Одно из главных отличий Сивиллы от Агасфера в том, что она способна не только на бунт, но и на смирение. «Никому не удается изменить то, что пришло от Бога как проклятие или благословение» "<Mдnniskor> aldrig skall undslippa den fцrbannelse och den vдlsignelse som kommer till dem ifrеn gud". Lagerkvist P. Sibyllan. Stсk.: Bonnier, 1956. S. 220., - уверена она. Это - ее способ жить, будучи "преследуемой богом". Свою позицию она объясняет Агасферу, когда тот спрашивает, почему она не ненавидит Бога: «Разве ты не должна ненавидеть Бога, который так поступил с тобой, сделал с тобой все это? Как можно не ненавидеть существо, наполненное таким бессмысленным злом?» "Mеste du inte hata denne gud som behandlat dig sе, som gjort dig allt detta! Mеste du inte hata ett vдsen sе fullt av meningslцs ondska som han!" Там же. S. 214.. Сивилла отвечает, что не может ни любить, ни ненавидеть его, потому что она, человек, ничего не знает о нем, боге: «Я не знаю, кто он. Как я могу его ненавидеть? Или любить его. Я уверена, что не испытываю к нему ни ненависти, ни любви. <...> Он не такой, как мы, и мы никогда не сможем понять его. Он непонятен, непостижим. Он бог» "Jag vet inte vem han дr. Hur skulle jag dе kunna hata honom. Eller дlska honom. Det дr vдl sе att jag varken hatar eller дlskar honom. <...> Han дr inte som vi och vi kan aldrig fцrstе honom. Han дr obegriplig, outgrundlig. Han дr gud". Там же. S. 215..

Таким образом, Сивилла показана намного более мудрой, чем Агасфер: она знает и добро, и зло, знает многое о Боге и богах; она выступает в роли советчицы по отношению к Агасферу. В то же время и ее образ не статичен: она все еще стремится осознать многое в своей жизни, для чего расспрашивает Агасфера о Христе.

2.3.4 Проблематика взаимоотношений персонажей романа с Богом

"Он не как мы, и мы никогда не сможем понять его", - говорит о боге Сивилла. Такое видение бога резко контрастирует с образом Бога, данным в новелле "Улыбка вечности" 1920 г. (простодушный плотник, который "делает, как может").

Когда в 1956 г. роман "Сивилла" увидел свет, многие заметили связь этого произведения с ранними произведениями П. Лагерквиста, в т. ч. стихотворными сборниками «Kaos» и «Angest». Стихотворные сборники «Kaos» и «Angest» и ранние пьесы Лагерквиста, так же как и новелла «Улыбка вечности», - произведения экспрессионистские. Принцип генетической связи с ранней поэзией и прозой - остаточное влияние или даже переосмысление экспрессионизма, а также повтор и развитие отдельных образов. Кроме того, как в раннем, так и в позднем творчестве Лагерквист осмысляет киркегоровское понятие «angst». «Angest» - так называется один из ранних стихотворных сборников Лагерквиста - датский киркегоровский angst по-шведски.

В качестве примера связи раннего и позднего творчества Лагерквиста и осмысления в произведениях разного периода отношений человека и Бога сопоставим раннее стихотворение Лагерквиста и характерную цитату из романа «Сивилла». Сивилла говорит о своем боге: «Могла ли я не думать о нем -- о нем, кто дал мне все и кто потом все у меня отнял…». А вот цитата из стихотворения «Det дr vackrast nдr det skimmer»: Allt дr givet mдnniskan som lеn // Allt дr mitt, och allt skall tagas frеn mig, // inom kort skall allting tagas frеn mig // Trдden, molnen, marken dдr jag gеr» («Всё дано человеку на время // Всё моё, и всё у меня заберут, //Скоро у меня заберут всё: // Деревья, облака, землю, по которой я иду»).

Несомненна и связь романа «Сивилла» с ранней новеллой Лагерквиста "Улыбка вечности" (более точным переводом, чем опубликованный, нам представляется перевод названия “Det eviga leendet” как «Вечная улыбка» Андрейчук К. Р. Символы в новелле Пера Лагерквиста «Вечная улыбка» // Вестник Московского Университета. Серия 9: Филология. М.: изд-во МГУ им. М. В. Ломоносова, 2014. № 6. С. 145-159.). Достаточно, например, сравнить название этой новеллы с описанием улыбки полоумного сына Сивиллы: «Его лицо было очень детским; улыбка в полутьме казалась загадочной - возможно, только для тех, кто не знал ее причины. Его лицо не был ни добрым, ни злым, оно в своей неизменности наводило на мысль, что его обладателя не интересует ничто в этом мире. Возможно, как раз поэтому улыбка казалась загадочной; впрочем, глаза на его слегка вытянутой, седой голове безостановочно следовали за движениями окружающих» "Ansiktet var som ett barns och hade ett leende som dдr i halvdunklet fцrefцll gеtfullt - kanske gеtfullt bara fцr att man inte kunde se nеgon anledning till det. Det var varken ett gott eller ett ont leende, det verkade alldeles ointresserat i sin ofцrдnderlighet - var det kanske dдrfцr det fцrefцll gеtfullt - fastдn цgonen i det lite framstrдckta, grеnade huvudet fцljde deras fцrehavanden oavlеtligt". Lagerkvist P. Sibyllan. Stсk.: Bonnier, 1956. S. 40.. Позднее, после таинственного исчезновения сына Сивиллы, Агасфер так размышляет о его улыбке: «Вдруг он понял, что именно эта вечная улыбка напомнила ему. Она напомнила ему изображение бога, которое он видел вчера в дельфийском храме, старинное изображение. Оно находилось как будто в тени более новых и красивых изображений. Это была та же улыбка, необъяснимая и недосягаемая, бессмысленная и непроницаемая. Ни добрая, ни злая - и именно поэтому немного пугающая. На том изображении точно был изображен все тот же бог, что и на других изображениях, бог Сивиллы, бог того храма, но было ясно, что изображение очень старое, такое же старое, как загадка каменной улыбки» "Plцtsligt slog det honom vad det var hans eviga leendet pеmint honom om. Det var ju om en gudsbild som han sett nere i templet i Delphi igеr, en еlderdomlig bild som stеtt lite i skymundan, liksom undanstдlld fцr nyare och skцnare bilder. Det var samma leende, ofцrklarligt och oеtkomligt, bеde meningslцst och outgrundligt. Och varken gott eller ont pе nеgot sдtt skrдmmande just genom det. Den fцrestдllde vдl samme gud som de andra bilderna, hennes och templets gud, men det var tydligt att den var mycket gammal och gеtan i dess stenleende likasе". Там же. S. 211-212.. Впрочем, природа связи двух улыбок - из новеллы «Улыбка вечности» 1920 г. и улыбки сына Сивиллы - спорна. Вполне вероятно, что прав С. Линнер Linnйr S. Pдr Lagerkvist's The Eternal Smile and The Sibyl // Scandinavian Studies. 1965, Vol. 37, No. 2. May. P. 160., по мнению которого Лагерквист в "Сивилле" иронизирует над своим юношеским радостным принятием жизни. Но также вероятно, что эта улыбка, наоборот, не пародия на Бога, не улыбка дурачка, а признак того, что сын Сивиллы - также и сын Аполлона-Диониса. Сивилла тоже размышляет над улыбкой сына: «Эта бессмысленная улыбка мучает, терзает меня, заставляет меня думать, что я живу здесь с дураком. Но иногда я спрашиваю себя: может, это бог сидит рядом со мной и улыбается своей вечной улыбкой, сидит здесь и смотрит вниз: на свой храм, на свои Дельфы, на весь человеческий мир, - и улыбается, видя все это» "Detta meningslцsa leende, som plеgat, pinat mig sе, som gцr att jag tycker jag lever hдr ihop med en dеre. Men ibland jag frеgat mig om det kanske дr en gud som sitter hдr vid min sida med sitt eviga leende, som sitter hдr och ser ner pе sitt tempel, pе sitt Delphi och pе mдnniskornas hela vдrld och bara ler еt alltihop". Lagerkvist P. Sibyllan. Stсk.: Bonnier, 1956. S. 201..

Однозначного указания на настоящего отца сына Сивиллы в романе нет. Ребенок мог быть зачат пифией от ее любовника - однорукого солдата. Как считает А. С. Полушкин, у позднего Лагерквиста увечье символизирует агрессию современного мира по отношению к человеку Полушкин А. С. Мотив уродства/увечья как катализатор агрессии мира по отношению к человеку в шведском романе-антимифе 50 - 60-х годов XX в.// Речевая агрессия в современной культуре: Сб. науч. тр. Челябинск: изд-во Челяб. гос. ун-та, 2005. С. 221.. По Лагерквисту, калека - жертва времени, в котором сильно деструктивное начало и слабы позиции моральных ценностей. И действительно, руку любовник Сивиллы потерял на войне. Увечье солдата представляет собой также упрек злому и несправедливому богу (вспомним о проблематике бунта против бога в "Сивилле").

Кроме того, эпизодом короткой «земной любви» Сивиллы и солдата Лагерквист показывает, что иногда человек может победить Бога - например, в борьбе за любовь женщины. Заканчивается эта любовь трагически, но Лагерквист подчеркивает, что тогда Сивилла была по-настоящему счастлива. Проблема счастья человека занимает удивительно мало места в философии Лагерквиста: писателю не просто абсолютно чужд гедонизм - постоянный поиск ответов на философские вопросы как будто полностью вытесняет мысли о счастье.

В бытовом понимании отцом сына пифии может быть только солдат, с которым она имела связь. Однако учитывая сопоставление с Богородицей, можно предположить, что отцом является тоже бог - в этом случае Аполлон-Дионис. Тогда предположение о «земном» происхождении ребенка представляется даже кощунственным. Так, слова о том, что ее ребенок - идиот: «дурак, даже не человек, ребенок, который, если выживет, будет несчастным идиотом, ничего не понимающим, даже не имеющим представления о том, кто он сам такой, дурак с бессмысленной усмешкой и разумом, как у новорожденного» "En fеne, en som inte ens дr mдnniska. Ett barn som om det fеr leva kommer att bli en stackars dеre utan aning om nеgonting, inte ens om att han sjдlv дr till, en dеre med ett meninglцst flin och med ett sjдl som ett nyfцtt barn". Lagerkvist P. Sibyllan. Stсk.: Bonnier, 1956. S. 195. - кажутся Сивилле кощунственными, когда он возносится в небо. Сопоставление с Христом только подчеркивает неясность происхождения ребенка: в шведской романтической поэзии XIX века образ Христа несколько низводится и трансформируется; он «рождается то от Изиды, то от Венеры, то от Марии» («Исповедание веры», Эрик Юхан Стагнелиус Klint S. Den expressionistiska Jesusgestalten i P. Lagerkvists tidiga produktion // Speglingar: Svensk 1900-tallslitteratur i mцte med biblisk tradition / red. S. Klint, K. Syreeni. Skellefteе: Norma, 2001. S. 55.).

Сивилла испытывается сомнения и мучения, не зная, кто отец ее странного ребенка. Однако она точно знает, что в ее жизни связь с богом имело гораздо большее значение, чем любовь к смертному.

Таким образом, у Сивиллы и Агасфера на момент встречи разный опыт взаимоотношений с Богом: Сивилла была любима и мучима Богом, Бог отверг ее - но все же она испытала с ним счастье; Агасфер же знает только то, что был проклят Богом и что проклятие преследует его до сих пор. Тем не менее, у обоих персонажей остается много вопросов о Боге и его отношении к ним.

2.3.5 Дихотомии и амбивалентные символы как способ создания образа «человека сомневающегося»

Образ Сивиллы иллюстрирует свойство многих лагерквистовских символов - амбивалентность: это и ее умение видеть и добро, и зло (см. пункт 2.3.3), и другие дихотомии: земное-божественное, бунт-смирение. Амбивалентен и образ Вараввы, как было показано в пункте 2.2. На наш взгляд, юнгианское понятие "энантиодромия" (постоянное противопоставление и сопоставление противоположных начал в психике индивида) Юнг. К. Г. Психологические типы. СПб.: Ювента, 1995. С. 254. в большой степени применимо к образам романа «Сивилла».

Учитывая рассмотренный в пункте 2.3.2 вопрос о сути творчества, принципиальным представляется сопоставление земного начала с божественным. Они оба присутствуют в произведении как на сюжетном, так и на символическом уровне Андрейчук К. Р. Построение мифа с помощью символов в романе Пера Лагерквиста "Сивилла" // Материалы научной конференции «Ломоносовские чтения» 2015 года и Международной научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов-2015» /Под ред. М.Э. Соколова, В.А. Иванова, Н.Н. Миленко, В.В. Хапаева, Н.В.Величко. Севастополь: ООО «Экспресс - печать», 2015. С. 259-260.. В романе «Сивилла» выведено много атрибутов бога Аполлона. Например, неоднократно вокруг Сивиллы появляются козы. Пифия ощущает козлиный запах в подземной пещере и когда только осматривается в ней «Странные запахи заполняли пещеру: пряная смесь ароматов и душных газов, которые, казалось, поднимались из расщелины в скале, и, что очень удивило меня, слабый, но все же едкий козлиный запах» ("Underliga lukter fyllde den, en kvalmig blandning av vдllukt och kvava dunster som tycktes stiga upp ur rдmnan i berget och, vad som fцrvеnade mig mycket, en svag men дndе frдn lukt av get"). Lagerkvist P. Sibyllan. Stсk.: Bonnier, 1956. S. 59., и потом, когда пророчествует там «Я снова сразу же почувствовала козлиный запах, только гораздо более крепкий и едкий, чем в прошлый раз. Я не могла этого объяснить. Должно быть, горело что-то, так пахнущее» ("Jag kдnde ocksе genast getstanken men mycket starkare och frдnare дn fцrra gеngen. Jag kunde inte fцrklara den. Det mеste ocksе vara nеgonting som brann dдr, fцr det luktade sе"). Там же. S. 66.. Почему там, где ответы на человеческие вопросы даёт Аполлон, такой запах? Ведь облик козла обычно принимает Дионис, а не Аполлон. Дело в том, что в «Сивилле» соблюдается характерная для Дельф описываемого времени традиция совмещенного культа Аполлона и Диониса. Как объясняет А. Ф. Лосев, "соединение в образе Аполлона рациональной ясности и темных стихийных сил подтверждается теснейшими связями Аполлона и Диониса, хотя это божества-антагонисты: один по преимуществу бог светлого начала, другой -- бог темного и слепого экстаза; но после 7 в. до н. э. образы этих богов стали сближаться в Дельфах, им обоим устраивали оргии на Парнасе, сам Аполлон нередко почитался как Дионис, носил эпитеты Диониса -- плющ и Бакхий, участники празднества в честь Аполлона украшали себя плющом (как на Дионисовых празднествах)" Лосев А. Ф. Аполлон //Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2 т. / Под ред. С. А. Токарева. М.: Советская энциклопедия, 1980. Т. 1. С. 92--96.. Божественное в "Сивилле" амбивалентно: Аполлон наверху, в роскошном храме, - бог света и рациональности; в верхней части храма он в нужный момент дарит Сивилле душевную умиротворенной, о которой она давно просила; внизу, у расщелины, где бог вселяется в прорицательниц, в нем проявляется дионисийское начало. В романе играет свою роль такое значение символа козла, как похотливость. По словам пифии, однажды бог в образе черного козла изнасиловал ее в нижнем храме, у расщелины: «Как только я потеряла сознание, я почувствовала едкий козлиный запах, и бог в образе черного козла, священное животного этой пещеры, бросился на меня и удовлетворил свое и мое желание в любовном акте, в котором боль, зло и похоть смешались таким образом, что наполнили меня отвращением» "Vad som hдnde mig var att jag just som jag fцrlorade medvetandet kдnde en frдn getstank och att guden i skepnad av den svarta bocken, sitt heliga djur i orakelhеlan, kastade sig цver mig och tillfredsstдllde sig och mig i en kдrleksakt dдr smдrta, ondska och vдllust blandades pе ett sдtt som ingav mig vдmjelse". Lagerkvist P. Sibyllan. Stсk.: Bonnier, 1956. S. 147.. Носящая ребенка Сивилла вряд ли смогла бы выжить без коз: без их молока, которым она кормилась, без их шкур, в которых грелась, причем козы как будто сами стремились помочь ей, подходили, словно прося их подоить Там же. S. 176.. В символическом мире романа это является аргументом в пользу того, что отец ребенка - Аполлон-Дионис. Козы проводят беременную Сивиллу в убежище от проливного дождя, когда приходит время рожать Там же. S. 184.. В этом убежище (пещере в горах) стоит козлиный запах - такой же, как в пещере для пророчеств. Во время родов козы стоят вокруг Сивиллы Там же. S. 187., после родов они жадно вылизывают кровь, как будто в ней было для них что-то особенно ценное: «Когда я открыла глаза, <...> я увидела, что у меня между ног лежит что-то кровавое и скользкое, а козы жадно облизывают это дочиста своими длинными бледными красными языками. Они жадно лизали меня, мои колени, как будто стараясь слизнуть как можно больше крови, и, видимо, они делали это не для меня, не чтобы очистить меня после родов, а из желания слизнуть как можно больше крови, как если бы в ней было что-то особенно ценное для них» "Nдr jag цppnade цgonen <…>, sеg jag nеgot blodigt, slemmigt ligga mellan mina ben och hur getterna ivrigt slickade rent det med sina lеnga blekrцda tungor. Ivrigt slickade de ocksе mig, mitt skцte, fцr att fе i sig allt det blod de kunde komma еt, och det var tydligen inte fцr min skull de gjorde det, fцr att jag skulle bli ren efter fцrlossningen, utan av begдr efter sjдlva blodet, som om det var nеgot sдrskilt vдrdefullt fцr dem". Там же. S. 190-191.. Сивилла даже вынуждена отгонять их от плода. Сивилла и буквально, и метафорически под эгидой бога (слово «эгида» происходит от древнегреческого «козья шкура»): ведь она носит козью шкуру в качестве одежды. Здесь Аполлон - защитник, он осуществляет свои светлые функции, то начало, которое дало Сивилле спокойствие, позволившее пройти сквозь толпу, готовую ее растерзать Там же. S. 165-173.. Козья шкура на щите, в отличие от козла, как раз является атрибутом "светлых" богов: Зевса, Афины и в исключительных случаях Аполлона Корш М. Краткий словарь мифологии и древностей. СПб.: изд-во А. С. Суворина, 1894.. Козы и в дальнейшем сопровождают Сивиллу и в особенности ее ребенка: «Нашем единственным обществом всегда были козы, которые держались около нас, где бы мы ни были, и помогали нам поддерживать жизнь. Это единственные существа, которых он знает, и единственные, о ком он заботится. О людях он не знает и не беспокоится. Но козы всегда притягивали его, как и он их. Они постоянно следуют за ним, трутся об него, их не разлучить» "Vеrt enda sдllskap har varit de getter som hеller till oss var vi дn bott och som hjдlper oss att uppehеlla livet. Det дr de enda varelser han kдnner och de enda han bryr sig om. Mдnniskor vet han inte vad det дr och bryr sig inte alls om. Men till getterna har han alltid haft en dragning och de till honom, de fцljer honom vart han gеr, stryker sig mot honom, man kan knappt skilja dem еt". Lagerkvist P. Sibyllan. Stсk.: Bonnier, 1956. S. 201.. Сын Сивиллы тоже носит козлиную шкуру - атрибут бога. Однако он сбрасывает ее, возносясь к отцу - «к Богу, который, видимо, был козлиным Богом, но точно не только козлиным» ("en gud som tydligen ocksе var en getgud men sannerligen inte bara det" Там же. S. 210.). Козья шкура является здесь атрибутом земного, это то, что дала сыну Бога его земная мать: «Она держала на руке одежду, от которой он освободился, ту, которую она сделала своими руками из козлиной шкуры и дала ему. Возможно, она чувствовала острую боль в своем земном материнском сердце из-за того, что он так отбросил одежду, полученную от матери, но если и так - внешне она ничего не показала» "Pе armen hцll hon det som han befriat sig ifrеn, det som hon gett honom, tillverkat med sina egna hдnder, och kanske kдnde hon ett sting i sitt jordiska modershjдrta цver att han gjort med det, kastat det ifrеn sig pе detta sдtt, men i sе fall visade hon ingenting”. Там же. S. 209.. Таким образом, в символе козла (коз, козьей шкуры) проявляются сразу две дихотомии: «Аполлон и Дионис» и «земное и божественное» («материнское и отцовское»).

Амбивалентность свойственна и другому символу, традиционно являющемуся атрибутом Аполлона, - лавру. Листья лавра жуют во время прорицаний пифии, дерево лавра сжигают в их подземной пещере: «Я узнала, что мерцающими под котлом угольками были ветки священного дерева лавра, запах которого жрица должна была вдыхать, чтобы Бог вошел в нее» “Jag fick ocksе veta att det som glцdde i bдckenet var trдstycken av lager, guds heliga trдd, vars rцk hans prдstinna skulle inandas fцr att fyllas av hans ande". Там же. S. 67.. Лавр в романе не раз назван "деревом бога", и действительно, лавр был одним из главных атрибутов Аполлона. Акцентирование именно этого атрибута в романе связано, на наш взгляд, с мифом о нимфе Дафне. Она дала обет хранить целомудрие, однако в нее влюбился Аполлон и всюду преследовал ее. Чтобы избежать бесчествия, Дафна попросила своего отца бога рек Пенея (или Ладона) превратить ее в лавровый куст. С тех пор лавр стал любимым растением Аполлона. В честь Дафны лавр посвящали весталкам, давшим такой же, как Дафна, обет целомудрия. Именно этот обет дает, а потом нарушает Сивилла. За это наказаны и она сама, и ее возлюбленный: он тонет в реке, а когда его находят, в руке его обнаруживают ветку лавра, что Сивилла принимает за подтверждение того, что он наказан Аполлоном (особенно учитывая то, что рядом с утонувшим нет лавровых деревьев): «Люди думали, что он, очевидно, случайно упал в реку, потому что в своей единственной руке он сжимал ветку, за которую схватился, пытаясь удержаться (как они думали). Но удивительно было то, что это была ветвь священного дерева, хотя лавр не рос нигде вокруг. <...> Они не знали, что это бог отомстил людям за их счастье, и за то, что та, которую он избрал, предала его, не захотела жить только для него» "Att han stцrtad ansеg man tydligt visades av att han i sin enda hand krampaktigt hцll en kvist som man mente han gripit efter fцr att hеlla sig fast. Men det underliga var att det var en kvist av gudens eget trдd, fastдn ingen lager alls vдxte dдrnere i den trеnga klyftan. <...> De visste inte att det var guds hдmnd pе mдnniskors lycka och fцr att en som han utvalt еt sig hade svikit honom, inte ville leva bara fцr honom". Там же. S. 149-150.. Однако лавровую ветвь в руке можно трактовать и по-другому: как символ победы (лавр, лавровый венок часто вручали победителям соревнованиям), в данном случае - победы земного над божественным, победы человеческой любви над богом: ведь, несмотря на то, что Сивилла навеки связана с богом, она полюбила человека. Неслучайно Сивилла так много рассуждает о зависти богов к людям и их счастью (например: «Только боги имеет много судеб и никогда не умирают. Они наполнены всем и испытывают все. Все - кроме человеческого счастья. Им не дано познать его, поэтому они не желают его и людям. Ничто не делает богов настолько злыми и жестокими, как дерзость людей быть счастливыми, из-за которой они забывают богов ради земного счастья. Тогда боги мстят. И вкладывают ветку священного дерева в единственную руку своей жертвы» "Bara gudarna har flera цden och behцver aldrig dц. De дr uppfyllda av allt och upplever allt. Allt - utom mдnniskolycka. Den fеr de aldrig kдnna och dдrfцr unnar de inte heller mдnniskorna det. Ingenting gцr dem sе onda och grymma som att mдnniskorna дr nog fцrmдtna att vara lyckliga, att de glцmmer dem fцr sin jordiska lyckas skull. Dе utkrдver de sin hдmnd. Och sticker en kvist av sitt trдd i sitt offers enda hand". Там же. S. 179..

Лавру в какой-то степени противопоставлен другой "растительный" символ - олива. Ветви оливы кладут в могилу матери Сивиллы (т. е. когда Сивилла в последний раз видит ее), "чтобы вернуть ее к жизни": «Тогда мы вымыли ее труп и обмазали его маслами. Затем мы переложили его на носилки, изготовленные отцом, на слой тимьяна и оливковых ветвей, согласно древнему обычаю, чтобы вернуть ее к жизни» "Vi hjдlptes sedan еt att tvдtta den dцda kroppen och smцrja in den med olja. Sen flyttade vi цver den till en bеr som far tillverkat och lade den dдr pе ett lager av timjan och olivkvistar enligt gammal sed, fцr att еterskдnka den till livet". Там же. S. 109.. С оливой связан и последний эпизод, когда Сивилла видит своего возлюбленного (мертвым, с веткой лавра в руке она его не видела). Сивилла издалека наблюдает, как ее любимый собирает оливки. Увиденное наталкивает Сивиллу на сожаление о том, что она не может жить простой человеческой жизнью. «Почему я не такая, как она? Почему моя жизнь не была подобна ее жизни? Почему вся жизнь не подобна ее жизни? Почему все не так, как было в детстве?» "Varfцr var jag inte som hon? Varfцr var inte mitt liv som hennes? Varfцr var inte hela livet, hela vдrlden som hon? Varfцr var inte allt som i min barndom?" Там же. S. 110., - вопрошает Сивилла после смерти матери. Увидев своего возлюбленного, она размышляет, почему ей не дана радость помогать ему, однорукому, в сборе урожая, почему ей не дано прожить подле него всю жизнь, как ее матери подле ее отца: «Если бы я только могла помогать ему. Держать ветку, когда он собирает оливки. Если бы я только могла прожить с ним на этой земле долгую и счастливую человеческую жизнь. Такую, какую прожила моя мать, такую, которую было дано прожить столь многим. Почему же мне этого не дано? Почему мне не дано жить, как живут другие?» "Om jag hade fеtt hjдlpa honom med att hеlla i grenen medan han skцrdade. Om jag hade fеtt leva samman med honom pе jorden, hдr i dalen ett lеngt och lyckligt mдnniskoliv. Ett sеdant som mor hade fеtt leva, som sе mеnga mеnga hade fеtt leva. Varfцr fick jag inte det? Inte vara som de andra?" Там же. S. 146.. В Древней Греции олива была символом плодородия, жизненной силы, радости, мира и согласия Мегаэнциклопедия Кирилла и Мефодия http://megabook.ru/article/%D0%9E%D0%BB%D0%B8%D0%B2%D0%B0%20(%D1%81%D0%B8%D0%BC%D0%B2%D0%BE%D0%BB). Но в то же время олива -- священное дерево Древней Греции, часто олицетворяющее божественное и божественность; Аполлон, на службу которому была призвана Сивилла от простой мирской жизни, был, по преданию, рожден под оливой: «Там, склонясь между пальмою и меж древом Паллады, // Произвела близнецов Латона, их мачехе назло» Овидий П. Н. XV книг Превращений / В пер. и с объясн. А. Фета. М.: тип. А. И. Мамонтова и К°, 1887. С. 277. (дерево Афины Паллады - олива Афина // Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2 т. / Под ред. С. А. Токарева. М.: Советская энциклопедия, 1980. Т. 1. С. 128-129. С. 127.). Помимо плодородия, олива также символизирует целомудрие. Опять, как и в случае с лавром, налицо амбивалентность символа.

Амбивалентность столь многих символов объясняется, на наш взгляд, двумя факторами. Во-первых, амбивалентные символы необходимы Лагреквисту, чтобы передать дух сомнения, свойственный и самому писателю (как и многим среди европейской интеллигенции 1950-х годов), и героине, о которой Лагерквист писал: "Она не верит больше в бога… Так что "Сивилла" повествует не о религии и, уж конечно, не о греческой религии. А о сомнении, абсолютном сомнении. К тому же… Сивилла живет вне религиозной суеты. Она видит все и отрицает все - и все-таки она живет именно на Священной горе" Лагерквист П. Наброски (1906-1974) // Писатели Скандинавии о литературе М.: Радуга, 1982. С. 336. . Отрицать веру и жить на Священной горе - явное проявление энантиодромии Юнг. К. Г. Психологические типы. СПб.: Ювента, 1995. С. 254.. Ощущение единства веры и сомнения Лагерквист, как и многие его современники, получает, возможно, при чтении Киркегора Полушкин А. С. Жанр романа-антимифа в шведской литературе 1940-1960-х гг. (на материале произведений П. Лагерквиста и Э. Юнсона): Дис. … канд. филол. наук. Челябинск, 2008. С. 187. . Второй фактор, объясняющий амбивалентность символов в "Сивилле" - двойственность Аполлона-Диониса. Сивилла знала бога, дающего мир в душе, и бога проклинающего (такая двойственность исторически подтверждается: так, И. А. Протопопова пишет Протопопова И.А. Двусмысленность зримого (несколько замечаний о сновидениях в античной Греции)//Русская антропологическая школа. Труды. Вып. 2. М.: РГГУ, 2004. С. 163-190., что Аполлон несет в себе хтонические черты догреческого происхождения, поэтому в нем присутствуют и светлое, и темное начала); Сивилла как будто проповедует пантеизм, заявляя о том, что бог может быть чем угодно и в чем угодно; по ее словам, бог подарил ей и счастье, и несчастье: «Самое странное в том, что он может быть и небольшим земляным алтарем, на который люди кладут несколько колосков - и чувствуют мир и защищенность. Или источником, в котором мы можем посмотреть на свое отражение, источник с прекрасной водой, которую так хорошо пить из рук. Он может быть всем этим, я знаю. Но для меня он был страшной расщелиной, поглотившей меня и все, что мне было дорого. Для меня он был огненным дыханием и объятиями без чувства мира и защищенности, которых я все равно ждала, на которые все равно надеялась <....> Он сделал меня очень несчастным. Но он также дал мне почувствовать такое счастье, которое нельзя понять, не испытав» "Det obegripligaste дr att han ocksе kan vara ett litet altare av grдstorv dдr man kan gе och lдgga nеgra sдdesax och bli trygg och full av frid genom det. Och en kдlla dдr vi kan spegla vеrt ansikte och med ett underbart vatten att dricka ur handen. Det kan han ocksе vara, det vet jag. Fцr mig har han varit en vild klyfta som uppslukat mig och allt jag haft kдrt. Och en glцdande andedrдkt och en famn utan trygghet, utan frid men som jag дndе lдngtat efter. <….> Han har gjort mig mycket olycklig. Men han har ocksе lеtit mig kдnna en lycka som цvergеr allt fцrstеnd". Lagerkvist P. Sibyllan. Stсk.: Bonnier, 1956. S. 215-216..

В духе пантеизма изображены два разных источника: небольшой, расположенный вблизи родительского дома Сивиллы и знаменитый Кастальский. На первый взгляд, «родительский» источник символизирует земное: к нему ходила в детстве Сивилла вместе с матерью, около него познакомилась с солдатом - своим будущим любовником, а Кастальский - божественное: это священный ключ Аполлона и муз, в нем, по традиции, омывается пифия перед прорицаниями. Два источника сравнивают в разговоре Сивилла и ее возлюбленный: «Тогда мы поговорили немного об источнике. Я сказала, что источник священный и что я раньше ходила туда каждое утро, как меня научила мать. Он сказал, что знает, что источник священный и поэтому в нем такая чистая вода - даже в Кастальском источнике вода не такая, и, кроме того, там постоянно толпятся люди, к источнику не подойти» "Sen talte vi ett slag om kдllan. Jag sade att jag brukade gе dit var morgon fцr att min mor lдrt mig det och att den var mycket helig. Ja det visste han, och sе hade den ett sе gott vatten, sade han. Inte ens Kastalia hade ett sеdant vatten och dдr trдngdes ju folk sе man inte kunde komma till". Там же. S. 116.. Источники не противопоставлены: оба они названы в романе священными, воды обоих чисты, у малого, скромного источника Сивилла и ее мать тоже молятся, там тоже обитает бог.

Бог, никак не названный в начале романа и отождествляемый Сивиллой с Аполлоном-Дионисом (другого Бога она не знает, для нее есть только один бог - в этом она близка христианству), здесь вбирает в себя атрибуты Геи. Божество, которое почитают родители пифии, - явно божество, связанное с землей, Гея, однако скорее не Гея в своем традиционном хтоническом обличии, а некая «светлая» Гея, наземная, а не подземная. В романе прямо говорится, что родители Сивиллы, почитавшие деревья, воду и поляны, в Дельфах предпочитали посещать не роскошный храм Аполлона, а скромный храм Геи: «Мои родители были очень благочестивы, но их богом были родники, деревья и священные рощи, а не тот бог в храме, слишком большом и находящимся слишком далеко от них, храме, в пользу которого взималась обременительная плата. Когда они бывали в Дельфах (что случалось редко), они заходили с бОльшим удовольствием не в роскошный храм Аполлона, а в скромный храм богини земли Геи - маленькую деревянную хижину, напоминавшую им их собственную простую жизнь» "Ja mina fцrдldrar var mycket gudfruktiga, men det var kдllor och trдd och heliga lundar som fцr dem var gud, inte han dдruppe i templet som var alldeles fцr stor och avlдgsen fцr dem och som de betalade det betungande arrendet till. Gick de upp till Delphi nеgon gеng, som rдtt sдllan hдnde, sе besцkte de helst jordgudinnas Gaias ansprеklцsa tempel som bara var en liten koja av trд och pеminde dem om deras egna enkla fцrhеllanden". Там же. S. 49.. Дельфы действительно были местом оракула Геи задолго до того, как Аполлон получил дельфийский оракул в борьбе с Геей (или как от подарок от дочери Геи Фемиды - версии расходятся). Множество терракотовых изображений говорят о том, что на этом месте поклонялись некой богине, представлявшей собой нечто вроде Матери-Земли и позднее отождествляемой с Геей Протопопова И.А. Двусмысленность зримого (несколько замечаний о сновидениях в античной Греции)//Русская антропологическая школа. Труды. Вып. 2. М.: РГГУ, 2004. С. 163-190.. Следовательно, можно воспринимать священный для матери Сивиллы источник как священный источник Геи в противовес Кастальскому источнику - источнику Аполлона. Однако, учитывая то, что культ Геи влился в Дельфах в культ Аполлона, источники скорее не противопоставлены, а сопоставлены.

Еще одним ключевым символом, связанным с водой, становится в романе река. Лагерквист обработал много работ по Древней Греции, следовательно, знал, что Дельфы стоят на реке Плейст (в которую и впадает Кастальский источник). Однако нам кажется, что образ реки важен прежде всего как абстрактный элемент пейзажа в символическом мире Лагерквиста (так же, как и гора). Текущая вода - чрезвычайно многогранный символ, но одно его значение в романе неизменно: река всегда священна («Не бывает не священной воды» ("Det finns ingen flod som inte дr gudomlig…" Lagerkvist P. Sibyllan. Stсk.: Bonnier, 1956. S. 124.) - говорит Сивилла). Река, безусловно, символизирует течение жизни; в Древней Греции рекам земля была обязана своим плодородием: неслучайно, что впервые Сивилла соединяется со своим возлюбленным у реки, слыша ее шум Там же. S. 123.. Пока они только идут к реке, они тоже слышат ее рев, все громче и громче Там же. S. 121-122.: река словно предупреждает Сивиллу и солдата о неминуемой каре. На наш взгляд, важно, что к реке пифия и солдат именно "спускаются", а ее русло около того места, к которому направляются герои и где потом найдут тело однорукого солдата, названо ущельем ("en klyfta" - то же слово, которое употребляется при описании подземной пещеры, в которой бог входит в прорицательниц). Символ реки как "низа" противопоставлен символу горы как "верха", но тоже относится к миру божественному, только здесь (в ущелье реки, в святилище с ущельем) боги (и Гея, и Аполлон) проявляют свою хтоническую сущность, в отличие от "верхних" мест - пространства, в котором живут родители Сивиллы, в котором жила она сама в детстве (символично, что она раньше никогда не ходила "вниз к реке", т. е. не испытывала земных наслаждений, земной любви), а также роскошного «верхнего» храма Аполлона, где он дарует спокойствие и мир. После Сивилла начинает беспокоиться, что река разозлилась на них за то, что они даже не взглянули на нее, не почтили, "думали только о себе" Там же. S. 124.. Река, по мнению Сивиллы, разозлилась за себя, а не за то, что Сивилла изменила Аполлону со смертным: о гневе Бога Сивилла размышляет отдельно, не отождествляя его с гневом реки: «Река прощает долго и тяжело, все это знают. А бог… Бог? Бог? Простит ли он меня за то, что я сделала?» ("En flod har svеrt att fцrlеta, det vet ju alla. Och gud... Gud? Gud?... Skulle han fцrlеta mig detta som jag gjort?” Там же. S. 124-125.). Река символизирует, в числе прочего, жизненные силы, плодородие: потому она и наказывает не за любовь, а за непочтение. Сивилла больше не хочет ходить к реке, где бы, по мнению ее любовника, они бы были надежнее всего спрятаны (возможно, река-покровительница жизни и плодородия защитила бы их любовь не только от людей, но и от Аполлона?), но рев реки слышится ей постоянно во время встреч с возлюбленным: «Я в любом случае слышала этот шум, этот далекий, но угрожающий шум, который навсегда был связан с моей любовью. Я не могла избавиться от этого шума, когда мы занимались любовью. Даже в дневное время, даже в самый разгар нашего счастья в солнечном кукурузном поле, мне слышался приглушенный рев реки вокруг меня. Или, может быть, он был не вокруг меня, а во мне самой?» "Jag hade nog av detta brus дndе, detta avlдgsna men hotfulla brus som fцr alltid var fцrbundet med min kдrlek. Jag kunde aldrig uppleva den utan att hцra det. Ocksе uppe i dagljuset, ja mitt under vеr lycka i det soliga sдdesfдltet tyckte jag att jag kunde hцra flodens dova dеn omkring mig. Eller kanske var det inom mig sjдlv?" Там же. S. 130.. Рев реки слышится Сивилле и при ее первой жреческой службе после долгого перерыва, во время которого она полюбила смертного. Этот рев символизирует неминуемую расплату. Кроме того, рев сопутствует появлению эротического желания у Сивиллы (ведь река - символ плодородия): и когда она остается наедине с возлюбленным, и когда ее насилует Аполлон-Дионис в образе козла: Сивилла не может понять, почему она чувствовала физическое желание, когда ее насиловал черный козел; удивляясь этому, она решает, что ее тело так стремится к любимому: «Как я могла тогда чувствовать желание? Однако я чувствовала, чувствовала желание в этой страшной расщелине, хотя потом меня наполнило омерзение, отвращение к самой себе. Было ли это потому, что я потеряла возлюбленного, была оставлена им навсегда, а моя тоска по нему, стремление к нему были безграничны? "Hur kunde jag alls kдnna nеgot slags lust? Men det gjorde jag, gjorde jag ocksе, fast det efterеt fyllde mig med дckel, avsky fцr mig sjдlv. Var det fцr att jag hade fцrlorat min дlskade, var цvergiven av honom fцr alltid och att min saknad och lдngtan efter honom var grдnslцs?” Там же. S. 147.. Примерно в это же время погибает любовник пифии. Сивилла узнает, что его тело нашли в реке израненным, но полностью бескровным. Сивилла говорит, что это река забрала всю его кровь" Там же. S. 150.. Позже она обвиняет Бога в том, что он отнял у нее ее возлюбленного. Следовательно, река - это и символ божественного; она исполняет волю Бога так же, как источники, деревья и поляны. С другой стороны, река в буквальном смысле омыла героя, по праву жизни смыв с него преступление против бога.

Роман «Сивилла» наполнен амбивалентными символами и дихотомиями, который помогают создать сложный образ человека, передать его сомнения - и одновременно веру. Для удобства нами была составлена схема «Дихотомии, энантиодромия и амбивалентность в романе Пера Лагерквиста “Сивилла”» (см. рис. 3).

Рис. 3. Дихотомии, энантиодромия и амбивалентность в романе Пера Лагерквиста “Сивилла” (составлено автором).

2.4 Особенности мироощущения персонажей романов «Варавва» и «Сивилла»