Психология и культура

Другим примером парадигмы, которая привлекла к себе пристальное внимание с кросс-культурной точки зрения, была теория психологической дифференциации, разработанная Виткином. Эта теория предназначалась для распространения на другие культуры. Ее суть заключалась в гипотезе дифференциации, которая гласила, что различные психологические и биологические условия ведут к формированию различных когнитивных стилей. Согласно концепции Виткина, центральные когнитивные стили -- поленезависмый и полезависимый --характеризуют тип мышления и поведения. (Такое разграничение было предвестием современного исследования индивидуализма и коллективизма.) Исследование когнитивного стиля было популярной кросс-культурной темой в конце 1960-х и в 1970-е годы (Witkin & Berry, 1975). Было предпринято множество попыток, в основном, под руководством Берри, составить схему сущности и путей развития когнитивного стиля, применительно к его формированию в различных «экологиях». Между прочим, широко разрекламированная как образец ведения исследовательского проекта экокультурная модель Берри берет свое начало в исследованиях когнитивного стиля (Berry et al., 1992). К сожалению, со смертью Виткина в 1979 году начался резкий спад исследований, развивавших его идеи. Одни увлечения сменяют другие по мере появления новых лиц со своими взглядами.

Следует упомянуть несколько других авторитетных работ, описание которых дает Брислин с соавторами (Brislin et al., 1973) и уже много лет сохраняющих свое влияние в науке. Одна из таких работ -- исследование субъективной культуры Триандиса (Triandis, 1972); здесь рассмотрены различные пути восприятия рукотворного мира. (См. Adamoponlos & Kashima, 1999, -- об исторических аспектах и наследии этой широкой программы исследований.) Исследование субъективной культуры использует инструментарий, восходящий непосредственно к методике оценки метафорического значения Чарльза Осгуда, которая пользовалась приемами определения семантических различий и также получила широкое применение для исследования предполагаемых универсалий в аффективном значении (Osgoocl, May & Miron, 1975). Другая работа -- это исследование модернизма и его воздействия на людей на различных стадиях адаптации к иному обществу. Исследования в этой области переросли в исследования усвоения чужой культуры и адаптации к переменам и остаются одними из самых популярных и применимых на практике (Berry & Sam, 1997).

Влиятельная в 1960-е годы теория когнитивного развития Пиаже и сегодня вызывает интерес. Перенос идей Пиаже за пределы его родины -- Швейцарии -- на иные культуры -- определенно одна из самых широкомасштабных теоретических экспансий за всю историю психологической науки. Его превзошли, пожалуй, лишь воззрения Фрейда на природу человека да вклад Павлова в исследование природы научения. Теория Пиаже, постулирующая уровни и пути когнитивного развития, оуквально просится, чтобы ее опробовали на других культурах. То же самое можно сказать и о теории нравственного мышления Колберга. Продолжая и развивая ранние теоретические выкладки Пиаже, касающиеся нравственного развития детей, это значительное кросс-культурное исследование, которое характеризуют новые методы и смелые гипотезы, внесло свой вклад в продолжение изучения основного морального выбора между добром и злом (Eckensberger & Zimba, 1997).

В то время как кросс-культурные исследования мотивации достижения и психологической дифференциации большей частью сошли со сцены, исследования на основе идей Пиаже по-прежнему распространены, так же как и исследования модернизма (сейчас под общим названием исследований аккультурации -- усвоения чужой культуры). Однако их методологическая база претерпела некоторые изменения. Хотя гипотезы и планы исследований стали более сложными и современными, общая направленность осталась прежней. Поэтому интерес к себе привлекли другие парадигмы, такие как культурные дефиниции Я-концепции (Markus & Kitayama, 1991), индивидуализм -- коллективизм (Triandis, глава 3 наст, изд.), основные ценностные ориентации человека (Shwartz, 1994), ценности, связанные с трудом, постулированные Хофстеде (Hofstede, 1980), и стереотипы тендерных черт характера (Best & Williams, глава 11 наст, изд.; Williams, Satterwaite & Saiz, 1998). Во всех этих работах неизменно ставится вопрос об универсальной применимости. Оценивая совокупность всех этих усилий, можно сказать, что сотни исследований применяли основные идеи и методы к чужим культурам и обществам, пытаясь выявить эффективные модели и направления. Помимо этих популярных парадигм нет числа исследованиям, нацеленным на разграничение общего и особенного, универсального и относительного.

Поиск психологических универсалий: стоящее ли это занятие?

Многие исследователи кросс-культурной психологии считают основной целью своих усилий движение по пути к базовому пониманию психологического функционирования всех людей, то есть к становлению универсальной психологии. Будучи несовместимым с радикальным релятивизмом, поиск универсалий является столь же трудновыполнимой, сколь и заветной целью психологии и антропологии (Brown, 1991). Фактически, в определенном смысле кросс-культурную психологию можно считать методом, помогающим понять, как и почему культурные и этнические факторы могут маскировать, служить связующим звеном или видоизменять общепонятные в других случаях существенные закономерности человеческого мышления и поведения. Пытаясь систематизировать эти усилия, Лоннер (Lonner, 1980) предложил семь уровней психологических универсалий. Первые два уровня относились к неизменным универсалиям и универсалиям различной формы. Пример неизменной универсалии -- человеческая агрессивность. То, что люди всегда проявляли агрессивность, служит неопровержимым фактом, подкрепленным историческими свидетельствами, причем можно распределить агрессивное поведение по категориям в зависимости от степени -- от полномасштабной (тотальной) войны и геноцида до обидной словесной перепалки между супругами, любовниками, соседями или политиками. Другими словами, неизменная универсалия агрессии процветает во всех уголках земного шара, по в разных формах.

Мы утверждаем, что большинство исследований по любому направлению, связанному с культурой, является, по меньшей мере, поиском универсалий различной формы, хотя сами исследователи могут и не воспринимать их как таковые. Так, многие главы этой книги написаны плодотворно работающими, проницательными учеными, которые стремятся найти объяснение культурным различиям в определенных аспектах поведения. К такого рода исследованиям относится изучение эмоций и ценностей, детского и нравственного развития, социального познания, тендерных аспектов и т. д. Логические обоснования и руководящие принципы их исследований, часто называемые «теориями» или «парадигмами», конечно, весьма разнообразны, но исходным пунктом являются веские предположения или гипотезы относительно сущности человеческого разума и того, каким образом в результате его взаимодействия с культурой возникает широкий спектр типов поведения. Ситуация напоминает аналогию культуры с «луковицей». Этот образ часто используют, чтобы подчеркнуть, как трудно выявить ядро культуры. Развивая эту аналогию, можно сказать, что суть культуры (неизменную универсалию) можно понять, лишь снимая слой за слоем и открывая все более глубокие и/или специфические для конкретной культуры вариации «психического единства». Другие универсалии, представленные Лоннером (Lonner, 1980), были распределены по следующим категориям: диахронические (то есть остающиеся в основе неизменными с течением времени); связанные с этологией (филогенетическая преемственность); систематические поведенческие (законы научения или запоминания); связанные с языком и с биологией человека; и, наконец, категория, которая получила название универсалии вечеринки с коктейлями. В нее вошли явления, которые нельзя протестировать с точки зрения научных критериев, однако тем не менее они существуют (например, невозможность доказать, что моя радость (боль) ничуть не меньше твоей).

По общему признанию, трудно распределить все типы человеческого поведения по универсальным категориям. В самом деле, возможно, было бы бесполезным (а по мнению некоторых, и претенциозным) занятием мыслить в пантеистическом духе. И тем не менее мы утверждаем, что все психологи -- и представляющие традиционное направление, и прочие -- мыслят универсальными категориями. Те, кого не слишком беспокоят разные «почему», касающиеся поведения человека, попросту узурпируют право на универсальность. Лекция по введению в психологию никогда не начинается словами: «Сегодня мы с вами поговорим о (далее можно назвать любую тему). Однако я должен предупредить вас, что все сказанное мною применимо только к белым американцам в возрасте около 20.лет». Но тот, кто намерен посвятить себя одному или нескольким аспектам изучения культуры -- будь то культурная психология, кросс-культурная психология или психологическая антропология (см. далее) -- в психологии должен разделять интерес к пониманию того, почему люди различаются между собой по разным параметрам. Модель, включающая пять личностных характеристик, различные взгляды на мораль и ценности, Я-концепции, аспекты и модели способностей человека и множество других теоретических направлений -- все это прежде всего попытки найти нечто общее в человеческом мышлении и поведении. Но эти попытки подразумевают стремление и готовность пытаться объяснить вариации. Кросс-культурная психология не собирается переделывать психологию; вернее будет сказать, что она намерена поддержать и приветствовать ее превращение в дисциплину с более широким и комплексным подходом.

Множество направлений изучения культуры в психологии

Важно сознавать, что ортодоксальная кросс-культурная психология, оформленная как организационно, так и концептуально-методологически, -- не единственное научное направление, исследующее роль культуры в формировании и определении поведения человека. Важно также понять, что модель типа перенос-тест-анализ, изложенная Барри и соавторами (Barry et. al., 1992), -- не единственный подход кросс-культурных психологов к выработке концепции и проведению исследований. Несмотря на то что на заре кросс-культурной психологии повсеместно поддерживался типовой методологический протокол, со временем ситуация изменилась. Например, один из принципов редакционной политики флагмана кросс-культурной психологии журнала, (of Cross-Cultural Psychology заключается в следующем: журнал заинтересован в публикации «материалов, касающихся взаимосвязи между культурой и психологическими процессами», причем предлагаемые к публикации рукописи «могут представлять собой сообщения как о сравнительных кросс-культурных исследованиях и об иных исследованиях, касающихся путей воздействия культуры (и связанных с ней концептов, например этнической общности) на мышление и поведение индивида, так и об исследованиях того, как мышление и поведение определяют и отражают культуру».

Короче говоря, кросс-культурную психологию интересует вопрос о том, каким образом взаимодействие культуры и психологии может быть понято благодаря точному (экспериментальному) исследованию. В настоящее время она допускает концептуальный, философский и методологический плюрализм. В обширной сфере психологии есть еще несколько направлений, которые в теории и на практике рассматривают культуру как важную и динамичную составляющую. Существует, по крайней мере, три направления, чьи самоидентичность и научная стратегия определяются задачей исследования культуры. В табл. 2.1 дано общее представление об этих родственных направлениях, которые будут кратко охарактеризованы ниже.

Культурная психология

Ближайшая родственница кросс-культурной психологии -- культурная психология. Здесь мы отметим некоторые характерные для нее установки. Во второй части мы проведем сопоставление двух названных областей и более детально рассмотрим различия между ними. Поскольку культурная психология не обладает четкой организационной и методологической структурой, достаточно трудно точно определить, где заканчивается кросс-культурная психология и начинается культурная психология. Более того, если большинство приверженцев кросс-культурной психологии сходятся в определении круга стоящих перед ней проблем (это, главным образом, проверка универсальной применимости психологических законов и теорий с использованием различных методологий), то те, кто отождествляет себя с культурной психологией, судя по всему, не имеют четких ориентиров или программ, определяющих задачи их деятельности. Однако, по-видимому, сторонников культурной психологии нимало не беспокоит отсутствие четких целевых или методологических установок. Наверное, будет правильно сказать, что представление приверженцев культурной психологии о себе и собственной работе более глобально, что отражается как на формировании концепций и проведении исследовании, так и на их статьях и комментариях, касающихся центральной роли культуры в понимании психологии человека.

Выше мы указывали, что определять кросс-культурную психологию следует прежде всего по тому, чем она занимается, не прибегая к данным наспех дефинициям. Столь же любезно мы намерены обойтись и с культурной психологией, утверждая, что давать ей определение следует в первую очередь в связи с тем, что она делает, учитывая ее взгляды на взаимосвязь между личностью н культурой личности. Миллер (Miller, 1997) отмечает, что фундаментальной посылкой культурной психологии является то, что культура и поведение личности -- это неразрывно связанные составляющие единого феномена. Миллер полагает, что такой взгляд противоречит характерной для ранних трудов по кросс-культурной психологии тенденции разделять культуру и психологию, трактуя их как отдельные феномены. При этом культуру определяли как независимую переменную, которая влияет на зависимую переменную поведения индивида. Boui(Boesch, 1991), лидер Заарбрюкенской школы культурной психологии, весьма критически оценивал обращение с культурой как с независимой переменной и применение позитивистских или естественнонаучных подходов с целью понять представителей иных культур. Бош (Boesch, 1996) пишет в своей любопытной статье о том, что он называет семью «изъянами» кросс-культурной психологии, начиная с концептуальных и методологических и заканчивая философскими. Специальный выпуск журнала Psychology and Culture (сентябрь 1997) был посвящен идеям Боша и соображениям о его влиянии, высказанным другими авторами.

Как уже отмечалось, культурная психология -- не унифицированная научная дисциплина. Несколько наиболее плодотворно работающих исследователей культуры по-разному оценивают различие между кросс-культурной психологией и культурной психологией. Например, Коул (Cole, 1996) так определяет основные отличительные черты культурной психологии:

* она придает особое значение рассмотрению опосредованного действия в контексте;

* она подчеркивает важность широко понимаемого «генетического метода», который включает исторический, онтогенетический и микрогенетический уровни анализа;

* она стремится найти подтверждение результатам анализа в повседневной жизни;

* она полагает, что разум (mind) формируется в совместной опосредованной деятельности людей, следовательно, он является в значительном смысле «совместно выстроенным» и распределенным;

* она полагает, что личность является активным фактором собственного развития, но, поставленная в определенные условия, не свободна полностью в своем выборе;

* она отвергает науку, объясняющую явления причиной-следствием или стимулом-реакцией в пользу науки, которая придает первоочередное значение психической деятельности, возникающей в процессе деятельности, и признает центральную роль интерпретации в процессе истолкования явлений;

* она использует методологию гуманитарных наук наряду с методологией общественных и биологических паук (р. 104).

Таблица 2.1 Характеристики, связываемые с основными перспективами в сфере психологии и культуры

Психологическая антропология

Антропология как дисциплина является ядром наук о культуре; Существуя, по крайней мере, не меньший период, чем психология, антропология в широком смысле занимается изучением человечества, учитывая происхождение человеческого рода и его вариации. Ученые, занимающиеся изучением культуры в других областях, извлекают прямую и косвенную выгоду из наблюдений огромного множества талантливых антропологов. Подобно психологии, антропология подразделяется на несколько достаточно разрозненных направлений, одно из которых -- психологическая антропология. Это название впервые было предложено Хсу (Hsu, 1972) взамен существовавшей ранее субдисциплины «культура и личность». Один из главных ее нынешних сторонников определяет психологическую антропологию как «антропологические исследования с использованием психологических понятий и методов» (Bock, 1994, р. IX). Бок настаивает на том, что антропология, «которая принимает во внимание личность, должна использовать идеи смежных дисциплин» (Ibid.). С этой мыслью охотно согласятся как кросс-культурные, так и культурные психологи. Психологическая антропология -- это, безусловно, намеренно созданный гибрид. Классическая работа психолога Дональда Т. Кэмпбелла и антрополога Рауля Наролла (Campbell, Naroll, 1972) доказывает, что антропология и психология взаимно необходимы друг другу с методологической точки зрения, и способствует наведению методологических и концептуальных мостов между этими дисциплинами.

Психологические антропологи внесли в антропологию значительный вклад и определили важнейшие направления кросс-культурных исследований в психологии. Оказалось, что изучение культуры и сновидений, культуры и психических заболеваний, когнитивной антропологии, развития детей, а также такие нововведения, как систематическое наблюдение в естественной обстановке, и многое другое -- чрезвычайно полезно кросс-культурным психологам. Известный Проект шести культур, который инициировали Беатрис Уайтинг и ее покойный муж Джон (Whiting & Whiting, 1975), был, по сути, широкомасштабным исследованием развития детей, проведенным под эгидой психологической антропологии. Если бы у нас и было место в этой главе, мы не хотели бы давать критическую оценку этой отрасли антропологии. Мы прежде всего хотим отметить, что психологическим антропологам есть что предложить ученым, работающим в смежных областях, и что их работа была стимулом для многих начинаний кросс-культурной психологии.

«Общество кросс-культурных исследований» -- ассоциация с не вполне определившимися научными интересами -- занимается в основном вопросами психологической антропологии, существует только в США и привлекает многих из тех, кто тесно связан с этим направлением антропологии. Два журнала, Ethos и Cross-Cultural Research, часто публикуют статьи специалистов по психологической антропологии. Наконец, хотя, возможно, его упоминание здесь не вполне уместно, журнал TransculturalPsychiatry (начавший издаваться в 1956 году под названием Transcultural Psychiatric Research Review) публикует статьи и обзоры, не противоречащие принципам психологической антропологии. Это издание представляет особый интерес для этнопсихиатров, а также для всех, кого интересуют вопросы социальных и культурных детерминант психопатологии и психосоциального воздействия на психические расстройства и состояния, включая специалистов по кросс-культурной и культурной психологии, занимающихся психиатрией. Единственным типом организационных структур такого рода являются международные сообщества специалистов по психиатрической и клинической психологии.

Этнокультурная психология

Специалисты по кросс-культурной психологии поддерживают методологический плюрализм и открыты любым попыткам найти объяснение чертам сходства и различия в человеческом мышлении и поведении. До сих пор, возможно, из-за принятых методов и концепций, к этой области исследования одни относятся с сомнением, а другие даже стремятся очернить, утверждая, что это не более чем западная концептуальная и методологическая гегемония, которая играет в научный редукционизм, используя в качестве пешек доверчивых испытуемых. Возможно, это довольно резкая характеристика, однако у того, кто прочтет анализ кросс-культурных исследований, написанный представителями культурной психологии или традиционной психологии, может возникнуть ощущение, что кросс-культурная психология «просто чего-то не понимает» и является предприятием, перед которым в сложном мире, населенном «подвижными культурами», стоят «опасные проблемы» (Hermans & Kempen, 1998).

Одно из таких сомнительных направлений его приверженцы называют этнокультурной (indigenous) психологией, или регионализацией психологии. Задачей этого подхода, по мнению его сторонников, состоит не в отказе от науки, объективности, экспериментальных методов и поисков универсалий (особенности, которые, по их утверждению, определяют кросс-культурную психологию), но создание более точной науки, основанной на понимании природы человека (Kim, 1995, 1999; Kim, Park & Park, 2000). Заинтересованно поддерживаемое и поощряемое как «воинствующими» сторонниками этнокультурной ориентации при проведении исследований, так и типичными представителями кросс-культурной психологии (Adair, 1992; Kim & Berry, 1993), это, если можно так выразиться, движение очевидно, имеет много общего с культурной психологией.

Рассмотрим современное определение этнокультурного подхода в психологии.

Культура рассматривается не как переменная, квазинезависимая переменная или категория (например, индивидуалистическая или коллективистская), а также не как простая совокупность отдельных характеристик. Культура -- это новое качество, возникающее в результате взаимодействия индивидов с природой и социальным окружением. Культура определяется как комплекс заданных определенными стандартами переменных... [и] в рабочем порядке может быть определена как воплощение коллективного использования природных и человеческих ресурсов для достижения желаемою результата (Kim et al., 2000, p. 67).

Едва ли у специалистов по культурной психологии будут проблемы с такой дефиницией; вряд ли не согласятся с ним и кросс-культурные психологи, возможно, лишь слегка поворчав. Единственный момент, который, может быть, вызовет недовольство приверженцев культурной психологии их этнокультурными оппонентами -- это свободное использование последними многих положений традиционной психологии в поиске значимых для культуры моделей мышления и поведения. Так, например, иногда исследователи, используя стандартный тип обследования и техники опросов, которые для западной психологии так же естественны, как дыхание, предпринимали попытки понять природу и структуру личности (само по себе западное понятие) в других обществах (например Chung & Leung, 1998; Guanzon-Lapena, Church, Carlota & Katigbak, 1998). И все-таки были приведены доводы (Kim & Berry, 1993) в пользу того, что единственный путь на пастбище подлинно универсальной психологии лежит через ворота, многочисленные тропы к которым протоптаны и охраняются этнокультурными направлениями. Таким образом, совокупность этнокультурных психологии (то есть все эти прокрустовы тесты, продолжающие свое существование в других культурах, в рамках которых и для которых они созданы и в пределах которых они и используются) и есть та самая неуловимая пресловутая цель универсальной психологии.

Практическое применение различных подходов

Мы уже показали, что, по меньшей мере, представители четырех направлений в психологии считают вопросом чрезвычайной важности понимание того, как культура воздействует на мышление и поведение личности. В связи с этим следует упомянуть и ряд других научных направлений, которые отличаются выраженным стремлением «найти применение». Одно из них серьезно занимается проблемой успешной жизни и работы за рубежом. Редакционная политика журнала International Journal of Intercultuml Relations, издающегося с 1977 года, заключается, помимо прочего, в «содействии прогрессу знания и понимания теории, практики и исследований межкультурных связей». Ландис и Василевский (Landis & Wasilewski, 1999) полагают, что «межкультурное исследование уделяет основное внимание проникновению представителя одной культуры в среду другой культуры. Следовательно, оно более динамично, чем кросс-культурное исследование» (р. 536). Широко распространены исследования таких сугубо личностных проблем, как адаптация к путешествиям за рубежом, культурный шок, успешное решение организационных вопросов в других обществах, а также эффективная кросс-культурная коммуникация вообще. В этой сфере определенно выражен интерес к проблемам обучения (Cushner & Brislin, 1996; Landis & Bhagat, 1996). Сторонники такого рода научных направлений имеют свою организационную структуру, которая сосредоточена главным образом в США, во главе ее стоит Международная ассоциация межкультурных исследований.

Еще одной сферой практического применения является консультирование по вопросам, связанным с другими культурами. Литература по этой проблеме весьма обширна, и количество публикаций растет (например, Pedersen, Draguns, Lonner & Trimble, 1996). Это направление получило распространение, прежде всего, в Северной Америке, где исследователи и практикующие врачи сталкиваются с различными вопросами и проблемами, которые возникают при наличии культурных и этнических различий между врачом и пациентом и порой препятствуют эффективному лечению и продвижению вперед.

На этом можно завершить краткий экскурс в историю кросс-культурной психологии, рассмотрение ее методов и обзор различных направлений, которые уделяют пристальное внимание культуре как фактору, так или иначе оказывающему определяющее влияние на формирование поведения человека. Теперь мы обратимся к более подробному обсуждению того, как разные направления в изучении культуры взаимодействуют с психологической теорией. В первую очередь мы рассмотрим философские, теоретические и методологические взгляды, лежащие в основе конфронтации между двумя основными подходами в сфере психологии и культуры: универсализмом (кросс-культурная психология) и релятивизмом (культурная психология и социальный конструкционизм).

Культура и психологическая теория. Два лика культуры и психологии

В последние годы концептуальная конфронтация между компаративизмом/универсализмом и релятивизмом -- или между кросс-культурной психологией, с одной стороны, и культурной психологией и различными социально-конструкционистскими позициями -- с другой -- значительно усилилась (более подробно эта тема освещена в изданиях Lonner & Adamopoulos, 1997 и Miller, 1997). Кросс-культурные психологи под прикрытием научной ортодоксии выступали за возвращение психической целостности как к одной из значимых целей социально-научных исследований (например, Berry, 1997). Именно в таком ключе они подвергли критике традиционную психологию, которая даже в самом благодушном настроении не обращает внимания на культуру, а в дурном расположении духа выступает за «внекультурную психологию» (aculturalpsychology) (например Sell & Martin, 1983). Последнее утверждение мотивируется тем, что культура скрывает фундаментальные истины, касающиеся человеческой натуры, обнаружить которые можно лишь в искусственных условиях научного эксперимента. В таком контексте психическая целостность может быть вскрыта лишь в процессе жестко заданного и строго контролируемого плана эксперимента (и столь же негибкого и строго контролируемого интеллекта, как утверждают некоторые критики) западной (главным образом, североамериканской) психологии. Специалисты по кросс-культурной психологии справедливо критикуют этот подход за узость, этноцентризм и леность, которую оп отражает. В такой науке явно нет ничего хорошего, и ее доводы, вроде упомянутого выше, в пользу психологии усвоения чужой культуры или психологии одной культуры, несостоятельны.

Взамен кросс-культурные психологи предложили принять классическую научную методологию сравнительного изучения поведения человека. В этом смысле критика Шведера (Shweder, 1990), утверждающего, что кросс-культурная психология всего лишь направление научной психологии, во многом справедлива. Например, группа авторов (Segal), Dasen, Berry & Poortinga, 1999) во введении к работе по экокультуре пишет: «все человеческое поведение определяется опытом [и] является продуктом комплексного взаимодействия, включающего генетические и эмпирические факторы, прошедший и настоящий опыт имеет определяющее значение для его окончательного формирования» (р. 25).

Большинство позитивистски настроенных и придерживающихся эмпирического подхода психологов (как правило, представляющих традиционную психологию) вполне удовлетворит такая точка зрения. Возьмем, к примеру, несколько относительно недавних заявлений Кимбла (Kimble, 1989), касающихся статуса современной научной психологии, которые в своей основе содержат догмы вес того же традиционного подхода к научной психологии: «Поведение личности -- это совокупный результат более или менее постоянных возможностей и более или менее временных внешних и внутренних условий» (р. 493); или: «Поведение определяется генетической пред расположенностью и внешними обстоятельствами» (р. 491). Несмотря на то что Кимбла -- широко известного своими ранними работами по научению (например Kimble, 1961) -- и кросс-культурную психологию трудно представить себе в качестве компаньонов, в утверждениях такого рода, сделанных другими теоретиками психологии XX века, например Левином (Lewin, 1951) и, если угодно, Сегаллом (Segall et al, 1999), подчеркивается особое значение прошлого и настоящего опыта при истолковании поведения. Если принять во внимание эти черты подобия традиционной и кросс-культурной психологии, то не покажется удивительным, что Шведер (Shweder, 1990), пылкий защитник культурной психологии, как бурно реагирует навею эту затею с кросс-культурной психологией. Даже стиль, которым пользуются Кимбл (Kimble, 1984,1989) и специалисты по кросс-культурной психологии при описании различий между этими двумя существующими в психологии культурами, с одной стороны, и различий между культурной и кросс-культурной психологией -- с другой, один и тот же. Говоря о перспективах дивергенции в общей психологии, Кимбл (Kimble, 1989) пишет:

Есть группа психологов, которая рассматривает эту сферу с точки зрения научных ценностей и принимает концепции объективизма, элементаризма и правомерности всеобщих законов. Группа, которая придерживается противоположных взглядов, рассматривает психологию с точки зрения гуманистических ценностей и принимает концепции интуитивизма, холизма и идиографического применения законов (р. 491).

Пуртинга и Панди в очень похожих выражениях описывают полемику между культурной и кросс-культурной психологией:

Культурная психология имеет холистический и идиографический характер, подчеркивая первоочередную необходимость создания свойственных культуре уникальных молелен поведения, поддающихся научному анализу и изучению применительно к различным формам феноменологии в методологии. Подход кросс-культурной психологии более молекулярен и сориентирован на изучение всеобщих законов. Своей основной задачей приверженцы данного подхода считают необходимость применения существующих психологических теорий к бихевиоральным феноменам, обнаруженным в других культурах (Poortinga & Pandy, 1997, p. XXII-XIV).

Здесь мы можем вполне резонно задать вопрос: почему кросс-культурная психология не может принять установки традиционной психологии? В конце концов, многие видные специалисты по кросс-культурной психологии недвусмысленно выступают именно за такой подход (см., например, президентское выступление Пуртинга перед Международной ассоциацией кросс-культурной психологии в 1990 году).

Одной из проблем здесь, разумеется, является то, что в этом случае культура вынужденно будет рассматриваться в очень узком смысле. Культура в известной степени воспринимается как разновидность ментального конструкта -- а большинство психологов склоняется именно к такому ее видению, -- и тогда с нею весьма удобно (если не единственно возможно) обращаться как с промежуточной переменной (что верно предполагает Кимбл в своем анализе 1989 года). Это неизбежно ограничивает нас в осмыслении концепции культуры. Неудивительно, что в значительной части кросс-культурных теорий, которые рассматривают Лоннер и Адамопулос (Lonner & Adamopoulos, 1997), культурой оперируют в качестве модератора или временами как опосредующей переменной -- иначе говоря, как промежуточной переменной. В то время как большинство психологов такой взгляд на культуру вполне устраивает, кросс-культурная психология как особая дисциплина, не вступает с ним в открытую конфронтацию. Мы должны также заметить, что на такого подхода вытекает еще одна проблема, которая не обозначена прямо, однако достаточно явно просматривается в анализе Кимбла (Kimble, 1989). Она состоит в том, что зачастую достаточно сложно относиться к промежуточным переменным как к причинам или объясняющим факторам. По мнению Лоннера и Адамопулоса, это приводит к снижению значимости статуса культуры, вследствие чего становится куда проще пренебрегать ею при разработке теорий.

Именно в связи с этим культурная психология и, более широко, релятивистский подход, занимают прочное положение. Они справедливо указывают на то, что культуре чаще всего отводится второстепенная роль при построении теорий, поскольку несмотря ни на что конечная цель исследований по кросс-культурной психологии -- выявление универсалий и установление значимого для нее факта психического единства. Таким образом, традиционная кросс-культурная теория обвиняется или описывается как а) всего лишь одно из направлений в рамках господствующей, логико-эмпирической психологии (Shweder, 1990) и б) как разделяющая в концептуальном отношении культуру и мир психологии. Миллер (Miller, 1997) кратко подытоживает суть этих двух подходов:

Доминирующая в рамках кросс-культурной психологии установка: рассматривать культуру и психологию как два взаимосоставляющих феномена, взаимно дополняющих друг друга и являющихся неотъемлемой частью друг друга. Такой взгляд предполагает, что культуру и поведение индивида нельзя рассматривать в отрыве друг от друга, хотя одно и не сводится к другому. Такая установка противоречит тенденции, присутствовавшей в особенности в ранних работах по кросс-культурной психологии, рассматривать культуру и психологию как два обособленных феномена, понимая культуру как независимую переменную, которая влияет на зависимую переменную поведения индивида (р. 88).

Эта фундаментальная ориентация культурной психологии, подкрепленная позицией, которую отстаивают социальные конструкционисты (например, Gergen, 1985, Misra & Gergen, 1993), создает мощный «релятивистский» альянс, заставляющий усомниться в том, что психология и культура -- сфера компетенции исключительно кросс-культурной психологии. В свою очередь, некоторые специалисты по кросс-культурной психологии испытывают ощутимый дискомфорт, когда высказывается мнение о том, что культуру и психологию следует трактовать в качестве двух взаимосоставляющих феноменов. Как цель такая идея кажется непревзойденной, но воплотить ее в жизнь в каком-либо конкретном исследовательском контексте достаточно сложно. Мы просто еще не достигли ни теоретического, ни методологического уровня -- на сей раз речь идет о традициях классической науки -- достаточного, чтобы довести до конца сведение в единое целое таких феноменов или чтобы точно описать, каким образом данные категории феноменов взаимно конституируют друг друга. Поэтому нет ничего удивительного в том, что иногда теоретики культуры (например Schweder, 1996) пытались убедить нас в ценности количественных методологий и в наличии фундаментальных онтологических различий между количественными и качественными методами. В соответствии с его критикой, две названные традиции расходятся среди прочего по вопросам о возможности постижения действительности и о том, могут ли смыслы быть объектом научного истолкования.

Развивая эту мысль, можно доказать, что, поскольку изучение культуры неизбежно -- по крайней мере, для психологии -- является изучением ассоциируемых идей, его невозможно довести до конца, используя лишь традиционные эмпирические/количественные методы. Следовательно, идея о том, что психологические структуры и законы, порожденные номотетической наукой, с одной стороны, и смыслы, представляемые культурой, с другой стороны, могут изучаться одновременно и в едином контексте, как феномены, взаимно составляющие друг друга, -- является, мягко говоря, несбыточной мечтой.

Трудность обращения с культурой и психологией в качестве составляющих феноменов можно проиллюстрировать более наглядно в контексте конкретных исследований. Миллер (Miller, 1997) полагает, например, что работа Маркуса и Китаяма (Markus & Kitayama, 1991) о культуре и Я-конструировании Наиболее близкими по смыслу к термину consfrual в русском языке являются термины «конструирование», «интерпретация». В англоязычной литературе понятие хе//-со/15т/й/(переведенное в данном издании как «Я-конструирование», «Я-конструкция») вслед за Маркусом и Китая мой трактуется как компонент Я-концепции, характеризующий представление субъекта об отношении его индивидуального Я к другим людям. Выделяются два основных типа Я-конструкции: независимое Я (independent constnial of self) и взаимозависимое Я (interdependent consdital of self). Человек с независимым Я видит в себе устойчивую и отделенную от межперсонального контекста личность; он ценит свою уникальность и автономию и стремится быть self-made man -- человеком, добивающимся успеха собственными силами. Человеке взаимозависимым Я видит себя более гибким, включенным в с социальный контекст, он ценит свою принадлежность к определенной группе, гармонию отношений с ее членами и предпочитает добиваться успехов в сотрудничестве с другими. В коллективистских культурах люди имеют тенденцию быть более взаимозависимыми, в то время как в индивидуалистических культурах -- более независимыми. -- Примеч. науч. ред). (self-con-stmaiy использует компаративный подход, находясь при этом в согласии с культурной психологией. Однако, как указывают Лоннер и Адамопулос (Lonner & Adamopoulos, 1997), несомненно, что Маркус и Китаяма, хотя и не говоря об этом прямо, применяют подход переменной-модератора к изучению культуры и Я. Иначе говоря, они склоняются к обращению с культурой как с опосредующей переменной, что полностью соответствует традиционной кросс-культурной идее. Например, они утверждают, что независимые и взаимозависимые Я-схемы -- которые представляют собой «продукт» культуры (продукт -- их слово) -- оказывают влияние на большую часть психологических функций. Это традиционное для психологии построение теории, но проблема состоит совсем не в этом. Непонятно, каким именно образом культура и психология в этом случае рассматриваются как составляющие феномены. Маркус и Китайама, судя по всему, различают предпосылки и следствия, безоговорочно относя культуру к предпосылкам. Я-система не определена с точки зрения культуры, и культура не является неотъемлемой частью Я-схемы (см. Marcus & Kitayama, 1991, примечание 3, касающееся множества прочих факторов, которые определяют структуру Я-схемы). Трудно понять, как культура и психология могут считаться взаимно составляющими феноменами, если столь существенная роль, которую должна играть культура в определении важного психологического феномена, отсутствует (дополнительный, хотя не идентичный анализ предположений, сделанных в этой работе, см. Matsumoto, 1999).

Подводя итог сказанному, можно отметить, что дискомфорт традиционалистов в кросс-культурной психологии, вызванный позицией культурных психологов, понятен и оправдан. Обе стороны приводят важные доводы, но ни одна из позиций не устоит перед серьезной критикой. В действительности все решают личные предпочтения и философская ориентация. Важно не забывать и то, что, в конечном счете, оба направления в различных модификациях могут значительно обогатить психологию, по меньшей мере, в инкрементном, если не в холистическом смысле.

В идеологическом аспекте вряд ли придет конец этому интеллектуальному конфликту, поскольку не похоже, чтобы стороны могли найти решение или хотя бы прийти к жизнеспособному компромиссу относительно концептуальных и методологических дилемм, стоящих перед ними. Кроме того, стили, которыми пользуется каждая из сторон для описания и идентификации предмета обсуждения, часто не сопоставимы между собой.

Однако в то время как идеологические разногласия вот-вот разорвут дисциплину на части, очевидны изменения в позиции многих исследователей, работающих в данной сфере. Недавние заявления Триандиса (Triandis, 1997) свидетельствуют о менее категоричной позиции и поиске компромисса. Миллер в своей работе (Miller, 1994) -- предпринимает сознательные попытки преодолеть границу между культурной и кросс-культурной психологией. Возможно, прежде всего, именно на такой сдвиг в отношении указывает и ощутимое изменение прежнего тона риторики Шведера (Schweder, 1990). Например, одна из его недавних публикаций совместно с другими авторами (Schweder, Much, Mahapatra & Park, 1997) называется «"Большая тройка" основ морали (автономия, общность, Бог) и "большая тройка" объяснений страдания». В ней авторы пытаются наметить схему объединения всех основных этических систем, существующих в мире. Эту схему можно интерпретировать и как аллюзию системы личностных универсалий, столь популярную сейчас в психологии личности (например, MdCrae & Costa, 1997; MdCrae, Costa, del Pilar, Rolland & Parker, 1998), что служит несомненным показателем изменения позиции. Даже Герген, который не выходит за пределы социального конструкционизма, время от времени демонстрирует относительно мирное отношение к кросс-культурной психологии, признавая отдельные достижения (например Misra & Gergen, 1993).

Но если дело действительно обстоит именно так и ощутимое изменение в отношении друг к другу имеет место с обеих сторон, было бы поучительно выяснить причины таких перемен. Как было сказано выше, мы не видим теоретического или методологического сдвига или открытия такого уровня, который мог бы вызвать такое потепление в отношениях. Скорее, эта перемена произошла благодаря осознанию обеих сторон, что и та и другая система взглядов сопряжена с важными и в настоящее время непреодолимыми проблемами. Такое осознание заставило большую часть теоретиков стать скромнее и сговорчивее по отношению к ориентациям иного толка -- так сказать, слегка умерить свой этноцентризм.

Основные трудности, с которыми сталкивается каждый из подходов

Культурная психология и конструктивистские подходы в целом обнаруживают, по меньшей мере, три основных проблемных момента.

1. Отсутствие последовательной и обладающей возможностями широкого применения методологии. Культурная психология занимала скорее двойственную позицию в отношении соответствующей методологии -- от количественных до этнографических методик -- поскольку, как было показано, она неизбежно имеет дело с разносторонним осмыслением культуры и с допускающей неоднозначное толкование концепцией взаимоотношений культуры и психологии. Таким образом, исследователи, имеющие психологическую подготовку, опираются, прежде всего, на количественные методики, в то время как многие ученые -- представители иных общественных наук -- придерживаются методов качественного характера. Вероятно, пригодиться могут и те и другие, и, без сомнения, и у тех и у других есть свои сильные стороны, -- однако при отсутствии собственной прочной методологической платформы трудно доказать свою правоту в противовес конкурирующему направлению.

2. Релятивизм подвергся пересмотру. Релятивизм, который содержится как в культурной психологии, так и в социальном конструктивизме, весьма затрудняет формирование языка для описания субъективно определяемых объектов или состояний в любом теоретическом контексте. Кроме того, это существенно для разработки любой теории, которая выходит за пределы самых умеренных ограничений, определяемых культурой. Недавние заявления, прозвучавшие в культурной психологии (Shweder, 1986) и в этнокультурной психологии (Sinha, 1997), определенно дают понять желательность таких теорий (то есть теорий, обладающих возможностью кросс-культурного применения). Вопрос в том, как создать и проверить такие теории в условиях релятивистских ограничений.

3. Разумное истолкование социального мира. Социальному конструктивизму с его приверженностью к описанию психологических феноменов как социальных построений, естественно, придется столкнуться с еще одним комплексом весьма сложных проблем, многие из которых признаны в последнее время даже его сторонниками (например Burr, 1995). В упрощенном виде можно сформулировать основную проблему следующим образом: если все социальные и психологические феномены -- включая психологические теории -- следует рассматривать только как социальные построения, то должен существовать разум, который создает их. Поиски этого разума (основная цель классического психологического исследования) в основе своей разумная, хотя и весьма трудно выполнимая задача. Данная фундаментальная проблема имеет, разумеется, множество общеизвестных следствий для социального конструктивизма, включая проблему оценки результата разрушения социальных связей, общественного поведения и т. п., перед лицом разнообразных и в равной степени вероятных возможностей действительности.

Что касается кросс-культурной психологии, здесь также присутствует множество концептуальных трудностей. Поскольку некоторые из них подробно обсуждались выше, а семь ее слабых мест были определенные Бошем (Boesch, 1996), ниже коротко упоминаются лишь две важные позиции.

1. Опасность недостаточной концептуальной гибкости. Устойчивая приверженность специалистов по кросс-культурной психологии к логико-эмпирическому подходу означала, что культура рассматривалась в первую очередь как промежуточная переменная (обычно опосредующего характера). Однако в рамках такого подхода, как предполагает анализ, сделанный Кимблом (Kimble, 1989), нельзя обращаться к культуре как к объясняющему фактору. Напротив, культура находится до уровня дескриптора положения дел. Примером могут служить пространные описания индивидуализма и коллективизма в аспекте паттернов атрибуции, Я-конструирования, эмоций, и т. п., которые появились в литературе по кросс-культуре в течение последних десяти лет (например Triandis, 1993,1995). Тем не менее многие исследователи пользовались такими описаниями, подразумевая, что индивидуализм и коллективизм являются причинами данных паттернов. Безотносительно к цели, которую стремятся достичь исследователи, в целом практика такого рода заслуживает осуждения: индивидуализм и коллективизм являются моделями, а не факторами, при помощи которых можно объяснить данные модели. Это налагает серьезные ограничения на тот род теоретической деятельности, которой могут заниматься кросс-культурные психологи, и па возможности использования конструкта культуры.

2. Методологическая самоуверенность. Независимо от того, во что желали бы верить большинство психологов, сравнения на фактическом уровне в кросс-культурной психологии чрезвычайно сложны. Даже беглое рассмотрение тезиса Духема-Куина об уязвимых местах проверки частных гипотез показывает, что, особенно в кросс-культурных исследованиях, переход от теоретических моделей к критериям и затем к эмпирическим наблюдениям чреват проблемами. Эти проблемы, обычно связанные с не равноценностью концепций и критериев в различных культурах, позволяют ученым сохранять верность своим излюбленным теориям, невзирая па противоречащие им данные. Адамопулос (Adamopoulos, 1988) комментировал эту проблему более 10 лет назад, хотя с тех пор мало что изменилось в практике кросс-культурных исследований. Даже самые излюбленные в данной отрасли знаний методики, такие как emic - и etic -подходы Еtic-подход нацелен на поиск универсалий, общих психологических законов. Еmic-подход направлен на изучение психологических характеристик поведения в условиях данной конкретной культуры. Согласно Берри, многие попытки повторить emic -исследования, проведенные в США, в других частях мира, представляют собой навязанные (imposed) emic -исследования. Достичь более валидных etic -обобщений можно путем проведения параллельных emic-исследований внутри ряда национальных культур и сопоставления полученных результатов. Если между этими результатами обнаруживается конвергенция, то это дает основание формулировать закономерности, но крайней мере, для данного ряда культур. -- Примеч. науч. ред., сформулированные Сегаллом с соавторами (Segall et al., 1999) и многими другими исследователями, достаточно концептуально неоднозначны, чтобы допускать значительное количество недоразумений и разночтений. Например, различие между «imposed etic» и «emic» -- импортирование внешнего инструмента для оценки (хотя и с некоторыми модификациями) конструкта в различных культурных контекстах-- вовсе не очевидно и часто ведет к изрядной путанице.