страницей революционной борьбы ярославских трудящихся стало 9 декабря 1905 г., когда многотысячная мирная демонстрация ярославских рабочих, служащих, интеллигенции была расстреляна казаками. Рабочие Ярославской Большой мануфактуры требовали освобождения арестованных ранее железнодорожников и выдачи, санкционированных Городской думой шести тысяч рублей для бастующих. Как писал Г. Бодухин: «Шествие двинулось с пением революционных песен, порядок был образцовый. Милиция предупреждала купечество и мелких лавочников в городе, чтобы они рабочих не боялись и лавок не закрывали».

Подробно освещая движение колонны демонстрантов, журналист, будучи очевидцем событий, пишет, что на Воскресенской улице (ныне - Революционная) в районе Спасских казарм (современный военный госпиталь) дорогу им преградили казаки 1-й сотни 30-го Донского полка. Командир приказал толпе расходиться, обещая в противном случае пустить казаков в плети. Большая часть манифестантов (среди них были женщины и дети) разбежалась, но на месте осталась боевая дружина и толпа в несколько сот человек. Рабочие отбили первый натиск казаков. Те, отступив, открыли огонь из винтовок. Демонстранты были рассеяны. Погибли девять человек.

Газета откликается на события потрясающей по своей силе и остроте передовой. Автор пишет, что теперь и Ярославль испытал на себе то, что уже в течение целого года происходит по всей стране. Обыватель мог думать, что сообщения печати о кровавых расправах над демонстрантами постоянно преувеличиваются и неверно трактуются журналистами. Теперь они сами смогли убедиться в справедливости обвинений в адрес власти, подчеркивало издание.

Рабочая демократия характеризуется в статье возвышенно: «Многотысячная толпа не только не грозила порядку - она заключала в себе обеспечение порядка и на будущее время. Она несла в себе осознание лучших форм жизни. Ею руководила мысль о свободе, праве, справедливости. Никогда Ярославль не видал более величественного зрелища. В его стенах вновь через много лет собиралось народное вече». «Северный край» прямо обвинил власти в расстреле мирной демонстрации, призвав жителей города отказать в доверии тем, кто виновен в гибели людей. В конце материала газета резюмировала: «Слава павшим! Позор убийцам, обагрившим руки в крови своих братьев»! Потому сложно не согласиться с точкой зрения Т.И. Волковой, что газета заняла по отношению к событиям «Кровавой пятницы» радикальную позицию.

Издание обвинило в трагедии и депутатов Городской думы, подчеркнув, что с их молчаливого одобрения были приглашены казаки, оплата услуг которых шла из городского бюджета, то есть из кармана ярославских горожан. Журналист писал: «Сыто-довольные общественные группы, дрожащие при мысли о разорении, готовы предать дело освобождения народа от бюрократических уз».