При всем том представляется лишенным реальных оснований тезис о переходе значительной части населения Северного Кавказа после многих лет господства советской идеологии из зоны российского культурного и политического влияния в зону ислама. Это, по мнению сторонников данного тезиса, означает, что стратегические, геополитические перспективы начинают определяться новой культурно-религиозной ориентацией. Она смещается от имперского центра в сторону религиозных центров исламского мира. К тому же, по их мнению, в некоторых республиках региона в условиях формирования новой республиканской политической элиты мусульманство берет на себя роль консолидирующего элемента местных общин как носитель высших духовных ценностей.

Верно, что определенная часть кавказцев при самоидентификации ощущают себя прежде всего представителями определенных этносов и одновременно мусульманами. При этом самое главное - они сознают и признают себя гражданами Российской Федерации. В этой связи при всех возможных оговорках подавляющее большинство народов Северного Кавказа не представляют своего будущего без России и вне России.

Следует учесть также тот отмечаемый многими специалистами факт, что так называемый народный ислам на Кавказе в действительности представляет собой довольно аморфный сплав общемусульманских духовных ценностей с местными языческими верованиями и культами, а точнее он замешан на принципах и установках адата. Иначе говоря, здесь произошло сращивание собственно исламских идей, ценностей и принципов

с местным духовным субстратом разных национальных культур, в результате чего сложилась его специфическая региональная форма. Как отмечает Н.М. Емельянова, «доисламские верования оказывали и продолжают оказывать значительное влияние на образ жизни кабардинцев, под их влиянием кабардинский ислам принял своеобразную, отличную от существующих в других северокавказских регионах форму».

Отношение к исламу светских политических партий и движений

варьируется от благосклонного внимания до попыток создания по- литических блоков и союзов с религиозными организациями и деятелями. Причем уверения в уважении к исламской религии постоянно раздаются из рядов бывших членов компартии. В то же время высший эшелон мусульманского духовенства, в том числе суфийского, или слился, или сотрудничает с местной элитой, или по крайней мере остается нейтральным по отношению к группам, находящимся на верху общественной пирамиды. Поэтому несправедливый общественный порядок в сознании части населения связывается с традиционной для их региона формой ислама. Социальный и политический протест в ряде районов принимает в современных условиях вид религиозного протеста, обращения к тому, что называют подлинным исламом в его крайних формах.

Эти и другие факторы свидетельствуют о сложности и неодно- значности статуса, роли и значения ислама для судеб российского Северного Кавказа, а соответственно, и его трактовки. Здесь можно согласиться с Н.М. Емельяновой, по мнению которой «рассматривать ислам на полиэтническом Северном Кавказе как полностью гомогенный социокультурный монолит некорректно. Исламская традиция на Кавказе дифференцирована, имеет множество различий и оттенков, обусловленных историческими, этнокультурными, географическими и социальными особенностями отдельных фрагментов этого большого региона». И действительно, ислам в регионе отнюдь не монолитен. Можно говорить о так называемых локальных формах ислама, которые могут приобретать достаточно выраженную идеологическую или националистическую окраску, что органично накладывается на болезненное ощущение территориальной этнопринадлежности.

Это проявляется в частности в том, что так называемый официальный ислам с самого начала оказался расколотым по национальному признаку и разобщенным по «национальным квартирам» и потому по сути дела втянутым в межэтнические противоречия и конфликты. Показательно, что в настоящее время на территории бывшего Южного федерального округа действуют Духовных управлений мусульман (ДУМ). Причем, расколы по национальному признаку имеют место не только между республиками, но и в пределах отдельных республик. Речь идет, например, о Дагестане, где Духовное управление мусульман разделилось на ряд национальных общин.

Следует учесть также тот факт, что между республиками Северо- Западного Кавказа - Карачаево-Черкессией, Осетией и Кабардино- Балкарией, с одной стороны, и Северо-Восточного Кавказа - Дагестаном, Чечней и Ингушетией - с другой стороны, существуют более или менее серьезные различия. В этнонациональных, исторических и социокультурных реалиях первой группы республик вероисповедные ценности, нормы, установки ислама не укоренились так глубоко как в республиках второй группы. Но и здесь было бы не совсем корректно рассматривать ислам как системообразующую константу политического устройства.

При этом важно учесть, что религия не всегда и не обязательно является основополагающим фактором осознания этнической при- надлежности. Более того, зачастую она дает богатый материал для создания и закрепления в сознании людей образа врага. Следует отметить и то, что нередки случаи, когда конфликты возникают между этносами, исповедующими одну и ту же религию. Она используется для разжигания межнациональной и межконфессиональной розни. Как отмечал Л.Н.

Митрохин, «те или иные конфликты, имеющие вполне прозаическое земное происхождение, религия способна возводить в ранг космических, от века бытийствующих столкновений, формулировать их в обобщенном, абсолютном виде, затрудняющем какой-либо компромисс».

Несомненно, при всем разнообразии форм ислама с его «братствами» и

локальными видами проявления на Северном Кавказе все же сохраняется представление о том, что ислам является общей религией для большинства народов этого региона. Очевидным является факт возрождения интереса к исламским ценностям и верованиям. С самого начала этот процесс носил крайне сложный и противоречивый характер. С одной стороны, в нем отразилось вполне объяснимое стремление людей, считающих себя мусульманами, открыто исповедовать веру своих предков, с другой стороны.

Изложенные в данном разделе аргументы и доводы могут служить основанием для вывода, что было бы серьезной ошибкой рассматривать ваххабизм или иные ответвления исламского фундаментализма в качестве главной или даже единственной причины терроризма на Северном Кавказе. Его реальное место и значимость с точки зрения разработки и осуществления форм, путей, средств и направлений обеспечения национальной и региональной безопасности следует рассматривать и оценивать в совокупности с другими ключевыми составляющими Северного Кавказа как внутреннего геополитического пространства Российской Федерации.

2.2 Взаимосвязь этнополитики и геополитики в регионе

Особенностью Кавказа в целом и Северного Кавказа как крупного внутреннего геополитического региона Российской Федерации, накладывающей существенный отпечаток на важнейшие сферы жизни, является многонациональный или полиэтнический состав населения. Здесь проживает множество этносов или народностей, принадлежащих к различным этнокультурным и языковым семьям или группам, таким как кавказско-иберийская или иафетическая (грузины, народности черкесско- адыгской группы, горские народы Дагестана - аварцы, даргинцы, лезгины, лакцы, табасаранцы, рутульцы, агулы и другие; нахская группа, состоящая из чеченцев и ингушей и др.), иранская ветвь индоевропейской семьи (осетины на Северном Кавказе и в Южной Осетии, талыши в Азербайджане, а также курды, хотя основная их масса находится за пределами Кавказа), греки, таты, тюрки (азербайджанцы, кумыки, карачаевцы, балкары, ногайцы и др.). Самая большая этническая группа на Северном Кавказе - это русские, значительную часть которых составляют казаки.

В настоящее время на территории Северо-Кавказского федерального округа проживают 743 тыс. русских или 9,9% от общей численности населения, чеченцев 485, тыс. или 6,%, аварцев 785,3 тыс. или 8,5%, кабардинцев - 5,7 тыс. или 5,6%, даргинцев - 488,8 тыс. или 5,3%, осетин - 476,5 тыс. или 5,%, ингушей - 46, тыс. или 5%, 399, тыс. или 4,3%, лезгин - 359,5 тыс. или 3,9%, карачаевцев - 87,6 тыс. или %, лакцев - 48 тыс. или ,6%, балкарцев - 06,8 тыс. или ,%, а также представители других малочисленных этносов.

Регион с древнейших времен служил своего рода мостом для продвижения кочевых народов из Азии в Европу, на Ближний Восток и обратно. Частыми были переходы одних народов по тем или иным причинам геополитического, демографического, социального, экономического и иного характера с места на место, например азербайджанцев, грузин, армян на север - территории, где на постоянной основе проживали представители северокавказских народов и наоборот. В силу этого и ряда других связанных с ним факторов в этногеополитическом измерении границы Северного

Кавказа как внутреннего геополитического пространства, как уже отмечалось в главе , не заканчиваются на южной государственной границе Российской Федерации или северной границе закавказских государств, а простираются на территорию как Южного Кавказа, так и Ближнего и Среднего Востока. Здесь важно учесть и то, что наличие крупных диаспор северокавказских народов со второй половины XIX века в Турции, Иордании и других государствах расширило этническое пространство Северного Кавказа далеко за пределы этого региона.

Как для Кавказа, так и для Большого Ближнего Востока на протяжении всей их истории характерны этническая и политическая раздробленность, существование множества народов и этнических групп, исповедующих различные религиозные верования - от христианства и ислама до буддизма и зороастризма, что обусловливает их этнонациональную и конфессиональную пестроту и разнообразие. Одним из узлов, связывающих два региона, как уже указывалось, являются существующие в ближневосточных странах диаспоры кавказских народов, начало которым было положено их массовым переселением в эти страны в период и после окончания кавказской войны XIX в. По разным данным, в настоящее время их численность насчитывает от 3 до 5 млн. человек. Впрочем, подтвердить обоснованность этих цифр не представляется возможным.

Этим объясняется тот факт, что в определении геополитических контуров Северного Кавказа ключевое значение имеет этнонациональный фактор, который играет существенную роль с точки зрения обеспечения национальной безопасности и государственного единства Российской Федерации. Множество других факторов по сути дела вытекает из него или же теснейшим образом связано с ним. В большинстве, если не во всех респу- бликах, важнейшие сферы жизни, в том числе политическая, пронизаны этнонациональными, племенными, клановыми, клиентелистскими и иными началами. Политические симпатии и антипатии людей в значительной степени определяются их принадлежностью к определенной этнонациональной группе, тухуму, языку, клану, местности. Здесь нет просто абстрактных, статистических избирателей, а есть избиратели- лезгины, избиратели-кумыки, избиратели-аварцы и т.д. Любые проблемы социального, экономического, образовательного или иного характера так или иначе связаны с национальным вопросом. От степени решенности и/или нерешенности национального вопроса зависят основные векторы развития региона.

Иначе говоря, здесь, как ни в одном другом из регионов России, проявляется взаимосвязь между геополитикой и этнополитикой, которые переплетаются в единый узел, непосредственно влияющий на жизнеспособность, суверенитет и единство государства. Более того, сочетание геополитического и этнополитического измерений при исследовании данного геополитического пространства приобретает значимость и актуальность в тех ситуациях, когда этнонациональная проблема становится источником разного рода противоречий и конфликтов, представляющих угрозу государственному единству и социально- политической стабильности в стране. Поэтому исследование этой темы в контексте национальной безопасности России приобретает большое значение для понимания и решения не только внутриполитических задач страны, но и для разработки внешнеполитического курса в отношениях со многими соседними государствами.

Нельзя забывать, что национальные республики Северного Кавказа - это субъекты Федерации, для которых характерен естественный прирост населения за счет превышения рождаемости над смертностью. Несмотря на сокращение уровня естественного прироста населения в республиках региона в целом, уровни естественного прироста населения титульных этносов ряда республик региона - Ингушетии, Чечни и Дагестана в период между переписями с 989 по 00 годы продолжали оставаться одними из самых высоких в Российской Федерации. Так, «доля населения Юга (суммарно Южный и Северо-Кавказский ФО) выросла за 989-00 гг. с 4 до 6,8% от общей численности населения России». Численность населения СКФО за межпереписный период 00-00 годов выросла на 6,3% при отрицательной динамике в большинстве других регионов Российской Федерации3.

Касаясь причин возникновения конфликтов на Северном Кавказе К.С. Гаджиев писал, что они зародились «еще в рамках осуществления так называемой ленинской внешней политики… В теории провозгласив политику самоопределения народов, на деле государственно- административные образования, как правило, отнюдь не строились строго по этнонациональному признаку… Сам принцип территориально- административного размежевания по сугубо национальному признаку противоречил реалиям Кавказа. Произвольно установленные в советский период границы между республиками в наши дни стали потенциальным источником разнообразных конфликтов»4.

Как известно, в советский период система административного деления в пределах северокавказского пространства приняла форму «этнотерриториального представительства». В 9 г. при закреплении новой государственно-политической системы этот принцип был закреплен в организации региона в форме автономных образований. Результатом внедрения советской системы государственности и создания однородного советского общества явилось формирование сложной системы национальной самоидентификации, когда, с одной стороны, все народы Северного Кавказа входили в так называемую наднациональную советскую общность, а с другой - в результате возрастания роли и расширения функций местной элиты происходил рост осознания «естественного» права на обретение собственной государственности.

К примеру, если в США государственная политика так называемого плавильного котла всячески поощряла ассимиляцию постоянных потоков иммигрантов в единую американскую нацию, то национальная политика советского государства вела к противоположным результатам. В Советском Союзе индустриализация, модернизация и урбанизация парадоксальным образом сочетались с растущим единством и консолидацией в республиках так называемых титульных народов. Союзные республики в составе СССР пользовались значительной долей культурной и политической автономии.

При этом нельзя не признать парадоксальность того положения, в котором находились северокавказские народы в составе СССР. Хотя эти народы были лишены фактического политического суверенитета, им была гарантирована определенная территориальная идентичность, национально- образовательные и культурные институты, что обеспечивало условия для развития наций и этносов, их культур, языков и традиций. Национальная политика СССР и советская наука, по сути дела, при всем интернационализме заложили основы для формирования и институционализации этничности. Этнографическая наука всячески поощряла подчеркивание культурных различий и территориальных этнических границ, абсолютизируя значимость этнокультурных сообществ, культурного единства, основанного на вере в общее этническое происхождение и общий этнический код, тем самым обеспечивая аргументацию политического этнонационализма.

Как отмечал А. Палчаев, «в СССР сам принцип национально- территориального устройства сплошь и рядом нарушался. К примеру, тюрко- язычные народы региона - кумыки, ногайцы, карачаевцы, балкарцы не получили своего территориального образования, а вошли в другие, где не могли доминировать прежде всего по своей численности. Осетинский народ оказался разделенным между РСФСР и Грузинской ССР, лезгины и аварцы - между Азербайджаном и РСФСР и т.д. Западнокавказские народы - кабардинцы, абхазы, черкесы, адыгейцы также оказались политически раздроблены. Нельзя не отметить, что в состав национальных республик были включены территории (например, среднее течение р. Терек) с русским населением, что впоследствии трагически повлияло на судьбы этих людей во время двух чеченских войн».

В результате многократных и произвольных административнотерриториальных перекроек без учета этнонационального фактора многие этносы оказались разделенными между двумя или даже тремя-четырьмя республиками. В каждой из них оказались титульные, т.е. государствообразующие народы и национальные меньшинства, права которых не всегда соблюдались в должной мере.

Пагубность такой политики воочию обнаружилась после распада СССР. Перестройка и провозглашенная в тот период гласность, а также развернувшиеся за ними процессы распада СССР вывели на поверхность дремавшие до сих пор противоречия в сфере межнациональных отношений. Проводившаяся руководством СССР политика, частью которой стал игнорирование проблем национального своеобразия, более того, насильственное переселение целых народов из мест их традиционного проживания в другие регионы, прежде всего с Кавказа в Центральную Азию, репрессии против многих руководящих работников национальных республик, представителей национальной интеллигенции, административный произвол над религиозными чувствами граждан стали серьезным фактором, оказавшим негативное влияние на национальное самосознание народов Северного Кавказа и способствовавшим росту среди них недовольства.

С началом перестройки, а затем с распадом СССР и беспрецедентным возрождением национального самосознания народов развернулись острые споры и дискуссии о формах государственного устройства и территориально-административном устройстве России. Дополнительные нюансы в эти споры и дискуссии вносил тот факт, что в условиях дезинтеграции, охватившей громадные постсоветские пространства, с особой остротой вышла на повестку дня проблема национальных меньшинств, которые с новой силой ощутили на себе правовую дискриминацию, вынужденные миграции, а местами и принудительную депортацию. При всем том в конце перестройки руководство СССР выровняло автономные округа и автономные области в статусе с союзными и автономными республиками. Во многом такая политика стала одним из факторов, стимулировавших движение целого ряда субъектов союзного государства за суверенизацию. На этом фоне июня 990 г. была принята Декларация о государственном суверенитете РСФСР. Особо важное значение с рассматриваемой точки зрения имел пункт 4 Декларации, в котором говорилось об обеспечении «каждому народу права на самоопределение в избранных им национально-государственных и национально-культурных формах». В пункте 9 декларировалась необходимость «существенного расширения прав автономных республик, автономных областей, автономных округов, равно как краев и областей РСФСР …. Конкретные вопросы осуществления этих прав должны определяться законодательством РСФСР о национально-государственном и административно-территориальном устройстве Федерации». В результате четыре автономные области были преобразованы в республики: Адыгея, Горно-Алтайская, Карачаево-Черкесская, Хакасская. По иным причинам 4 июня 99 г. была образована Республика Ингушетия, отделившаяся от Чечни.

В комплексе факторов, способствовавших росту по всей стране настроений и установок на суверенизацию, а в ряде случаев активности радикальных групп, требовавших отделения от России и создания независимых этнонациональных государственных образований, сыграли тенденции к политизации этнонациональных отношений и этнизма, возрождению тейповых, джамаатских, тухумных и др. ценностей и установок, формированию националистических идеологий, основанных на политизации этнической истории. В этих процессах зачастую все более возрастающую роль стали играть представители коррумпированных властных, военных, банковско-коммерческих структур, создавших разного рода кланы, контролирующие власть и ресурсы.

Националистически ориентированные политики и идеологи умело используют взрывоопасную этнонациональную энергию там, где сильны этноцентристские тенденции, которые политизируются и мобилизуются для достижения определенных сугубо личных, местнических, материальных и иных интересов.

При этом важно отметить, что приверженность национальной культуре, традициям и так далее сама по себе политически нейтральна и не обладает изначально заданной политической направленностью. Однако особую опасность с точки зрения сохранения территориального единства государства и обеспечения национальной и региональной безопасности представляет политизированная этничность. Именно она служит стимулом для поисков всех факторов, негативно влияющих на положение соответствующего сообщества, не у себя, а вовне в лице других этносов, групп, другими словам, «чужаков».

В процессе и после распада СССР политизация этнизма проявилась, в частности, в требованиях достижения этнотерриториального суверенитета и национальной государственности. В результате начался пресловутый «парад суверенитетов», создавший серьезную угрозу территориальной целостности как самой России, так и многонациональных и двунациональных республик. В этом контексте интерес представляет пример полиэтнического Дагестана, где сформировались и громко заявили о себе движения представителей каждого из сколько-нибудь крупного по местным масштабам этноса с требованиями создания собственных государственных образований вплоть до отделения от России. Ряд национальных республик приняли собственные конституции, которые декларировали свой суверенитет и в целом ряде ключевых статей противоречили Конституции Российской Федерации.

Так, в статье Конституция Республики Дагестан провозгласила суверенитет, а в статье 70 зафиксировала: «Республика Дагестан сохраняет за собой право на изменение своего государственно-правового статуса на основе волеизъявления дагестанского народа». Статья Конституции Дагестана устанавливала: «Приобретение гражданства Республики Дагестан соотечественниками не влечет приобретения ими гражданства Российской Федерации, если это не предусмотрено законодательством Российской Федерации». Кабардино-Балкария в статье Конституции заявила о себе как суверенном государство в составе Российской Федерации. Примерно такое положение содержится в Конституции Республики Северная Осетия- Алания3. В ст. Конституции Ингушетии заявлено о неотъемлемом праве на национально-государственное самоопределение.

Правда, в ходе административных реформ, осуществленных в течение последнего десятилетия и направленных на восстановление властной вертикали, многие перегибы в нормативно-правовой сфере северокавказских республик преодолены. В дополнениях, принятых в конце 90-х-000-х годах, эти и схожие с ними статьи были либо полностью отменены, либо существенно смягчены.

Как отмечает К.С. Гаджиев, в СССР была установлена четырехуровневая модель национально-территориального устройства, где одним народам был предоставлен статус союзных республик, другим - автономных республик, третьим - национальных округов, четвертым - автономных областей. Многие этносы не имели никакой формы государственной организации. Как правило, численно доминирующие коренные этносы становились титульными, их самоназвание использовалось для названия соответствующего государственного образования.

В советский период взаимоотношения титульных и нетитутльных этносов, их представительств в органах государственной власти регулировались центральными партийными структурами и органами государственной власти. Действовала так называемая квотная система заполнения властной вертикали национальных образований в соответствии с пропорциональной численностью каждого этноса. Как показывает опыт ряда северокавказских республик, эта система уже в советский период в должной мере не срабатывала. Тем не менее, с более или менее существенными изменениями она была перенята властями Российской Федерации. Однако в ряде республик, унаследовав негативные характеристики советского периода, эта система еще дальше отдалилась от принципов, норм и правил политической демократии и правового государства.

Наглядное представление об этом можно получить на примере Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии, где доминирующие этнические группы (кабардинцы и карачаевцы) обладают властными рычагами для обеспечения приоритета собственных экономических и политических интересов.

Взаимосвязь этнонационального и властного начал особенно от- четливо проявляется в полиэтнической Республике Дагестан, где борьба и распределение власти приобрели явно выраженный этнический оттенок. В, численность населения которой составляет около 3 млн. человек, проживают представители более 00 национальностей, в том числе более 30 так называемых коренных народов, говорящих на самостоятельных языках, а титульными считаются 4 этнонациональных групп. Однако здесь уже в советский период примерно с конца 930-х гг. сложилось положение, при котором первые роли в высших эшелонах власти перешли в руки одних и тех же двух-трех этнонациональных групп - аварцев, даргинцев и отчасти кумыков. После распада СССР имело место дальнейшее усиление этнократических тенденций, приведших к фактической монополизации высших постов в системе государственной власти представителями названных этносов. Об этом свидетельствует тот факт, что на протяжении всего постсоветского периода именно их представители занимают все три высших поста в республике - президента, председателя Народного Собрания и председателя Правительства Республики Дагестан. Более или менее доходные места на уровнях властной вертикали также распределяются среди представителей именно этих этнических групп или же тех представителей других этносов, которые для первых уже стали своими. С теми или иными нюансами такое положение вещей имеет место и в других северокавказских республиках.

Как уже указывалось, кланово-этническая система организации бизнеса и власти в сочетании с криминальной приватизацией привели к нарастанию в республиках неравенства по национальному признаку. Численность и титульность того или иного этноса гарантируют ему большинство политического представительства в законодательных и исполнительных органах власти республик. Ключевые позиции заняли коррумпированные властные, банковско-коммерческие структуры, которые образуют этнически окрашенные кланы. Они фактически монополизировали политические и экономические ресурсы и установили собственные неформальные механизмы принятия управленческих решений. Будучи полпредом в Южном федеральном округе, Д. Козак в интервью газете

«Известия» отметил: «Формирование и функционирование органов публичной власти на клановой основе - это устранение добросовестной конкуренции, ключевого инструмента экономического развития. Это и одна из основных причин межнациональных конфликтов. Поэтому здесь, на Кавказе, мы перед выбором - оставлять неизменными имеющиеся огромные экономические и общественно-политические проблемы, оправдывая все это «сложившимся веками укладом», либо проявить волю и преодолеть клановость в политике и экономике, создать условия для добросовестной, законной конкуренции в тех сферах общественной жизни, где преимущество состязательности подтверждено мировой исторической практикой».

При таком положении вещей противоречия и конфликты между кланами в глазах простых людей выступают как межэтнические. В этом плане серьезную угрозу экономической безопасности представляют группировки, формирующиеся по признакам этнической принадлежности и землячества. Этнизация властной вертикали проявляется в частности в том, что правящие кланы используют для сохранения своих позиций правоохранительные органы, кадры которых подбираются с предельной тщательностью.

Как справедливо указывал В. Тишков, «причина неудачи разделения власти и этнической ротации в сложных по составу населения образованиях кроется не столько в самой системе консосиальной демократии, сколько в недостаточном гражданско-правовом сознании населения и политиков и в определяющем влиянии криминально коррумпированных сил и связей, которые используют в своих интересах политическую мобилизацию по этническому и джамаатскому (местническому) принципу». Это, естественно, служит фактором, нарушающим принцип пропорционального представительства основных этнонациональных сообществ во всех трех ветвях власти как на республиканском, так и муниципальном уровнях. Подобное положение вещей, естественно, служит источником противоречий и конфликтов, которые приобретают опасный для общества экстремистский характер.

Становится все более очевидным тот факт, что в политике, экономике, равно как и в других сферах общественной жизни, приоритет нужно отдавать профессионализму, знаниям претендента на тот или иной пост, а не его национальной принадлежности. В соответствии с основополагающими принципами демократии приоритет должен быть отдан идее гражданского, а не этнонационального представительства. В этом состоит суть рыночной экономики и политической демократии. В то же время буквалистски следовать этому принципу на Северном Кавказе - значит игнорировать поколениями сложившиеся здесь реалии.

Как выше указывалось, в процессе распада СССР и с особенной силой после его окончательного исчезновения с политической карты во всех национальных республиках Северного Кавказа на политической авансцене заявили о себе этнонациональные движения, часть из которых выступила с требованиями формирования собственных государственных образований в составе Российской Федерации, а наиболее радикальные их сегменты - за отделение от России и создание независимого от нее национального государства.

Этот так называемый «парад суверенитетов» достаточно подробно освещен в отечественной научной литературе. Здесь отметим лишь то, что

было бы преждевременно считать подобные требования и лозунги, под которыми выступают представители основных этносов национальных республик региона, достоянием прошлого. Они возникают каждый раз, когда власти принимают те или иные решения, которые неожиданно в глазах определенной части населения выглядят ущемляющими их интересы и оказываются резонансными. Так, идея воссоединения разделенных народов остается одним из стимулов, который время от времени может нарушить социальную и политическую стабильность в отдельных республиках.

Естественно, особой напряженностью и остротой характеризуются межэтнические отношения в так называемых биполярных республиках - Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, а также в многонациональном Дагестане. В двух первых из названных республик наряду с Чечней и Ингушетией ситуация осложняется тем, что балкарцы, карачаевцы, чеченцы и ингуши - репрессированные народы. В Кабардино-Балкарии, где проживают представители множества этносов, основные проблемы, угрожающие единству республики и обостряющие социальную и политическую ситуацию, возникают в отношениях между кабардинцами и балкарцами, представители которых борются за политическое лидерство.

В этом контексте обращает на себя внимание разного рода проекты перекройки этнополитической карты Северного Кавказа путем объединения конкретных этносов, входящих в состав разных национальных республик, в единые автономные образования в составе Российской Федерации.

К примеру, Х.И. Тугуз выдвинул идею объединения всех адыгов в Адыгскую республику, в состав которой вошли бы автономные округа: Кабардинский с центром г. Нальчик, Адыгейский - с центром г. Майкоп, Черкесский с центром г. Черкесск; карачаевцев и балкар - в Карачаево- Балкарскую республику в составе автономных округов: Карачаевский с центром в г. Карачаевск и Балкарский. В дальнейшем, по мнению Х.И.

Тугуза, по этой модели можно было бы провести объединение других этносов, таких как вайнахи, осетины, лезгины, ногайцы и др.

О популярности среди определенной части интеллигенции и политических кругов национальных республик подобных идей свидетельствует, например, проведение представителями черкесов 3 ноября 008 г. в городе Черкесске Чрезвычайного съезда черкесского народа, в работе которого приняли участие представители Международной черкесской ассоциации, черкесских общественных объединений из Кабардино- Балкарии, Республики Адыгея, Краснодарского и Ставропольского краев. Часть радикально настроенных участников съезда обвинила руководство КЧР в проведении этнократической кадровой политики в ущерб интересам черкесского народа. Они выдвинули требование о создании самостоятельного субъекта Федерации в составе абазин, адыгейцев, кабардинцев, черкесов и шапсугов.

5 июня 00 года около 700 представителей черкесов, абазинов, русских и др. некарачаевских этносов Карачаево-Черкесии собрались на съезд, который принял резолюцию с требованием раздела республики и восстановления черкесской автономии в составе Российской Федерации, существовавшей со второй половины 90-х до 957 г. Такое требование обосновывалось доводами о том, что в Карачаево-Черкесской Республике сформировалась карачаевская этнократия, сосредоточившая в своих руках всю полноту власти. По мнению участников съезда, даже в тех случаях, когда самая важная должность сохранена за черкесом или русским, реальная власть находится в руках его заместителей-карачаевцев3.

Пока что нерешенным остается спор между Республикой Северная Осетия-Алания и Ингушетией о Пригородном районе. В Моздокском районе

сохраняется межэтническая напряженность между чеченцами, ингушами, кумыками, турками-месхетинцами, с одной стороны, и русскими и осетинами - с другой. Прослеживается также тенденция к нарастанию противоречий между коренными осетинами - иронцами и дигорцами, с одной стороны, и осетинами-переселенцами из Южной Осетии и внутренних районов Грузии - кударцами.

Как известно, в начале 990-х гг. национальные движения лезгин,

кумыков, даргинцев, ногайцев и других этносов Дагестана выступили за федерализацию Дагестана на этнической основе, а некоторые наиболее радикальные силы даже за создание самостоятельных этнических государств. К настоящему времени такие проекты сохранились как достояние лишь весьма узких группировок, не пользующихся среди населения сколько-нибудь заметной популярностью.

Тем не менее, в республике сохранилось множество других проблем конфликтогенного характера. Так, в Дагестане более или менее компактно проживают несколько десятков тысяч чеченцев-акинцев, которые время от времени выступают с требованиями восстановить ликвидированный в 944 г. Ауховский район, куда после их депортации были переселены лакцы и аварцы. Попытки реализации этих требований потянули за собой целую цепочку дремавших до того времени этнонациональных и территориальных противоречий между самими чеченцами-акинцами, кумыками, аварцами и лакцами.

Нерешенной остается также проблема ногайского народа. В результате целого ряда перекроек административных границ, вызванных сначала ликвидацией в 944 г. Чечено-Ингушской АССР и образованием Грозненской области с включением в ее состав всей территории Ногайской степи, а затем восстановлением Чечено-Ингушской АССР в 957 г., ногайский народ оказался разделенным на три части: Караногайский, Кизлярский и Крайновский районы были переданы Дагестану, Кауслянский и Ачкулакский - Ставропольскому краю, Шелковский район - Чечено- Ингушской АССР. Этим во многом объясняется тот факт, что ногайцы требуют восстановления их единства в рамках некоего этнотерриториального административного образования.

Осенью 0 года в райцентре Терекли-Мектеб в Ногайском районе на севере Республики Дагестан прошел так называемый «альтернативный» съезд ногайцев, на котором снова было озвучено требование создать территориально-государственное образование «Ногайстан» (Ногай-Эл) в составе Российской Федерации. Его участники приняли обращение к Президенту РФ В.В. Путину, в котором предлагалось рассмотреть вопрос о формировании территориально-административного образования ногайцев в составе Российской Федерации - в пределах границ их компактного проживания на территории Ставрополья, Чечни и Дагестана. «Только отделение от Дагестана и создание автономии, - говорилось в обращении, - может дать ногайцам возможность сохраниться как народу-этносу».

Сложившееся у Кремля и части российской общественности мнение о решенности проблемы разделенного лезгинского, аварского и других народов в недалекой перспективе может оказаться ошибочным, и чреватым непредсказуемыми последствиями для национальной безопасности России в целом и региона в частности. Следует признать тот очевидный факт, что развернувшееся в 90-х годах движение этих народов за воссоединение в составе Российской Федерации потерпело поражение. Однако сам этот вопрос отнюдь нельзя считать закрытым.

Наглядное представление об этом можно составить на примере многотысячного бунта в городе Северного Азербайджана Кубе, населенного лезгинами, недовольными произволом властей Баку, осуществляющим политику насильственной азербайджанизации инонациональных граждан страны. Интерес представляет оценка, которую этому событию дала аналитическая служба азербайджанского информагентства «Туран». Она, в частности, заявила: «События, произошедшие марта в Губинском районе Азербайджана, без преувеличения, открыли новую страницу в истории страны, недавно отметившей 0-летие независимости». По мнению авторов материала, причина происшедшего - в существующем в Азербайджане серьезном внутреннем напряжении. Об этом же свидетельствует тот факт, что традиционно спокойный Южный Дагестан, населенный лезгинами и лезгино-язычными этносами, превратился в один из взрывоопасных регионов и так бурлящего Дагестана.

С рассматриваемой точки зрения немаловажное значение имеют территориальные претензии республик региона друг к другу: Республика Ингушетия постоянно поднимает вопрос о Пригородном районе Северной Осетии. Не до конца урегулированы границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой, между Дагестаном и Ставропольским краем, Чечней и Дагестаном. Впрочем, список противоречий, существующих в регионе, можно продолжить.

В этом контексте нельзя игнорировать также проблему защиты прав и интересов разделенных народов. Она имеет аспекты не только внутриполитический, в части, касающейся народов, разделенных административными границами, но и международно-политический, в части, касающейся народов, разделенных межгосударственными границами. Дело в том, что, как уже отмечалось, в результате распада СССР и образования новых независимых государств прежнее административное разделение в регионе сменилось разделением межгосударственным. Это осетинский, лезгинский, аварский, цахурский и рутульский, азербайджанский и другие народы, которые оказались разделенными между Дагестаном и Азербайджаном, Грузией и Азербайджаном, Грузией и Северной Осетией, Грузией и Дагестаном и т.д. В результате острота политических, социально- экономических, культурных, языковых проблем этих народов достигла своей кульминации, они уже понесли огромные материальные потери из-за разрушения хозяйственных, торговых, культурных связей.

Во многом именно этими факторами объясняется всплеск на всем постсоветском пространстве центробежных, дезинтеграционных тенденций, процессов, способствующих разъединению, обособлению, сепаратизму народов. Кавказ превратился в арену ожесточенных межнациональных, межконфессиональных и территориальных вооруженных конфликтов.

2.3 Влияние миграций на этнополитическое положение региона

В последние два-три десятилетия одним из заметных факторов, оказывающих более или менее существенное влияние на положение дел в регионе, стала миграция. Основной поток мигрантов, оседающих в Ставропольском крае, а также соседних субъектах Южного федерального округа - Краснодарском крае и Ростовской области, идет с Южного Кавказа и национальных республик Северного Кавказа. На протяжении всего постсоветского периода в результате роста и расширения миграционных потоков произошли и продолжают происходить процессы изменения этнического состава национальных республик Северного Кавказа. Ко времени проведения Всероссийской переписи населения 00 г. за пределами своих республик, но в республиках самого Северного Кавказа проживало более 370 тыс.

О масштабах миграционных потоков свидетельствуют следующие данные. Как отмечается в ставропольском территориальном органе

«Росстата», в 00 году в этом субъекте Российской Федерации русские по-прежнему составляли подавляющее большинство населения - 3, тыс. человек или 80,9% населения края. По сравнению с 00 годом численность русских здесь увеличилась всего на 0,4 тыс. чел., а доля их в общей численности населения сократилась на 0,7%. На втором месте стоят армяне - 5,9%. Их численность по сравнению с данными переписи увеличилась на , тыс. чел., а с 989 года - в ,3 раза.

На третье место по численности, сменив украинцев, вышли даргинцы -

49,3 тыс. чел., увеличившись по сравнению с 00 годом на ,6%. За последние сорок лет (с переписи населения 970 года) численность даргинцев в крае увеличилась в 7,4 раза. Численность украинцев, которые составили 30,4 тыс. чел., за межпереписной период снизилась на 5,5 тыс. чел. или на 33,8%. Сократилась также численность греков на ,5%, составив по переписи 00 года 33,6 тыс. чел. В межпереписной период в ,6 раза возросла численность цыган, а за последние 40 лет в 6,5 раз до 30,9 тыс. чел. В тех или иных пропорциях выросла численность других этносов - ногайцев, азербайджанцев, карачаевцев, чеченцев и др.

В этом русле нельзя не затронуть вопрос об оттоке из национальных республик Северного Кавказа русских, которые якобы не могут вписаться в кавказские клановые и клиентские сетевые отношения и, следовательно, эффективно конкурировать с представителями кавказских этносов. По данным экспертов Российской Академии Наук, в период между двумя переписями (989-00) доля русских в общей численности населения на Северном Кавказе сократилась с 6 до 5 %, а в отдельных республиках - до --4 %3. В последующие годы эта тенденция, правда, в более умеренной форме продолжалась.

Здесь проблема состоит в том, что эти процессы зачастую трактуются произвольно в угоду интересам тех или иных политических сил. Отток русскоязычного населения начался еще в 60-х-70-х годах прошлого века не в последнюю очередь в силу комплекса социально-экономических и демографических причин. Уже с того периода снижение доли русскоязычного населения на Северном Кавказе происходит не только в связи с переселением в другие регионы, но и по причине низкой рождае- мости на фоне высоких темпов прироста у автохтонных народов.

Немаловажное значение имела резко выраженная «трансформация возрастной структуры населения, которая сложилась в значительной степени под влиянием миграционных процессов предшествующих десятилетий. Устойчивый миграционный oтток русских из республик складывался за счет активной миграции в первую очередь молодежи, выбывавшей как на учебу, так и на работу… В 998 год около 30% русского населения республик Северного Кавказа были старше трудоспособного возраста, тогда как у титульных народов этот показатель не превышал 7%». Примерно до 70-х годов трудоспособное русское население отличалось от титульных народов высоким уровнем образования, профессиональной подготовки. Именно среди них рекрутировалась значительная часть врачей, научно-технических работников, профессорско-преподавательских кадров высших учебных

заведений и т.д. Постепенно росло число представителей титульных народов с высоким уровнем образования, профессиональной подготовки, что, естественно, усилило конкуренцию на вакантные должности. Правда, здесь необходимо сделать ту оговорку, что представляется не совсем корректным делить народы региона на титульных или автохтонных местных и нетитульных или неавтохтонных русских. Дело в том, что эти последние, особенно во втором, третьем поколениях фактически сами также стали коренным народом региона. Но как бы то ни было, «со временем качественные характеристики трудовых ресурсов русского и титульного населения стали меняться не в пользу первых. Среди русского населения республик замедлились темпы роста числа специалистов, имеющих высшее образование». Более того, «в некоторых республиках к 989 году удельный вес титульных народов, имеющих высшее образование, стал значительно выше, чем у русских. Например, в Адыгее в ,47 раза, в Карачаево-Черкесии у карачаевцев в , раза, у черкесов в , раза». Эта тенденция еще больше ускорилась в 80-е годы. Просто обвальные масштабы эти процессы приобрели в 90-е годы.

Разумеется, эти процессы оказали более или менее существенное влияние на социально-экономическое и политическое положение во всем Северо-Кавказском регионе. Нарушились исторически сложившийся этнонациональный и конфессиональный баланс в регионе. Чечня и Ингушетия фактически превратились в моноэтнические субъекты многонационального Северного Кавказа. Как отмечал В.А. Тишков,

«присутствие русского населения на Северном Кавказе обеспечивает, с одной стороны, коллективное самосознание основных нерусских народов и удерживает его от дальнейшей фрагментации на локально-культурные варианты, с другой стороны, именно русские в определяющей степени влияют на формирование общероссийских культурных ценностей и установок и на поддержание общероссийского самосознания и патриотизма»3. Отток русских, которые составляли костяк инженерно- технических работников, привел к снижению качества трудовых ресурсов и снижению темпов экономического роста в регионе.

Власти как федерального центра, так и национальных республик осознают необходимость удержания и возвращения русских, прежде всего квалифицированных специалистов, и предпринимают для этого не- обходимые меры. Так, в «Стратегии социально-экономического развития Северо-Кавказского федерального округа до 05 года» предусматриваются меры по «предотвращению оттока и возвращению русского населения» в регион. Шаги в этом направлении предпринимают руководители национальных республик. В Ингушетия была принята программа

«Возвращение и обустройство русскоязычного населения, ранее проживавшего в Республике Ингушетия, на 004-00 годы». В Дагестане созданы специальная комиссия по проблемам русскоязычного населения и государственный орган - Координационный совет северного региона Республики Дагестан с целью принять меры для прекращения оттока не только русских, но также квалифицированных работников из среды коренных народов, и тем самым стабилизировать миграционные процессы.

В северных районах Республики Дагестан, где численность русского населения сравнительно высока, создан Координационный Совет во главе с заместителем председателя правительства Республики. Принята и реализуется республиканская программа «Север», призванная создать условия для возвращения русских. В этом контексте необходимо отметить, что на 008 год «главами администраций 8 сельских поселений северных районов Республики Дагестан являлись русские. В органах государственной власти и управления, в министерствах 6,9% руководителей и их заместителей - русские, из них 3,6 % - руководителей (6 человек)».

В Майском и Прохладненском муниципальных районах Кабардино- Балкарии, где традиционно проживает значительная часть русских, правительством республики с участием предпринимательских структур разработано и осуществляется 0 проектов, предусматривающих восстановление и создание новых предприятий добывающей, перерабатывающей, строительной, радиоэлектронной промышленности, агропромышленной, транспортной и др. сферах экономики. В республике русские представлены на всех уровнях государственной власти. Так, в 008 году из 0 депутатов парламента КБР были русскими, 0 из депутатов местного самоуправления муниципальных районов также были русскими. Главы городского округа Прохладный, Прохладненского и Майского муниципальных районов традиционно - русские. В администрации президента КБР 4,5% гражданских служащих - также русские.

Указом президента Чеченской Республики в апреле 006 года была

утверждена концепция государственной национальной политики, в которой был обозначены комплекс экономических, правовых и политических мер решения проблемы регулирования межнациональных отношений и возвращения в республику русских. Власти Чеченской Республики выделяют материальную помощь для восстановления культовых учреждений русской православной церкви.

Важно учесть, что национальные республики Северного Кавказа

покинули десятки, возможно, сотни тысяч высококвалифицированных работников различных профессий - представителей северокавказских на- родов, что позволяет говорить об утечке мозгов из этих республик. Это главным образом те категории граждан, которые оказываются невостребованными в своих республиках, но готовы и стремятся конкурировать за свое место в социальной структуре не путем ин- корпорирования в разного рода этнические и иные кланы, а путем участия в честном соревновании знаний и профессиональных умений. При этом необходимо учесть и то, что выезжают за поисками условий самореализации те, кто имеет возможность выбрать такой путь.

Как уже указывалось, отток не только русского, но и оставшегося без работы квалифицированного «титульного» населения, привел к явной нехватке профессиональных кадров в республиках. Кроме того, специалисты обращают внимание еще на одну демографическую проблему. После 000 г. в трудоспособный возраст входит поколение, спрос на рабочую силу которого будет критически мал. Уже сегодня, как отмечают исследователи, в Чечне, Ингушетии, Дагестане из-за высокой рождаемости перенаселенность и безработица создают всевозрастающее социальное напряжение. Появился обширный слой социальных маргиналов без постоянного места работы и профессиональной квалификации, без ясных социальных ориентиров в жизни. Из их среды, как правило, пополняются ряды террористов, разного рода организованных преступных группировок, сепаратистов и т.д.

Высокий уровень миграционного давления на рынок занятости, на службы социального обеспечения, на системы образования и медицинского обслуживания вызывает отрицательную реакцию коренного населения. Более того, бесконтрольность миграционных процессов на Юге России способствует, как подчеркивают специалисты, распространению национального и конфессионального экстремизма и обостряет общественно- политическую ситуацию в регионе.

Не всегда конструктивно складываются взаимоотношения казачества с национальными движениями Северного Кавказа. Об этом свидетельствуют факты противостояния в различных районах Ставропольского края русского населения с представителями кавказских этносов. Время от времени, особенно в период двух чеченских войн различные казачьи сходы и круги ставили перед федеральным центром вопрос о возвращения Наурского и Шелковского районов под юрисдикцию Ставропольского края, в который эти районы входили до 957 г. Аналогичные требования предъявляет также часть населения русских районов других республик Северного Кавказа - Кизлярского и Тарумовского районов Дагестана, Моздокского района Северной Осетии, Зеленчукского района Карачаево-Черкесии, казачьих станиц по Тереку в Чечне и Кабардино-Балкарии. Они настаивают на придании казакам, живущим на этих территориях, государственно-правового