Эвфемизация теонимов и демонимов в некоторых индоевропейских и афразийских языках

Размещено на http://www.allbest.ru//

Размещено на http://www.allbest.ru//

Федеральное агентство по образованию РФ

ГОУ ВПО «Южно-Уральский государственный университет»

10.02.20 - Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание

Диссертация

на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Эвфемизация теонимов и демонимов в некоторых индоевропейских и афразийских языках

Черникова Елена Михайловна

Научный руководитель:

доктор филологических наук,

профессор В. И. Томашпольский

Челябинск 2007

Введение

Настоящее диссертационное исследование посвящено сопоставительному анализу эвфемизации теонимов и демонимов индоевропейских и афразийских языков.

Эвфемизация теонимов и демонимов широко распространена в религиях, где существуют различного рода запреты (табу) на употребление, произнесение вслух или изображение имени бога и его антагониста. Обусловлено это тем, что некоторые как монотеистические, так и политеистические религии, в результате многочисленных контактов, переняли в той или иной степени табуирование теонимов, демонимов и другой сакральной лексики из более древних религий, и подкрепили его ещё более жёсткими табу. В результате чего появилось достаточное количество эвфемизмов для теонимов и демонимов.

Эвфемизация теонимов и демонимов фиксируется с развитием шумерской религиозной традиции (4 тыс. до н.э.), постепенно появляясь в религиях и мифологиях народов древнего Востока, затем в античности, и переходя в современные монотеистические религии.

На настоящий момент эвфемизация теонимов и демонимов представлена в той или иной степени практически во всех существующих индоевропейских и афразийских языках.

Актуальность данного исследования обусловлена задачами современной лингвистики и, прежде всего, - необходимостью исследовать причины появления, функционирование эвфемизмов и возможные модели эвфемизации. Исследование наиболее древних эвфемизмов (теонимов и демонимов) будет способствовать выявлению закономерностей появления и моделей функционирования современных эвфемизмов.

Предметом исследования является эвфемизация теонимов и демонимов в некоторых индоевропейских и афразийских языках.

Объектом исследования является процесс эвфемизации.

Цель исследования заключается в комплексном сопоставительном изучении особенностей процесса эвфемизации теонимов и демонимов в индоевропейских и афразийских языках.

Поставленная цель предполагает решение следующих задач:

Уточнение теоретических основ процесса эвфемизации.

Выявление причин возникновения эвфемизации теонимов и демонимов.

Выявление и систематизация способов эвфемизации теонимов и демонимов.

Рассмотрение особенностей распространения эвфемизации теонимов и демонимов в некоторых индоевропейских и афразийских языках.

Проведение сравнительного анализа эвфемизированных теонимов и демонимов в афразийских и индоевропейских языках.

Выявление наиболее продуктивных моделей эвфемизации теонимов и демонимов в афразийских и индоевропейских языках.

Научная новизна диссертации состоит в том, что в ней впервые:

Исследованы эвфемизированные теонимы и демонимы афразийских и индоевропейских языков (на материале древнеегипетского, аккадского, древнееврейского, арамейского, финикийского, латинского, французского, английского и русского языков).

Разработаны модели эвфемизации теонимов и демонимов.

Проведен статистический подсчет продуктивности моделей эвфемизации теонимов и демонимов индоевропейских и афразийских языков.

Подобная типологизация позволит вывести закономерности, применимые в последующем к языкам различных групп. Учет как древних, так и современных языков расширит область изучаемого явления в диахроническом плане.

Материалом исследования послужили сакральные тексты (Библия, Танах), комментарии к ним, данные словаря «Мифы народов мира», а также данные сплошной выборки из словарей древних и современных индоевропейских и афразийских языков (латынь, английский, французский, русский, древнеегипетский, аккадский, финикийский, древнееврейский, арамейский). В выборку вошли теонимы и демонимы из вышеперечисленных языков. Корпус выборки составляет 11387 примеров (127 примеров на древнеегипетском, 67 - на аккадском, 10 - на древнееврейском и арамейском, 76 - на финикийском, 4618 - на русском, 2240 - на английском, 2256 - на французском, 1993 - на латинском языках). Данная диспропорция вызвана тем, что исследовались мертвые афразийские языки. Тексты на этих языках дошли до наших дней в ограниченном количестве. Индоевропейские языки, даже мертвые, представлены богатейшим материалом, на порядок, а иногда и на два порядка, превышающим количество афразийских примеров.

В качестве основного метода исследования используется метод сравнительно-сопоставительного анализа. Для решения конкретных задач применяются также методы: количественный; моделирования; этимологического анализа; лингвокультурологический.

Методологической основой диссертации являются следующие принятые в лингвистике положения:

Эвфемизмы происходят от языковых табу, но также могут быть обусловлены и некоторыми социальными факторами (этикет, цензура) [Арапова 1990], [Крысин 1994], [Ларин 1961], [Куркиев, 1977], [Поржезинский 2005] и др.

Одна из фундаментальных особенностей мифопоэтического сознания состоит в отождествлении (или неразличении, или недостаточном различении) имени и вещи. Имя представлялось загадочной сущностью вещи; знать имя означало иметь власть над тем, что названо [Мечковская 1998], [Фрэзер 2001], [Иванов 2000], [Топоров 2000].

Теоретическую значимость работы мы усматриваем в уточнении причин и способов эвфемизации, в том числе эвфемизации теонимов и демонимов. Материал 9 языков позволяет вывести закономерности развития эвфемизации теонимов и демонимов. Предложенная в работе методика выявления моделей эвфемизации теонимов и демонимов индоевропейских и афразийских языков применима к другим языкам данных семей, а также к языкам других семей. Закономерности протекания эвфемизации могут быть использованы для построения моделей эвфемизации в других языках.

Кроме того, результаты данной работы могут быть использованы для решения такой теоретической проблемы, разрабатываемой лингвистикой, как соотношение языка и культуры.

Практическая значимость работы определяется тем, что ее результаты могут найти применение в теоретических курсах по лексикологии, по сопоставительному языкознанию, в спецкурсах по лингвокультурологии, в практике преподавания языка, а также при разработке тематики курсовых и дипломных работ студентов факультета лингвистики. Материалы исследования могут быть использованы при составлении словарей эвфемизмов.

На защиту выносятся следующие положения:

Причиной эвфемизации теонимов и демонимов древних религий и мифологий является табуирование имени бога и дьявола, тогда как причина эвфемизации теонимов и демонимов в современном обществе связана и с древними суевериями (табу), и одновременно с социальными факторами (переименование с целью устранения отрицательной коннотации в бранных конструкциях, образованных на основе теонимов и демонимов).

В индоевропейских и афразийских языках существует 6 основных способов эвфемизации теонимов:

замена теонима апеллятивом со значением «бог», «владыка», «господь» (ИС >N);

замена теонима апеллятивом, называющим функцию (ИС >F);

замена теонима иностранным апеллятивом или именем другого бога (ИС1 > ИС2);

замена теонима эпитетом (ИС >E);

замена теонима метафорой (ИС >М);

фонетическая деформация теонима (ИС1 >ИС2Def).

Существует также совмещение основных способов (например, замена теонима апеллятивом со значением «бог» и одновременно называющим функцию: ИС >N+F) и способы эвфемизации в речи (местоимение 3-го лица или заменяющее его указательное).

Способы эвфемизации теонимов и демонимов идентичны. Исключение составляет первый способ (замена теонима апеллятивом «бог», «владыка»), у демонимов замена происходит на апеллятив со значением «противник», «враг».

В афразийских языках выявлены следующие модели эвфемизации: древнеегипетский язык: ИС >N; ИС >F; ИС1 > ИС2; ИС >E; ИС >М; ИС1 >ИС2Def; аккадский язык: ИС >N; ИС >F; ИС1 > ИС2; ИС >E; ИС >М; древнееврейский и арамейский языки: ИС >N+F; финикийский язык: ИС >N; ИС >F; ИС1 > ИС2; ИС >E; ИС >М.

В исследуемых индоевропейских языках для теонимов выделяются 5 моделей во всех исследуемых языках: ИС >N; ИС >F; ИС1 > ИС2; ИС >E; ИС >М. Для демонимов выявлены следующие модели: латинский язык: ИС >N; ИС >F; ИС1 > ИС2; ИС >E; ИС >М; ИС1>ИС2Def; французский язык: ИС>N; ИС>F; ИС1>ИС2; ИС>E; ИС>М; ИС1>ИС2Def; английский язык: ИС>N; ИС>F; ИС1>ИС2; ИС>E; ИС>М; ИС1>ИС2Def; ИС >А (замена демонима антропонимом); русский язык: ИС>N; ИС>F; ИС1>ИС2; ИС>E; ИС>М; ИС1>ИС2Def; ИС >P (замена демонима апеллятивом, называющим место обитания).

Эвфемизация теонимов и демонимов в афразийских языках была явлением самостоятельным и проходила в исследуемых языках с определенной долей независимости. Эвфемизация индоевропейских теонимов проходила параллельно с распространением христианства, что повлекло за собой последовательное заимствование способов и моделей эвфемизации в виде переводческих калек. Эвфемизация индоевропейских демонимов проходила относительно независимо во всех исследуемых языках, что доказывается наличием моделей ИС>P и ИС>А, которые являются национальным компонентом русских и английских демонимов соответственно.

Самой продуктивной моделью эвфемизации афразийских теонимов является модель ИС>N (в среднем 21%). Самыми непродуктивными моделями эвфемизации являются ИС1>ИС2 (менее 1%) (исключение составляют слившиеся древнеегипетские и финикийские теонимы) и ИС1>ИС2Def (менее 1%). Модель ИС>N+F является национальным компонентом древнееврейских и арамейских теонимов.

Самой продуктивной моделью эвфемизации индоевропейских теонимов в Пятикнижии Моисеевом является модель ИС>N (98% во всех исследуемых языках). Остальные модели эвфемизации теонимов непродуктивны (менее 1% во всех исследуемых языках). Самой продуктивной моделью эвфемизации индоевропейских демонимов является ИС>F (в среднем 33,5%). Самыми непродуктивными оказались модели ИС>N (в среднем 2,5%) и ИС1>ИС2Def (в среднем 2,7%).

Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседаниях кафедры общей лингвистики Южно-Уральского государственного университета. Основные положения диссертации были изложены в виде докладов на региональных конференциях в Екатеринбурге («Актуальные проблемы лингвистики: Уральские лингвистические чтения», 2005, 2006) и Челябинске («58-я научная конференция ЮУрГУ», 2006, «59-я научная конференция ЮУрГУ», 2007). По теме диссертации опубликовано 7 статей, в том числе одна статья в рекомендуемом ВАК издании.

Структура диссертации соответствует поставленным задачам. Работа состоит из введения, трех глав и заключения. За основным текстом следуют библиография, список использованных словарей и приложения. Основной текст диссертационного исследования изложен на 168 страницах.

Содержание работы. Во введении излагаются актуальность и новизна темы, обозначаются теоретическая и практическая значимость работы, формулируются основная цель, задачи исследования и положения, выносимые на защиту, а также определяются используемые при анализе методы. В первой главе работы сделаны критический обзор существующих точек зрения на понятие «эвфемизм» и обзор классификаций эвфемизмов, выявлены характерные черты теонимов и демонимов, а также причины возникновения эвфемизированных теонимов и демонимов, проведен анализ способов эвфемизации теонимов и демонимов, разработана классификация этих способов, а также рассмотрено распространение данного явления в афразийских и индоевропейских языках. Во второй главе исследованы эвфемизированные теонимы и демонимы некоторых афразийских языков (древнеегипетского, аккадского, древнееврейского, арамейского, финикийского), разработаны модели эвфемизации, сделан статистический подсчет наполнения моделей, проведен сравнительно-сопоставительный анализ моделей эвфемизации теонимов и демонимов в афразийских языках.

В третьей главе исследованы эвфемизированные теонимы и демонимы некоторых индоевропейских языков (латинского, английского, французского, русского), разработаны модели эвфемизации, сделан статистический подсчет наполнения моделей, проведен сравнительно-сопоставительный анализ моделей эвфемизации теонимов и демонимов в индоевропейских языках.

В заключении сделаны выводы, обобщены результаты исследования, намечены пути дальнейшего развития эвфемизации теонимов и демонимов.

Сокращения, принятые в работе:

ИС - имя собственное;

N - апеллятив;

F - апеллятив, называющий функцию;

Def - Деформация;

E - Эпитет;

Книги Библии:

[Gen] - Бытие; [Job] - Иова;

[Exo] - Исход; [Psa] - Псалтырь;

[Lev] - Левит; [Pro] - Притч Соломоновых;

[Num] - Числа; [Jer] - Пророка Иеремии;

[Deu] - Второзаконие; [Dan] - Пророка Даниила;

[Jos] - Иисуса Навина; [Isa] - Пророка Исайи;

[Jdg] - Судей Израилевых; [Mar] - Евангелие от Марка;

[Rut] - Руфь; [Mat] - Евангелие от Матфея; [2Sa] - Вторая Царств; [Luc] - Евангелие от Луки;

[1Ki] - Третья Царств; [Ioa] - Евангелие от Иоанна;

[2Ki] - Четвертая Царств; [Eph] - Послание к Ефесянам;

[2Ch] - Вторая Паралипоменон; [Apo] - Откровение Иоанна

[Ezr] - Ездры; Богослова.

[3Ez] - Третья Ездры;

Глава 1. Принципы сопоставительного изучения эвфемизации теонимов и демонимов

1.1 Проблема определения эвфемизмов и тематические классификации эвфемизмов

Проблемой эвфемизмов занималось достаточно большое количество лингвистов как в ХХ, так и в ХХI в. Данное явление исследовали такие лингвисты, как Л. А. Булаховский [Булаховский 1953], С. Видлак [Видлак 1967], Б. А. Ларин [Ларин 1977], О. С. Широков [Широков 1985], Л. А. Баркова [Баркова 1986], А. М. Кацев [Кацев 1987], Л. С. Турганбаева [Турганбаева 1989], Н. Ц. Босчаева [Босчаева 1989], Ю. В. Рождественский [Рождественский 1990], Е. К. Темирбаева [Темирбаева 1991], В. Т. Клоков [Клоков 1992], Л. П. Крысин [Крысин 1994], А. А. Андреева [Андреева 1999], Л. М. Гальчук [Гальчук 2000], Э. М. Мунатаева [Мунатаева 2000], Е. Е. Белова [Белова 2001], Е. А. Барауля [Барауля 2003], Л. Н. Вавилова [Вавилова 2003], Ю. И. Колесниченко [Колесниченко//http://pn.pglu.ru], В. П. Москвин [Москвин 2007] и др.

При этом можно выделить 3 основных направления, в которых работали ученые: определение эвфемизма, классификация эвфемизмов и непосредственное описание той или иной сферы употребления эвфемизмов.

Существует три основные точки зрения на определение понятия «эвфемизм». Ученые, придерживающиеся первой точки зрения, возводят эвфемизмы только к табу (Ю. С. Маслов [Маслов 1987]); вторая группа учитывает только социальные факторы (В. К. Поржезинский [Поржезинский 2005], Л. П. Крысин [Крысин 1994]); и третья группа лингвистов использует комплексный подход, учитывая и табу, и социальные факторы (Б. А. Ларин [Ларин 1977, 1961], С. Ульманн [Ульманн 1970], В. И. Кодухов [Кодухов 1987], Д. Н. Шмелев [Шмелев 1979], А. А. Реформатский [Реформатский 1998], Л. А. Булаховский [Булаховский 1953], Н. С. Арапова [Арапова 1990], А. Я. Шайкевич [Шайкевич 2005], О. С. Широков [Широков 2003]) и др.

Ю. С. Маслов определяет эвфемизмы только через понятие «табу»: «Запрет употреблять те или иные слова ведет к необходимости их замены какими-то другими. Так появляются «смягчающие выражения» - эвфемизмы. Чем категоричнее запрет, чем в большем числе ситуаций он соблюдается, тем больше шансов, что табуируемая единица и вовсе исчезнет, заменится эвфемизмом» [Маслов 1987: 198].

Следует уточнить, что именно подразумевается под понятием «табу». Согласно определению М. В. Крюкова, приведенному в Большой Советской энциклопедии, «табу (полинезийский) - распространённая в доклассовом обществе система запретов, нарушение которых якобы карается сверхъестественными силами. Обычай табу впервые был описан Дж. Куком у аборигенов островов Тонга (Полинезия) в 1771. У полинезийцев табуированным было всё, что относилось к богам и духам, всё принадлежавшее жрецам и вождям. Возникновение табу связано, по-видимому, с потребностями формировавшегося человеческого общества подчинить поведение индивидуума интересам коллектива. В родовом обществе табу регламентировало важнейшие стороны жизни человека, прежде всего соблюдение брачных экзогамных норм. Широко распространены также пищевые табу. Пережитки табу сохраняются в современных религиях (например, в христианстве понятие греха аналогично табу). В языкознании табу - слово, употребление которого запрещается (вследствие религиозных верований, суеверий, цензурных запретов, боязни грубых выражений и т. п.), например, у промысловых охотников вместо «медведь» - «хозяин», «ломака», «он»; ограничение словоупотребления, определяемое теми же причинами» [Крюков 1976: 162]. Проблемой языкового «табу» занимались также М. М. Маковский [Маковский 2006], А. В. Данченкова [Данченкова 2004], И. Т. Касавин [Касавин 2003].

По мнению С. Ульманна, языковые табу могут возникать в результате действия трех факторов:

страх («священный ужас»): табу на упоминание имени бога, дьявола, имен мертвых, злых духов и животных;

деликатность: табу на смерть, болезнь, физические и моральные недостатки, преступные акты;

стремление соблюдать приличия: табу на называние явлений, относящихся к сексуальной сфере жизни, и определенных частей и функций тела, в том числе табу на бранные слова [Ульманн 1970: 282].

Невозможность обойтись без табуированных слов порождает эвфемизмы, которые, в конечном счете, связаны именно с факторами, порождающими табу. Не все лингвисты разделяют подобную точку зрения, предпочитая разделять табу и социальные факторы (приличия, деликатность).

Таким образом, табуизмы («бранизмы», теонимы, названия болезней, половых органов, физиологических процессов организма) запрещены в литературном языке и могут употребляться в исключительных обстоятельствах (речь и описание быта деклассированных элементов, социальный протест, медицинские заключения и т. д.). Эвфемизмы заменяют табуизмы, маскируя суть явления. Например, врачи употребляют эвфемизм «новообразование» вместо табуизма «раковая опухоль».

Вторая группа лингвистов (В. К. Поржезинский [Поржезинский 2005], Л. П. Крысин [Крысин 1994]) учитывает только влияние социальных факторов. При этом под эвфемизмом понимается «стилистически нейтральное слово или выражение, употребляемое вместо синонимичной языковой единицы, которая представляется говорящему неприличной, грубой или нетактичной; эвфемизмы нередко вуалируют, маскируют суть явления; например: скончаться вместо умереть, говорить неправду вместо врать, либерализация цен вместо повышение цен, изделие (об атомной бомбе)» [www.krugosvet.ru/articles/69/1006960/1006960a1.htm].

В. К. Поржезинский утверждает, что эвфемизмы являются намеренной заменой слова, получающего дурной, нежелательный оттенок значения или обозначающего явление, о котором избегают говорить в культурном обществе [Поржезинский 2005: 182].

Л. П. Крысин считает, что эвфемизация является независимым от табу процессом, и выделяет следующие ее моменты:

Оценка говорящим предмета речи как такового, прямое обозначение которого может быть квалифицировано - в данной социальной среде или конкретным адресатом - как грубость, резкость, неприличие и т.п.

Подбор говорящим таких обозначений, которые не просто смягчают те или иные кажущиеся грубыми слова и выражения, а маскируют, вуалируют суть явления.

Зависимость употребления эвфемизма от контекста и от условий речи.

Социальная обусловленность представления о том, что может быть эвфемизмом: то, что в одной среде расценивается как эвфемизм, в другой может получать иные оценки [Крысин 1994: 28-49].

Третья, самая многочисленная группа лингвистов (Б. А. Ларин, В. И. Кодухов, А. Я. Шайкевич, Д. Н. Шмелев, А. А. Реформатский, Л. А. Булаховский, Н. С. Арапова, О. С. Широков и др.), учитывает и табу, и социальные факторы при определении эвфемизма.

Так, например, Б. А. Ларин считает, что «в замену запретных слов создаются новые («подставные») наименования, чтобы не разгневать богов, обмануть нечистую силу или страшного зверя, чтобы задобрить их» [Ларин 1961: 111]. Однако он уточняет, что «следовало бы четко отграничить пережиточно сохраняющиеся слова-заменители по запретам древних религий (табу) от современных эвфемизмов. Наименование одних - «старыми эвфемизмами», других - «новыми эвфемизмами» недостаточно отражало бы их существенное различие» [Ларин 1961: 119]. Используя комплексный подход к проблеме определения эвфемизма, Б. А. Ларин разграничивает виды эвфемизмов по причине их возникновения.

По мнению В. И. Кодухова, «эвфемизмы замещают запретные слова (табу) и ослабляют нежелательную предметно-понятийную направленность лексического значения» [Кодухов 1987: 165].

О. С. Широков также учитывает оба фактора, которые порождают эвфемизмы: «Табу и грубые (низкие, некрасивые, неприличные) слова могут заменяться эвфемизмами» [Широков 2003: 161].

Подобной точки зрения придерживаются такие ученые, как А. Халанская [Халанская // http://depfolang.kubsu.ru/khalanskaja.html], Н. Б. Мечковская [Мечковская 1998], Д. Н. Шмелев [Шмелев 1979], А. А. Реформатский [Реформатский 1998], А. Я. Шайкевич [Шайкевич 2005], Л. А. Булаховский [Булаховский 1953] и др. Эту же точку зрения мы встречаем в Литературной энциклопедии и в Лингвистическом Энциклопедическом словаре. Приведем определение Н. С. Араповой, которое, на наш взгляд, лучше всего отражает позицию данной группы ученых: «Эвфемизмы (греч.euphзmismos - от eu «хорошо» и phзmi «говорю») - эмоционально нейтральные слова или выражения, употребляемые вместо синонимичных им слов или выражений, представляющихся говорящему неприличными, грубыми или нетактичными. Например, русс. «пожилой» вместо «старый», «уклониться от истины» вместо «соврать», франц. exйcuter «казнить» (букв. - исполнить) вместо mettre а mort «предать смерти»; польск. pomoc domowa (букв. - «домашняя помощь») вместо sіuџ№ca («служанка»). Эвфемизмы характеризуются высокой степенью подвижности. Ими заменяются также табуизированные названия, архаичные (русс. «хозяин» вместо «медведь», «шут с ним» вместо «черт с ним», франц. parbleu вместо par dieu) и новые («летальный исход» вместо «смерть», «новообразование» вместо «опухоль»). Под эвфемизмами понимаются также окказиональные индивидуально-контекстные замены одних слов другими с целью искажения или маскировки подлинной сущности обозначаемого» [Арапова 1990: 590].

Следует отметить, что комплексный подход к проблеме определения эвфемизма, учитывающий и табу, и социальные факторы, появился в 70 гг ХХ в., тогда как более ранним определениям был свойственен уклон в табуирование. В ХХI в. появляется точка зрения, учитывающая исключительно социальные факторы возникновения эвфемизма (работы таких лингвистов, как А. С. Куркиев [Куркиев 1977], В. П. Москвин [Москвин 1999], Ю. И. Колесниченко [Колесниченко//http://pn.pglu.ru] и др.).

Споры об определении понятия «эвфемизм» продолжаются. Вероятно, проблему сможет разрешить подход, учитывающий как происхождение и цели, так и мотивацию эвфемизации.

В нашей работе мы будем придерживаться комплексного определения эвфемизма, которое учитывает как замены вследствие налагаемых запретов (табу), так и социальные факторы. При этом можно предположить, что эвфемизация теонимов и демонимов древнего мира неразрывно связана именно с табуированием имени бога и нечистой силы, тогда как эвфемизация теонимов и демонимов в современном обществе опирается как на древние суеверия (табу), так и на социальные факторы (переименование с целью устранения отрицательной коннотации в бранных конструкциях, образованных на основе теонимов).

Б. А. Ларин утверждает, что «по семантической структуре эвфемизмы - одна из разновидностей тропа, т.е. метафоры, метонимии, синекдохи и т.д. Отличие этой разновидности в ее назначении и в сфере применения» [Ларин 1961: 120].

Различные точки зрения лингвистов на понятие «эвфемизм» формируют различные основы классификации эвфемизмов. При этом чаще всего в основу классификации положена семантика эвфемизмов.

Так, многие авторы рассматривают функционирование эвфемизмов в отдельных конкретных семантических группах. Например, в работе Е. К. Темирбаевой «Политические эвфемизмы в прессе США» [Темирбаева 1991] исследование проводится только на основе названной группы эвфемизмов; тогда как Ф. Летублон в своей работе «Ce qui n'a plus de nom dans aucune langue» [Letoublon 1992] рассматривает только эвфемизмы, связанные с темой смерти.

Среди классификаций, охватывающих эвфемизмы в целом, выделяются классификации таких ученых, как Б. А. Ларин [Ларин 1961] и А. С. Куркиев [Куркиев 1977], В. П. Москвин [Москвин 1999].

Предлагаемая Б. А. Лариным классификация сочетает в себе деление на «старые эвфемизмы» (то есть слова-заменители по запретам других религий, табу) и «новые эвфемизмы», которые он делит по их социальной природе:

общеупотребительные эвфемизмы национального литературного языка («наклонность к чужому» вместо «вороватость»);

классовые и профессиональные эвфемизмы («никто не станет оспаривать» вместо «я не могу доказать»);

семейно-бытовые эвфемизмы («внебрачный» вместо «незаконнорожденный») [Ларин 1961: 122-123].

Б. А. Ларин считает, что «чем дальше в прошлое, тем в большей мере сближаются первая и вторая группа, а в движении к будущему вторая группа тает до полного исчезновения; поэтому можно сказать, что в исходной и наступающей языковой ситуации эвфемизмы укладывались в более простую, дуалистическую схему» [Ларин 1961: 122].

В классификации А. С. Куркиева выделяется пять групп:

эвфемизмы, возникшие на основе суеверий (болеть - нездоров, хворает);

из чувства страха и неудовольствия (убить - прибить, ухлопать, укокошить);

на основе сочувствия и жалости (больной - не все дома);

порождаемые стыдливостью (незаконнорожденный - байстрюк, сколотыш);

порождаемые вежливостью (старый - в летах, преклонный возраст) [Куркиев 1977: 89].

В основе классификации Б. А. Ларина положена социальная природа явления, тогда как А. С. Куркиев классифицирует систему эвфемизмов по порождающим мотивам. Обе классификации, следовательно, дополняют друг друга. Еще одна классификация учитывает причины возникновения эвфемизмов. «В. П. Москвин, считает, что эвфемизмы используются в шести функциях:

для замены названий пугающих объектов;

для замены имен различного рода неприятных, вызывающих отвращения объектов;

для обозначения того, что считается неприличными;

для замены прямых именований из боязни эпатировать окружающих (этикетные эвфемизмы);

для «маскировки подлинной сущности обозначаемого»;

для обозначений организаций и профессий, которые представляются непрестижными» [Москвин 1999].

М. В. Горбаневский предлагает проводить классификацию эвфемизмов по нескольким основаниям. «Первое важное разграничение позволяет выделить группы общих и частных эвфемизмов. Под общими эвфемизмами понимаются такие эвфемизмы, антецедентом которых является не одно, а несколько обсценных выражений… К частным относятся эвфемизмы, антецедентом которых является лишь одно корректное обсценное выражение… Следующее важное разграничение касается автономности vs. связанности простых эвфемизмов. Автономными простыми эвфемизмами следует назвать такие эвфемизмы, которые могут функционировать вне состава сложных эвфемизмов… И наконец, последнее разграничение между полными и неполными эвфемизмами. В отличие от рассмотренных ранее оппозиций это противопоставление является градуальным. Здесь речь идет о том, насколько близки сочетаемостные характеристики эвфемизмы его антецеденту. Другими словами, в каких идиомах эвфемизм способен замещать антецедент… Введенные оппозиции по-разному структурируют множества эвфемизмов, выделяя в нем отдельные подмножества, различающиеся как по функционированию, так и по форме» [Горбаневский // http://expertizy.narod.ru].

Авторы американской онлайновой энциклопедии «Science Fair Projects» предлагают классификацию эвфемизмов по способам эвфемизации (перевод наш):

Иностранные термины - Foreign terms (derriere);

Аббревиатуры - Abbreviations (SOB for "son of a bitch");

Абстрактные понятия - Abstractions (it, the situation, go);

Косвенная номинация - Indirections (behind, unmentionables);

Удлинение слов - Longer words (perspire, urinate);

Неправильное произношение - Mispronunciation (goldarnit, freakin). [www.all-science-fair-projects.com].

Таким образом, на настоящее время не существует полной всеохватывающей классификации эвфемизмов, несмотря на постоянно увеличивающееся число эвфемизмов по всему миру. Проблема составления полной классификации связана, скорее всего, с проблемой выделения основания классификации.

Как верно заметил Б. А. Ларин, «чисто формальные категории, например, по частям речи, по составу, по происхождению (свои и заимствованные) дадут довольно бесплодные, непоказательные схемы. Эти признаки должны быть приняты во внимание как подчиненные для подразделений, для группировки материала внутри основных разрядов: в каждом из них надо начинать с однословных эвфемизмов, а затем рассматривать эвфемистические речения. Однословные следует начинать с существительных, далее рассматривать прилагательные и заканчивать глаголами. В каждой группе впереди должны быть свои слова, а в конце чужеязычные, заимствованные» [Ларин 1977: 101].

В результате этого можно рассматривать и классифицировать эвфемизмы по целям использования, по семантическому основанию и по основным сферам и темам их употребления.

В нашей работе мы рассмотрим эвфемизмы достаточно замкнутой и ограниченной сакральной сферы. Эвфемизация теонимов и демонимов является одной из самых древних, наравне с эвфемизацией смерти. Однако в результате табуирования и поддержания запрета на произнесение имени бога и дьявола она сохранилась в настоящее время в таких религиях, как христианство, ислам, иудаизм, а также в фольклоре и народных суевериях.

1.2 Характерные черты теонимов и демонимов

Теонимика как раздел ономастики стала развиваться относительно недавно. Некоторые ученые (Б. Рассел, М. И. Привалова) отказывают теонимам в статусе имени или причисляют их к антропонимам, Б. Рассел и Г. Рейхенбах выделяют имена мифических персонажей «в особый класс слов - либо «не-имя», либо «имя вообще»» [Русская ономастика и ономастика России 1994: 220]. Но в последнее время появляется все больше работ, посвященных рассмотрению теонимов и демонимов в качестве языкового явления. Это во многом способствует утверждению теонимики как самостоятельного раздела ономастики. Среди лингвистов, исследовавших проблемы теонимов и демонимов в последние годы, можно выделить таких ученых, как Л. В. Стижко [Стижко 1995], А. Даньино [Даньино 1997], Е. Ю. Балова [Балова 1999], Л. Н. Виноградов [Виноградов 2000], Г. В. Гриненко [Гриненко 2000], Е. А. Алексеева [Алексеева 2001], Е. А. Бондарец [Бондарец 2001], А. А. Ишутин [Ишутин 2002], А. Ю. Мусорин [Мусорин 2002, 2004], Р. И. Горюшина [Горюшина 2003], И. А. Королева [Королева 2003], Ю. Н. Михайлова [Михайлова 2004], В. В. Антропова [Антропова 2004], Т. Ю. Передриенко [Передриенко 2006], Н. А. Воробьева [Воробьева 2007], Р. Хазарзар [Хазарзар// http://khazarzar.skeptik.net] и др.

Теонимы и демонимы являются одной из групп лексики, которая подвержена особо строгому табуированию. В основе запрета на произнесение имени бога лежит древнее поверье, что имя отождествлено с его носителем, и, произнося божественное имя, мы тем самым призываем самого бога.

По мнению В. Н. Топорова, структура божественного имени «отражает структуру самого божества (как набора семантических характеристик его) и того целого, в которое это божество входит (класс богов, пантеон и т. п.). Нередко имя представляет собой закодированный (и «свёрнутый») мифологический сюжет или мотив [ср. греч. П'йдЯрпхт -- Эдип, буквально «обладающий опухшими ступнями», или древнеинд. Vr?trahan (Вритра-хан, об Индре), буквально «убийца (демона) Вритры»]… Однако существуют ещё более глубокие следствия из мифопоэтической концепции тождества имени и формы (носителя имени). Способ употребления имени в тексте может воспроизводить то, что происходит с самим носителем имени в мифе… Теория Ф. де Соссюра об анаграммах (ср., например, анализ анаграмм имени Агни) и многочисленные примеры так называемого «телескопажа», анатомизации, укрывания божественных имен во многих традициях подтверждают реальность отождествления имени с тем, кого оно обозначает» [Топоров 2000: 508-509].

Из этого следует, что через имя «можно оказывать влияние на носителя -- вредоносное или благое» [Топоров 2000: 509]. На это свойство указывает и Н. Б. Мечковская: «Одна из фундаментальных особенностей мифопоэтического сознания состоит в отождествлении (или неразличении, или недостаточном различении) имени и вещи. Имя представлялось загадочной сущностью вещи; знать имя означало иметь власть над тем, что названо; произнести имя, назвать по имени - могло означать создать, оживить, погубить, овладеть» [Мечковская 1998: 56].

По мнению Дж. Фрэзера, именно в Древнем Египте представление о таинственности и магических свойствах божественных имен достигло наиболее развитой формы: «Стремление с помощью имени овладеть могуществом великого бога не отошло в Египте в область древних преданий: к обладанию подобным могуществом…стремился всякий египетский маг. Считалось, что человек, узнавший настоящее имя бога или человека, владеет их подлинной сущностью и может принудить к повиновению даже бога, как хозяин своего раба» [Фрэзер 2001: 351].

Страх перед подобным использованием имени приводит к многочисленным ритуалам, помогающим защитить, укрыть имя. Отсюда следует табу на произнесение имени бога, запрет на использование теонима в повседневной речи («всуе»), что неминуемо приводит к созданию дублирующих имен, к замене имен собственных на апеллятивы, эпитеты. При этом табу может быть жестким, как, например, в иудаизме (истинное имя бога знает только узкий круг священников, а произносит этот теоним вслух избранный священник только один раз в году), или же относительно мягким, как в христианстве (истинное имя бога знают все, произносят все, но существует запрет на произнесение теонима при клятве и др.). Табу неизменно порождает многочисленные замены, начиная от дублирующих имен, апеллятивов, и заканчивая красочными эпитетами, метафорическими сравнениями.

Нами были выявлены следующие возможные классы теонимов С опорой на энциклопедический словарь «Мифы народов мира».:

Имя собственное Возможно, ранее эти имена также представляли собой эпитеты или апеллятивы, но в настоящее время

их этимология не восстановима.: Диана (лат. Diana), Локи (др.-исл. Loki).

Апеллятив со значением «Бог», «Господь», «Хозяин»: Бог, Господь, Баалат (финик. Belt, букв. «хозяйка», «владычица»), Балу (общесемит. B'l, букв. «хозяин», «владыка»).

Апеллятив, называющий функцию: Перкунас (литов. Perkымnas, букв. «гром»), Упуат (др.-егип. wp-w'w.t , букв. «открыватель путей»), Хепри (др.-егип., букв. «ставший», «возникший сам по себе»), Муту/Мот (финик. Mt, букв. «смерть»).

Эпитет: Зат-Бадан (йемен. dt/bedn, dt/bednm, букв. «далекая», «холодная»), Вадд (йемен. Wd, wdm, букв. «любимый»), Аид (греч. ?ўйдзт, БАдзт, букв. «безвидный», «невидный», «ужасный»), Амон (др.-егип. mn , букв. «сокрытый», «потаённый»), Шадай (семитск. , букв. «всемогущий»).

У выделенных классов имен нет четких границ, и с течением времени возможен переход имени собственного в апеллятив (например, Юмала одновременно и имя собственное, и имя нарицательное) и наоборот (Адон («господь») используется как имя собственное). Также возможны переходы эпитета в апеллятив (Илу первоначально «сильный», «могучий» переходит в апеллятив «бог»), и эпитета в имя собственное (Ахура Мазда «премудрый господь» переосмысливается в новое имя бога Ахурамазда или Ормузд). В ряде мифологий принято наименование богов по выполняемой функции (например, в буддийской, авестийской, ведической, японской и др.).

Согласно теории немецкого учёного Г. Узенера (он опирался при этом главным образом на древнеримские имена богов), «древний человек, вечно боявшийся всего неизвестного, олицетворял и обожествлял каждое отдельное действие и явление в окружающем его мире, -- так появились сначала «мгновенные» боги, позже -- видовые, или «особые», боги, имена которых означали лишь простые эпитеты, а впоследствии, когда значение этих эпитетов было забыто, они превратились в собственные имена богов -- тогда и появились великие божества античного пантеона» [Токарев 2000: 177].

С олицетворением природных сил и явлений связано и возникновение имен злых духов - демонимов. В разных религиях и мифологиях мы встречаем присутствие враждебных человеку сил и существ, которых чаще всего определяют как «злые». В данной работе мы будем придерживаться мнения В. В. Иванова, утверждающего, что демон - «условное обозначение тех сверхъестественных персонажей, которые не являются богами и занимают по сравнению с богами низшее место в иерархии (или находятся на низших уровнях в данной мифологической системе). В более узком и точном смысле демоны - злые духи» [Иванов 2000: 367].

Невозможно с достоверностью утверждать, когда в мифологиях начала формироваться дуалистическая концепция противопоставления «добрые духи - демоны» и «боги - злые боги», однако в том или ином виде она существует в настоящее время во всех зафиксированных мифологиях и религиях.

Примечательно, что демонами чаще всего становятся боги других религий (чаще всего, религий соседних народов). Иранские «ахуры и дэвы - соответственно благие и вредоносные существа. В ведийской мифологии, напротив, асуры считались демонами, девы - почитаемыми духами, возглавляемыми Индрой; в «Авесте» Индра описан как злокозненный демон» [Брагинский 2000: 561]. Божества мидийского пантеона Тарви и Зарича в «Авесте» становятся демонами. Возможен также переход местных «добрых» богов в «злые» (Сет в египетской мифологии, языческие боги Руси все становятся нечистой силой с принятием христианства), а также слуг богов в демоны (падший ангел становится антагонистом бога в христианстве).

Существуют также случаи «совмещения» божественного и демонического в одном лице и под одним именем: езидский Малаки-Тауз одновременно является эманацией верховного божества-демиурга и падшим ангелом [Мифы народов мира 2000, Т2: 95]; богомилы «говорили о Сатанаиле (Satana+?el, «бог») как о сыне бога и брате Иисуса Христа» [Аверинцев 2000: 413].

Все вышесказанное позволяет сделать вывод, что демонимы являются составной частью теонимов, а следовательно, к ним применимо все сказанное про теонимы. Как и у теонимов, у нечистой силы имя отождествлено с носителем и после произнесения может привести к появлению носителя имени. Следовательно, возникает необходимость подменных имен, что неизбежно ведет к эвфемизации теонимов.

Стоит отметить одну интересную деталь: страх перед произнесением демонима был выше, чем при произнесении теонима (принимая во внимание, что демон априори несет зло человеку, появление демона было абсолютно нежелательным), что в дальнейшем привело к более жестким табу на произнесение демонима, особенно верующими людьми. Этот факт в дальнейшем привел не только к усиленной эвфемизации и табуированию демонимов, но и породил множество «бранизмов», нарушающих эти запреты (например, франц. au diable! («к черту!»), русс. черт возьми!, англ. devil take me! («черт меня побери!») и др.).

Проиллюстрируем примерами возможные классы имен демонов:

Имя собственное: Азазель (евр. ?гzвz'зl), Сет/Сетх/Сутех (древне-египет. њt/њth/ њwth ), Ахриман (фарси Ahriman).

Апеллятив со значением «Враг», «Противник»: Сатана (евр. sвtвn, арам. sitenв` или sвtвnв` «противник в суде, в споре или на войне, препятствующий, противоречащий, обвинитель, наушник, подстрекатель»), шайтан (араб. Shait?вn «противник»).

Апеллятив, называющий функцию: дьявол (греч. ДйЬвплпт, букв. «клеветник»), Вельзевул/Баал-Зебуб (финик. B?l zbl, букв. «повелитель мух, нечистот»), Люцифер (лат. Luci fero, букв. «несущий свет», «звезда утренняя»), Мара (санскр. и пали mвra, букв. «убивающий», «уничтожающий»), Вритра (др.-инд. Vr?tra, букв. «затор», «преграда»), Малах-Га-Мавет (евр. Mal'ak hamawet, букв. «посланец смерти»).

Эпитет: Кришна (др.-инд. Krsna, букв. «черный», «темный», «темно-синий»).

Как и теонимы, демонимы могут переходить из класса имен собственных в класс апеллятивов (мусульманский Шайтан (аш-шайтан) обозначает не только противника бога, но и называет класс джиннов) и наоборот (Иблис - искаженное diabolis - древнегреческий апеллятив, который у мусульман стал именем собственным).

Возможны переходы из эпитетов в имена собственные (Кришна, Малаки-Тауз) и из апеллятивов, называющих функцию, в имена собственные (филистимлянский Баал-Зебуб переходит в Вельзевула в переводах Библии).

На основании полученных данных мы можем выявить следующие характерные черты теонимов и демонимов:

Тождество имени его носителю.

Отражение структуры существа в структуре имени.

Возможность оказания вредоносного или благого влияния на носителя через имя.

Различие бытового и «тайного», «настоящего» имени, которое скрывают боги и демоны.

Связь имени с осуществляемой функцией (мотивированность).

Эволюция имен (переходы из одного класса в другой).

1.3 Причины возникновения эвфемизации теонимов и демонимов

Лингвисты, разрабатывавшие определение эвфемизма, не смогли прийти к единому мнению насчет причин возникновения эвфемизма. Одним из первых по этому поводу высказался Э. Бенвенист, который подчеркивал, что словари фиксируют у эвфемизма «два противоположных значения, причем первое - «произносить слова, несущие доброе предзнаменование» обратно тому, что за этим стоит: «избегать слов, сулящих недоброе», откуда и «хранить молчание». Так, в словаре Лиддела--Скотта--Джонса (Liddell--Scott--Jones) говорится буквально следующее: «avoid all unlucky words during sacred rites: hence, as the surest mode of avoiding them, keep a religious silence» («избегать всяких несчастливых слов во время священного обряда; отсюда, как самый надежный способ избежать их, хранить благоговейное молчание»). Но второе значение противоположно: shout in triumph! («кричать, торжествуя»)» [Бенвенист 2002: 370].

Причины возникновения эвфемизации теонимов и демонимов напрямую связаны с характерными чертами последних. Тождество имени его носителю порождает стремление защитить имя, скрыть его от врагов, установить запрет на его произнесение. Табу на произнесение имени бога и нечистой силы фиксируется в большинстве мифологий и религий. Однако сейчас довольно сложно с достоверностью утверждать, было ли явление табуирования теонимов и демонимов свойственным всем первобытным мифологиям и религиям и развивалось в них независимо, или же оно было заимствовано из какой-то одной прамифологии или предрелигии и сохранялось как основной закон, не подлежащий изменению.

Системы эвфемизированных теонимов и демонимов существовали в западносемитской, древнеарабской, иудаистической, йеменской мифологиях, в иудаизме, зороастризме, исламе. Также можно проследить тенденции к эвфемизации имен бога в славянской, египетской, тюркской, балтийской, айнской, индуистской, финно-угорской, хеттской, шумеро-аккадской и некоторых других мифологиях (более подробно см. приложение 1).

Так, например, йеменское божество Алмаках («могучий бог»), «вероятно, являлось первоначально прозвищем, заменявшим запретное имя бога» [Лундин 2000: 61]. Имена богов западносемитской мифологии также были табуированы, «они, как правило, заменялись эпитетами, прозвищами и другими апеллятивами: Балу, в более позднем произношении Баал - «хозяин, владыка»; Мильком, Мильк - «царь, хозяин»; Адон - «господь»; Эшмун, Шем - «имя» и т. п.» [Шифман 2000: 457]. Теоним Аллах, «по-видимому, является заменой запретного имени божества и образовано из нарицательного «илах» («бог») с определенным артиклем, что означает «известный бог», «этот бог», «бог по преимуществу». Неясно, однако, всегда ли «А.» называлось одно североарабское божество или так именовались разные локальные боги со сходными функциями» [Лундин 2000: 61].

Таким образом, основная причина эвфемизации теонимов и демонимов - это страх, что истинное имя бога или демона станет известным «непосвященным», откуда следует запрет на его произнесение. Табуированное имя порождает многочисленные эвфемизмы, каждый из которых с течением времени осознается как настоящее имя (имя собственное), а, следовательно, вновь подлежит замене.

Одной из разновидностей подобного табуирования является запрет на произнесение имени бога «всуе» (так называемая «третья» заповедь в иудаизме и христианстве). Фактически эта заповедь не налагает запрет на произнесении имени бога, подчеркивается, что его нельзя произносить напрасно. Но последующая трактовка этой заповеди привела в иудаизме к полному и безоговорочному запрету на произнесение теонима «Яхве», тогда как в христианстве получился довольно интересный феномен: «Древнееврейская запись имени Бога - с помощью одних согласных (поскольку в древнееврейском письме гласные не обозначались) - в Византии была осмыслена как «прикровенное» (тайное) выражение святого имени. Над сокращенно записанным словом ставилась черта, первоначально с тем же назначением, какое сейчас имеет подчеркивание, - т.е. это было средством графического выделения каких-то слов. Позже в византийской и церковнославянской письменности и сами сокращения святых слов, и черточка над ними были осмыслены как знак святости, и это стало единственно допустимой записью сакральных слов» [Мечковская 1998: 72]. Например, БГЪ - означает «Бог», АГГЛЪ - «ангел», БЛЖНЪ - «блажен», ОЦЬ - «отец» и т.д. Более того, «в некоторых руководствах сказано, что слова ангел, апостол, архиепископ, написанные просто (т.е. без титла), означают ангела или апостола сатаны» [Мечковская 1998: 72].

В Риме времен раннего христианства существовал принцип «Nomen Dei non potest litteris explicari («Имя Бога не может быть выражено буквами»)» [Мечковская 1998: 72].

«В иудаистической литературе до сих пор обозначение Бога не записывается полностью, в том числе на русском языке (пишется так: Б-г, Б-га, Б-жественность Г-спода и т.п.)» [Мечковская 1998: 72].

В России практически до наших дней сохранялся суеверный страх упоминания нечистой силы: «народ избегает, особенно к ночи, называть черта по имени: «чертом», «дьяволом» и т.п., а называет его он «лукавый» или «супостат»» [Энциклопедия суеверий 2001: 477].

В настоящее время появляется еще одна причина эвфемизации теонимов и демонимов - это переименование с целью устранения отрицательной коннотации в бранных конструкциях, образованных на основе теонимов и демонимов. Большинство таких конструкций образуют эксплетивы, построенные на «богохульном употреблении слов, связанных с именем Бога, Иисуса Христа или дьявола» [Кудрявцев 1993: 279].

Так, например, в английском языке вместо God Almighty («Всемогущий Бог») в эксплетивах используется фонетически искаженное Gor-a-mighty, godamighty, godalmighty и т.д. Вместо Jesus Christ (Иисус Христос) встречается Judas Priest, Jesus H. Christ, Jesus H. Particular Christ и др. [Кудрявцев 1993: 279].

В современном французском арго мы также находим примеры эвфемизации имени бога с целью устранения отрицательной коннотации, причем арготические конструкции построены по модели эвфемизации, принятой в литературном языке. Например, L'Кtre des кtres (лит. яз.) и Le mec des mecs (арго), или Le grand Кtre (лит. яз.) и le grand dab (арго) [Французско-русский фразеологический словарь 1963].

Примечательно, что данное явление стало развиваться преимущественно в современных языках, когда стала высока общественная мораль и появились цензура и политкорректность.

Таким образом, мы можем утверждать, что причиной эвфемизации теонимов и демонимов древних религий и мифологий является табуирование имени бога и дьявола (исключение составляет Древний Египет, где причиной эвфемизации кроме табу было также слияние теонимов в результате религиозных реформ) (подробнее смотри пункт 2.1.1).

Причина эвфемизации теонимов и демонимов в современном обществе связана и с древними суевериями (табу), и одновременно с социальными факторами (переименование с целью устранения отрицательной коннотации в бранных конструкциях, образованных на основе теонимов и демонимов).

1.4 Способы эвфемизации теонимов и демонимов

Ряд лингвистов (Л. А. Булаховский [Булаховский 1953], О. С. Широков [Широков 2003], С. Видлак [Видлак 1967]) считает синонимию основным способом эвфемизации. Так, С. Видлак утверждает, что «эвфемистическая субституция очень часто опирается на синонимику и полисемию слов, которые могут акцентироваться в меньшей или большей степени» [Видлак 1967: 275]. При этом он уточняет, что иногда возможна подстановка полного семантического эквивалента, но «гораздо чаще эвфемистическим субститутом служит неполный синоним, который хотя и сближен по значению, одновременно четко отличается от табуизированного слова» [Видлак 1967: 275].

Л. А. Булаховский отмечает, что «необходимость возместить запретное слово ведет к тому, что в обращение поступает приемлемый его синоним» [Булаховский 1953: 51]. Но, согласно его мнению, «самая естественная с грамматической точки зрения замена - просто местоимение 3-го лица или заменяющее его указательное» [Булаховский 1953: 51]. Еще одним способом эвфемизации «суеверного характера» Л. А. Булаховский считает замену «некоторых звуков соответствующего слова. Это имеет место, например, во французских проклятиях: corbleu, morbleu и т.п. вместо corps, mort de dieu и т.п.» [Булаховский 1953: 52].

Кроме вышеперечисленных способов эвфемизации обычной лексики, мы можем встретить также эвфемистические метафорические замены (франц. moulin а cafй «кофейная мельница» вместо mitraillette «автомат»), контаминации (ит. diamine=diavolo+domine), подстановки слов из чужой лексической системы (польск. Rany Julek! вместо Rany boskie! «страсти господни») [Видлак 1967: 278-281]. О метафоризации в следствие табу в индоевропейских языках говорит также М. М. Маковский [Маковский 2006].

Л. П. Крысин приводит следующие способы эвфемизации:

1. Слова-определители с "диффузной" семантикой: некоторый, известный, определенный.

2. Номинации с достаточно общим смыслом, используемые для называния вполне конкретных предметов и понятий: акция, изделие, объект, продукт.

...