Плюрализм и толерантность как социально-деструктивные феномены

Идеология мультикультурализма официально была провозглашена в 1971-1975 годах в Канаде, Австралии, Швеции. Затем эта идеология стала базовой для США и большинства стран Евросоюза. Повсеместность мультикультурности обеспечила "толерантности" статус абсолютной ценности. Между тем, очевидно, что для полноценного развития общества необходим баланс между подавлением и свободой: общества с очень узкими границами толерантности центростремительны и приближаются к тоталитарным моделям, а общества со слишком широкими границами толерантности в пределе подвержены центробежности - анархии и распаду / деградации, поскольку утрачивают способность дать "иммунологический ответ" на "вызов чужеродного тела". Начальной стадией центробежного "расширения границ" и абсолютизации феноменов "плюрализм" и "толерантность" следует считать латентное или задекорированное позиционирование их только как ценности или добродетели. В свою очередь, доминирование плюрализма и толерантности, на наш взгляд, и причинно, и аргументно по отношению к постепенной деградации социальной реальности. Именно данная стадия характерна для современной России. Она требует особенного исследовательского внимания. При этом, работ, анализирующих и обобщающих проблему, пока практически нет, чем и продиктован наш когнитивный интерес к теме исследования и предпринятый опыт обоснования деградации социальной реальности при условии доминирования в ней фетиш-добродетели / фетиш-ценности "плюрализм" и "толерантность".

Известно, что в конце XVIII века во Франции усилиями Д. де Траси, находившегося под влиянием теории Дж. Локка, был введён термин "идеология", которым автор назвал учение об общих закономерностях происхождения идей из впечатлений чувственного опыта. В разное время разработкой понятия "идеология" занимались Л. Фейербах, К. Маркс, Т. Адорно, К. Гирц, А. Лефевр, М. Хоркхаймер, Ж. Лакан, Р. Барт, К. Маннгейм, С. Жижек, А. Зиновьев и др. [2, 3, 58, 74, 78, 106]. Если исходить из тезиса о том, что роль идеологии - создание основы основ для построения позитивного образа некоего общества; снижение рисков его стабильного развития; поддержание социально-онтологической "иллюзии" благополучия общественных отношений, то из многочисленных дефиниций идеологии нам наиболее близки представления К. Маннгейма [115](идеология "стремится к сохранению или постоянному репродуцированию существующего образа жизни"), Р. Барта [12](современный коммуникативный миф, создающий определённый образ действительности, скрывающий истинные цели и задачи господствующей социальной группы), С. Жижека [74](механизм идеологического воздействия суть приобщение к идеологической вере путём придания идеологеме смысла и осуществления процедуры трансфера, т.е. переноса смысла и создание идеологического фантазма для объяснения социальной действительности: например, воспитательное значение имеет призыв "следует быть толерантным", пусть это стремление и обречено на провал, но этого-то индивид и не должен знать, иначе воспитательный эффект будет утрачен).

Причиной создания идеологии и внедрения определённых идеологических агентов (индоктринация) является реальный интерес социальной группы: "...Всякий новый класс, который ставит себя на место класса, господствовавшего до него, уже для достижения своей цели вынужден представить свой интерес как общий интерес всех членов общества..." [118, с. 40]. И "… вначале его интерес действительно еще связан с общим интересом всех остальных, негосподствующих классов" [118, с. 41]. С. Жижек [74] отмечает, что отношения господства-подчинения в традиционном и индустриальном обществах приходилось маскировать. В современном обществе стремление реализовать частный интерес не скрывается. Более того, он возводится в ранг добродетели и иллюзии якобы "равных возможностей". Статус ценностности придаётся специально созданным идеологическим агентам, обслуживающим этот частный интерес. Они маскируют ущербность, расколотость социальной реальности, которые не просто отражают конфликт частных интересов социальных групп, но должны воспроизводиться потому, что и в этом есть частный интерес определённых групп: "Мы должны верить, например, что современная Россия расколота на ворующую власть и коммунистов, воплощающих кошмар тоталитаризма. Суть идеологичности состоит в том, что власть заявляет нам: "Да, я ужасна и буду таковой, но есть нечто более ужасное, и только я в состоянии спасти вас" [184, с. 78]. Важно учитывать, что индивиды должны не просто пассивно воспринимать идеологических агентов, но и действовать так, как будто иллюзии являются действительностью, иначе идеология утратит силу. Поэтому идеологические агенты не просто маскируют подлинное положение дел в социальной реальности, но стремятся придать легитимный характер этой маскировке. Например, абсолютизация толерантности в статусе добродетели / ценности должна не просто скрывать её реальное отсутствие, но и быть детерминантой поведения или обладать конститутивной силой для официальной политики. Это, собственно, мы и наблюдаем в современном мире (и в России). Процедуры создания идеологических агентов, внедрения их в общественное и индивидуальное сознание и последующего семантического трансфера носят социально-онтологический и доктринальный характер и имеют своей операциональной целью получение идеологического эффекта. Он осуществляется путем приписывания некоему феномену глубинного смысла и проявления определённой сущности, например, плюрализм и толерантность принято считать непременными и важнейшими факторами глобализации / мультикультурализма. Идеологические агенты представляют собой "чистое означающее", т.е. за ними ничего не стоит, но именно в этом заключена их сила - мы "правильно" поймем, что происходит, когда подведём реальность под "ничто": "…само подведение под "чистое" означающее и придаст идентичность нашему восприятию исторической действительности" [74, с. 103]. Иначе говоря, потому можно повсюду увидеть толерантность, что её нигде нет. Поэтому глубинная цель идеологического агента - убедить, что предметы / явления таковы на самом деле: "Триумф идеологии наступает, когда индивид начинает верить в свою онтологическую пустоту, а значит в подлинность картин, которые ему предлагают в качестве спасения. Цинизм идеологии состоит в том, что она искренне готова признать себя иллюзией, но одновременно внушает индивиду что за иллюзиями ничего нет, и поэтому только она может спасти его от падения в ничто. Тем самым идеология спекулирует на особенностях человеческого бытия. Она оккупирует … наше бытие" [184, с. 78]. В глобализированном мире используется множество идеологических технологий, эффективно "оккупирующих" и программирующих общественное и индивидуальное сознание, к числу которых мы относим и "толерантность" как идеологическую технологию индоктринации - некритического принятия индивидом / сообществом доктрины (идеи) терпимости к чужеродности. Термин "индоктринация" предложен этологами, специализирующимися на экспликации человеческого поведения. Например, И. Эйбл-Эйбесфельдт утверждает, что индоктринация - это "…способность к специальному формированию диспозиции, обеспечивающей принятие групповых характеристик и идентификацию с ними" [233, с. 51]. В терминологии В.С. Мухиной индоктринация представлена как один из методов идентификации. Дж. и Л. Палмер понимают под индоктринацией "внушение точки зрения или принципов". Ф. Солтер представляет индоктринацию как преднамеренное внушение доктрины, требующее повторения, а зачастую и принуждения. Правомерно предположить, что индоктринация сужает автономность личности и осуществляется обычно посредством идеологического внушения / понуждения; что индоктринированные "плюрализм" и "толерантность" создают иллюзию личного выбора из социально-онтологической множественности и осознаются сообществом / человеком как его "собственные решения" быть терпимым, миролюбивым и благодушным по отношению к чужеродному / "иному". При этом, "плюрализм" и "толерантность" порождают практику двойных стандартов, когда индивид интенсивно отстаивает формальную публичную плюралистичность и толерантность, и, в тоже время, демонстрирует фактическую частную монистичность и интолерантность (например, бытовой этноцентризм и национализм).

Доктринанта "плюрализм" - это обнаружение и провозглашение многообразий людей, групп, государств, культур и создание конъюнктурной иллюзии мирного равного сосуществования этих многообразий. Наличие множества многообразий с их институциональными и нормативными конфигурациями - многообразие социальных связей и многообразие социальных сообществ в организованных формах (экономика, политика, религия и др.) - в глобализированном обществе позволяет маскировать неравенство, несправедливость и социальные конфликты. Технология "толерантность" - это способ реагирования на многообразие: внушение и закрепление отношения к социальным реалиям, оцениваемым как допустимые "другие", несмотря на их "инаковость"; формирование приоритетности (доминанты) взаимодействий и сосуществования с допустимым "другим". Толерантность как идеологический агент не равнозначна индифферентности: толерантное отношение уже означает определённое признание соответствующего объекта, его оценку как имеющего право на существование. Степень принятия может быть разной, но между толерантностью и интолерантностью промежуточных позиций нет. Это принципиальный дискурс данного исследования: наша критика толерантности не тождественна интолерантности; в тоже время, мы настаиваем на неприемлемости "абсолютной степени" толерантности, порождающей её фетишизацию и конъюнктурность. Нам представляется, что именно конъюнктурную толерантность Г. Маркузе назвал "репрессивной толерантностью", а С.А. Строев определил, как "готовность Системы не только терпеть, но даже поощрять всевозможную оппозиционность и маргинальность до тех пор, пока эта оппозиционность... не угрожает основам её существования, а, значит, и укрепляет её за счёт создания ложных альтернатив" [181]. В результате такого формального "омультикультуривания" можно наблюдать социальную реальность, снижающую планку качества, и формирование деассертивного гражданина, что является бесспорным критерием деградации социума. Основная мысль нашего исследования - оборачиваемость, дуальность толерантности. Традиционное понимание толерантности, вошедшее во множество философских словарей и учебников, сводится к тому, что это необходимая ценность, характерные черты которой составляют: демократичность, связанная с необходимостью приобщения к иной культуре, и оптимистичность, связанная с верой в наличие единых целей глобализационного развития. Наше понимание толерантности как диалектического феномена основывается на "осознании деструктивности прогресса" [2, с. 11] и на критике профитивности и фетишизированности толерантности как безусловной добродетели и высшей ценности общества, тем самым, на расширении её содержательного пространства: толерантность - это конъюнктурная идеологическая технология, которая призвана организовать бесконфликтное "либерально всеядное" сосуществование культурных контекстов сомнительного свойства посредством центробежного смешения многообразий бытия. В современной общественной жизни складывается катастрофическая ситуация, когда толерантность оборачивается деструкцией. Наиболее красноречивый пример - выступление Андерса Брейвика в судебном процессе летом 2012 года, когда он высказал свои взгляды на мультикультурализм и определил открытость границ для иммигрантов как абсолютное зло для Европы, превращающее Европу в исламизированную "Еврабию". Попытки представить Брейвика умалишённым или неким "социальным пугалом" не увенчались успехом, а его речь в суде показала идеологическую мотивированность теракта. Ситуацию осложнило появление в 2012 году в Чехии последователя - "второго Брейвика" (к счастью, вовремя арестованного) - и наличие у Андерса Брейвика соратников в Норвегии (тайная организация "Рыцари-тамплиеры", ведущая организованную борьбу против мультикультурализма / толерантности и требовавшая освободить Брейвика). Всё это лишь подтверждает, что поступок А. Брейвика не является спонтанным уголовным преступлением, а имеет глубокие мировоззренческие протестные установки. Деструктивное содержание технологии "толерантность", по нашему убеждению, проявляется в том, что возвышенные начинания глобализационной идеологии "мультикультурного развития" заканчиваются её отторжением общественным сознанием, групповыми и индивидуальным сопротивлением, как закономерным следствием сбоя технологии "толерантность": путь создания глобально-толерантного социума и его мультикультурной модели оказался путём самоуничтожения и деградации.

Деградация экономической сферы. В постиндустриальном хозяйстве в глобальном масштабе доминирует "экономика рынка", легко преодолевающая границы национальных хозяйств, посредством финансовых и информационных манипуляций вторгающаяся в локальные экономические системы и трансформирующая их в собственных интересах. Подобное вторжение далеко не всегда оказывается позитивным: оно может приводить и к глубочайшим финансовым кризисам, подобно малайзийскому 1997-1998 гг., и к развалу национальной экономики, её деиндустриализации и фактической архаизации, как это происходит в постсоветской России. "Экономика рынка" позволяет лидерам экономического развития - странам Евросоюза и США - осуществлять свою доминирующую роль в мире ради контроля над ним в угоду себе. Мировая "экономика рынка", с одной стороны, демонстрирует образцы глобализированного (плюралистичного) маркетинга транснациональных компаний, а с другой - актуализацию и рост сопротивления локальных (монистичных) хозяйственных укладов. Внутренняя противоречивость процесса хозяйственной глобализации и создала угрозу деградации экономической сферы. "Экономика рынка" крайне прагматична: её целью является рентабельность производства и сбыта товаров и услуг, а "живой человек с его счастьем и горем… вытеснен из центра круга интересов и место его заняли две абстракции: нажива и дело" [80, с. 131]. Именно поэтому "экономика рынка" "толерантна" ко всему, что не входит в круг её интересов. При этом, самой "толерантной" социальной силой, предопределяющей социально-онтологическую терпимость делового человека, выступают деньги - универсальный посредник между субъектами рынка и универсальное мерило эффективности. Идеализация процессов хозяйственно-финансовой глобализации, некритичное абсолютизирование потребительских монетарных стереотипов воспитывают или воспроизводят социальный слой рантье и порождают негативные финансово-экономические девиации социума. Общественное и индивидуальное самосознание в такой ситуации сужено и толерантно получению прибыли сиюминутно и любой ценой: "Толерантность провозглашена одной из базовых ценностей глобалистов. Однако каково реальное содержание этой ценности и как вообще она возможна применительно к культуре и идеологии глобальной экономики? С одной стороны, ясно, что без толерантности - умения считаться с чужими позициями и интересами, воспринимать их как законные и правомерные, принимать мир в его живом многообразии - мировые хозяйственные связи невозможны. С другой - слишком часто призывы к толерантности приобретают извращенные формы в деятельности "экономического человека" как субъекта виртуальной экономики глобальных финансовых спекуляций, прикрывая насилие и экспансию" [77].

Лозунги глобализированной экономики, предъявляющие плюрализм как единственно возможный эффективный принцип хозяйствования - это не только прославление разнообразия "рынка товаров и услуг", "эффективности и интенсивности конкурентной экономической борьбы". Это особые условия, формирующие определённые непроизводственные экономические отношения и сознание, которое, в конечном счёте, идеологически подкрепляет и оправдывает эти отношения. Речь идет о потребительских экономических отношениях: общество потребления, в основе которого - многообразие (плюрализм) товаров и услуг, экономически деградирует: никто не хочет производить - все хотят потреблять. Именно этот неутешительный факт в своё время установил Г. Маркузе, на основе понятий "одномерное общество" / "одномерный человек", констатировав [120, 121] суть современного социума как переориентированного на потребление, превращающего любого человека в первую очередь в потребителя и, таким образом, нивелирующего его производительные стремления. "Креативное" экономическое поведение демонстрируют торговцы, многократно перепродающие товары и услуги. Власть, в свою очередь, не только толерантна к такому положению дел, но и активно способствует замене производства товаров и услуг их импортом (вступление России в ВТО), потому что при импорте товара сумма издержек всегда будет меньше, чем сумма издержек при его производстве. "На месте" вынужденно производится только то, что нельзя произвести в другом месте. Производственная экономическая деятельность перестает быть престижной.

Одним из наиболее очевидных проявлений глобализации мировой экономики является установление сети транснациональных корпораций (ТНК), которые позиционируются как хозяйственные проводники концепции "глобального этоса". В связи с этим провозглашенная основой мирового этоса толерантность предстаёт как толерантность локальных сообществ к деятельности транснациональных экономических субъектов. Они оставляют за собой право быть толерантными к локальной специфике лишь тогда, когда это соответствует их экономическим интересам, и отвергать эту специфику как проявления "национализма", "фундаментализма", "тоталитаризма", "традиционности", "консервативности" и т.д., как только она начинает им мешать. Деградация хозяйства прослеживается в толерантном отношении к недопустимым и нетерпимым явлениям разрушения локальных экономик и хозяйственных культур, к уничтожению уникального хозяйственного опыта под воздействием вторжения более мощных экономических акторов (ТНК) или включения в систему глобальных финансовых и производственных связей (так практически уничтожено самолётостроение в современной России).

На рубеже XX-XXI вв. деградация хозяйственных систем происходит по следующим направлениям.

1. Угнетение или исчезновение уникальных локальных хозяйственных укладов, не способных конкурировать с технологически более оснащенными современными ТНК.

2. Структурная деформация локальных экономик, вследствие их встраивания в глобальные экономические связи, приводит к росту безработицы, потере накопленного технико-технологического потенциала. Приоритеты получают не те отрасли и производства, которые необходимы для сбалансированного развития местного хозяйства, повышения уровня жизни населения, а наиболее прибыльные для мирового экономического центра.

3. Разрушение институциональных и социальных основ хозяйства в развитых странах: население развитых стран - по преимуществу Западной Европы - не только лишается рабочих мест и финансовых поступлений, но и само вынуждено нести более тяжелое налоговое бремя ради сохранения привычного уровня безопасности, социального обеспечения, культуры.

Очевидно, что декларируемый плюрализм экономического пространства реально представляет собой доминантное объединение стран "Запада / Севера" как "глобальной экономической державы", осуществляющей координацию мировой экономической системы, но не с целью формирования единого благополучного "экономического мира", а ради оперативного извлечения и перераспределения сил и средств, необходимых для осуществления собственной крупномасштабной экономической структурной перестройки [137]. Делается это во многом за счёт ресурсов и интересов региона "Восток / Юг". Глобальная экономика - плюралистичная (многообразие форм собственности и хозяйственной организации) и толерантная ("экономика рынка" в "открытом обществе") - латентно исходит из существования модели "нормальной экономики" Запада / Севера и видит различия национальных экономик лишь в степени их относительной отсталости или приближенности к общему идеалу. Национальная специфика признаётся скорее, как досадное ограничение, которое необходимо преодолеть. Это есть путь социально-экономической деградации.

Деградация политической сферы. Начиная с 70-х годов XX века плюрализм являлся наиболее распространённой и влиятельной социально-политической концепцией в Европе и США: "несущая" идея политического плюрализма выражена принципом свободы выбора политических предпочтений индивидом и принципом национального суверенитета, обеспечивающего "добровольность" выбора национальным сообществом политического пути своего развития. В реальности политический плюрализм используется как эффективное идеолого-пропагандистское средство камуфлирования политической разобщённости, пронизывающей все сферы постиндустриального общества. В этой ситуации "двойных стандартов", на наш взгляд, и находятся истоки деградации политической сферы современного общества. Плюрализм способствует установлению формальных отношений сотрудничества многообразий в политическом процессе, но, при этом, игнорирует фактическую политическую автономию (организованная оппозиция) или принуждает её примыкать к "полноправному членству" (соглашательство) в кооперации многообразий. Это выражается в декларативности права на участие индивида в политическом управлении; на объединение с другими субъектами согласно своим собственным интересам; права на равных с другими членами сообщества участвовать в процессе принятия политических решений - продекларированный политический плюрализм выполняет роль декорации истинного политического процесса, куда доступ "простым" гражданам закрыт или их мнение игнорируется. В плюралистической системе политические вопросы формально становятся предметом публичного обсуждения и, главное, создаётся "кажимость" равенства участников при голосовании или принятии решения. В действительности определяющее значение имеет не мнение индивида или группы (организованная оппозиция), а политические интересы находящейся у власти и во владении собственностью социальной группы (правящая "партия власти"). Плюрализм, таким образом, лишь формально не нарушает право на многообразные частные инициативы, но фактически игнорирует его в пользу единообразной официальной модели управления. Так формируется и утверждается политическая фальш, что, несомненно, является признаком деградации социально-политической сферы общества.

Применение "двойных стандартов" в практике политико-правовых отношений между странами, когда действия, совершенно нетерпимые в отношении стран Запада / Севера или их стратегических союзников, оказываются допустимыми и охотно применяемыми практиками в отношении стран мировой периферии, наиболее очевидно демонстрирует сложившийся однополярный (фактическое господство "Запада / Севера") мировой порядок: "…всё сугубо прагматично: пока вы не опасны - вас терпят, а если вы стали опасны - вас постараются уничтожить" [189]. Этот ставший очевидным факт дискредитирует плюрализм и толерантность, вызывает их неприятие, создаёт почву для появления разнообразных фундаменталистских и радикальных течений, проповедующих экстремизм как инструмент защиты эндогенных социокультурных институтов от разрушения.

Деградация социальной сферы. В социальной сфере проблема интеграции этнических сообществ долгое время решалась путём культурной ассимиляции: "плавильный котёл" в США, "одна страна, один язык, один народ" во Франции, русификация и православное миссионерство в Российской империи, "единая общность - советский народ" в СССР. Постиндустриальная система в условиях глобализации вынуждена перейти от эмпирического подавления культурного разнообразия к идеологическому поощрению культурного многообразия: доминирование идеологического агента "плюрализм" обеспечивает замену фактической доктрины "культурная ассимиляция" формальной идеологией "мультикультурализм". Это связано с потребностями глобализированного производства, когда работодателя интересуют не национальность, а профессиональные качества работника - крайняя прагматичность глобализированной экономики делает её вынужденно демократичной. Пополнение трудовых ресурсов неизбежно происходит за счёт мигрантов: "Следует назвать вещи своими именами и ясно сформулировать: мы живём в эпоху Нового Великого Переселения Народов. Оно, как уже бывало, происходит с Востока и Юга на Запад и Север. Из Азии и Африки люди десятками миллионов перетекают в Европу и Северную Америку" [42, с. 127]. Глобальное перераспределение населения (трудовых резервов) - это фактор, создающий проблему интеграции мигрантов в сложившиеся социальные сообщества. Идеологический агент "плюрализм", с одной стороны, призван обеспечить доминирование представлений о культурном многообразии и "работу" идеологического агента-партнёра (технологии) "толерантность", с другой стороны, порождает рост интолерантности, поскольку способствует консервации наиболее архаических черт традиционного образа жизни и, тем самым, усиливает замкнутость мигрантских сообществ. Так процесс развития и приращения социальной реальности трансформируется в процесс её деградации, подпитываемый перманентным обострением этнокультурного несоответствия норм, ценностей, поведенческих стереотипов мигрантов и местного населения и, как следствие, ведущий к формированию бытового национализма и ухудшению социального климата (например, "бирюлёвские события" в Москве в 2013).

К особенно ярким проявлениям деградации социальной сферы, несомненно, относится попустительство пороку - опасная социально-онтологическая девиация - как результат абсолютизации "плюрализма" и "толерантности" в гендерных отношениях. Идеологический агент "плюрализм" предполагает признание многообразия форм сексуальности, соответственно этому идеологический агент (технология) "толерантность" практически навязывает терпимость к гомосексуальности как явлению общественной жизни, одновременно принудительно воспитывая отношение к базовым гендерным ценностям как консервативным в сравнении с "прогрессивностью" либерального поведения в области межполовых отношений. С сексуальным раскрепощением в моду вошло понимание "ЛГБТизма" как некой особой нормы в поведении, которая хотя и отличается от обычного сексуального влечения разнополых особей, но, тем не менее, является такой же нормой. В настоящее время в западных странах и в России отношение к ЛГБТ более терпимое. В классической медицинской систематизации гомосексуализм был однозначно отнесен к одной из половых девиаций, в новейшей американской классификации (DSM-III) его вычеркнули из перечня отклонений и включили в раздел нетипичного сексуального поведения. При этом объективно гомосексуализм продолжает оставаться психосексуальным отклонением, поддающимся медицинской коррекции. Об этом говорят всё меньше, поскольку подобные определения расцениваются как интолерантные. Таким образом, гомосексуализм перестал расцениваться как негативная девиация и претендует на узаконивание. В США, Голландии, Норвегии и др. странах уже создано "антигендерное" законодательство, внедряются гендерно нейтральные обращения (согласно постановлению Совета Европы, надо вычеркнуть из словарей слова "папа" и "мама", потому что это - пережиток "гендерных стереотипов"), приветствуется участие детей в гей-парадах; с 2010 года муниципальные власти Тель-Авива (Израиль) приняли решение ввести в школьную программу курс повышения уровня терпимости подростков к представителям ЛГБТ, с 2011 года школьные учебники по биологии в Голландии содержат информацию о том, что супружеские пары могут составлять также двое мужчин или две женщины и т.п. В некоторых странах - Нидерланды, США (ряд штатов), Германия, Великобритания, Франция - разрешены однополые браки; есть страны, где семьи гомосексуалистов могут усыновлять и воспитывать детей. Европарламент принял закон, обязывающий все страны-участницы ЕС признать равенство прав однополых пар по сравнению с правами традиционных семейных союзов. Россия тоже следует европейскому примеру: в мае 1989 года были приняты поправки в УК РФ, отменившие статью 121 "Мужеложство"; в Москве наблюдается бурный рост числа гей-клубов; в ноябре 2012 телеканал "Дождь" представил результаты опроса россиян, в соответствии с которыми 57 процентов жителей России поддерживают однополые браки. Мы убеждены, что данные факты свидетельствуют о социальной деградации общества, поскольку "ЛГБТизм" - это однозначно негативная девиация, культура вымирания, которая ведёт к депопуляции, когда рождаемость устанавливается на уровне ниже простого воспроизводства и численность населения неуклонно сокращается. Деградации социальной реальности способствует открытая манифестация и обсуждение "ЛГБТизма", что создает в обществе нездоровую атмосферу; кроме того, опасность легализации гомосексуализма заключается в его связи с педофилией: "Доказано, что педофилия в большей степени распространена среди гомосексуалистов, чем среди гетеросексуалов" [165]. Антисоциальная девиантная природа гомосексуализма очевидна, поэтому толерантное отношение к "ЛГБТизму" - это заведомое согласие с вырождением нации, поскольку "закат цивилизаций всегда сопровождался сокращением рождаемости. Словно биологический завод к концу подходил. На эту беду жаловались ещё римские историки периода упадка" [42, с. 122]. ЛГБТ-идеология крайне пассионарна по своей сути. Сексуальные меньшинства стараются представить себя в роли униженных и угнетённых, однако на деле сами они зачастую выступают в роли агрессоров по отношению к гетеросексуалам. В современном мире всё более актуальной становится проблема дискриминации гетеросексуалов, дискриминации семьи, поэтому правомерно предполагать, что привитие обществу толерантности к гомосексуализму однозначно будет способствовать увеличению числа гомосексуалистов, снижению рождаемости и продолжительности жизни. Между тем, именно базовые гендерные ценности обеспечивают демографическую безопасность государства и нации: "Можно сколько угодно оправдывать и уравнивать в правах гомосексуалистов и лесбиянок с сексуально нормальными гражданами, но дети от этого не родятся. Умрём - но свободными? Свобода туманна - смерть конкретна. Тех, кто не родился, не утешишь даже свободой. Больше гомосексуалистов - меньше людей" [42, с. 121]. В результате реальной негативной девиации - угрозы уничтожения естественного института семьи, замены её легализацией и продвижением гомосексуализма - гендерные отношения могут быть деструктивно ориентированы, негативно перестроены, изменены: деструкция гендерных отношений предполагает гипертрофированное расширение права выбора индивидом своей гендерной идентификации; "добровольно-принудительную" кампанию по изменению гендерных норм и ценностей, что ведёт к деградации семейных ценностей и росту числа социальных конфликтов.

Воздействие "плюрализма" и "толерантности" на общественные отношения проявляет себя во всех сферах человеческой жизни, формируя "рассеянные", "дроблённые" ментальность и характер бытия социума посредством формального признания инаковости (плюралистичности) и реализации суррогатного миролюбия (толерантность) в структуре социума, что соответствует современным вызовам реальности. Рассмотрение основных характеристик "плюрализма" и "толерантности" в современном обществе показывает, что они являются неоднозначными, многоаспектными и чрезвычайно сложными социально-философскими категориями со значительным деструктивным содержанием:

1). Плюрализм - признание индивидом или социальным сообществом разнородности как неотъемлемого качества социальной реальности. В тоже время, идеологический агент "плюрализм" правомерно характеризовать как доминанту социальных взаимовоздействий, обеспечивающую внедрение в сознание заданных оценок деятельности и действительности на разных уровнях социальной организации.

2). Идеологический агент "плюрализм", являясь одним из важнейших аспектов социальной организации, в определённой мере структурирует социальные отношения (межличностные, групповые, институциональные). Идеологическая гипертрофированность "плюрализма", имеющая место в современной культуре, создаёт деструктивную угрозу "зеркального" противодействия (монистичность культуры, национализм).

3). Толерантность, с одной стороны, способствует формированию культуры миролюбия, но, в тоже время, выступает и как условие формирования угроз современной социокультурной реальности, и как фактор конфликтогенности монокультурных и мультикультурных канонов.

4). Толерантность - готовность предоставить другому человеку такие же, как у самого себя права и обязанности, минимизация / исключение конфликта между разнородными социальными структурами, между напряжёнными социокультурными взаимодействиями. Однако, гипертрофированная толерантность приобретает статус доктринального стереотипа, доминирующего как в профессиональной и общественной жизни, так и в межличностных отношениях, в семье.

5). Воздействие плюрализма и толерантности на процесс формирования и функционирования социально-дифференцированных институтов - сферы экономики, политического устройства, семьи и брака - означает трансформацию ценностей, при которой нейтрализуется иерархия и отчуждение инородных начал в обществе. Люди всё более реализуют свободу выбора, свободу в самовоплощении без ограничений социальными нормами / инвариантами. При этом, объективно возникает деструктивная угроза "столкновения воль" и "войны всех против всех", проблематика которой по-прежнему не искоренена из мировоззренческого комплекса социума. Основной причиной возрастающей на фоне социально-экономических и политических преобразований в обществе нетерпимости, по нашему мнению, следует считать абсолютизированность толерантности, порождающую всё большее число деструктивно-девиационных форм протестного социального поведения. Правомерно констатировать, что наибольшую опасность представляет собой межнациональная и политическая нетерпимость. Следует учитывать, что нетерпимость и вырастающие из неё конфликты и дискриминация ведут к усилению деструктивного эффекта толерантности.

Итак, плюрализм и толерантность - сложные и противоречивые феномены, которые, пребывая в статусе доминант общественной и индивидуальной жизни, содержат и реализуют не только позитивный ресурс умиротворения и развития, но и способны провоцировать и активизировать процесс деградации социальной реальности.

2.2 Деструктивная динамика социокультурного процесса как следствие фетишизации плюрализма и толерантности

Культурное состояние постиндустриального общества характеризуется как постмодернизм, возникший в 60-е гг. ХХ в. как результат крушения рациональности западного типа, игнорирования культурной диалектики, перманентной экспансии массовой культуры на "территорию" элитарной культуры. Постмодернистский социокультурный процесс, адекватный глобализированному социуму в "размытых" культурных границах, обеспечил исчезновение "центра" и понятия магистральной культуры. Место культурной магистрали заняли идеологические агенты "плюрализм" и "толерантность", фетишизация которых репрезентирована навязыванием безудержного "размножения" культурных типов, практически принудительной маргинализацией и микшированием элитарной культуры с массовой культурой. Поскольку ослабляется чувство единственности (монистичности) и конфигурированности каждого типа культуры, то всё, что их культурная диалектика скрепляла и собирала вместе, надломлено произволом множественности (плюралистичности), фрагментизировано, обращено в "шизофренический распад" культурных структур. В связи и в соответствии с повсеместным распространением идеологического агента "толерантность" культурные практики постмодернизма, в особенности художественные, "дозволяют" фрагментам множественности некритическое сосуществование, что объективно ведёт к примитивизации культуры, поскольку гипертрофированная "вседозволенность" подменяет произведения суррогатами, а глубину культурных смыслов их симулякрами [26, 27]. Мы считаем, что маргинализация и примитивизация культуры свидетельствует о чрезмерности / фетишизированности "плюрализма" и "толерантности", детерминирующих деструктивную динамику социокультурного процесса.

Общеизвестно, что культура состоит из множества отдельных процессов, явлений, артефактов и потому не может прибывать в монолитном состоянии. Умеренный плюрализм культуры - это её объективный удел. Но гипертрофированный плюрализм, по нашему мнению, создаёт реальную угрозу деструкции социокультурной системы. Этот процесс обусловлен социально-экономическими и политическими трансформациями в обществе, что и порождает целый комплекс последствий, называемых маргинальными явлениями. Действительно, если мы рассматриваем магистральную культуру как оригинальное, конфигурированное, определённое явление, то чрезмерное расщепление / размножение - фетиш-плюральность - может быть квалифицировано как неопределённое маргинальное состояние социокультурного процесса, порождающее онтологическую патологию культуры. Основная угроза, исходящая от развития маргинальных процессов - кризис и негативная девиация единственности / цельности.

Понятие "маргинальность", введённое Р. Парком в начале XX в., служит традиционно для обозначения социальных явлений, возникающих на границе взаимодействия различных социальных сегментов, в результате чего их некоторая часть оказывается за пределами "своей территории". Р. Парк и Э. Стоунквист [144, 179] дали классические описания культурной маргинальности. Понятие "маргинальность", на наш взгляд, имеет бинарное социально-онтологическое измерение, поскольку, с одной стороны, выражает состояние "пребывание на краю", "пребывание за гранью" в таких позитивных измерениях бытия, как творчество, озарение, духовный порыв. Но, в тоже время, понятие "маргинальность" в негативном ракурсе как "коллаж промежуточных состояний" - перманентное центробежное движение "за пределы", пребывание в неопределённости, характеризуемое бессодержательностью и бессобытийностью, - мы рассматриваем как онтологически вредное для культуры отчуждение от некоторого аксиологического единства / цельности.

В современном обществе, включая российское, маргинализация культуры идёт перманентно и повсеместно посредством "микширования" результатов культурного репродуцирования / размножения. Высокая степень трансформации социальных структур определяет высокую же степень маргинализации культуры - существенного усреднения статуса и содержания культурной среды, а также субституирования системы ценностных ориентаций. Обоснование нами этой закономерности антропосоциального бытия опирается на концептуальные положения М. Хайдеггера о практических отношениях человека с миром. Нам представляется, что духовно-интеллектуальная обеспокоенность выдающегося философа не является только его субъективной сентенцией, и должна рассматриваться как глубокое теоретическое впечатление. В концепции М. Хайдеггера бытие, при котором человек погружён в детерминирующий его поведение мир вещей, определено как существование в "Маn", т. е. в безличном "Ничто", неподлинном человеческом бытии. Das Man - один из неологизмов М. Хайдеггера, обозначающий некую безликую множественность - "людство", "люд", погружённый в повседневные хлопоты о насущном, о вещах. При этом, способ существования вещей и степень их престижности, чем и озабочен "люд", становится для Das Man эталоном понимания всякого сущего, в том числе и человека. В результате, бытие вещей заслоняет бытие человека. С неподлинным бытием мы имеем дело тогда, когда бытие человека оказывается целиком поглощённым предметной и социальной средой, т.е. "…всё торопливее, бесцеремоннее и всеохватнее занимает предметность технического владения землею, господства над землей" [208, с. 73]. В этих современных условиях жизни "и человечность человека, и вещность вещи - всё… расходится и растворяется в рассчитанной рыночной ценности, признанной рынком, каковой, будучи мировым, не только опутывает всю землю, но и, будучи волей к воле, устраивает торги внутри бытийной сущности бытия" [208, с. 43], поэтому человек "приходит в состояние отчуждения" [207, с. 49]. Хайдеггер полагал, что отчуждение приобретает глобальный масштаб в связи с утратой людьми "укоренённости" в жизни, ставшей, к сожалению, характерной чертой современной социальной реальности. Такова неутешительная оценка философом антропосоциальной ситуации XX века. Хотелось бы добавить, что в условиях тотальной плюрализации "укоренённость" невозможна по определению. К несчастью, в XXI веке и человек, и социальная общность всё более теряют чувство своей "подлинности", цельности и впадают в усреднённое существование, в "неполноценные" способы бытия в мире, предпочитая фактически состояние конформизма и неопределённости, которое формально преподносится как плюралистичность и демократичность бытия. Социальная общность превращается в плюралистичный "люд" (Das Man), человек вливается в эту анонимную множественность, принимает и усваивает её способы мышления и поведения. Плачевность ситуации - деструктивную динамику социокультурного процесса - наглядно демонстрируют культурные практики современности.

В условиях гипертрофированности плюрализма эстетических вкусов и нравственных предпочтений, культура лишь иллюзорно обеспечивает благородную функцию демократизации социальных коммуникаций. В действительности коммерциализированная эстетика и культурная индустрия - архитектура, реклама, мода, кино, театрализация политических кампаний, СМИ - практически в полном объёме включены в товарное производство, обнаруживают откровенно авантажно-прагматическую направленность и выполняют функцию вульгаризации социокультурных коммуникаций. Это и даёт нам основание квалифицировать ситуацию как деструктивную. Логика и динамика маргинализации культуры в условиях интенсивной и тотальной постмодернистской плюрализации социума обнаруживает как минимум два деструктивных момента. Во-первых, идеализируется и ускоряется транскультурация - преодоление культурных границ как формально-территориальных, так и содержально-сущностных; глобализационный синтез культур, формально представляющийся позитивным потенциалом их взаимообогащения, в реальности репрезентирует переход на широкодоступный "среднестатистический" уровень культуры (массовые шоу-мероприятия в политике, досуге, просвещении, СМИ; "унисекс" в моде и гендерных отношениях). Во-вторых, доминация и фетишизация плюралистичных начал по отношению к монокультурным моделям социума порождает негативно-мистическое нарушение определённости, абсолютизацию методологии заимствований и техники "коллажа" уже существующих элементов культуры, а не производство новых, игнорирование свойственных культуре норм конфигурированности, обеспечивающих её самосохранение. Противоречие между аттитюдом на плюрализацию общественной жизни (транскультурность, "растекаемость") и реальными условиями социального бытования культурных миров, по нашему убеждению, находит своё выражение в перманентной деструктивной динамике "из магистрального в маргинальное": магистральная оригинальная культурная потенциальность в результате активной и фетишизированной плюрализации превращается в маргинальную посредственную культурную данность. Плюрализм, таким образом, за счёт "тотальной маргинализации" культуры, становится ведущим принципом деструктивной парадигмы современного общества.

Поскольку культурная маргинальность относится к транскультурным процессам, то её результатом закономерно становится неопределённость статуса артефакта, утрата устойчивой идентификации культуры, её духовно-интеллектуальная промежуточность, а, в конечном счёте, - культурная посредственность социума. Мы считаем, что фундаментальная деструктивная особенность маргинальной культуры состоит именно в её посредственности: маргинальная культура, как отрицание или излом культурной конфигурации магистральной культуры, оказывается культурой без ограничений, без привязанностей, без "укоренённости" (по Хайдеггеру). Это культура "середины", культура Das Man - посредственности.

Развитие "по сценарию" маргинализации, как базовой культурной трансформации социума, с нашей точки зрения, явление не только деструктивное, но и девиантно опасное, поскольку либо магистральная культура во имя сохранения стабильности вынужденно принимает негативно маргинальные элементы, либо магистральная культура изменяется под натиском негативно маргинальной культуры, но в любом случае это оборачивается социокультурной катастрофой и нанесением обществу "культурной травмы" [225]. Маргинализация становится механизмом уничтожения определённости / единственности, замещения её множественностью / плюральностью и унифицирования культуры. Очевидно, что подобная деструктивная динамика подрывает эвристическую плодотворность и "авторскую основу" существования культуры. Крайнее проявление маргинализации культуры - её девиация, прежде всего, в сфере эстетических и нравственных идеалов. Например, кино и литература уступают место культурному посреднику - телевидению, которое является не только выражением коммерциализированной массовой культуры, но и пространством оппортунизации ценностей. Телевидение, в свою очередь, уступает место Интернету, в пространстве которого происходит тотальное торжество множества симулякров.

В современном российском обществе степень маргинализации культуры возрастает. В России официально провозглашён демократический режим общественной жизни, но в действительности продолжает преобладать авторитарный менталитет в условиях авторитарной политической культуры (наличие и укрепление признаков авторитарного режима - бюрократия, армия, церковь - очевидно и неоспоримо). Консенсус по поводу основных социальных ценностей, без чего невозможно развитие гражданского общества, подлинная интеграция людей в обществе, до сих пор не достигнут. На этой почве возникла ситуация аномии, когда одна ценностно-нормативная доминанта (социалистическая) разрушена, а другая еще не сформировалась (либерально-буржуазная). Значительное число граждан ощущает отчуждение от социальных процессов, свою социальную невостребованность. В обществе нет четкой экономической политики, нет общепринятой системы ценностей, нет идеологической ясности, зато в избытке - пропаганда плюрализма и толерантности. Кроме того, поскольку современная Россия стремится интегрироваться в процесс постиндустриального развития (вступление в ВТО, участие в ЕС и др.), то правомерно, на наш взгляд, констатировать перманентные усилия создать усреднённое - якобы демократичное - "общество для всех"; массовизировать эстетичность и религиозность до уровня предоставления посредственных духовных услуг; расширить рамки академического дискурса вплоть до создания научных трендов. Растущая, пронизывающая все слои, маргинализация сфер жизни российского общества, как результат фетишизации плюрализма, эксплицирует особое значение и актуальность изучения проблемы.

Важнейшая характеристика плюралистичной культуры постмодернизма - это её фрагментация, которая также деструктивна по своей глубинной сути, поскольку стимулирует разрыв сфер общественной жизни, их онтологическую осколочность. Особенно тревожен то факт, что процесс фрагментации культуры нарастает. Он определяет состояние экономики, становится стратегическим ресурсом функционирования политических структур и фундаментальной основой социализации: общество обнаруживает явное движение от "организованного" капитализма к его "дезорганизованной" форме. Создаётся впечатление, что мы живем в "не-обществе" (А. Турен), поскольку его составляющие движутся центробежно: каждая в своём направлении, удаляясь друг от друга. Отказ от монистичности и однородности в пользу плюральности и вариативности культур, внимание к Множественности в ущерб Единственности, "конгломерат сегментов", выступающих по отношению друг к другу в качестве фрагментов разорванной реальности, из которых собираются культурные мозаики, стремительно разрушает общество. С наступлением Интернет-эпохи эта тенденция ещё более усилилась. Деструктивный потенциал фрагментации культуры проявляет себя в произвольности комбинаций культурных фрагментов: процесс создания произведения замещается процессом "конфискации" отдельных предметов, смыслов или образов, конструированием коллажа из них или их фрагментов. То, что ранее было оригинальным цельным произведением искусства, стало фрагментизированной инстоляцией или монтажом пространственной композиции, созданной из подручных средств (зачастую, это - вещи со свалки, промышленные объекты, мусор, старая мебель и др.) и объявляемой художественным объектом, якобы заключающем в себе множественные смыслы. Поскольку плюрализм не признаёт глубины, поэтому из культуры исчезла глубина: в обществе множественных значений и "эластичных" эстетических конструкций произошёл формально демократический, а, по сути, деструктивный переворот, когда феномены обрели самостоятельность и научились обходиться без сущности, которая придавала им определённость и актуальность. Сегодня "объяснение" трансформируется в бесконечную манипуляцию знаками, сегментами фраз и мыслей, в замкнутый круг интерпретаций, которые ничего не объясняют, а только бесконечно ссылаются друг на друга. Художественное заимствование, ремейки, реинтерпретации, "лоскутность", дописывание "от себя" классических произведений, свободное манипулирование любыми готовыми формами и стилями прошлого в ироничном ключе, обращение к вневременным сюжетам и вечным темам, синтетичность стилей, сплав, буквальное сращение различных приёмов, уже бывших в употреблении - всё это манифестация маргинальности культурных типов. В плюралистичном состоянии культура теряет черты скучности и однообразности, что, несомненно, оценивается позитивно, но, в тоже время, она становится совокупностью многообразных самопроизвольных и слабо скоординированных процессов, что создаёт новую угрозу социокультурному развитию. Плюрализм акцентирует центробежные тенденции в культуре, которые становятся источником её кризиса: девиация пространства культурной идентичности, разрушение иерархии идентичностей, доминация безудержно "размножающихся" локальных идентичностей и, как следствие, - деградация культуры и общества. Гипертрофированный и фетишизированный плюрализм - это, несомненно, кризисный идеологический агент, выступающий апологетом распада гомогенного культурного пространства, демонстрирующий признаки культурного оппортунизма: