Современное демократическое движение

Вы говорите «мы»… То есть был какой-то костяк?

Да.

А на чем вы сошлись? Знакомство на выборах? Прежде знакомы?

Нет. Был там большой митинг в Перми. Через интернет его собрали. Ну, как собрали. Было там пару человек, студентов, которые через Контакт его собрали. Глядя на федеральный тренд, что там происходит, они просто взяли и группу зарегистрировали, а друзья перепостили. И когда они зарегистрировали и ушли спать, на утро проснулись, а в этой группе 3000 человек. Они поняли, черт, надо что-то делать. Они не были никакие ни политики, ни активисты даже. Давай консультироваться, как-то организовывать. Короче, нормально они это дело организовали. Просто так получилось, что один из участников митинга поставил табличку о том, что идет запись наблюдателей на президентские выборы, и сидел записывал людей. Я тоже этим поинтересовался, поскольку у меня уже был опыт, хотя бы один раз я в этом участвовал, записался. Потом я как-то активно в это влился, там людей нужно было обзвонить, организовать процесс обучения. Ну вот нас там человек 5 таких активных организаторов собралось, мы все это вместе делали. Все так это все закрутилось. К президентским выборам была уже широкая коалиция, был единый штаб наблюдателей от разных кандидатов, были наблюдатели из гражданских активистов, человек 200-250, которых мы отправляли от разных кандидатов, у которых не было своих наблюдателей.

Идея наблюдения за выборами - она же достаточно новая? Такого же раньше в принципе не было?

Да. Не было. Были там разные бабушки, которых за небольшую денежку направляли посмотреть, либо за идею - им же все равно делать нечего. А вот такая непремиримая, неподкупная позиция у наблюдателей - в основном это, конечно, молодежь, но не только, и среднее поколение - она где-то с думских выборов 2011 года. Тогда это реально было движение всероссийское.

Что вам именно дает участие в такой деятельности? Какие блага, как для человека, вы получаете?

Ну, так скажем, в каком-то репутационном или материальном плане это, конечно, ничего не дает. Просто можно считать, что это хобби. Ну, вот люди зачем-то летают на паропланах, или ездят на мотоциклах, кто-то вот занимается политикой. Не чтобы какие-то выгоды получить, а потому что считает, что это дело интересное, вместе с тем еще полезное. Для человека это достаточно комфортно, какие-то его навыки и знания позволяют ему этим заниматься - он этим занимается. В принципе, большинство людей - они именно такие. Понятно, что тут еще добавляется осознание того, что ты делаешь полезное для общества дело, что, в том числе, ты делаешь это для себя, для своих друзей. Какая-то, в позитивном смысле, может быть, злость на чиновников, которые крадут бюджеты, жульничают на выборах. Это как мотив, как стимул.

Это же отнимает много времени… Вместо того, чтобы в выходной день поспать, поваляться на диване Вы встаете и делаете это…

Ну и что? Кто-то бегает по утрам каждый день - и это тоже занимает много времени.

Как у вас получается совмещать основную профессиональную деятельность и общественную?

Нормально получается. Конечно, это занимает много времени. То есть, я сейчас не только с Наблюдателями, я многими другими вещами занимаюсь. Время есть свободное - занимаюсь, нет - не занимаюсь. Это ведь не работа, где если есть проект, хочешь-не хочешь, его надо делать. Здесь же есть свобода маневра. Есть другие люди, которые могут в случае чего подпрячься. В конце концов, это дело добровольное, и ты сам выбираешь, что для тебя важнее - пойти поработать на работе, или сделать что-то для общества. Ну, не скажу, что это прямо много времени занимает. Выборы у нас не очень часто. За последний год, например, в Пермском крае, мы выезжали 4 раза. Ну, как в Пермском крае… мы ездили в Екатеринбург в сентябре. И пару раз еще, наверное, ездили по краю.

В Екатеринбург вас как помощь пригласили?

Да. Конечно, мы ездили туда не 200 человек. Нас ездило пару человек буквально. Иы работали в штабе. Так как у нас есть опыт организации такой нормальный, я считаю, мы там нормально помогли. Там, конечно, был мощный штаб.

Это были мэрские выборы, да?

Да. Ройзмановские. Но наш опыт там пригодился. И юридическая грамотность, и организационная, техническая.

А как они вышли на вас?

Я не помню. Мы как-то состыковались. Кто-то нписал ВКонтакте. Проблем с этим не было.

Можем немного поговорить о движении непосредственно? Сколько людей входит в его состав? Как выглядит деление числовое, по какому принципу?

У нас нет членства, членских билетов. Мы не считаем, сколько людей. Есть группа ВКонтакте, есть список рассылки, куда входят люди, которые оставляли свои контакты. И в каждый конкретный случай мы просто обращаемся к этим людям либо через рассылку вконтакте, либо обзваниваем, говорим, вот, у нас, например, выборы в Чайковском, сможете поехать? Кто-то может, кто-то не может. Таким образом формируем команду, которая выезжает.

Тогда вопрос такой. Вот если человеку, например, нужно выехать в Чайковский, это же определенные расходы: на дорогу, на еду… Он сам это оплачивает?

Иногда сам, иногда приглашающая стороны выделяет транспорт. Если едет большая команда, мы стараемся организовать автобус, потому что это для всех будет проще. Если нас едет всего несколько человек, то мы просто садимся в машину и едем.

Вы говорите, что вот вы пишете людям, когда есть в этом необходимость… Примерно сколько охват? Сколько таких людей?

Человек 300.

И откликнутся не все? Какой процент откликнется?

У нас самая большая потребность в наблюдателях была, когда шли президенские выборы. Тогда нам действительно было нужно много людей. В крае обычно, в малых городах, там 30-40 участков. Туда большая толпа не нужна. Если в Перми будут большие выборы, то мы будем активно людей через СМИ, или еще как-то, набирать.

Как происходит наращивание людей?

Тогда, понятно, это было на волне. Основная масса людей - это с митингов. Приходили, ставили столик: люди записывались. В основном, людей на митингах собрали. Бывает, мы сотрудничаем со всероссийскими проектами. Ну, как сотрудничаем… кто-то к ним обратился, они перевели на нас, дальше мы общаемся, записываем. В принципе, пока так.

Примерное время возникновения - это, я так понимаю, к президентским выборам?

Нет, на президентские выборы мы вышли уже с большим, с подготовленным составом. В феврале как раз, когда шла подготовка к выборам, мы занимались обучением, организационными моментами. Началось это все в январе. В декабре мы начали набирать людей, когда первые митинги начались, начали записывать их телефоны. А потом, январь - февраль, начали обучать, готовить, через какого кандидата их отправить. И так далее.

Получается, что ваше движение активно только в момент выборов… А в остальное время как вы существуете?

У нас в крае выборы идут с регулярностью. В Перми, понятно, выборы не скоро. В крае они каждые полгода запускаются. Кроме того, не так давно, была изменена схема комплектования комиссии. Мы некоторых членов Пермского наблюдателя направили в комиссии через разные партии. То есть, была возможность подготовленных и замотивированных людей включить в состав не просто в качестве пост-наблюдателя, а включить в комиссию, которая формируется на 5 лет. Все. То есть эти люди там уже числятся. Если в Перми будут выборы, то они будут уже гораздо более мощными - они будут уже не просто смотреть, а участвовать непосредственно. У них появится больше возможностей контролировать все это изнутри.

Как удалось все это лигитимизировать?

Находиться в составе комиссии можно только по факту, от какой-то партии. В основном, от партии КПРФ. Другие партии не очень серьезно к этому относятся. И у краевой избирательной комиссии не было возможности отказать. По крайней мере, одного от партии они обязаны принять. Таким образом формируется одна часть комиссии. Другая часть может формироваться из общественных деятелей. Но этот путь был для нас закрыт, потому что жулике в избиркоме не хотели нас туда допускать. Проще назначить, сли это школа, кого-то из учителей этой школы, чем каких-то там людей из какой-то организации, которые слишком много активничают. Учителя и врачи - они более послушные, меньше задают вопросов, тем более, для них на период выборов какая-никакая подработка. Поэтому через направления от администрации районной у нас никто не пошел.

А финансирование какое-то есть? На какие деньги существует?

Если какая-то организация существует, каждый день ее работники идут на работу, у них офис, секретарь, то понятно, что им требуется финансирование. У нас ничего такого нет. У нас нет даже юридического лица. Нам это просто не нужно. Нам это ничего не дает. Оно может быть полезно когда? Когда мы заявляемся на какие-то гранты от администрации. Нам эти гранты скорее всего не светят. Даже избирательная комиссия… Мы для них скорее такая разражающая организация, которая вечно влазитт со своими законами, требует соблюдения каких-то правил. Понятно, что тут нам сложно на что-то надеяться. А для другого нам это не нужно. Финансовыми потоками мы не управляем. В основном, у нас все волонтеры, да все практически. Бывают случаи, когда человек идет наблюдателем от какой-то партии, то представители партии всем наблюдателям, которые от них, платят деньги. Но это уже на усмотрение партии, кандидата. Когда мы делали в Перми, нам предоставили помещение. Помещение было у Окунева в одном из торговых центров. Он за это денег, понятно, не брал. Он заявлялся и до сих пор заявляется как политик, который хочет участвовать в выборах. Поэтому мы нашли общий язык. А когда выездные выборы, то там тоже как правило есть адекватный кандидат, с которым можно посотрудничать. Он тоже выделяет какое-то помещение под штаб. В основном, деньги нужны, чтобы напечатать бумажки, раздать, материалы. Но это копейки.

Ну а это из своего кармана?

Ну, да. Бывают какие-то дружественные организации. Мы сотрудничали с Голосом, пока его не закрыли. Нам Голос помогал. У них есть и материалы напечатанные. Кроме того, они проводили с нами инструктаж. Нам не пришлось за это платить. А сейчас у нас, в принципе, хватает и опыта, и материалы, какие необходимы, у нас есть. Их мы печатаем дома, на принтере.

Если я правильно понимаю, Вы выступаете в роли лидера своего движения?

Опять же, у нас нет такого формального разделения. Каждый может выступить с инициативой. Нет формального механизма принятия решения. Просто собираемся, кто живой, кто может, в основном, активистами, и принимаем решение, едем туда или не едем, какие-то организационные вопросы. Это все добровольно. Каждый берет себе по силам задачку и решает ее.

А Вы между собой как коммуницируете?

Либо созваниваемся, либо ВКонтакте в общем чате.

А вас много таких?

Человек 6-7.

Наверное, все вы, помимо того, что являетесь членами этого движения, вы имеете отношение и к другим общественным инициативам?

Да. Все по-разному, но в общем, да. Бывает так, что относимся к различным политическим полюсам: правое - левое, коммунисты - и другие. В этом, конечно, по-разному. Но в первую очередь мы активисты, а политики - уже во вторую.

Тогда будем говорить не об одном лидере, а об этом костяке… Какие функции - за вами?

Практически все организационные вещи. Волонтеров мы привлекаем уже на готовое мероприятие. То есть, от какого кандидата пойдет человек. Если надо, то обеспечить проезд. Питание, как правило, они берут с собой. Ну, и инструктаж. Это обеспечивает как раз актив. А волонтерам просто нужно быть в нужное время в нужном месте.

Вы говорите, инструктаж. Откуда эти знания появились. Сейчас, понятно, это опыт. А изначально, откуда взялось это знание? Это специальная литература или что?

Изначально, это из сотрудничества с Голосом. Люди занимались этим около десятка лет. От них. Первые инструктажи и методички готовили они. Опять же из опыта, лично я первый раз наблюдать пошел от коммунистов. Там было обучение небольшое, инструктаж. Из интернета, с видеороликов, из методичек. Сейчас мы уже больше информацию подчерпываем из законов, из подзаконных актов. Поскольку старый Голос уже не существует. Правда, на его месте появился новый, но другой Голос. Сейчас нам уже приходится больше информации черпать из первоисточников, законов. Остальное - многие вещи постоянно не меняются.

Как волонтеры воспринимают лидеров. Уважение, страх? Я предполагаю, что не так просто вызвать человека на деятельность такого рода, которая ему лично пользы не приносит… Это должна быть какая-то братская любовь, дружба?

Волонтеры - это такие же сознательные люди. Они что-то идут делать, прежде всего, для себя, а не потому что их позвали лидеры. Лидер может зачинать какую-то инициативу, но человек потом сам решает присоединиться к этому и поучаствовать. Но в первую очередь они идут, потому что хотят. Они тоже хотят честных выборов. Некоторые люди, когда речь идет о поездке в другие города, едут, чтобы поддержать свою квалификацию. В туристических целях. В Чердынь мы ездили на 2 дня: в первый день посмотрели город, что, где, как, а на следующий день - выборы.

Ночевку там предоставлял кандидат?

Да, у кандидата было помещение. Он всех разместил.

Конкретно для вашего движения какие ресурсы необходимы, чтобы оно успешно существовало?

В первую очередь, это актив. То есть, человеческий ресурс.

Актив - это маленький актив, или большой актив?

Маленький. Не волонтерский, а именно организационный. Из материальных ресурсов, пожалуй, неплохо бы иметь какое-то печатающее устройство. И если затевать какие-то большие акции, то доступ в прессу, в СМИ. Супер-большие бюджеты нам ничем особо не помогут. Ни лучше, ни хуже от них. Если человек не готов идти потратить свои деньги, то если ему заплатишь, он ничуть лучше не будет делать, будет просто сидеть и ждать конца дня.

Ресурсы, которые Вы перечислили, насколько они доступны? Нет ли проблем с доступом к ним?

Ну, вообще, нам очень подпортили жизнь, когда закрыли Голос.

Они же, наверное, не полностью исчезли? Они, наверное, как-то переформулировали свою деятельность? Новое юридическое лицо?

Да, есть новый Голос. Но основные представители старого - они как-то растворились. Слава Богу, мы успели опыта набраться. Мы по-прежнему с ними консультируемся, просто в частном порядке. С ними было бы веселей.

Вот Вы сказали, что жизнь подпортили ликвидацией Голоса… Каким образом это повлияло на доступ к ресурсам?

Они как раз были регулярной организацией, с офисом. Они постоянно печатали дидактические материалы в Москве, хорошие методички. Раздавали всем. Сейчас нам приходится делать это самим. У Голоса были свои волонтеры. Не много. Человек 20-30. Они приезжали на выборы, не от какого-то кандидата, а как средства массовой информации. Просто там есть возможность наблюдать еще как СМИ. А Голос сам по себе являлся СМИ. Они выпускали свою газету. И наплевать им было на кандидатов, кто согласен, кто не согласен. Это было, конечно, удобно. Мы направляли своих людей таким образом. Например, кто-то по идеологическим причинам не хочет идти от коммунистов. У нас была возможность направить как СМИ через Голос. Сейчас такой возможности нет. Поискать какое-то другое СМИ… У нас с ними была примерно одинаковая цель, хорошие партнерские отношения. У них, кстати, были, и сейчас остались, всякие хорошие средства для онлайн-мониторинга. Карта нарушений, где можно было отметить, где есть нарушение. Это обычно использовалось в период предвыборной агитации. В том числе, и в день голосования. Кроме того, в день выборов у них был единый колл-центр, куда можно было позвонить юристу по бесплатному номеру. Они могли проконсультировать. Также у них есть разные штуки, позволяющие отследить динамику выборов. У них сайт, куда можно отправить смс с результатами своего участка, и на этом сайте появлялась сводная информация по всем участкам в конце дня. То есть, мы могли на него зайти и увидеть предварительные результаты выборов. По идее, это унаследовал новый Голос, поэтому мы сильно не плачем.

Но, в принципе-то, новый Голос - это то же самое?

Ну, люди многие ушли.

Почему ушли?

Например, лидер прежнего Голоса сказал, что мол я уже много лет этим занимаюсь. Может, потому что мы такие активные появились. Но его уход спровоцировал распад.

Как взаимодействует Ваше движение с другими?

Примерно тем же занимаются отделения некоторых партий. Мы с ними хорошо взаимодействует. Собственно, мы от них и направляем людей. Больше всего с коммунистами и со Справедливой Россией. С ЛДПР получается хуже, потому что, как показала практика, это вообще не партия, это партия одного человека. Говорящая голова Жириновского в телевизоре и все. Может, у них в Перми есть офис - я не знаю. Но у нас как-то не получилось с ними ни о чем договориться. С Единой Россией мы не можем сотрудничать. Точнее, мы-то можем, но это будет постоянное ожидание предательства от них. Поэтому мы не отправляем от них людей. С остальными партиями хорошо работаем, или с кандидатами, с какими-то более менее порядочными кандидатами стараемся работать.

Вы сказали, что вначале Вам Окунев предоставлял помещение.

Да, на президентских. Он же тогда никуда не избирался, поэтому мы спокойно с ним…

Я имею в виду, какая-то взаимоподдержка есть?

Да, есть. Тот же Юра Бобров в день выборов был в общем штабе, и юристы там были, и от Пермской Гражданской Палаты, юристы, которые помогали в сложных юридических вопросах. И от Окунева были его знакомые политологи. То есть, информация стекалась со всех. А на локальных выборах больше взаимодействуем с кандидатом. С тем же Окуневым. Поскольку он сейчас организует движение Выбор, у которого есть ячейки по области. И если от них идет кандидат, то стараемся с ним больше сотрудничать, потому что с ним проще договориться, так как тут есть человек в Перми, который как-то с ним связан, а я с ним знаком.

А помогаете людьми?

Нет. Если речь не идет об активе. Например, недавно участвовали в митинге в поддержку Маминого выбора. Я приволок генератор, чтобы подключить. Но это уже за рамками движения Пермский наблюдатель. Это уже отдельно.

Представим ситуацию. Организовывается какой-то митинг, не Вами. Разошлете ли Вы информацию об этом митинге по своей базе?

Нет. Если случится что-то экстраординарное, Майдан в Перми, то тогда, наверное, произойдет мобилизация полная, мы будем звонить во все колокола, всех, кого знаем, всех оповестим. Но, как рпавило, мы этим не занимаемся. Все же у всех людей политические взгляды и интересы разные. Равнять всех под одну гребенку сложно.

Есть ли у вас аккаунт в соцсети?

Да, есть группа ВК. Мы туда постим разную интересную информацию о выборах, по инцидентам.

Но агитацией там не занимаетесь?

Агитацией политической - нет. Для этого есть другие группы, где большая часть волонтеров Пермского наблюдателя состоит. Нет смысла смешивать все в одну кучу, пусть все лучше лежит по полочкам. Кто хочет быть просто Наблюдателем, он будет просто наблюдателем. Кому нужна другая информация, он запишется в другую группу.

Понятно, что у вас есть волонтеры. Они важны, так как они являются основным механизмом. А важно ли наличие сторонников, знание о вас, публичная известность о вашей деятельности?

Конечно, да. Поскольку оно само по себе создает поток волонтеров. Понятно, что сейчас, в межсезонье, особо большой поток не нужен. Но вообще, такой ресурс как узнаваемось, важен. Отправят неожиданно губернатора в отставку, назначат выборы. Нам срочно будет нужна мобилизация. В этом плане, конечно, было бы неплохо. Но мы особо не стремимся к таким вещам вещам публичным. Возможно, когда у нас запахнет масштабными выборами, мы начнем этим заниматься.

Как происходит привлечение волонтеров? Понятно, что сейчас нет таких массовых митингов как в 2011 году…

Но сейчас и нет массовых выборов. То есть, мы живем на той базе, которая существует с тех пор. Но если такая потребность появится, будем думать. Я думаю, что если вдруг мэрские и губернаторские выборы сделаю наконец прямыми, но у граждан, у общества появится потребность в этом поучаствовать. То есть, тут наши встречаются: мы будем активно набирать, а люди будут активно хотеть в этом поучаствовать.

А сейчас у вас есть выход на СМИ.

Конечно, есть. Тот же Бобров частенько приглашает нас на Эхо. Кроме того, пресс-релизы. Хотя мы их не часто рассылаем. Последний раз - когда ездили на выборы в Екатеринбург. Кунгур, Чердынь - что об этом в Перми писать. Какие-то серьезные нарушения, которые мы фиксировали на выборах 8 сентября в крае. В перми выборов не было. В крае было много. Тогда участвовали в общественной коалиции, которая выступала, в том числе, с пресс-конференциями. Они рассказывали о тех нарушениях, которые мы фиксируем. Там был конечно ужас. Там были такие зачистки. Такой случай, например, когда зачистили настолько, что остался только один - кандидат от власти. А с одним кандидатом выборов не бывает. Им пришлось восстанавливать тех, кого сами же зачистили. Чуть ли не сами на себя подавали в суд, чтобы восстановить того кандидата, которого сами же зачистили.

А есть возможность у вас на эти зачистки как-то повлиять?

Мы можем либо проконсультировать кандидата, либо осветить в СМИ, потому что подавать заявление в прокуратуру может только сам кандидат. Мы можем только проконсультировать, осветить в прессе.

Ваша оценка уровня демократизации пермского общества.

Если оценивать, относительно других регионов, у насобщество достаточно заинтересовано. Не скажу, что прямо очень сильно. Меньше, чем Москва, но больше, чем кавказский регион. Например, результат единой россии на думских выборах показал, что люди у нас… Яблоко у нас набирало один из самых высоких результатов. И движение За прямые выборы мэра у нас активно набирает обороты. Прямые выборы пытаются ввести, но пока стопорится. В принципе, я думаю, выше среднего.

Власть мешает или способствует?

Она не сказать, что остервенело сопротивляется этому. Наверное, есть какое-то сопротивление, но оно в более-менее рамках. То есть, у нас нет террора против активистов гражданских. У нас не судят по фальсифицированным обвинениям, в тюрьму не бросают людей.

Приложение 4

Транскрипт интервью с экспертом С.Г.Маковецкой.

Представьтесь, пожалуйста. Укажите свой профессиональный статус, который я могу использовать?

Светлана Геннадьевна Маковецкая. Я директор центра ГРАНИ, я член коалиции. За возвращение прямых выборов главы города Перми, член нескольких общественных организаций в персональном качестве. Также я программный директор ИНП Общественный договор - Рузановский институт в Москве.

Можете немного рассказать об истории неполитического активизма в Перми, выделить какие-то этапы, может быть?

«Неполитический активизм» - это ретроспективный взгляд, он на уровне оценки. То есть, никто не называл это активизмом, когда это начиналось. Понятно совершенно, что активизм в Перми, если мы будем смотреть его как публичная гражданская деятельность, приводящая к осознаваемым сообществом результатам, которая изначально принципиально строилась как автономная самоорганизация, то мне кажется, это начинается в 2008-2009 году с выходом в Перми широкого гражданского движения в формате экологического, направленного на ситуацию с жителями, которые живут вокруг ПНОСа. И тогда возникла устойчивая группа людей, самых разных - там было социал-демократическое объединение, там были ученые, журналисты, там было прото-мемориальское движение - которые объединились вместе и организовали ряд публичных мероприятий, опрос, выход на улицы, переход на переговоры с властью и так далее. В результате этой деятельности жители были вывезены из ближайшего района ПНОСа, были расселены. У нас еще было много активистских практик на тот момент. Мы проводили клуб «Городские ретроспективы» в рамках наших публичных лекций и дебатов. Мы смотрели, как складывалась неформальная политическая культура в Перми. Тогда был сформирован опыт в виде первых НКО. Тогда Мемориал сформировался, начало краеведческого неформального движения, которое потом привело к формированию Пермь-36. Все остальное - это были околополитические, политические, или квазиполитические образования в рамках публичной политики или гражданской политики. Это в 1991 году, прежде всего, в 1993, когда формировались акции «Сбор прогрессивной интеллегенции Перми» в Университете. Я помню, что я сама, вместе со своими домашними, печатала такие листовки на машинке, которые мы расклеивали в автобусах и на улицах города, что для меня совершенно не свойственно. Ну, это путчевая такая штука. 1993 год тяжело переживали - было много дискуссий, я бы сказала, что еще много дискуссионных площадок, которые всегда были. А так, если говорить об этапах, я бы сказала, что это несколько этапов.

Первый этап - это формирование разнообразных, широких и узких, демократических коалиций текущих, в том числе, очень широких, которые приводили к митингам или близким к нему, поскольку демократизация проходила и в сфере образования, и в сфере культуры и так далее, но общий подход демократизации - не модернизации - он был, конечно.

Я бы сказала, что следующий этап был - это формирование внутри этого неких элементов устойчивости в виде некоммерческих организаций или проектов некоммерческих. В том числе, в Перми, в Пермском крае есть особица, связанная с тем, что с середины 90х гг. существовала практика государственной и муниципальной поддержки неполитических активистских практик в виде ярмарок социальных проектов, проведении всяких форумов и тд.

Потом, я бы сказала, к началу 2000 годов сформировались тематические очень мощные коалиции некоммерческих организаций разного рода, еще вокруг них квазиорганизаций или активистских групп в виде Пермской Ассамблей. Кстати, Пермская Декларация, которую подписывали Народная Ассамблея, Пермская Ассамблея и Санкт-Петербуржская Ассамблея, подписывалась в Перми. Эта коалиция или Ассамблейность была приблизительно с 2001 года до 2005 года. Потом, в силу разных причин, в том числе, в силу технологизации деятельности публичных органов власти, специфической специализации некоммерческих организаций и выхода новых типов активности на поверхность (она теперь такая уже не демократическая, не правозащитная, а специфическая - бытовая, например), стало это поле расслаиваться.

И я бы сказала, что, начиная с 2009-2010 года можно выделять новый этап, когда происходит самоорганизация именно в формате самоорганизации новых консерваторов, новой архаичной, в том числе, в радикальной форме, общественности (Суть Времени, разных форм националистических). В том числе, в эти группы включаются и бывшие вроде коллеги по этим практикам. Например, часть экологов или анархо-экологического сопротивления ушла. Роман Юшков тому классический пример национализма. И одновременно в это же время формируется еще более сложные колалиции, возникает новая ассамблейность, связанная с тем, что теперь уже эти коалиции возникают не по поводу какого-то общего места, а по поводу некого института (например, у нас была коалиция за реформу милиции и коалиция по поводу выборов и так далее).

Как Вы считаете, пермское активисткое движение, оно самобытно, или же под определенный тренд вписывается?

И так, и так. Я думаю, что, в целом, если смотреть, достаточна самобытна сама среда, в которой это реализуется, потому что у нас существуют, несомненно, значимые игроки в некоммерческом, гражданском поле, которые одновременно являются частью региональной элиты. Их нахождение в этом элитном статусе, их значимый вес, достаточно высокий социальный капитал - он создает, как и возможности, так и вызовы для активизма в широком смысле. С одной стороны, возможности, связанные с тем, что у нас в Пермском крае, начиная с 1996 года, почти всегда возникали специфические общественные приемные, Правозащитного центра, потом Пермской гражданской палаты или наша, для активистких инициатив. У нас много тех, кто держит сервисы для активистких инициатив, являясь при этом некоммерческими организациями или третьими местами разными. С другой стороны, есть вызовы, связанные с тем, что при наличии таких серьезных игроков, которые продолжают сохранять гражданскую направленность, не персонализируют себя только как руководители организации, а именно такая гражданская штука, очень тяжело приходится новым поколениям активистов: приходится каждый раз соотносить себя еще и с этой сферой влияния. Это первая специфика.

Вторая специфика. Собственно, я ее уже излагала. Ни раз писала. И на основании этого В.С. Ковин написал статью про пермский гражданский стиль. Несомненно, он есть. Это можно привести на конкретном примере. Декабрьское движение 2011 года. Сначала это протоплазменное движение интернет-активистов, но поскольку совершенно точно было понятно, что сам тип гражданской деятельности в Пермском крае предполагает более четкую коммуникацию, укрупнение проблемы, обязательную заточку под региональную специфику, которая воспринимается как максимально широко-гражданской, проявление общероссийской специфики. Мы себя столицей чувствуем по этому поводу и все. Поэтому сразу же, на втором этапе в дело стали вмешиваться крупные гражданские игроки - я нигде больше этого не видела - была создана коалиция 24 декабря, говорящая о том, что есть, конечно, специфика. С другой стороны, проявлениями специфики является, я бы сказала, в целом, риторика демократического максимума, какая только возможна, четкий специфический правозащитный язык, который используется, и маркер. Нигде больше такого не было, чтобы меня, как руководителя аналитического центра, в регионе считали правозащитником. Правозащитник - носитель специализированного языка. Особое взаимодействие с органами власти, именно потому что часть элитного пейзажа, который предполагает меньшую степень персональной агрессивности, хотя опасность одинаковая для двух сторон.

Как бы Вы сказали, какая среда является благоприятной для возникновения НКО именно социально-политического толка?

Наличие публичной сферы, более сложной, чем она так трактуется. Кстати, это одно из наших важных завоеваний, потому что я, как руководитель некоммерческой организации, не должна делать что-то специальное, чтобы присутствовать в СМИ. Публичное пространство Пермского края предполагает, что в нем существуют значимые сигналы и у этой части спектра ньюсмейкеров.

Второе - это наличие опыта общественной деятельности, который воспринимается как успешный. Это истории успеха.

Третье - это окно возможностей, которое создается наличием местной региональной базы для НКО. Она у нас очень специальная. У нас специфический устав Пермского края, написанный общественниками вместе с органами власти. Мы его ручками писали вместе с Администрацией губернатора, поэтому у нас небывалый устав, в котором закреплены такие вещи, которых нет вообще ни в одном другом уставе. У нас есть закон об общественном контроле. Мы сами писали огромное количество нормативных актов, которые там присутствуют: Закон о социальной защите, об уполномоченном по правам человека и так далее. То есть, особая нормативная среда и тип бюрократической деятельности, который позволяет это.

Я думаю, что еще, в целом, большая или меньшая успешность населения, которая позволяет не концентрироваться общественным инициативам вокруг неоспоримого бедствия. Соответственно, если у вас наводнение, то все «залипается» туда и больше ничего не происходит. У нас вроде такого в меньшей степени.

Я думаю, что есть некая специфика регионального политического режима и региональной политической традиции, которую мы не должны сбрасывать со счетов.

Особый тип человеческого капитала я бы тоже отметила. Все-таки, я бы сказала, что у нас достаточно благоприятная среда, чтобы в ней развивались либерально-направленные, демократически-ориентированные и модернизационные инициативы. У нас в меньшей степени представлены архаичные, националистские - наша среда действует на них как затухающая, на их затухание.

О ресурсах я могу найти информацию в Вашем исследовании?

Да, но я бы хотела просто сказать, что это специфика. Во-первых, обратите внимание, что у нас для всяких номенклатурных общественных инициатив существуют общественные центры, Совет Ветеранов, Общество Инвалидов. Они там концентрируются вокруг этих центров, вокруг ТОСов. Я бы не сказала, что это в чистом виде инициатива. Многие из них, на самом деле, номенклатуризированы или включены, или, как сказала, бывший руководитель избиркома краевого, ТОСы просто куплены. Не знаю, можно ли это использовать в интервью, но логика такая у нее была. Все равно, так или иначе, они там есть где-то, существуют, ТОСовское движение в Перми достаточно развитое.

Во-вторых, из ресурсов у нас существуют крупные игроки, действующие как институты развития, мы, Гражданская Палата и так далее, которые действуют как сервисные центры для инициативных организаций. В этом смысле, нельзя прямо сказать, что инициативам предоставляются различные ресурсы, но мы выступаем как инвестиционный магнит, тащим много средств и международных, и российских. Вы можете посмотреть по нашим отчетам: это, конечно, невероятный объем.

Затем, у нас есть ресурсы, традиционно связанные с тем, что система государственных муниципальных учреждений была такова, что она всегда предполагала предоставление ресурсов еще и для общественной деятельности. Посмотрите на нашу Горьковскую библиотеку. При библиотеках существовали сперва Центры Правовой Информации, а потом Центры Правовой и Гражданской Информации. Целых 7 библиотек, при которых были выездные консультации и так далее. Это невероятный сервис и ресурс. В этом смысле, это получается такой квази-бюджетный ресурс, когда библиотеки предоставляют свои помещения, и другие какие-то бюджетные учреждения. Все связано с тем, что Пермский край всегда был в какой-нибудь модернизации задействован. То есть, если у нас реализуется комплексная программа модернизации образования, мы пилотная площадка, а там есть подпроект, который называется «школы как центры общественной активности района», так хочешь-не хочешь там начинает что-то реализовываться. Потом была культурная интервенция, которая одновременно создала площадку, с одной стороны, агрессию, а с другой стороны, всякие хипстерские слои, которые раньше себя никак не видели в качестве активистов, стали использовать разные виды гражданских развлечений. У нас много разнообразных ресурсов, и одновременно у нас почти нет основного ресурса, который во всех других регионах присутствует - у нас нет краевой программы поддержки общественной деятельности, которая бы щедро раздавала инвестиции по этому поводу. При этом, это все равно присутствует. Институты развития иначе работают наши.

Движения и организации в равной степени имеют доступ к этим ресурсам?

Нет, конечно. Но в этом и есть специфика развития институтов в Пермском крае, что среди них всегда, несомненно, не все… То есть, у нас есть организации, которые традиционно или в силу инноваций имеют достаточно большой доступ к ресурсам, не потому что это коррупционные схемы, а потому что, как правило, самые весомые, федерального уровня, инновации в этой сфере почти всегда есть в Пермском крае. При этом, часть этих организаций с самого начала, начиная с середины 90х годов, сразу начали использовать себя как шлюз, который помогает увеличивать доступ к такого рода ресурсам, консультационным, методическим, информационным, для инициатив и движений. Такая специфика пермского края с самого начала была. У нас есть еще такой, мало используемые, ресурс (я должна о нем сказать, хоть и считаю это имитацией) - Фонды Местных сообществ, которые тоже какие-то деньги аккумулируют для инициатив. Конечно, они в разной степени используют эти возможности. Не забывайте, что есть еще и бизнес, который во что-то вкладывает. Я, как бывший директор Уральского Агентства поддержки малых и средних предприятий, могу сказать, что наши исследования начала 2000х годов - 2004го года говорили о том, что предприниматели, особенно мелкий и средний бизнес, вкладывают серым образом средства в общественные движения. Это были как раз скорее и националистического толка, и так далее.

С чего, как правило, начинается гражданская инициатива?

Там много всяких факторов. Мы выделили несколько факторов, которые служат триггерным явлением. Как минимум, я бы так сказала. Всегда в центре инициативы стоит инициативная группа или инициатор, который, как правило, демонстрирует типологически несколько подходов к тому, почему возникает инициатива. Первый случай - это когда собственная проблема. Столкнулись с проблемой - стали ее решать. Потом поняли, что это не только ваша проблема, но проблема и других. На вас «налипают» люди, либо вы напрямую начинаете обращаться.

Вторая вещь - столкнулись с чужой проблемой, но восприняли ее как свою. Таких очень много. Это все инициативы по поиску детей, Дима Жебелев, правозащитные инициативы почти все, потому что правозащитники редко сталкиваются с тем, что их обижают, у них высокая чувствительность, у них такой тип слуха к тому, когда рядом унижают человеческое достоинство, или животных, например.

Третий вариант - это попытка разных видов самореализации. Особенно городской активизм такой. Люди съездили в Европу, увидели что-то такое, приехали и решили, а почему у себя такого не попробовать. Это попытка применить чужой увиденный контекст или чужой увиденный опыт. Отсюда и сбор мусора, и обмен книгами, бесплатные ярмарки, картонные города.

Еще есть одна вещь, когда люди экспериментируют с институциональными возможностями. Например, государство говорит, что сейчас будем пробовать открытые органы власти, открытый бюджет - всегда находится какая-нибудь инициативная группа вокруг айтишников, офисного планктона, которая думает, а давайте поиграем по-серьезному. Начинают вокруг этого строить бюджетные сообщества. Государство сказало, давайте будем реформировать милицию. Вокруг этого сразу же собралась коалиция, и мы сейчас вам скажем, как нужно реформировать милицию. Что они делают? Они экспериментируют с этими институциональными возможностями вокруг социальных сервисов, вокруг нового типа социального публичного управления.

Теперь о роли лидера? Роль формального лидера и реального - они, как правило, различны?

Я бы сказала, что существуют различные лидерские роли. Я так думаю, что совершенно понятно, что существуют фронт-мэны. Это могут быть основные спикеры, например, или реальные лидеры, персонами которых называют разные инициативы и так далее. Это концентрированные лидеры. Например, Аверкиев или Юшков, Дима Жебелев. Это один вариант.

Другой вариант, когда различаются роли. Если лидеры как носители аргументов, есть лидеры как основные спикеры. Классический пример. Движение Выбор: Окунев - основной спикер, но зная этого человека, много с ним общаясь, я не думаю, что там такой объем и потенциал личности, что позволяет формировать разные типы решений, скорее всего, старший Подвинцев рядом, кто создает… Лидер по аргументам - они выстраивают достаточно большой медийный ряд.

Поэтому я думаю, они разные могут быть, но в целом, для инициатив чаще всего происходит совпадение лидера или лидерской группы формальных и фактических. Кроме архаичных практик. Суть времени: они всегда подчеркивают, что они являются ретрансляторами некоего нарратива, который выдается центром.

Тогда о публичном лидере… Какие функции ему принадлежат, и не принадлежать рядовому участнику?

Он - держатель контекста. Как правило, это выражается вот в чем… Он не только говорит по поводу тематической сферы, в которой реализуется, но его часто используют в качестве основного спикера и эксперта по этой сфере деятельности любые другие толкователи, журналисты, ученые и тд.

Вторая вещь - он собой персонифицирует или очеловечивает то или иное движение для кого угодно, для обывателей, потому что у нас не существует как про ментов, что любой обыватель знает, кто такой нормальный мент, как он одевается, что он читает. Для любых других людей фактически единственным представлением о том, что есть инициатива в человеческом измерении, является фигура этого лидера. Всем очень хочется этот человеческий контекст улавливать. У нас с мужем часто интересуются, что мы читаем, во что мы одеваемся…

Третья часть - это создание текстов, текстов как говорения. Я думаю, это чрезвычайно важно для всяких инициатив - создание церковного призвания, церковного вложения. Эта попытка объяснить, что именно имеется в виду, с помощью каких слов это описывается - это, как правило, лежит на лидере, как на спикере основном. Я приводила этот пример встрече, связанный с формированием дискурса. То есть, приспособление к тому, что об этом можно говорить, каким языком - это, как правило, из уст лидера исходит.

Он - основной переговорщик. Когда возникает необходимость рассматривая этого типа общественного интереса в реальных переговорах, или присутствие на публично значимых площадках.

Следующее, редко встречающееся, но в Пермском крае часто встречающееся, он - гарант, если хотите, защитник. Особенно это по Аверкиеву видно. Ситуация, при которой просто его присутствие рядом с ситуацией конфликта и апеллирование к силовым ведомствам по поводу того, что вы совсем с ума сошли, это нормальные, вменяемые люди - при том, что у него у самого конфликт с силовыми ведомствами - но это, как ни странно, в Пермском крае срабатывает.

Еще бы я сказала, что есть некая общая вещь, которую они делают. Понятно, что они почти всегда являются основными фандрайзерами, то есть, теми, кто ищет ресурсы, или на кого налипают эти ресурсы. Они формируют клуб, общей повестки дня, региональной повестки дня, или являются основными спикерами или модераторами основных площадок.

Еще, именно в Пермском крае, они несут этот столичный отблеск. Очень многие из нас являются фигурами федерального масштаба, держателями того, что Пермь как была столицей гражданского общества, так и осталось, и это постоянно подтверждается тем, что непрерывно в какие-нибудь правительственные комиссии назначают, или мы самые главные спикеры на любом съезде. Как только мы там появляемся, мы сразу делаем эту площадку своей.

Забыла сказать. Саморефлексия. Пермский край отличается, как исследователь сейчас говорю, очень высоким уровнем саморефлексии. Я, пожалуй, ни в одном регионе не видела, чтобы люди свой собственный опыт рассматривали как ресурс, описывали где-нибудь и продвигали. Это всегда было в Пермском крае. Правозащитные технологии, гражданские технологии, технологии экспертизы гражданской - мы их каждый раз сами на себе пробуем, потом это описываем и предлагаем. Это саморефлексия. Лидеры являются основными держателями этой саморефлексии.

Речь идет именно об историях успеха?

Мне трудно сказать. Потому что вопрос в том, где заказ. То есть, кто является заказчиком негативного опыта. Например, тот же самый Аверкиев, который раз за разом пытается объяснить, что он уже давно не правозащитник, но уход из правозащитной деятельности воспринимается, скорее, как негативный опыт, хотя с моей точки зрения, это вполне нормальная ситуация, но никто этому не верит. Поэтому сколько он ни говорит об этом, его коллеги по правозащитному сектору считают его, пусть и заблуждающимся немного, но все же правозащитником. С другой стороны, саморефлексия - это не только истории успеха. В нашем случае, как раз не всегда истории успеха. Например, мы реализовывали такой общефедеральный проект , специально на него ресурсы подтянули, который назывался «будущее прав человека в России». Половина была посвящена тому, как избежать угроз, мы рассматривали, как происходит разрушение общественных приемных или имиджа. Этим мы тоже славимся, но в общем и целом, конечно, пермский контекст и пермская специфика предполагает, что все от нас ожидают, что мы всем будем демонстрировать успешность, победительность, продуктивность.

А в большинстве своем пермские движения и организации лидероцентристские?

Хотелось бы отослать Вас к Норту. Это связано с тем, что это не пермский феномен, а общий в ситуациях и в обществах с открытым и закрытым доступом. Поскольку у нас система не с открытым доступом, количество рисков чрезвычайно увеличивается, и совершенно точно понятно, что зачастую организации и движения не переживают своих создателей. Это общеинституциональный контекст. Но в целом, у нас есть примеры и того, когда разрушалось, и того, когда не разрушалось. Аверкиев классический пример. Он создатель Правозащитного центра и специально разваливший ее на 2 части, ушедший оттуда и создавший пермскую гражданскую палату. Но Правозащитный Центр как был, так он и существует. Есть движения, которые существуют помимо их создателя. Но их совсем немного. Я бы сказала, они не то, что лидероцентристкие, но персонально этот лидер является критическим ресурсом. Даже если сама организация или движение вполне себе полицентрична, но вся окружающая действительность, журналисты требуют именно этого, именно его языка, власть говорить хочет только с ним. Но все же, как и по всей России, я бы сказала, что по-прежнему лидероцентризм.

Насколько важна для организаций и движений публичная известность?

Несколько аспектов ответа на этот вопрос. Первый вариант. В некоторых случаях публичная известность необходима для того, чтобы формировать разнообразные ресурсы, увеличивать количество сторонников, привлекать внимание власти, привлекать внимание возможных спонсоров.

Второй вариант. Тут уже расщипление произошло. До прошлого года я бы сказала, что это способ внятно, сознательно объяснить, чем ты занимаешься - тип информационной открытости, который важен для гражданской культуры. Я бы вообще сказала, для социального капитала в его двух ипостасях, кроме бункинга, когда мы только своих «клубим», а все мосты - «бриджинг» - попытка соединения коалиций, партнерств, или гражданская культура, как некоторый способ сравнивания себя, взятие на себя ответственность за некое общее благо, он обязательно предполагает публичность. Но с прошлого года, когда к нам стали приходить прокуратура и разные органы, они совершенно тупо идут к тем, кто под фонарем, и им совершенно все равно. Сейчас это расщипление происходит. Я думаю, как раз попытка сохранить свою репутацию, остаться возможным для партнерства будет заключаться в разумной закрытости организации.

В некоторых случаях, и в Перми это часто происходит, представление себя публично - это часть общественного блага, миссия организации, повестки. Мы так много говорим о необходимости публичности. Мы, например, хрустальную гражданку вручили в том году бывшему губернатору пермского края за единственный поступок: за публичное объяснение того, почему он дальше не будет губернатором. При этом, это требовало многих разговоров с губернатором, объяснения, почему это нужно… Это несомненно гражданский поступок, его от него не требует ни закон о госслужбе, ни самый главный его избиратель, широкий круг избирателей от него этого не требует. Однако, он все объяснил. В этих случаях публичность, открытость, публичное представление - это часть миссии.

И не забывайте, есть еще движения и явления, которые в чистом виде реализуются наизнанку. Там изначально коалиция формируется на платформе на какой-то.

Какие мероприятия устраиваются движениями и организациями для привлечения ресурсов, для достижения публичности, для реализации целей?

Это Вы в нужное место попали. Мы вообще создали моды, прет-а-порте. Мы внедряем моду на разного рода мероприятия. Понятно, что есть целый спектр мероприятий, характерный России в целом. Это круглые столы, форумы, конференции, фестивали, естественно, проведение публичных акций, пикетов, псевдодемонстрации и тд. У нас в Пермском крае все сложнее. Усложнился, частично, формат, в связи с тем, что произошло гельмановское вторжение. До него все-таки ко всем художественно-ориентированным акциям относились с известной долей скептицизма, они были меньше развиты. Сейчас это достаточно развитая вещь: это фестивали песни специально окрашенные, фестивали кино. презентация на сайте: Город - как гражданский проект, или новые гражданские городские практики. Получились такие художественные форматы.

Помимо художественных, у нас очень много редко встречающихся форматов, которые подходят к публичной политике. То есть, у нас не просто круглые столы, где мы обсуждаем - у нас реальные вхождения в очень специфические виды, даже организации процессов. Мы входим в политический совет. В политическом совете нас, представителей движений и организации, НКО, очень много, по сравнению с любым другим инструментом, где бы то ни было. Но мы еще проводим гражданские жюри, кино-политические салоны, публичные лекции и дебаты, тематические завтраки, обеды по поводу отмены рабства. Мы проводим различные конкурсы. Например, проводили конкурс проектов про понятный город, про грамотный город, понятное здравоохранение. Это попытка создать среду, где гражданину возвращается право быть просвещенным участником изменений. Спектр невероятно высок.

И есть у нас производство социальных благ, как особая специфическая вещь. Не только в активистких группах, когда они чего только ни производят, ярмарки, сами создают сети вегетарианской пищи, еще какие-то сервисы, которых не было никогда. У нас есть устойчивые старые практики. Например, Фонд Защита: сохраняются негосударственные приюты для сбежавших детей.

Сложная система, как происходит взаимодействие ученых и гражданских активистов. У нас постоянно переопыление происходит, перетягиваем в свой круг. Например, Сулимов, который доцент, больше времени проводит здесь, являясь руководителем направления. Или, например, мы входим в коалицию, в которой ученые, типа Ковина или Подвинцева. Всегда это все публично, типа Клуб «Пермь после Чиркунова».

Эти практики инновационны, придуманы в Перми?

Частично инновационны, частично калькированы откуда-то и переделаны (гражданское жюри придумали датчане. Мы его реализовали очень круто. Это совершенно новая повестка дня.) например, мы делали пермский гражданский доклад о качестве власти, по поводу того, как мы оцениваем потребительским качество деятельности органов власти МСУ, что власти могут по этому поводу сделать, что могут граждане. Это абсолютно хипстерский продукт. Ни одна НКО не будет себе такое позволять. Мы когда опубликовали этот доклад, я приходила потом в органы власти, это был самый цитируемый документ, он был на каждом столе. У нас там всякие плакаты. Это переосмысленный формат доклада.

Как бы Вы оценили эффективность деятельности?

По этому поводу мы участвовали как исследователи в оценке эффективности движений, не пермских, а общероссийских. Понятно, что мы описываем по-разному. Это может быть формирование моды на тему изменения контекста, это может быть реальное решение проблемы, причем, проблема не равна мощности самой организации, это вариант формирования нормы, для меня это очень важно, потому что очень часто это такой тип пермской гражданской активности. Мне вообще не приходит в голову тушеваться, если я разговариваю с председателем правительства Пермского края или с губернатором Пермского края, или с председателем правительства Российской Федерации. Мы просто равны. Это формирование нормы, при которой мы считаем, что нам необходимо этим заниматься - это тоже один из элементов, который мы тоже создаем. Потом, я бы сказал, эффективным является - вот сейчас не могу сказать, но по идее бы сказала - кратное увеличение числа людей, которые считают возможным вложиться в разнообразные общественные практики. Мы эти сервисы создаем, но я не думаю, что это долговременные вещи, потому что наша задача была, и мы сформулировали 2 года назад - создать такие сервисы, чтобы, если у человека есть 2 часа времени, он бы мог эти 2 часа потратить на такого рода деятельность. Мы это вроде тоже делаем, но так, чтобы прямо кратно увеличивалось постоянно количество действующих активистов - такого нет, и я думаю, что это общая проблема для России. Я думаю, есть еще эффективность в том феномене, который мы создаем - это феноменологическая вещь - это новый тип публичной карьеры человека, который именно в гражданском секторе. Еще показателем эффективности является принятие всяких актов или изменения решений, в случае, когда мы можем влиять на решения. Конечно, это существует. И мы это делаем на раз-два-три. Мы изменили уйму, 300 административных регламентов, или мы законы целые меняем. Просто потому что мы с аргументами активно и быстро работаем, у нас хорошая коммуникация, нас спрашивают - мы реагируем.

...