Франко-германские отношения и международная политика Отто фон Бисмарка (70-е – начало 80-х гг. XIX века)

В итоге силам Северогерманского союза удалось нанести поражение врагу, а в январе 1871 года в Версале король Пруссии Вильгельм I был провозглашен первым императором объединенного кайзеровского государства. 26 февраля в зеркальной галерее того же дворца был подписан прелиминарный франко - германский мир, а 10 мая 1871 года во Франкфурте -на-Майне был заключен уже окончательный договор, завершивший вооруженное противостояние двух соседних держав. Условия Франкфуртского мира стали унизительными для Франции, которая понесла значительные территориальные и финансовые потери, вынуждена была выплатить огромную контрибуцию и в течение немалого времени содержать немецкие оккупационные войска, располагавшиеся на её территории.

Вдобавок ко всему, республика фактически лишалась своей боеспособной армии, а потому одним из ключевых вопросов послевоенного периода стала необходимость её реорганизации. В результате ориентации на помощь со стороны русских военных деятелей и учета разработок, связанных с проведением военной реформы 1860 - 1874 гг. в России, во Франции после падения Парижской коммуны была упразднена Национальная гвардия, а 27 июля 1872 года был принят закон о введении всеобщей воинской обязанности для лиц, достигших 20 - летнего возраста.

В период президентского срока Адольфа Тьера - фигуры, которую Бисмарк считал удобной для интересов Германии, поскольку он проводил политику наведения порядка в стране, служившую альтернативой возможным внешнеполитическим авантюрам, Франция также заключила несколько удачных иностранных займов, способствовавших тому, что уже в сентябре 1873 года последний миллиард контрибуции был выплачен, а немецкие войска полностью эвакуированы с территории республики. В кайзеровской империи боялись реставрации монархии во Франции, поскольку понимали, что в таком случае пришедшие к власти «военно-клерикальные силы» будут настроены резко против германского единения, а потому произошедшая в мае 1873 года смена Тьера на маршала Мак - Магона породила в том числе у Бисмарка опасение, что будущая монархическая соседка сможет сблизиться с Россией и Австро-Венгрией, в результате чего в Европе возникнет антигерманская коалиция.

Вместе с тем, отношения двух держав были напряженными еще в период правления «оптимального» для немцев французского президента. Натянутости были связаны и с не слишком удававшейся «германизацией» отторгнутых от побежденной страны территорий, и с оправдательными приговорами судов присяжных республики по делам о нападениях жителей Эльзаса и Лотарингии на немецких военных, и с все возраставшими военными расходами Франции, вызывавшими у рейхсканцлера и у официозной германской прессы рассуждения об активном стремлении соседки вернуть утраченные позиции и начать новую войну.

Сама Германия считала себя практически готовой к французской угрозе, а потому проводила весьма консервативную политику, связанную с «серьезной работой на благо единства рейха», выражавшуюся в попытках достижения компромиссов с независимыми южногерманскими государствами и повышения лояльности отторгнутых от Франции провинций, и с «бдительным развитием» составляющих рейх сил, что было связано с вопросом принятия военного бюджета германским правительством, остро стоявшим с самого окончания войны.

Немецкая армия, таким образом, всегда находилась в боевом тонусе, что способствовало и готовности немцев к возможному нападению, и вероятной трезвой оценке своих сил одержимой реваншем Францией. После утверждения Рейхстагом «железного бюджета» Германии размышления об угрозе со стороны соседки в «Прусском Ежегоднике» достигали своего пика в октябре 1872 года и, конечно, в период президентства Мак - Магона. После прихода к власти последнего в Третьей республике стали видеть клерикальную угрозу, угрожавшую всей либеральной части Европы. Антифранцузский же характер носил оформившийся вскоре «Союз трех императоров», ставший для немцев продуктом реализации идеи создания «пояса безопасности», просто необходимого после эвакуации немецких войск с зоны недавно побежденного ими государства. Германские сводки о борьбе «клерикализма» и «либерализма» во Франции способствовали приданию конвенции еще более явного антифранцузского звучания.

Сильно обострил отношения между соседями случай, связанный с пасторским посланием епископа Нанси, в котором он призывал французов, и в том числе жителей недавно отторгнутых от республики территорий, молиться за возвращение потерянных Эльзаса и Лотарингии. И хотя российское и австро-венгерское правительства не поддержали Бисмарка в развязанной им угрожающей публицистической кампании, а английская королева даже написала письмо кайзеру, предупреждающее о возможных последствиях нового военного конфликта, данное событие сыграло свою подрывную роль. Подлинным же «детонатором» для последовавшей вскоре «военной тревоги» 1875 года стал принятый французским Национальным собранием в третьем чтении закон «О кадрах», благодаря которому численность армии Третьей республики в случае возможной мобилизации увеличивалась более чем на сотню тысяч человек.

5. «Военная тревога» 1875 года

В данной главе нашего исследования речь пойдет о самом остром франко - германском кризисе вплоть до Первой мировой войны - «военной тревоге», когда вследствие происходивших событий две страны оказались буквально на грани новой кровопролитной войны, в отношении которой другие крупные европейские державы уже едва ли заняли бы позицию невмешательства.

Еще до принятия французским Национальным собранием затронутого нами в предыдущей главе закона «О кадрах» в дипломатической истории и в международных отношениях в целом произошло одно событие, упоминание которого весьма важно для понимания сложившейся позже напряженной ситуации между Францией и Германией. Речь о «миссии Радовица», осуществленной в феврале 1875 года. Йозеф Мария фон Радовиц - младший, который был прусским дипломатом и посланником в Афинах, согласно «Мыслям и воспоминаниям» Отто фон Бисмарка, исполнял обязанности германского поверенного в делах и был направлен «en mission extraordinaire» в Санкт - Петербург, дабы «и внешне поставить деловые отношения [c А.С. Горчаковым] на равную ногу» Бисмарк О. Указ. соч. С.159..

До упоминания личности Радовица рейхсканцлер писал об особенностях ведения переговоров российским министром иностранных дел, который «пользовался превосходством своего авторитета над посланником, графом Редерном, и сменившими последнего поверенными в делах» и предпочитал путь сношений непосредственно с немецким представительством в Петербурге, избегая давать инструкции русскому послу в Берлине о переговорах с Бисмарком Там же.. Кроме того, он упоминал и о своеобразной манере речи Горчакова, пожелания которого доходили до главы немецкого правительства «в такой форме, которая напоминала “Roma locuta est” [“Рим высказался”]» Там же..

Вполне естественно, что бывший ученик российского государственного деятеля по дипломатическому искусству, а ныне немецкий канцлер не был доволен подобным тоном обращенных к нему высказываний, и потому, чтобы отразить перед русским министром полное равенство их позиций, назначил поверенным в делах именно Радовица, который «решительной эмансипацией от властного влияния Горчакова в такой степени навлек на себя неудовольствие последнего», что недружелюбие русского кабинета к нему, как писал сам Бисмарк, несмотря на женитьбу на русской, «быть может, не исчезло до настоящего времени» Там же..

В соответствующем разделе главы «Мыслей и воспоминаний» немецкий канцлер больше практически не упоминает данного человека и никак не раскрывает цели и задачи его «чрезвычайной миссии», между тем как в исторической науке до сих пор продолжаются оживленные дискуссии, связанные с попытками узнать, о чем в действительности беседовали между собой германский поверенный в делах и российский канцлер. В частности, в представленном в изученном нами выпуске журнала «Красный архив» письме русского посла в Берлине П.П. Убри министру иностранных дел Горчакову за 25 февраля (9 марта) 1875 года говорится о том, что Радовицу, как и предполагал Убри, «было поручено уточнить соглашение относительно восточной политики», вследствие чего германский посол в Петербурге Рейсс (которого вследствие его болезни и замещал бывший генеральный консул в Бухаресте Речь идет, конечно, о Й. М. Радовице. ) в разговоре с русским послом отмечал, что в докладе советнику - докладчику немецкого МИДа Бушу было сказано о достижении «полного согласия относительно малых дел восточной политики Под «малыми делами восточной политики» подразумевались: а) инцидент германского генерального консула в Белграде, д - ра Розена и б) Подгорицкое дело. См. Красный архив: исторический журнал. С.145. Примеч. №8.», а потому, учитывая несокрушимость «Союза трех императоров», «было бы весьма благоразумно распространить это соглашение не только на восточный, но и на все другие вопросы» Там же. С.115..

Таким образом, становится совершенно ясно, что задачей организованной «железным канцлером» «чрезвычайной миссии» Радовица в Петербурге было, как минимум, привлечение России на сторону Германской империи путём обещания активной поддержки русских устремлений на востоке с целью в дальнейшем заручиться содействием соседки немецкой политике на европейском направлении (и, вероятно, в том числе политике антифранцузской). Исходя из слов Бисмарка, можно понять, что «миссия Радовица» явно провалилась, что, однако, не помешало немцам впоследствии активно способствовать воспламенению отношений с Третьей республикой.

Следующим событием, о котором нельзя не упомянуть, стало принятие 4 марта того же года указа, воспрещавшего вывоз лошадей на территории всей Германской империи. Согласно депеше всего того же П.П. Убри, направленной российскому канцлеру еще 18 февраля (2 марта), Бавария жаловалась, что Франция забирает у нее всех лошадей, «чем ставит её в невозможность удовлетворять её собственные потребности в этом отношении» Там же. С.113-114.. Также берлинскому кабинету стало известно от конских барышников, что «французское правительство дало распоряжение закупить для него в Германии, не считаясь с ценой, до десяти тысяч лошадей» Там же. С.114..

Более того, из разговора посла в Берлине и главы немецкого правительства прояснилось также, что Третья республика уже закупила для своей армии много этих животных в Венгрии, Турции и России, но «эти лошади оказались слишком легки для её военных надобностей» Красный архив: исторический журнал. С.114.. Бисмарк, по словам Убри, несмотря на то что считал предпринимаемые Францией вооружения слишком широкомасштабными, не рассматривал её намерение обратиться с вопросом об этих непарнокопытных к Германии как угрозу войны, но в то же время и не был готов помогать им в этом деле, а потому «учитывая свои собственные нужды и свои конские запасы», вывоз лошадей из кайзеровского государства было решено запретить Там же..

При этом, ввоз данных животных в империю и транзитная торговля ими остались разрешенными с целью не нанести ущерба экономике. По мысли русского посла в Берлине, Отто фон Бисмарк после издания указа сохранял возможность при надобности сказать, что искомый запрет был вызван требованием общественного мнения Там же. С.115.. Анализируя текст депеши Убри от 25 ферваля (9 марта) 1875 года, можно отметить, что он не верил в то, что французам действительно понадобились лошади в таких количествах, поскольку отмечал искусную подготовленность принятой 4 марта меры, к которой публика «под влиянием газетных внушений отнеслась совершенно спокойно» Там же.. Запрет на вывоз лошадей в теории мог служить отражением укрепления вооруженных сил Германии, а ссылка на несколько настораживающие устремления Франции - специально сконструированным намеком на её активную милитаризацию и реально существующие реваншистские тенденции.

Следует сказать об испортившихся взаимоотношениях Германии с другой державой - Бельгией. На связи двух стран повлияли, прежде всего, разногласия немецкого правительства с ультрамонтанским духовенством. Первое недоразумение произошло еще на съезде епископов в прусском городе Фульде, на котором два представителя высшего духовенства послали своим германским собратьям по католической вере выражение сочувствия в связи с активно продолжавшейся направленной против них политикой «культуркамфа» Там же. . В сентябре же 1873 года произошел еще один довольно странный случай: «один из французских епископов получил письмо от некоего Дюшена с предложением организовать убийство князя Бисмарка, если ему заранее будет заплачено 60000 франков». Дюшен оказался рабочим из Льежа, который впоследствии добровольно сделал заявление о том, что указанные письма являлись «простой шуткой, придуманной после выпивки, и что все это дело было мистификацией» Там же. С.116..

Были приняты необходимые меры предосторожности, и в итоге, благодаря усилиям бельгийского правительства обе неприятных ситуации удалось уладить. Однако тут же произошла еще одна. Как стало известно из ультрамонтанских газет, во время ареста епископа Падернборнского в мае 1874 года бельгийский комитет по католическим делам послал ему сочувственный адрес. При разбирательстве же оказалось, что выражение сострадания исходило не от всего комитета, а от двух его наиболее экзальтированных членов, один из которых - де Виллермо - оказался французом по происхождению Красный архив: исторический журнал. С.116.. Результатом всех эти небольших недоразумений стала нота «железного канцлера», которую тот адресовал бельгийскому правительству, от которого требовал внесения изменений в законодательство, и в частности, введения закона, объявляющего преступлением всякое выражение одобрения лицам, оказавшим сопротивление властям в других странах.

Причем Бисмарк желал, чтобы преследование возбуждалось как за покушение даже в том случае, если присутствовало только лишь намерение совершить противоправное деяние Там же.. Министр иностранных дел Бельгии ответил на все три претензии, в довольно вежливой форме выражая необоснованность внесения поправок в существующие правовые нормы и неготовность взять инициативу быть первой страной, где по закону намерение нарушить закон тождественно покушению на его нарушение Там же. С.117..

Как свидетельствовал в своей депеше Горчакову от 1(13) марта 1875 года посол в Брюсселе Блудов, на этом ситуация в Бельгии, в целом, успокоилась. Либеральные газеты притом «вполне благосклонно относились к религиозной политике прусского канцлера», так что тот мог рассчитывать на поддержку всей фракции сторонников подобных взглядов и на нейтралитет большинства страны Там же.. Тем не менее, несмотря на некое угасание конфликта, можно отметить, что такое глубокое вмешательство во внутренние дела королевства на почве произошедших неприятностей вполне могло в любую минуту перерасти в разрыв с Бельгией, а значит, и в возможное занятие её территории немецкими войсками и использование земель королевства в качестве плацдарма для нападения на его соседку - Третью республику.

Уже из депеши Убри российскому министру иностранных дел от 2 (14) апреля 1875 года становится понятно, что Бисмарк начал предпринимать первые серьезные действия: «в германской прессе только что имели место выступления, произведшие сенсацию и вызвавшие сильное волнение, так как они внезапно обнаружили неожиданные опасности, которые все считали очень отдаленными» Там же. С.118.. Тон начавшейся публицистической кампании задала “Кельнская газета”, в которой была размещена корреспонденция из Вены, обсуждавшая положение графа Андраши Дьюла Андраши - старший - австро-венгерский государственный деятель, министр иностранных дел Австро - Венгрии с 1871 по 1879 гг. и намекавшая на вполне возможное скорое ниспровержение министра и образование антипрусской лиги в составе Австрии, Италии Сближению Австрии и Италии способствовало, в частности, состоявшееся в апреле 1875 года в Венеции свидание правителя монархии Габсбургов Франца Иосифа I с итальянским королем Виктором Эммануилом II. и Франции Красный архив: исторический журнал. С.118.. Ответом на эту корреспонденцию стал вопрос, заданный в прямо связанной с пресс - бюро берлинской газете “Post”: «Имеется ли в виду война?!».

Издание отвергало неизбежность опасности, однако, по словам русского посла в столице кайзеровской империи, «все же сильно подчеркивало мрачную окраску политического горизонта» и возлагало за это вину на Францию, «которая закупкой лошадей дала Германии повод к запрещению их вывоза, провела чрезмерное увеличение состава своей армии и, наконец, в лице своей прессы с ликованием приветствовала свидание в Венеции» Там же.. При этом газета передавала, что «война была совсем близка», но на данный момент «собравшиеся тучи начинают уже рассеиваться» Там же..

Как писал Убри, статьи действительно смогли произвести огромный шум, длившийся в течение одного или двух дней, поскольку мало осведомленная публика верила, что дыма без огня не бывает, тем более, в случае, если об этом пишут столь известные печатные издания Там же..

Так, свою реакцию на напечатанные материалы отразила “Северная Немецкая Газета” - «признанный орган имперского канцлера». По её свидетельству, “Post” не вполне верно изображала дипломатическое и политическое положение Германии, но была права во всем относительно Франции. Это издание своими уточнениями успокаивало читателей относительно положения кайзеровской империи и её отношений с Австро - Венгрией и Италией, но подтверждало те опасения, которые внушали военные мероприятия Франции по реорганизации армии Там же..

Сам русский посол в Берлине уже тогда понимал, что все публикации вышеуказанных газет были инспирированы Отто фон Бисмарком, однако не мог дать однозначного ответа относительно их целей, считая, что, возможно, они должны были служить предупреждением о грядущих новых испытаниях для Германии и в то же время специально подчеркнутым отражением немецких впечатлений от французских военных приготовлений Там же. С.119..

Кроме того, из письма Убри, написанного в тот же день и тому же адресату, мы узнаем и о том, как рассуждал сам «железный канцлер» в разговоре с кронпринцем Кронпринц - Фридрих Вильгельм (будущий Фридрих III), сын Вильгельма I, правивший Германской империей всего 3 месяца: с марта по июнь 1888 года. Был женат на дочери английской королевы Виктории, принцессе Виктории.

См. Красный архив: исторический журнал. С.147. Примеч. №24. по поводу сложившейся ситуации. По переданным русскому послу сведениям лорда Одо Русселя Руссель, лорд Одо, великобританский посол в Берлине с 1873 по 1877 г.

Там же. Примеч. №23., грядущая война представлялась Бисмарку неминуемой. Он утверждал, что «при своей новой организации Франция будет готова к выступлению раньше, чем Германия успеет закончить свою мобилизацию», однако немецкая армия все равно «будет иметь перевес», даже с учетом того, что «потребовалась бы 14 - летняя оккупация для того, чтобы вполне справиться» с Третьей республикой Там же. С.119.. Кронпринц же был настроен миролюбиво, а потому оказался чрезвычайно взволнован сообщениями канцлера.

Сам же британский посол, согласно свидетельству Убри, как и Александр II (его отношение становится ясно благодаря сделанной в письме помете: «и я также» - К.Л.), очень сожалел, что «внезапно среди полного спокойствия бросаются пылающие факелы в страну, монарх, князья, палаты и население которой желают только мира» Там же.. Важно отметить к тому же и точку зрения российского канцлера А.С. Горчакова, который, будто намекая на согласие с Германией в рамках «Союза трех императоров» и в то же время на непринятие предложений, озвученный недавно Радовицем, подчеркивал, что «оставаясь добрыми друзьями и верными союзниками, мы (имелась в виду Россия - К. Л.) никогда не возьмем роль соучастника в случае, если пойдут по путям, которые не являются нашими (близкими русского политическому курсу - К.Л.)» Там же. С.120.. В ответном письме русскому послу министр иностранных дел также говорил о том, что его августейшему монарху [Александру II] особенно не нравилось, «что идущие отовсюду провокации и подстрекательства находятся в резком противоречии» «… с делом сохранения всеобщего мира» Там же.. Депеша Убри от 8(20) апреля 1875 года затрагивала и проблему отношения кайзеровского государства к уже упоминаемому нами закону «О кадрах».

Так, французский посол в Берлине Гонто - Бирон в беседе со статс - секретарем германского посольства сообщал о том, что данный указ в столице Германии был истолкован неправильно и в несколько преувеличенном виде. По его мысли, для полного осуществления этого закона «потребовались бы годы», а «до сих пор ничего не сделано» Там же.. Кроме того, Третья республика, согласно его позиции, «после перенесенных тяжких испытаний» не хотела войны, а нападение на Германию, учитывая настоящее состояние французской армии, «было бы просто безумием» Красный архив: исторический журнал. С.120..

Все усилия во Франции были направлены «только к развитию возрождающейся там торговли и промышленности, а также к залечиванию ран прошлого», - такова была ключевая мысль Гонто - Бирона, который глубоко сожалел, что «германский канцлер неосновательно возбуждал волнения, приписывая с не совсем понятной целью другим державам задние мысли, которых у них нет» Там же. С.120-121.. Интересно, что и П.П. Убри, и некоторые «хорошо осведомленные лица» пытались разгадать причины столь хитроумного и агрессивного поведения Бисмарка. Первый, в частности, считал, что тот является слишком восприимчивым к получаемым донесениям, поскольку, находясь в изолированности, не предполагающей дипломатического обмена мыслями, не имеет возможности проверить ценность этих самых сообщений Там же. С.121.. Другие же приписывали рейхсканцлеру иногда охватывающие его сильные волнения о своей личной безопасности Там же..

Итак, из всего вышесказанного видно, что публицистическая кампания, забившая «военную тревогу», началась уже в первые дни апреля 1875 года (по старому стилю) и вменила Франции в качестве яркого отражения её реваншистских намерений и чрезмерные вооружения, и закупку лошадей, и попытку сформировать антипрусскую коалицию вместе с сблизившимися в Венеции Италией и Австро - Венгрией. Инспирированной «железным канцлером» прессе, в целом, уже в первые дни удалось завоевать доверие местной публики. Он высказывал мнение о неотвратимости грядущей войны между двумя державами, к которой Германия, в целом, была готова, однако французский и британский послы в Берлине, как и вся русская сторона (канцлер Горчаков, император Александр Николаевич, посол Убри) не были солидарны с Бисмарком и даже не в полной мере понимали смысл его действий по отношению к стране, которая, по их мнению, в своих действиях не имела никакой задней мысли и уж точно не стремилась воевать с кайзеровским государством, осознавая, как минимум, свою слабость по сравнению с имперским соперником.

Уже к 8(20) апреля того же года газетная кампания «железного канцлера» начала набирать обороты. В своей очередной депеше П.П. Убри писал Горчакову: «Журнализм, излюбленное политическое оружие кн. Бисмарка, по - видимому, становится одним из его важнейших забот. Меня уверяли, что он принимает журналистов чуть ли не два раза в день. В настоящее время в Берлине существует три бюро печати: министерства внутренних дел, прусского правительства и министерства иностранных дел, руководимое г - ном Эгиди. Последний и является тем лицом, которое постоянно передает корреспондентам различных газет предназначенную для распространения информацию и директивы германского канцлера» Красный архив: исторический журнал. С.122..

По его сообщениям, самые малейшие детали комментировались, разрабатывались и распространялись во всех германских газетах без исключения, а наблюдение за печатью производилось не менее тщательно, чем использование её Там же.. Объяснение наличия у Бисмарка настолько разветвленной периодической сети, что даже некий корреспондент лондонского “Times'а”, постоянно проживавший в Берлине, издавна состоял на службе в прусском министерстве иностранных дел, русский посол видел в том, что рейхсканцлер располагал огромным бюджетом - секвестрированным имуществом князей Имелось в виду секвестрированное имущество ганноверского короля и гессенского герцога, который составили так называемый рептильный фонд, после присоединения их владений к Пруссии. Там же. С.147. Примеч. №30., - в расходовании которого он ни перед кем не отчитывался, а также особым административным аппаратом Там же. С.122..

Сам Бисмарк в разговоре с бельгийском послом бароном Нотомбом, как можно выяснить из письма Убри Горчакову за то же число, отмечал, что Франция создает армию, размеры которой превышают средства страны, а потому, чтобы избежать огромного и длительного коллапса своей экономики, она, очевидно, должна предпринять что - то в течение ближайших двух лет и уже имеет определенный злой умысел Там же. С.123..

Более того, он указывал даже возможное направление движения войск Третьей республики: через открытую Бельгию. Наконец, Бисмарк отметил и то, что забившая тревогу относительно французских вооружений и вытекающей отсюда опасности пресса «оказала большую услугу», показав правительству республики, «что за его действиями следят», а значит и вынудив «сократить свои мероприятия или дать им объяснения» Там же..

При этом, Убри замечает, что в произошедшей беседе Нотомб не решился высказаться о реальных последствиях поднятого шума: огромных потерях в отраслях промышленности и торговли, что отражалось в том, что напуганные промышленники стали теперь заключать сделки лишь на срок не свыше шести недель Там же.. К середине апреля 1875 года, как следует из письма русского посла в Париже Орлова, датированного 17(29) числом данного месяца, во Франции стали активно размышлять, как найти выход из сложившейся ситуации. Граф отмечал, что в настоящее время правительство Третьей республики возлагало все надежды именно на благожелательность российского монарха: «Его голос пользуется большим влиянием в Берлине - это там единственный влиятельный голос», а потому и маршал Мак - Магон, и его министры верили «только в великодушное и миролюбивое заступничество императора» Красный архив: исторический журнал. С.123.. Пребывание же в Берлине Горчакова, по Орлову, рассматривалось во Франции «как счастливое предзнаменование и как признак мира» Там же..

Стоит отметить, что еще за несколько дней до этого сам российский канцлер в письме П.П. Убри подчеркивал, что питает некоторую надежду на то, что его предстоящее пребывание в Берлине вместе с Александром II «окажет доброе влияние в отношении умиротворения настроений» Там же. С.120.. Таким образом, представления о важной роли русской делегации в снятии напряженности в отношениях между двумя державами были сходны у обоих государств. Примечателен взгляд самого Орлова, непосредственно долгое время пребывавшего в Париже, на сложившуюся обстановку.

Согласно его точке зрения, немецкий канцлер стремился «задушить» Третью республику, понимая, что «война была бы для него легкой» Там же. С.124.. В частности, он говорил о том, что достаточно всего двух недель, чтобы разрушить Париж, «шесть же других недель превратили бы пруссаков в хозяев двух третей Франции» Там же.. Сверх того, русский посол имел в голове представления о целом плане, который, по его мнению, мог готовить Бисмарк Здесь стоит сразу же отметить, что свое отношение к данной мысли посла Александр II выразил пометой: «Я этого не думаю».

Там же.. Задумка состояла в захвате Германией лишь небольшой территории Третьей республики вкупе с наложением на страну многомиллиардной контрибуции с расчетом выплаты на 20-25 лет и расквартированием на французской территории немецкой армии.

Это, как считает Орлов, фактически сделало бы республику абсолютным вассалом империи как минимум на четверть века Там же. С.124.. В данном ключе занятным также кажутся высказывания самого главы немецкого правительства по поводу начатой в прессе активной антифранцузской кампании. Так, согласно донесению Убри от 20 апреля (2 мая), в диалоге с австро - венгерским послом германский канцлер «был вполне спокоен и отвергал какую бы то ни было свою причастность к статье в “Post”», «которая явилась для него не меньшей неожиданностью, чем для остальной публики» Там же.. Примечательно и то, что прусский фельдмаршал и начальник генерального штаба граф фон Мольтке на обеде 30 апреля, по свидетельству русского посла, в разговоре с Карольи (австро-венгерский посол в Берлине - К.Л.) относительно закона «О кадрах», утверждал, что новая французская организация войск увеличила её силы на 160 тысяч человек, из чего, таким образом, следовало, что республика «всегда будет иметь под ружьем на это количество больше солдат, чем Германия» Красный архив: исторический журнал. С.125..

Такое уравнивание исходных сил двух держав и, более того, такая убежденность в том, что французские войска после принятия указа теперь еще и превосходят немецкие, были, как нам кажется, явным показателем того, насколько далеко зашли немцы в пропаганде губительности и опасности милитаристских мероприятий Третьей республики. Думается, что Мольтке, будучи прославленным офицером и стратегом, конечно, знал точную численность потенциальной боевой силы французской армии, однако, вероятно, в целях теоретически вполне возможного привлечения Австро-Венгрии на сторону Германии, явно преувеличивал в свою пользу все возможные подсчеты. Как мы видим, Отто фон Бисмарк, что было вполне ожидаемо, совершенно не признавал свою причастность к мощной публицистической кампании, забившей «военную тревогу» в связи с громадными вооружениями Франции.

Очевидно, что сообщения инспирированных им газет служили некой дипломатической уловкой, которая была известна многим и понятна в том числе российскому послу в Берлине. Она была направлена на то, чтобы путем подтасовки явно преувеличенных данных и подбора выгодно проинтерпретированных фактов, добиться поставленной цели. В качестве же ключевой задачи канцлер, явно поддерживавший текущую ситуацию, видел, несомненно, оправдание вероятных будущих агрессивных действий против Третьей республики, доказательство их необходимости и обоснованности еще до непосредственного совершения чего - либо.

Естественно, что в официальных кругах Бисмарк подменял истинную цель желанием якобы продемонстрировать французскому правительству явное «беспокойство», которое испытывала Германия, наблюдая за тем, как Третья республика восполняет свои силы после проигранной войны. Истинная и формально высказанная задачи имели общие предпосылки, но были чрезвычайно различны в методах и способах реального осуществления намеченных планов. Сами же французы видели «ангелами европейского мира» русского императора и его канцлера, поскольку, думается, считали, что такое мощное и сильное государство как Российская империя, состоящее, к тому же, вместе с кайзеровской Германией в «Союзе трех императоров», способно смягчить воцарившуюся между двумя державами напряженность и спасти Европу от очередного вооруженного конфликта, из которого Третья республика с большой вероятностью не вышла бы победительницей. А.С. Горчаков также надеялся на то, что визит русской делегации в Берлин в некоторой степени сможет сгладить противоречия. Тем не менее, на момент середины апреля 1875 года ситуация все еще казалась драматичной.

Однако уже в письме русского посла в немецкой столице от 20 апреля (2 мая) 1875 года были зафиксированы довольно удивительные утверждения о том, что «положение явно улучшилось и не угрожает непосредственными опасностями», а «газеты успокоились»: «их язык сделался более осмотрительным после того, как они вызвали моменты острой тревоги и причинили чувствительные материальные потери» Красный архив: исторический журнал. С.125.. Тем не менее, несмотря на столь оптимистичные эпитеты, Убри в том же самом документе раскрывал некоторые детали, которые отчасти доказывали, что до наступления полного европейского (и в частности, франко - германского) спокойствия еще довольно далеко. Например, от обер - камергера двора Александра II Хрептовича, имевшего честь несколько дней близко общаться с женой кайзера Вильгельма I, посол узнал о том, что окружение Августы было полно разговорами о неминуемом реванше со стороны Франции, о желании напасть на республику, «пока она не готова» Там же..

Кроме того, от одного из своих друзей, приехавшего из Вероны, Убри узнал о том, что и еще недавно миролюбиво настроенный кронпринц теперь «высказывался в том же духе» Там же.. В данном письме русский посол уже без какого бы то ни было сомнения смог сформулировать причины, породившие тревогу: их, по его словам, надо было искать «в стремлении к реваншу, которое не перестают приписывать Франции, и в опасностях, которые охотно связывают с новой организацией военного дела в этой стране» Там же..

Наряду с этим, он окончательно признавал и то, что «подрывная для мира работа» в печатных изданиях «проводилась, вопреки опровержениям, с ведома министерства» Там же. С.126.. Стоит заметить, что характер письма русского посла на протяжении текста изменяется. Так, начав послание на очень оптимистичной ноте, Убри уже в его середине отмечает, что «при видимом благополучии истинное положение дела было менее чем удовлетворительно» и таило в себе «серьезные элементы значительных затруднений в будущем» Там же.. Вместе с тем, письмо является значимым еще и потому, что в нем русский посол обрисовывал также особенности развития обеих держав, находившихся на тот момент в очевидной конфронтации.

В частности, вооружения Германской империи, если верить Убри, были закончены или находились на стадии своего завершения, а окончательное восстановление армии, таким образом, должно было достигнуть конечной фазы к осени 1875- весне 1876 года. Завершение же военной реорганизации Франции немецкие газеты приурочивали к 1877 году, что объясняло, «по крайней мере, отчасти», то спокойствие, с которым относились в Берлине к будущему противостоянию, момент начала которого, по свидетельству посла, должна была установить сама Германия, «по своему усмотрению» Красный архив: исторический журнал. С.126.. Третья республика, как пишет Убри, была «не в состоянии вступить в войну уже сейчас», так как «лишена какой бы то ни было возможности что - то предпринять» Там же..

Намерения же Александра II и российского правительства, связанные с визитом в Берлин, посол вслед за самими французами считал «истинным благодеянием для Европы» Там же.. В связи с такой оценкой нельзя не сказать о постскриптуме к письму, в котором Убри, ссылаясь на одного из своих прусских друзей, проведшего вечер у Бисмарка, отмечает, что тот «застал его утомленным и простуженным, но как нельзя более миролюбивым и мечтающим провести спокойно лето в Варцине» Там же. С.127.. В этом свидетельстве, которое способствовало уменьшению степени напряженности положения, он видел влияние перспективы предстоящего приезда Горчакова и императора - Освободителя в Берлин Там же.. Депеша же от 21 апреля (3 мая) доказывает, что накал ситуации на самом деле все еще не потерял своей остроты, поскольку слова генерала Мольтке, сказанные им в беседе с бароном Нотомбом, уже приоткрывали для посла истинные стремления немцев.

Начальник Генерального штаба, в частности, замечал, что «Закон о кадрах является угрозой, и Германия окажется вынужденной предупредить его осуществление». «Это ужасно, - добавлял Мольтке, - но из чувства собственного самосохранения мы не можем поступить иначе» Там же. . Более того, по свидетельству Убри, фельдмаршал жаловался на Англию и на другие державы, «которые не делали никаких попыток, чтобы повлиять на Францию и обратить её внимание на затруднения, которые могут возникнуть в связи с её военными приготовлениями» Там же.. Вместе с тем, по сведениям бельгийского посла, и император Вильгельм I, и кронпринц Фридрих «целиком разделяли политические виды» Мольтке, а потому во время предстоящей поездки Александра II в Берлине «будут стараться убедить» российского императора и Горчакова в правильности немецкой точки зрения и этим обеспечить одобрение русскими политики Отто фон Бисмарка Там же. С.127-128..

Сверх того, берлинский кабинет обратил и внимание Бельгии на опасности, якобы угрожающие ей со стороны Франции. Так, королю этой страны было предписано больше, чем когда - либо, следить за готовностью его армии защищать свой нейтралитет Там же. С.128.. Положение в Бельгии также обострилось: бельгийский посол высказывал мысль о теоретически возможной оккупации своей страны немцами после вероятного выступления Бисмарка против католического министерства государства с обвинениями в соучастии с Францией и предоставлении её войскам прохода через территорию своего государства. По мысли Нотомба, оккупация Бельгии могла быть представлена Германией как «предупредительное мероприятие», которое, впрочем, впоследствии могло перерасти в полноценную войну, в результате которой от королевства были бы отторгнуты Бельфор и Люксембург, а на его население возложена контрибуция в 10 миллиардов Красный архив: исторический журнал. С.128..

Несмотря на то что даже сам Убри видел некоторые преувеличения в оценке положения бароном, он, как и император Александр, считал их оправданными. Ситуация с королевством в определенной степени взволновала и Великобританию, в которой лорд Дерби Дерби - министр иностранных дел в кабинете Дизраэли в 1874-1878 гг.

Там же. С.148. Примеч. №42. даже начал упрекать посла Одо Русселя «в том, что он выставлял Германию как очень миролюбивую страну - между тем как она везде возбуждает затруднения и вызывает тревогу, как это делал когда - то Наполеон С данной характеристикой был полностью согласен российский император, поставивший после этих слов помету: «Вот именно». См. Красный архив: исторический журнал. С.128.» Там же. .

Итак, вопреки временному успокоению кампании воинственных заявлений немецкой печати, в двадцатых числах апреля франко - германские отношения дошли до важной точки кипения. Граф Мольтке уже не стеснялся сообщать послу об открытом желании немцев предотвратить осуществление значительного усиления французской армии исходя из чувства самосохранения собственной страны. Очевидно, что слова начальника Генерального штаба обнажали стремление начать превентивную войну против Третьей республики, причем войну, в которую, по мысли берлинского кабинета, должна была быть вовлечена и Бельгия, и в той или иной степени все державы, оставшиеся неравнодушными к реорганизации армии во Франции. Мысль Нотомба о возможной оккупации королевства Леопольда II в качестве предупредительной меры совпадала с высказанным нами ранее предположением о возможном использовании бельгийских земель в качестве плацдарма для ведения военных действий против Третьей республики.

Депеши же посла в Париже Орлова от 26 апреля (8 мая) предоставляли канцлеру Горчакову информацию о том, как в самой Франции относились к еще более сильному, чем ранее, обострению противоречий с имперской соседкой. Так, согласно ему, президент Мак - Магон был «глубоко уязвлен тем недоверием, с которым относятся в Германии к его мирным заявлениям». Он возлагал все свои надежды на «миролюбивое вмешательство российского августейшего монарха» и поручал республику покровительству императора, но при этом выражал свое желание, в случае действительного нападения, «драться до последней крайности и до полного истощения» Красный архив: исторический журнал. С.129..

В каком - то роде подобострастное отношение к русскому монарху проявлялось и в словах Адольфа Тьера, восхищавшегося императором Александром и ставившего его «выше всех европейских государственных людей» Там же.. Интересна позиция бывшего президента республики по поводу французских реформ в сфере армии: он, в частности, видел в законе «О кадрах» лишь «бесцельное выставление напоказ своей мощи» и считал, что «это - армия лишь на бумаге, между тем как при прежней военной организации Франция через десять лет имела бы реальную армию» Там же..

Кроме того, из разговора с Тьером стало ясно, что правительство страны, нуждающееся в деньгах, даже отсрочило проектированный заем, тем самым нанеся ущерб финансам, поскольку понимало, что «Пруссия усмотрела бы в этом воинственный симптом» Там же. С.129-130.. В разговоре с Орловым также прозвучала и фраза о том, что «впервые за 90 лет все политические партии стремятся только к миру, и что в вопросах внешней политики люди, находящиеся у власти, пользуются всеобщими симпатиями» Там же. С.130.. Упомянув об отношении к сложившемуся положению в Третьей республике, нельзя не сказать и о том, что думали о ней на тот момент ключевые немецкие государственные деятели. Русский посол в Париже писал, что «по последним сведениям из Берлина, граф Мольтке подстрекает к войне, г - н Бисмарк, по - видимому, еще опасается осуждения со стороны Европы, а барон Мантейфель не перестает отстаивать дело мира» Там же. С.129..

Лондонский же посол, граф Шувалов, отмечал, что императрица Августа очень сожалела по поводу слухов о войне, но относилась к ним достаточно спокойно, в то время как сам кайзер Вильгельм I объяснял поднятый немецкими газетами шум биржевыми махинациями Ротшильдов и других крупных банкиров, заявляя о том, что уже распорядился опровергнуть эти слухи, поскольку «никакого другого основания они не имели» Там же. С.130-131..

В разговоре же с Бисмарком, который, в целом, «был настроен самым миролюбивым образом», графу, однако, удалось узнать даже предполагаемую дату нападения Франции на Германию, которую рейхсканцлер относил к концу 1876 года Там же. С.131.. Более того, канцлер жаловался и на русскую прессу, и на образ действий князя Орлова, который, по его мнению, внушал французам, что русские - их лучшие друзья «и таким образом кружил им головы» Красный архив: исторический журнал. С.132..

Наряду с этим, и Августа, и немецкий государственный деятель, сетовали также, «хотя и с разных точек зрения, на слабость Вильгельма, и на все возрастающее у него с годами ослабление памяти» Там же. С.131.. Нельзя не сказать и о уже упомянутом генерал - фельдмаршале Мольтке, который в новом разговоре с лордом Одо Русселем высказал ряд утверждений, являвшихся, на наш взгляд, определяющими для всего немецкого политического курса периода «военной тревоги». Именно в данной беседе прозвучала знаменитая фраза, ставшая, в частности, для А.С. Ерусалимского, неким символом всего франко - германского кризиса 1875 года: «Желает войны не та держава, которая выступает, а та, которая своим образом действия заставляет других выступить» Там же. С.133..

Мольтке, что было абсолютно логично, говорил о миролюбивости кайзеровской империи, об ужасах войны, но замечал, что Германия «должна считаться с положением» и что «держава, выступающая своевременно, спасает много жизней, а подобным решением (имелось в виду начало войны с Третьей республикой - К.Л.) страна сохранила бы приблизительно сто тысяч человек» Там же. С.133-134.. Начальник Генерального штаба, вместе с тем, считал неправильным со стороны ведущих европейских государств обращаться к Франции с советом ограничить её вооружения, поскольку это было бы неуместным хотя бы потому, что «Германия со своей стороны также вооружается» Там же. С.133.. Выход из сложившейся ситуации Мольтке видел лишь в общем выступлении держав в Париже в интересах мира всей части континента Там же.. Исходя из вышесказанного, становится ясно, что французы не имели никакого альтернативного варианта выхода из созданного положения и полностью полагались лишь на возможности российского монарха и его канцлера. Тем не менее, в Париже все - таки царил настрой на решительное сопротивление германским войскам в соответствии с накопленными силами в случае начала вооруженного конфликта.

Правительство Франции старалось избежать поднятия еще большей тревоги со стороны Германии, а потому даже ограничивало себя в реализации некоторых планов, связанных с его деятельностью за рубежом. Среди политических партий царило миролюбивое единство. Между тем, в кайзеровском государстве все было неоднозначно. Кайзер Вильгельм, кажется, не придавал большого значения распространявшимся по стране слухам, и, что важно, совершенно не связывал их с политикой своего рейхсканцлера. Императрица ограничивалась лишь видимым выражением сожаления, а Бисмарк был недоволен намечавшимся русско-французским сближением и пытался высчитать точную дату вероятного старта военных действий. Знаменитый стратег Мольтке же ратовал за «своевременное» выступление против той державы, что своими действиями побуждала направить на нее войска, прежде всего, ради спасения жизней тысяч немцев.

Таким образом, к концу апреля 1875 года благодаря высказываниям начальника Генерального штаба желание активно вооружавшихся немцев развязать якобы превентивную войну против более энергично вооружающейся Франции вряд ли было секретом для кого бы то ни было в дипломатических и высших правительственных кругах передовых стран Европы. Необходимо было действовать, пока ситуация не зашла слишком далеко.

Имея в виду конфиденциальную записку министра иностранных дел Горчакова, составленную им по приказу императора Александра II, можно понять, что царь - Освободитель уже 30 апреля (12 мая) был в Берлине, где встречался с немецким кайзером. Вильгельм, по его уверению, оказался «мало осведомленным относительно текущего положения вещей и не понимающим ни его причины, ни его цели» Красный архив: исторический журнал. С.134.. С первых же слов, которыми обменялись два правителя, российскому гостю были предоставлены категорические и недвусмысленные заверения в том, что «никакие агрессивные действия не замышляются против Франции и что при их взаимоотношениях в настоящий момент нет ни малейшего основания искать повода к ссоре» Там же.. Занятно, что при этом, вопреки всем циркулировавшим слухам, кронпринц Фридрих «высказался в том же смысле и даже с негодованием говорил о всякой попытке вызвать войну» Там же..

Особенно же примечательным было поведение Бисмарка, который всеми силами «протестовал против всякой прикосновенности к ходившим в публике враждебным слухам», приписывая их газетам, «на которые он не имеет влияния, разговорам некоторых лейтенантов в клубах, играющим на понижение биржевикам, и, в частности, специально герцогу Деказу, непосредственно заинтересованному в биржевых махинациях» Там же.. Сверх того, канцлер, по свидетельству Горчакова, «определенно заявил, что приписывать ему агрессивные намерения по отношению к Франции равносильно обвинению его в идиотизме и в полном отсутствии ума», поскольку на данный момент у Германии не существует никакой причины нападать на республику, а «организация её армии не является для этого достаточным обоснованием» Там же. С.134-135..

По вопросу же о довольно ярких и предельно понятных словах фельдмаршала Мольтке «железный канцлер» высказался в том ключе, что он, занимающий должность начальника Генерального штаба, в политике является лишь «молокососом, не имеющим никакого влияния», а Франция, если бы возымела намерение напасть на Германию в 1877 году, как об этом некогда говорил фельдмаршал, была бы разгромлена так же, как и Австрия, если бы действовала заодно с Третьей республикой Красный архив: исторический журнал. С.135.. Из всех услышанных резких выражений Горчаков, как в записке, так и в телеграмме первому советнику российского министерства иностранных дел Жомини вывел то, что Александр II своей поездкой в Берлин вполне достиг поставленной цели и что его присутствие и речи укрепили основы, поддерживающие сохранение мира Там же..

Думается, было бы не лишним упомянуть в данной части нашей главы и то, как Отто фон Бисмарк обрисовывал «военную тревогу» непосредственно в своих мемуарах, написанных уже после отставки с поста канцлера Германской империи. Глава немецкого правительства отмечал, что, считая противоречащей интересам Германии и мира реставрацию монархии во Франции, он оказался во вражде «с тогдашним французским послом Гонто- Бироном» и с немецким послом в Париже графом Гарри Арнимом Бисмарк О. Указ. соч. С.156-157..

Первый, по его словам, действовал в духе легитимистко - католической партии, к которой принадлежал по своей природе, и смог найти точки соприкосновения с императрицей Августой, поддерживавшей преследуемые германским правительством католические элементы и любившей все иностранное, кроме русского Там же. С.157.. С помощью таких связей, по мнению Бисмарка, Бирону «нетрудно было создать себе в придворных кругах положение», которое различными путями вело к особе императора Там же. С.158..

И именно французский посол, как отмечает канцлер, отправился в 1875 году в Петербург, «чтобы подготовить там вместе с князем Горчаковым театральную инсценировку, которая при предстоявшем посещении Берлина императором Александром должна была убедить мир, что один Горчаков словами “Quos ego!” [“Я вас!”] спас безоружную Францию от немецкого нападения и что для этой цели он сопровождал императора в Берлин» Там же..

По его мнению, «роль ангела мира», очень подходящая для самолюбия русского министра иностранных дел и «производящая впечатление, что для Горчакова было превыше всего», была подготовлена для российского канцлера опять же Гонто - Бироном, разговоры которого с графом Мольтке и Радовицем, приводившиеся впоследствии в доказательство германских военных намерений, «были искусно вызваны им для того, чтобы наглядно показать Европе картину угрожаемой нами и охраняемой Россией Франции» Бисмарк О. Указ. соч. С.160.. Автор «Мыслей и воспоминаний» здесь, как и в беседе с Александром II в Берлине, всячески отрицал свое намерение воевать против Франции только затем, «чтобы не дать ей перевести дух и собраться с силами», обосновывая бессмысленность данного нападения в своих мемуарах тем, что такие действия «отнюдь не привели бы к длительному состоянию устойчивости в Европе», а лишь способствовали бы «солидарности России, Австрии и Англии в недоверии, а возможно и активном выступлении против молодой империи», что толкнуло бы её «на путь непрерывной политики войн и поддержания престижа, которая уже довела до гибели Первую и Вторую французскую империю» Там же. С.160-161..