Эволюция представлений о геополитическом пространстве Западной Азии и Северной Африки во французском внешнеполитическом дискурсе от Ф. Олланда до Э. Макрона

Сирия-Ирак

Сирия воспринимается в формальном дискурсе как пространство нестабильности и терроризма. Так, доклад о ситуации на Среднем Востоке в целом описывает ее как «трагический тупик» (l'impasse dramatique), что говорит о том, что очевидных решений ужасного конфликта авторы доклада не видят. В целом, описывая ситуацию в Сирии, доклад отмечает пять главных проблем: Сирия является крупнейшей гуманитарной катастрофой нашего времени (Le plus grave dйsastre humanitaire de notre temps), военные действия зашли в тупик (Une impasse durable au plan militaire), восстание имеет тенденцию радикализироваться (La tendance а la radicalisation de l'insurrection), международные попытки урегулирования не увенчались успехом (De multiples efforts internationaux, jusque-lа sans succиs), от последствий конфликта страдают соседние государства (Les rйpercussions sur les pays voisins).

Однако стоит отметить, что доклад не делает акцент на зверствах сирийского режима, как это происходит в дискурсе политиков. Отмечая все угрозы, исходящие из конфликта, доклад не имплицирует необходимость смены режимы в Сирии; так, когда доклад перечисляет провалы международных инициатив, попытка западной интервенции не упоминается.

Существенным отличием образа Сирии в формальном дискурсе от образа в дискурсе политиков является восприятие страны как пространство геополитического противостояния. Так, существенное внимание уделяется анализу политики России - доклад указывает, что режим Асада не выжил бы без поддержки России, тем самым имплицируя, что Россия является одним из ключевых игроков конфликта.

Говоря об Ираке, доклад отмечает ошеломительное наступление ИГИЛ (L'offensive fulgurante de Daesh). Однако причинами появления ИГИЛ авторы доклада указывают репрессивный режим премьер-министра Нури Аль-Малики и американские провалы при создании нового иракского государственного устройства: так, отмечается, что американцы покинули страну, не решив ни одной из ключевых проблем в Ираке (dйsengagйs sans avoir rйglй un seul des problиmes de fond du pays). Это представляет собой яркий пример голлистского дискурса: Америка незаконно вторглась в Ирак, разрушила государственные институты, не смогла построить новые и в итоге покинула страну, оставив после себя пространство нестабильности и терроризма.

В контексте пространства нестабильности и терроризма Ирак представляется единым пространством с Сирией в силу распространения Исламского государства в обеих странах.

Однако стоит отметить и второй доклад по Ираку, посвященный франко-иракским отношениям, где говорится о перспективах сотрудничества между Парижем и Багдадом. Геополитический образ Ирака, представленный в докладе, выражается в одном из его подзаголовков: кризис, который не должен затмевать долгосрочные потребности (crise qui ne doit pas occulter les besoins de long terme). Говоря о долгосрочных потребностях, авторы доклада имплицируют, что Ирак для Франции представляет потенциальное пространство сотрудничества.

Говоря о возможной роли Республики в Сирии и Ираке, авторы отмечают необходимость политического решения в обеих странах. Однако основной акцент сделан именно на сирийское решение: Франции необходимо установить диалог с элементами режима (engager d'un dialogue avec des йlйments du rйgime); как отмечает доклад, сирийскую государственную администрацию и часть армии необходимо отличать от Башара Аль-Асада и его клана, которые всеми способами пытаются осуществить контроль над страной (Bachar el-Assad et du clan qui cherche а exercer par tous les moyens sa domination sur le pays.) Здесь доклад следует стратегии «договороспособный режим-недоговорособный Асад» Лорана Фабиуса из прошлого периода, в которой вся ответственность за кровопролитие в Сирии перекладывается на Асада и его клан, которые пытаются господствовать (dominer) над Сирией (а не восстановить, к примеру, ее территориальную целостность).

В целом в парламентских докладах четко отображаются геополитические образы: Сирия и Ирак представляются пространствами нестабильности, вместе образующим сиро-иракское пространство терроризма. Однако, помимо этого, Сирия представляет собой пространство геополитической конфронтации, а Ирак - потенциальное пространство сотрудничества. В обоих случаях стратегия Франции должна представлять собой поиск политического решения. Однако если в случае Ирака речь идет о довольно абстрактном политическом решении, в случае Сирии говорится о соглашении между оппозицией и частью режима.

Ближний Восток

Кроме того, что страны Ближнего Востока являются жертвами сирийской нестабильности, образ о регионе конституируют израильско-палестинский конфликт и политическая напряженность в Ливане.

Израильско-палестинский конфликт, согласно авторам доклада, все еще сохраняет стратегическую и символическую значение (centralitй stratйgique et poids symbolique). При этом авторы утверждают, что рассчитывать на волю участников конфликта опасно и обманчиво (Il serait illusoire et dangereux de compter sur la seule volontй des parties au conflit). Тем самым имплицируется, что сами палестинцы и израильтяне к соглашению не придут. Это представляет стратегию легитимации иностранного вмешательства в палестино-израильский конфликт. Так, в докладе утверждается, что только сильная и согласованная международная инициатива (Seule une initiative internationale ferme et concertйe) может положить конец конфликту (est а mкme de mettre fin а un conflit). Наконец, указывается, что именно Франция должна вместе с ЕС, США сыграть роль в конфликте в соответствии со своими стратегическими интересами в регионе (jouer un rфle а la mesure de ses intйrкts stratйgiques dans la rйgion). Собственно причина, по которой французская республика должна действовать в отношении израильско-палестинского конфликта, региональное значение конфликта - исходящая от него нестабильность и его символическое значение.

В случае Ливана авторы доклада по Ливану указывают, что страна кедра - это стратегический интерес Франции (intйrкt stratйgique) и ключевой показатель французского влияния в регионе (Un marqueur clef de influence). Таким образом имплицируется, что от успеха политики Франции в Ливане зависит успех Франции в регионе. Как и израильско-палестинский конфликт, Ливан, тем самым, приобретает символический статус - важно не сколько разрешение проблем и конфликтов, сколько видимость их успешного разрешения.

Залив

В данном периоде регион Залива не представлен в каком-то конкретном докладе - однако в разных документах так или иначе страны Залива представлены. В формальном французском дискурсе о них говорится как о державах (puissances), которые вовлечены во все региональные конфликты и с которыми Франция должна сотрудничать в урегулировании этих конфликтов. Однако в документах говорится и о определенных проблемах в данном субрегионе: страны Залива разделены и, к примеру, единого фронта в отношении Ирана не существует (Il n'existe pas de front uni sur la question de l'Iran). а также по вопросу Египта и поддержке политического ислама (sur la question de l'Egypte et celle du soutien а l'islam politique). Это показывает, что страны Залива воспринимаются в французском как некое единое целое и отсутствие единства по каким-то вопросам является отходом от нормы.

Стоит также отметить, что в докладе упоминаются обвинения США в финансировании терроризма в адрес стран Залива. Однако сам документ напрямую не обвиняет арабские монархии, отмечая, что французская разведка не нашли доказательств спонсирования джихадистов арабскими монархиями. Тем самым, упоминает про обвинения, но предъявляет их не от имени Франции, а от имени США. Безусловно, заявления французской разведки об отсутствии доказательств финансирования терроризма странами Залива являются дезинформацией - еще в 2014 г. было известно о финансовых, направляемых странами Залива исламистской оппозиции в Сирии.

Отдельно стоит упомянуть про проблему Ирана. Ключевым отличием формального дискурса об Иране от дискурса политических практиков об Иране является отсутствие дискурсивных стратегий, демонизирующих Иран. Так, описывая региональное противостояние между Саудовской Аравией и Ираном, авторы доклада используют глагол окружить (encircler) - и, если Саудовская Аравия чувствует себя окруженной шиитами в Йемене и Ираке, Иран чувствует себя окруженным суннитами и Соединенными Штатами.

Тем не менее, в докладе говорится о реинтеграции Ирана на международную арену (rйintйgration de l'Iran au plan international), что имплицирует, что сейчас Иран находится в положении изгоя. Здесь мы можем наблюдать применение стратегии превосходства и воображение Ирана в качестве державы-изгоя.

Наконец, стратегия Франции в отношении иранской ядерной программы выражается двумя программными предложениями: не дать Ирану потерять лицо (Ne pas faire perdre la face а l'Iran) и не ставить Францию в невыгодное положение (Ne pas pйnaliser la France). Первое предложение объясняется тем, что ставить чрезвычайно жесткие и максималистские условия нельзя, так как несмотря на санкции, Иран не поставлен на колени (le pays n'йtant pas а genoux malgrй les sanctions). Говоря несмотря на (malgrй) доклада имплицируют, что первоначальная целью санкций было поставить Иран на колени. Второе положение же заключает в себе рекомендацию о представлении своей позиции в качестве знака твердости (ligne de fermetй). В этом дискурс доклад перекликается с дискурсом французских политиков о твердой позиции Франции. Как мы уже отмечали, таким образом политики Республики репрезентирует ее как великую державу и при этом легитимируют свою позицию в отношении Ирана, представляя ее как моральную позицию страны (а не политический ход для установления более тесных отношений со странами Залива).

В целом, говоря о геополитических образах, державы Залива, пусть и представляются партнерами Франции, также воображаются разделенными и спонсорами терроризма. В то же время Иран представляется державой изгоем, однако не демонизируется.

Ливия и Южный берег Средиземноморья

В докладе, посвященном ситуации в Ливии, североафриканское государство предстает пространством нестабильности и терроризма несмотря на то, что, как утверждают авторы доклада, оно (еще) не стало «Джихадистаном» (n'est pas (encore) un «Djihadistan»). Отмечая, что Ливия еще не стала, авторы имплицируют, что страна в процессе становления «Джихадистаном». Сам термин Джихадистан также является заряженным: по сути, это сочетание джихадистов и «Стана», представляющего собой образ отсталой, дикой страны в геополитическом воображении западных стран. Тем самым утверждается, что Ливия превращается в пространство дикое и отсталое пространство терроризма.

Понимание политики Франции в докладе сравнительное европеизировано. Так, говорится что Франция должна убедить своих партнеров, что Европа должна играть ведущую роль в поддержке переходного процесса в Ливии, поскольку в Ливии на кону ее авторитет (La France doit convaincre ses partenaires que l'Europe, qui joue ici sa crйdibilitй dans la rйgion, doit jouer un rфle de premier plan dans l'appui а la transition libyenne). Здесь стоит выделить следующие ключевые особенности:

Во-первых, здесь явно присутствует стратегия великодержавной саморепрезентации: Франции необходимо объяснить своим партнерам, что Европа должна играть ведущую роль. Таким образом имплицируется, что, во-первых, это ключевую роль Европы осознает только Французская республика, во-вторых, что Европа не играет эту ведущую роль в ливийском конфликте, что ставит под угрозу ее авторитет.

Во-вторых, Франция здесь «привязывается» к Европе, поскольку имплицируется, что именно Пятая республика, сама будучи европейской страной, должна убедить своих партнеров (европейских), что Европе должна выступать сообща в Ливии. Франция же позиционирует себя лидером это потенциальной единой Европы.

Говоря о Средиземноморье, как таковой геополитический конструкт Средиземноморья в докладах упоминается в контексте охватившей его нестабильности: так, в докладе по политике соседства говорится о радикализации, охватившей средиземноморскую зону (la radicalisation dans l'aire mйditerranйenne) и неконтролируемых людских потоках (dйplacements incontrфlйs de population), то есть пространство Средиземноморья секьюритизируется. Стоит отметить, что Ливия предстает в качестве средиземноморской границы (frontiиre mйditerranйenne); при этом она также является частью сахаро-сахельского бассейна (bassin sahйlosaharien). В целом, как утверждают авторы доклада, необходимо интегрировать Ливию в подлинную евроафриканскую политику (il faut intйgrer la Libye au sein d'une vйritable politique euro-africaine). Здесь важно заметить, что Ливия предстает связующим звеном между Африкой и Европы - она одновременно и средиземноморская граница Европы, и часть сахаро-сахельского региона. Тем самым, мы наблюдаем формирование евроафриканского геополитического конструкта, который проявится в дискурсе политических практиков в 2016-2018 гг.

Дискурс о регионе в целом

Подводя итог данному разделу, мы можем выделить следующие выводы:

Во-первых, регион в целом понимается как пространство нестабильности и терроризма.

Во-вторых, в дискурсе про регион господствует голлистко-миттеранисткая парадигма - предпочтение отдается политическим решениям и «диалогу со всеми», Франция позиционируется как великая держава, но не интервенционистская. Однако при этом присутствуют первые признаки евро-грандера, поскольку Республика позиционируется как лидер Европы, особенно в Ливии. Также в дискурсе данного периода появляются очертания будущего еврафриканского политического конструкта.

В-третьих, Сирия, Ирак, Ливия и Средиземноморье представляются как пространства терроризма и радикализации.

В-четвертых, страны Залива и Иран представляются как стороны геополитической конфронтации. Несмотря на то, что дискурс воображает Иран государством-изгоем, Иран не представляется как явная угроза. В то же время страны Залива косвенно обвиняются в терроризме.

В целом дискурс о регионе можно представить в виде следующей таблицы:

3.6 Дискурс 2016-2018: nouvelle politique arabe franзaise

Практический дискурс

В выборку по данному периоду вошли выступления седьмого и восьмого президентов Французской республики Франсуа Олланда и Эммануэля Макрона перед Национальной ассамблее и дипломатическим корпусом Франции, а также выступления министров иностранных дел Франции Лорана Фабиуса, Жана Марка Эйро и Жана Ива ле Дриана.

Сирия-Ирак

В данном периоде Сирия остается пространством гуманитарной катастрофы, а Франция продолжает призывать к политическому решению конфликта: так, Олланд утверждает, что 2016 год должен стать годом перехода (transition), а целью является соглашение, поддержанное всеми сообществами сирийцев. При этом Франсуа Олланд утверждает, что Асад не может быть будущим Сирии (кtre l'avenir de la Syrie). В своем послании на конференции послов Олланд описывает ситуацию в Алеппо: город, символ культуры и свободы (symbole de culture et de libertй) осаждается, подвергается бомбардировкам и голодает (assiйgйe, pilonnйe, affamйe). Президент говорит о надвигающейся гуманитарной огромного масштаба (une catastrophe humanitaire de grande йchelle est en cours). В словах президента Алеппо представляется оплотом цивилизации, осаждаемым варварами. Таким образом, Олланд описывает Сирию как пространство гуманитарной катастрофы. Жан Марк Эйро, описывая ситуацию в Сирии, утверждает, что ИГИЛ и режим Асада соревнуются в ужасе (rivalisent dans l'horreur), повторяя тезис о равенстве между ИГ и сирийским режимом. Сам Франсуа Олланд, обращаясь к Представительному совету еврейских учреждений во Франции заявляет, что выбор между Асадом и ИГ представляет собой создание иерархии ужаса (hiйrarchie dans l'horreur); решением же является организация политического перехода власти.

Эммануэль Макрон, в свою очередь, также утверждает в послании к дипломатическому корпусу Франции, что восстановление правового государства (Etat de droit) должно сопровождаться торжеством справедливости (s'accompagner de la justice) в отношении преступлений, совершенных сирийскими лидерами. В своей речи в 2018 г. восьмой президент республики заявляет, что восприятие ИГИЛ как единственного противника в сирийском конфликте является ошибкой. Макрон задается вопросами: кто ответственен за миллионы беженцев? Кто убивал свой народ? В свою очередь, Жан Ив ле Дриан, как и его предшественник, заявляет, что необходим политический транзит в интересах сирийского народа.

Сиро-иракское пространство остается пространством терроризма и хаоса, цивилизационный борьбы с джихадистами. Однако акцент смещается с террористической угрозы на успешную борьбу с террористами: так, уже в начале 2016 г. Олланд говорит, что ДАИШ всюду отступает (recule partout), при этом необходимо идти дальше и освободить сирийскую Ракку. Однако при этом подчеркиваются значимые угрозы со сторону ИГ: так, Макрон заявляет, что Исламское государство продолжает планировать атаки против интересов, жизней и населения Франции. Франсуа Олланд и вовсе связывает появление ИГ с международным бездействием, из-за чего случилось худшее: расширение ИГ, массовый наплыв беженцев, разрушение террористами объектов культуры и убийства мирных граждан. При этом французский президент подчеркивает, что Франция была готова вмешаться (йtait prкte а intervenir), тем самым имплицируя, что Франция могла все это предотвратить, однако ей помешали.

Наконец, в данном периоде сирийский конфликт приобретает новое измерение в французском геополитическом воображении в виде пространства геополитического противостояния. Так, в своем выступлении на конференции послов Олланд заявляет об интернационализации конфликтов, иллюстрируя данный тезис примерами российской и турецкой интервенций в конфликт. Данные интервенции чреваты резким ухудшением (embrasement gйnйral) ситуации.

Однако со своей стороны Макрон заявляет о принятии сложившейся ситуации, даже несмотря на то, что Астанинский процесс отодвинул Францию на второй план (mis а l'йcart) мирного урегулирования. Тем не менее, согласно Макрону, установив требовательный диалог (dialogue exigeant) с Россией, Ираном и Турцией, Франция достигла конкретного прогресса в ситуации. Таким образом, ситуации в Сирии понимается с точки зрения интересов региональных стейкхолдеров.

В отношении конфликта Франция позиционирует себя как великая держава, борющаяся с терроризмом; как посредник, достигший взаимопонимания между западными и арабскими странами и астанинской тройкой - с другой. Франция также позиционирует себя как защитник цивилизации - наиболее ярким примером является выступление Олланда при открытии центра Абу-Даби-Лувр, где Олланд говорит о борьбе с торговлей культурными артефактами (lutte contre le trafic des uvres d'art) и о предоставлении «убежища» (asile) произведениям искусства, тем самым, сравнивая их с беженцами из Сирии. Наконец, подчеркивается исключительная роль Франции: Пятая республика была единственным государством, готовым начать интервенцию, однако она не была поддержана мировым сообществом. Таким образом, французские политики репрезентирует в своем дискурсе все три ипостаси грандера: великодержавную, исключительную и цивилизационную.

Угрозы, исходящие из конфликта, в виде еще больших потоков беженцев, терроризма и региональной дестабилизации, остаются прежними, однако к ним добавляется угроза столкновения великих держав на сирийском пространстве.

Подводя итоги раздела, следует отметить следующее: во-первых, геополитические образы гуманитарной катастрофы и сиро-иракского пространства терроризма сохранились. Ответственность за гуманитарную катастрофу все так же возлагалась на Башара Асада, а его режим сравнивался с ДАИШ. Во-вторых, появился новый геополитический образ пространства великодержавной конфронтации. В-третьих, к уже упоминавшимся угрозам региональной дестабилизации, миграционного кризиса и терроризма добавилась угроза конфликта между региональными стейкхолдерами.

Ближний Восток

Пространство Леванта продолжает восприниматься как пространство нестабильности. Ключевыми угрозами, исходящими из региона, являются израильско-палестинский конфликт и кризис беженцев, угрожающим Ливану и Иордании.

Описывая израильско-палестинский конфликт, Олланд утверждает, что нет ничего хуже статуса-кво (Or rien ne serait pire que le statu quo), тем самым имплицируя, что конфликт остается одним из источников хаоса в регионе. В своей речи к французскому дипломатическому корпусу в 2016 г. Олланд заявляет, что израильско-палестинский конфликт продолжает угрожать (continue de peser) всему Среднему Востоку. Более того, президент утверждает, что каждый день (chaque jour) мы (Франция - прим. авт.) видим риски дестабилизации (embrasment, буквально - возгорания). Таким образом, израильско-палестинский конфликт видится крупнейшим очагов дестабилизации Леванта.

В случае Ливана французские политики подчеркивают тесные франко-ливанские связи, говоря о нем как о дружественном государстве (ce pays ami). Целью Франции является гарантировать (assurer) мир, стабильность и территориальную целостность (la paix, l'unitй et l'intйgritй) Ливана. В своем выступлении на конференции послов в 2017 г. Эммануэль Макрон утверждает, что Ливан - это страна, раздираемая региональными конфликтами и противоречиями; в выступлении в 2018 г. президент говорит, что Пятой республике удалось «изолировать» Ливан от региональной конфликтности (d'isoler du reste de la conflictualitй de la rйgion). В дискурсе президентов Франция выступает в роли защитника, покровителя Ливана.

Наконец, стоит отметить миграционное измерение ближневосточной нестабильности: так, Олланд отмечает, что Европа должна быть способна предоставить гуманитарную помощь (doit кtre capable d'apporter une aide humanitaire) странам, принявшим наибольшее количество беженцев - Иордании и Ливану, ради которых, как отмечает Олланд «мы (Европа - прим. авт.) и должны действовать (C'est notamment pour la Jordanie, pour le Liban, que nous devons agir). В данном отрывке мы видим, что французский президент воспринимает миграционный кризис на Ближнем Востоке на общеевропейскую проблему, о чем говорит его саморепрезентация: мы - это Европа; более того, Европа должна помочь странам Ближнего Востока.

В целом в регионе Франция позиционирует себя как великую державу, что выражается в употреблении президентами и министрами глаголов действия: Франция взяла инициативу (a pris l'initiative) по организации мирной конференции (Олланд), мобилизации арабских акторов (Макрон), смогла вернуть (est parvenue а remettre) мирный процесс на повестку дня, сыграет свою роль (jouera tout son rфle) в поиске решения израильско-палестинским конфликта. Подобные семантические конструкции репрезентируют Пятую республику в качестве великой державы в регионе.

Наконец, виденье Франции остается неизменным: израильтяне и палестинцы должны возобновить диалог (reprendre le dialogue), прийти к справедливому и долгосрочному решению (rиglement juste et durable) конфликта и жить друг с другом в мире и безопасности (cфte а cфte en paix et en sйcuritй) в своих государствах. В отношении же других стран как такового видения у французских политиков нет.

Таким образом, в французском дискурсе Ближний Восток остается пространством нестабильности: его ключевыми угрозами являются израильско-палестинский конфликт, кризис беженцев и политическая нестабильность в Ливане. Франция продолжает позиционировать себя как великую державу, а ее основное виденье будущего заключается в достижении мира между палестинцами и израильтянами в рамках плана два народа - два государства.

Залив

Пространство Залива воспринимается также, как и в предыдущих периодах, как пространство сотрудничества. Так, в выступлении Макрона говорится, что Франция поддерживает плотный диалог (dialogue йtroit) со своими партнерами из числа стран Залива. Олланд заявляет, что он всегда четко давал понять (affirmй clairement), что Франция является партнером стран Залива и намерена им оставаться. В своем выступлении он отмечает, что партнеры Франции могут на нее рассчитывать, и они это знают. (Nos partenaires peuvent compter sur la France et ils le savent). С одной стороны французский президент постулирует, что арабские монархии Залива могут рассчитывать на Францию, с другой - говорит, что Франция сама является надежным партнером, на которого «можно рассчитывать», то есть, имплицируется, что Франция является великой державой. В другой речи Франсуа Олланд заявляет, что все знают, какие доверительные отношения Франция установила с этими странами (chacun connaоt les relations de confiance que nous avons su tisser avec ces pays). Президент использует конструкции с глаголами знать (savoir) и понимать (connaоtre), что говорит об априорном характере данных высказываний, призванных придать больший вес словам Олланда.

Единственным значимым изменением является употребление Эммануэлем Макроном выражения кризис в Заливе (crise de Golfe) применительно к Катарскому кризису. При этом Макрон отмечает, что с начала кризиса стремился представить Пятую республику в качестве посредника (placer la France dans un rфle d'appui а la mйdiation), что опять-таки соответствует великодержавной роли Франции.

Таким образом, образ Залива, сохраняя черты пространства сотрудничества, приобрел черты пространства противостояния. Тем не менее, с учетом того, что особого внимания субрегиону не уделено, и использование образа кризиса используется в стратегии репрезентации Франции в качестве великой державы, нельзя говорить, что Залив представляет собой пространство кризиса.

Ливия-Средиземноморье-Магриб

В данном периоде Ливия продолжает пониматься, как пространство терроризма и нестабильности, дестабилизирующая весь Сахель и Северную Африку. Через сахаро-сахельскую полосу пролегают дороги страдания и терроризма (routes de la misиre et du terrorisme). В 2018 г. Макрон отмечает, что, если мы не стабилизируем Ливию, Сахель невозможно будет стабилизировать (Tant que nous n'aurons pas stabilisй la Libye, il sera impossible de stabiliser durablement le Sahel). Здесь наблюдается, во-первых, конструирование ливийско-сахельского пространства нестабильности; во-вторых, говоря о необходимости стабилизировать Ливию и Сахель французский президент использует стратегию легитимацию своих действий: так, если Франция борется с терроризмом в Сахеле, необходимо бороться и с терроризмом в Ливии, то есть, отправлять военный персонал и оружие.

На ливийском направлении Франция саморепрезентирует себя как великую державу. Дриан в 2017 г. отмечает, что Франция вместе с другими странами несет особую ответственность за то, чтобы помочь этой стране восстановить единство и стабильность (la France partage avec d'autres la responsabilitй particuliиre d'aider ce pays а retrouver unitй et stabilitй); в свою очередь, Макрон отмечает, что Франция должна гарантировать справедливость (rendre justice) ливийскому народу; Франция несет ответственность за обеспечение стабильности в Ливии (responsabilitй de construire la stabilitй de la Libye).

Основным инструментом решения конфликта представляется политическое решение: диалог между Востоком и Западом страны, политический процесс между основными ливийскими игроками. Французские политики отмечают конкретные меры, которые были или будут предприняты Парижем: Олланд говорит, что Франция готова помочь правительству (est prкte а aider) в процессе формирования своих сил безопасности и кадрового состава (former ses cadres et ses forces de sйcuritй); Макрон отмечает, что республика внесла «скромный вклад» в мирный процесс в Ливии, согласовав резолюцию в Ла-Сель-Сен-Клу с общей подписью Хафтара и Сарраджа.

Отдельно стоит упомянуть вновь возникающий образ Средиземноморья/Магриба: так, Жан Ив ле Дриан утверждает, что в Ливии на карту поставлены процветание и стабильность всего южного берега Средиземноморья (ce qui se joue en ce moment en Libye, c'est а la fois la stabilitй et la prospйritй de la rive Sud de la Mйditerranйe.); таким образом, центр нестабильности в Ливии становится центром событий всего Средиземноморья. Однако в своих речах в 2017 и 2018 г. Эммануэль Макрон видит Магриб и Средиземноморье отдельно от Ливии: так, франццузский президент говорит о создании единой оси Европа-Средиземноморье-Африка (axe intйgrй entre l'Afrique, la Mйditerranйe et l'Europe). По сути, это новый геополитический конструкт, однако он получит свое развитие уже в следующем периоде.

Таким образом, говоря о Ливии, французские политики говорят о ней как о пространстве терроризма, тем самым, легитимируя свое военное присутствие в стране, которое началось с конца 2015 г. Говоря о готовности помогать правительству, о своем вкладе в урегулирование, Франция саморепрезентирует себя как великую державу. Стоит также отметить, что в данном периоде вновь возникает образ Средиземноморья: его безопасность напрямую связано с Ливией, однако будущее Средиземноморья Франция видит в своем новом Еврафриканском конструкте.

Иран

В данном периоде Иран перестает быть как таковой угрозой и обретает черты державами конкуренты. Так, Франсуа Олланд заявляет, что необходимо разговаривать с Ираном (il faut parler avec Iran); возвращение Ирана на международную арену (Le retour de l'Iran sur la scиne internationale) возможно - но зависит это только от этой великой страны (il ne dйpend que de ce grand pays de le rйussir). Так, с одной стороны, Иран воображается уже не как угроза, а как великая страна, с которой нужно разговаривать; с другой стороны, возвращение Ирана на международную арену должно быть обусловлено поведением Ирана - таким образом, французские политики вновь реализуют в дискурсе стратегию превосходства, а также стратегию репрезентация в качестве великой державы.

Однако Иран все же представляет определенную угрозу: так, его «ракетная активность» (l'activitй balistique) и дестабилизирующие действия в Ливане, Сирии, Йемене и Ираке вызывают беспокойство соседних стран. Однако при этом в своей речи в 2018 г. Макрон отмечает, что провел переговоры с президентом Рухани о кризисе в Заливе, в Йемене и израильско-палестинском конфликте.

В целом, дискурс об Иране не изменяется: он воспринимается как нижестоящая держава-конкурент, в то время как Франция позиционирует себя как великую державу.

Египет

Дискурс о Египте принципиально не меняется. С одной стороны, АРЕ воспринимается Ф. Олландом как ключевый актор в поддержании стабильности региона (L'Egypte est un acteur essentiel pour la stabilitй de la Rйgion). С другой стороны Египет воспринимается как пространство, нуждающееся в стабилизации: так, Макрон подчеркивает, что стабильность на Ближнем Востоке не может быть достигнута без этнического, религиозного и политического плюрализма (cette stabilitй ne peut se construire que dans le pluralisme ethnique, religieux, politique) - и именно в этом заключается суть работы с Ливаном, Иорданией и Египтом (C'est le sens de notre travail avec le Liban, la Jordanie ou l'Egypte); таким образом, Макрон имплицирует, что как такового плюрализма в этих странах нет. При этом восьмой президент республики отмечает, что Франция не может подменить собою суверенитет указанных государств (nous ne saurions nous substituer а la souverainetй des Etats en question). В данном случае это представляет собой стратегию легитимации, так как, по сути, французский президент до этого говорил о вмешательстве во внутренние дела ближневосточных государств; подобное хеджирование позволяет ему обосновать свои действия.

Дискурс в целом

В целом в данном периоде французский дискурс находился в великодержавной парадигме. Основной акцент был поставлен на роль Франции, на ее предложение по урегулированию различных кризисов. Если говорить о субрегионе, то можно выделить следующие результаты:

Во-первых, дискурс грандера был доминирующим во всех регионах. Франция репрезентировала себя в качестве великой державы.

Во-вторых, неоконсервативный дискурс сохранился лишь в отношении сирийского конфликта и Ирана.

В-третьих, цивилизационный дискурс вновь маргинализировался и применялся исключительно при описании сиро-иракского пространства. В целом, дискурс о регионе можно представить в виде следующей таблицы:

Формальный дискурс

В подборку данного периода вошли Стратегический обзор по вопросам обороны и национальной безопасности, доклад по ИГИЛ, по роли французского флоты в Средиземноморье, по вопросам евро-средиземноморского сотрудничества 2016 и 2017 гг., по Ирану по франко-иорданским отношениям.

Сирия и Ирак

В французском дискурсе сиро-иракское пространство остается зоной терроризма, как отмечает доклад по ИГИЛ. Однако стоит отметить, что сиро-иракское пространство входит в так называемый Левант. Это отмечено в стратегическом обзоре, где говорится, что французские войска задействованы в рамках операции Шамаль против ИГИЛ в Леванте (engagйes contre Daech au Levant (opйration Chammal)). Однако помимо Сирии и Ирака, Левант включает в себя Ливан, Иорданию и Палестину; таким образом, мы наблюдаем сращение регионов в одну единую зону нестабильности. Как отмечается в обзоре, после военного поражения, регион вступил в фазу сложного перехода (transition complexe) в силу межконфессиональных расколов, противостояния региональных держав, вопроса беженцев и эволюции российско-американских отношений (les fractures communautaires, le jeu des puissances rйgionales, la gestion des rйfugiйs et l'йvolution des relations russo-amйricaines). Таким образом, пространство Леванта воображается пространством нестабильности (беженцы, межконфессиональные расколы) и пространством геополитического противостояния (региональные державы, Россия и США).

В документе отдельно говорится о Сирии, где отмечается, что режим консолидируется, но при этом остаются расколы и внутренние конфликты, усугубляемые множеством действующих акторов (les fractures et les conflits internes, aggravйs par la multiplicitй des acteurs). Стоит отметить значительное различие с Белой книгой 2013 г.: если в 2013 г. Сирия описывалась как трагедия и драма, то в обзоре она предстает пространством конфликтов и расколов. Кроме того, режим Башара Асада перестает стигматизироваться: ситуацию усугубляет не конкретно он, его клан или его режим, а множество акторов (la multiplicitй des acteurs). Более того, полиакторность сирийского конфликта может привести к напряженности или серьезному инциденту с участием региональных и глобальных держав. При этом отмечается, что режим Асада все становится зависимым от России и Ирана. Таким образом, доминирующим образом Сирии становится образ пространства геополитического противостояния.

Стратегический обзор представляет Францию как великую державу: ее армии крайне задействованы по всему региону (Les armйes franзaises sont particuliиrement mobilisйes dans l'ensemble de cette rйgion) и сохраняют важное присутствие, будучи развернутыми на постоянной основе в ОАЭ, Джибути, Индийском океане и Персидском заливе (maintiennent une prйsence importante, avec leurs dispositifs permanents, aux Emirats Arabes Unis et а Djibouti et des dйploiements permanents en ocйan Indien et dans le golfe Arabo-Persique). Они борются с ИГИЛ и действуют в Ливане (engagйes contre Daech, elles agissent йgalement au Liban). Таким образом, подчеркивается активность Республики в регионе: это осуществляется с помощью глаголов действия (mobiliser, maintenir, engager, agir). Более того, присутствие войск Республики важно (importante), что имплицирует положительный вклад Франции в поддержании стабильности в регионе.

Таким образом, доминирующим образом Сирии и Ирака является пространство геополитической конфронтации; однако сиро-иракское пространство терроризма остается во французском геополитическом воображении. Как и в других периодах, Франция позиционирует себя как великую державу, вносящую позитивный вклад в поддержании мира в регионе.

Ближний Восток

Как мы уже отмечали выше, Ближний Восток и сиро-иракское пространство начинают сливаться в единый геополитический конструкт Леванта в данном периоде. Ключевыми угрозами по-прежнему представляются израильско-палестинский конфликт и проблемами сирийский беженцев.

Так, израильско-палестинский конфликт предстает в дискурсе стратегического обзора основным источником напряженности (facteur majeur de tension) и способствует появлению джихадистских движений (favorise l'implantation de la mouvance jihadiste).

Ливан и Иордания предстают важными партнерами Франции в поддержании стабильности региона. Однако обе страны страдают от последствий сирийского конфликта, в особенности Ливан, который, согласно обзору, вступил в щекотливый период (pйriode dйlicate), с угрозами для политического и демографического баланса страны (йquilibres dйmographiques et politiques). Иордания же предстает стабильной страной, но с элементами хрупкости (Un pays stable, mais des йlйments de fragilitй).

Роль Франции в регионе отчетливо не артикулируется; однако, как уже указано выше, в целом в макрорегионе республика репрезентирует себя как великую державу.

Залив и Иран

Страны Залива, в особенности ОАЭ, предстают партнерами Франции в поддержании региональной безопасности. Сам Залив предстает зоной высоких рисков (zone porteuse de risques йlevйs) в связи с региональным противостоянием Тегерана и Эр-Рияда и конфликтом в Йемене, разжигающим суннистко-шиитское противостояние (exacerbant l'antagonisme entre Sunnites et Chiites). Однако при этом отмечается, что Арабо-персидский Залив является стратегически важной зоной для Франции (un espace stratйgique essentiel pour la France), где республика должна сохранить потенциал взаимодействия и свободу судоходства (conserver des capacitйs d'engagement et une libertй de mouvement). Так или иначе, зона Залива представляется стратегически важным пространством для Франции, при этом являющимся пространством геополитической конфронтации.

Стратегический обзор упоминает Иран лишь в контексте угрозы распространения оружия в регионе. Однако как утверждает доклад Сената по Ирану, ИРИ является «неизбежной державой» (puissance incontournable) в регионе. Тем самым имплицируется, что Франции все равно придется выстраивать отношения с Ираном, поскольку, как и Франция, он является великой державой в регионе. Репрезентация Франции в качестве великой державы в этом периоде остается неизменной.

Таким образом, регион Залива представляют собой еще одно пространство геополитического противостояния на Ближнем Востоке.

Ливия и Южный берег Средиземноморья

Ливия продолжает оставаться пространством нестабильности: так, она является частью растущей нестабильности на европейских границах (instabilitй croissante du voisinage); она также является частью сахаро-сахельской зоны нестабильности. Стоит отметить, что в стратегическом обзоре Ливия не воспринимается как пространство геополитического противостояния; подобный геополитический образ конституируется в докладе Сената о ситуации в Ливии. Стоит отметить, что, говоря об участии стран в ливийском конфликте на чьей-либо стороне, Франция подчеркивает роль России, Египта, Турции и ОАЭ. Роль Франции в конфликте представляется исключительно политической и посреднической; о помощи Хафтару сказано лишь, что

Образ южного берега Средиземноморья также секьюритизируется и предстает в как пространство нестабильности. Страны Южного берега находятся в поиске стабильности (en quкte de stabilitй); таким образом имплицируется, что Южный берег дестабилизирован. На это уже указывает и доклад о странах Магриба, где утверждается, что страны Большого Магриба подвержены тем же проблемам: одинаковому экономическому и социальному кризису и одинаковой уязвимости перед лицом терроризма (Une mкme urgence йconomique et sociale, une mкme vulnйrabilitй au risque terroriste).

Однако, как и в дискурсе политиков, южный берег представляется не только зоной нестабильности, но и зоной потенциального сотрудничества. Так в докладе по сотрудничеству со странами Магриба говорится о значительном потенциале (potentiel important) и огромных амбициях (ambitions immenses), что имплицирует, что в будущем регион может процветающим.

Говоря о саморепрезентации Фанции в отношении региона, Франция представляет себя как великую державу и при этом действующую от лица всей Европы. В Ливии Франции - самый активный в политическом урегулировании член Совета безопасности; французский флот в Средиземноморье - единственный боеспособный европейский флот (La marine franзaise est la seule marine europйenne rйellement prйsente et crйdible en Mйditerranйe). Дискурс документов находится в голлистской парадигме, где ключевое место занимают вопросы экономики и безопасности, но при этом Франция все больше ассоциирует себя Европой и представляет себя как ее лидера в Средиземноморье.

Таким образом, как и в дискурсе практиков политического управления, в формальном дискурсе Южный берег Средиземноморья имеет два образа: образ настоящего-образ нестабильности, с эпицентром в Ливии и образ будущего пространства сотрудничества. Кроме того, в отношении этого региона наиболее ярко выражается переход от дискурса грандера к дискурсу «евро-грандера».

Дискурс о регионе в целом

Таким образом, подводя итоги данному разделу можно сделать следующие выводы:

Во-первых, сиро-иракское пространство и Ближний Восток начинают сливаться в единое геополитическое пространство Леванта. Данное пространство представляет собой пространство геополитической конфронтации;

Во-вторых, регион Залива также представляют регионом геополитической конфронтации.

В-третьих, регион Средиземноморья имеет два образа: образ настоящего-образ нестабильности с эпицентром в Ливии и образ будущего-образ сотрудничества.

В-четвертых, в отношении Средиземноморья наиболее отчетливо проявляется переход к евро-грандеру.

В целом дискурс о регионе можно представить в виде следующей таблицы:

3.7 Дискурс 2019-2020: Vers l'Afrique?

Практический дискурс

В данную выборку вошли выступления Эммануэля Макрона на конференции послов в 2019 г., после саммита G7 в Биаррице, в Военном колледже (l'Йcole de guerre) Военной академии Франции в 2020 г., а также выступления министра иностранных дел Жана Ива ле Дриана на конференции послов в 2019 г. и на конференции в Гааге в 2020 г.

Сирия-Ирак

В данном периоде Сирия перестает восприниматься как таковое пространство терроризма: так, и Макрон, и ле Дриан говорят, в первую очередь, о гуманитарной катастрофе в Идлибе. Так, Макрон отмечает озабоченность стран семерки ситуацией в Идлибе и необходимость защиты мирного населения и гуманитарного персонала (exigence de protection des civils et des personnels humanitaire), тем самым, имплицируя, что они мирные жители и гуманитарный персонал находятся под угрозой Идлибе.

Однако стоит отметить, что в данном периоде впервые не упоминается Башар Асад и практически не упоминается сирийский режим - исключительно в контексте применение химического оружия и последовавшего за ним англо-франко-американского удара по военным объектам в Сирии. Таким образом, сирийский режим и Башар Асад, в принципе, исчезают из французского дискурса.

Согласно министру иностранных дел Франции, приоритетом республики в Сирии остается борьба с терроризмом. Говоря о французских целях в Сирии, ле Дриан выделяет следующие: стабилизация освобожденных от ДАИШ территорий, возобновление политического процесса и урегулирование ситуации в Идлибе. Однако при этом урегулирование ситуации в Идлибе и остальные вопросы, как отмечает ле Дриан, были подняты (йvoquй) президентом Макроном в разговоре с Владимиром Путиным. При этом Макрон напомнил, что в данном вопросе Путин не может действовать безнаказанно (il a rappelй qu'il ne peut pas y avoir d'impunitй en la matiиre). Говоря, что Путин не может действовать безнаказанно, ле Дриан имплицирует, что Россия несет ответственность за свои действия в Сирии. Франция же это России напоминает (rappeler), что подчеркивает, во-первых, моральность Пятой республики, а, во-вторых, ее великодержавный статус.

Однако рассматривая данный отрывок целиком, можно заметить, что именно Россия воспринимается ответственной за ситуацию в Сирии. Сирия воспринимается как пространство противостояния держав, и этот образ становится наиболее ярко выраженным из трех ранее упоминавшихся образов Сирии. Французский президент говорит об объединении двух мирных процессов - астанинского и «Малой группы» - по стабилизации Сирии. Сирия, тем самым, окончательно превращается в объект переговоров между великими державами.

Виденье будущего Сирии во французском дискурсе остается неизменным - Сирия должна быть мирной и инклюзивной (pacifiйe et plus inclusive), а сирийцы, живущие в Сирии и за ее пределами, должны определять судьбу этой страны. Однако отсутствует привычные для предыдущих периодов требования о справедливости для сирийского народа, выражающиеся в предании суду сирийских лидеров.

Говоря об Ираке, стоит отметить, что единое сиро-иракское пространство терроризма исчезает как таковое. Ле Дриан подчеркивает, что миссия коалиции в Ираке, находящаяся там по просьбе иракских властей крайне важна для безопасности Ирака и для французской безопасности (La mission de la coalition internationale - qui se dйroule en Irak et а la demande des autoritйs irakiennes - est une mission essentielle pour la sйcuritй de ce pays et pour notre sйcuritй.) При этом ле Дриан отмечает, что миссия должна продолжаться при полном уважении к суверенитету Ирака (plein respect de la souverainetй irakienne.). С одной стороны, мы все еще можем наблюдать образ Ирака как пространства терроризма. Мы также видим использование стратегии легитимации относительно присутствия французских войск в Ираке, так как глава Ке Д'Орсе отмечает, кто коалиция находится в стране по приглашению иракских властей и действует с уважением к суверенитету Ирака.