Современное демократическое движение

Общественные движения являются самостоятельным предметом анализа как западных, так и российских исследователей. Интерес в России к этой теме зародился намного позже, чем на Западе, только в начале 1990-х гг., когда Россия встала на путь демократизации. Мы исходим из того, что общественные движения представляют собой неотъемлемый элемент демократического режима политической системы. Общественные движения - это механизм выражения точки зрения представителей гражданского общества, способ освещения в публичном пространстве тех недовольств, которые возникают в обществе, способ участия граждан в политике (в период между выборами). В данном случае речь идет о движениях как об организованной структуре действий, которая наделена определенными ресурсами (присутствие в публичной среде, специальные знания и навыки, позволяющие эффективно коммуницировать с органами власти и т.д.) для разрешения этих недовольств. Кроме того, общественные движения также можно рассматривать как ресурс, который используется властью для решения задач, в котором заинтересованы обе стороны - власть и гражданская среда (Климов, 2006: 83). Такой взгляд связан прежде всего с характеристиками политической системы, которая является контекстом функционирования политической системы.

Первой интенцией моего интереса к теме общественной активности послужили события конца 2011 - начала 2012 года, когда по всей стране «прокатились» массовые акции протеста, связанные с результатами выборов в Государственную Думу. В Перми прошла крупномасштабная общественная мобилизация. На улицы вышли люди, имеющие постоянную профессиональную занятость, стабильный доход, проживающие в благоустроенных квартирах, без очевидных нарушений условий жизнедеятельности. Их объединял общий мотив - низкая оценка прозрачности выборов, уверенность в нарушении процедуры выборов, оценка этих выборов как «нечестных». Однако участники акции протеста не стали объектом исследования, так как протест требует своевременного входа в поле, а спрогнозировать очередную акцию протеста практически невозможно. Было принято решение сместить фокус анализа с акций протеста, как некой «вспышки» общественной активности, в область общественной деятельности как постоянной практики жизнедеятельности людей. «Демократическое движение» в Пермском крае, таким образом, рассматривается как организованная деятельность по повышению роли гражданского участия в политическом процессе региона, способ выражения общественной позиции по поводу существующего состояния политической системы. Акцент ставится на продолжительную, целенаправленную, организованную деятельность, то есть деятельность общественных организаций или движений (по сути, также являющихся организациями, но имеющими другой формальный статус), которые являются частью демократического движения в Пермском крае.

Актуальность изучения демократического движения именно в Пермском крае связана, прежде всего, со статусом региона. За регионом, в частности за городом, как столицей края, закреплена репутация «либеральной столицы» (Ковин, 2008: 97). Согласно рейтингу демократичности регионов центра Карнеги (Петров, Титков, 2013), Пермский край является лидером по демократичности.

В связи с оценкой Пермского края как демократичного региона в пределах страны (об уровне демократизации которой пойдет речь в разделе 1.2. Главы 1), актуален вопрос, связанный с деятельностью общественных организаций, обеспечивающей относительно высокий уровень демократизации. С одной стороны, российская демократия характеризуется как неполноценная, с частичным нарушением принципов демократии. С другой, Пермский край в российском контексте достигает сравнительно высокой степени демократизации. Таким образом, анализ демократического движения в Пермском крае и политических условий в регионе, в которых движение функционирует, является не только интересной темой для анализа, но и крайне актуальной на транзитном этапе российской политической системы (См. Макаренко, Мельвиль, 2013). Таким образом, исследовательский вопрос, на который предстоит ответить в ходе эмпирического исследования звучит так: какую роль играет демократическое движение в политическом процессе в Пермском крае.

Эффективность деятельности изучаемых общественных организаций подразумевает степень их реального участия в политическом процессе: в данном случае демократическое движение рассматривается как политический актор, носитель политической «субъектности», т.е. «подтвержденной ресурсами способности действовать ради достижения своих целей, соотносясь при этом с требованиями и намерениями других участников взаимодействия» (Климов, 2006: 78). Таким образом, эффективность деятельности неразрывно связана с ресурсами политического участия и вторым участником «диалога» - политической системой региона.

Характер внутреннего функционирования организации является ресурсом повышения эффективности деятельности. С одной стороны, структура общественной организации, «включенной» в процесс демократизации, должна содержать демократические основы функционирования. Кроме того, в том случае, когда деятельность не является работой, трудом за вознаграждение (т.к. НКО, которые попадают в поле исследования, функционируют на профессиональной основе, что предполагает получение материальных благ работниками), деятельность носит добровольный характер, предполагает бескорыстное участие. В данном случае статусная иерархия, требования к соблюдению строгой дисциплины могут рассматриваться как нарушение демократических прав в пределах малой группы. Однако четкая организационная структура, соблюдение алгоритмов действий способствуют повышению эффективности. Подобные идеи о противоречии, возникающим между демократичностью и эффективностью встречаются в работе В.Ядова, С.Климовой и их соавторов (Ядов, Климова, 2008: 90). Перед исследователем стоит задача выяснить, как пермские общественные организации согласуют между собой требования к демократичности внутренней структуры и стремление к эффективности деятельности в процессе своего функционирования. Рассмотрение статусной иерархии внутри организации неизбежно приводит к позиции лидера в организации, его ролевых функций. Джозефу Гусфилду принадлежит идея о том, что лидер наделяется как внутренними по отношению к своей организации функциями («мобилизация»), так и внешними («артикуляция»), в равной степени успешная реализация которых является фактором достижения поставленных внутри организации целей (Gusfield, 1966). На этапе эмпирического исследования предстоит выяснить, какими уникальными функциями наделены лидеры, и насколько успешно эти функции выполняются.

Сетевые структуры общественных организаций также являются специфической характеристикой деятельности по демократизации политической системы, механизмом повышения эффективности в связи с гражданским участием в политике региона. Предстоит выявить, насколько распространен этот тип взаимодействия внутри пермского демократического движения, и какие цели преследуют пермские общественники, выстраивая сети.

Мотивация участия в деятельности демократических, в разной степени политизированных, организаций, не связанных с проблемами, которые нарушают условия привычного быта (ветхость жилья, снос детской площадки, например), которая носит регулярный характер, представляется важным аспектом анализа демократического движения.

В настоящем исследовании политический потенциал рассматривается как ресурсы политического участия, которые доступны общественным организациям. То есть, это механизмы, обеспечивающие «включение» организаций в политический процесс, что фактически является целью демократического движения. Этот аспект также станет элементом анализа демократического движения в Пермском крае.

Кроме того, политический потенциал демократического движения связан атирибутами политической системы, в которой деятельность движения становится возможной.

Таким образом, перед следователем стоят следующие задачи:

Выявить источники демократического движения в Пермском крае.

Определить особенности функционирования демократических организаций в Пермском крае (роль лидера в организации, характер взаимодействия между участниками организации, выстраивание сетей организаций).

Охарактеризовать мотивацию участия в деятельности демократического движения.

Выявить основные ресурсы и перспективы гражданского участия в политическом процессе Пермского края.

В качестве метода сбора эмпирической информации будут использованы полуструктурированные интервью с участниками демократического движения в Пермском крае, членами общественных организаций, а также экспертные интервью.

Глава 1 настоящей магистерской диссертации посвящена анализу теоретических оснований изучения общественных движений. Рассматриваются основные положения теорий коллективного действия, коллективного поведения и новых общественных движений.

Так как общественные движения существуют в определенном политическом контексте, который либо накладывает ограничения на их деятельность, либо, наоборот, открывает возможности, в Главе 1 приводится анализ политического контекста (политического режима), во многом обусловливающего цели, характер и особенности демократического движения.

Глава 2 посвящена описанию дизайна исследования, а также описаны трудности, возникшие на этапе сбора эмпирического материала, связанные со спецификой объекта изучения.

В Главе 3 представлены результаты эмпирического исследования демократического движения в Пермском крае.

Глава 1. Теоретические основания изучения демократических движений в российском обществе

Теории коллективного поведения - это первые попытки анализа социальных движений. Как объясняет Н.Смелзер, интерес исследователей к социальным движениям привлекло то обстоятельство, что большинство американцев являются их членами. То есть, широкое распространение самого явления и вызвало интерес к этой теме.

Социальные движения рассматриваются как форма выражения коллективного поведения. Таким образом, представители данной концептуальной модели, в частности Н.Смелзер, ставят социальные движения в один концептуальный ряд с паникой, бунтом, мятежом и тд. Нил Смелзер так определяет коллективное поведение: «Это целенаправленное поведение, включаясь в которое люди пытаются изменить свое социальное окружение (social environment)» (Smelser, 1964: 117).

Потребность в изменениях не несет в себе рациональной оценки ситуации или обращения к индивидуальным ценностям и опыту. Согласно точке зрения Н.Смелзера, в основе коллективного поведения лежат обобщенные верования (“generalized belief”), которые он рассматривает как отношение к определенной ситуации, отличающееся от традиционного трактования. То есть, обобщенные верования есть распространившаяся (путем слухов, например) внутри отдельной группы убежденность в «несправедливости», в своем ущемленном состоянии. Распространение этих представлений происходит, минуя индивидуальную, рациональную оценку личностью происходящего.

Коллективное поведение и, следовательно, социальные движения в рамках данного подхода рассматриваются как образование, нарушающее нормы социального порядка - как девиацию. Из определения, которое приводит Н.Смелзер, вытекает приписываемый коллективному поведению иррациональный характер вступления людей в группу, совершающую коллективные действия. Также он обращает внимание на то, что толчком к действию служит эмоциональная реакция, негативно окрашенная, на то или иное событие, явление. То есть, можно говорить о том, что коллективное поведение рассматривается как примитивная форма деятельности, не сопровождающаяся выстраиванием какой-то стратегии, четко очерченными границами. Однако в отношении социальных движений, как Н.Смелзер, так и Г.Блумер, указывают на важность организации деятельности. Тем не менее, они не уходят в анализ этой организации, а лишь отмечают, что организованные действия повышают шансы группы на успех (Blumer, 1971: 304).

Обоснования коллективного поведения, приводимые в рамках этой модели, лишают возможности говорить о конкретных целях участников. «Борьба» происходит ради достижения определенной идеи, изменения какого-то стандарта, но идея эта не подвергается процессу операционализации, то есть, нет конкретных задач, которые можно было бы рассматривать как составляющие тех «глобальных» изменений, ради которых создано движение.

Для представителей модели коллективного поведения ключевым вопросом при оценке актов коллективного поведения становится генезис массовых, групповых действий. Так, например, Г.Блумер рассматривает возникновение и развитие «социальной проблемы» (“Social problem”) (Blumer, 1971: 301-303), приводящей к коллективным действиям:

«Социальная проблема - это результат процесса определения, в котором социальные условия вычленяются и идентифицируюся как социальная проблема» (Blumer, 1971: 301). Для того, чтобы коллективное поведение возникло, социальная проблема должна пройти несколько этапов. Условия социальной системы, в первую очередь, должны быть осознаны в обществе как неудовлетворительные, как проблема. Социальная проблема имеет место только в том случае, когда она оценивается как проблема со стороны общества - только тогда она может в последствие стать причиной социальной активности.

На следующем этапе происходит выход осознанной проблемы в публичное пространство. Проблема становится объектом дискуссии, объектом интереса для СМИ, органов власти, общественных организаций. Г.Блумер отмечает, что лишь малая часть социальных проблем привлекает к себе такого рода внимание, а значит, как следствие, не заняв своего места на публичной арене, теряет «надежду» на дальнейшее развитие.

Далее социальный «вопрос» должен проникнуть в официальные структуры, где становится возможным в ходе переговоров возможен консенсус между оппонентами, изменение ситуации в пользу представителей группы.

Г.Блумер лишь обращает внимание на то, что процесс мобилизации - способов функционирования группы - выступает важным фактором достижения успеха, и наиболее включенными действующими лицами коллективного поведения этот аспект должен оцениваться как предельно значимый.

Помимо подхода Г.Блумера к возникновению групповых (внеинституциональных) действий в рамках модели коллективного поведения существует еще несколько концепций объяснения возникновения коллективного поведения: например, теория относительной депривации Т.Гарра (Гарр, 2005: 51) и концепция добавочной стоимости (“value-added” approach) Н.Смелзера (Smelser, 1964: 119-120).

Позволим себе отказаться от подробного анализа этих подходов, так как в рамках исследования мы не преследуем цели выявить психологические факторы возникновения движения или организации, потому как обе эти концепции объясняют коллективное поведение через эмоциональную реакцию: теория относительной депривации - через эмоциональный «выход» по поводу возникшей дистанции между экспектациями (ожиданиями) и возможностями людей, концепция добавочной стоимости - через «эволюцию» от благоприятных для возникновения активности структурных факторов (например, наличие конфронтаций в обществе), через распространение обобщенного верования, до факта коллективной активности.

Причиной формирования социального движения является чувство недовольства существующей реальностью. Эта позиция является общей для настоящей модели.

Что касается участников социальных движений, то теории коллективного поведения определяет их как девиантов, которые обладают достаточным количеством свободного времени, чтобы принимать участие в коллективных акциях.

Н.Смелзер отмечает, что на этапе мобилизации, совершении конкретных действий, важную роль может иметь лидер (Smelser, 1964: 120).

Джозеф Гусфилд рассматривает позицию лидера с точки зрения функциональной насыщенности этой роли (Gusfield, 1966).

Лидеру присущи 2 основные ролевые функции - это мобилизация и артикуляция.

Мобилизации связана с воздействием на внутреннюю среду движения. В данном случае перед лидером стоит задача поддержки чувства сопричастности и «веры» в уникальность миссии движения. Лидер является эмоциональным и функциональным ядром движения. Выбор стратегии, характер коммуникации с другими группами - это результат деятельности лидера и принимаемых им движений (Gusfield, 1966: 142).

Функция артикуляция связана с публичным аспектом деятельности лидера. Лидер путем артикуляции идей движения в публичное пространство «рекрутирует» новых членов, «вырабатывает» мотивацию у людей приобщиться к деятельности движения. При этом, в целях повышения привлекательности может происходить некоторое искажение истинных целей и ценностей движения.

Д.Гусфилд отмечает также, что для движения, в стремлении инициировать изменения, не стоит задачи противопоставлять себя социальной системе в целом, потому как такое противостояние понижает шансы движения на успех. Ситуация выглядит наоборот: движение может привлечь на свою сторону новых сторонников, тем самым повысив свой потенциал.

Лидер является лицом представляемого им движения. Он не только вербально доносит идеи до широких масс - на нем лежит ответственность символической репрезентации своей группы. По сути, речь идет о неразрывной связи имиджевых характеристик личности лидера и его организации. Поэтому лидер является наиболее привлекательным персонажем для СМИ.

Каждая из функций оценивается Д.Гусфилдом как важная - им высказывается опасность, с которой может столкнуться лидер, связанная с превалированием одной из функций в деятельности лидера. Это неизменно влечет за собой ущербное состояние другой сферы жизнедеятельности движения. В этом случае возникает ролевой конфликт.

Преобладание психологического аспекта в деятельности участников движений, который выделяют представители этих теорий, противоречит логике организации деятельности современных демократических движений и организаций, потому как лишает участников права рационального выбора и сознательной, а не эмоциональной оценки ситуации. Включенность движений и организаций именно в сферу политики отрицает вероятность исключительно иррационального приобщения к деятельности группы. Движения и организации, которые претендуют на влияние в политической сфере, так или иначе коммуницируют с представителями органов власти, и для того, чтобы коммуникация была более эффективной, накладываются определенные требования к характеру организаций и движений, а также их составу. Это означает, что организации и движения должны быть компетентными и представлять собой структурированные группы, достойные конструктивного диалога со стороны власти с целью последующих перемен.

Таким образом, модель коллективного действия дает базу для анализа роли лидера в общественных движениях и организациях. Нам предстоит выявить, как реализуются функции мобилизации и артикуляции лидерами современных движений и организаций, насколько успешно она реализуется по оценке самих лидеров, и по оценке участников движений или организаций. Но для того, чтобы информация о функциях лидера имела аналитический смысл, нам следует, прежде всего, оценить, насколько значима роль лидера в этих группах, является ли лидер ядром группы, или же этот статус более формальный, нежели фактический.

Также теории коллективного поведения большое внимание уделяют генезису общественных движений. Общественная активность характеризуется как следствие эмоционального состояния индивида, связанного с чувством недовольства существующим состоянием. Участник движения иррационален, заражен, захвачен общей волной недовольства. Подчеркнутая иррациональность общественной активности, направленной на изменение существующего порядка, актуализирует вопрос мотивации тех участников движения, деятельность которых носит организованный, регулярный характер.

1.1.2 Теории коллективного действия

Теории коллективного действия подходят к анализу общественных движений совершенно иначе, чем это было принято в рамках традиционного подхода - теорий коллективного поведения. Прежде всего, общественные движения перестают отождествляться с толпой, паническими действиями, куда человек «попадает» под влиянием собственной эмоциональной реакции, не подкрепленной рациональной оценкой ситуации: участник коллективного действия теперь рационален (иногда чересчур, за что, например, критикуется концепция М.Олсона), имеет осознанный интерес в деятельности. Сторонники этой модели анализа отказываются от принятого в традиционном подходе разграничении социальных движений и институционализированных проявлений активности.

Представители модели коллективного действия - Дж.МакКарти, М. Залд, Дж.Дженкинс - отрицают ведущую роль недовольства (grievances) и депривации как причины возникновения общественного движения (McCarthy, Zald, 1977: 1215). Это также является условием, однако не первостепенным. Изменение ресурсов и возможностей для возникновения движений обуславливают их появление:

«Недовольство (grievances), вызванное конфликтом, характерно любому обществу, однако возникновение и деятельность движений возможны только тогда, когда есть изменение в ресурсах и возможностях для возникновение коллективных действий» (Jenkins, 1983: 528).

В рамках теорий коллективных действий существует концепция рационального выбора, которая связана с именем Мансура Олсона (Олсон, 1995: 4-15).

Согласно его позиции, человек сверхкорыстен и рационален. Мотивом его деятельности в интересах движения становится его персональный интерес, собственная выгода от результатов деятельности. М.Олсон рассматривает организацию как механизм достижения коллективных целей. Однако это не противоречит тому, что человек будет прилагать усилия для достижения коллективных благ только в том случае, если будет видеть выгоду для себя. То есть, помимо того, что индивид заинтересован в достижении коллективных целей, основным мотивом для его включенности в деятельность группы служит все же индивидуальная выгода. Также М.Олсон указывает на то, что в адрес участников группы должны предприниматься санкции, «провоцирующие» его на совершение определенных действий в интересах группы.

Концепция, изложенная М.Олсоном, позволяет рассмотреть современные демократические движения и организации как механизмы, которые используются участниками этих групп для реализации иных задач. Мотивом приобщения к группе могут выступать и материальные последствия деятельности, и репутационные, также деятельность в рамках движения и организации может послужить благоприятным условием для последующего включения в органы власти. То есть, обращаясь к мотивации участников движений и организаций, мы имеем возможность анализировать их деятельность не только с позиции генеральной цели группы в целом или индивидуальной цели участника, совпадающей с целями группы. Мотивационная схема отдельного участника может опираться не на альтруизм самого участника, а как раз, наоборот, на его собственные амбиции, отличающиеся от задач организации. Эта задача представляется необходимой в рамках исследования, так как образ «общественника» часто ассоциируется с самопожертвованием, верностью идейным принципам и бескорыстием.

Нельзя не отметить, что у М.Олсона присутствует рассуждение о том, что «общественные блага», которые достигаются группой, в равной мере принадлежат всем представителям общества. То есть, любой индивид имеет право их использовать. С этим связан риск того, что корыстный и эгоистичный, по Олсону, индивид, потенциальный участник организации, соотнося затраты и выгоды, которые он вкладывает и получает в процессе деятельности, может «отказаться» от участия в деятельности (обретая возможность не нести на себе бремя затрат, связанных с существованием группы), так как он, член общества, в случае успеха группы и достижения ей общественного блага получает «доступ» к этому благу. Это явление получило название “free-riding”. В данном случае актуализируется необходимость «принудительного членства», санкций внутри группы (Олсон, 1995: 13-14).

В рамках исследования не стоит задачи понять, почему люди не проявляют общественную активность, не состоят в группах. Тем не менее, концепция М.Олсона повышает интерес к проблеме мотивации реальных участников, которые, если следовать его логике, соизмеряя затраты и выгоды, вступают в организации.

Подход М.Олсона ограничивает мотивационной спектр участников движений и организаций, сводя его к индивидуальным последствиям деятельности. Мы предполагаем, что личный интерес может являться причиной деятельности, но лишь одной из определенного «набора» причин.

В последствие идеи М.Олсона подвергались сомнению и переосмысливались. Дж.Дженкинс, например, не отрицает «корыстного» мотива участия в группе и признает вероятность “free-riding problem”, однако указывает на то, что в:люченность в деятельность группы неразрывно связана с интернализацией ценностей группы (internalized values) (Jenkins, 1983: 537-538).

Таким образом, перед нами стоит задача определить, как соотносятся между собой персональные ценности (иначе - эгоистические) и также ценности групповые, которые воспринимаются индивидом как собственные. Какой из мотивов является первостепенным?

Теория мобилизации ресурсов, которая является частью модели коллективного действия, также может быть рассмотрена с позиции мотивации индивидов. Дж.МакКарти и М.Залд выделяют несколько категорий людей по отношению к движению. Их типология выглядит следующим образом:

сторонники движения (adherents) - люди или организации, поддерживающие ценности движения;

противники движения (opponents);

участники движения (constituents) - принимают непосредственное участие в коллективных действиях;

равнодушные по отношению к движению (bystander publics).

Именно эти группы и их распределение являются основными факторами доступа к ресурсам. То есть, одна из задач движения - конвертировать равнодушных в сторонников движения, сторонников, в свою очередь, в участников, что повысит объем ресурсов для движения. Из этого следует, что основным «проводником» ресурсов являются именно участники движения. Однако появляется еще одна группа - активные участники движения, личное благополучие которых не связано с результатами деятельности движения («conscience constituents») (McCarthy, Zald, 1977: 1222). Эта категория участников, активно включенных в деятельность движения, характеризуется тем, что изменения, к которым стремится движение, в пределах которого они проявляют активность, не окажут прямого воздействия на их собственное положение. Достаточно сложно перевести термин, предлагаемый авторами, conscience constituents, однако для того, чтобы понять содержательные характеристики этой группы, следует использовать термины «совестливый», «сознательный».

Иллюстрацией такого рода мотивации могут выступать профессиональные организации, которые на профессиональной основе действуют в интересах определенной группы. Возникает сложность сосуществования мотивов участия в индивиде, так как материальное вознаграждение может противоречить «сознательному», иначе субъективному, решению участвовать в деятельности движения. Ослабить это противоречие позволяет идея Дж.МакКарти и М.Залда, которая заключается в том, что эта категория участников привносит значительную долю ресурса в движение, в том числе, собственного, что обуславливает превалирование сознательного компонента деятельности над материальным.

Эта типология, предложенная исследователями, предполагает сложную схему мотивации. То есть, разные категории, отличающиеся друг от друга степенью «включенности», имеют разный интерес и разные мотивы, а значит, существуют разные стратегии «привлечения» сторонников и участников. Ответственность за это лежит на лидерах движения.

Наиболее важными категориями для анализа в целях настоящего исследования являются «сторонники» и «участники». «Сторонники» - это потенциальные участники, а «участники» - это в прошлом сторонники. Условия перехода из одного состояние в другое, по сути, представляет собой основной фокус анализа мотивов «активистов».

Изложенные подходы к мотивации участников, концепция М.Олсона и концепция Дж.МакКарти и М.Залда, кажутся достаточно противоречивыми и взаимоисключающими. Однако допустимо предпринять попытку интегрировать их в единую схему, условно наделяя участника не единственным мотивом, а спектром мотивов, и выявить, какой из мотивов для активного участия в деятельности движения является ведущим. К возможности такого допущения приводит изложенная выше позиция Дж.Дженкинса, связанная с сосуществованием мотивов.

Переходя к рассмотрению непосредственно ресурсов, стоит отметить, что согласно логике теории мобилизации ресурсов, именно они представляют собой основное условие возникновения движения. Это означает, что анализ ресурсов позволит говорить о «благоприятной почве» для возникновения движений и организаций.

Дж.МакКарти и М.Залд связывают возникновение движений с ресурсами, которые дают возможность движению возникнуть:

«Общественная система производит элементы инфраструктуры, которые общественные движения используют. Сюда относятся коммуникации, материальные ресурсы системы, открытость власти (degree of access to institutional centers), существующие сети и профессиональные навыки» (McCarthy, Zald, 1977: 1217).

То есть, данные ресурсы делают возможным существование движений. В связи с этим, недовольству в обществе, как условию возникновения движения, отдается второстепенная роль, так как, согласно позиции исследователей, недовольство поддается контролю и управлению со стороны возникшей организации. Но без ресурсов, производимых системой, движение не возникнет, и недовольство продолжит свое существование внутри системы без каких-либо действий, связанных с его устранением.

Таким образом, при анализе демократического движения в Пермском крае мы обратимся к атрибутам политической системы, которые способствуют его возникновению, ресурсам, которые дает система для зарождения групп активности.

Стоит отметить, что в модели коллективных действий существует также иной взгляд на зарождение движений. Он не противоречит изложенному, они взаимодополняют друг друга. Это позиция Чарльза Тилли. Он концентрирует свое внимание на политических возможностях (structure of power), точнее, возможностях, которые дает политическая система движениям (Tilly, 1973: 429). Можно говорить о том, что политическая система, институты власти создают предпосылки для зарождения и функционирования движений.

Дж.МакКарти и М.Залд постулируют необходимость возникновения организации как действующей единицы социального движения. Движение в целом - это «набор мнений и верований, содержащий в себе стремление к изменениям элементов социальной структуры и (или) перераспределению доходов в обществе» (McCarthy, Zald, 1977: 1217). То есть движение рассматривается как определенное настроение, направление интереса, а организация является формальным носителем этого настроения, это конкретная структура, которая действует в интересах движения.

Однако в данном случае, когда речь идет о ресурсах, мы вынуждены указать на содержательное различие этих терминов. Это связано с тем, что организация рассматривается как один из ресурсов движения, потому как именно организация наделяется конкретными целями в интересах движения. Сама организация генерирует основные ресурсы, необходимые движению. В качестве источника ресурсов выступают участники организации. Прежде всего, речь идет о таких ресурсах как время (time) и деятельность/ активность (labor) непосредственных участников.

Приобретение ресурса связано не только с участниками движения. Дж.МакКарти и М.Залд указывают на то, что внешние институты (authorities and the delegated agents of social control) также влияют на потенциал мобилизации ресурсов (McCarthy, Zald, 1977: 1222). Примером такого воздействия может служить полиция. Таким образом, «благосклонность» агентов власти повышает шансы движения на успех. Характеристики системы рассматриваются как внешний ресурс движения.

Извне также поступают материальный ресурс и ресурс времени. Однако эти ресурсы рассматриваются в ином ключе. Не обязательно быть участником организации, чтобы принимать опосредованное участие в ее деятельности. С этим связано предположение авторов о том, что чем более насыщена система в целом этими ресурсами, тем больший доступ к ним имеют конкретные организации. Ресурс извне может быть «привелечен» в пределы организации. Это может быть связано и с приобретением новых участников, и с увеличением спонсорской поддержки движений или поддержкой со стороны фондов.

Таким образом, общественное движение существует в определенном контексте. Этот контекст, политическая система, обуславливает как возможность возникновения движения, так и его эффективность (фактические изменения). Помимо этого, движение привлекает ресурсы для достижения своих целей. В целом, именно эти факторы определяют потенциал движения.

1.1.3 Теории Новых общественных движений

Теории Новых общественных движений имеют европейскую природу и развиваются как ответ на модель коллективного действия. Иное название данных теории - теории идентичности.

Ведущие представители: Альберто А.Мелуччи и Алан Турен. Стоит отметить, что между представителями Теорий Новых общественных движений нет единства относительно выбора исследователями аналитического фокуса и относительно рассмотрения ключевых аспектов природы социального конфликта, приводящего в последствии к возникновению социальных движений. В связи с этим, погружение в подходы А.Турена и А.Мелуччи и условное «объединение» их взглядов (в качестве допущения) позволит расширить теоретическую базу для дальнейшего эмпирического анализа.

Теории новых общественных движений связывают появление новых общественных движений с изменением самой структуры общественных отношений. Смена типа общества обуславливает изменение системы ценностей. Представители модели Новых общественных движений большое внимание уделяют тому, как происходит формирование нового типа движений. Технологизация производства, характеризующая постиндустриальное общество, напрямую затрагивает повседневную жизнь людей: возникает большое количество механизмов контроля за повседневным существованием индивида. В свою очередь, человек начинает защищать сферу приватного, бороться за идентичность:

«Идентичность - это возможность человека на биологическом, психологическом уровнях и уровне личных взаимоотношений быть самовыраженным. Это сфера собственности индивида, о которой человек стал заявлять и за которую стал бороться. Это и явилось почвой для конфликта» (Melucci, 1980: 218).

Новый этап истории общественных движений связан с появлением нового спектра «обсуждаемых» вопросов: стирается граница между публичной и приватной сферами. В данном случае, синонимом слова «приватная» может выступать «интимная», а публичная сфера - это зона диалога с властью или, иначе, поле борьбы.

Прежде всего, важно понять, каким образом теории Новых общественных движений определяют это явление.

А.Турен дает следующее определение:

«Общественное движение - это одновременно культурно ориентированное и социально ориентированное конфликтное действие некоего общественного класса, который определяется позицией господства или зависимости в процессе присвоения историчности, то есть тех культурных моделей инвестиции, знания и морали, к которым он сам ориентирован» (Турен, 1998: 59).

Согласно позиции А.Мелуччи, не любая общественная активность попадает под понятие «общественное движение». Для того, чтобы коллективное поведение было классифицировано как «социальное движение», необходимо, чтобы помимо наличия конфликта в общественной системе по поводу распределения ресурсов и социальных благ, также присутствовало стремление к изменению институциональных норм, правил, традиционных для политической системы (Melucci, 1980: 202). Также в качестве признака наличия социального движения А.Мелуччи называет единство внутри группы, солидарный взгляд по поводу сложившейся ситуации и положения, которое, с точки зрения участников группы, требует качественных изменений.

Таким образом, видно, что в основе социального движения лежит социальный конфликт, который провоцирует людей к объединению и совместным коллективным действиям. В свою очередь, конфликту не приписывается разрушительная сила, конфликт рассматривается как элемент нормальной общественной системы. Участникам конфликта отводится роль рациональных субъектов.

Появление общественных движений нового типа неразрывно связано с изменением содержательных характеристик конфликта. Особенностью новых социальных движений является смещение социальной активности в сферу создания и закрепления культурных образцов, не соответствующих генерализованным принципам общественного воспроизводства. При этом, борьба за материальные и политические ресурсы утрачивает лидирующие позиции (Melucci, 1985: 797). Культурные ценности приобретают статус «хэдлайнера» во взаимоотношениях между сторонами конфликта.

Эта характеристика неизбежно влечет за собой необходимость выделить другой важнейший признак Новых общественных движений. Участники новых общественных движений не нацелены на встраивание в политическую систему - для них принципиально важной задачей является признание их специфического положения во взаимодействии с властью и возможность транслировать свои идеи и образ жизни, минуя этап институционализации движения. Новые общественные движения ориентируются на изменение существующей системы, при этом, они не нацелены на захват власти. Как раз наоборот, их требование - это максимизация дистанции между ними и системой управления, сведение к минимуму механизмов государственного контроля над сферой их личной жизни, искоренение ущемления прав человека на самовыражение. Институционализация движения рассматривается как губительный шаг для достижения генеральных целей движения (Touraine, 1985: 780). А.Турен отмечает, что дистанцированность от государства - как цель - достигается путем отсутствия «запроса» движений впоследствии приобрести организационный статус политической партии.

Стоит отметить, что отождествление движений, стремящихся к признанию властью их идентичности, и движений, желающих выражать гражданское участие в политике, не является корректным. В данном случае, акцент ставится на то, что создание движения или организации может выступать механизмом официального вхождения в ораны власти, получения позиции во власти. При анализе среды возникновения общественных движений и организаций нам предстоит рассмотреть характер взаимодействия активистов с властью и выявить, насколько они дистанцированы между собой, какие политические интересы преследуют участники движений и организаций.

Согласно теориям новых общественных движений, общественные движения всегда представляют собой оппозицию по отношению к существующей системе власти и нормам, которые существуют в ее пределах. Форма деятельности новых движений - это воздействие на власть, достижение признания ценностей, транслируемых участниками движения.

А.Мелуччи уделяет внимание тому, как структурирована организация внутри движения. Прежде всего, новые общественные движения не содержат в себе признаков статусной иерархии. Организационная структура движений базируется на демократических принципах. Стремление к равенству участников движения, неавторитарный режим функционирования организации обусловлены самой идеей возникновения движения: отрицание какого-либо доминирования над повседневным стилем жизни индивида, свобода выбора траектории жизнедеятельности. Как отмечает А.Мелуччи, это влечет за собой риск понижения эффективности в достижении поставленных целей (Melucci, 1980: 220).

Общественные движения и организации в Перми нацелены на демократизацию политической системы региона, поэтому стоит предположить, что они, следуя логике А.Мелуччи, также лишены признаков статусной иерархии внутри группы. В данном случае, следует выявить, насколько реализован этот принцип, или же выстраивание внутригрупповых отношений в связи со статусными ролями расценивается как механизм повышения эффективности деятельности, и именно это становится приоритетом при формировании коммуникации внутри группы.

В более поздней своей работе (Melucci, 1993-1994) А.Мелуччи акцентирует внимание на «миссии» групп общественной активности. В условиях многопартийности и разнообразии центров формирования решений возникает проблема отсутствия источника того или иного решения: «В процессе принятия решений власть имеет тенденцию скрываться за порядком своего функционирования: чем продолжительнее и устойчивее необходимость принятия решения, и чем больше это решение зависит от растущей доли технических данных, тем менее зримой становится власть» (Melucci, 1993-1994: 185). Властные структуры публично трактуют свои решения как результат соблюдения закона, правовых норм и правил, при этом, человек, живущий в государстве, лишен возможности видеть, каким образом осуществляется принятие решения, он видит лишь результат, который преподносится как реализация закона. Таким образом, человек отчужден от системы принятия политических решений в государстве, гражданином которого он является. Описывая данную ситуацию, А.Мелуччи говорит о демократическом государстве. Соответственно, с этим связан основной парадокс демократического устройства. Социальный протест, ассоциирующийся с общественными движениями, создает диалог между сторонами интереса и «заставляет» систему принятия решений быть более открытой для населения. Можно сделать вывод, что социальные движения выступают как форма контроля за государственной системой: в то время, как государство использует свои механизмы для «участия» в жизни населения, население также находит пути участия в «жизнедеятельности» политической системы. Этими путями становятся социальные движения.

В свою очередь, для осуществления такого рода коммуникации обязательным условием является наличие публичного пространства, которое представляет собой мост между государством и гражданским обществом. Публичное пространство - это место для выражения общественных интересов, взглядов, которые существуют независимо от официальных политических институтов. А.Мелуччи отмечает, что основное назначение публичного пространства - это создание условий для публичной артикуляции идей, ценностей, которые присущи отдельным группам, вследствие чего возникает возможность продемонстрировать, «что общество в целом обладает необходимыми компетенциями для того, чтобы брать на себя ответственность за результат общественной активности, а также за конфликт, возникший в связи с целями, транслируемыми социальным движением» (Melucci, 1993-1994: 189).

Таким образом, прозвучавшую идею А.Мелуччи можно соотнести с положениями теории Дж.МакКарти и М.Залда, а также Ч.Тилли. То есть, с одной стороны, публичное пространство приобретает определенные формы в процессе деятельности движений и организаций. Однако его существование изначально обусловлено характеристиками политической системы, так как система создает определенные ресурсы, условия для формирования публичного пространства, а значит, сферы гражданской деятельности.

В рамках настоящего исследования целесообразно маркировать такие условия, как наличие публичных пространств и их «размер», как показатель развитости и открытости политической системы. Это связано с тем, что власть наделена полномочиями, прибегая к репрессивным санкциям по отношению к представителям гражданской активности, ограничить этот ресурс, без которого, как было отмечено ранее, выражение общественной позиции и, следовательно, эффективность в достижении поставленных задач и участие в создании благоприятных условий жизнедеятельности, были бы в значительной степени ограничены. Таким образом, мы будем маркировать наличие публичного пространства внутри территориальной единицы и его характеристики как признак благоприятной среды для возникновения и эффективного существования социальных движений.

Кроме того, стоит предположить, что возможность «выхода» идей социальных движений в публичное пространство и их свободная циркуляция могут служить условием «мирной» общественной активности, без возникновения ярких вспышек протестной деятельности, когда она прорывается наружу в результате длительного аккумулирования недовольства по поводу существующей проблемы.

Этап возникновения нового типа общественных движений связан также с созданием сетей разных групп общественной активности (Melucci, 1985: 800). Сеть возникает для разрешения конкретной ситуации, конкретного социального конфликта. То есть, сеть существует непродолжительный период времени, и когда некий результат достигнут (либо совершены запланированные действия), сеть распадается, и группы, включенные в нее, продолжают существовать автономно, осуществляя привычную для них деятельность в целях реализации присущих конкретной группе задач. Внутренняя структура сети характеризуется с точки зрения обмена ресурсами между участниками сети.

Сети выступают не только как механизм достижения цели движений, а и как самоцель (Melucci, 1985: 801). Это связано с тем, что выстраиваемая сеть представляет собой альтернативную систему существования. В данном случае речь идет о противостоянии традиционной системы общественной организации и организации сети, которая содержит в себе иные культурные коды и механизмы воспроизводства (человек приобретает возможность испытать новые формы межличностных взаимоотношений, получить иной социальный опыт). То есть, сеть можно рассматривать не только с точки зрения генеральной цели, но и с позиции ее организации и внутреннего функционирования. А.Мелуччи связывает появление сетей с более фундаментальными аналитическими аспектами, нежели успешность реализация вновь возникшего общественного интереса - с формированием модели общественного взаимодействия, альтернативной традиционной в обществе. То есть, внутри современных сетей демократических движений и организаций, в ходе анализа можно выявить специфические принципы взаимодействия, условия «сотрудничества», символический обмен между участниками сети.

Таким образом, теории новых общественных движений содержат в себе теоретические основания для анализа современных общественных движений и организаций с точки зрения взаимодействия группы и своего оппонента - органов власти через индивидуальные цели участников движений или организаций, связанные с приобретением функций реализации власти на местном или региональном уровнях. Также это позволит оценить, насколько публичная среда способствует возникновению движений и организаций, насколько власть открыта к гражданскому участию в процессе принятия политических решений. В дальнейшем этот показатель будет рассматриваться как характеристика политической системы, в которой возникают современные демократические движения и организации. Помимо этого, теории новых общественных движений формируют базу для рассмотрения принципов внутригруппового взаимодействия между участниками, наличия или отсутствия статусной иерархии. Наконец, такой элемент деятельности общественных групп, как выстраивание сетей для достижения общей цели, и основные признаки взаимодействия внутри сети может быть рассмотрен в соответствие с постулатами теории новых общественных движений.