Усыновление. Опека и попечительство над детьми

Одна из причин несовершенства опеки того времени виделась в нечеткости отношений опекунских учреждений и опекуна, неопределенности в обозначении пределов прав опекуна над личностью малолетнего и др. Поэтому наблюдалось постоянное стремление усовершенствовать опеку над малолетними, не связывать ее с принципом сословности, следование которому оставляло заброшенными многих детей-сирот. Уже в 1869 году в России предпринимаются попытки создания бессословной опеки, но они "не получают дальнейшего хода в ожидании преобразований в области местного у правления". Проект 1874 года попытался поставить в центр опеки земские учреждения, что также не получилось. Проект 1884 года был связан с институтом мировых судей. Несмотря на безуспешность всех предпринимаемых поисков, они свидетельствуют о стремлении найти наиболее удачные варианты опеки на самом высоком -- общегосударственном уровне.

После октября 1917 года начался период ломки традиционных правовых институтов, в том числе и опеки. Теперь "опека вместо сословного приняла общегосударственный характер". Что же касается ее правовых основ, то ими стало новое брачно-семейное законодательство. Одним из первых кодексов послеоктябрьского периода был, как известно, кодекс 1918 года "Об Актах гражданского состояния, Брачном, Семейном и Опекунском праве". Он включал в себя специальный раздел, именуемый "Опекунское право", посвященный главным образом опеке над несовершеннолетними. В этом кодексе нашла довольно широкое развитие административно-правовая сторона опеки. Учреждением, ведающим опекой, являлись отделы социального обеспечения при Губернских Совдепах. Они ведали всеми вопросами опеки и на местах. Тем самым опека как бы поднималась на более высокий уровень с точки зрения ее административного устройства. Сделано это было с определенной целью: избавить опеку от влияния семьи, родственников на местах. "А главное, обеспечить правильную постановку дела общественного воспитания несовершеннолетнего подопечного", ибо опека понималась преимущественно как надлежащая организация воспитания.

В качестве основного отличия опеки того времени фигурирует концентрация внимания на охране личности подопечного, его личных интересов, тогда как имущественные права несовершеннолетнего находилась как бы вне сферы внимания. Когда-то важно было охранять принадлежащее недвижимое имущество, добросовестно им управлять, получать с него доходы, а теперь задача в том, чтобы не дать погибнуть полунищему ребенку, сохранить для него мало-мальски ценный скарб, оставшийся от родителей. Имелись на этот счет и некоторые исключения. Так, в письме Наркома просвещения РСФСР в адрес Наркомвнудела РСФСР от 14 августа 1924 года говорилось о желательности избегать без особой надобности муниципализации домов, принадлежащих сиротам и полусиротам, не имеющим никаких источников существования, кроме этих домов, до достижения ими совершеннолетия: Это были попытки как-то смягчить переход к ликвидации частной собственности как источника существования хотя бы для определенной категории осиротевших детей.

Из содержания семейного кодекса 1918 года проистекала еще одна особенность опеки того времени. Опекун ребенку назначался из числа лиц, способных выполнять эту должность, и каждый гражданин Российской республики, назначенный отделом социального обеспечения опекуном, обязан принять опеку. Лишь немногие могли отказаться от выполнения этой обязанности и только тогда, когда имели место основания для отказа (болезнь или телесный недостаток, затрудняющий деятельность по опеке; наличие четырех и более малолетних детей; пребывание в должности опекуна над другим ребенком).

По семейному кодексу 1918 года, опеке подлежало всякое несовершеннолетнее лицо, не находящееся на попечении родителей. Другими словами, пользуясь терминологией прошлого, ребенок, не находящийся под родительской властью. Налицо продолжение линии на государственно-правовую охрану сироты при живых родителях. Но при этом существовала ориентация на установление опеки и тогда, "когда родительские права применяются не для лучшего воспитания детей, не в интересах детей, не для блага их, а в ущерб им". Другими словами, тогда, когда "родители с обывательской точки зрения, хорошо обращающиеся с детьми, дают им воспитание, противоречащее всем началам нового строя", внушают детям вражду и ненависть к советскому строю и к коммунизму, развивают в детях контрреволюционные идеи, препятствуют воспитанию детей на трудовых началах, не отпуская их в трудовую школу...". Министерство юстиции РСФСР именно из этих соображений даже выступило с предложением в пользу необходимости лишения родительских прав граждан, воспитывающих своих детей "в духе контрреволюции и противоречия социально-трудовым началам". Однако некоторые участники состоявшегося в 1918 году I Всероссийского съезда по охране детства выступили против лишения родительских прав по этим основаниям, считая его "неслыханной жестокостью". "Разве мы можем разрушать семью из-за того, что родители думают иначе, чем мы". И эта позиция вызывала у 3. Тоттенборн, занимавшейся охраной детства в то время, недоумение и протест. Поэтому она писала о беспомощности всех ведомственных указаний на этот счет, обращала внимание на зловредность и опасность такой точки зрения, при которой родители рассматриваются как собственники детей, когда им разрешается нравственно их калечить. Подобного рода полемика не была абстрактной дискуссией. И так как практика по лишению родительских прав граждан, воспитывающих детей в противоречии с официальными установками, все-таки не складывалась, в действующей Инструкции НК Социального обеспечения "Об организации в порядке деятельности подотделов опеки" говорилось о праве опекунских учреждений устанавливать опеку над несовершеннолетними, находящимися на попечении родителей, если последние воспитывают детей в духе, не соответствующем началам коммунизма, внушая детям вражду к коммунизму и развивая в детях контрреволюционные стремления". Ту же цель преследовали установленные в семейном кодексе правила, запрещающие быть опекуном лицу, лишенному по суду гражданских прав (доброго имени, общественного доверия, семейных и имущественных прав). А это означало, что выходцы из определенных слоев населения, чье мировоззрение и деятельность не соответствовали требованиям времени, взять к себе ребенка на воспитание не могли.

И наконец, еще одно существенное отличие опеки тех дней от времени более позднего. По семейному кодексу 1918 года, опека осуществлялась как самим отделом социального обеспечения, так и назначенным для этой цели опекуном. Но первая часть этой статьи оказалась нежизнеспособной и своего практического развития не имела. В то время, как и сейчас, была распространена опека индивидуальная в лице конкретного лица, принявшего на себя все обязанности по воспитанию подопечного. Вот почему опека обычно устанавливалась, когда у ребенка имелись родственники, "а не имеющие их остаются беспризорными". Как выход из положения предлагалось возложение опекунских обязанностей и на целые коллективы: профсоюзные, партийные организации, месткомы, ячейки и проч. Но поскольку "это затруднительно", рекомендовалось предоставлять этим организациям право выделять из своей среды отдельных лиц для назначения их опекунами с возложением на организацию некоторой ответственности и наблюдения за правильностью действии опекуна.

Таким образом, первый российский семейный кодекс в чем-то поддерживал ставшие традиционными положения, касающиеся детей, утративших родительское попечение, а в чем-то привносил нечто новое. Сюда входят главным образом предписания, связанные с общеполитическими установками, а также задачами дня. А так как одна из них заключалась в борьбе с беспризорностью, опека рассматривалась "как профилактическая (предупредительная) мера борьбы с беспризорностью, как "одно из наиболее действенных средств предупреждения беспризорности".

Реализация задач, связанных с охраной детей, лишившихся родительского попечения, справедливо ставилась в зависимость от тщательного выявления обездоленных малолетних граждан. "Опека может считаться правильно поставленной только в том случае, если ни один ребенок (или подросток), подлежащий опеке, не ускользнет из области внимания ОНО". А передача функций по опеке губернским отделам отдаляла ее от места нахождения детей-сирот, в чем уже тогда виделся один из недостатков действующих положений об опеке. Отдалялось и, естественно, затруднялось и выявление тех, кто нуждался в незамедлительной охране. Не случайно поэтому в качестве одного из главных затруднений в развитии опеки тогда рассматривалось "неполучение местными отделами народного образования своевременно сведений о детях и подростках, не находящихся на попечении родителей и нуждающихся вследствие этого в опеке". Именно поэтому предлагалось арендаторам домов, домоуправлениям, домкомам и т.п. в кратчайший срок извещать ОНО о всех проживающих в их домах детях до 18 лет, не находящихся на попечении родителей или опекунов. Такой виделась конкретизация общей идеи, заложенной в ст. 195 кодекса, где говорилось в самом общем виде об обязанности должностных лиц и учреждений, близких ребенку лиц извещать о необходимости учреждения опеки.

Второй по счету семейный кодекс России, введенный в действие с 1 января 1927 года, по-прежнему много внимания уделяет опеке и попечительству над несовершеннолетними как способу защиты их личности, законных прав и интересов, охраны их имущества в случаях, предусмотренных законом. Но по-прежнему опекун назначался. И лишь в определенных кодексом случаях он мог отказаться от выполнения опекунских обязанностей. Однако круг лиц, которые могли быть опекунами, становится все уже. Теперь опекуном не может стать лицо, лишенное избирательных прав. А сюда, в соответствии со ст. 65 Конституции РСФСР 1918 года, входили:

а) лица, прибегающие к наемному труду с целью увеличения прибыли;

б) лица, живущие на нетрудовой доход, как-то: проценты с капитала, доходы с предприятий, поступления от имущества и т.п.;

в) частные торговцы, торговые и коммерческие посредники;

г) монахи и духовные служители церквей и религиозных культов;

д) служащие и агенты бывшей полиции, особого корпуса жандармов и охранных отделений, а также члены царствовавшего в России дома. Таким образом, принцип классового отбора нашел свое место и в деле охраны прав детей, оставшихся без родительского попечения. Что же касается их имущественных интересов, то, провозгласив безвозмездность выполнения опекунских обязанностей, этот семейный кодекс, во-первых, называл источник средств существования подопечного -- доходы от его имущества, а при отсутствии таковых средств -- отпускаемые органами социального обеспечения; а во-вторых, позволял опекуну получать вознаграждение при наличии имущества у несовершеннолетнего в размере не свыше десяти процентов извлекаемого из этого имущества дохода. Обращает на себя внимание и достаточно детальное описание в кодексе всех разрешаемых опекуну сделок, с совершением которых связывается охрана имущественных прав подопечного. Для семейного кодекса 1927 года характерно также повышенное внимание к производству дел по опеке и попечительству, которому посвящается специальная глава. Одновременно уточняется, кто должен в трехдневный срок извещать об оставшихся без родительского попечения детях. Сюда входят:

а) домоуправления, владельцы и арендаторы домов, если в домах имеются несовершеннолетние, подлежащие опеке;

б) сельские Советы;

в) органы записи актов гражданского состояния, если при регистрации смерти им станет известно об оставшихся без попечения несовершеннолетних сиротах, а также зарегистрированных подкидышах и сиротах;

г) судебные исполнители, когда при описи имущества ими будут обнаружены несовершеннолетние, подлежащие опеке;

д) судебные органы и милиция при взятии под стражу или осуждении к лишению свободы лиц, имевших попечение о несовершеннолетних, остающихся вследствие этого без надлежащего присмотра;

е) граждане, связанные с лицами, подлежащими опеке или попечительству родством или единством хозяйства.

С годами, как известно, проблема устройства детей, оставшихся почему-либо без семьи, родителей, в силу разных причин продолжает существовать и по-прежнему остается острой. Поэтому и после введения в действие семейного кодекса продолжаются поиски каких-то иных вариантов помощи этой категории детей. Но в это время, с одной стороны, предпринимаются поиски облегчения судьбы детей, утративших родительское попечение, с другой -- ограничиваются возможности их наиболее подходящего устройства по соображениям, так сказать, классового порядка.

В годы Великой Отечественной войны ряд вопросов опеки решался постановлением СНК СССР "Об устройстве детей, оставшихся без родителей" от 23 января 1942 года. А в последующие годы различного рода подзаконные акты, посвященные опеке, имели своей целью приблизить ее к реальной с действительности, превратить в более действенный инструмент охраны прав детей, утративших родительское попечение.

§ 3. Патронат

В России существовали патронат и патронаж. Под патронатом понималась совокупность мер материальной помощи нравственно опустившимся, в частности, освобожденным из мест заключения лицам, проституткам и т. д. с целью обеспечения им перехода к честной трудовой жизни. Этот вид патроната содержал в себе лишь какие-то зачатки патроната как способа охраны детей-сирот. Совершенно иным был патронат как институт церковного права, который предусматривал предоставление определенной совокупности прав и обязанностей лицу, находящемуся на церковной должности, особенно когда речь шла о ее замещении, что никакого отношения к детям-сиротам не имело. Их касался больше патронаж, то есть "помещение беспризорных детей, больных и других лиц, нуждающихся в заботливом домашнем уходе, в частные семьи". Он был связан с благотворительностью по отношению к детям, с их призрением. Законодательные предпосылки патронажа уходят своими корнями во времена Екатерины II, когда предусматривалась обязанность сельских и городских общин и приходов помогать нуждающимся, нищим.

Для того чтобы более полно представить, как патронат и патронаж в прежнем их понимании сказались на патронате как способе устройства в семью осиротевшего ребенка, полезно ознакомиться с ними хотя бы в общих чертах.

Развитие патроната как формы покровительства освобожденным из мест заключения происходит главным образом во второй половине восемнадцатого века. Именно в это время "решаются открыть" в Санкт-Петербурге Рабочий дом для выходящих из тюрьмы, а также больницы для малолетних, необученных ремеслам и "вообще для павших, но не утративших чувство стыда и доброй воли". Но поначалу подобного рода учреждения были результатом сугубо частной инициативы. Правда, постепенно и государство начинает принимать участие в судьбе освобождающихся из мест заключения, попавших в приюты малолетних преступников. Закон от 5 декабря 1866 года предписывал: "Выпущенные из приюта несовершеннолетние должны состоять в течение определенного срока под покровительством приюта, который обязан оказывать им возможное содействие в деле устройства их будущности". Подобного рода заботу еще никак нельзя охарактеризовать как способ устройства осиротевших детей. Но уже тогда предпринимаются попытки не связывать его только с обществом исправительных приютов. Поэтому организуются самостоятельные общества с более широкими задачами. Одно из них было создано в 1886 году в Одессе с целью попечения о совершеннолетних и несовершеннолетних преступниках обоего пола, освобожденных из мест заключения; о впавших в преступления малолетних до 14 лет, судом и законом освобожденных от наказания; о сиротах и бесприютных детях. Это уже заметный шаг в сторону патроната как формы попечения о детях-сиротах. Причем имелись в виду главным образом "бесприютные нищенствующие дети", так как их легко было сделать подсудимыми, если преследовать и за нищенство, и за бродяжничество. Однако существовало одно очень важное условие их патронирования приютом: их помещение отдельно от несовершеннолетних, поступающих сюда по судебному приговору. Для достижения такой цели, как охрана детей-сирот, попавших в приют, например, Московское благотворительное общество стремилось "приискать" воспитаннику занятия соответственно его полу, "летам", способностям и силам. Для этого он помешался в учебное или промышленное заведение, если невозможно было сразу же после освобождения найти для него подходящее дело. Налицо еще один шаг в сторону патроната как формы устройства несовершеннолетнего, поскольку речь шла о его временном -- на период обучения ремеслу -- помещении в данном случае на учебу. Что же касается патронажа, то он издавна связывался в России с передачей воспитанника из приюта в семью для вскармливания. Постепенно все более четкими становились требования к таким семьям: содержать ребенка так, чтобы по возможности обеспечивать его здоровье и чтобы он получил начальное образование, был приспособлен к какому-либо труду, способному служить ему источником будущей жизни. Но эти требования не всегда были реальными, поскольку чаще всего взять к себе на воспитание ребенка за вознаграждение хотели "беднейшие жители", для которых "пятирублевое подспорье" являлось заметной помощью. Тем не менее приходилось отдавать детей именно им, так как обеспеченные круги населения предпочитали усыновление. Вот почему жизнь и судьба передаваемых на патронаж детей были ужасными. Они попадали туда, где "дом разваливается, крыша прохудилась, ни двора, ни построек не видно".

Семье, принявшей к себе ребенка на патронаж, выплачивалось разное по своим размерам пособие. Обычно оно было больше, когда принимали совсем маленького ребенка, который ничем по хозяйству не помогал. Постепенно к 12--14 годам выплаты уменьшались или прекращались вовсе. Но в любом случае речь шла об обычном "народном промысле", подобном извозному, кустарному и т. п. Свидетельством тому служит опрос 500 обследованных в то время семей, подавляющее большинство которых на вопрос о причинах занятия этим промыслом отвечали -- "по бедности".

Недостаток патронажа как деревенского промысла заключался не только в существовании убогих условий воспитания. Бедой в конце XIX века была и сифилизация деревенского населения, в том числе и детей, из-за болезни поступившего в семью из приюта ребенка, женщины-кормилицы. Не случайно поэтому в 90-е годы прошлого столетия вопрос о воспитании покинутых детей неоднократно ставился врачами на Пироговских съездах, рекомендовавших не раздавать детей из воспитательных домов в семьи ранее достижения ими трехмесячного возраста, когда картина состояния здоровья младенца более или менее прояснялась.

Передача ребенка на патронаж в семью осуществлялась на условиях, определяемых между губернскими управами и лицами, берущими детей на воспитание. Чтобы облегчить положение ребенка, переданного на патронаж, организовывался надзор за выполнением воспитателем своих обязанностей. С этой целью местности, где были взяты дети, делились на округа, которые вверялись надзору врачей или иного персонала, по возможности хотя бы с низшим медицинским образованием. В некоторых округах вместо постоянно живущего в округе "заведующего" устанавливалась объездная система, при которой командированное лицо, обыкновенно врач, делал периодические объезды своих питомцев.

После октября 1917 года, как известно, проблема устройства детей-сирот не только не исчезла, но со временем становилась все более острой. Но провозглашенная государством идея о преимуществе общественного воспитания породила новое отношение к патронату: I Всероссийский съезд по охране детства 2-8 февраля 1918 года высказался против семейного патроната "как против института, умирающего вместе с разрушением индивидуальной семьи". Однако время показало, что сделано это было преждевременно. Поэтому уже вскоре -- в 1923 году на Всероссийском съезде по охране материнства и младенчества был поставлен вопрос о создании патроната для детей младенческого возраста как временной меры, вводимой в виде опыта передачи "небольшого числа грудных детей в рабочие семьи при условии тщательного и регулярного наблюдения за правильным воспитанием ребенка". А патронаж используется органами здравоохранения вне связи с устройством ребенка в семью. Он понимается теперь лишь как форма работы лечебно-профилактических учреждений, имеющая своей целью оказание населению помощи на дому по внедрению в практику личной гигиены, проведению профилактических и оздоровительных мероприятий, улучшению санитарно-гигиенических условий в домашнем быту. Наибольшее развитие такой патронат получил в работе детских консультаций. Что же касается патроната детей-сирот, то и он понимался неодинаково, а потому проводился в жизнь по-разному. Так, в 1922 году после организации Центральной комиссии по улучшению жизни детей появилось воззвание всех наркоматов СССР ко всем государственным учреждениям и предприятиям принять меры к изысканию реальных способов для улучшения жизни детей. Этот вопрос был вынесен на собрания рабочих, которые решили создать Рабочие патронаты по всем городам СССР при всех райисполкомах. В задачи Рабочего патроната входило:

-- учет всех существующих в его районе детских учреждений и их недостатков;

-- изыскание постоянных средств, поступающих в распоряжение патроната;

-- помощь всем существующим детским домам и учреждениям, а также, в случае потребности, организация новых детских домов, очагов, яслей и пр.;

-- забота о детях, вышедших из детских домов, их грамотности, профессии, специальности, чтобы они "были людьми вполне подготовленными к жизни";

-- стремление, чтобы воспитание улицы было заменено воспитанием общественным, специальными людьми и в специальных учреждениях, где "не будет оборванных и роскошно одетых", а будут одинаково одетые и накормленные дети "Свободной Советской Республики". Именно такой Рабочий патронат -- "Красный Молот" был создан в Володарском районе Ленинграда. Его членами являлись 78 заводов, фабрик, советских, общественных, кооперативных и частных учреждений с обшей численностью 25000 человек. В помощь Правлению организовывались так называемые "тройки", которые прикреплялись к ближайшему детскому дому, очагу -- для всестороннего контроля, выяснения нужд.

Несколько позже, 28 мая 1928 года, постановлением ВЦИК и СНК РСФСР предусматривалась передача осиротевших детей в приемную семью на основании письменного договора, заключенного после подачи письменного заявления в местный отдел народного образования. В этом договоре определялись:

-- обязанности лица, принимающего несовершеннолетнего. Они состояли прежде всего в содержании воспитанника наравне с остальными членами семьи, предоставлении ему возможности получения образования и "политического развития". Причем воспитатель обязан был не применять труда воспитанника в ремесле или в производстве до достижения им 12 лет, а с двенадцати лет он мог трудиться на общих основаниях, установленных законодательством об ученичестве;

-- срок содержания (преимущественно до совершеннолетия, а при отказе от этого срока он должен быть не менее трех лет);

-- формы и размеры помощи, оказываемой воспитаннику по окончании срока договора. Например, при поступлении в высшее учебное заведение он пользуется льготами, предоставляемыми воспитаннику детского дома, поступает в это заведение как имеющий родителей-рабочих;

-- порядок расторжения договора ранее установленного срока.

Согласно ст. 5 постановления от 28 мая 1928 года, "лицу, заключившему договор, предоставляются права и обязанности опекуна или попечителя воспитанника". Таково правило, определяющее правовой статус гражданина, заменившего несовершеннолетнему родителей. Однако на самом деле его права были значительно шире, ибо он пользовался самой разнообразной помощью со стороны государства. Так, для хозяйственного обзаведения воспитанника воспитателю оказывалась единовременная помощь за счет местных средств. Имеется в виду, прежде всего одежда, обувь. Кроме единовременной помощи, он получал из местных средств ежемесячное пособие на содержание несовершеннолетнего. Размер этой помощи не регламентировался, определялся на местах. Однако, если воспитанник получал пенсию, превышающую пособие, оно не выплачивалось или его размер снижался. Таков наиболее характерный признак договора патроната тех времен -- возмездность. И, наконец, при исчислении налога на трудящегося принимался во внимание его воспитанник как член семьи, состоящий на иждивении плательщика налогов. Учитывался воспитанник и при определении размера квартирной платы по многосемейности, -- в сторону ее снижения.

Для того чтобы стимулировать передачу детей-сирот в приемную семью по договору, Наркомпрос РСФСР, НКВД РСФСР, Наркомздрав РСФСР и Наркомтруд РСФСР принимают Инструкцию по применению постановления ВЦИК и СНК РСФСР от 26 мая 1928 года Здесь уже употребляется термин "городское патронирование". Его целью является предоставление детям и подросткам, лишенным родительского попечения, содержания и воспитание в семьях в условиях, благоприятствующих общему их развитию, подготовке к трудовой деятельности. В п. 3 этой Инструкции приводится перечень детей, которых следует передавать в семью по этому договору. Сюда входят:

а) сироты;

б) дети, потерявшие связь с родителями;

в) дети, изъятые из семьи по постановлениям суда или комиссии по делам несовершеннолетних;

г) дети и подростки, находящиеся на попечении родителей и родственников, по их просьбе с оплатой ими расходов по содержанию несовершеннолетних.

Словом, речь идет о достаточно широком, исчерпывающем перечне детей, помощь которым может быть оказана благодаря "городскому патронированию". Правда, особое место в этом перечне занимают дети, имеющие родителей. Налицо какая-то особая разновидность устройства, которая, видимо, своего дальнейшего развития не получила из-за неопределенности ее правовых предпосылок, целей.

Пристальное внимание к патронату, укрепление его правовых начал способствовало увеличению числа детей, передаваемых в семью по договору. При этом, несомненно, сыграло свою роль и существование целого ряда привилегий для патрона-воспитателя, который мог реально ими воспользоваться. Вот почему в 1935 году в системе НКП РСФСР насчитывалось уже 38 тысяч детей, находящихся на патронате. И знаменательно, что около половины из них патронировались ближайшими родственниками, которые предпочли патронат, а не опеку (попечительство), вероятно, из-за возможности получить определенные льготы и материальную помощь.

1 апреля 1936 года ВЦИК и СНК РСФСР приняли постановление "О порядке передачи детей на воспитание (патронат) в семьи трудящихся". Так впервые появляется термин "патронат", который напрямую связывается прежде всего с воспитанием в приемной семье. И речь уже идет о всех детях, ставших сиротами, будь то городские жители или жители сельской местности. При этом нет никаких различий в зависимости от того, будет ли воспитываться ребенок у горожанина или крестьянина.

В этом постановлении, обобщавшем существовавшую практику по патронату, еще раз подчеркиваются исключительно добровольные начала патроната, чем он существенно отличался от опеки (попечительства) того времени. Одновременно более подробно регламентируются возрастные критерии несовершеннолетнего, подлежащего патронированию. Так, на патронат передавались дети-сироты, а также воспитанники детских домов и домов младенца в возрасте от 5 месяцев до 14 лет. (Продолжались отношения по патронату до достижения патронируемым 16 лет.) Маленькие дети (от 5 месяцев до 4 лет) подлежали ведению органов здравоохранения, которые и заключали договор патронирования. Когда же ребенку было 4 года и больше, этот договор заключал отдел народного образования.

Более четкие границы теперь приобретают и права сторон по договору патронирования: лица, принимающего ребенка на воспитание, и органа, передающего его в семью. Воспитатель получает ежемесячное материальное пособие из средств, предусматривающих эту цель по сметам органов народного образования и здравоохранения, из средств касс общественной взаимопомощи. Вместе с тем, в отличие от ранее действующих правил, предпринимаются шаги к укреплению материального положения патронируемого ребенка. Если ему, например, была назначена пенсия по социальному страхованию или социальному обеспечению или он получал алименты, то таковые сохранялись и выплачивались лицу, взявшему ребенка на воспитание.

Как и прежде, на патронат распространялось законодательство об опеке (попечительстве). Но постановление от 1 апреля 1936 года уточняет существовавшие на этот счет предписания с помощью ст. 6, где сказано: лица, взявшие ребенка на воспитание, являются опекунами (попечителями) и осуществляют свою деятельность в соответствии с требованиями законодательства по опеке (попечительству). Именно поэтому появились определенные препятствия к заключению договора патроната. Так, не могли его заключать лица, которые, согласно ст. 77 семейного кодекса России, не имели права быть опекунами (попечителями), то есть лишенные избирательных прав, находящиеся с несовершеннолетним во враждебных отношениях и т. п.

Более тщательная правовая регламентация патроната сочеталась с вниманием к вопросам его финансирования. Оно конкретизировалось не само по себе, а вместе с позициями, посвященными детским домам, что лишний раз подчеркивало важность именно этой формы семейного воспитания. Однако средств на увеличение контингента патронируемых детей все-таки не хватало. Назначенное пособие подчас не выплачивалось, отчего участились случаи отказа от воспитанников. В этом была особая уязвимость патроната, его недостаток, порождаемый прямой зависимостью от соображений экономического порядка. Тем не менее в годы, предшествующие Великой Отечественной войне, патронат в РСФСР не уступал по своему значению другим формам устройства. К нему государство продолжало призывать, его старалось финансировать.

Выполнял свою функцию патронат и в годы войны (1941 -- 1945 годы). В 1942 году на патронате находилось 37490 детей (а их должно было быть по предварительным расчетам 75640 чел.). Само собой разумеется, что трудности военного времени, увеличение числа детей-сирот, детей, почему-либо оказавшихся без семьи, потерявших ее, требовали активного использования всех существующих форм устройства детей в семью, тем более что детские дома в то время особенно бедствовали вместе со своими воспитанниками. Поэтому в 1943 году появляется Инструкция Наркомпроса РСФСР, Наркомздрава РСФСР и Наркомюста РСФСР, утвержденная постановлением СНК РСФСР от 8 апреля 1943 года, "О патронировании, опеке и усыновлении детей, оставшихся без родителей". Здесь в самом заголовке в одном ряду фигурировали все три существовавшие в то время формы устройства детей-сирот, как говорится, на равных началах. Но каждой из них посвящался свой раздел. Там, где говорилось о патронате, он рассматривался как "воспитание в семьях трудящихся детей, оставшихся без родителей", как "одна из форм общественной помощи в деле осуществления государственной системы охраны детства и борьбы с детской беспризорностью и безнадзорностью".

§ 4. Учреждения для детей, утративших родительское попечение

В России всегда наряду с устройством осиротевшего ребенка в семью существовала и другая альтернатива: призрение его детским учреждением. Так бывало всякий раз, когда устройство его на опеку, усыновление, патронат оказывалось почему-либо невозможным. Назывались подобного рода учреждения по-разному. Когда-то, в начале семнадцатого века, это были "сиропитательницы". Несколько позже они стали именоваться приютами. Создавались детские учреждения для сирот в давние времена главным образом при монастырях на средства церкви, частные подаяния. Неодинаковой была и их численность. Так, в созданной митрополитом Иовом в 1706 году сиропитательнице "видимо призревалось по нескольку тысяч детей". Затем воспитанников устраивали в созданные Иовом школы полудуховного характера, и они становились кто священнослужителями, а кто служилыми и посадскими людьми. По другим данным, Иов основал в Новгороде десять сиропитательниц, где воспитывалось до 3 тысяч детей. Их судьба была той же. С давних времен в России было принято также передавать сирот в богадельни, где наряду со взрослыми содержались безродные, бездомные дети.

В более позднее время -- при Петре I создавались так называемые "гошпитали", рассчитанные на незначительное количество подкинутых детей. Устраивали эти "гошпитали" обычно около церковных оград с таким расчетом, чтобы оставалось неизвестным лицо, подбрасывающее ребенка, от которого хотели освободиться. Таким образом, в то время и в России практиковался "тайный прием" (романская система призрения). Что же касается источников существования такого приюта как "сиропитательный госпиталь", то их образовывали частично городские доходы, а частично средства, образующиеся из пожертвований частных лиц и церкви. Согласно Указу Святого Синода от 29 июня 1723 года, особо охранялась часть "церковного кошелькового сбора", которая шла на детей-сирот, воспитывающихся вне семьи. На это же шли средства (прибыль) от продажи свечей.

Каждый госпиталь вверялся надзирательнице, в обязанности которой входил уход и надзор за воспитанием призреваемых детей. Когда же они подрастали, их отдавали в учение мастерству или они поступали в услужение. Мальчиков отдавали в учение к какому-нибудь мастеру, а девочек помещали кому-нибудь в услужение и, конечно, если представится случай, выдавали замуж. А если впоследствии воспитанники подвергались болезни или увечью или впадали в помешательство, то могли возвращаться в эти приюты как в "родительские дома". Не исключал Петр I и помощи монастырей. В годы его царствования, например, в Москве для воспитания детей-сирот был "назначен" Новодевичий монастырь.

Особое место в истории детских учреждений для осиротевших детей занимали создаваемые Екатериной II воспитательные дома. 21 октября 1763 года в Москве состоялась торжественная закладка воспитательного дома, который предстояло построить на берегу Москвы-реки, на месте, где находился так называемый Гранатный двор. Для строений этого воспитательного дома был отдан участок, простиравшийся по берегу Яузы, по улице Солянке и по протяжению стены Китай-города от Варварских ворот до берега Москвы-реки. В память дня закладки была выбита медаль, где с одной стороны -- портрет Екатерины II, с другой -- две фигуры: Вера и Человеколюбие, поднимающие ребенка, с надписью вокруг "И вы живы будете. 1763, 1 сентября".

В день закладки воспитательного дома в Москве во временное помещение приняли 19 младенцев. Вскоре по частной инициативе различных благотворителей открылись детские учреждения для сирот в Новгороде, Воронеже, Оренбурге и других городах. Но они создавались не только по инициативе благотворителей. "Сиротские домы" для призрения и воспитания сирот "мужска и женска" пола учреждались и государством. Сюда принимались:

-- сироты обоего пола, оставшиеся после родителей без пропитания;

-- "женска пола" дети невольников, находящихся в крепостных работах;

-- осиротевшие младенцы умерших в клинике матерей (Устав повивального искусства 15 июля 1811 года).

Находившемуся в сиротском доме, сиропитательнице ребенку предстояло пребывать в стенах этого учреждения до 3-х лет. После этого по замыслу И.И. Бецкого он подлежал воспитанию в одном из столичных воспитательных домов. (С марта 1770 года было разрешено открыть воспитательный дом в Петербурге. Первоначально он являлся отделением Московского и создавался как на средства от казны, так и за счет благотворительности.) В столичные воспитательные дома дети "препровождались целыми транспортами".

Открытие Московского воспитательного дома состоялось 21 апреля 1764 года. В нем надлежало создать совершенно "новую породу людей", детей-граждан, способных "служить отечеству делами рук своих в различных искусствах и ремеслах". Вот почему так много внимания уделялось не только организационной его части, но и процессу воспитания находящихся там детей. Он осуществлялся с участием главного надзирателя и главной надзирательницы. Первый -- муж богоязливый, честный, трудолюбивый и притом женатый, в воспитании детей искусный, знающий силу в нужнейших мастерствах. Вторая должна была быть честной и разумной женщиной, летами не моложе как от 35 до 40 лет. Она следила за женским полом во всем доме, главным образом за воспитанием младенцев обоего пола от 6 до 7 лет.

Как мальчики, так и девочки в возрасте от 7 до 11 лет ходили в школу по одному часу каждый день. От 11 до 14 лет мальчики обучались ряду ремесел, девочки стряпали, хлебы пекли, шили, в прочих домашних работах упражнялись. По прошествии 14 или 15 лет воспитанники готовились к "совершенному окончанию разных мастерств". "Кто женится на тутошней воспитаннице, имеет право пользоваться года 3 или 4 мастерскими при Доме, работая на себя за плату". Вышедшие из его стен имели особые привилегии. Они и их потомки оставались вольными и не под каким, видом закабалены или сделаны крепостными быть не могли. Если питомец женится на крепостной, то его жена делается свободной, если питомица выйдет замуж за крепостного, она лично остается вольною.

Оба воспитательных дома имели своеобразный статус. Они рассматривались как самостоятельное ведомство, имели собственную юрисдикцию, освобождались от пошлин при заключении контрактов, могли самостоятельно покупать деревни, дома, земли, заводить фабрики, заводы, получать четвертую часть доходов от театров, общественных балов и всякого рода игр на деньги.

При Екатерине II были укреплены и административно-правовые основы воспитательных домов и приютов. По ее Указу "Учреждения для управления губерний" все воспитательные дома и приюты для "осиротелых" детей, кроме Московского и Петербургского, передавались в ведение Приказов общественного призрения. Согласно ст. 378 этого Указа, "в каждой губернии учреждается по одному приказу под названием: Приказ общественного призрения". Эти Приказы занимались не только устройством осиротевших детей. Им поручалось и "установление и надзирание сиротских домов для призрения и воспитания сирот мужского женского пола, оставшихся без родителей, без пропитания". Определялись Указом и источники финансирования сиротских домов -- на каждую губернию 15 тысяч рублей из казны Императорского Величества. Мало того, обращалось внимание, чтобы "сии деньги" действительно "обращены были в пользу тех установлений, и отнюдь утрачены не были понапрасну, и не были обращены на другие употребления или бы не пропали злоупотреблениями или ухищрениями от части или вовсе". Предназначенный для детей-сирот капитал мог умножаться "принятием от доброхотных людей к благим установлениям добровольного подаяния, что кому рассудится, и для каждого установления кто за благо рассудит назначить, то так и употреблять". Сама же Екатерина II, когда благодарное ей дворянство стало собирать по губерниям средства на сооружение ей монументов, распорядилась передать все эти средства Приказам общественного призрения.

Идея И.И. Бецкого о создании "третьего сословия" довольно скоро потерпела крах. В безродных, ничем не обеспеченных гражданах виделся ненужный государству пролетариат. Теперь главным ориентиром в определении судьбы воспитанника стала передача его в крестьянскую семью для подготовки "сельского сословия". Поэтому в 1828 году принимается закон, воспрещающий дальнейшее строительство воспитательных домов в губерниях, тем более что смертность в них составляла 75% и более. А в 1837 году правительственный Указ обязывает всех без изъятия младенцев, приносимых в воспитательный дом, приюты, отсылать в деревню "с воспрещением обратного их поступления в это заведение". Уходом за детьми здесь наблюдали окружные надзиратели -- главным образом врачи. Но при желании мать могла за вознаграждение сама ухаживать за своим ребенком до достижения им 3-х лет, после чего всякая выплата прекращалась. Этот Указ, ориентирующий на воспитание брошенных исключительно в деревнях, имел своей целью удержать родителей от отдачи детей в воспитательный дом. А поскольку к тому же запрещалось создавать новые воспитательные дома и приюты, в Московский воспитательный дом брошенных детей вели "гуртом", целыми корзинами по 5 -- 7 человек. Везли их отовсюду, даже из Берлина и Версаля. И занимались этим "специалисты-доставшицы", чей промысел оплачивался.

Таким образом, законодательство середины XVIII века способствовало децентрализации устройства покинутых детей в воспитательные дома, приюты, существовавшей ранее. Однако по мере роста числа фабрик, заводов, из-за введения общей воинской повинности проблема устройства осиротевшего ребенка на местах становится все более острой. Поэтому, несмотря на различного рода запреты, продолжают возникать детские учреждения для осиротевших детей. Но теперь уже под другими названиями (приют, ясли и др.) и преимущественно за счет частной благотворительности. Причем их создателями были преимущественно церковь, монастыри. Первый светский приют в России был открыт в 1837 году при Демидовском доме "призрения трудящихся" для дневного надзора за детьми, оставляемыми матерями, идущими на заработки. Чуть позже такие приюты были открыты еще. Для их руководства в 1838 году создается Комитет главного попечительства. А в 1839 году разрабатывается "Положение о детских приютах", в основу которого было положено следующее требование: "не выводить детей из того состояния, к коему они предназначены по своему званию". В качестве важнейшей задачи здесь фигурировало "приучение" детей к "труду, повиновению и опрятности".

Надзор и управление в подобного рода приютах осуществляли попечитель или попечительница, директор, почетный старшина (в функции которого входила забота о материальном обеспечении приюта), смотрительница или ее помощница, как правило, она же и педагог-воспитатель. В 1846 году в этих приютах был разрешен ночлег детей, а позже и постоянное их проживание в так называемом сиротском отделении. Уже в 1889 году из 127 приютов только 31 предназначался для приходящих детей, остальные были смешанными: для постоянно живущих и приходящих детей. Таким был прообраз приюта в более современном его понимании -- как постоянного места пребывания в нем ребенка-сироты. К этому времени постепенно на смену "тайному приему" приходит так называемый явный. Для него характерно предъявление действительной материальной несостоятельности женщины. Если она нуждалась, то, принеся ребенка в приют, могла получить от него разного рода помощь (деньги на дорогу, покупку молока, пособие для уплаты воспитательнице). Словом, ей оказывалась такая поддержка, которая снимала проблему устройства ее ребенка в приют. В противном случае нередко мать принималась в приют вместе с ребенком и служила в нем кормилицей. Со временем, когда она уходила со своим ребенком из приюта, она продолжала получать от него пособие, например 30 коп. в день, в течение первого года, по 20 коп. в сутки на втором году жизни ребенка, затем выдача пособия прекращалась. В то время в России практиковалось соединение родительского приюта с воспитательным, когда из родильного отделения больницы ребенок вместе с матерью переводился в воспитательный дом (приют).

Разнообразной была практика устройства детей-сирот в детские учреждения и на местах. Там, где была развита промышленность, сироты попадали в приюты, которые существовали при родовспомогательных заведениях фабрик. Они создавались для сирот и подкидышей фабричных рабочих. Существовали эти приюты самостоятельно. Если в уезде приютов не было вовсе, сирота, как правило, отправлялся на патронаж в деревню. Иногда подкидыш оставался в родильном отделении больницы, а оттуда поступал в богадельню. В некоторых губерниях из-за отсутствия приютов сироту отвозили прямо в Московский или Петербургский воспитательный дом. Словом, картина устройства осиротевших детей в детские учреждения конца XIX века отличалась пестротой и разнообразием. Тем не менее в организационном плане существовало определенное единство. Большинство приютов входило в ведомство учреждений императрицы Марии. Приюты, находившиеся в ведении разных благотворительных обществ, частных лиц и ведомств (духовного, военного, внутренних дел и др.), хотя и имели свои самостоятельные уставы, но, как правило, были устроены по типу детских приютов этого ведомства. И надо сказать, что таких приютов тоже было немало. Так, еще в 1872 году была основана "Владычне-Троицкая Община Милосердия для вскормления и воспитания всех бесприютных младенцев всех возрастов и сословий". А в январе 1890 года в Москве открывается приют для покинутых и бесприютных детей, рассчитанный на 13 человек, куда принимались мальчики и девочки от 3-х лет, брошенные на произвол судьбы и оставленные на руках полиции. Это заведение было временным убежищем для таких детей. По обнаружении родителей ребенка водворяли к ним обратно, а некоторых из поступающих сюда детей отдавали на воспитание и обучение разным ремеслам желающим лицам. Контроль за этим приютом осуществлялся дамским благотворительным обществом попечения при полицейских домах Москвы. В конце XIX и начале XX века существовали и иные приюты, создаваемые для детей-сирот различного рода филантропическими обществами.

Само собой разумеется, что вся деятельность по устройству осиротевшего ребенка в детское учреждение определенным образом регламентировалась. Для Московского и Санкт-Петербургского воспитательных домов существовали, например, с 18 декабря 1890 года Временные правила о приеме младенцев. Вскоре, в 1894 году, они были заменены правилами постоянными, действовавшими до октября 1917 года. В 1891 году появился Устав для приютов этого ведомства, обязательный только для них. С этого же года начинает действовать Положение, которое ввело учреждение приютов для младенцев. До этого не было четкого разграничения между приютами для самых маленьких детей и детей более старшего возраста. С этого же времени начинают создаваться сельские приютные дома для подготовки "хозяйственных крестьян". Они были организованы по принципу самоокупаемости и самообеспечения. В целях координации деятельности этих приютов было создано Санкт-Петербургское Общество земледельческих колоний и ремесленных приютов. Их задачи определялись Уставом, который гласил: "Общество земледельческих колоний и приютов ставит целью содействие улучшению участи несовершеннолетних обоего пола... Общество принимает на себя заботу об участи несовершеннолетних бродяг и сирот, не имеющих приютов".

Таково положение с детскими учреждениями, именовавшимися главным образом приютами для детей, оставшихся без родителей, собственной семьи. Но постоянное стремление облегчить их судьбу не повлияло на вывод, который сделала на этот счет императрица Мария Федоровна задолго до нашего времени: "Результаты воспитания оказались в сплошном почти вымирании призревавшихся, а воспитательное значение выразилось в совершенной непригодности выросших воспитанников к самостоятельной трудовой жизни... Они оказались менее всех граждан полезными своему отечеству и дошли до последующей степени падения". И далее: "Младенец принимается, воспитывается, потребляет огромные денежные расходы, а лишь только он вступит в те юношеские годы, когда формируется характер, когда труднейшим вопросом является выбор действительности, тогда-то оказывается, что его выкидывают из приюта, руководящие лица и общество перестают ими интересоваться, и длинная история призрения слишком слабо отличает те шаги и опыты, которые делались, чтобы реализовать средства и труд, потраченные на воспитание".

Эти слова полностью применимы и к тем 583 приютам с 29650 детьми, которые существовали в России до 1917 года.

12 декабря 1917 года народным комиссаром ведомства государственного призрения было принято постановление "Об упразднении совета детских приютов ведомства учреждений императрицы Марии". Отныне для детей-сирот раннего возраста предназначались дома младенцев, а для детей дошкольного и школьного возраста детские дома. В подобного рода учреждениях виделся новый тип общественного государственного воспитания детей, которому предстояло воплотить в жизнь основную идею коммунистического воспитания вообще всех детей за счет государства. "Так или иначе мы заставим матерей согласиться на национализацию детей", -- говорил в то время большевик Бадаев. Формулировал эту идею и реформатор образования первых послереволюционных лет П.Н. Лепешинский, который считал: "Ни семья, ни отдельные лица или группы лиц не могут поставить и выполнить колоссальную задачу воспитания так рационально, как все общество, все государство". По другому думал А.В. Луначарский. Говоря в 1918 году об идеалах социального воспитания, он утверждал, что "приходится думать не о том, как отнять детей у тех, которые стараются воспитать их в семье, а как устроить тех, кто оказался за бортом семьи". Тем более что "этого будет чем дальше, тем больше".

Период 1917--1920 гг. отличает от другого времени процесс создания детских учреждений взамен закрытых старых детских приютов. Но если для детей младшего (до 3-х лет) возраста создаются лишь дома младенцев, то для устройства несовершеннолетних сирот школьного возраста организуют разные детские учреждения: не только детские дома, но и школы-коммуны, детские городки и т.п. учреждения интернатного типа. Словом, ведется поиск наиболее подходящих для воплощения в жизнь идей того времени, связанных с устройством и осиротевших детей. Но формируются в эти годы главным образом все-таки детские дома. Так, в России в январе 1919 года их было 1279 с 75300 детей. А в июле того же года детских домов уже 1734 с 124627 воспитанниками. Детские дома создавались в России и с помощью других государств. Так, благодаря этой помощи в Советской России только в двадцатые годы было открыто 100 детских домов для детей-сирот, пострадавших от голода. Все эти детские дома мыслились как педагогические учреждения нового типа, как первые очаги формирования новой системы воспитания, "основанной на глубоком уважении к личности ребенка, призванной воспитывать новое поколение людей". Их преимущества усматривались и в том, что "здесь ребенок находится под постоянным надзором, поэтому из него легче лепить то, что нам нужно". Становится более отчетливой и другая все более очевидная задача детских домов: трудовая подготовка подростка. А если учесть, что волна беспризорности все более захлестывает Россию, станет ясно, почему появился Декрет ВЦИК и СНК от 21 сентября 1925 года "О мероприятиях по подготовке воспитанников детских домов к трудовой общеполезной деятельности". С другой стороны, осуществляется и такое мероприятие, как прикрепление детских домов к фабрично-заводским предприятиям. К тому же рекомендуется брать шефство над подростками -- воспитанниками детских домов за год до их выпуска. Все эти мероприятия совпадают с уменьшением числа детских домов. Так, если в 1922 году их было 6063 (с 540000 детей), то в 1925 году уже 2836 (с 228127 детей). Однако существовала еще одна причина их численного сокращения: отсутствие у государства средств на их содержание. Отсюда новое увеличение числа попадающих в бедственное положение детей. К тому же из-за "сокращения количества пайков дети из детских домов, большей частью круглые сироты, обречены на голод". Вот почему было решено на всей территории РСФСР отводить для нужд детских домов пахотные и огородные земли, бесплатно снабжать детские дома семенами, инвентарем.