Психология взаимодействия работников следственных органов с несовершеннолетними (Правонарушителями и потерпевшими по половым преступлениям) при допросе

Из приведенного фрагмента судебно-психологической экспертизы видно, что малолетняя потерпевшая к восьмилетнему возрасту была способна осознавать и внутренний смысл, совершаемых в отношении нее действий. Кроме того, девочка, несмотря на наличие длительной психотравмирующей ситуации, сопряженной с ее эмоциональной изоляцией в семье при безразличном отношении к ней со стороны матери и крайне жестоком, циничном - со стороны отчима, осталась контактной, доброжелательной, открытой для межличностного общения, что подтверждалось как результатами психодиагностического обследования ее личности, заключением экспертов-психиатров («признаков каких-либо психических расстройств или невротических состояний, имеющих прямую причинно-следственную связь с содеянным в отношении нее, не обнаруживает»), так и характеризующем ее личность материалом (после содеянного легко адаптировалась в новом для нее коллективе детского дома, сохранив, в том числе, и устойчивую мотивацию к обучению).

Подобное эмоциональное и поведенческое реагирование малолетнего ребенка - жертвы инцестуальной связи при осознании им внутренней стороны событий происшедшего, встречается редко. Как указывалось ранее, сохранность способности малолетних потерпевших к осознанию характера и значения, совершаемых с ними сексуальных действий, и механизм переживания насилия сугубо индивидуален, несмотря на один возрастной период и схожие, а иногда и идентичные признаки собственно криминальной ситуации (см.: прилож., пример №76).

Неоднозначность воздействия сексуальных эксцессов на психику потерпевших «определяется возрастом детей, с которого они начинают подвергаться насилию, этапом психосексуального и уровнем психического развития, их биологическими и индивидуально-психологическими особенностями» (Н.Б.Морозова, 1999, с.23). В случаях массивной, длительной по времени сексуальной травмы, когда механизм ее действия приобретает для ребенка характер «жизненной ситуации», возможно возникновение у потерпевших и психических расстройств с определенной динамикой, укладывающихся в рамки своеобразных психогенных и патохарактерологических развитей личности (Н.Б.Морозова, 2005, с.536). Так, в настоящем исследовании из общего числа потерпевших данного типа 8 испытуемых (21%) выявляли признаки временных психических расстройств, развившихся непосредственно в ответ на сексуальный деликт (посттравматическое стрессовое расстройство, атипичная депрессия, затяжное невротическое состояние).

В соответствии с нашим научным интересом, рассмотрим трансформацию эмоционального и поведенческого реагирования несовершеннолетних, признанных психически здоровыми после совершенного в отношении них сексуального насилия, носящего характер массивной и длительной психотравмы. В случае пролонгированной насильственной инцестуальной связи, по мере «накопления» эпизодов сексуального насилия механизм переживания ребенком внутрисемейного насилия закономерно приводит по типу «снежного кома» к деформации его личности, трансформации эмоционального, а затем, и поведенческого реагирования. Эмоциональное реагирование потерпевшей (потерпевшего) меняется с течением времени поэтапно. Первоначально возникшие под воздействием угроз насильника у малолетнего ребенка эмоции страха перед матерью в течение определенного промежутка времени (двух-трех месяцев) траснформируются в чувство вины перед ней (в первую очередь, как перед женщиной, с которой живет насильник). При этом, отношение к преступнику со стороны ребенка начинает носить характер ярко негативного при доминировании эмоций страха перед ним. Нередко ребенок, продолжая тщательно скрывать происходящее, тем не менее, пытается найти защиту у взрослых, в том числе и посторонних людей (учителей, воспитателей, знакомых), говоря о плохом отношении к нему со стороны насильника (заставляет делать уроки, не пускает гулять, «дает подзатылники» и т.п.). Однако, подобные попытки жертвы насилия найти помощь, как правило, оказываются безрезультатными и мотивация сохранения тайны становится еще более устойчивой.

В тех случаях, когда сексуальное насилие продолжается в течение нескольких лет и жертва инцеста вступает в пубертатный период, чувство вины по отношению к матери трансформируется в эмоции ненависти по отношению к ней как к лицу, не замечающему происходящее и, следовательно, не оказывающему помощь (в нашей экспертной практике неоднократно встречались случаи, когда девочка немотивированно, по мнению матери, уговаривала ее расстаться с насильником - «ты его не знаешь», «он тебя не любит» и т.д.). С течением времени, в процессе онтогенеза (начиная с периода среднего пубертатного возраста) на фоне длительной психотравмирующей ситуации, связанной с систематически совершаемыми в отношении, теперь уже подростка, насильственными сексуальными действиями, устойчивыми индивидуально-психологическими особенностями личности потерпевших становятся следующие: высокий уровень тревожности и эмоциональной напряженности, резко заниженная самооценка, стойкий комплекс неполноценности, пониженный порог фрустрации, робость, боязливость и нерешительность. В старшем подростковом и в раннем юношеском возрасте потерпевшая (потерпевший), будучи уже способной к пониманию внутренней стороны происходящего, рефлексирует своё поведение в предкриминальной, криминальной и посткриминальной ситуациях по типу «умственной жвачки», не видя выхода из сложившейся ситуации и не имея в своем поведенческом репертуаре адекватных копинг-стратегий.

В связи с тем, что пролонгированное инцестуальное сексуальное насилие носит характер «жизненной ситуации» (пред-, пост- и криминальные ситуации постоянно чередуются), у подростка существенно меняется «Я- концепция» и в рамках сформировавшегося к этому времени стойкому комплексу неполноценности появляется чувство неприятия себя как личности, вплоть до возникновения устойчивых эмоций ненависти к себе, иногда сопряженных и с аутоагрессивными тенденциями. Психотравмирующее воздействие криминальной ситуации на личность подростка происходит по типу «порочного круга»: полное отсутствие возможности свободного выбора действий, обусловленное сформировавшимися личностными особенностями подростка на фоне неизменно высокого уровня эмоционального напряжения (в структуре стресса) в длительной психотравмирующей ситуации (постоянное ожидание очередного эпизода сексуального насилия) неизбежно приводит к переживанию пролонгированной ситуации сексуального насилия по механизму «терпения» (Ф.С.Сафуанов, 2003), существенно облегчая совершение преступником очередного эпизода.

Поскольку, к периоду старшего пубертатного, а тем более, раннего юношеского возраста, потерпевший (потерпевшая) полностью понимает и социальное значение, совершаемых в отношении него действий (осознание инцеста как социально-неприемлемой формы отношений), чётко осознавая своё место в создавшейся ситуации, изменяется и его поведенческий репертуар - подросток замыкается в себе, «ликвидирует» подруг (друзей), оставаясь наедине со своей тайной, практически, отказываясь от общения со сверстниками. При этом, в межличностном внутрисемейном общении появляются нетипичные для тревожной, боязливой, зависимой и неуверенной в себе личности подростка внешнеобвинительные формы реагирования при высоком уровне вербальной агрессии, направленной, преимущественно на мать.

Таким образом, как показало проведенное исследование, в тех случаях, когда первый эпизод насилия совершается в отношении ребенка (жертвы пролонгированной инцестуальной связи)'в его малолетнем возрасте (4-10 лет), в процессе онтогенеза при развитии сексуального сознания и самосознания потерпевшего, трансформация его эмоционального реагирования проходит четыре этапа (см.: приложение 1, пример №77).

Рис. 4. Трансформация эмоционального реагирования потерпевшей (потерпевшего) в ситуации длительного внутрисемейного сексуального насилия на разных этапах понимания происходящих событий

Таблица 4

При совершении же первоначальных эпизодов сексуального насилия в отношении потерпевшей (потерпевшего) пубертатного возраста эмоции

страха по отношению к матери отсутствуют, а первоначально доминирующими являются эмоции страха перед насильником при наличии все той же мотивации поведения - мотивации сохранения тайны, которая становится устойчивой в короткий промежуток времени. Понятно, что в подобных случаях можно говорить о хронической фрустрации ведущих потребностей личности подростка (аффилиативной, потребности в безопасности, в самоуважении и уважении со стороны окружающих), которая с течением времени усиливается, приобретая характер острого переживания на фоне длительной психотравмирующей ситуации, связанной с сексуальным насилием.

По мере нарастания психотравмирующей ситуации - неоднократного повторения эпизодов сексуального насилия, механизм переживаний подростка (как правило, лица мужского пола) и его поведенческого реагирования по механизму «терпения», может привести к возникновению различных эмоциональных состояний, на высоте которых возможно совершение убийства насильника жертвой (в нашей экспертной практике зафиксировано 4 аналогичных случая). Хроническое состояние фрустрации, характеризующееся накоплением негативных эмоций при выраженной глубине переживаний и сопровождающееся постоянной внутренней напряженностью, оказывает дезорганизующее влияние на психику подростка, приводя к «катастрофическому поведению» (см.: прилож., примеры №№60, 61).

Несовершеннолетние потерпевшие, первоначально подвергшиеся сексуальному внутрисемейному насилию в пубертатном возрасте встречаются крайне редко (6, 25%). Понятно, что в подобных случаях переживание психотравмы подростком отличает еще большая глубина, особенно если несовершеннолетний до содеянного выявлял признаки психического расстройства невротического регистра (см.: прилож., пример №78).

Малолетние потерпевшие с мотивацией сохранения тайны в следственных ситуациях ведут себя кардинально противоположно несовершеннолетним с той же мотивацией поведения. Малолетние дети (до десятилетнего возраста), достаточно легко вступают в контакт и независимо от присутствия того или иного законного представителя (матери, педагога, социального работника или психолога детского учреждения) подробно рассказывают о происшедшем, либо несколько смущаясь, либо достаточно эмоционально излагая необходимые сведения. Данный факт легко объясним - малолетний ребенок, не способный в силу своего возраста осмыслить морально-нравственный урон, нанесенный его личности, избавившись от сексуальных истязаний и получивший социальную защиту в лице взрослых людей, чувствует себя в безопасности и желает наказания виновному («пусть ему будет также», «пусть он сядет в тюрьму», «пусть его убьют» и т.д.).

Несмотря на недостаточную сформированность механизмов долговременной памяти малолетних детей, психотравмирующий, массивный и пролонгированный характер ситуации внутрисемейного насилия эффекты замещения (вытеснения) при воспроизведении внешней, юридически значимой стороны происшедших событий малолетними потерпевшими в период проведения допросов не обнаруживались Полученные результаты полностью подтвердили выводы, сделанные М.В.Морозовой: в тех случаях, когда половые преступления в отношении дошкольников носили неоднократный характер, эффектов замещения не обнаруживалось, а «отмечались временные и пространственные смещения и контаминации со «слипанием» различных событий в одно без искажения внешнего характера действий» (1995, с. 15).. Безусловно, малолетние потерпевшие данного типа, вследствие своих возрастных особенностей, не могли самостоятельно обозначить точные календарные даты эпизодов насилия, поэтому их установлению способствовала привязка к личностно значимым для ребенка обстоятельствам, не связанным с ситуацией преступления.

В отличие от малолетних, несовершеннолетние потерпевшие с мотивацией сохранения тайны, будучи способными к полному пониманию характера и значения, совершаемых с ними действий, при проведении следственных действий контактировали весьма неохотно, стараясь как можно скорее закончить общение, избегая детализации показаний («не помню», «уже забыла», «не хочу об этом говорить» и т.д.). При этом, установление психологического контакта следователя с потерпевшей было сопряжено с определенными трудностями, к числу которых относилось и присутствие на допросе законного представителя подростка. Достаточно часто мать потерпевшей являлась «основным раздражителем» для подростка, даже в тех случаях, когда она занимала выраженную обвинительную позицию по отношению к преступнику Мы не случайно делаем оговорку «даже в тех случаях...», т.к. в нашей экспертной практике встречались аналогичные по своей сути ситуации, когда матери несовершеннолетних потерпевших занимали агрессивно-обвинительную позицию по отношению к собственному ребенку, пытаясь представить дочь виновной в происшедшем («мой муж сам этого захотеть не мог, это она его соблазнила», «он не мог поступить по-другому, он же - мужчина»). Причем, в большинстве случаев насильником являлся сожитель матери, значительно младше ее по возрасту (в двух случаях - лицо кавказской национальности)..

Присутствие же на допросе педагога нередко являлось провоцирующим фактором для возникновения у несовершеннолетней потерпевшей защитной агрессии, выражающейся, в том числе, и в отказе от дачи показаний. Полагаем, что подобное поведение жертвы внутрисемейного насилия вызвано восприятием личности педагога как лица, выражающего обывательский интерес к ситуации, составляющей основу уголовного дела. Думается, что при проведении следственных действий с несовершеннолетними потерпевшими данного типа целесообразно участие не школьного психолога или педагога, а квалифицированного специалиста в области юридической психологии.

Тип 2. Мотивация эротичной идентичности (39 испытуемых - 15,8 % от общего числа потерпевших).

К данной категории относятся несовершеннолетние потерпевшие женского пола периода старшего пубертатного и раннего юношеского возраста (15-17 лет), которые в ходе функционирования системы «жертва- преступник-предкриминальная ситуация» своим виктимным поведением способствуют реализации потенциальным насильником противоправных действий, предусмотренных ст.ст.131, 132 УК РФ. Н.Б.Морозова относит подобное поведение несовершеннолетних к псевдопровоцирующему типу виктимного поведения, который «внешне сходен с провоцирующим поведением взрослых потерпевших и характеризуется повышенной двигательной активностью, стремлением к взаимодействию с потенциальным преступником, установлением с ним речевого контакта, кокетством, проявлением интереса сексуального характера вплоть до прямого поощрения сексуальной активности и сексуальной расторможенности, а также совместным употреблением алкогольных напитков и эйфоризирующих средств» (1999, с. 18).

Разделяя позицию автора в теоретическом аспекте, к данному типу потерпевших мы относим несовершеннолетних, не имеющих опыта половых контактов, но желающих эротично окрашенных отношений с противоположным полом и активно стремящимся к ним. Однако, поведение потерпевших с мотивацией эротичной идентичности при взаимодействии с потенциальным преступником в предкриминальной ситуации исключает проявление с их стороны собственно сексуального интереса и, тем более, «прямого поощрения сексуальной активности и сексуальной расторможенности». Мотивация эротичной идентичности включает в себя совокупность инфантильных мотивов: признания себя половозрелой личностью, демонстрации своей эротичности, востребованности как объекта вожделения для лиц противоположного пола.

Поскольку, несовершеннолетние данного типа, в большинстве своем, «продукты» авторитарного воспитания в семье по типу доминирующей гиперпротекции, потребность в имитации свободного, сексуально- притягательного поведения взрослой девушки для данной категории несовершеннолетних является сверхзначимой. При этом, «палитра» личностных особенностей данных потерпевших очень широка - различные сочетания истероидного компонента с гипертимным, неустойчивым и конформным вариантом акцентуации характера. В любом случае, наряду с типичными возрастными особенностями потерпевших данного круга (инфантилизм, эмоциональная незрелость, неустойчивая самооценка, импульсивность в принятии решений) демонстративность, артистизм, развитые коммуникативные качества являются их устойчивыми индивидуально-психологическими характеристиками.

В предкриминальной ситуации потерпевшие данного типа легко знакомятся с лицами противоположного пола, охотно идут с ними на эмоциональный контакт, кокетничают, активно демонстрируя свою «эротичность», соглашаются на совместное употребление спиртных напитков, стремясь казаться старше своих лет (в большинстве случаев при знакомстве называют свой возраст совершеннолетним). Однако, их инфантильные представления о происходящем существенно отличаются от оценки ситуации потенциальным преступником, который воспринимает подобное раскованное поведение девушки как призыв к сексуальной связи. Отсутствие же рефлексии своего поведения приводит к восприятию потерпевшими криминальной ситуации как неожиданной и субъективно безвыходной, тем более, что насилие в отношении них совершается, как правило, со стороны ранее незнакомых или малознакомых, но старших по возрасту лиц.

Непосредственно в криминальной ситуации, когда потерпевшим становятся понятны истинные намерения преступника, в большинстве случаев они не могут в короткий промежуток времени правильно оценить уровень опасности ситуации, либо, осознавая ее рискованный характер, субъективно воспринимают ее как безвыходную, не предпринимая никаких попыток к сопротивлению. В нашей экспертной практики были случаи, когда в криминальной ситуации у несовершеннолетних потерпевших данного типа развивались эмоциональные состояния различной степени выраженности (от состояний стресса различного генеза до аффективных состояний), дезорганизующие их деятельность, снижающие произвольную регуляцию поведения и блокирующие потенциальную возможность к оказанию сопротивления насильнику (см.: прилож., пример №79). Посткриминальная ситуация характеризуется наличием у потерпевших самооправдательных высказываний близким взрослым при наличии, тщательно скрываемых, доминирующих реакций самообвинения, возникающих вследствие ретроспективной рефлексии своего поведения в предкриминальной ситуации.

Достаточно часто работники следственных органов, не учитывая возрастных и личностных особенностей данной категории несовершеннолетних, расценивают их псевдопровоцирующее поведение как стремление вступить в половой контакт. По этой причине, в ходе проведения следственных действий юридические работники нередко демонстрируют обвинительный уклон по отношению к потерпевшей, что не только осложняет процесс установления истины по уголовному делу, но и является источником вторичной травматизации жертвы сексуального насилия (см.: прилож., пример №80).

Потерпевшие данного типа при полном понимании внешней и внутренней стороны происшедшего, как правило, не осознают социальную составляющую содеянного в отношении них. В ходе проведения следственных действий часто занимают неустойчивую позицию: легко поддаются влиянию как со стороны работников следствия, так и законных представителей, стремясь в своих показаниях соответствовать тем ожиданиям, которые им предъявляют. Контактируют неохотно, смущаются, всячески пытаясь оправдать своё поведение в предкриминальной ситуации.

Тип 3. Мотивация сохранения источника удовлетворения витальных потребностей (34 испытуемых - 13,8 % от общего числа истинных потерпевших).

К данной категории потерпевших мы относим малолетних и несовершеннолетних среднего пубертатного возраста, в отношении которых совершаются преступления, предусмотренные ч.З ст. 131 УК РФ, ч.З ст. 132 УК РФ, ст. 133 УК РФ, ст.134 УК РФ, ст. 135 УК РФ, ч.З ст.240 УК РФ. В первую очередь, это - несовершеннолетние и даже малолетние дети, вынужденные обеспечивать свою жизнедеятельность, посредством «продажи» своего тела, т.е. занимающиеся проституцией в явной или завуалированной форме. Потерпевшие данного типа - всегда депривированные дети из неблагополучных семей, лишенные не только заботы и внимания со стороны взрослых, но и элементарных средств к существованию, ведущие асоциальный образ жизни (51% из них составляют мальчики). Их отличает крайне низкий образовательный уровень, не сформированные навыки усвоения нового материала, отсутствие мотивации к обучению. У них не развиты коммуникативные навыки и способность к рациональному выходу из сложной ситуации, они ведомы, зависимы, инфантильны и эмоционально незрелы.

Насилие в отношении данной категории потерпевших всегда совершается со стороны взрослых преступников. В большинстве случаев потерпевшие выявляют признаки какого-либо психического расстройства (умственной отсталости разной степени выраженности, различные нарушения поведения и т.д.). Как правило, первоначально дети вступают в сексуальные отношения в малолетнем возрасте (до 11-ти лет), не осознавая ни внутренней стороны происходящих событий, ни их социального значения. В связи с этим, предкриминальная ситуация характеризуются психологической готовностью потерпевших к вынужденному вступлению в сексуальные отношения, ожиданием их совершения при послушно- пассивном подчинении воле насильника в собственно криминальной ситуации.

Как показывает практика, дети, вынужденные зарабатывать проституцией в явной или в завуалированной форме, в кратчайшие сроки адаптируются к своей новой роли, полностью принимая соответствующие стереотипы поведения (см.: прилож., пример №25). Как указывалось ранее, в подобных случаях можно говорить об использовании преступником беспомощного состояния малолетних потерпевших в плане тотального неудовлетворения их витальных потребностей (в обеспечении жизнедеятельности), что относится и к потерпевшим по преступлениям, предусмотренным ст. 134 УК РФ (см.: прилож., пример №82).

Преступники, использующие сексуальные услуги детей для своего обогащения, достаточно часто создают группы несовершеннолетних, формируя у них устойчивую мотивацию совершения сексуальных действий, основанную не только на удовлетворении витальных, но и гедонических потребностей, сверхактуальных для подростков с асоциальными формами поведения. Понятно, что наиболее доступным для преступников «материалом» являются дети-бродяжки, которые за «кусок хлеба», подобие крова над головой, сигареты, спиртное, одурманивающие вещества соглашаются на сексуальные контакты (см.: прилож., примеры №№26, 81). В этой связи, посткриминальная ситуация как и предкриминальная характеризуется психологической готовностью потерпевшего к вынужденному вступлению в новые сексуальные отношения.

При проведении следственных действий потерпевшие данного типа контактируют неохотно, выявляя эмоции смущения, однако, сведения, излагаемые ими, как правило, характеризуются логичностью и последовательностью. Однако, в нашей экспертной практике встречались случаи, когда несовершеннолетние потерпевшие отказывались давать интересующие следствие сведения, боясь наказания со стороны преступника (см.: прилож., пример №81).

Тип 4. Мотивация избежания микросредовой изоляции (21 испытуемый - 8,5 % от общего числа потерпевших).

К данному типу потерпевших мы относим несовершеннолетних обоих полов (из них - 17 девочек) среднего и старшего пубертатного возраста (1315 лет), насилие в отношении которых всегда носит групповой характер и совершается со стороны таких же несовершеннолетних. Преступления в отношении данной категории потерпевших (ст.ст.131, 132, 133 УК РФ) совершаются группами несовершеннолетних, в том числе, с мотивацией удовлетворения гедонических потребностей, связанных с первичными сексуальными влечениями (см.: прилож., примеры №№ 46, 47, 48) и мотивацией наказания (см.: прилож., примеры №№ 51, 52). В группе несовершеннолетних правонарушителей всегда есть знакомые потерпевшему (потерпевшей) подростки, нередко - и члены их референтной группы (как правило, при совершении деликтов с мотивацией наказания).

К данному типу мы относим и, так называемых, «общих девочек» из среды девиантных подростков, выявляющих признаки асоциального поведения, воспринимающих ситуацию насилия как субъективно безвыходную, вследствие занимаемого ими положение в референтной группе, обусловленного, в первую очередь, их личностными характеристиками. .Для многих «девочек-подростков, особенно из неблагополучных семей, принадлежность к хулиганской группе сверстников, где культивируются аморальные формы поведения, составляет основную внутреннюю ценность и ради ее сохранения и укрепления, будучи не способными противостоять групповому влиянию, они готовы пойти на отношения, неприятные им морально и физически» (М.М.Коченов, Л.П.Конышева, 1989, с. 17). Однако, даже очевидное согласие потерпевшей на вступление в сексуальные контакты не может служить доказательством того, что оно было вполне осознанным и произвольным (О.Д.Ситковская, Л.П.Конышева, М.М.Коченов, 2000).

Потерпевшими с мотивацией избежания микросредовой изоляции могут быть подростки с различными социально-демографическими данными, выявляющие признаки неустойчивого или конформного психотипов, иногда - с истероидными включениями. Они ведомы и зависимы от мнения окружающих, их волевой компонент развит недостаточно, самооценка характеризуется неустойчивостью. Потерпевшие данного круга стремятся стать членами подростковых образований, быть сопричастными групповым интересам, всячески пытаясь понравиться лицам, занимающим весомое положение в подростковых группах, вплоть до проявления подобострастия. В подобных случаях предкриминальная ситуация, являясь конфликтогенной с точки зрения межличностных взаимоотношений подростков, тем не менее, изначально может не нести в себе угрозы собственно сексуального насилия для потерпевшего.

Будучи инфантильными и эмоционально незрелыми субъектами, с неразвитыми волевым компонентом и способностью к рациональному выходу из сложной ситуации, потерпевшие воспринимают неизбежность «наказания» со стороны подростков как полную и окончательную расплату за свои «проступки» с дальнейшим возвратом первоначального отношения к себе в референтной группе. В связи с этим, формирование мотивации поведения жертвы насилия обусловлено удовлетворением сверхзначимой для ее (его) личности потребности в сопричастности к общности «Мы», актуализируемой наличием опасений оказаться в изоляции, стать изгоем в микросоциальном подростковом окружении.

В криминальной же ситуации они не могут избрать адекватных копинг- стратегий, выявляя признаки пассивно-подчиняемого варианта поведения. Как показывает практика, в большинстве случаев непосредственно перед совершением деликта потерпевшая делится своими переживаниями с ближайшей подругой, которая, опасаясь оказаться в подобном положении и публично отдаляясь от потерпевшей, говорит ей о необходимости и неизбежности выполнения всех требований насильников, в противном случае, указывая на возможность огласки, которая может привести к «утяжелению» положения потерпевшей в среде сверстников (в том числе, при совершении преступлений, предусмотренных ст. 133 УК РФ).

Насильственные сексуальные действия в отношении потерпевших данного типа, как правило, носят характер многоэпизодных, чему способствует отсутствие информации о происходящем у лиц, находящихся вне подросткового окружения, т.к. сами потерпевшие всячески стараются скрыть происшедшее от родителей, близких, учителей. В посткриминальной ситуации стремительное нарастание эмоционального напряжения у потерпевшей, включающее в себя и эмоции страха от ожидания дальнейших действий (реакций) со стороны сверстников, протекает по типу «снежного кома». Потерпевшая остается в эмоциональной изоляции, наедине со своими остропсихотравмирующими переживаниями, не способная к выработке оптимальных копинг-стратегий, направленных на защиту своей личности, все больше усугубляя своё положение в микросоциальном подростковом окружении. Подобный поведенческий репертуар потерпевших по варианту «замкнутой кривой» значительно облегчает для несовершеннолетних правонарушителей совершение повторных эпизодов, ощущающих, с одной стороны, свою полную безнаказанность, а с другой - власть над жертвой в ситуации группового принуждения (см.: прилож., пример №83).

В ходе проведения допросов потерпевшие с подобной мотивацией поведения ведут себя замкнуто, настороженно, в контакт вступают крайне неохотно, зачастую, отказываются давать показания, боясь мести со стороны подростков-правонарушителй. При этом, присутствие на допросе законного представителя и педагога (психолога), как правило, нисколько не нивелируют ситуацию, а лишь усугубляют ее - потерпевшая испытывает гамму дополнительных негативных эмоций, не надеясь на помощь взрослых. Поскольку несовершеннолетние потерпевшие воспринимают и посткриминальную ситуацию как субъективно безвыходную в части весьма определенного (негативно окрашенного, презрительного и пренебрежительного) отношения к ним со стороны подростков, вследствие наличия информации о происшедшем в подростковом окружении, ими нередко предпринимаются суицидальные попытки, которые могут носить характер шантажных.

5. Мотивация сохранения жизни (87 испытуемых - 35,2% от общего числа потерпевших).

К данному, самому многочисленному кластеру истинных потерпевших, мы относим несовершеннолетних потерпевших мужского и женского пола (12 мальчиков) всех возрастных групп (от дошкольного до младшего юношеского возраста) с различными социально- демографическими данными и личностными характеристиками. Нападение на потерпевших данного типа происходит всегда неожиданно, с применением насилия или с угрозой его применения, в большинстве случаев со стороны незнакомых несовершеннолетнему лиц старших по возрасту (преступления, предусмотренные ст.ст.131, 132 УК РФ). Предкриминальная ситуация всегда носит характер нейтральной, а криминальная - неожиданной, вызывающей у жертвы эмоции сильнейшего страха, в случае не только применения насилия со стороны преступника, но и угрозы его применения.

Остропсихотравмирующий характер криминальной ситуации обусловлен оказанием мощного психологического прессинга на психику потерпевших, который, в большинстве случаев, вызывает у них блокировку активности, парализацию воли, провоцируя ведомое, зависимое поведение без попытки выбора адекватных копинг-стратегий (пассивно-подчиняемый вариант). При этом, сама по себе юридически значимая ситуация может быть потенциально разрешимой, объективно предполагая возможность избежания насилия - дневное время суток при наличии рядом взрослых людей и т.д. Однако, даже в тех случаях, когда нападение совершается преступником одновременно на нескольких несовершеннолетних, потерпевшие оказываются не способными к сопротивлению, «индуцируя» друг друга своим эмоциональным и поведенческим реагированием (см.: прилож., пример №84). В любом случае, поведение потерпевших данного типа в криминальной ситуации мотивировано сохранением жизни, независимо от совершения ими определенных действий (попытки оказания сопротивления насильнику, мольбы о помощи и т.д.) или бездействия (блокировка активности).

Эмоциональное и поведенческое реагирование подростков мужского пола (12-13 лет) и малолетних мальчиков (7-9 лет), в большинстве случаев аналогично вышеприведенному - первоначальные эмоции страха, вызванные угрозой применения насилия со стороны преступника провоцируют блокировку активности и пассивно-подчиняемый вариант поведения в криминальной ситуации, особенно у лиц, страдающих психическим расстройством или ведомых, зависимых, неуверенных в себе подростков с закрепленным «послушным» стереотипом поведения со взрослыми. При этом, достаточно часто нападение происходит на подростка, находящегося в компании друзей, которые, охваченные страхом за свою жизнь, не только не пытаются помочь потерпевшему избежать насилия, но и не зовут на помощь взрослых, спасаясь бегством (см.: прилож., пример №85).

Крайне редко, но, тем не менее, встречаются случаи, когда подростки мужского пола старшей возрастной группы при полном понимании характера и значения, совершаемых с ними действий, оказываются неспособными оказывать сопротивления насильнику, несмотря на наличие предрасполагающих к этому внешних факторов (развитых физических данных потерпевшего, особенностей юридически значимой ситуации и т.п.) (см.: прилож., пример №86).

Механизм переживания насилия в посткриминальной ситуации у потерпевших данного круга сугубо индивидуален и, в связи с этим, различен, несмотря на идентичность совершения деликта. Весьма показательным в этом аспекте является анализ эмоционального и поведенческого реагирования после содеянного у жертв «серийных сексуальных» преступников (55 испытуемых, из них 18 - лиц мужского пола)Экспертное судебно-психологическое исследование, проводилось автором не только в отношении несовершеннолетних потерпевших, но и в отношении обвиняемых в серии преступлений, предусмотренных ст.ст.131, 132, 105 УК РФ - девяти подэкспертных, из которых один являлся несовершеннолетним (см.: приложение 1, пример №73).(см.: прилож., примеры № №87, 88).

При взаимодействии с работниками следственных органов потерпевшие данного типа проявляют различные варианты поведения, в зависимости от индивидуальной структуры личности несовершеннолетней (несовершеннолетнего), степени психотравмирующего воздействия криминальной ситуации, отсроченности ее по времени от следственной и особенностей посткриминальной ситуации. Так, наличие определенных эмоциональных состояний разной степени выраженности в период совершения насилия ограничивает способность малолетних потерпевших к адекватному восприятию личности преступника, образ которого бывает не только деформированным, но и изначально реконструированным, предопределяя и субъективное искажение его внешности - достаточно часто дети наделяют насильника чертами, олицетворяющими силу, жестокость, угрозу, власть («у того были черные-черные волосы, злые глаза, он сам был очень большим, страшным и сильным») Весьма наглядными являются сведения о внешности «серийного сексуального» преступника, данные следственным органам пятью малолетними потерпевшими (девочками 9-11 лет) при составлении розыскного профиля (психологического «портрета») неизвестного преступника: «черные, гладкие волосы и раскосые глаза», «темные, густые волосы и маленькие, злые глаза, большое лицо», «черный-черный мужчина со смуглым лицом», «как узбек или таджик», «короткие темные волосы и круглое лицо со злыми, большими глазами». При обнаружении преступник оказался мужчиной славянской внешности, с русыми волосами средней длины и густоты, серыми глазами и широкими скулами, весьма отдаленно создающими впечатление «раскосых» глаз (см.: приложение 1, пример №87)..

Несовершеннолетние потерпевшие, сексуальное насилие в отношении которых было совершено в малолетнем возрасте, когда они были способны к осознанию лишь внешней стороны происходящих событий, при отсроченном проведении следственных действий (спустя несколько лет) контактировали весьма неохотно, а их показания отличала фрагментарность воспроизведения, вследствие наличия эффектов замещения и вытеснения психотравмирующих образов. К моменту производства по уголовному делу они осознавали и внутренний смысл происшедших событий, т.к. «естественное созревание и формирование психологических структур и новообразований», позволяли теперь уже несовершеннолетним потерпевшим «ретроспективно оценить и внутреннюю, содержательную сторону происшедших с ним ранее событий» (М.В.Морозова, 2005, с.522). Причем, некоторые несовершеннолетние потерпевшие (8 испытуемых 15-17 лет) говорили эксперту-психологу о том, что непонимание внутреннего смысла происходящих событий в период совершения деликта существенно облегчило для них процесс переживания насилия в посткриминальной ситуации («хорошо, что не понимала тогда, зачем он это делал», «если бы он это сделал со мной сейчас, когда я все знаю о сексе, я бы жить после этого не смогла», «тогда быстро все забылось, когда физическая боль прошла, потому что маленькая была, не понимала, что это все значит»).

Таким образом, как показало проведенное эмпирическое исследование, в зависимости от типа мотивации истинные потерпевшие, не способные к оказанию сопротивления виновному при разных уровнях понимания, совершаемого в отношении них сексуального насилия, выявляли различные стереотипы эмоционального и поведенческого реагирования в юридически значимых ситуациях. При этом, у несовершеннолетних, способных к осознанию внешней, внутренней, а в определенных случаях, и социальной стороны происшедших событий, доминирующими эмоциями в период проведения допроса являлись эмоции смущения, нередко сопряженные с самообвинительными реакциями. При наличии сохранной способности к правильному восприятию и дальнейшему воспроизведению событий происшедшего большинство несовершеннолетних потерпевших с работниками следствия контактировали крайне неохотно, нередко, и не желая давать показания, существенно осложняя, тем самым, процесс расследования.

Табл. Сводная таблица истинных потерпевших

Представленный перечень мотиваций поведения несовершеннолетних (малолетних) жертв сексуального в юридически значимых ситуациях, безусловно, не является исчерпывающим. В этой связи, определение психологической мотивации поведения, наиболее полно раскрывающей индивидуальность несовершеннолетнего (малолетнего) потерпевшего как неповторимого сочетания возрастных, характерологических, интеллектуальных, эмоционально-волевых и ценностно-смысловых особенностей его личности, представляется необходимым условием расследования половых преступлений. Оценка же и учет индивидуальности несовершеннолетнего (малолетнего) потерпевшего в ходе осуществления психологического взаимодействия с ним, оптимизирует процесс установления истины по уголовному делу, значительно снижая возможность вторичной психотравматизации жертвы сексуального насилия самой процедурой допроса.

5.3 Психологические мотивации предъявление ложных сведений несовершеннолетними потерпевшими

В ходе работы нами была выделена категория несовершеннолетних (23 испытуемых - 9,3% от общего числа потерпевших), условно обозначенных как «мнимые». При проведении судебно-психологических экспертиз в отношении несовершеннолетних данного типа, признанных потерпевшими по преступлениям, предусмотренным ст.ст.131 и 132 УК РФ, выводы эксперта-психолога свидетельствовали о наличие у них (девочек старшего пубертатного и младшего юношеского возраста 15-17 лет) сохранной способности к оказанию активного сопротивления виновному при понимании внешней и внутренней стороны ситуации, составляющей основу уголовного дела.

Во всех исследуемых примерах из экспертной практики автора, уголовные дела возбуждались, но в ходе предварительного расследования истина по делу была установлена и уголовное преследование в отношении обвиняемых прекращалось за отсутствием в деянии состава преступления, в соответствии с ч.1 п.2 ст.24 УПК РФ, ч.1 п.2 ст.27 УПК РФК предмету настоящего исследования не относятся ситуации, когда несовершеннолетние вступают в половую связь с целью получения материальных или иных ценностей, для осуществления которой шантажируют своих сексуальных партнеров обращением в правоохранительные органы, но разрешение возникшего конфликта происходит путем удовлетворения требований несовершеннолетней. В двух случаях, когда возраст «жертв насилия» переходил за границу шестнадцати лет, в соответствие с ч.1 ст.20 УК РФ ложь потерпевших выступала обязательным признаком составов преступлений, предусмотренных ч.2 ст.306 и ч.2 ст.307 УК РФ и действия несовершеннолетних квалифицировались как заведомо ложный донос или заведомо ложные показания, соединенные с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления (см.: прилож., пример №89).

Следственные действия, связанные с построением версии о возможности лжи, могут быть направлены на предотвращение, распознание, разоблачение лжи и «на изменение позиции лжеца, формирование у него установки на отказ от ложных показаний и дачу правдивых показаний» (В.А.Образцов, 1997, с. 183). Так, А.Р.Ратиновым (1967) создана целостная концепция диагностики лжи, согласно которой в сознании лгущего человека сосуществуют два параллельных события - происшедшее, которое он пытается скрыть и вымышленное, о котором планирует рассказать. При этом, действительно происшедшие события, оставившие яркие, детальные и устойчивые представления в сознании лгуна, он вынужден подавлять, намеренно замещая их вымышленными образами, носящими несравненно более бледный и неустойчивый характер. Таким образом, ложная картина, не имеющая следов и образов в памяти лгущего тормозится более ярким, реальным, истинным образом, провоцируя проговорки лжеца, тем самым, вынуждая его в деталях повторять и заучивать вымышленную информацию, чтобы не обнаружить виновную осведомленность.

Л.Б.Филонов (1979) связывает скрываемое обстоятельство с сильным и устойчивым очагом (очагами) возбуждения в высшей нервной деятельности человека, поддерживающим его возбудимость, контроль за которым вызывает повышенную внутреннюю напряженность, мешающую нормальному функционированию организма и проявляющейся в общении. Автор предлагает два подхода к выявлению юристом скрываемого обстоятельства через использование: 1)контактного взаимодействия для установления утаиваемого путем вызывания потребности к сообщению; 2)общих закономерностей формирования личности для выявления области скрываемого к моменту, когда произошло событие. Выявление скрываемого обстоятельство посредством использование биографического метода

Очевидно, что процесс распознавания, а тем более, преодоления лжи в уголовном процессе является очень сложным, особенно в тех случаях, когда недостоверные сведения исходят от несовершеннолетних потерпевших, учитывая их процессуальный статус, возрастные особенности, а нередко и наличие суггестивного влияния со стороны законных представителей подростков. В любом случае, проведенное исследование показало, что сведения, предъявляемые потерпевшими данного типа содержали ложь, т.е. несовершеннолетние совершали умышленные действия по введению в заблуждение значимых для них лиц (родителей и (или) работников следственных органов), направленные на оговор своих сексуальных партнеров, с которыми они вступали в обоюдный или добровольный половой контакт.

В этой связи, для определения психологической мотивации поведения «мнимых» потерпевших в части предъявления ими ложных сведений, коротко проанализируем позиции некоторых исследователей в области имплицитной теории личности о лжи и обмане. И. Кант (1980) различал ложь как юридическую обязанность говорить правду и как категорию этики, подразделяя ложь на внешнюю и внутреннюю. Автор утверждал, что противоположностью истинности является ложность, которая, «когда принимается за истинность, называется заблуждением», а «ошибочное суждение как и истина, бывает только в суждении, в котором видимость истины смешивается с самой истиной» (1994, Т.8, с.309-310).

В.В.Знаков (1999), рассматривая психологию правды и лжи, характеризуют эти противоположные категории по трем основным признакам: фактическая истинность или ложность утверждения, вера говорящего в истинность или ложность утверждения, наличие или отсутствие у говорящего намерения ввести в заблуждение слушающего. Разделяя позицию ряда исследователей (В. В. Зеньковского, Strichartz, Burton, Colemaii, Kay) автор говорит о том, что психологическая структура лжи основана на сочетании трех семантических антиподов правды: утверждение говорящего не соответствует фактам, он не верит в истинность произносимого и собирается обмануть партнера. При этом, В.В.Знаков чётко дифференцирует ложь как объективную и субъективную (мнимую, кажущуюся) от вранья и неправды. Неправда, по мнению автора, проявляется в двух разновидностях: «как вербальный эквивалент заблуждения, когда человек верит в реальность существования чего-то, но ошибается» и «как следствие ограниченности знания, неполноты истины» (1993, с. 10). Вранье В.В.Знаков расценивает как не дезинформационный, а коммуникативный феномен, как один из способов установить хорошие отношения, доставить своей выдумкой удовольствие себе и другому (1999).

П.Экман (1999) к основным формам лжи относит умолчание (сокрытие правды) и искажение (сообщение ложной информации), выделяя и другие ее виды (сокрытие истинной причины эмоций; сообщение правды в виде обмана; полуправда; «сбивающая с толку увертка»). Анализируя мотивы лжи, автор выделяет «стремление избежать наказания; стремление добыть нечто, чего иначе не получишь; защита друзей от неприятностей; самозащита или защита другого человека; стремление завоевать признание и интерес со стороны окружающих; желание не создавать не ловкую ситуацию; избегание стыда; охрана личной жизни, защита своей приватности; стремление доказать своё превосходство над тем, в чьих руках власть» (1993, с.56).

Н.Г. Любимова (2003) утверждает, что психологический феномен лжи и обмана является сложным, мозаичным явлением и может проявляться в различных формах; ложь и обман - полисемантические понятия, оцениваемые амбивалентно, в зависимости от направленности обманного поведения, степени его осознанности и ситуативной обусловленности. Амбивалентность же выражается в неоднозначности отношений ко лжи и обману: одобрение добронамеренного обмана и осуждение злонамеренной лжи. Ю.К.Щербатых выделяет несколько видов обмана: «умолчание, передергивание, искажение, переворачивание» (1998, с.91-103); В.М.Шевченко (1992) ранжирует инценировки как мотивационные, операциональные, ролевые и когнитивные. A.C. Герасимова (2004) под обманом понимает психический феномен, включающий понимание убеждений другого, а также способов изменения этих убеждений, выделяя такие его виды как эгоистический, альтруистический, намеренный, ненамеренный, вербализованный, невербализованный. А.М.Малявкина (2003) дифференцирует понятие «неправда» как непроизвольное ложное сообщение, когда у субъекта нет намерения исказить факт, от «обмана» и «лжи», которых объединяет сознательное стремление ввести в заблуждение другого.

С.А. Масленникова (2006), напротив, относя к категории лжи и обман, и самообман, и вранье, и тактичность, ранжирует ее как адаптивный феномен на эпизодическую, ситуативную и постоянную (как устойчивое личностное свойство). Е.А.Душина подразделяет ложь на сознательную (приобретенную, усвоенную в ходе социализации посредством воспитания, обучения и принятия традиций) и бессознательную (биологически обусловленную, например, ложь психически больных), классифицируя ее по источнику (социальная и индивидуальная); по способу предъявления (утверждающая отрицающая, пассивная, инструментальная, реактивная, немотивированная, бессознательная). При этом, к бессознательной лжи автор относит «детское фантазирование в игре; ложные утверждения, связанные с недостаточным владением речью и пространственно-временными представлениями; ложные утверждения, связанные с неадекватным пониманием терминов и причинно- следственных связей между явлениями и событиями» (2000, с.5 7).