Лингвистика и межкультурная коммуникация

Размещено на http://www.allbest.ru/

Федеральное агентство по образованию

НИЖЕГОРОДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ

ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

им. Н.А.Добролюбова

Теория перевода

В.В.Сдобников

О.В.Петрова

ББК 81'25(075.8) УДК 81.2я73-1 С 27

Подписано в печать 15.11.06. Формат 84хЮ8'/з2. Усл. печ. л. 23,52. Доп. тираж 3 000 экз. Заказ № 4274.

Редакционный совет:

Н. В. Барышников (Пятигорский государственный лингвистический университет); А. М. Каплуненко (Иркутский государственный лингвистический университет); Н. Б. Ковыршина (Российский университет дружбы народов); И. В. Кочергин (Институт практического востоковедения); 3. Г. Прошина (Институт иностранных языков Дальневосточного государственного университета); Г. С. Серова (Пермский государственный технический университет); В. В. Сдобников (Нижегородский государственный лингвистический университет им. Н. А. Добролюбова) Сдобников, В.В.

С27 Теория перевода : [учебник для студентов лингвистических вузов и факультетов иностранных языков] / В.В. Сдобников, О.В. Петрова. -- М.: ACT: Восток--Запад, 2007. -- 448 с. -- (Лингвистика и межкультурная коммуникация: золотая серия).

ISBN 5-17-037815-7 (ООО «Издательство ACT») ISBN 5-478-00306-9 (ООО «Восток--Запад»)

В учебнике излагаются основные положения современной лингвистической теории перевода, обсуждаются проблемы общей теории перевода и специальных теорий перевода, рассматриваются этапы становления отечественного пере-водоведения.

Содержание учебника соответствует требованиям Государственного образовательного стандарта по специальности «Перевод и переводоведение».

Учебник предназначен для студентов гуманитарных вузов, аспирантов, переводчиков-практиков и всех, кто интересуется проблемами перевода.

Рецензейты:

кандидат филологических наук, профессор М.Я.Цвиллинг (Московский государственный лингвистический университет);

доктор филологических наук, профессор В.И.Шаховский (Волгоградский государственный педагогический университет).

ISBN 5-478-00306-9 © В.В. Сдобников, О.В. Петрова, 2006

© «Восток - Запад», 2006

ПРЕДИСЛОВИЕ

Предлагаемый учебник по теории перевода предназначен для ознакомления студентов вузов с наиболее общими проблемами теории перевода, с общими закономерностями перевода и закономерностями и особенностями отдельных его видов. Учебник состоит из нескольких частей, каждая из которых посвящена определенной проблематике. Первая часть посвящена истории развития переводческой теоретической мысли в России в связи с развитием переводческой практики. В ней также рассматриваются предпосылки возникновения и развития лингвистической теории перевода. Во второй части определяются статус лингвистической теории перевода как раздела языкознания, ее объект, предмет и задачи, а также рассматривается связь теории перевода с другими лингвистическими дисциплинами. В третьей части рассматриваются наиболее общие проблемы теории перевода, ознакомление с которыми является непременным условием подготовки профессиональных переводчиков. По каждой из проблем излагаются различные, порой противоречивые точки зрения, что позволяет выработать у студентов критическое отношение к различным взглядам, излагаемым в специальной литературе. Четвертая часть посвящена рассмотрению вопросов, связанных с собственно «технологией перевода». В ней анализируются различные способы описания процесса перевода и закономерности в осуществлении этого процесса. В пятой части излагаются основы специальных теорий перевода -- теории устного перевода (последовательного и синхронного) и теории художественного перевода. Авторы остановили свой выбор именно на этих двух переводоведческих дисциплинах, поскольку описываемые ими виды переводческой деятельности отличаются наиболее очевидными особенностями и представляют, по сути, две крайние точки на шкале отличий разных видов перевода. Излагая различные концепции, подходы к анализу перевода и взгляды на его закономерности, авторы не стремились избежать обильного цитирования работ исследователей, уделивших свое внимание той или иной проблеме. Они исходили из того, что знание основ современной теории перевода студентами будет неполным, если они не будут разбираться в основных направлениях в изучении перевода и отличиях между ними, в сущности высказываемых взглядов, если они не будут знать имена тех, кто внес наиболее существенный вклад в становление и развитие теории перевода в России и за рубежом.

В учебнике приводится список рекомендуемой литературы по общей, частным и специальным теориям перевода. Список включает наиболее значительные работы по теории перевода, изданные к настоящему времени в нашей стране и за рубежом. перевод лингвистический языкознание

Учебник подготовлен на кафедре теории и практики английского языка и перевода Нижегородского государственного лингвистического университета им. НА. Добролюбова и предназначен для студентов вузов, обучающихся по специальности «Перевод и переводоведение» (направление -- «Лингвистика и межкультурная коммуникация»), а также для аспирантов, переводчиков-практиков и широкого круга читателей, интересующихся переводческими проблемами.

ЧАСТЬ I. ОЧЕРК ИСТОРИИ ПЕРЕВОДЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИСТОРИЯ ПЕРЕВОДА В РОССИИ

Чтобы понять, как и благодаря чему появилась новая научная дисциплина -- теория перевода, -- необходимо обратиться к истории переводческой деятельности. Именно в истории перевода можно обнаружить предпосылки становления и развития теории перевода. На протяжении многих веков все, кто был непосредственно связан с переводом, в своих размышлениях обращались к практическим проблемам своей работы, давая им теоретическое осмысление, возводя их в ранг теоретических проблем. И хотя собственно теория перевода как наука возникла лишь в XX веке, многие переводческие проблемы осознавались и рассматривались уже много веков назад. Об этом свидетельствуют высказывания переводчиков, поэтов и писателей, которые часто и сами выступали в роли переводчиков, а также отзывы политических деятелей, сохраненные для нас историей. При этом интересно отметить, что на протяжении многих веков Переводчики, да и все, кто был так или иначе связан с переводом, обращались к рассмотрению одних и тех же вопросов, которые сейчас кажутся нам «вечными». Правда, в разные эпохи эти вопросы решались по-разному. Как писал Гиви Гачечиладзе, «...история художественного перевода в любой стране неизменно выдвигает одни и те же нерешенные теоретические проблемы, -- верней, по-разному решаемые на различных этапах в соответствии с конкретными историческими и национальными условиями...». И хотя Г. Гачечиладзе писал о художественном переводе, эти слова можно в полной мере отнести к переводу вообще, тем более что большая часть проблем носит общий характер, то есть присуща всем видам перевода. Изучение истории переводческой деятельности и истории переводческой мысли поможет понять суть этих проблем, осознать возможные пути их решения, либо приведет нас к нахождению абсолютно новых ответов на «вечные» вопросы.

До XVIII века Россия сильно отставала от ведущих в культурном отношении стран Западной Европы в качестве перевода, широте обращения переводчиков к различным пластам литературы, в понимании задач и возможностей перевода. Однако в XVIII веке картина существенным образом изменилась. Без преувеличения можно сказать, что в это время Россия сделала огромный рывок вперед во всех областях культуры, в том числе и в переводе. Как считают некоторые исследователи, перевод в России в XVIII веке может быть охарактеризован как культурное явление, стоящее в одном ряду с западноевропейским Возрождением. От стал важнейшим средством ликвидации разрыва в культурном времени между Европой и Россией, широко распахнув окно в литературный мир Западной Европы и одновременно стал частью национальной словесности.

Особо следует отметить сконцентрированность переводческой деятельности того времени. Явления, имевшие место в Европе в течение нескольких столетий, начиная с XV века и далее, в России проявились в течение нескольких десятилетий XVIII века. И если европейские культуры осваивали постепенно и последовательно сначала античную литературу, а затем литературу современную, то русская Культура стремилась освоить все сразу.

На развитие перевода в России повлияли как объективные, так и субъективные факторы. К числу субъективных факторов следует отнести знакомство царя Петра I с культурными достижениями Европы, его выдающуюся роль в организации и развитии переводческой деятельности. Петр очень решительными способами вводил новую культурную ориентацию, фактически «развернул» Россию лицом к Европе. Выход России из культурной самоизоляции явился одним из объективных факторов оживления и развития переводческого дела. Другой фактор -- развитие экономики, для которого также требовалось ознакомление россиян с западноевропейскими научными достижениями, с западной экономической мыслью.

Важным стимулом в развитии переводческой деятельности явились потребности военного дела. Для создания современной армии, ее правильной организации, создания новых видов вооружения, строительства морских судов требовалось знание того, чем была богата на тот момент Европа. Почерпнуть эти знания можно было только через перевод.

Расширение границ Российской империи способствовало и расширению и упрочению международных контактов. Осуществление внешнеполитической деятельности было невозможно без знания иностранных языков, без массовой подготовки переводчиков.

Важную роль в развитии переводческой деятельности сыграла секуляризация образования, то есть придание образованию светского характера. В петровскую эпоху основными «учителями» стали не отцы христианской церкви, не тексты священного писания, а дохристианские авторы, на трудах которых учащиеся учились латинскому и греческому языкам. Обращение к современным достижениям

Запада способствовало распространению английского, французского и немецкого языков. Особенно распространенным в XVIII веке стало знание французского языка, который поистине стал языком дворянства.

В послепетровскую эпоху важным событием не только политической, но и культурной жизни России стал манифест императора Петра III «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству» (1762 г.). Этот манифест освобождал дворянство от обязательной военной и гражданской службы, а значит, позволял всем, кто имел к тому склонность, заниматься науками и искусствами, в том числе и переводом.

Большое внимание переводу иноязычной литературы оказывала императрица Екатерина II. Именно по ее инициативе в 1768 году было создано «Общество, старающееся о переводе иностранных книг». Члены общества за пятнадцать лет его существования перевели большое количество иностранной литературы, причем сама императрица принимала в этой работе самое активное участие.

Роль Петра I в развитии переводческой деятельности

Петр I прекрасно понимал всю важность развития переводческого дела для будущего становления России как мировой державы, для ее культурного развития. В одной из своих речей Петр говорил: «Историки доказывают, что первый и изначальный наук престол был в Греции, откуда... принуждены они (науки) были убежать и скрыться в Италии, а по малом времени рассеялись уже по всей Европе; но нерадение наших предков им воспрепятствовало и далее Польши пройти их недопустило... я чувствую некоторое во сердце моем предувидение, что оные науки (которые распространяются и циркулируют подобно крови в организме) убегут куда-нибудь из Англии, Франции и Германии и перейдут для обитания между нами на многие веки...».

Петр I выступал не только в качестве организатора переводческой деятельности, но и как переводчик-практик и критик переводов. Подтверждением тому являются некоторые исторические свидетельства. Так, в 1710 году «Журналь де Треву» писал, что в Московии стали издаваться книги на славянском языке, в основном переводные, и что «все эти книги были напечатаны шрифтами, привезенными из Голландии: первая книга принадлежит самому царю». Известно, что Петр переводил книгу «Архитектура» Бароцци да Виньолы. Правда, неизвестно, с какого языка царь ее переводил, так как в его библиотеке имелось семь экземпляров «Архитектуры» на четырех языках -- голландском, немецком, итальянском и французском. Предполагается, что Петр в основном переводил ее с немецкого языка, сверяясь по мере необходимости с голландским текстом. В конце 1708 года книга была сдана в типографию, но в процессе печатания царь дважды просматривал и исправлял перевод. На окончательную редакцию перевод был дан архитектору Фонтана, который заменил ряд итальянских терминов русскими и составил своего рода архитектурный словник.

Имеется множество свидетельств тому, что Петр I постоянно проявлял заботу о делах переводческих. Даже находясь в персидском походе, Петр писал в Синод: «Книгу, которую переводил Сава Рагузин-ский о славенском народе с итальянского языка... Другую, которую переводил князь Кантемир о магометанском законе, ежели напечатаны, то пришлите сюда не мешкав...».

Собственные высказывания Петра свидетельствуют о том, что у него уже имелась достаточно законченная концепция перевода, определенное отношение к переводу как виду практической деятельности, понимание задач перевода и основной задачи переводчика. В «Указе Зотову об избегании в будущем ошибок» (1709 г.) Петр пишет слова, в последствие ставшие практически хрестоматийными: «Книгу о фортификации, которую вы переводили, мы оную прочли, и разговоры зело хорошо и внятно переведены; но как учит оной фортификации де-лат, ...то зело темно и непонятно переведено... Итого ради надлежит вам и в той книжке, которую ныне переводите, остереца в том, дабы внятнее перевесть, а особливо те места, которыя учат как делат; и не надлежит речь от речи хранить в переводе, но точию, сенс выразумев, на своем языке уже так писат, как внятнее может быть». Эта цитата явно свидетельствует о том, что Петр был убежденным противником буквалистского перевода и главным в переводе считал точное воспроизведение смысла, а не формы.

Представляет интерес вопрос о принципах отбора произведений для перевода и печати. Исторические факты свидетельствуют о том, что существенным фактором в отборе произведений был фактор идеологический. Приведем пример. Переводчик Гавриил Бужинский перевел книгу Пуд-дендорфа «Введение в гисторию европейскую» и представил ее на суд царя. Перед этим Петр, обращаясь к Синоду (который курировал и переводческую деятельность), писал: «Посылаю при сем книгу Пуддендорфа, в которой два трактата: первый о должности человека и гражданина, другой о вере христианской, но требую, чтоб первый токмо переведен был, понеже в другом не чаю к пользе нужде быть».

И в этом вопросе царь был верен себе -- и своему времени. Переводилось то, что было полезно государству и способствовало развитию науки и экономики.

Во времена Петра встал и вопрос о специализации переводчиков. Для Петра этот вопрос не был дискуссионным. Он четко понимал необходимость получения переводчиками, особенно научно-техническими, знаний о том предмете, о котором они переводят. Царь писал: «Для переводу книг зело нужно перевотчики а особливо для художественныхъ [то есть связанных с тем или иным ремеслом, «научных»] понеже никакой перевотчикъ, не умея того художества о котором переводить перевесть не может. Того ради заранее сие делать надобно таким образом которые умеют языки, а художествъ не умеют, техъ отдать учитца художествамъ, а которые умеютъ художества, а языку не умеютъ, техъ послать учитца языком и чтобъ все из русскихъ или иноротцы кои или здесь родились или зело малы приехали и нашъ языкъ как природной знаютъ, понеже на свой языкъ всегда лехьче переводить нежели своего на чюжей». Такой подход к переводу можно рассматривать не только как практическое руководство, но и как теоретическую установку, которая во многом предопределила пути развития перевода научно-технической литературы в дальнейшем.

Не следует думать, что во времена Петра переводилась и издавалась только научно-техническая литература. Еще в самом конце XVII века царь дал привилегию на издание русских книг книгоиздателю Яну Тиссену в Амстердаме. В одном из сборников, изданных Тиссеном, был помещен перевод семнадцати басен Эзопа, выполненный Ильей Копиев-ским. В 1700 году был издан еще один сборник. Перевод был выполнен на церковнославянском языке, к тому же человеком, который был в нем не очень силен. В 1709 году Петр поручил И.А.Мусину-Пушкину «выправить на славянский и напечатать» текст амстердамского перевода.

Как мы видим, первоначально переводы выполнялись на церковнославянский язык. Однако уже тогда Петр понимал все неудобство этого напыщенного и по сути мертвого языка, не способного к дальнейшему развитию. Для выполнения переводов нужен был новый язык, и таким языком стал язык Посольского приказа, который еще в XVII веке обрел русские черты и стал особо пригодным для перевода научной и технической литературы. В 1717 году Федор Поликарпов прислал царю свой перевод «Географии генеральной» Б.Варения. Царь остался весьма недоволен переводом, и основная причина недовольства заключалась в чрезмерно напыщенном, избыточно церковнославянском слоге перевода. Царь требовал «не высоких слов словенских», а «посольского приказу употреблять слова».

Организация переводческого дела в России XVIII века

При возрастании количества переводов насущной необходимостью становилась организация переводческого дела. В 1724 году Петр I издал указ о создании академии, которая, по его мнению, должна была способствовать культурному прогрессу. В указе, в частности, говорилось: «Учинить академию, в которой бы учились языкам, а также прочим наукам и знатным художествам и переводили бы книги». При академии была создана так называемая «нижняя школа», в которой предполагалось изучение латинского, немецкого и французского языков.

Важную роль в развитии переводческой деятельности сыграло созданное при Академии «Российское собрание» (1735 г.), которое явилось, по сути, первой профессиональной организацией российских переводчиков. В указе Президента Академии говорилось: «Переводчикам сходиться в Академии дважды в неделю... снося и прочитывая все, кто что перевел, и иметь тщание в исправлении российского языка случающихся переводов». Главные задачи «Российского собрания» определялись следующим образом: «перевод степенных старых и новых авторов», создание «лексикона полного», «доброй грамматики», «риторики и стихотворной науки». «Собрание» занималось в первую очередь переводами книг научной, художественной и просветительской литературы. В «Собрании» проводились обсуждения и рецензирование переводов. Его деятельность способствовала и становлению переводческой критики. Один из членов «Собрания», переводчик А. Ад о дуров, следующим образом определял задачи критической оценки переводов: «При общей оценке перевода важным считается, чтобы он: 1) полностью совпадал с оригиналом; 2) был изложен четко и без грамматических ошибок и 3) не нарушал языковых норм, чтобы чтение его не вызывало досады и нелегко было бы догадаться, на каком языке написан оригинал». Из этого высказывания следует, что одним из основных требований к переводу в то время было требование близости к оригиналу, даже «полного совпадения» перевода с оригиналом.

Следует отметить, что в то время многие переводы выполнялись с языка-посредника. Такая практика считалась вполне правомерной, однако, при оценке переводов проблема языка-посредника игнорировалась.

«Российское собрание» просуществовало всего восемь лет, но и после того, как оно перестало функционировать, Академия продолжала подготовку переводчиков. В основном эта работа проводилась индивидуально. Например, М.В. Ломоносов индивидуально занимался с Н. Поповским, обучая его стихотворному переводу. Подобная работа была крайне важна, поскольку сама Академия испытывала постоянную потребность в квалифицированных переводчиках, причем, не только для перевода художественной литературы, но и для перевода литературы научно-технической.

В 1748 году Академия обнародовала указ императрицы Елизаветы о расширении переводов и последующем их печатании при Академии, а в газетах было опубликовано постановление канцелярии Академии наук, которое призывало «как дворян, так и других разных чинов людей» заниматься переводами. В 1758 году при Академии была открыта вторая типография, главной задачей которой было печатание переводной беллетристики.

В 70-х годах сформировался кружок переводчиков вокруг типографии Сухопутно-шляхетского корпуса. За несколько лет существования этого кружка было переведено и издано несколько десятков книг. Интересно отметить, что основным принципом перевода этих переводчиков был перевод вольный, с адаптацией к русскому быту. Деятельность переводчиков в значительной степени повлияла на разработку стиля и приемов фабульного повествования. Достаточно отметить, что многие русские литературы того времени, например, Ф.А. Эмин, начинали именно как переводчики художественных произведений.

Как мы уже отмечали, 1768 год ознаменовался учреждением «Собрания, старающегося о переводе иностранных книг». В задачи «Собрания» входило выполнение переводов художественных и научных сочинений античных и современных западноевропейских авторов. За пятнадцать лет существования этой организации ее участниками было переведено несколько сот произведений, в основном современных французских авторов, а также с немецкого языка и латыни. Английские сочинения были представлены значительно скромнее, и переводились они, в основном, с французских и немецких переводов («Гулливер» Свифта, романы Филдинга, исторические и правовые сочинения Робертсона и Блэкстона).

Основные подходы к переводу в России XVIII века

XVIII век -- это век борения двух противоположных тенденций, подходов -- пословного (буквалистского перевода) и вольного перевода. Хронологически пословный перевод был более древним, характерным для перевода в послемонгольской России на протяжении нескольких веков. Его распространенность объясняется тем, что переводу в допетровскую эпоху подвергалась, прежде всего, литература сакрального (духовного) характера. Пиетет переводчиков перед «словом Божиим» был столь велик, что не допускал каких бы то ни было отступлений от текста оригинала. Обращение к светскому переводу в петровскую эпоху привело к появлению нового подхода, который пропагандировался самим царем...Симон Кохановский в предисловии к своему переводу книги Юста Липсия «Увещания и приклады политические» писал: «Я в переводе сем не порабощен был помянутого автора штилю, но едино служил истине, чтоб ниже мало была изменена сила и истина истории, того ради сие предвозвещаю в преддверии последующих повестей, дабы кому не дивно было, что не слово в слово переведены, но смотрил бы, что самая истинная сила истории не изменена есть». Сам факт формулирования переводчиком своего кредо в форме предисловия к переводу является свидетельством того, что новая традиция не была сильной и ведущей. И все же ее отстаивало достаточно большое количество переводчиков. Так, А.Ф.Хрущев в предисловии к своему переводу «Похождений Телемаковых» (1724 г.) четко выразил свою позицию: в процессе перевода он был озабочен прежде всего поиском смысла, а не пословным следованием оригиналу; пословность даст тот же оригинал, только русскими буквами, что будет неудобочитаемо.

Но были и другие переводчики, отстаивавшие максимально близкое в переводе следование оригиналу. Так, уже известным нам Гавриил Бужинский пояснял, что переводя книгу Пуддендорфа, он строго следовал за автором, ничего не прибавляя и не убавляя, так как не хотел, как делали многие, присваивать себе славу автора, то есть он хотел остаться лишь переводчиком. Как мы видим, позиция переводчика была обусловлена не столько теоретическими, сколько морально-этическими соображениями. Как считают О.Е. Семенец и А.Н. Панасьев, именно эта позиция и определила отношение переводу, которое возобладало в Западной Европе. Но в целом XVIII проходил под знаком выработки как теоретических, так и практических подходов к переводу.

В рассматриваемый нами период особо остро стал вопрос о выборе произведений для перевода. Если в начале XVIII века переводились прежде всего книги по военному делу, по технике, по точным наукам, по вопросам права и т.п., отвечавшие непосредственно практическим потребностям новой России, и выбор переводимого определялся этими потребностями, то вскоре возник и стал расти интерес к иноязычной художественной литературе. И вот именно в этой области разгорелись ожесточенные споры. Вполне естественным для того времени было обращение переводчиков к тем жанрам, которые отсутствовали в русской литературе, прежде всего к жанру романа. Первоначально этот жанр не всеми воспринимался однозначно. Так, А.П.Сумароков гневно реагировал на появление перевода романа А.Ф.Прево «Приключения маркиза Г., или жизнь благородного человека, оставившего свет». А.П.Сумароков писал, что от романов «...пользы... мало, а вреда много. Говорят о них, что они умеряют скуку и сокращают время, то есть век наш, который и без того краток. Чтение романов не может назваться препровождением времени; оно погубление времени...». Понятно, что речь идет прежде всего о романах переводных, поскольку собственных романов в то время еще не было. Точно также и М.В. Ломоносов выступал против перевода рыцарских романов, требуя, чтобы проза непременно содержала примеры и учения о политике и добрых нравах. В качестве образцов он рекомендовал такие произведения, как «Аргенида» Д. Барклая, «Теле-мак» Ф. Фенелона, «Золотой осел» Апулея, «Сатирикон» Петрония.

В то же время некоторые переводчики выступали в качестве апологетов нового жанра. С.А. Прошин в предисловии к своему переводу романа А.Ф. Прево «Филозоф английский, или Житие Клевленда, побочного сына Кромвелева» (1760 г.) писал, что хотя существует много романов плохих, нет никакой нужды отвергать чтение романов, поскольку «изображаются в них нравы человеческие, добродетели их и немощи.; показываются от разных пороков разные бедствия в примерах, то причиняющих ужас, то соболезнование и слезы извлекающих и между цепью... приключений наставления к добродетели полагаются».

Остановить распространение романов в России, естественно, не удалось. Этот жанр прочно вошел в русскую словесность, первоначально именно через переводы, а затем в собственном творчестве литераторов, ранее выступавших в качестве переводчиков (Эмина, Чулкова, Попова, Хераскова). Всего лишь за два десятилетия (с середины 50-х до середины 70-х годов) русский читатель смог познакомиться с переводами произведений Скаррона, Лес-сажа, Прево, Филдинга, Сервантеса, Террасона, Дефо, Мариво, Бартелеми, Гомеца, Мармонтеля, Арно, Вольтера, Руссо и многих других. Считается, что в 1787 г. было издано первое произведение Шекспира на русском языке: «Жизнь и смерть Ричарда III, короля аглинскаго, трагедия господина Ша-кеспира, жившаго в XVI веке и умершаго 1576 года. Переведена с французскаго языка в Нижнем Нове-городе 1783 года. Печатана с дозволения управы благочиния. В Санктпетербурге 1787 года». В целом же количество переводных романов в России XVIII века в десятки раз превышало количество романов оригинальных.

Основные подходы к переводу четко проявляются в творчестве наиболее выдающихся переводчиков того времени.

Василий Кириллович Тредиаковский (1703 -- 1769 гг.) получил прекрасное образование, учился в Славяно-греко-латинской академии в Москве, в Голландии, в Сорбонне, был отменным знатоком языков и эрудитом. Его переводческое наследие очень велико и включает произведения П.Тальмана, де Фон-тенеля, Д.Барклая, Буало, Горация, Сенеки, Фене-лона, французских историков Ш.Роллена и Ж.-Б.Кувье. Переводил В.К.Тредиаковский в основном с французского языка и с латыни. Первым переведенным им произведением был роман Поля Тальмана «Езда в остров любви», сразу же завоевавший огромную популярность в русском обществе. Это был любовно-аллегорический роман, с большой долей назидательности, повествующий о том, каким должно быть поведение мужчин и женщин в общении друг с другом. Популярность романа явно свидетельствует о том, что он удивительно точным образом отвечал потребностям общества. Достоинства этого перевода заключаются в том, что это было первое беллетристическое произведение, переведенное с французского языка и не на церковнославянский язык, а на русский язык; впервые этим произведением на русскую почву был трансплантирован любовный сюжет; впервые в перевод были включены стихи самого Тредиа-ковского -- на русском, французском и латинском языках.

Не отказываясь от славянского типа книжного языка как системы художественно-изобразительных средств, Тредиаковский отказался от употребления в переводе славянизмов. В поисках новых языковых средств, в частности, лексических, он прибегал к словотворчеству, используя при этом ресурсы и церковнославянского языка. Некоторые неологизмы Тредиаковского не прижились в русском языке (например, «очесливость», «глазолюб-ность»), но многие изобретенные им слова и сейчас используются нами как исконно русские (бесполезность, беспристрастность, благодарность, величавость, независимость, снисходительность, сущность, цельность).

Одной из наиболее сложных проблем, с которой столкнулся Тредиаковский в работе над «Ездой в остров любви» и в переводе других произведений, была проблема передачи стихов стихами. Представление о правомерности и желательности перевода стихов стихами далеко не сразу утвердилось в русской литературе. Поэтому и Тредиаковский задавался вопросом: «Возможно ль статься, чтоб пере-водныя стихи с стихов могли быть столь же хороши, сколько подлинные, для того что и прозаический перевод теряет много силы и красоты перед подлинником, не то что стихи?». Сам Тредиаковский собственным примером пытается доказать, что переводить стихи стихами вполне правомерно и при этом можно получить удовлетворительный результат. При переводе поэзии главным направлением его усилий было стремление сохранить с наибольшей полнотой содержание стихотворения, воссоздать богатство его языка, его стилистику и удержать при этом эквилинеарность и эквиритмичность. По тем временам задача весьма сложная, если учесть недостаточную разработанность (впрочем, можно говорить и о полной неразработанности) русского стихосложения. Заслуга В.К.Тредиаковского заключается и в том, что он одним из первых предложил собственную концепцию стихотворного периода.

О переводческих воззрениях В.К.Тредиаковского многое говорит и принадлежащая ему фраза, давно ставшая крылатой: «Переводчик от творца только что именем разнится». Это не означает, что переводчик должен переделывать текст на свой лад (сам Тредиаковский в своих переводах довольно близко следовал оригиналу). Здесь Тредиаковский заявляет о сложности работы переводчика и о творческом начале, присущем переводу. Тредиаковский также говорит о том, что «ежели творец замысловат был, то переводчику замысловатее надлежит быть». Не следует эту фразу понимать буквально, тем более трактовать ее исходя из современного состояния русского языка. Она всего лишь означает, что для постижения замысла автора, понимания его стиля и воссоздания замысла и стиля в переводе переводчик должен быть не менее талантлив, чем автор. Только в этом случае его перевод сможет сравниться в оригиналом. Тредиаковский даже не исключает возможность в чем-то улучшить оригинал. Но все же главная его мысль заключается в следующем: только иногда переводу удается всего лишь «равняться» с оригиналом, т.е. если в некоторых деталях перевод чуть и улучшит оригинал, то все же высшим достижением является лишь то состояние перевода, когда он может сравниться с оригиналом.

Интересно отметить, что Тредиаковский в начале своего переводческого пути очень близко следовал оригиналу. Достаточно сказать, что исторические сочинения переведены им практически пословно. В этом проявлялось стремление переводчика сохранить мысли, идеи, содержащиеся в подлиннике. Однако к концу жизни В.К.Тредиаковский, очевидно, стал осознавать, что перенос идей вовсе не обязательно осуществлять с помощью пословного перевода, а можно с успехом применять перевод вольный, к тому же вводя в него свои мысли и рассуждения. Одновременно это раскрепощает и язык перевода.

Переводческое наследие Михаила Васильевича Ломоносова (1711 -- 1765 гг.) включает как практические переводы, так и высказывания по поводу перевода. Из первых переводческих опытов Ломоносова известен перевод Фенелона «К Ланжерону». Переводил он также Анакреонта, причем, с латинского, французского, английского и итальянского языков. На протяжении всей жизни М.В. Ломоносов переводил научные статьи. Интересно, что некоторые работы самого Ломоносова, написанные им на латыни, им же самим были переведены на русский язык. Из 19 од, написанных Ломоносовым, три оды были переводные.

Переводы Ломоносовым художественных произведений носили, в основном, «прикладной» характер, то есть должны были служить иллюстрациями к разрабатываемым им теоретическим положениям стихосложения. Основная часть поэтических переводов была включена в книгу «Риторика» и представляют собой отдельные отрывки и фрагменты поэтических произведений, выбранные и переведенные для разъяснения тех или иных положений риторики.

М.В. Ломоносов вел весьма обширную деятельность по редактированию и рецензированию переводов, выполнявшихся при Академии наук. В специальном постановлении Академии говорилось: «А те переводы править и последнюю оных ревизию отправлять и над всем тем, что к тому принадлежит, труд нести г. профессору Ломоносову, за который излишний, сверх должности его труд имеет он получать, окроме жалованья его, в награждение по 200 рублей в год».

М.В. Ломоносов вместе с Тредиаковским отстаивал то, что стихи можно и нужно переводить стихами. В целом Ломоносов старался сохранять эквили-неарность, однако в передаче ритма и рифмы был не так строг. Он достаточно близко следовал оригиналу, особенно в переводе античных поэтов, но и позволял себе небольшие вставки, разъяснения, а то и вольности. То есть он обращался с переводимыми тестами более вольно, чем В.К.Тредиаковский. Оно и понятно: переводы Тредиаковского были рассчитаны на более широкую публику, а Ломоносов их использовал для иллюстрации своих теоретических положений, касающихся риторики.

XVIII век -- век переводческих состязаний. Участвовал в них и Ломоносов. Так, в 1743 году вышел сборник «Три оды парафрастические псалма 143, сочиненные чрез трех стихотворцев, из которых каждый одну сложил особливо». Теми тремя «стихотворцами» были Ломоносов, Тредиаковский и А.П. Сумароков. Перевод осуществлялся с церковнославянского языка на русский. Сейчас сложно сказать, кто вышел победителем в этом состязании, однако, как считают некоторые исследователи, если судить по магистральному пути, по которому двигалась дальше русская поэзия, переложение Ломоносова было более значимым. Сами подобные состязания можно рассматривать как своеобразную форму переводческой полемики, в которой отстаивались разные, порой противоположные взгляды и концепции.

Несмотря на то, что существуют заметки Ломоносова «О переводе», серьезной теоретической разработки переводческих проблем он не осуществил. Из самой переводческой практики Ломоносова следует, что он сделал шаг в сторону избавления языка от излишних церковнославянизмов, отрешения от жесткого буквализма (при этом научные работы переводились им близко к оригиналу). Обращение Ломоносова к греко-римской классике, завершение реформы русского стихосложения, полное и окончательное утверждение русского языка в поэтическом переводе -- вот то основное, что определяет вклад Ломоносова в развитие перевода в XVIII веке.

В переводческом творчестве Александра Петровича Сумарокова четко проявляется тенденция, возобладавшая к концу XVIII века, а именно тенденция к переделке подлинника. Наиболее показателен следующий пример. В 1748 году А.П.Сумароков опубликовал драму под названием «Гамлет», в которой датский принц изъяснялся такими стихами:

Когда умру, засну... засну и буду спать? Но что за сны сия ночь будет представлять! Умреть... и внити в гроб... спокойствие прелестно; Но что последует сну сладку?... неизвестно.

Казалось бы, перед нами перевод Шекспира. Однако драма А.П. Сумарокова не была переводом ни в нашем, ни в тогдашнем смысле этого слова. Сумароков даже оскорбился, когда Тредиаковский сказал, что он перевел шекспировскую трагедию, а дал ему гневную отповедь в печати: «Гамлет мой, говорит он (т.е. Тредиаковский), не знаю от кого услышав, переведен с французской прозы английской шекспировой трагедии, в чем он очень ошибся. Гамлет мой, кроме монолога в окончании третьего действия и Клавдиева на колени падения, на шекспи-рову трагедию едва, едва походит». И это правда. Эта переделка построена по канонам классицизма; тема ее -- борьба за престол, а в основе лежит конфликт любви и долга. Сумароков как классик стремился не передать на своем языке индивидуальное иноязычное произведение, а создать некое внеличное произведение, приближающееся к идеалу. При этом можно было как угодно обращаться с переводимым автором, если переделки улучшали его. Переводчик-классик относился бережно лишь к тому автору, который, по его понятиям, сам приближался к идеалу. Но Шекспир был, по мнению Сумарокова, «английский трагик и комик, в котором очень худова и чрезвычайно хорошева очень много». И он переделывал это «худое» на «хорошее». Еще раз отметим, что эта тенденция к переделке оригинала, его «улучшению», зародившаяся во Франции, получила значительное распространение и стала ведущей в России конца XVIII-начала XIX века.

Для русских переводов XVIII века характерны многочисленные случаи замены иноязычных имен и бытовых деталей оригинала русскими именами и деталями родного быта, изменения всей обстановки действия, то есть перенесение действия в российскую действительность. Такая практика получила название «склонение на наши нравы». Примеры «склонения на наши нравы» легко можно найти в переводах многих литераторов того времени, в частности, у Гавриила Романовича Державина. Так, в переводе Горация «Похвала сельской жизни» он создает чисто русскую обстановку. Читатель встречает здесь и упоминание о «горшке горячих добрых щей», и сугубо русскую реалию «Петров день». В то же время упоминаются и блюда французской кухни -- устрицы, фрикасе, рагу. То есть, по сути, происходит стирание различий между переводом и собственным творчеством. Такая форма передачи произведения иностранной литературы для того времени было закономерным явлением, обусловленным стремлением переводчиков как можно активнее осваивать переводимые подлинники, делать их настолько своими, чтобы в переводах не чувствовалось их иноземное происхождение. Этот метод перевода, дольше всего сохранявшийся в театре, в России вызывал обсуждения и далее серьезные возражения. Так, драматург В.И.Лукин, переводивший пьесы для театра, отвечая на нападки критики, обосновывал данный метод необходимостью приспосабливать пьесы к русскому бытовому фону. Подобные споры свидетельствуют об оригинальности русской переводческой мысли XVIII века: раздаются голоса в защиту своеобразия подлинника, в пользу сохранения иноземного фона, а стороннику «склонения на наши нравы» приходится защищать свою позицию.

Кроме упомянутых уже переводчиков большой вклад в развитие практики перевода, освоения средств русского литературного языка, который тогда только складывался, в освоение литературных жанров и стилей, поэтических форм внесли такие литераторы, как Д.И. Фонвизин, И.А. Крылов, Н.М. Карамзин, А.Н.Радищев.

Первая половина XIX века

Как мы уже отмечали в предыдущем разделе, для рубежа XVIII-XIX веков была характерна тенденция к переделке подлинника, к «склонению на русские нравы». Эта тенденция проявилась не только в творчестве Г.Р. Державина, но и многих других переводчиков того и несколько более позднего времени. В качестве примера можно привести переводы баллады Бюргера «Ленора», выполненные Жуковским и Катениным. У Жуковского главная героиня переименована в Людмилу, у Катенина -- в Ольгу. В том и в другом случае действие перенесено в Россию, в переводе Жуковского события происходят в XVI веке, во время ливонских войн, в переводе Катенина -- в петровское время. Характерно то, что оба произведения на русском языке не были переводами не только с нашей, современной точки зрения, но и по тогдашним понятиям. Недаром Жуковский назвал свою «Людмилу» подражанием Бюр-геровой «Леноре», а Катенин свою «Ольгу» -- «вольным переводом из Бюргера». Хотя, в отличие от перевода Жуковского, в «Ольге» Катенина нет многословных добавлений, сохранены четкое деление на строфы и система рифм, гораздо ближе к подлиннику метрический строй стиха. Показательно, что именно против такой «близости» перевода к оригиналу выступал Н.Гнедич, который высказал мысль, что «Ленору» -- «народную немецкую балладу» -- можно сделать «для русских читателей приятною в одном только подражании». То есть Гне-дич выступил как защитник «приятного» перевода, то есть перелицовок и переделок.

В начале XIX века все громче звучат протесты против переделок и «склонения на русские нравы». Даже Гнедич, выступивший в защиту перевода-подражания Жуковского, через тринадцать лет высказывает мнение прямо противоположное. Показательна и эволюция переводческих воззрений самого В.А. Жуковского.

Василий Андреевич Жуковский начинал свою переводческую деятельности в русле классицизма, с характерным для него стремлением к поиску и отображению в литературе «идеала». Соответственно, и все его первые переводы проникнуты стремлением превзойти оригинал или, по крайней мере, сравняться с оригиналом, если оригинал сам является «идеалом». При этом следует отметить некоторые особенности, свойственные именно В.А. Жуковскому. Требуя от переводчиков большей творческой свободы по отношению к оригиналу, Жуковский мотивировал это несоответствием языков и необходимостью поиска таких средств, которые позволили бы более полно передать переживания героев, раскрыли бы их характер и весь смысл переводимого. В одной из своих статей он писал: «...переводчик остается творцом выражения, ибо для выражения имеет он уже собственные материалы, которыми пользоваться должен сам, без всякого руководства и без всякого пособия постороннего. -- «А выражения автора оригинального?» Их не найдет он в собственном своем языке; их должен он сотворить. А сотворить их может только тогда, когда, наполнившись идеалом, представляющимся ему в творении переводимого им поэта, преобразит его так сказать в создание собственного воображения...». Итак, переводчик -- творец выражения, а смысл произведения он извлекает из самого подлинника, «наполняясь его идеалом». В полном соответствии с этим тезисом В.А. Жуковский предоставляет себе полную свободу в переводе, выражая через создание вроде бы переводного произведения собственную, яркую поэтическую индивидуальность. Как писал Е. Эткинд, «пристальное внимание к инонациональному характеру германской поэзии, к ее специфичности дало Жуковскому возможность обогатить русскую литературу новой образностью, новыми ритмами -- иным, неведомым прежде типом поэтического мышления. Но это индивидуальное начало иностранной поэзии Жуковский подчинял другой индивидуальности более высокого разряда -- индивидуальности поэта-переводчика. Возникало особого характера противоречие: остро понятая своеобычность иностранных поэтических культур и тем более поэтических личностей стиралась, даже порой нивелировалась во всепоглощающем индивидуально-лирическом мире Василия Андреевича Жуковского». И действительно, переводческое творчество Жуковского является, пожалуй, самым ярким примером того, как собственная поэтическая личность переводчика может воплощаться в создаваемом им тексте перевода, определяя как его характер в целом, так и отклонения от подлинника, в частности. К.И.Чуковский приводит множество примеров подобных отклонений от подлинника, причиной которых явились такие качества Жуковского-поэта, как романтизм, пуританизм, его склонность к христианской морали, меланхолии и сентиментальности. Если Бюргер в «Леноре» пишет о брачном ложе, то Жуковский использует более смягченные варианты перевода -- «ночлег», «уголок», «приют». Одно лишь слово в авторском тексте могло послужить толчком для создания целого образа, о котором автор даже и не помышлял. Так, Людвиг Уланд использовал в тексте слово со значением «часовня». На этой основе Жуковский «пишет» целое полотно: «Входит: в часовне, он видит, гробница стоит; Трепетно, тускло над нею лампада горит». Такое «дополнение» переводимого автора, «развитие» созданных им образов представлялось самому В.А. Жуковскому вполне естественным и закономерным, особенно в его собственном переводческом творчестве. «Я часто замечал, -- писал он, -- что у меня наиболее светлых мыслей тогда, когда их надобно импровизировать в выражение или в дополнение чужих мыслей. Мой ум как огниво, которым надобно ударить об кремень, чтобы из него выскочила искра. Это вообще характер моего авторского творчества; у меня почти все или чужое, или по поводу чужого -- и все, однако, мое». Эти слова в полной мере относятся не только к авторскому творчеству Жуковского, но и к его переводческому творчеству.

В дальнейшем Жуковский пересмотрит свои взгляды на перевод. Достаточно упомянуть, что в 1831 году он публикует уже третий вариант перевода «Леноры», в которой героиню зовут также, как и в оригинале, и в этом переводе Жуковский стремится быть ближе к подлиннику. Приступая к своей последней работе -- полному переводу «Одиссеи» Гомера, он пишет, что хочет «сохранить в своем переводе всю простоту оригинала и, будучи ему рабски верным, не изменить и законному государю моему, русскому языку». Основной причиной изменений в представлениях Жуковского о переводе, так же как и в представлениях других литераторов той эпохи, является привнесение в русскую литературу романтизма. Именно Жуковский одухотворил российскую словесность романтическими элементами. Романтизм же выдвинул совсем иную концепцию перевода, основывающуюся на воспроизведении народного духа и индивидуального своеобразия. Именно поэтому одной из основных переводческих проблем того времени стала проблема передачи национального своеобразия.

Как должна звучать на русском языке народная немецкая баллада? По этому поводу высказывались разные мнения. Как мы уже знаем, Гнедич считал, что она должна звучать «по-русски». Но и он со временем отказался от своих ранних взглядов. В предисловии к своему переводу «Илиады» Гомера он писал: «Вольные переводы выгоднее для переводчика, нежели для подлинника. Я предпочел выгоды Гомера своим, решился переводить с возможною верностью». Отвергая «французскую» традицию украшательного перевода, Гнедич настаивал на том, что «делая выражения греческие русскими, должно было стараться, чтобы не сделать русскою мысли Гомеровой, но что еще более -- не украшать подлинника. Очень легко украсить, а лучше сказать, подкрасить стих Гомера краскою нашей палитры; и он покажется щеголеватее, пышнее, лучше для нашего вкуса; но несравненно труднее сохранить его гомерическим, как он есть, ни хуже, ни лучше». Подобные высказывания явно свидетельствуют о полном осознании переводчиками того времени двух возможных путей перевода -- «независимого» и «подчиненного» (по терминологии Вяземского). Независимый способ перевода означает, что переводчик, «напитавшись смысломл духом подлинника, переливает их в свои формы». Второй способ перевода предполагает и сохранение самих форм, разумеется, «соображаясь со стихиями языка, который у него под рукой». Нельзя сказать, что две тенденции мирно уживались друг с другом. По сути, полемика о преимуществах того или другого способа перевода не затихала на протяжении нескольких десятилетий. Отчасти это определялось тем, что «подчиненный» способ перевода понимался как перевод буквальный, перевод слово в слово, и у такого способа перевода находились сторонники. Показательна в этом отношении статья А.С.Пушкина «О Мильтоне и Шатобриановом переводе «Потерянного рая» (1836 г.), в которой он пишет как раз о недостатках такого способа перевода. «Ныне (пример неслыханный!) первый из французских писателей переводит Мильтона слово в слово и объявляет, что подстрочный перевод был бы верхом искусства, если б только оный был возможен!». И далее -- самое главное: «Нет сомнения, что, стараясь передать Мильтона слово в слово, Шатобриан, однако, не смог соблюсти в своем преложении верности смысла и выражения. Подстрочный перевод никогда не может быть верен. Каждый язык имеет свои обороты, свои условленные риторические фигуры, свои усвоенные выражения, которые не могут быть переведены на другой язык соответствующими словами». Пушкин здесь не стремится доказать, что следует отказаться от требования близости к оригиналу. Просто он показывает, что это требование (только еще нарождающееся в русской литературе) не должно пониматься как требование формальной близости. Это представление об отношении перевода к оригиналу разделяли и другие литераторы того времени. Так, Н.В.Гоголь писал, что «иногда нужно отдаляться от слов подлинника нарочно для того, чтобы быть к нему ближе. Есть пропасть таких фраз, выражений оборотов, которые нам, малороссиянам, кажутся очень будут понятны для русских, если мы переведем их слово в слово, но которые иногда уничтожают половину силы подлинника... В переводе более всего нужно привязываться к мысли и менее всего к словам, хотя последние чрезвычайно соблазнительны...». И далее: «Помни, что твой перевод для русских, и потому малороссийские обороты речи и конструкцию прочь!».

Новый этап в истории русского художественного перевода открывает собой время Александра Сергеевича Пушкина. А.С.Пушкин своим творчеством оказал огромное влияние на развитие, совершенствование техники перевода. К его заслугам следует отнести разработку всех жанров словесности, включая журналистику и историографию, применение в широком диапазоне стилистических ресурсов русского языка, в том числе элементов разговорных и просторечных, воссоздание местного и исторического колорита в переводе.

Собственные переводы А.С.Пушкина сравнительно немногочисленны. В разные периоды своей жизни он переводил французских поэтов XVII-XVIII веков, стихи Вольтера и Парни, отрывки из поэзии Андре Шенье, древнегреческую лирику, оду Горация, отрывки из поэмы Ариосто, баллады Мицкевича, отрывки из «Корана» и библейской «Песни песней». В ранний период своего творчества, связанный с принципами классицизма и затем -- романтизма, Пушкин как бы вел спор с переводимыми им авторами. Таковы его переводы из французских поэтов. Переводчик сокращал, переделывал, перестраивал художественно незначительные по темам стихи Парни или эпиграммы словно для того, чтобы показать, как по-настоящему следует обработать ту же мысль, тот же сюжет, придав им пафос или остроту. В более поздний период своего творчества, обращаясь к поэтом, современных ему, или к поэзии предшественников (Шенье, Мицкевич, Гораций), Пушкин стремился к сохранению элементов народного своеобразия, черт местного и исторического колорита; иногда он даже подчеркивал их соблюдением стихотворной формы оригинала, непривычной для русской поэзии его времени.