Сопоставление использования библеизмов в институциональном дискурсе разных культур

Под библеизмом мы понимаем любую интертекстуальную реализацию библейского текста, в том числе и синтаксическую, в любом другом тексте культуры. Это может быть отдельная морфема (например, устаревшая форма 3 л. ед.ч. настоящего времени -- looketh -- в английском языке), реминисценции или целый жанр, который можно встретить в Библии (молитва, песнь, проповедь). Помещенные в новый контекст и наполненные новым содержанием, далеким от сакрального, они интертекстуально указывают на предшествующее значение, являясь тем самым компрессией сакрального смысла.

Таким образом, библеизмы маркированы на всех языковых уровнях.

1. Фонетическом: устаревший вариант фонемы -- «во всех языцех», «книжницы»; звуковые повторы -- «Blessed are the merciful», «Blessed are the peacemakers», «Rejoice, and be exceeding glad».

2. Морфемном: устаревшие формы, например, 3 л. ед. ч. в английском языке cometh, divideth, knoweth; форма пр.вр. в русском языке -- не приняша, глаше; инфинитива -- быти, действительного причастия -- покрывающа и соблюдающа; формы звательного падежа -- Боже! Господи! Ангеле!

3. Лексическом: антропонимы -- Иуда (Judas), Иов (Job), Валтасар (Belshazzar, Belsazer); топонимы -- Голгофа (Golgotha, Golgatha /нем./), Иерихон (Jericho) Содом и Гоморра (Sodom, Gomorrah), Гефсимания (Gethsemane), Вавилон (Babel, Babylon); книги Библии -- Исход (Exodus), Апокалипсис -- Откровение Иоанна Богослова (Revelation, Offenbarung /нем./, Apocalypse); библейские реалии -- Ноев Ковчег (Noah`s Ark, die Arche Noah); архаизмы и церковнославянизмы в русском языке - «еже» -- что, в чем, «днесь» -- сегодня, «даруй» -- дай, «алчущий» -- жаждущий и т.п.; фразеологические обороты -- he that seeks finds, the stones will cry out, a land flowing with milk and honey.

4. Cинтаксическом:

на уровне предложения: параллельные конструкции, часто анафорические или эпифорические -- Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю (Матф. 5:3-5); триадные конструкции -- And now abideth faith, hope, charity, these three; but the greatest of these is charity. (1 Кор. 13:13); анадиплозис -- Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова, Иаков родил Иуду и братьев его (Матф. 1:2); полисиндетон -- And they departed from before Pi-hahiroth, and passed through the midst of the sea into the wilderness, and went three days' journey in the wilderness of Etham, and pitched in Marah (Числ. 33:8); хиазм -- Beloved, let us love one another: for love is of God; and every one that loveth is born of God, and knoweth God. He that loveth not knoweth not God; for God is love. (1 Иоан. 4:7-8)

на уровне текста: проповедь, молитва, песнь, притча.

2.2 Проповедь как библеизм

Актуальным в нашем контексте представляется определение жанра проповеди как «библеизма», прецедентного текста, форма которого воспроизводится в светских институциональных текстах, и выявление ее основных жанровых признаков, мало исследованных в интертекстуальном контексте.

Проповедь - это древняя форма интерпретации Библии, используемая обычно в контексте литургии. Проповедь является интерпретацией священного текста и характерной чертой любой религии [ср. в исламе: Berkey 2001], но она получила особенно широкое распространение в протестантских странах Западной Европы и Америки в период Реформации. Проповеди реформаторов «получили новый статус в религиозной жизни и литургии, служили основной функцией в распространении основных идей и реформ» [Kreitzer 2001:35]. Поскольку протестант сам общается с Богом, вместо церковных таинств, опосредующих общение с Богом католика и православного, в протестантизме широко используется проповедь как обращение Бога к человеку и интерпретация священного текста.

В католичестве и православии, которые отличаются литургичностью [Worcester 2001:4], общение паствы с Богом опосредуется и регулируется церковью и ее ритуалами и таинствами. Все церковные обряды носят семиотический характер и действуют наравне с текстом. В протестантизме таинства и ритуалы уступают место гомилетической работе в форме проповеди, текст приобретает ведущее значение, именно поэтому риторическая работа в этих культурах играет особую роль.

Проповедь, по определению, форма устной коммуникации. Будучи средством «устной интерпретации Писания» проповедь «интерпретирует священный текст» [Concise… 1996:433]. Основным элементом проповеди выступает ее особым образом риторически организованный язык: слова и фразы, отобранные проповедником, их распределение, расположение с целью произвести непосредственное воздействие на слушателя. Во многом форма околобиблейской проповеди повторяет форму библейского текста, являясь аллюзией на него и отсылкой к нему, - к Нагорной проповеди и т.п., которая является в этом отношении прецедентным текстом первого порядка. По отношению к проповеди, представленной в Библии, околобиблейская гомилетика производит прецедентные сакральные тексты второго порядка, которые, в свою очередь, могут стать источниками цитирования в последующем дискурсе. При этом библеизмы, встроенные в институциональный дискурс, образуют некое содержание, отсылающее к Библии, но непосредственно с ней не связанное и, в силу своего светского характера, по-разному использующее авторитет сакральности исходного прецедентного текста. Смысл, образующийся в результате, не может быть сакральным, поскольку институциональный дискурс не сакрален, но отсылки к сакральному тексту при этом образуют разные смысловые последствия -- от подобного сакральному, до антисакрального.

А.А. Агеева (1998) на материале немецкоязычных проповедей выделяет лингвистическую и экстралингвистическую специфику этого вида коммуникации, однако невозможно согласиться с ее термином «религиозная проповедь», поскольку это очевидная тавтология. В лексическом значении слова «проповедь» сема «религиозная» является доминирующей. Если предположить, что проповедь употребляется не только в религиозном дискурсе, а носит также светский характер и несомненно только по форме может напоминать ее, то такое определение было бы логичным. Тем не менее, автор не рассматривает этот термин с позиции организации светского дискурса. Имеет смысл, поэтому, говорить о проповеди, не акцентируя ее очевидно религиозного характера.

Таким образом, проповедь - специфический вид коммуникации, который служит формой донесения и интерпретации сакральных смыслов, а также «рациональным осмыслением Слова Божьего» [Гучинская 1999:3]. Этот жанр широко представлен в самом Библейском тексте, например, в виде посланий апостолов (к Галатам, Коринфянам, Фессалоникийцам) или учения Иисуса Христа, например, Нагорной проповеди.

Учебники-пособия по гомилетике дают следующие определения, с разных сторон характеризующие проповедь: это «сообщение Божиего Слова», «форма духовного общения» [Проповедь… 1997:5, 13]; «священнодействие» [Витрано 1997:5]; «послание, которое предназначено для восприятия на слух и которое должно оказать моментальное воздействие на слушателей» [Брага 2000:71]; «устная интерпретация Писания, обычно в контексте богослужения…» [Concise… 1996:433]. К. де Хамел [Hamel 2001:94] утрирует понятие проповеди, которая, по его мнению, «очень часто является просто разговорным комментарием к нескольким выражениям из Библии», хотя в истории формирования христианской проповеди комментирование, в том числе и устное, было составной частью рассуждений о Библии.

Каждый компонент проповеди характеризуется определенной спецификой. Существует множество типов проповедей и большое количество методов их классификации. Одни авторы классифицируют проповеди по их теме или содержанию [Брага 2000, Menzel 1998], другие -- по форме [Проповедь.. 1997, Лейн 1996], третьи -- по принципу воздействия на аудиторию [Lдmmermann 1999, Denecke 2001].

По своим функциям проповеди бывают следующих типов [Concise... 1996:433-435]:

1. Керигматическая или прокламативная (kerygma). Цель такой проповеди -- воззвание к людям , чтобы они уверовали или вновь обратились к вере. библия текст дискурс

2. Дидактическая или учительная (didache). Это самый распространенный вариант проповеди. Проповедь напрямую информирует, разъясняет либо текст Библии, либо вопросы веры и служения Богу. Проповедник строит свою речь в зависимости от темы. В этой функции цели проповеди и институциональных речей совпадают более всего, что и дает возможность использовать форму проповеди в институциональном общении.

3. Утешительная (paraklesis). Проповеди такого рода призваны воодушевлять, наставлять сомневающихся, чтобы они не искали другой веры. Утешительная проповедь может интерпретировать событие так, что оно не осознается больше как негативное [Ханский 2001]. В некоторых случаях эта функция используется и в институциональном дискурсе, особенно в связи с частыми в последнее время негативными событиями, однако жанровые признаки проповеди используются в этом случае только американской культурой.

4. Проповедь-напоминание (anamnesis) призывает вспомнить то, что слушателям уже известно о Боге и взывает к чувству общности через обращение к традиции. Значительная часть Ветхого Завета, особенно Псалтирь состоит из риторических воззваний.

5) Проповедь-благословение (makarism). Ярким примером является вступительная часть Нагорной проповеди: Блаженства (Матф. 5:3). Проповедь-благословение основана на идее благодарности и воодушевлении.

6) Проповеди, которые взывают к здравому смыслу, выражают идею мудрости (sophia). Эти проповеди часто подчеркивают систему ценностей верующих, обращены к социальным и личным проблемам и основаны на библейской мудрости, которая есть свидетельство божественного провидения.

7) Пророчества (prophteia). В обоих Заветах пророчества представляют подтверждения существования Бога. В современном проповедовании пророчества сообщают о роли Бога в человеческой истории и о будущем человечества.

8) Проповедь-притча (parabole) как и в Библии основана на метафоре из жизни, предоставляя слушающим возможность самим понять истину вероучения.

Проповеди могут совмещать несколько из названных функций, так же как и институциональный дискурс, использующий эту форму. В зависимости от содержания, цели или типа текста, который интерпретирует проповедь, различают и формы ораторской речи. Проповедь может быть в форме повествования. Это пересказ библейских историй с толкованием или зачитыванием фрагментов Библии, причем то, как прочитана история, тоже является толкованием. Иногда повествование состоит из нескольких сюжетов, давая косвенную отсылку на исходный текст. Однако на этом фоне могут разворачиваться следующие вариации: а) дискуссия, б) размышление над образом или предметом, в) разъяснение, г) диалектический и эвристический спор. [Concise... 1996:435-437].

На форму проповеди повлияли классические риторические формы [Kreitzer 2001:45]. Светская риторика была хорошо разработана и позволяла использование в разных речевых ситуациях, в том числе и в религиозном общении. Наиболее известные римские отцы церкви (Тертуллиан, Циприан, Августин, Иероним) были профессиональными риторами [Kennedy 1999:146]. В последнее время в западной науке развернулась широкая дискуссия по поводу последствий внедрения классической риторики в практику организации проповеди. А. Камерон считает, что повышенное внимание к тексту и его организации повлияло на динамику развития христианской религии [Сameron 1991:3-6], а П. Браун утверждает, что христианские лидеры, в свою очередь, воспользовались классическим риторическим каноном для укрепления своей власти [Brown 1992: 35-158], поскольку светская классическая риторика развивалась преимущественно как искусство убеждения. Стоит отметить, что Библия была переведена на латынь Св. Иеронимом -- последователем учения Цицерона - известного светского ритора. В одном из своих писем Иероним пишет, что основывался на принципах перевода Цицерона, которого считает своим учителем [Schildgen 1997:153]. Естественно, светская риторика и принципы перевода не могли не повлиять на сакральную практику текстопроизводства.

Цицероном были разработаны пять основных принципов риторики, такие как поиск темы, упорядочивание элементов, стиль, запоминание и произнесение [Concise... 410]: оратор находит тему (invention), организует речь в определенном порядке в соответствии с замыслом (arrangement), облачает речь в слова (style), запоминает и эффективно переподносит ее. Эти же риторические принципы применялись и в проповеди, хотя она выполняется с использованием характерных жанровых признаков. Августин, значимая фигура в раннехристианской догматике, применил классические риторические методы в целях христианской церкви, а Мартин Лютер и Жан Кальвин в своих проповедях отталкиваются от основных положений теории Августина, в чем усматривается воздействие классической риторики на организацию религиозных текстов [Bullock 1999:26]. Таким образом, хорошо разработанная светская риторика широко используется в сакральных целях, а в американском институциональном дискурсе наблюдается и обратное явление, когда жанровые принципы проповеди используются для организации светского общения.

Учебные пособия по гомилетике широко используют классические риторические принципы [например, Nembach 1996, Robinson 2001, Брага 2000, Bитрано 1997, Проповедь слова... 1997]. Традиционный подход к проповеди состоит в разъяснении какой-то важной идеи или тезиса [Concise... 1996, 146], что важно и для многих жанров светской риторики. Характерным для проповеди при этом является обращение к сакральным темам и использование особых языковых форм, которые заданы в Библии и которые в явной или не явленной обыденному реципиенту форме отсылают к ней. При этом аналогично светской риторике проповедь часто содержит развернутую аргументацию, логическое умозаключение: центральная идея делится на несколько основных разделов, подразделов и выстраиваются в соответствии с внутренней логикой повествования [Брага 2000:72]. Традиционная модель допускает множество вариаций [Concise... 1996:144-151; Meynet 1998, 199-308; Витрано 1997; Robinson 2001:91-112], связанных, как правило, с конкретной задачей проповеди.

Роль проповедника в создании риторически грамотной проповеди описывается следующим образом: «проповедник должен вдохновлять верующих» [Ford 2001:67], и это представляется одним из отличий от прагматически организованного светского дискурса, который направлен на достижение утилитарной цели, побуждение к конкретному действию и т.п. Однако новые задачи светского общения, возникшие в связи с терактами и реакцией на них, позволяют, в свою очередь, использовать такие функции проповеди как утешение, внушение веры и т.п., причем вместе с функциями используются и соответствующие жанровые формы.

Проповедь заняла центральное место в протестантском богослужении, поскольку, в понимании протестантов в отношениях между Богом и человеком доминирует вербальный, а не ритуально-семиотический аспект: «протестантская теология известна, по существу, как теология языка» [Lдmmermann 1999:20]. Главная роль, отведенная реформаторами Писанию, а также сказанному слову, отразилась на значимости проповеди в протестантской культуре. В католичестве и православии большое значение уделяется форме богослужения, ритуалу и таинствам, в протестантизме, наоборот, -- смыслу, выраженному в слове. Тому есть несколько причин: реформаторы не находили достаточно оснований в тексте Библии для оправдания таинств; существовала и боязнь «магизма» -- магического истолкования внешних знаков таинств [Маркелов 1999:14].

Сакральность проповеди обеспечивается, во-первых, принадлежностью к Библейскому тексту, во-вторых, ее ритуализацией, то есть повторяемостью, а также способностью текста «провоцировать выход реципиента к миру специфических сакральных смыслов, вовлекая его в соответствующий дискурс» [Лебедев 1999:79]. В.Ю. Лебедев отмечает, что сакральность присуща фиксированным текстам. Иными словами, предварительно подготовленный текст проповеди, используемый в богослужении, обладает большей степенью сакральности, нежели спонтанная речь. Следовательно, не приходится сомневаться, что признаком сакральной воздейственности является соответствие проповеди установленным канонам, что обеспечивается ее предварительной проработкой.

Важным признаком сакральности является также архаичность текста и его языковых единиц [Lawton 1990, Hamel 2001, Агеева 1998], поэтому намеренная архаизация является одним из жанровых признаков проповеди.

Следует указать на сущностные черты проповеди, выделяемые разными авторами, многие из которых затем используются и в институциональном дискурсе. В современной проповеди широко используются прямые цитаты и скрытые ссылки на Библию, что используется, как будет показано, и в институциональном дискурсе. В тексте, который в первую очередь предназначен для произнесения и направлен на смешанную или неопределенную аудиторию, важен повтор (Агеева 1998, 8), который риторически усиливает аргументацию. Мы продемонстрируем в дальнейшем, что повтор является одним из важнейших организующих жанровых признаков как проповеди, так и институционального дискурса. Похожим образом действует связь тем и ясная расстановка пунктов в аргументации, чтобы добиться цели проповеди - наставлять слушающих (to instruct the hearers) [Long 2001:187]. Н.Н. Розанова отмечает, что своеобразие проповеди заключается в «наибольшей степени авторской свободы» [Розанова 2003:346]. По ее определению, проповедь - комплексный монологический жанр, состоящий из цепочки более мелких жанров [там же:350]. Она рассматривает проповедь с коммуникативных позиций, выделяя следующие черты:

1) коммуникативные признаки проповеди: устность, монологичность, спонтанность, подготовленность;

2) в роли адресанта выступает священник, но его ролевой статус подвижен и определяется спецификой данной коммуникации. Например, в ситуации, когда священник просит прощения у прихожан, он оказывается в зависимой ролевой позиции. Одновременно священник, будучи духовным пастырем, в соответствии с этой высокой миссией, поучает. В его речи тогда преобладают дидактические жанры: поучение (назидание), обличение (аппелятивные), наставление, предостережение, запрет (прескриптивные);

3) адресатом является обычно коллектив, в данном случае паства;

4) проповедь может, как отмечалось, состоять из более мелких поджанров, таких как сообщение, рассказ, пересказ, объяснение (информативные); совет, просьба (прескриптивные); приветствие, поздравление, пожелание (фатические жанры); литургический жанр молитвы (текст молитвы может быть канонизирован или говорящий молится «своими словами»).

Тема проповеди зависит от коммуникативной сферы и цели. Началом проповеди может быть молитва (Во имя отца и Сына и Святаго Духа), этикетное приветствие (Мир вам!), цитата (Blessed are the poor in spirit; blessed are those who mourn; blessed are the meek; blessed are those who hunger and thirst after righteousness), поздравление с пожеланием.

Содержательная часть обычно начинается с информационного сообщения, сопровождаемого рассказом. Особую эмоциональность приобретает рассказ, если проповедник включает прямую речь в повествование («Father, forgive them,» he pleaded). Часто в проповеди присутствует пересказ Священного Писания. Речевыми сигналами пересказа являются метатекстовые замечания (как сказано в Евангелии). Пересказывая текст, священник определенным образом перерабатывает его: объясняет непонятные места, подчеркивает наиболее важные моменты, добавляет эмоциональные подробности или вставляет свой комментарий. Следующим в жанровой цепочке выступает жанр объяснения, где задачей проповедника является донесение духовного, нравственного смысла описанных событий. Аналогичные черты характеризуют и американский институциональный дискурс.

Центральной частью проповеди является поучение и назидание. Целью проповеднического дискурса является воздействие на адресата, чтобы тот захотел изменить свою жизнь в соответствии с нравственными установками Евангелия. Текст обычно насыщен словами морально-этической оценки. Композиционно назидание может выстраиваться по принципу антитезы (The way to overcome terrorism and evil in the world is to infiltrate those systems with the moral good and with peace). Аргументативная часть поучения может включать в себя речевые акты убеждения и доказательства. Обычно доказательство строится на обращении к авторитетным источникам христианского учения: Евангелию, учениям Отцов Церкви, посланиям Апостолов, которые включаются в текст в виде прямой цитаты или аллюзии: I'm reminded, as I consider this amazing event, of a prayer that says, »God, your kingdom has broken into our troubled world through the life, death, and resurrection of your Son».

Часто в качестве средств ввода аргументативной части используются коннекторы, направляющие ход рефлексии, союзы, риторические вопросы (But two questions are still thick with us. Why does this evil occur? And, secondly, should we go to war?)

Важно отметить, что цель говорящего не только воздействовать на сознание адресата, но и повлиять на его эмоции. Поэтому проповедь отличается высокой экспрессией. Это воплощается в своеобразном просодическом оформлении текста: растяжки, риторические паузы, замедление темпа, акцентные выделения, просодические средства выражения модальности.

Завершается проповедь тоже цепочкой внутренних жанров, которые могут следовать один за другим: призыв, пожелание, поздравление. Порядок не фиксирован и может варьироваться: But from these ashes, from this death and destruction, God is raising up new life and hope in us, and in communities of faith across the world. Существенное место в проповеди занимает литургический жанр молитвы. Композиционно она тоже располагается в конце проповеди (Lord, have mercy upon us. Christ, have mercy upon us. Lord, have mercy upon us. АMEN.)

Рассмотрением риторической формы библейского текста занимается библейская риторика (biblical rhetoric). В ее рамках выделяется метод риторического анализа (rhetorical analysis) Ролана Мене [Meynet 1998]. Данный метод заключается в усмотрении симметрии в отдельно взятом сегменте текста, перикопе. Анализ построения нескольких перикоп (секвенций) позволяет сформировать единую систему для понимания внутренней логики всего библейского текста [Meynet 1998:171]. В основе его умозаключений лежит утверждение, что риторика библейской проповеди следует риторическим правилам еврейского языка, а не греко-латинской риторики. Подобного мнения придерживаются и многие другие авторы (R. Alter, J. Breck, J.L. Kugel, D. Lawton, W.S. Voster, Concise...). Таким образом, утверждается, что тексты Нового Завета подчиняются риторическим правилам построения Ветхого Завета, а следовательно и в основе проповеди лежат древнееврейские текстовые каноны.

Все вышесказанное позволяет нам говорить о единой библейской текстовой традиции, в том числе и формальной. Для дальнейшего исследования представляется необходимым исчислить жанровые признаки проповеди. С этой целью воспользуемся схемой риторического анализа Р. Мейне, предполагающей непосредственное обращение к тексту и вычленение его средств. Мы рассмотрели выделяемые разными авторами функции проповеди, ряд из которых (дидактическая, утешительная, вдохновляющая) используется и в институциональном дискурсе, что, вполне логично, позволяет использовать в нем и формальные жанровые признаки проповеди, а также в целом сохранять ее композиционное строение, не отличающееся в целом от композиции любой речи, рекомендованной классической риторикой.

В качестве примеров обратимся к проповеди из Ветхого Завета -- Экклесиаста (KJV, Ecc. 1-12) и Нового Завета -- Нагорной проповеди (KJV, Matthew 5-7). Мы полагаем, что образцы проповеди и жанровые признаки заданы уже непосредственно в Библии, а в последующих проповедях эти признаки тиражируются и получают окончательную жанровую определенность; для подтверждения этого мы приводим современную американскую протестантскую проповедь.

В первом примере в роли проповедника выступает царь Соломон. Поскольку выразителем идей, норм выступает официальное лицо, которое призвано узаконить функционирование духовных и общественных правил, в подобной проповеди усматриваются и признаки институционального дискурса, что свидетельствует об общности риторических целей, а, соответственно, и средств.

Проповедь Экклезиаста представляет собой обращение к вечным истинам о мироздании, месте человека, роли Бога, времени, злословии; используются противопоставления понятий добра -- зла, мудрости -- глупости, жизни -- смерти, труда, пользы -- лени. Обращения к предельным понятиям присущи и американскому институциональному дискурсу, что сближает его с проповедью. Выстраивая риторику религиозного убеждения, проповедник соединяет около восемнадцати смысловых блоков, располагая их в определенной последовательности. В обеих проповедях воздействие на адресата происходит несколькими способами: сакрализацией содержания как обращением к Богу, цитированием Библии, использованием риторических фигур и приемов. В речи Экклезиаста имеются аллюзии на Заповеди и отсылка к Божественному авторитету, в чем уже усматривается интертекстуальность: «Who so keepeth the commandment shall feel no evil thing» (Ecclesiastes 8:5), «Remember now thy Creator» (12:1), «Fear God, and keep his commandments» (12:13).

Особый ритм обеспечивает возвышенность звучания - проповедь «устремлена вверх» и это явно маркировано, поскольку она предназначена для произнесения. Широко используются архаизмы. Ритм задается совокупностью повторов, в частности синтаксическим параллелелизмом. Ритм становится первостепенным фактором в формировании жанра проповеди.

A time to be born, / and a time to die; // a time to plant, / and a time to pluck up [that which is] planted; //

A time to kill, / and a time to heal; // a time to break down, / and a time to build up;//

A time to weep, / and a time to laugh; // a time to mourn, / and a time to dance;//

A time to cast away stones, / and a time to gather stones together; // a time to embrace, / and a time to refrain from embracing; //

A time to get, / and a time to lose; // a time to keep, / and a time to cast away; //

A time to rend, / and a time to sew;// a time to keep silence, / and a time to speak;//

A time to love, / and a time to hate; // a time of war, / and a time of peace.// (Ecclesiastes 3:1-7)

Параллелизм и повторы структурно и семантически организуют данный отрывок из Экклезиаста и определяют характер ритма всего текста (ударения расставлены по источнику: http://www.blueletterbible.org/, где предлагается прослушать тексты Библии в интерактивном режиме) - это двусложный метр с каденцией, удлинением слога в конце колона и иногда смещенным ударением. Каждый колон представляет собой антонимичную пару. Первая часть колона задает оппозицию, где после «time» + инфинитив союз and выполняет роль связки с оппозиционным понятием; вторая часть продолжает первую, причем, в точно заданной последовательности: первая часть -- пауза -- вторая часть -- еще большая пауза, где пауза есть опора и точка для развертывания рефлексии, причем она подчеркивает дополнительный, и вместе с тем эмфатический характер второй части колона. Краткая пауза свидетельствует о связи второй части с первой, а долгая пауза указывает на логический разрыв между колонами. Помимо связки многосоюзие придает проповеди также торжественный и приподнятый тон и служит средством объединения текста и придания ему целостности и завершенности. Ритмизация апеллирует как к духовной, так и к душевной рефлексии [Галеева 1999], пробуждая и рефлексию, и эстетические переживания. Одинаковые по длине синтаксические структуры в одном случае разбиваются анакрузой (that which is planted), слогами, не акцентированными логическим ударением, тем самым усиливая впечатление от поэтического баланса и разбивая монотонность. Ритмизованное построение текста проповеди предполагает контраст с обыденной речью. Контраст подчеркивается как синтаксической структурой, так и лексическими повторами.

Такой вид параллелизма, когда текст делится на равные бинарные части (часто с антонимическим противопоставлением), клаузулы, где вторая половина дополняет, в том числе и отрицая, просодико-фонетическую структуру или содержание первой, называется «каноническим параллелизмом» (canonic parallelism) [Jakobson 1987:146] и является основным организационным принципом текста Библии, выполняя эмфатическую функцию, а также является характерной чертой поэтики иудейских текстов [Kugel 1981].

Ритм проповеди определяется также употреблением бинарных или триадных лексических компонентов (триколонов): «A wise man's heart is at his right hand; but a fool's heart at his left» (Ecc.10:2), «For there is a man whose labour is in wisdom, and in knowledge, and in equity» (Ecc.2:21), «For the God giveth to a man that is good in his sight wisdom, and knowledge, and joy…» (Ecc.2:26), «… and there came a great king against it, and besieged it, and built great bulwarks against it» (Ecc.9:14). Предваряя, заметим, что эти же черты мы будем наблюдать в американском институциональном дискурсе.

Ритмической целесообразностью объясняется также распространенный в библейском тексте подхват или хиазм: «…he that increaseth knowledge increaseth sorrow» (Ecc.1:18), «for that which befalleth the sons of men befalleth beasts» (Ecc.3:18), «all are of the dust, and all turn to dust again» (Ecc.3:20). Хиазм в бинарной конструкции по принципу антитезы, на наш взгляд, является характерной чертой проповеди Экклезиаста. Хиазм в данной проповеди создает определенный эффект монотонности, который как нельзя лучше перекликается с основной идеей - бренности мира.

Второй пример библейской проповеди -- Нагорная проповедь (KJV, Matthew 5-7). Главной темой проповеди является праведность. Структура клаузул, предложений и периодов в Новом Завете часто строится по модели Ветхого Завета. Поэтика Блаженств, составной части Нагорной проповеди, представляет собой пассаж [Meynet 1998:259], в привычном литургическом понимании -- перикопу. Зачин проповеди выделяется по форме: это обособленный отрезок текста, часто цитируемый как самостоятельный текст. Проповеднической целью данного пассажа является внушение блаженства на том свете за страдания и униженность на этом.

³ BLESSED are the poor in spirit:

for theirs is the kingdom of heaven.

⁴ BLESSED are they that mourn:

for they shall be comforted.

⁵ BLESSED are the meek:

for they shall inherit the earth.

⁶ BLESSED are they which do hunger and thirst after righteousness:

for they shall be filled.

⁷ BLESSED are the merciful:

for they shall obtain mercy.

⁸ BLESSED are the pure in heart:

for they shall see God.

⁹ BLESSED are the peacemakers:

for they shall be called the children of God.

¹⁰ BLESSED are they which are p e r s e c u t e d for righteousness' sake:

for theirs is the kingdom of heaven.

¹¹ BLESSED are ye, when men shall revile you, and p e r s e c u t e you, and shall say all manner of evil against you falsely, for my sake.

¹² Rejoice, and be exceeding glad: for great is your reward in heaven:

for so p e r s e c u t e d they the prophets which were before you.

Повторы, параллельные конструкции с симметричным расположением второй части колона направлены на сохранение содержательного и формального единства текста. Симметрия определяет организацию текста на разных уровнях и задает ритм, играющий смыслообразующую роль. Для нерефлектирующего сознания ритм играет «убаюкивающую» роль, он снимает необходимость понимать сказанное. Девятая и пятая строфы симметричны третьей, восьмой, десятой и двенадцатой, где слово heaven следует усматривать как синоним слова God, а слово children соотносится, таким образом, со словом inherit; аллитерация heaven -- inherit добавляет эмоциональности при произнесении. Четвертая и шестая строфы заканчиваются пассивными конструкциями: be comforted, be filled.

Десятая строфа занимает центральное место. Тема правды и наказания на земле проявляется в повторе «p e r s e c u t e d», однако это блаженство тесно связано с темой воскрешения на небе heaven. Слово heaven употребляется в тексте проповеди 13 раз, становясь рекуррентным библеизмом. В проповедническо-апокалиптической установке блаженства выступают как декларативное утверждение будущего вознаграждения за земные страдания.

Язык проповеди стилистически насыщен. Маркированная риторическая форма усиливает сакральное содержание. Отчетливости ритма способствует равенство колонов или речевых тактов [Томашевский 2001:86], что свидетельствует о большой филологической работе переводчиков, которые сумели передать формальные особенности оригинала. Короткие ясные конструкции характерны для устного дискурса [Reuter 2000:177], так как слушатель легче воспринимает их. Следовательно, можно сделать выводы и относительно интонационной организации текста. Интонация следует правилу параллелелизма: части текста уравновешиваются или противопоставляются с помощью ассонанса и консонанса. Ритм упорядочивается при помощи анафорического построения: каждая группа колонов начинается с blessed, for, что привлекает внимание реципиента к форме, которая становится значащей формой. Сопоставление текстов переводов на английский и русский языки [Боллигер 2003:12] дает представление также о параллелелизме как важном интертекстуальном текстообразующем элементе.

Аллитерация или звуковой параллелелизм также усиливает ритм и выразительность проповеди. Обилие фрикативных и взрывных согласных несколько затрудняет их произнесение: blessed are the merciful, blessed are the peacemakers, which are persecuted for righteousness` sake, against you falsely, rejoice and be exceeding glad. Определенная трудность в произнесении соответствует представлениям о трудности восприятия сакральных текстов, поскольку сакральное требует преодоления трудности как предпосылки приобщения к духовному [Галеева 1999, Лебедев 1999]. В этом отношении данные сочетания несколько «взрывают» монотонность ритма и «пробуждают» понимание. Нужно отдать должное переводчикам King James Version, которые сохранили это важное для поэтики средство. Последняя строфа несет семантическое значение «конца», императивно завершая этот пассаж. Длина колонов увеличивается. Интонация и ритм изменяются, что является средством актуализации. Д. Перди, в частности, отмечает, что такая концовка -- распространенное явление в Библии [Purdy 1994:112].

Параллелизм и повторы наблюдается и в следующем отрывке Нагорной проповеди:

Therefore / whosoever heareth these sayings of mine, / and doeth them, / I will liken him unto a wise man, / which built his house upon a rock: //

And the rain descended, / and the floods came, / and the winds blew, / and beat upon that house; // and it fell not: / for it was founded upon a rock.//

And every one / that heareth these sayings of mine, / and doeth them not, / shall be likened unto a foolish man, / which built his house upon the sand: //

And the rain descended, / and the floods came, / and the winds blew, / and beat upon that house;//

And it came to pass, / when Jesus had ended these sayings, / the people were astonished at his doctrine… // (Matthew 7:23-28)

Ритм снова выполняет смыслообразующую функцию. Колоны приблизительно равной длины, каждая фраза заканчивается каденцией. Анафорический повтор важен для построения ритмизованного текста: союз and - один из наиболее употребительных и в Ветхом Завете; подхват And the rain descended, and the floods came, and the winds blew, and beat upon that house связывает в данном отрывке два параллельных пассажа. Очевидно, стремление к литургическому ритмическому эффекту заставляет строить речь, исходя из поэтической целесообразности, а не следовать разговорной норме.

Молитва, как уже отмечалось, может выступать в качестве вставного жанра проповеди, как, например, «Отче наш» (Matthew 6:9-13) в Нагорной проповеди, которая является одним из наиболее известных христианских текстов. Молитва состоит из семи просьб, которые разделяются формально на две неравных части: первые три просьбы выражены личным местоимением thy, вторая часть состоит из четырех просьб (местоимение us ). В ней присутствуют все названные ритмико-синтаксические особенности проповеди.

Our Father which art in heaven,

+ Hallowed be thy name.

+ Thy kingdom come,

+ Thy will be done in earth, as it is in heaven.

----------------------------------------------------------

+ Give us this day our daily bread.

----------------------------------------------------------

- And forgive us our debts, as we forgive our debtors.

- And lead us not into temptation,

- but deliver us from evil:

For thine is the kingdom, and the power, and the glory, for ever. Amen.

Личные местоимения 3 лица единственного числа it и 1 лица множественного числа we являются важной чертой композиции. Три последних просьбы семантически представляют собой негативное, от которого просят избавления -- debts, temptation, evil, поэтому четвертый компонент bread, выпадает из этого семантического ряда, к которому относится синтаксически, и соотносится с первыми тремя, которые несут положительное значение name, kingdom, will. Третья и пятая просьбы, которые начинаются со слова as: as it is in heaven, as we forgive our debtors,-- представляют собой рамку для четвертой просьбы, которая по существу является центральной. Таким образом, текст выстраивается центрически. Остальные элементы представлены зеркально в виде параллельных конструкций.

Параллелизм, выполняющий в том числе и ритмообразующую функцию, организует весь текст. Дж. Брек объясняет традицию столь обильного употребления параллельных конструкций тем, что подобная организация заметно облегчала запоминание текста для чтецов [Breck 1994:60]. Каждый стих разбит на два-три отрезка приблизительно равной длины, каждая часть состоит из фраз с двумя или тремя ударениями. Предназначение Библейского текста для чтения вслух объясняет подчеркнутую ритмизацию перевода KJV.

Тексты современных проповедей ориентируются, естественным образом, на подобное ритмическое построение речи. Считается [Concise… 1996, Breck 1994, Kugel 1981], что библейский язык имеет в своей основе синтаксическую и грамматическую структуры еврейского первоисточника. Если учитывать тот факт, что и в настоящее время иудейские тексты читаются нараспев, то библейский «ритм в прозе» [Гиршман 1982] -- это своеобразный архаизм, что является формальным способом донесения сакральных смыслов и указанием на их присутствие, а также отсылкой к тексту Библии. В этом отношении сам библейский ритм в прозе функционирует как библеизм. Воспроизведение этой ритмической структуры в современном дискурсе само по себе является указанием на смыслы, близкие или намеренно приближаемые к сакральным. Синтаксис представляется, таким образом, хранителем древних состояний языка. При этом проповедь как библеизм становится авторитетным текстом, формы которого используются в современном дискурсе.

Проповедь звучит как разговор между проповедником и слушающим в целях ритуального единения и, как следствие, более активного воздействия на аудиторию. Текст канонической англоязычной Библии позволяет увидеть особенности языковых средств выражения прямого обращения к слушающему путем использования форм второго лица:

«Ye are the salt of the earth… Ye are the light of the world» (Mattew 5: 13, 14). Форма второго лица множественного числа ye указывает на обращение к пастве; архаичная форма единственного числа подразумевает обращение непосредственно к каждому: «Thou fool, shall be in danger of hell fire» (5:22), «Therefore if thou bring thy gift to the altar, and there rememberest that thy brother hath ought against thee» (5:23). Различение форм thou и ye в английской версии, а также в латинской версии (vos; tu, tuum, te) указывает и на существование этих форм еще в древнееврейском оригинале.

Местоимения первого лица Я и Мы служат той же цели: сближению двух сторон, общности. Личный пример обладает большой силой убеждения, например, Экклезиаст (1:16): «I communed with mine own heart, saying, Look, I am come to great estate, and have gotten more wisdom than all they that have been before me in Jerusalem: yea, my heart had great experience of wisdom and knowledge». Междометие «yea», вводные слова «yet», «again» оживляют речь проповедника, делая ее речью собеседника. Таким образом, личное обращение к определенному адресату сближает проповедника и слушающего, подчеркивает общность интересов. Проповедь принимает форму доверительной беседы, на что указывает способ номинации участников: Я, Ты, Мы.

На диалогичность указывают также вопросительные формы: «For if ye love them which love you, what reward have you?.. And if ye salute your brethren only, what do ye more than others?..» (Mattew 5:46-47), «For what hath the wise more than the fool? What hath the poor that knoweth to walk before the living?» (Ecclesiastes 6:8). Риторические вопросы заставляют слушателя размышлять над ответом, прежде чем проповедник даст свой вариант. Вопросительная форма подчеркивает, что адресат является частью беседы и к нему обращаются напрямую. Вопросы позволяют концентрировать внимание слушающего на важных моментах проповеди, а также удерживать это внимание.

Стоит отметить, что все указанные средства, по-особому организующие текст, направлены на создание особого возвышенного ритма, благозвучности и красоты текста, что в совокупности с темой может быть характеризовано как смысл «сакральное».

Итак, на основе риторического анализа библейских проповедей, можно заключить, что формальными жанровыми признаками проповеди, которые служат созданию смысла сакральности (возвышенности, устремленности к Богу), являются следующие элементы:

ритуальные вступления и концовки;

вставные жанры;

эмфатические конструкции, обращения;

регулярные повторы, порой избыточные;

риторические вопросы;

параллелилизм фонетический, семантический, синтаксический (характерная черта еврейского стиха);

хиазм;

анафора;

симметричное построение колонов;

ритм, задаваемый просодико-фонологической структурой;

наличие климакса или градации;

антитезы;

бинарные оппозиции;

триады, заключающиеся в использовании одного слова или трех однородных членов предложения;

метафоричность;

аллюзии или прямые цитаты из текста в самой Библии и в последующих проповедях;

архаизмы, употребляющиеся и в современных проповедях;

употребление местоимений 1 лица множественного числа (мы -- паства) по котрасту с 2 л. ед. числа (ты -- Господь).

Околобиблейские проповеди также несут в себе эти элементы. В качестве примера приведем одну из американских протестантских проповедей: «Out of the Ashes… Hope», Samuel G. Chandler [www.protestanthour.com] (см. Приложение 1). Данная проповедь является реакцией на события 11 сентября 2001 г. Интересно отметить тематику проповеди в такой исторический момент: это противоречие добра и зла, прокламация Божественной воли и объявление священной войны.

Для проповедника, который ставит своей задачей убедить слушателей, растолковать свое учение, композиционное построение речи является важным фактором. Композиция проповеди служит средством логического воздействия. Следующая схема, в целом совпадающая с теми композиционными рекомендациями, которые дает классическая светская риторика, представляет построение проповеди.