Литературное объединение эмоционалистов: история, поэтика, проблемы текстологии

По той же причине Кузмин отвергал любую форму литературных «школ» и идею «ученичества» у более опытных писателей - на этой почве, как известно, были основные расхождения Кузмина и Гумилева: «Знакомство Кузмина и Гумилева, вскоре перешедшее в приятельские отношения, восходит к 1909 году. <…> Однако с течением времени их отношения заметно охлаждаются, хотя никакого видимого повода для отчуждения и явного отхода от Гумилева у Кузмина как будто не было. Вероятно, сказалось разное отношение к искусству, поэзии, задачам поэта. Кузмину претили всякого рода учительство, попытки строить теории в области творчества. Гумилев же охотно брал на себя роль мэтра, который может преподавать “науку поэзии”. Не был Кузмин и поклонником поэзии Гумилева» Гумилев и Кузмин на «Вечере современной поэзии» в Москве 2 ноября 1920 г.: (По дневнику М. А. Кузмина) / Публ. С. В. Шумихина // Николай Гумилев и русский Парнас: Материалы научной конференции 17-19 сентября 1991 г. СПб.., 1992. С. 109. .

Протест против «всевозможных поэтических школ» - одно из частых положений критических статей Кузмина: так, в числе достоинств лирики Радловой Кузмин отмечает ее независимость от существующих поэтических течений: «Анна Радлова избрала смело и гордо путь одиночества» Кузмин М. Голос поэта: (Анна Радлова «Корабли») // Кузмин М. А. Проза и эссеистика. В 3 т. / Сост., подгот. текстов и коммент. Е. Г. Домогацкой, Е. А. Певак. М., 2000. Т. 3: Эссеистика. Критика. С. 618. (Впервые: Жизнь искусства. 1921. № 701-705. 26-29 марта. С. 1). В статье 1925 года «Стружки» Кузмин продолжает говорить о пути следования литературным школам как о тупике для всякого настоящего писателя: «Часто видные деятели школ, выдвинувшись школьными лозунгами, сохраняют свое положение, когда уже о школе и говорить-то позабыли, благодаря инерции или личным своим достоинствам. Большинству же школьных членов приходится уравнивать путь для последующего поколения, быть вроде пушечного мяса» Кузмин М. А. Стружки. С. 385. .

Тем интереснее выглядит тот факт, что модель своего литературного объединения Кузмин отчасти заимствует у Гумилева - при том, что всегда негативно относился к идеям ученичества у мэтров (то есть к роли, которую охотно брал на себя Гумилев). Тем не менее, именно мотив «ученичества» появляется в письмах и работах эмоционалистов. Например, Анна Радлова пишет о себе, что «всегда себя считала ученицей этого замечательного поэта <Кузмина - А. П. >» «Король Лир» в Большом Драматическом театре им. М. Горького. М.; Л., 1941 (Цит. по: Куранда Е. Л. М. Кузмин и его круг в архиве Радловых в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки. С. 257). , а Борис Папаригопуло подписывал свои письма Кузмину как «почтительнейший и преданнейший ученик» Папаригопуло Б. Письмо М. А. Кузмину от 6 декабря 1923 г. // ЦГАЛИ СПб. Ф. 437. Оп. 1. Ед. хр. 100. Л. 1. . Мотив «ученичества» присутствует и при характеристике Вагинова: «Но он не был учеником Кузмина, каким его иногда считают. Поэзия Кузмина даже и не была ему особенно близка» Вагинова А. И. Ненаписанные воспоминания. С. 152. .

Но, хотя время расцвета литературных студий Гумилева и время создания группы Кузмина отделены друг от друга всего лишь несколькими годами, на деле литературный процесс 1922 года протекал в иных историко-культурных условиях. Несмотря на то, что среди эмоционалистов были известный писатель в роли наставника и подающие надежды участники, под маркой объединения выходил альманах и была опубликована Декларация, проходили публичные выступления участников группы - эмоционалистов не приняли. Началась парадоксальная «реакция отторжения» «И у людей, заинтересованно к литературе относящихся, но стоящих вне того круга, который столь почитал Кузмина, начинается почти что неизбежная реакция отторжения» (Богомолов Н. А. Литературная репутация и эпоха. С. 63.) и полное неприятие Кузмина и его группы в печати.

После публикации в третьем номере альманаха «Абраксас» «Декларации эмоционализма», критика получила новый повод для нападок. Возникновение еще одной группы с названием, образованным по шаблону (оканчивающееся на «-исты»), было моментально осмеяно. Так, например, еще в начале 1922 года (то есть до образования эмоционалистов) в «Жизни искусства» появилась такая рецензия: «Русская публика наших дней назойливо осаждается толпами имажинистов, футуристов и им подобных «истов»… В России нет бумаги и типографской краски, но ежедневно появляются и толстые и тощие сборники «творений» многочисленных стиходеев… И поневоле любителям поэтического слова приходится удовлетворять свою эстетическую жажду этими суррогатами» Вишняков Н. Забытые поэты. П. Д. Бутурлин // Жизнь искусства. 1922. № 6 (829). 7 февр. С. 6..

Усталость литературы от многочисленных однообразных групп выразил Павел Медведев: «Символисты и нео-романтики, футуристы и центрофугисты, реалисты и нео-классики, имажинисты и экспрессионисты, акмеисты, презентисты, интимисты, и даже фуисты, и даже ничевоки - и еще, и еще, без конца. “Сколько их! куда их гонят”! Большинство этих “измов” и “измиков”, “истов” и “истиков” не несут с собою какого-либо цельного и своеобразного мироощущения» Медведев П. Лирический круг // Записки передвижного театра П. П. Гайдебурова и Н. Ф. Скарской. Петроград, 1922. 17 окт. № 34. С. 3. Характерно, что в этой статье автор благожелательно относится к группе с «нетипичным» названием - «Лирический круг». . За короткий срок название «эмоционализм» стало нарицательным для обозначения мелкой, незначительной литературной группы: «...всяческие эмоционалисты <курсив автора - А. П.>, теоретически стремящиеся к единице, но пока что замкнутые в узком и оттого порочном поневоле кругу» Беленсон А. Газ и Гэз // Жизнь искусства. 1923. № 10 (88575). 13 март. С. 13. . Те же мысли - в обзоре Валерия Брюсова: «Так, на афишах стояли: неоклассики, реалисты и неореалисты, неоромантики, символисты, акмеисты и неоакмеисты, футуристы и неофутуристы, центрофугалы, имажинисты, экспрессионисты, презентисты, акцидентисты, ктематики, беспредметники, ничевоки, эклектики, затем еще “поэты вне школ”, и, наконец, раза два - пролетарские поэты, которые, впрочем, затем отказались от выступлений на подобных вечерах. Всем, стоящим в стороне от закулисной жизни русской поэзии, от той работы, которая происходила в ее недрах за пятилетие 17 - 22 года, это множество “направлений” представлялось и необъяснимым и ненужным, нелепой претензией одних - играть роль “главы школы”, “метр д'эколя”, других - оказаться непременно “левее” всех в своей области» Брюсов В. Я. Вчера, сегодня и завтра русской поэзии. С. 501. .

Можно только догадываться, какие причины двигали участниками объединения (и, прежде всего, Кузминым) при выборе такого названия. Возможно, что название было полемичным по отношению к современным ему объединениям (прежде всего, имажинистам) - в первую часть выносилось слово «эмоция», не имеющее какого-то специфически литературного смысла, подчеркивающее отказ от объединения на почве следования какому-либо приему. Однако нельзя отказаться и от мысли, что Кузмин, задумывая художественное направление, «синтез всех искусств», опирался на модель знаменитых направлений недавнего прошлого - в первую очередь, на символизм. Наконец, название «эмоционалисты» также содержит в себе семантику интимности, неформальности: «эмоция» как предельно искреннее и не подлежащее регламентации явление указывало на характер объединения, в котором решающая роль отводилась именно дружеским контактам.

3.2.3 Причины создания группы

Декларируемое негативное отношение Кузмина к групповой форме существования литературы заставляет нас еще раз задаться вопросом: для чего им было создано объединение эмоционалистов?

Можно предположить, что это была попытка Кузмина и его круга «войти» в литературу, стать более заметными и популярными писателями (что было актуально еще и потому, что произведения Юркуна к тому времени несколько лет не появлялись в печати, Анна Радлова только начинала свой творческий путь, а для других участников группы просто-напросто не было другой площадки, куда бы взяли их еще очень слабые и неуверенные опыты), если бы не легко обнаруживаемая установка на отказ группы расширяться, становится более массовым явлением, привлекать новых членов. Интересно, что в одном из программных документов эмоционализма Кузмин говорит именно о привлекающей, рекламной функции манифестов: «Всякий литературный лозунг должен быть категоричен и однобок. <…> манифесты создаются не для здравомыслящих людей. Они рассчитаны на новых рекрутов, на бойцов, на людей действия и воли» Кузмин М. Стружки. С. 385.. Тем не менее, как раз «новых рекрутов» объединение не смогло привлечь (по-видимому, только Нельдихен «просился в эмоционалисты», но неизвестно, успешно ли). Культивируемая «салонность» и «элитарность» круга Кузмина не позволяла расширяться до публичного объединения.

В дневниковых записях Кузмин определяет свой круг, подчеркивая роль в нем Анны Радловой («кузминский или радловский скот»). Можно найти и мемуары современников, в которых большее внимание уделяется Радловой: «Анна Дмитриева бывала у нас в доме на литературных встречах и заходила просто так со своими друзьями - поэтом Михаилом Кузминым, Юрой Юркуном и Олечкой Арбениной-Гильдебрандт. Это была дружная компания писателей и художников, больших поклонников поэзии Анны Дмитриевны: они всегда были готовы слушать ее стихи» Наппельбаум И. М. О семье Радловых // Наппельбаум И. М. Угол отражения: Краткие встречи долгой жизни. СПб., 2004. С. 90. .

Один из первых исследователей творчества Радловой А. Эткинд пишет о том, насколько значимой для репутации Радловой была выбранная ею роль «хозяйки салона», поддерживающая общий миф, который создавала о себе поэтесса в начале 1920-х годов и который отразился на ее творчестве: «В моде были 1830-е, в которых каждый находил для себя свой предмет для изучения и образец для подражания. Для Ходасевича и многих других это был Пушкин; для Мандельштама - Чаадаев <…> для Радловой такой моделью уже тогда, наверное, стала Татаринова Жизни Е.катерины Филипповны Татариновой (1783-1856), религиозного деятеля XIX века и основателя общины «духовных христиан» посвящена «Повесть о Татариновой» Анны Радловой, написанная в 1931 году и отразившая интерес Радловой к теме мистического сектантства, хлыстовства и скопчества. . <…> Безопасно предположить, что своей Татариновой Радлова изобразила то, что она хотела бы, но не всегда могла делать в том Петербурге-Петрограде-Ленинграде, в котором ей довелось жить. Роль интеллектуального лидера здесь играл Кузмин; Радлов и Пиотровский делали революцию в театре и на площади, разрушая границу между ними; а Радлова, хозяйка салона, оставляла за собой светские и собственно эмоциональные (тем более важные для “эмоционалистов”) роли» Эткинд А. Предисловие. С. 31. .

Если для репутации Радловой была важна роль «хозяйки салона», то поддержанию репутации Кузмина в начале 1920-х годов должно было способствовать создание собственной группы и принятие на себя роли наставника молодых поэтов. Как нам представляется, выгоды для репутации Михаила Кузмина были в числе основных причин создания объединения эмоционалистов. К 1922 году после смерти Блока и расстрела Гумилева Кузмин остается, фактически, одним из последних «мэтров» литературного Петрограда. Характерно, что именно Кузмина прочили на место председателя вновь собранного Петроградского отделения Всероссийского Союза поэтов (о чем мы писали в первой главе настоящего исследования) - первым председателем которого был Блок, а вторым - Гумилев. Также Кузмина активно приглашали в издания Московского союза поэтов См. письмо поэта Р. Ивнева, председателя редакционной коллегии Всероссийского Союза поэтов, М. А. Кузмину от 29 сентября 1923 г. (ЦГАЛИ СПб. Ф. 437. Оп. 1. Ед. хр. 50. Л. 1)..

О репутации Кузмина в начале 1920-х годов пишет Н. А. Богомолов: «К тому времени Кузмин воспринимался читающей публикой как безусловный живой классик, долженствующий освящать своим присутствием всякое литературное предприятие в Петербурге» Богомолов Н. А. Литературная репутация и эпоха. С. 63. .

Несомненно, что для поддержания репутации «мэтра» Кузмину был необходим круг соратников и учеников. Возможно, что в 1922 году еще сохранилась надежда как на возможность возвращения к старой модели литературных объединений, так и на сохранение непререкаемого авторитета Кузмина.

В эти годы начинается сближение Кузмина с молодыми поэтами: «Интересно, что он <Кузмин - А. П.> стал завсегдатаем сборищ у сестер Наппельбаум, дочерей известного фотографа, писавших стихи. Эти собрания были продолжением гумилевской студии “Звучащая раковина”, и их участники, выпустив альманах, посвятили его памяти Гумилева. При скептическом отношении Кузмина к поэзии и личности Гумилева и резко отрицательном -- к его попыткам учить молодых поэтов писать стихи, такие посещения также должны были казаться довольно странными. Единственная причина, которая может служить объяснением (помимо чисто житейских обстоятельств), -- стремление молодежи после смерти Блока и расстрела Гумилева увидеть именно в Кузмине нового учителя, приходящего на смену прежним» Богомолов Н. А., Малмстад Дж. Э. Михаил Кузмин. С. 282. ; о контактах Кузмина с Хармсом и Введенским мы уже упоминали в первой главе исследования.

Итак, можно говорить о том, что создание литературной группы отвечало стратегиям репрезентации самого Кузмина в начале 1920-х годов, когда групповая и кружковая деятельность была едва ли не единственной формой успешного существования литературы.

3.2.4 Стратегии репрезентации

В этом параграфе мы попытаемся проследить, как происходила репрезентация эмоционалистов как группы. Как уже отмечалось ранее, в первых двух номерах «Абраксаса» не содержится никаких упоминаний о том, что альманах является органом какого-либо литературного содружества (более того, в номере первом помещена «Декларация форм-либризма», принадлежащая перу Ореста Тизенгаузена и не имеющая ничего общего с творческой практикой ни Кузмина, ни эмоционалистов). Выступающих в альманахе авторов не воспринимали как литературную группу: один из рецензентов назвал круг авторов, напечатанных в альманахе «абраксистами», а не «эмоционалистами» Книгочий. [Рец. на:] Абраксас. Ноябрь 1922., Пгр., 26 с. // Записки передвижного театра П. П. Гайдебурова и Н. Ф. Скарской. Петроград, 1923. 23 янв. № 47., сохранилось также ироническое замечание Б. М. Эйхенбаума о «несуществующих эмоционалистах» См.: Тименчик Р. Д., Топоров В. Н. , Цивьян Т. В. Ахматова и Кузмин // Russian Literature. 1978. Vol. 6. Iss. 3. P. 220. .

На наличие группы указывали только косвенные факты: система посвящений друг другу в текстах, опубликованных в альманахе, почти идентичный состав авторов двух номеров, а также редакционной коллегии.

Очевидно, что группе нужно было как-то декларировать свою сплоченность. Впервые круг выступивших в альманахе авторов как группу определил Адриан Пиотровский в рецензии на первый выпуск «Абраксаса» (напомним, в то время слово «эмоционализм» еще не было произнесено): «В целом сборник, явившийся органом группы сплоченной и ценной, значителен и любопытен» Пиотровский А. [Рец. на:] Абраксас. Сборник 1-й. Петербург, 1922 г. // Жизнь искусства. 1922. №47. (870). 28 нояб. С. 7. Подпись: А. П. . Позднее такие же замечания были характерны для статей Петра Сторицына, который выступал не только как хроникер группы, но и отчасти «создавал» ее как таковую - возможно, без постоянных напоминаний критика о существовании эмоционалистов никто просто бы не связал разрозненные и несистематические выступления с деятельностью нового литературного объединения.

Как группу эмоционалистов начали воспринимать только в 1923 году, когда на их счету были уже публичные выступления и театральные постановки. Состав участников обыгрывался в такой, например, пародии на стихотворения Анны Радловой, в которой сделан намек на своеобразный поэтический стиль автора и участие ее в группе эмоционалистов вместе с Борисом Папаригопуло:

Анна Радлова («Крылатый вождь»)

О конях, цокающих по голубому небу,

О ненаглядной плоти своей,

О стадах простоволосых лебедей,

Скучающих по простому пеклеванному хлебу,

Я пою, взываю, реку и глаголю торжественно сидя на судне,

Плыву, одетая по моде,

И сочетаю единственную, непревзойденную в русской поэзии строку длинную от потолка до пола,

Со строкой короткой - вроде:

Папаригопуло Геркен Евгений. Пародии на стихи современных поэтов // Записки передвижного театра П. П. Гайдебурова и Н. Ф. Скарской. Петроград, 1923. 4 дек. № 68. С. 4. .

Возможно, пиком признания эмоционалистов стало такое упоминание их в прессе: «...хотелось бы видеть в сборнике “Город” начало объединения в более широкую и сильную организацию, хотя бы главнейших литературных групп Петербурга: “эмоционалистов” и “Серапионовых братьев”» Казанский Б. [Рец. на:] «Город». Сборник первый. Птр. 1923. стр. 112 // Записки передвижного театра П. П. Гайдебурова и Н. Ф. Скарской. Петроград, 1923. 5 июн. № 58. С. 3. . Любопытно, что в данном контексте эмоционалисты сближаются с группой, от которой сам Кузмин дистанцировался и по отношению к которой во многом определял свое объединение.

Однако единственный благожелательный отзыв (исходящий не изнутри кружка) и искусственно поддерживаемый хроникой Сторицына интерес не смогли долго продержать объединение «на плаву». Уже в 1924 году Ю. Тынянов в одной из своих рецензий пишет об эмоционалистах как о явлении далекого прошлого: «Теперь это дело седой старины, а ведь еще года два назад даже эмоционалисты, которые заявляли, что лучшее в мире это любовь и какие-то еще более или менее радостные чувства, -- даже они, кажется, считались не то школой, не то течением» Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 169 (впервые: Русский современник. 1924. № 4)..

Уже к 1922 году деятельность литературных групп начала осложняться многочисленными запретительными мерами, принимаемыми властью. В августе 1922 года вышло постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О порядке утверждения и регистрации обществ и союзов, не преследующих цели извлечения прибыли, и порядке надзора за ними». Согласно этому документу, «Общества и объединения обществ и союзы, не преследующие цели извлечения прибыли, для осуществления своей деятельности на территории РСФСР должны быть зарегистрированы» Постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О порядке утверждения и регистрации обществ и союзов, не преследующих цели извлечения прибыли, и порядке надзора за ними» // Собрание узаконений и распоряжений правительства РСФРС за 1922 г. М., 1950. Ст. 622. С. 1097-1099. , процедура регистрации предполагала предоставление устава общества в НКВД или (если масштаб объединения был меньше и «ограничивался одной губернией или областью») в Губернский Исполнительный Комитет. Эти инстанции должны были согласовать утверждение общества с Агитпропом ЦК и Секретным отделом ОГПУ См. об этом также: Поливанов К. М. К истории «артели» писателей «Круг» // De Visu. 1993. № 10(11). С. 5-15. . Таким образом, на контроль НКВД брались все частные предприятия, как большие организации, так и малые группы, что не могло не сказаться на литературной жизни. Эпоха кружков клонилась к закату, все большую роль начинали играть крупные организации, такие как Союз писателей и Союз поэтов, которые впоследствии были распущены для создания единственной возможной в условиях тоталитарного режима инстанции - Союза советских писателей. На место кружков, объединений и салонов пришла иная форма существования литературы: «Эта смена школ одиночками характерна для литературы вообще, но самая стремительность смен, самая жестокость борьбы и быстрота падений -- темп нашего века. <…> Поэтическая инерция кончилась, группировки смешались, масштаб стал неизмеримо шире. Объединяются совершенно чужие поэты, рядом стоят далекие имена. Выживают одиночки» Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 169. .

3.3 Участники группы