Фольклоризм прозы Н.М. Карамзина

170

Размещено на http://www.allbest.ru/

Фольклоризм прозы Н.М. Карамзина

Позднякова Елена Геннадьевна

10.01.09 - Фольклористика Диссертация

на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научный руководитель доктор филологических наук, профессор Федорова В.П.

Введение

Одним из наиболее перспективных направлений современной филологической науки является изучение взаимодействия литературы и фольклора. Впервые эта проблема была поставлена в конце Х1Х века, причем ее разрешение в это время иногда было еще малонаучным: обращение писателя к фольклору зачастую понималось только как его добавочная «этнографическая» деятельность (таким было, например, и название работы Вс. Миллера «А.С. Пушкин как поэт-этнограф» 1899 г.).

В советское время проблема взаимодействия литературы и фольклора сводилась к выявлению в произведениях элементов устной народной поэзии. В 60-е годы ХХ века появляется понятие «фольклоризм». Однако определение термину «фольклоризм» исследователями в этот период не дается.

В 70 - 80 гг. ХХ века проблема взаимодействия литературы и фольклора поднялась на качественно новую ступень. Основное внимание исследователей в этот период было направлено на определение типа фольклоризма, характера связей, логики отношений между литературой и фольклором в разные общественно-исторические эпохи и на разных идейно-эстетических уровнях. Предметом глубокого изучения становится содержание понятия «фольклоризм».

В общеэстетическом (культурологическом) плане определение фольклоризма дал В.Е.Гусев. Фольклоризм - это «социально детерминированный эволюционный процесс адаптации, репродукции и трансформации фольклора в условиях, отличающихся от тех, в каких развивался и бытовал традиционный фольклор. Как социальное явление фольклоризм появляется тогда, когда в жизни общества возникают объективные причины, затрудняющие развитие традиционного фольклора в народной среде, и тогда, когда сам фольклор воспринимается общественным сознанием как утрачиваемая ценность, как источник и материал для создания или возрождения национальной культуры» [225, 7].

У.Б. Далгат в работе «Литература и фольклор» (1981) изложила свое понимание фольклоризма применительно к литературоведческой науке: «Сознательное обращение писателей к фольклорной эстетике принято называть фольклоризмом» [67, 4]. По мнению У.Б.Далгат, фольклоризм литературы возникает с момента «самозарождения художественной письменности», проходя в развитии два уровня: «уровень младописьменных литератур и уровень развитых литератур» [67, 13-15].

В появившихся в начале 80-х годов ХХ века работах Д.Н.Медриша литература и фольклор обозначены как две словесно-поэтические системы: «В реальное взаимодействие вступают не просто элементы одной системы с другой системой, а две целостные и взаимосвязанные системы - фольклор и литература» [129, 5-6]. Фольклоризм, таким образом, определяется как художественное качество литературного произведения, появившееся в результате взаимодействия двух разных словесно-поэтических систем.

Особое внимание изучению данного вопроса уделил А.И.Лазарев. В работе «Типология литературного фольклоризма» (1991) исследователь излагает свое понимание термина «фольклоризм», определяя его как «единство художественных принципов отражения действительности в фольклоре и литературе, несмотря на принадлежность их к различным художественным структурам» [225, 8]. А.И.Лазарев особо подчеркнул, что «факт использования в литературном произведении готовых форм фольклора (былинных образов, сказочных сюжетов, песенной стилистики и т. п.) не требует особого термина, хотя часто сам по себе является показателем фольклоризма данного произведения. Но еще чаще наличие в романе, поэме, стихотворении, пьесе выдержки из фольклора, цитирование песни, использование пословицы и поговорки не означает их фольклоризма» [225, 9].

В указанной работе А.И.Лазарев предлагает типологию литературного фольклоризма русской литературы Х1 - ХХ вв. Фольклоризм литературы ХУШ века анализируется автором в главе «Целевые, идейно-эстетические и технологические типы фольклоризма ХУШ века» (подробно см. гл. 1). За пределами внимания А.И.Лазарева остался, к сожалению, вопрос о фольклоризме прозы Н.М.Карамзина, ставший предметом нашего исследования.

Монографических работ, посвященных анализу взаимодействия литературы и фольклора в прозе Н.М.Карамзина, нет. Отдельные аспекты проблемы рассматриваются в работах А.Н.Соколова, М.К.Азадовского, Ф.З.Кануновой, Н.Д.Кочетковой и др.

Так, А.Н.Соколов в работе «Очерки по истории русской поэмы ХУШ и первой половины Х1Х века» (1955) упоминает о роли Н.М.Карамзина в становлении национально-самобытной литературы (поэма «Илья Муромец»), но проза писателя автором исследования не анализировалась. А.Н.Соколов затронул, на наш взгляд, одну из важных проблем творчества Н.М.Карамзина -проблему соотношения в произведениях писателя западноевропейских и национально-русских традиций, справедливо отметив, что «внимание к национальному уживалось у Карамзина с «европеизмом» [217, 291].

В «Истории русской фольклористики» (1958 - 1963) М.К.Азадовским высказано спорное, с нашей точки зрения, мнение, что «Карамзин остался навсегда чужд культу народной поэзии, и в его собственное творчество фольклор вошел очень слабой струей» [11, 133]. Вслед за В.Г.Белинским М.К.Азадовский высоко оценил «Историю государства Российского» Н. М. Карамзина: «История» Карамзина - одна из самых значительных вех в истории самопознания русского народа и в формировании идей народности» [11, 133]. Но в богатырской поэме Н.М.Карамзина «Илья Муромец» М. К. Азадовский увидел «приглаживание и прихорашивание народной поэзии под рыцарскую стать» [11, 140].

Одной из первых статей, затрагивающих проблему фольклоризма прозы Н.М.Карамзина, была работа Л.В.Крестовой «Романическая повесть Н.М.Карамзина «Наталья, боярская дочь» и семейные предания ХУП века» (1967). Л.В.Крестова справедливо отметила тесную связь повести и фольклора, проявляющуюся прежде всего на жанровом уровне, так как основой для создания произведения явились семейные предания ХУП века, былины, лирические песни и сказки. Автор исследования обратила также внимание на сходство мотивов и художественных приемов повести и произведений устного народного творчества. Но функции фольклорных элементов в произведении писателя Л.В.Крестовой не рассматривались.

В работе Ф.З.Кануновой «Из истории русской повести» (1967) отмечено наличие литературно-фольклорных взаимосвязей в таких произведениях Н. М. Карамзина, как «Бедная Лиза», «Сельский праздник и свадьба», «Наталья, боярская дочь» [84, 57]. Автор исследования говорит о фольклорных средствах, которые использовал Н.М.Карамзин для передачи душевного состояния героев. Особое внимание Ф.З.Канунова обратила на разнообразие фольклорного материала в повести Н.М.Карамзина «Наталья, боярская дочь», подчеркнув его разнообразие. Использование писателем народной лексики, обращение к фольклорным жанрам и народной этнографии служит, по справедливому замечанию Ф.З.Кануновой, тому, что «писатель полнее и красочнее раскрывает душу своей героини» [84, 81].

Исследуя эволюцию мировоззрения Н.М.Карамзина в монографии «Русская литература и фольклор (Х1 - ХУШ вв.)» (глава 9. «Карамзин и литература сентиментализма»), Н.Д.Кочеткова попыталась проследить эволюцию отношения писателя к фольклору. По определению автора, важную роль в формировании взглядов Н.М.Карамзина сыграла литература Запада [202, 352]. Анализ статей, высказываний, рецензий, отдельных произведений Н.М.Карамзина привел Н.Д.Кочеткову к спорному выводу, что фольклор «в его глазах» имел слишком примитивные формы, «чтобы служить источником для литературы будущего» [202, 386]. Вызывает сомнение и мысль Н.Д.Кочетковой об «учительной» роли фольклора в произведениях Н.М.Карамзина, впервые прозвучавшая в этой работе: «И несмотря на эту недооценку художественных достоинств фольклора, Карамзин существенно помог писателям Х1Х века решить проблему народности литературы. Не пустыми фразами, но большим серьезным трудом Карамзин доказал необходимость знать и любить прошлое своей страны. «История государства Российского» стала источником, вдохновившим Пушкина на создание истинно народных произведений» [202, 386].

Связь повести «Наталья, боярская дочь» с устными преданиями была отмечена также в учебнике В.И.Федорова «Литературные направления в русской литературе ХУШ века» (1979). В.И.Федоров на основании анализа лексики произведения пришел к следующему заключению: «В «Наталье, боярской дочери» есть немало элементов фольклорного, разговорно-бытового языка, отражающих типичные народно-русские средства и приемы эпического выражения» [232, 116]. Исследователь считает, что влияние фольклора отразилось и на композиционном строении повести (зачин, напоминающий сказочный). Очень важно, на наш взгляд, что В.И.Федоров подчеркнул «усвоение» Н.М.Карамзиным «некоторых особенностей мышления устного поэтического творчества, в частности, распространенный в устной поэзии прием психологического параллелизма» [232, 116].

Лексика повести Н.М.Карамзина «Бедная Лиза» была тщательно исследована в работе Е.Г.Ковалевской «Анализ текста повести Н.М.Карамзина «Бедная Лиза» (1981). Е.Г.Ковалевская опровергла мнение исследователей, согласно которому в повести отсутствует социальная речевая характеристика персонажей. Автор статьи отметила наличие в повести слов и выражений народно-поэтической речи, слов с эмоционально-экспрессивными суффиксами, просторечных языковых единиц, бытовой лексики. Особое внимание

Е.Г.Ковалевская уделила анализу традиционно-поэтических фольклорных символов, встречающихся в повести.

В статье «Литературная и фольклорная традиции в повести Н.М.Карамзина «Бедная Лиза» (1986), на наш взгляд очень удачно, Т.П.Фохт проследил «соприкосновение с миром фольклора в повести», подчеркнув, что «Карамзин ориентировался прежде всего на эстетический мир русского фольклора, на высоту его нравственных ценностей» [237, 3-4]. Т.П.Фохт отметил «жанровый фольклоризм» повести: ориентацию произведения на поэтическую образность народной лирической песни и баллады. «Жанровый ореол» внутреннего мира Лизы «окрашен поэтической образностью народной лирической песни» [237, 5]. По мнению исследователя, «разрешение конфликта повести Карамзина принимает балладный характер» [237, 8]. Ориентация Н.М.Карамзина на поэтику жанров лирической народной песни и баллады, таким образом, «способствовала созданию в его повести человеческой личности, отмеченной высокой нравственностью, духовной красотой, предельной искренностью и чистотой чувства» [237, 10].

Н. Д. Кочеткова в работе «Литература русского сентиментализма» (1994) выделила некоторые аспекты проблемы взаимодействия литературы и фольклора в произведениях Н.М.Карамзина. В частности, было отмечено наличие фольклорных мотивов в повести Н.М.Карамзина «Прекрасная царевна и счастливый карла». Мы считаем, что Н.Д.Кочеткова обозначила важную мысль о том, что Н.М.Карамзин в повести ориентируется на народные вековые ценности, поэтому добро в повести побеждает зло [98, 135]. Взаимодействие фольклора и литературы в повести «Наталья, боярская дочь» Н.Д.Кочеткова определила как «поверхностную стилизацию» [98, 199]. Такая трактовка фольклоризма названной повести представляется нам не совсем верной.

Важный вклад в разрешение проблемы фольклоризма прозы Н.М.Карамзина внесла статья С. Б. Каменецкой «Фольклорные мотивы в неоконченном романе Н.М.Карамзина «Рыцарь нашего времени» (1996). С.Б.Каменецкая рассматривает эволюцию отношения писателя к фольклору; жанры, к которым обращался писатель в конце ХУШ - начале Х1Х веков: лирическая народная песня, сказка, прибаутка, поговорка, обряд, легенда. Тема судьбы главного героя - сюжетная линия романа, объединяющая фольклорные мотивы трех разновидностей: «собственно фольклорные, фольклорно-легендарные и собственно христианские» [82, 52]. Без сомнения, важен вывод С.Б.Каменецкой о том, что «роман Карамзина стоит у начала складывающейся традиции произведений о герое времени» [82, 64].

Анализ указанных работ, посвященных исследованию поставленной проблемы, приводит к выводу, что в них затронуты лишь отдельные ее аспекты. Таким образом фольклоризм прозы Н.М. Карамзина - одна из актуальнейших проблем литературоведческой науки.

Работы А.А.Горелова, Д.Н.Медриша, А.И.Лазарева и других исследователей являются убедительными примерами системного изучения фольклоризма отдельных писателей как неотъемлемой оставляющей их художественного мастерства. В этой связи особый интерес вызывает исследование прозы Н.М. Карамзина.

Таким образом, актуальность диссертационного исследования обусловлена, во-первых, необходимостью исследования процессов взаимодействия литературы сентиментализма и фольклора;

во-вторых, необходимостью анализа литературно-фольклорных взаимосвязей в творчестве Н.М.Карамзина для оценки идеостиля писателя, выявления общности мировоззрения художника и народных этических и эстетических традиций.

Предмет исследования - элементы фольклора в художественной прозе Н.М.Карамзина.

Объектом исследования является проза писателя периода 1791 -1802 годов.

Материалом исследования послужили произведения Н.М.Карамзина: очерк «Сельский праздник и свадьба» (1791), повести «Бедная Лиза» и «Наталья, боярская дочь» (1792), повесть-сказка «Прекрасная царевна и счастливый карла» (1792), неоконченный роман «Рыцарь нашего времени» (1802).

Цель нашего исследования заключается в том, чтобы выявить место и роль фольклора в прозе Н.М. Карамзина.

Задачи, поставленные в соответствии с целью, следующие:

обозначить место и роль фольклора в литературе сентиментализма;

проследить эволюцию отношения Н.М.Карамзина к фольклору. Методы исследования. В работе использованы методы историко-

сравнительного и типологического анализа. При отборе литературного материала использовался хронологический метод.

Научная новизна исследования заключается в том, что 1) выявлены и прослежены фольклорно-литературные связи в творчестве писателей-сентименталистов; 2) впервые осуществлен эволюционный подход к изучению роли фольклора в произведениях Н.М. Карамзина; 3) впервые выявлены типы фольклоризма в произведениях Н.М.Карамзина.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что сделанные в ходе работы выводы могут явиться основой для разрешения ряда актуальных вопросов, возникающих в процессе исследования проблемы фольклоризма литературы ХУШ века.

Практическая значимость работы. Материалы диссертации могут найти применение в практике преподавания курса общей истории русской литературы ХУШ века в вузах, а также в спецкурсах и спецсеминарах по творчеству Н. М. Карамзина и литературному фольклоризму на филологических факультетах вузов. Отдельные положения диссертации могут быть использованы при проведении факультативных занятий в гуманитарных классах средних школ.

1. Фольклор в теории и практике писателей-сентименталистов

1.1 Проблема фольклоризма литературы сентиментализма в отечественной науке

В современном литературоведении еще не сложилось единое мнение о роли фольклора в развитии и становлении сентиментализма ХУШ века. Существуют разные точки зрения на эту проблему.

Так, в последней трети ХУШ века появляется термин «простонародность». Для России этого времени характерен процесс интенсивного роста национального сознания. Н.Н.Булгаков отмечал: «Писатели в это время обращаются к русскому народному поэтическому творчеству для решения проблемы национальной литературы. «Простота», «естественность» («простонародность» другими словами) народной поэзии противопоставлялась при этом «искусственности» художественной литературы» [49, 115-116]. Термин «простонародность» в этот период имел положительное значение: писатель-простонародник - это писатель, использующий в своем творчестве мастерскую фольклора.

В критических статьях, аналитических обзорах о литературе поднимался теоретический вопрос о взаимодействии фольклора и письменной словесности, о своеобразии творческих методов, творческом процессе ХУШ -первой трети Х1Х века. Осмысление этой проблемы потребовало решения проблемы народности.

В. Г. Белинский противопоставил народность «простонародности». В его понимании, народность - «отражение индивидуальности, характерности народа, выражение духа внутренней и внешней его жизни, со всеми ее типическими оттенками, красками и родимыми пятнами» [21, 24]. После высказываний критика термин «простонародность» приобретает негативную окраску. Творчество писателей-сентименталистов во главе с Н.М.Карамзиным, по мнению В. Г. Белинского, - это творчество «простонародное». Писателям-сентименталистам он отказывал в проявлении народности. Особое внимание уделит критик творчеству идеолога сентиментализма - Н.М.Карамзина. В работах В.Г.Белинского творчество Н.М.Карамзина в целом оценивается высоко, но при этом отмечается, что произведения писателя имеют значение для своего времени, а не для потомков. То есть звучит та же мысль, что и в последующих критических замечаниях исследователей ХХ века, о том, что творчество Н. М.Карамзина и писателей-сентименталистов явилось лишь основой для последующих писателей и поэтов, которые, по замечаниям В. Г. Белинского, как раз и были народными. Нам кажется, что мысль эта несколько противоречива: народный писатель А.С.Пушкин, выросший на творчестве «ненародного» писателя Н.М.Карамзина, является, тем не менее, в оценках В.Г.Белинского истинно национальным поэтом: «... величайший и по преимуществу национальный русский поэт - А.С.Пушкин воспитал свою музу не на материнском лоне народной поэзии, а на европейской почве, был приготовлен не «Словом о полку Игоревом», не сказочными поэмами Кирши Данилова, не простонародными песнями, а М.В.Ломоносовым, Г.Р.Державиным, Д.И.Фонвизиным, И.Ф.Богдановичем, И.А.Крыловым, В.А.Озеровым, Н.М.Карамзиным, И.И.Дмитриевым, В.А.Жуковским и К. Н. Батюшковым - писателями и поэтами подражательными и нисколько не национальными, за исключением одного И.А.Крылова...» [21, 162].

В. Г. Белинский в работах о писателях-сентименталистах будет отмечать также, что язык произведений этих писателей не имеет ничего общего с народным языком. Так, в статье 1834 г. «Литературные мечтания» критик выразил свое отношение к языку произведений Н. М.Карамзина: «Вероятно, Н. М. Карамзин старался писать, как говорится. Погрешность его в сем случае та, что он презрел идиомами русского языка, не прислушивался к языку простолюдинов и не изучал вообще родных источников. Но он исправил эту ошибку в своей «Истории» [21, 82].

Важно и то, что в работах критика, по замечаниям П.А.Мезенцева, «Карамзинский период литературы» (сентиментализм) будет противопоставлен «Пушкинскому периоду литературы» как ненародный период народному: «Романтизм - вот первое слово, огласившее Пушкинский период; народность - вот альфа и омега нового периода... Мне кажется, что это стремление к народности произошло оттого, что все живо почувствовали непрочность нашей подражательной литературы и захотели создать народную, как прежде силились создать подражательную. Наша народность состоит в верности изображения картин русской жизни. Начало этого народного направления в литературе было сделано еще в Пушкинском периоде; только тогда оно не так резко выказалось. Зачинщиком был г.Булгарин... Безотносительная народность доступна только для людей, свободных от чуждых иноземных влияний, и вот почему народен Г.Р.Державин» [21, 114117]. Таким образом, подчеркнута мысль о том, что творчество писателей-сентименталистов выросло не на русской почве, а под влиянием Запада, поэтому оно не имеет права называться народным.

В другой статье, «Конек-горбунок. Сочинение П.Ершова» (1834), эта мысль развита. В. Г. Белинский укажет в ней, что многие писатели-сентименталисты прибегали только к стилизации под фольклорные произведения. Он считал это искусственным: «... теперь все хотят быть народными; ищут с жадностию всего грязного, сального и дегтярного; доходят до того, что презирают здравым смыслом, и все это во имя народности...Не ходя далеко, укажу на попытки Казака Луганского и на поименованную выше книгу. Итак, ныне совсем не то, что прежде; но крайности сходятся; притом же давно уже было сказано, что

Ничто не ново под луною

Что было, есть и будет ввек» [21, 366].

Отдавая дань заслугам Н.М.Карамзина в развитии отечественной словесности, В. Г.Белинский отметит, что писатель изображал в своих произведениях не русскую действительность, а западную: «Велики заслуги Н.М.Карамзина русскому обществу, русскому образованию, русской литературе; бессмертно и велико имя его: но он сын своего времени, действователь своей эпохи, - и не содержание русской жизни развивал он в своих сочинениях, а знакомил русских с содержанием европейской жизни. Каких-нибудь сто лет едва прошло с того времени, как мы не знали еще грамоты, - и вот уже мы по справедливости гордимся могущественными проявлениями необъятной силы народного духа в отдельных лицах, каковы: М.В.Ломоносов, Г.Р.Державин, Д.И.Фонвизин, Н.М.Карамзин, И.А.Крылов, В.А.Жуковский, К.Н.Батюшков, А.С.Пушкин, А.С.Грибоедов и другие...» [21, 192-215].

Повести Н. М.Карамзина получат низкую оценку в сочинениях критика из-за «бессодержательности и ненародности» (другими словами, в силу своей простонародности): «Новая повесть явилась вместе с блестящим А. Марлинским и тотчас объявила претензии на «романтизм» и «народность». Но пока весь ее романтизм состоял в заменении пошлой сентиментальности риторических повестей классического периода нашей литературы какою-то размашистью в языке и чувствах, а вся ее народность состояла в том, что она начала брать содержание из русской исторической и современной жизни. Но романтическая кипучесть чувств была не более истинна, как и водяная чувствительность «Бедной Лизы» и «Марьиной рощи»: та и другая были равно натянуты и неестественны, а народность состояла в одних именах. В последнем отношении новая русская повесть столько же выражала содержание русской жизни, сколько французская трагедия выражала содержание греческой и римской жизни» [21, 133].

В более поздних статьях будет подвергнута сомнению и народность слога «Истории государства Российского» Н.М.Карамзина: «Но точно ли Карамзин возвратил свободу нашему языку и обратил его к живым источникам народного слова? Известно, что его прозаический слог делится на две эпохи -до-историческую и историческую, то есть что слог его «Истории государства Российского» резко отличается от слога всех его сочинений, предшествовавших ей. До-исторический слог Карамзина был великим шагом вперед со стороны и языка литературы русской: в этом нет никакого сомнения. Но не менее несомненно и то, что это слог далеко еще не русский, хотя и несравненно более свойственный духу русского языка, нежели слог Ломоносова. Скажем более: не без причины восхищавший современников доисторический слог Карамзина теперь бледен и бесцветен. Исторический же слог Карамзина слишком отзывается искусственною подделкою под язык летописей и слишком не лишен риторического оттенка.» [21, 161-162].

В статье «Иван Андреевич Крылов» 1844 г. В.Г.Белинский еще раз обратился к теме народности писателя, отметив: «В наше время народность сделалась первым достоинством литературы и высшею заслугою поэта. Назвать поэта «народным» значит теперь - возвеличить его. И потому все пишущие стихами и прозою во что бы то ни стало прежде всего хотят быть «народными», а потом уже талантливыми.» [21, 258]. По словам В. Г. Белинского, писатель может быть талантливым, но при этом не быть народным. Критик приводит в статье примеры как раз таких «ненародных» писателей: «Нечего и говорить, до какой степени народны стихи И.И.Дмитриева, стихи и повести Н.М.Карамзина, трагедии В.А.Озерова, стихотворения К. Н.Батюшкова; а между тем кто же может отрицать талант в этих писателях? После А.С.Пушкина, первого русского поэта, который был и велик и национален, - после А. С.Пушкина все пустились в народность, все за нею гонятся, а достигают ее только те, которые о ней вовсе не заботятся, стараясь быть только самими собою.» [21, 258-259].

В одной из последних статей 1846 г., где речь идет и о Н.М.Карамзине, В. Г. Белинский вновь обращается к заслугам писателя, «Ахилла литературы того времени», подчеркивая при этом мысль о том, что его произведения нельзя назвать национальными, русскими: «Н.М.Карамзин окончательно освободил русскую литературу от ломоносовского влияния, но из этого не следует, чтобы он совершенно освободил ее от риторики и сделал национальною: он много для этого сделал, но этого не сделал, потому что до этого было еще далеко. Первым национальным поэтом русским был А.С.Пушкин...» [21, 189].

Как отметил П.А.Мезенцев, В.Г.Белинский, высоко оценивая вклад в русскую литературу Н.М.Карамзина и писателей-сентименталистов, отказал им в народности: «народными писателями они не были, так как опирались в своем творчестве на произведения Запада» [131, 80]. А фольклор в их произведениях - не что иное как стилизация под произведения народа. Немаловажно, что в своих оценках критик часто противоречит себе и делает, на наш взгляд, не совсем верные выводы о творчестве писателей-сентименталистов и о влиянии на него фольклора.

Не все теоретики литературы отрицали наличие фольклора в произведениях писателей-сентименталистов. В конце Х1Х века разворачивается борьба А.Н. Пыпина со славянофилами, которые обвиняли ХУШ век в разрыве его с народным преданием, что было в их глазах прямым следствием подражательного пути, на который вступила русская культура после Петра I. А. Н. Пыпин, на наш взгляд справедливо, утверждал, что нет оснований говорить об отсутствии интереса к народной поэзии у писателей ХУШ века: «Тогда и теперь народная поэзия одинаково хранилась в устах народа, и как в конце московского периода она стала, наконец, завоевывать себе место в письменности, так интерес к ней не исчезал и в течение ХУШ века не только в среде простых, нетребовательных любителей, но и между учеными писателями - псевдо классиками и, напротив, становился мало-помалу сознательным делом и возымел свои последствия в литературе» [198, 11]. А. Н. Пыпин подчеркивал углубленный характер интереса к народной поэзии в

ХУШ веке, связывая его с общественными течениями и европейскими идеалами. А. Н.Пыпин тщательно прослеживал связь с народом, которая ему представлялась органической во всех явлениях культурной жизни ХУШ века, и эта связь наиболее свидетельствовала о национальном характере петровской реформы. Петровская реформа, по его мнению, действительно отвергла многое, «что было привычным преданием старины», но она отбрасывала в основном то, что стесняло развитие народа и мешало идти по новому пути. Мы согласны с исследователем, что «в силу этого происходило явление, которое не только не противоречило реформе, но именно отвечало ее существу, явление, состоящее в том, что в течение ХУШ века новое образование с особенной ревностью направилось на изучение русской земли и народа, какое в этом духе и в этих размерах ХУП веку было совсем неизвестно» [198, 113].

Тем не менее, начиная с высказываний В.Г.Белинского, в русском, а затем и в советском литературоведении утверждается, что сентиментально-умилительное отношение дворян к патриархальности народа, являющееся не чем иным, как сознательной попыткой скрасить общественные классовые противоречия, приводила дворянских идеологов и литераторов к «умилению» простым народным искусством. Простота в данном случае истолковывалась как естественность, приближенность к природе, в чем, якобы, заключалось превосходство патриархального образа жизни народа перед жизнью господ. И далее сложилось устойчивое понимание того, что с помощью фольклорных элементов, формальным путем вводимых в художественную литературу, «простонародники» стремились придать литературе характер национального своеобразия, преследуя при этом скрытую цель дать дворянско-классовое истолкование самой сути народной поэзии. С помощью преднамеренного отбора материала из народной поэзии они стремились «выпятить» патриархальность, набожность и верноподданичество русского народа как основные его черты, полностью при этом замалчивая социальнопротестующую идейно-художественную природу фольклора. Было принято считать также, что у истоков «простонароднического» подхода к народной поэзии стоит Екатерина П с ее официальной народностью, Н.М.Карамзин с «богатырской сказкой» «Илья Муромец» и др. [49, 117-119]. Думается, что оценивать творчество всех писателей сентименталистов с таких позиций было бы не только неверно, но и несправедливо.

В советском литературоведении уже на начальном этапе в сентиментализме как литературном методе было принято выделять два литературных течения: дворянское и революционное. Соответственно противопоставлялось творчество идеологов этих течений: Н.М.Карамзина и А.Н.Радищева. Поэтому в классическом учебнике по литературе ХУШ века можно встретить, на наш взгляд, ошибочное высказывание автора о двух «различных, даже противоположных и враждебных путях сентиментализма в России»: «с одной стороны, это был путь оформления радикальной политической мысли, - это был демократический сентиментализм, в основном ориентированный на реалистические тенденции западной буржуазно-демократической литературы; это была традиция, намеченная Д.И.Фонвизиным и нашедшая завершение в творческой деятельности А.Н.Радищева, автора «сентиментального» «Путешествия из Петербурга в Москву». С другой стороны, это был путь эстетического оправдания ухода от социальной борьбы и разоружения части передовой дворянской общественности, путь ликвидации дворянского либерализма; в искусстве эта традиция, ориентированная более на предромантические тенденции молодого буржуазного искусства, была намечена М.Н.Муравьевым, Н.А.Львовым, Ю.А. Нелединским-Мелецким и нашла свое завершение в творческой деятельности Н.М.Карамзина, автора сентиментального путешествия по Европе - «Писем русского путешественника» [64, 423]. С таких позиций, по существу с классовых позиций, и оценивалось положительно творчество А.Н.Радищева, как глубоко национальное, близкое народу в противовес дворянскому буржуазному сентиментализму: «Интерес А.Н.Радищева к фольклору имел иной характер, чем фольклорные увлечения русских писателей, работавших до него. Подражания народной поэзии у дворянских писателей означали допущение этой поэзии в круг явлений, признаваемых эстетически законными. Фольклоризацию более принципиальную мы видим у М.Д.Чулкова и М. И. Попова. Но и у них нет, конечно, признания народной поэзии высшей ценностью, нет широкого принципиального подхода к ней. А.Н.Радищев же, для которого моральная культура народа - высшая культура, видит в художественном творчестве народа основу подлинного искусства. Он чужд уважения к классическому космополитизму. Он усвоил точку зрения Гердера на национальную народную поэзию как на голоса народов и считает, что произведения индивидуальной книжной культуры должны включаться в единую систему этих голосов народа» [64, 383].

Несомненно, творчество А.Н.Радищева - это новый шаг на пути сближения литературы и фольклора. Но на фоне изучения фольклоризма А.Н.Радищева мало исследовано творчество Н.М.Карамзина. Возможно, одной из причин такого перекоса в изучении творчества А.Н.Радищева и Н.М.Карамзина явился фактор социологизма. В силу ряда причин в советское время творчество А.Н.Радищева выходит на первый план. Произведения Н.М.Карамзина нуждаются в более глубоком и всестороннем изучении. Его творчество пронизано фольклором изнутри, глубинно. Думается, перед писателями стояли разные творческие задачи, поэтому различной оказалась роль фольклора в их произведениях: в сочинениях А.Н.Радищева - показать талантливость закрепощенного народа и поставить вопрос о его освобождении. Н. М. Карамзин вводит фольклор, чтобы раскрыть чувства и переживания героев, изобразить красоту их души. Тем не менее, тема «фольклор в творчестве А. Н.Радищева» широко освещена в литературоведении.

А. Н.Радищеву посвящена обширнейшая литература (Г.А. Гуковский, М.К. Азадовский, В.А.Десницкий, Л.В.Пумпянский и др.). Так, в учебнике Г.А. Гуковского «Русская литература ХУШ века» обстоятельно исследуется сентиментальное произведение А.Н.Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву». Г.А. Гуковский отметил: «В главе «Клин» А.Н.Радищев повествует о народном певце - слепом, поющем стих об Алексее-божьем человеке: «Неискусный хотя его напев, но нежностью изречения сопровождаемый, проницал в сердце его слушателей, лучше природе внемлющих, нежели взрощенные во благогласии уши жителей Москвы и Петербурга внемлют кудрявому напеву Габриелли, Маркези или Тоди»... А.Н.Радищев не только допускает народное искусство как факт, но заявляет, что оно в действии своем более значительно, чем «кудрявое» искусство, чуждое народу, причем основа этого предпочтения А.Н.Радищева - это утверждение о более здоровом эстетическом чувстве народа по сравнению с дворянскими «жителями Москвы и Петербурга» [65, 383]. Т.Ливанова также подчеркнула преклонение А.Н.Радищева перед русской песней: «Вспомним, что именно А.Н.Радищев высказал то отношение к искусству народа, к его песне как выражению его национального характера, которое было и остается высоким принципом демократической эстетики. Для всей прогрессивной музыкальной культуры ХУШ века эти горячие высказывания А. Н.Радищева являются лучшим призывом, ибо стремления русских музыкантов ХУШ века воплотить образ народа если и не достигли никогда радищевского уровня, то развивались именно в этом направлении: от народной песни к воплощению облика народа» [115, 7].

Несомненно, что А.Н.Радищев высоко ценил культуру народа, и в частности - народную песню. Но при этом не следует забывать, что не только он видел в фольклоре источник мудрости, не только он рассматривал народную песню как выражение русской души. В статье «Несколько слов о русской литературе» Н.М.Карамзин высказал свое отношение к этому жанру народной поэзии: «Есть у нас песни и романсы, сложенные два-три века тому назад, где мы находим самое трогательное, самое простодушное выражение любви, дружбы и проч. То пастушка оплакивает смерть своего возлюбленного, павшего в бою, его окровавленные одежды приносят ей, и она пытается смыть кровь своими слезами; то богатырь, странствующий рыцарь, скрепляет дружбу своею кровью... Во всех этих песнях такт очень размерен и очень разнообразен, все они проникнуты меланхолией и склонностию к нежной грусти, которые свойственны нашему народу и прекрасно выражены в очень простых, очень унылых, но очень трогательных напевах» [5, 146].

Уже в самом начале «Путешествия», в главе «София», А.Н.Радищев говорит о русских песнях как о памятнике народного духа, долженствующем предписать правителям народа нормы их деятельности: «Лошади меня мчат; извозчик мой затянул песню, по обыкновению заунывную. Кто знает голоса русских народных песен, тот признается, что есть в них нечто, скорбь душевную означающее. Все почти голоса таких песен суть тону мягкого. - На сем музыкальном расположении народного уха умей учреждать бразды правления. В них найдешь образование души нашего народа» [199, 15]. Г. А. Гуковский на основании этого сделал вывод: «именно народ должен, по А. Н. Радищеву, определять характер правления, и эстетические проявления народного духа - не забава экзотического порядка, а воплощение мировоззрения народа, выраженное, может быть, косвенно в условиях рабства» [65, 384]. Этой точки зрения придерживается и М.К.Азадовский: «Наиболее характерной и принципиально важной является глава «София». А. Н. Радищев слушает «заунывную» песню ямщика и замечает по этому поводу. Из этой цитаты ясно видно, как смотрел на народную песню А. Н. Радищев; в ней он видел не «народную забаву» или «утеху», как большинство его современников, не явление отвлеченно-эстетического порядка, но отображение народной души и народного характера, в ней он видел символ не только настоящего положения народа, но и грядущих судеб русской истории...» [12, 178].

Далее Г.А. Гуковский отметил, что «в данной связи существенно и стремление самого А.Н.Радищева творить на основе русского фольклора; см. его поэмы «Бова» (А.Н.Радищев считал Бову народной сказкой, какой она в сущности и стала в ХУШ в.) и «Песни древние» [65, 384].

В русской народной песне, как писал Г.А. Гуковский, «А.Н.Радищев искал отпечатка свойств русского народа, его исторически сложившегося характера и - в этом специфическая черта радищевского подхода - его будущей судьбы, его возможностей в смысле революционного действия. Русская старина для А.Н.Радищева - не сфера удаления от современности, а сфера ориентирования в ней. Формы старинной русской поэзии являются для него проявлением того творческого национального духа, к восстановлению которого он стремится, выступая против дворянской космополитической культуры. Пафос гражданской демократической героики, а не феодальный консерватизм, побуждает А.Н.Радищева писать поэму «Песни древние», попытку воссоздания бытия и психологии древних славян; и к «Слову о полку Игореве», использованному А.Н.Радищевым в этой поэме, он относится именно в этом же плане» [65, 387].

Нельзя не согласиться с Г.А. Гуковским, что «для А.Н.Радищева народ и его культура также представляются индивидуальным единством этнографического и исторического типа; он говорит: «При рассмотрении не токмо у одного народа с другим, но у человека с человеком» («О человеке»). Но при этом А. Н. Радищев с силой выдвигает на первый план именно социально-исторические категории определения индивидуальности, специфически оформляющие для него этнографический и фольклорный материал» [65, 385].

«Между тем именно обращение к народной поэзии могло сыграть роль наиболее мощного импульса реализма в искусстве; стихия народного искусства, сближавшая писателя А.Н.Радищева с народом, самая объективность коллективного опыта, отстоявшегося в фольклоре, реализм мировоззрения и стиля фольклора, возникшего как правдивое отражение народной жизни, - все это давало фольклорному искусству ту силу опоры и воздействия, которая могла оплодотворить искусство «книжное» на путях преодоления классицизма и в поисках жизненности», - приходит к выводу Г.А.Гуковский [65, 390].

По мнению М. К. Азадовского, фольклор в «Путешествии из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева привлекается «не в качестве свидетельства о старине и прошлом быте или прошлом вкусе народа, даже не как материал для обновления языка и литературы, но как форма народной мысли, как выражение народного сознания, как путь к его познанию и как основа народной культуры» [12, 178]. Исследователь подчеркнет интерес А. Н. Радищева к разным фольклорным жанрам: «Все эти упоминания не случайны и не произвольны, но играют очень важную композиционную и идейную роль в его повествовании. Упоминание о сказке про Соловья-разбойника служит как бы своеобразной присказкой для повести о том, как добиваются чинов и выходят в люди. И самый рассказ об этом, рассказ о наместнике, любившем устрицы, А.Н. Радищев передает в пародийной сказочной форме. Этот рассказ - первый опыт использования формы и образов народной сказки для общественно-политической сатиры. Здесь начало того пути, одной из вершин которого явятся позже «Сказки» Салтыкова-Щедрина... Глава «Медное» начинается веселым хороводом молодых баб и девушек, поющих «березку»; такие картины встречаются часто в современной А. Н. Радищеву литературе. Народные песни и обряды привлекались для изображения пленительных крестьянских идиллий, заставляющих забывать о подлинном положении крепостной крестьянской массы. А.Н.Радищев сознательно использует этот прием для создания контрастной картины. Фольклорная идиллия, открывающая главу, переходит в одну из самых жутких страниц крепостной действительности - продажи с торга крепостных... Наконец, в главе «Городня» рекрутское причитание, приведенное

А. Н. Радищевым почти полностью, ярко иллюстрирует изображенные далее картины сдачи в солдаты...» [12, 180].

Особую ветвь стихотворных произведений А.Н.Радищева, теснейшим образом связанную с его научно-революционной поэзией, составляют его поэмы, построенные на основе изучения и пропаганды национальных истоков русской культуры: поэма «Бова» и «Песни древние». В первой, по замечаниям Г.А.Гуковского, А.Н.Радищев «стремится использовать сказку, ставшую достоянием фольклора, причем трактует сказочную поэму в духе вольтеровой «Девственницы»; он создает произведение, полемически направленное против истолкования жанра поэмы-сказки поэтами русского дворянского сентиментализма, уводившими читателя от острой социальной тематики в мир романтической грезы. Наоборот, «Бова» А.Н.Радищева пронизан сатирическими нотами, полон пафоса низвержения феодального мировоззрения. В «Песнях древних» А.Н.Радищев воспевает патриотизм и дух свободы, искони свойственный русскому народу» [65, 401].

Приобщение к стихии народного творчества значительно обогатило русскую литературу конца ХУШ в., но оно могло дать подлинный результат лишь тогда, когда писатель сумел увидеть в обращении к фольклору путь к народному сознанию, народной жизни в целом. Такое понимание фольклора отличает А.Н.Радищева и многих писателей-сентименталистов. Однако устоявшееся мнение о «слабом» присутствии фольклора в произведениях писателей-сентименталистов сохраняется.

Согласен с этим мнением М.К.Азадовский, подчеркивая, что в произведениях дворянских сентименталистов содержится идеализация быта и крепостничества, а «отрицание народной стихии в культурном процессе вытекало из отрицательного отношения к народной культуре в целом и к ее возможностям и оправдывало крепостническую систему, как общественную форму, при которой осуществлялась гегемония дворянства как единственной, с точки зрения представителей этой концепции, социальной группы, имеющей право по своему культурному уровню на руководство народными массами» [11, 143].

В 60-е годы ХХ века проблема взаимодействия фольклора и литературы ставится исследователями все более остро. В научном лексиконе появляется понятие «фольклоризм». Им обозначали особое качество литературного произведения, связанное с его народностью, зависимостью от эстетики фольклора. Однако единого мнения исследователей (А.А.Горелов, В.Е.Гусев, У.Б.Далгат, Л.И.Емельянова, А.И.Лазарев, Д.Н.Медриш и др.) о природе литературного фольклоризма, о типологии фольклоризма не сложилось. В нашей работе мы основываемся на определение фольклоризма, предложенное А.И.Лазаревым. Фольклоризм - это «особый способ образного пересоздания жизни, основанный на народных принципах типизации и соответствующей им фольклорной поэтике» [225, 8].

А. Н. Соколов, рассуждая о фольклоризме писателей-сентименталистов, отметил: «Конечно, фольклор присутствовал и в произведениях дворянских сентименталистов, но это была «слабая» струя по сравнению с народными произведениями революционных сентименталистов. При всей умеренности и непоследовательности поворота в сторону народа и его творчества, который нашел место в поэмах типа «Ильи Муромца» и «Добрыни». Это был все же поворот в сторону народа и его творчества. И однако фольклоризм дворянских сентименталистов был отмечен печатью классовой ограниченности. Водораздел, отделявший их от революционного фольклоризма А.Н.Радищева, был достаточно высок и широк. Черты барского отношения к народному творчеству, которые позднее современники будут отмечать в сказках В.А.Жуковского, давали себя знать и в поэмах сентименталистов, особенно у Н.М.Карамзина и И.И.Дмитриева. Для них народная поэзия продолжала еще оставаться искусством низшего ранга по сравнению с художественной литературой» [217, 281].

В литературоведческих работах позднего периода (Ф.З.Канунова, Н.Д.Кочеткова, и др.), хотя и говорится о роли фольклора в произведениях сентименталистов, а в частности, в повестях Н.М.Карамзина, но мысль о «слабой струе» фольклора в этих произведениях еще раз подчеркивается. А идея, что сентиментализм (дворянский) явился лишь базой для дальнейшего усвоения фольклора литературой, начинает главенствовать. Так, Н. Д. Кочеткова выскажет, на наш взгляд, ошибочное мнение, что «сентименталисты, не сумевшие в своих художественных произведениях приблизиться к подлинной народности, помогли следующим поколениям использовать богатства национального фольклора» [202, 389].

Своеобразное отношение писателей ХУШ века к фольклору отметили и фольклористы. Т.М.Акимова в статье «Литература и фольклор» (1984) подчеркнула: «сознательное и очень активное обращение к фольклору» писателей ХУШ века [14, 19]. Но в то же время ею высказывается мысль лишь о подражании фольклору в произведениях писателей этого столетия: «Тогда возникла попытка освоить фольклор, подчинив его задачам литературы. Подражание народным песням и сказкам, былинам и пословицам захватило даже известных писателей. Поэты стремились овладеть народным стихом, ритмом. В литературных песнях заимствовались вступления из народных, называния героев ясным соколом, героинь - красной девицей. О слиянии фольклора с литературой не могло быть и речи. Но овладение стилевыми формами фольклора поневоле приводило к сближению литературы в какой-то мере и с содержанием народной поэзии, с ее демократизмом. Поэтическое творчество народа, включаясь в литературу, получало тем самым положительную и иногда высокую оценку. А теоретическое осмысление народных песен А. Н.Радищевым раскрыло их политическое значение и революционный смысл» [14, 19]. Важно, что Т.М.Акимова отметит и влияние сентиментальной литературы на фольклор: «Одновременно и в народном творчестве было заметно тяготение к литературности. Народно-песенный репертуар стал пополняться текстами литературных любовных романов в сентиментальном стиле. Традиционные народные песни стали включать в свои тексты любовные мотивы, меняя их первоначальное содержание. Особое развитие в народной лирике получила любовная тема. Заботу о сближении фольклора с литературой проявляли публикаторы и собиратели народных былин и сказок, которые часто отличались чертами литературной правки в стиле времени. Однако все эти изменения были слишком формальными, чтобы оказать влияние на дальнейшее развитие литературы» [14, 19]. По мнению исследователя, по-настоящему литература с фольклором сближаются лишь в эпоху А.С.Пушкина: «Пушкин впервые в русской литературе сумел творчески полноценно сочетать фольклорные темы, идеи и образы со своими замыслами и решениями. В его творчестве можно встретить различные способы подобных сочетаний» [14, 19].

Противоречивое восприятие фольклора писателями ХУШ века раскрыл А.И.Лазарев. Эта проблема была отражена в его работе. Исследователем верно отмечена сложность процесса освоения фольклора писателями ХУШ века. В тоже время в работе повторяются тезисы историков и теоретиков литературы Х1Х века. Опираясь на труды В.Г.Белинского, А.И.Лазарев подчеркнул мысль о слабой связи фольклора и литературы ХУШ века: «Так называемая «новая» русская литература ХУШ века уже осознает себя как самостоятельную эстетическую силу, но пока еще не уверена в себе, боится чужеродной художественной системы, каким был по отношению к ней фольклор; предпочитает опереться на подобные себе, хотя и иноязычные системы. Вспомним, как извиняется В.К.Тредиаковский в своем трактате по стихотворству, вынужденный признать, что к новой системе стихосложения «поэзия простого народа» его «привела». Литература этого времени стоит как бы на развилке дорог, спрашивая себя, куда, в какую сторону дальше идти, и это позволяет нам назвать фольклоризм, отражающий противоречивый характер литературы ХУШ века, альтернативным» [225, 22]. По мнению исследователя, фольклор проникает в литературу лишь в произведениях писателей Х1Х века: «Подлинное открытие мира народной поэзии для писателей и поэтов состоялось в начале Х1Х века, чему способствовал сам характер общественной жизни, а также такие выдающиеся культурные события времени, как появление в печати «Слова о полку Игореве» (1800) и «Древних российских стихотворений, собранных Киршею Даниловым» (1804). Первое было воспринято и оценено как величайший памятник древней национальной поэзии. «Слово о полку Игореве» находит почетное место в первых опытах изложения истории русской литературы и в теоретических работах. Оно привлекается к разработке поэтики нового эпического жанра. В ряде отношений (мотивы, образы, стиль) оно находит отражение в разнообразных литературных произведениях, в том числе и в поэмах. В сборнике «Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым» перед русской литературой с небывалой дотоле полнотой открылся мир национального эпоса. Так это и было воспринято деятелями нашей литературы и культуры» [225, 22].

А. И. Лазарев отметил далее, что «. фольклор в литературе ХУШ века, как и в Древней Руси, все еще играл «учительную» роль: на его основе совершенствовалось стихосложение, развивались жанры (комическая опера, «волшебная повесть», басня-притча), формировались новые роды поэзии (песенная лирика). Литературно-фольклорные связи в это время не дали положительных результатов - особенно с точки зрения идейно-эстетического содержания художественных произведений. Патриотическая и обличительная направленность произведений, написанных в духе народного героического эпоса или сатирической сказки, во многом теряла свою остроту, выразительность и эмоциональность, так как угасала в тенетах чуждого фольклору литературного языка, в описаниях, совершенно лишенных русского национального духа, в эклектических образах, сочетавших несочетаемое - имя русского богатыря или героя сказки с речами и одеждами античных богов и титанов. Таковы комические оперы Г.Р.Державина «Добрыня», В.А.Жуковского «Алеша Попович», Д.И.Горчакова «Баба-Яга». Все это усугубилось назидательным, нравоучительным пафосом трагедий, комедий, поэм и повестей. Поэтому в этом ряду мы определяем фольклоризм литературы ХУШ века ложным, обманчивым» [225, 25].

Не всегда можно согласиться с А. И.Лазаревым, который был склонен к обобщениям, когда утверждал, что характер и способы взаимодействия двух «словесно-поэтических систем» фольклоризма литературы ХУШ века были квазистилизаторскими, ибо, обращаясь к народному творчеству, поэты и писатели фактически занимались подделкой под народное творчество (такова, например, волшебная повесть, почерпнутая из русских сказок М.М.Хераскова «Бахариана», таковы первые лирические песни)» [225, 25-26]. Писатели-сентименталисты стремились уместить фольклор в рамки своего направления. «Писатели и поэты первых четырех десятилетий Х1Х века обращались к фольклору с искренним желанием с его помощью познать народ, чего в предшествующий период развития литературы не наблюдалось», - полагает А.И.Лазарев [225, 27]. Нам представляется такая точка зрения спорной. Познать народ, раскрыть его душу, сердце - желание, характерное не только для писателей Х1Х века. Это было и желание писателей-сентименталистов.