Способы отношения к проблеме смысла по Веберу

Размещено на http://www.allbest.ru//

Размещено на http://www.allbest.ru//

Введение

Данное исследование представляет собой комплексный анализ различных вопросов, возникающих в ходе теоретического рассмотрения проблемы смысла. Основу работы составляет сравнение подходов Макса Вебера и Карла Шмитта. В работе показана глубокая и многоплановая связь субъективного смысла действия с такими политическими явлениями как господство, право, политические партии, профессиональные политики, рациональная бюрократия и т.д. Особое внимание уделяется вопросу о харизматическом лидерстве. Сопоставляя теории Вебера и Шмитта, мы обсуждаем проблемы легитимации, способы самоутверждения политического порядка, основания права. Обозначив общую схему проблем, связанных с функционированием современного формально-рационального порядка, мы переходим в область религиоведения. Харизматическое лидерство рассматривается в религиозном контексте. Так же речь идёт о различных способах рационализации религиозного опыта и осмысления мира. Проблема смысла переносится из области теории действия в область обсуждения проблемы секуляризации и рационализации, современных рудиментарных форм религиозного восприятия действительности. Большое внимание уделяется двум типам этики: ответственности и убеждения. Выявив ряд серьёзных проблем, связанных с данными этическими типами, мы выдвигаем гипотезу о невозможности разрешения некоторых противоречий в рамках веберовской теории. Финальная часть работы сосредоточена на проблеме обсуждения политического, как источника смысла. В этой части, помимо идей Карла Шмитта, обсуждается философия Сёрена Кьеркегора. Мы показываем зависимость политической мысли Шмитта от некоторых аргументов Кьеркегора. На основе этой выявленной связи делается ряд обобщений, предлагается интерпретация идей Карла Шмитта. Работа завершается открытым вопросом о целесообразности дальнейшего рассмотрения проблемы смысла в веберовских категориях.

Актуальность работы обусловлена, в первую очередь, обсуждением политического как источника субъективного смысла действия и, одновременно, религиозного опыта. Та часть работы, в которой речь идёт о Максе Вебере, менее оригинальна. Это попытка реконструкции основных идей автора с целью выявления общих проблем. Только подробное описание различных нюансов, связанных с веберовской трактовкой смысла и предложенных им типов легитимности позволяет обсуждать необходимость иного подхода к проблеме смысла, базирующегося на экзистенциальной философии и политической теологии. В работе так же разбирается подход Ю.Н.Давыдова, чья глубокая разработка этической проблематики в рамках интерпретации Вебера, сохраняет актуальность и сегодня. Но всё же большинство новых аргументов сосредоточено в части работы, посвящённой интерпретации идей Карла Шмитта через философию Сёрена Кьеркегора. На русском языке таких попыток ещё не предпринималось, в англоязычной литературе существует серьёзное исследование, но, что характерно, его автор не специализируется на философии Шмитта. Среди наиболее известных специалистов по Шмитту, особого интереса к влиянию на него Кьеркегора не наблюдается.

С проблематикой смысла, разрабатываемой Максом Вебером, связаны несколько самостоятельных направлений мысли в рамках континентальной философии. Нельзя недооценивать влияние Вебера на экзистенциальную философию и философскую антропологию. Многие проблемы, обсуждаемые данными философскими школами, не понятны вне веберовского контекста. Намеченный в работе антагонизм между политической интерпретацией Ницше и Кьеркегора тоже заслуживает внимания. Отдельные моменты интерпретации Шмитта, предложенные в данной работе, можно считать новаторскими и оригинальными. Но чтобы это было возможно, большую часть работы мы разбираем общеизвестные вещи.

Глава 1. Рациональный порядок, политика и диктатура

В этой главе мы рассмотрим понятие действия и социального действии в их связи с проблемами значимости политического порядка и легитимного господства. Вебер конструирует понятие действия как, в первую очередь, научное. Но социология понимается не просто как одна из наук, но как способ самоописания и самопознания общества в эпоху рациональности. Поэтому различные связи понятия смысла действия с понятиями союза, права, штаба, государства и т.п., не случайны. Исходя из этого, можно поставить вопрос о гарантиях постоянства смысла. Эти гарантии будут во многом совпадать с фактическими гарантиями существования политического порядка. Это так же и вопрос об условиях значимости порядка. Поэтому мы подробно рассмотрим вопрос о легитимности господства, способах и видах легитимации. У легитимации есть свои фактические пределы, а насилие не всегда способствует восстановлению нормального хода вещей и правовой рутины. Поэтому в данной главе речь пойдёт так же о диктатуре как технике самозащиты и самоутверждения государства. В ходе рассмотрения означенных вопросов мы подойдём к границе формально-правового и социологического способов описания и понимания политических явлений. Мы покажем, что эти связи уводят далеко за пределы сугубо научной постановки вопроса, затрагивая мировоззренческую проблематику. Данную главу можно считать наиболее формальной частью исследования, его фундаментом. Две другие главы посвящены рассмотрению более общих вопросов. Проблемы, поставленные в первой главе, сохраняют свою остроту на протяжении всего изложения.

1.1 Осмысленность действия и вменение смысла

Для того чтобы подойти к вопросам этики и политики, необходимо начать с элементарного понятия действия, как оно дано в работе «Основные социологические понятия».Вебер М. Основные социологические понятия / Власть и политика. М.: РИПОЛ классик, 2017Само определение действия «Действованием бедет при этом называться человеческое поведение (всё равно, внешнее или внутреннее делание, воздержание или терпение), если и поскольку действующий или действующие связывают с ним субъективный смысл». там же, с.328, данное Вебером, предполагает наличие у действующего осознания субъективного смысла действия. Поведение без смысла не является действием. При этом действие может быть и внутренним, не имеющим никаких внешних проявлений, и внешним, а так же может чисто визуально не отличаться от простого инстинктивного поведения. Если человек отдёргивает руку от горячей поверхности, это может быть как чисто инстинктивным поведением, связанным с рефлексами, так и вполне осознанным действием, поскольку человеку известны последствия ожога (хотя на момент действия кожа ещё не получила того интенсивного воздействия, которое привело бы к безусловно рефлекторной реакции). Внешне это может выглядеть одинаково. Действие может быть понятно для наблюдателя ровно потому же, почему оно понятно для самого действующего. Это связано с тем, что осмысленное действие с необходимостью является рациональным. Но степень рациональности может различаться, что так же будет означать и разный уровень осмысленности. Смысл понятен потому, что в некотором роде типичен, а в той мере, в какой он «не типичен», он всё равно сравнивается с идеальным типом и в этой связи становится понятным. Кроме того, здесь не ставится вопрос об особых душевных переживаниях каждого конкретного человека (психологизм). Понимание касается смысла действия, а не действующего человека как такового.Филиппов А.Ф. Социология и проклятие политического / Власть и политика. М.: РИПОЛ классик, 2017, с.25

Можно лучше понять это, если взглянуть на типы действия. Их четыре: целерациональное, ценностно-рациональное, аффективное, традиционное. Вебер, Основные социологические понятия, сс.260-261 Для традиционного действия характерны автоматизм, низкая степень осознанности - это действия «по привычке». Аффективное действие связано с высоким уровнем эмоциональности - оно совершается в особом состоянии, предполагающем импульсивность поведения, отсутствие полного контроля. Эти два типа действия наименее доступны для анализа, т.к. важный элемент субъективно предполагаемого смысла (делающий возможным вменение) в них заслоняется иными движущими силами, выходящими на передний план.

В случае с ценностно-рациональными действиями считается, что действующий полностью отдаёт себе отчёт в происходящем. Он выбирает средства для достижения цели, взвешивает шансы, принимает решение, будучи в трезвом уме и уравновешенном эмоциональном состоянии. Целью же является само действие как таковое, поскольку оно предписано некой ценностью. Характерной чертой данного типа действия является то, что каузальная цепочка (предполагаемая действующим) останавливается на осуществлении самого действия и не учитывает последствий.Обычай, моральный кодекс, религиозная норма предписывают человеку некое действие, он же принимает решение о процедуре исполнения. Важно то, что ценностный окрас не делает действия данного типа чем-то принципиально недоступным для понимания. Кроме того, даже при всей возможной интенсивности переживаний действующего, связанной с ценностным содержанием его действий, сама процедура осуществления действий слагается из элементарных, поддающихся калькуляции компонентов. То есть, какой бы вычурной, эзотерической, мистической не показалась нам причина наблюдаемого поведения, действующий всё равно будет находиться с нами в одном пространстве - внутри рамки, заданной рационально-выстроенной картиной мира.

Целерациональный тип действий связан, как и в предыдущем случае, с полной осознанностью и осмысленностью действия, но в качестве желаемого эффекта рассматривает не само действие как таковое, но его последствия, то есть некий результат. Такой, расширенный по сравнению с другими типами, горизонт предоставляет человеку обширное поле для калькуляции средств, вероятных последствий, анализа эффективности, издержек и т.д. Предполагается, что человек в данной ситуации становится расчётлив и холоден, а его решения, в идеале, поддаются математически исчислимой оценке.

Всё вышесказанное будет справедливо не только для понятия действия как такового, но и для социального действия. Разница между этими типами действий состоит в том, что социальное действие, помимо уже названных признаков, обладает ещё одним: оно ориентировано по смыслу на другого человека. там же, с.328, с.356 Если человек в метро наступает на ногу другому человеку и делает это случайно - это ещё не социальное действие. Если же он делает это осмысленно, но всё выглядит так, будто происходит случайно - это уже социальное действие. Ясно, что простого внешнего наблюдения оказывается недостаточно. Поэтому, чтобы понять смысл действия, его необходимо истолковать. Уже на этом уровне просматривается своеобразные юридические корни действия, как его понимает Вебер, а именно: истолковывающее понимание действия напоминает вменение (смысла).Но есть и отличия. Эмпирически-конкретное действие сравнивается с неким идеальным типом, что даёт возможность поместить это действие ближе или дальше от идеального типа. Суть идеального типа состоит не в том, что он есть нечто должное, но в том, что относительно него фиксируется степень отклонения реальных действий - что и делает действия в большей или меньшей степени понятными. «Идеальный тип…есть интерес эпохи, выраженный в виде теоретической конструкции… Идеальный тип близок к идеальной модели, которой пользуется естествознание». цитата по: Гайденко П.П. Социология Макса Вебера. История буржуазной социологии XIX- начала XX века. М.: Наука, 1979, с.258Если говорить о генезисе идеальных типов, можно сказать, что они есть своего рода интенсификация элементов действительности. там же, с.259Если преступник, с юридической точки зрения, как бы отрицает закон своим поведением, то с точки зрения Вебера, смысл действия преступника и то, каким образом он сам осмысляет свои поступки, не отрицает понятие правопорядка. Так, если преступник стремится избежать наказания, он, тем самым, не отрицает закон, но ориентируется на него. Вебер, Основные социологические понятия, с.372Вебер смещает акцент в понимании нормы с должного на саму действительность, в которой на основании нормы совершаются некие осмысленные действия. Филиппов,Социология и проклятие политического, с.28

С понятием социального действия связано понятие социального отношения. Это поведение людей, взаимно ориентированное по смыслу друг на друга. Вебер, Основные социологические понятия, сс.362-363 Оно описывает так же определённые ожидания людей, которые они связывают с другими людьми. В этом качестве социальные отношения означают шанс, что будут совершаться некие осмысленные действия. Так, социальное отношение, называемое дружбой - это шанс, государство - тоже шанс. там же, с.365 Здесь отчётливо видно, что Вебер не оставляет места для трактовки государства/общества/народа как некоего изначально заданного единства, органического целого. Любые объединения людей означают, что каждый конкретный человек совершает определённым образом ориентированные действия с определённой вероятностью и периодичностью. Таким образом, с точки зрения действующего, государство - это совокупность представлений о действиях других людей, на которые он ориентируется; с точки зрения наблюдателя - своего рода интенсивность социальных отношений, основанных на данном представлении и связанных с положительными шансами ориентированных на него социальных действий.

Перечисленные виды действий могут быть ориентированы на существование легитимного порядка. там же, с.370 Шанс, что таким образом ориентированные действия могут произойти есть значимость порядка. Вебер подчёркивает: если чиновник каждый день в определённое время появляется в своём кабинете - это не только привычка, не только интерес, но и свидетельство значимости определённого порядка. Иначе говоря, в данном примере чиновник действует не только целерационально, но и ценностно-рационально. там же, с.371 Если порядок воспринимается как должное, это значит, что шансы того, что люди будут соотносить с ним свои действия, значительно повышаются. Мы пока опустим понятие легитимности, чтобы сосредоточиться на нём подробнее чуть позже. Важно, что порядок может быть значим не только по причине эмоциональной отдачи, в результате связанности с определёнными ценностями или религиозными представлениями, но так же в связи с ожиданием неких внешних последствий. там же, с.374 В случае если отклонение от порядка провоцирует неодобрение со стороны других людей - это условность. Если же есть шанс физического или психологического принуждения - это право. там же, с.375 Таким образом, порядок основывается на двух факторах: этике и праве. там же, с.378 Условность моральной нормы или религиозной заповеди остаётся условностью до тех пор, пока в сообществе не выделяется штаб, ориентированный на принуждения следованию данной норме или заповеди.

Вебер специально подчёркивает: решающим для понятия права является наличие штаба принуждения. там же, с.376 Штаб - это организация людей, настроенных на принуждение других к следованию порядку/праву. Внутренняя структура штаба может быть различной, нас интересует именно функция принуждения.

Если доступ к социальному отношению извне регулируется или замкнут, а поддержание порядка обеспечивается штабом управления и политическим руководителем, такое отношение будет называться союзом. там же, с.397 Таким образом, регулируется, с одной стороны, внешнее, количественное состояние социального отношения, но так же и его содержание, определяемое навязанным и поддерживаемым порядком. Если мы наблюдаем союз, обобществлённый со штабом управления и непрерывно действующий целевым образом, это будет называться предприятием. Внутри предприятия как бы стирается политическая граница между штабом и подчинёнными, т.к. поведение обеих сторон подчиняется именно целевой рациональности, что как бы отодвигает вопрос власти на второй план до тех пор, пока штаб руководит эффективно.

Вопрос власти есть вопрос о шансе осуществить свою волю в рамках социального отношения. там же, с.404 Господство - шанс отдать приказ и встретить повиновение. Дисциплина - шанс встретить немедленное, автоматическое, схематическое повиновение. там же, с.404 Если власть как таковая может носить временный характер и гарантироваться в рамках ситуации и имеющихся средств подчинения, то понятия господства и дисциплины указывают на институализацию власти, превращение социального отношения в рационально-организованную, отлажено работающую машину. Если в рамках союзного отношения социально-политическая жизнь организована как предприятие-учреждение, и если штаб управления с успехом пользуется монополией легитимного физического насилия (т.е. поддерживает предприятие в рабочем состоянии), это будет называться государством. Следует обратить внимание, что в данной схеме отсутствует указание на цели существования государства. Мы понимаем государство как особую конфигурацию властных отношений, определённым образом закреплённый и поддерживаемый порядок, но не пытаемся определять государство через его цель или ценность. Предполагается, что, не считая очевидной цели по продлению собственного существования как работающей машины, государство может иметь любые цели и руководствоваться любыми ценностями. «Программа» для машины задаётся политическим лидером. Гайденко, Социология Макса Вебера, с.285 Именно политик определяет цели государства. Но в каждом конкретном случае цель как бы «рассеивается» на различные рутинные элементы, в результате чего может показаться, что всё это не имеет никакого отношения к политике.Но это только до тех пор, пока рутинная сторона жизни сохраняется, пока машина работает,пока индивиды в той или иной степени считают этот порядок значимым и легитимным.

Теперь мы видим всю неоднозначность субъективного смысла действия: пока речь шла о действии и социальном действии, можно было рассматривать субъективность в том несколько вульгарном смысле, в котором она становится синонимом свободы. Понятие социального отношения тоже не противоречило идее свободы: люди вполне могут основывать отношения между собой на добровольной основе. И лишь когда оказалось, что существуют порядки, значимость которых может быть гарантирована вполне реальным насильственным принуждением со стороны людей, составляющих штаб, понятие действия приобрело неожиданный окрас. Смысл действий остаётся субъективным, он может определяться человеком исходя из сугубо рациональных расчетов, он может основываться на свободно избранных ценностях, что как бы указывает на некоторую свободу, присущую действию в силу субъективности его смысла. Но вся эта сфера субъективности оказывается своеобразно интегрированной в существующий порядок, который, при всей своей рациональности, может быть гарантирован именно насильственно. Индивид строит планы на будущее, ставит некие цели, решает определённые насущные задачи - но всё это в рамках 1) контролируемого и навязываемого порядка, 2) «больших» целей, определять которые могут только политики. На уровне конкретного действия человек может выбирать между тем и этим, решаться или медлить, но сами возможности для этого оказываются, как бы заложены формально-рациональной картиной мира и связаны с ней конкретным порядком. Таким образом, для осмысления поведения отдельного человека, для понимания смысла его действий, в том числе экзистенциального смысла, нам уже недостаточно говорить только об этом человеке и его «подручной» повседневности, но необходимо перенести взор на политическую систему в целом. Иными словами, вопрос о действии становится вопросом о значимости существующего порядка и его внутреннем устройстве. Наиболее конкретной, персонализированной частью политического порядка, в наибольшей степени имеющей отношение именно к политике, являются штаб и политик, о которых пойдёт речь дальше.

1.2 Политические вожди, профессиональные политики и рациональная бюрократия

Итак, цели политического союза определяются политическими лидерами. Но откуда берутся эти люди и как они становятся лидерами? В этом параграфе мы коротко опишем процесс отбора вождей, возникновения политической «свиты» и прихода в политику экспертов.

Политика как призвание в наивысшей степени выражается в фигуре харизматического политика.Вебер М. Политика как призвание и профессия / Власть и политика. М.: РИПОЛ классик, 2017, с.256 Такому политику подчиняются, потому что верят в него. В прошлом это мог быть маг или пророк, князь-военачальник или лихой главарь бандитов. Но настоящим предтечей современного политического вождя является демагог, выступавший перед народом и заражавший собравшихся своим даром. Поэтому современный политик часто является вождём политической партии, где он «оттачивает» своё мастерство. Именно элемент личного участия, личной причастности является здесь самым важным: «труд с верой и личной самоотдачей человеку, не какой-то абстрактной программе какой-то партии, состоящей из посредственностей…» там же, с.290 Партии и парламент имеют то значение для политической жизни, что способствуют отбору политических вождей в ходе борьбы.Вебер М. Парламент и правительство в новой Германии. К политической критике чиновничества и партийной жизни / Власть и политика. М.: РИПОЛ классик, 2017, с.225 Борьба является решающим и непременным элементом отбора и становления политических вождей, без этой школы невозможно политическое лидерство. там же, с.181Интересно, что превращение парламента в место для закалки будущих лидеров Вебер называет политической целью парламентаризации. Напомнив себе сказанное про цели и их место в политических союзах, можем задать вопрос: кто сообщает парламентаризации такую цель? Выходит, что сами политические лидеры и их ближайшая свита непосредственным образом заинтересованы в парламенте, как площадке для профессионального роста; заметим - не народ, интересы которого якобы представляются в парламенте, а сами вожди и их окружение заинтересованы в этом больше всех и являются инициаторами.

Но не парламент является предельной возможностью для раскрытия потенциала политических вождей. Борьба за руководство партией и за признание в парламенте другими политиками - только этап подготовки. Реализация потенциала харизматика связана с массовой поддержкой, его власть, в конечном счёте, опирается на плебисцит. там же, сс.182-183 В этом проявляется демократический дух - в вождизме и цезаризме, в максимальном вовлечении беспартийного населения за счёт их завороженности особой харизмой вождя. Но у такой политики есть серьёзный недостаток, заключающийся в невозможности передать харизму другому лидеру. Из-за проблемы преемственности в значимости политического порядка могут возникать «разрывы», связанные с тем, что привычный лидер отходит от дел, а новый ещё не обрёл влияния, сопоставимого с влиянием предшественника. Смягчить период «междуцарствия» может парламент и развитая система партий, что даёт шанс предотвратить возможный в такой ситуации политический кризис. там же, с.193 Поэтому в современной политической практике огромное значение приобретают фигуры второго плана - профессиональные политики и чиновники.

Вебер называет процесс перехода власти от вождя к его свите экспроприацией. Вебер, Политика как призвание и профессия, с.260 Профессиональные политики появились как особый тип людей, не желающих самим быть господами, но поступающих на службу к вождю. Из своей службы они сделали доходный промысел, а так же научились извлекать иные, не сводящиеся только к обогащению преференции. Исторически, профессиональные политики появляются в момент, когда князья в своей борьбе против сословий опираются на тех, кто не имел сословных интересов и основанной на этом солидарности, предпочитая личный карьерный рост. там же, сс.273-278Вебер подчёркивает, что до настоящего времени профессиональные политики были свитой при вождях, что должно сохраняться и в современной политической практике: депутаты, партии должны подчиняться вождям и быть именно свитой, а не цехом. Вебер, Парламент и правительство в новой Германии, с.120, с.131, с.196 Отличие между «свитой» и «цехом» сводится к следующему: цех работает подобно машине, беспристрастно и холодно, его эффективность основана на автоматизме; свита же состоит в личном отношении с вождём - это преданность и подчинение, но это и готовность бороться за свою власть, личная ответственность и, в конечном счёте, далеко не всегда это беспрекословное исполнение приказов вождя. Политик лично отвечает за то, что делает. Вебер, Политика как призвание и профессия, с.279 Он должен обладать следующими, определяющими его сущность профессиональными качествами: страстью (ориентацией на существо дела, самоотдачей), чувством ответственности (а не романтически-революционной настроенностью «стерильного возбуждения»), глазомером (умением сохранять дистанцию по отношению к вещам и людям). там же, с 307 Он должен комбинировать изначально противоположные качества: холодный ум и душевное участие, что означает - подчинить свои чувства и пустить их в дело, стремиться к «полному обузданию души». там же, с.308 Политик должен знать, когда подать в отставку и когда решительно потребовать себе новое место и назначение, сопряжённое с большей властью и ответственностью. Его преданность господину является именно личной преданностью, а не следованию инструкции. Именно в рамках этого личного отношения политик может не подчиниться вождю, «показать характер», требовать и угрожать уходом в отставку. Вебер, Парламент и правительство в новой Германии, с.102 Таким образом, хотя изначально профессиональные политики шли на службу к вождям, со временем этот тип политиков обрёл своё влияние, в том числе на вождя, и сопряжённые с этим достоинство и особую профессиональную этику.

Прямой противоположностью политику является чиновник. По ходу превращения политики в предприятие, общественные функционеры разделились на два типа: чиновники-специалисты и политические чиновники. Вебер, Политика как призвание и профессия, сс.271 - 272 Политический чиновник получает своё место за личную преданность, участие в политическом процессе, поэтому, зачастую, лучше разбирается в устройстве внутриполитической борьбы, нежели в подконтрольной ему области. В противоположность этому типу, специалист получает свою долю власти за обладание экспертным знанием. Вебер подчёркивает: настоящий чиновник не должен быть политиком по профессии. там же, с.278 Особая честь чиновника состоит в беспрекословном исполнении приказов и инструкций, в безукоризненной работе и нерассуждающем повиновении. Это прямо противоречит представлениям о доблести профессионального политика. Чиновник не несёт личной ответственности за всю ситуацию в целом - его ответственность не выходит за пределы строго отведённой области, внутри которой каждое действие чиновника регламентировано специальными предписаниями. Иными словами, чиновник не отвечает ни за что, он не участвует лично, не рискует, ничего не решает и не выбирает - его задача состоит в том, чтобы максимально соблюсти все предписания, чем бы это ни было чревато. В современном мире, говорит Вебер, господство сосредоточено в руках именно чиновников. Вебер, Парламент и правительство в новой Германии, с.80 Бюрократия является неизбежной чертой рационального жизненного порядка. там же, с.95 Это «безжизненная машина», но она же есть «сгустившийся дух». там же, с.98 Понимать это следует в том смысле, что сам по себе процесс рационализации и всё, что за ним стоит - отнюдь не механически-нейтральное явление, но результат вполне живой борьбы в сфере духа. Потому мы видим машину, но за этой оболочкой кроется глубоко трагичное содержание, сопряжённое с целым рядом личных решений, исторических событий, конфликтов и констелляций. Поскольку зона ответственности чиновника ограничена, чиновничий аппарат оказывается бесполезен в решении политических вопросов. там же, с.124 Чиновник обладает профессиональным знанием, он так же осведомлён в вопросах специфически служебных фактов и тайн. Но он не имеет доступа к вождю, не принимает личного участия в политическом процессе - то есть «не участвует душой». Вебер ещё верил в то, что чиновники - это высококвалифицированные профессионалы, наделённые своей, специфически чиновничьей честью. Вебер, Политика как призвание и профессия, с.268 Мы же можем лишь заключить, что в таком качестве чиновник - это именно идеальный тип, причём в значении скорее нормы, нежели «интенсификации действительности».

Итак, как неизбежна рационализация, так неизбежна и нарастающая бюрократизация всех сфер жизни. Вебер, Парламент и правительство в новой Германии, с.99 В связи с этим Вебер ставит вопрос: как спасти остатки «индивидуалистического движения к свободе»? Это напрямую связано с тем, как Вебер понимает свободу. Он различает два типа порядков: порядок управления и порядок регулирования. Вебер, Основные социологические понятия, с.402 Порядок управления предполагает упорядочивание всего союзного действия вообще, что означает тотальную регламентацию любого действия, происходящего с учётом существующего порядка. Предельным выражением такого порядка является коммунизм. В этом состоянии упразднено неравенство, как упразднена и политическая борьба как таковая, поэтому необходимость в политиках полностью отпадает, т.к. со всеми вопросами справляются чиновники. Точнее, происходит сращивание профессиональных политиков с бюрократическим аппаратом, уничтожаются политические конкуренты и политика уходит в зону неразличимости в силу своей тотальности. Политика - это стремление участвовать во власти или в её распределении. Вебер, Политика как призвание и профессия, с.254 Но в коммунистическом состоянии вопрос распределения решён раз и навсегда, нет борьбы и нет конкуренции, а потому нет и политики в её видимых проявлениях. А что с целеполаганием? Оно целиком подчинено целевой рациональности - то есть, определяется, исходя из математически-калькулируемых параметров. Иными словами, цели такой системы должны быть полностью подчинены соображениями полезности и задаваться они могут изнутри самой машины - отделом, ответственным за подсчёт материальных выгод. Личная ответственность сведена к минимуму, т.к. на любом уровне человека встречает исчерпывающее руководство. Теоретически, такое состояние не исключает наличия вождя, но в совершенно особом смысле: как «функцию» от главного бюрократа, аплодирующего самому себе как идее, но не как личности.Мюллер Я.-В. Споры о демократии: Политические идеи в Европе XX века. М.: Изд. Института Гайдара, 2017, с.146

Для того чтобы сохранить личное целеполагание и личную ответственность, порядок должен быть «настроен» на регулировку отношений, но не на непосредственное управление. Необходимо предоставить защиту «шансам» и действующим. Идеальный тип такого порядка - правовое государство. Чтобы оставалось место для свободы, необходимо сохранить возможность политики как борьбы - борьбы партий за голоса, политиков за власть, вождей за признание. Нельзя исключить партийную борьбу и сопряжённые с ней процессы. Вебер, Парламент и правительство в новой Германии, сс.86-87 Он специально подчёркивает неоднократно, что политика - это именно борьба. там же, с.93, с.119 Борьба - это риски, отличные от стопроцентных шансов, это, в конечном счёте, отсутствие окончательной определённости. Если кому то интереснее вечные истины - тем следует вернуться к своим книгам, а не стремиться в политику, где решаются проблемы современности. там же, с.251Политика релятивизирует понятие истины, поскольку в политике приверженцы разных истин и убеждений сталкиваются в борьбе с непредсказуемым исходом. Университетский диплом или сан профессора (подтверждённый статус эксперта!) не дают политической квалификации. там же, с.248Нежелание вникать в детали актуальной политики и принимать действительность в её неоднозначности и несовершенстве, противопоставление понятия о должном реальной ситуации - таковы недостатки учёных, мешающие им эффективно осуществлять политическую деятельность. Настоящий политик должен работать с тем, что есть, не откладывая решения в ожидании того, что ситуация и условия сами изменятся в лучшую сторону. В своих соображениях о будущем, он должен исходить из проблем и потенций настоящего, не углубляясь в фантазии о неком идеальном состоянии.

Выходит примерно следующее: постоянно определять цели, рисковать и побеждать могут только вожди и профессиональные политики. При этом нужно помнить, что их деятельность не остаётся в вакууме: все их действия имеют продолжения в том, как устроен порядок. То есть, опосредовано, «в каком-то смысле», обыватель так же получает микроскопическую частицу свободы. Доля этой свободы, однако, определяется скорее эмоциональным участием индивида как избирателя, его чувством солидарности, нежели фактическим объёмом свободы. Чего нет у индивида - так это свободного целеполагания, кроме тех повседневных форм, которые оно может принимать. Но в динамичной политической системе индивид, эмоционально участвующий в процессе, может ощущать сопричастность историческому процессу, хотя бы и в качестве претерпевающего. Альтернатива у данного варианта одна: деполитизация и полностью элиминированный вопрос о свободе за счёт сращения политики и рациональной машины. В этом случае жизнь индивида целиком подчиняется обезличенной формальной рациональности. В случае же наличия в обществе политики -целеполаганием свободных политиков, самостоятельно определяющих свои цели и смысл действий. Филиппов,Социология и проклятие политического , сс.52-53 Итак, если не говорить о тех пренебрежительно малых величинах свободы, доступных обычному человеку, можно заключить: по-настоящему свободными являются только вожди и политические лидеры. Но политический порядок может вызывать у обывателя одобрение или, напротив, становиться невыносимым и казаться абсолютно несправедливым. От этого будут зависеть: готовность человека соизмерять свои действия с существующим порядком и уровень осмысленности обыденной жизни. Поэтому дальше речь пойдёт о легитимности политического порядка - того, что наделяет порядок экзистенциальной значимостью, даёт надежду и позволяет человеку быть счастливым.

1.3 Проблема легальной легитимности

Ранее мы назвали два типа порядка, как их обозначил Вебер: условность (в качестве средства принуждения используется одобрение/осуждение) и право (следование порядку обеспечивается штабом, обладающим возможностью применять насилие). Послушание порядку обусловлено, как правило, интересами, приверженностью традиции и представлениями о легальности.Вебер, Основные социологические понятия, с.381 То есть, вряд ли возможно найти в реальности порядок, держащийся только на одном из указанных оснований. В то же время, именно компонент права представляет особый интерес, так как сохранность такого порядка может быть объяснена, исходя из человеческих действий, ориентированных на политику. С точки зрения «претерпевающей стороны» властных отношений, можно говорить о вменении, основанном на пассивной или активной солидарности и на согласии считать легальным распоряжение шансами со стороны представителя там же, с.396. Со стороны господства можно говорить о схожих ожиданиях в отношении поведения подчинённых. Предприятие господства нуждается в: 1) установке на подчинение господам, 2) распоряжении средствами легального физического насилия (штабом управления и вещественными средствами). Вебер, Политика как призвание и профессия, с.257Но что позволяет считать насильственное принуждение легальным? Почему речь идёт именно о легальных средствах принуждения?

Любой порядок, если он возник не благодаря свободному согласию всех участников, является навязанным.Вебер, Основные социологические понятия, с.401 По сути, это означает, что навязанными следует считать большинство, если не все существующие в настоящее время политические порядки. Если порядок был навязан, значит, имеет место ситуация, когда одни люди отдают приказы, другие подчиняются. Но подчинение не обязательно происходит только в ситуации прямого приказа и прямой угрозы санкции, предусмотренной за отказ от повиновения. Нормально функционирующий политический порядок существует таким образом, что индивиды добровольно ориентируются на писанные и неписанные нормы в рамках существующего порядка, что составляет нормальный ход социальной жизни. Это обеспечивается как правом в его принуждающем аспекте, так и самыми различными представлениями об этике, а так же о значимости существующего порядка, о его ценности. Просто вынудить подчинённых следовать приказу не достаточно, необходимо добиться, чтобы проявляющееся таким образом насилие считалось легитимным - то есть, справедливым, оправданным.

Если мы считаем навязанный порядок в той или иной степени справедливым, если содержание этого порядка для нас значимо - то есть, действуя, мы так или иначе ориентируемся на этот порядок, такой порядок можно назвать легитимным. Легитимность порядка может быть гарантирована внутренне: 1)аффективно, эмоциональной самоотдачей, 2) ценностно-рационально, верой в значимость порядка как выражения ценностей, 3) религиозно, верой в зависимость спасения от соблюдения порядка. там же, с.374 Так же порядок может гарантироваться ожидаемыми внешними последствиями: неодобрением или силовым принуждением со стороны штаба. Порядок может быть легитимно значим: 1) в силу традиции, 2) в силу аффективной веры, 3) наличия ценностно-рациональной установки, 4) веры в легальность позитивного уложения. там же, с.379 Здесь мы видим возрастание рациональности от эмоционально-традиционного к чисто рациональному восприятию. Легальность позитивного уложения - это, по сути, уверенность в том, что существует некая машиноподобная организация, выстроенная строго рациональным образом, деятельность которой подчинена строгомурегламенту. Антропологическим выражением легальности является чиновничий аппарат, где все действия участников подчинены особым правилам и инструкциям. Легальность может представляться легитимной в силу договоренности заинтересованных сторон или же в силу навязывания на основе легитимного господства и послушания. Таким образом, можно заключить, что Вебер вполне отдавал себе отчёт в том, что совершенство отлаженной машины ещё не гарантирует этой машине авторитет, если только за машиной не кроется что-то ещё. Однако он так же допускал, что у легальности как таковой может быть своя собственная, не зависящая от какой-либо внешней силы легитимность. В своей знаменитой лекции о политике как призвании/профессии, он даёт более внятную, ставшую знаменитой дефиницию типов легитимности. Вебер, Политика как призвание и профессия, с.255 Это: 1) легитимность «вечно вчерашнего» (нравы и традиции), 2) внеобыденная личная благодать (харизма), 3) легальность. Если харизма предполагает веру в конкретную личность, преданность, готовность подчиняться напрямую приказам человека, то легальность оказывается своего рода верой в аппарат. Легитимность легальности основывается на «духе эпохи» - всеобъемлющей формальной рациональности. Уверенность в том, что госслужащие обладают должным уровнем компетентности в подконтрольных им делах, что их работа подчинена уставу, и произвол полностью исключен, сочетается здесь с общей верой в то, что хороший порядок - это порядок, подчинённый нормам и пронизанный ими. Легальную легитимность отличает то, что она даёт уверенность в том, что ничего не может произойти «не по правилам», что сводит к минимуму неожиданности, даёт чувство «уверенности в завтрашнем дне».Это вера в то, чтов социальном космосе ничего не может произойти, что не подчинялось бы писаным правилам или не предполагало бы при этомнаказание за неподчинение.Вебер считал наиболее удачным вариантом комбинацию харизматической и легальной легитимности: это должно было дать, как он предполагал, безотказно работающую бюрократическую машину с душой, «вдохнутой» в неё героическим лидером/харизматическим вождём. Мюллер, Споры о демократии, с.75 Альтернативой этому была опасность того, что машиной завладеют безличные силы, лишённые чувства долга и соображений о великом деле, которые будут использовать легальность как средство достижения своих корыстных целей.

Карл Шмитт, присутствовавший на знаменитых лекциях Макса ВебераФилиппов А.Ф. К истории понятия политического: прошлое одного проекта / Понятие политического, СПб.: НАУКА, 2016, сс.454-455 и не избежавший его интеллектуального влияния, высказал ряд принципиальных возражений по поводу концепции «легальной легитимности».

Начать стоит с более общих соображений Шмитта, касающихся рациональности в политике и метафизических корней парламентаризма, изложенных им в работе «Духовно-историческое состояние современного парламентаризма».Шмитт К. Духовно-историческое состояние современного парламентаризма / Понятие политического. СПб.: Наука, 2016Аргументы, высказанные им в этой работе, могут быть рассмотрены как предпосылка для соображений более конкретного характера, высказанные им в работе «Легальность и легитимность».Шмитт К. Легальность и легитимность / Понятие политического. СПб.: Наука, 2016По многим вопросам относительно критики парламентаризма Шмитт и Вебер находятся в согласии. Так, для обоих характерно понимание политики как борьбы, а не дискуссии. Они схожим образом отвергают требование абсолютной прозрачности в политике и настаивают на необходимости особых управленческих секретов. Однако Вебер всё же не считает возможным отказаться от парламентаризма, о чём говорилось ранее. Что особенно важно, не смотря на то, что в политике Вебер видит борьбу, чисто аффективной, волюнтаристской сущности политики он предпочитает рациональное управление, выраженное в системе легальности и только уравновешенное, но не замещённое политикой вождей. Таким образом, мы можем выделить два момента: представление о рациональности как рабочем «аргументе» в политике и идею уравновешивания, баланса между двумя различными политическими стилями.

По поводу формальной рациональности Шмитт говорит следующее: это наследие либеральной эпохи, где особым смыслом наделялась свободная дискуссия, соревнование аргументов, измышление особых убедительных доводов вместо чисто эмоционального воздействия на публику.Шмитт К. Духовно-историческое состояние современного парламентаризма, с.95Рационализация политики означала выстраивание системы равных шансов, внутри которой ограниченное число допущенных к политике индивидов соревновались между собой. Сама истина здесь понимается в соревновательном ключе и предполагает в отношении себя плюрализм частных мнений. там же, с.133И хотя эти представления перешли из либеральной эпохи в демократическую, Шмитт отказывается считать их демократическими по своей сути. Если когда-то парламент рассматривался как альтернатива авторитету монарха, а дискуссия противопоставлялась насилию исполнительной власти, то в эпоху, когда демократическими революциями была положена новая политическая реальность, становится неясным, против чего работает идея свободной дискуссии и как она сочетается с представлением о народе как источнике общей воли. Демократия имеет в своей основе волю, а не рациональность. Более того, демократия не подразумевает никакой дискуссии между отдельными индивидами, поскольку в основе демократии лежит принцип гомогенности, а не представление об автономном субъекте.там же, с.107Предполагается, что противостояние разворачивается не между дискутирующими индивидами, но между общностями. В новой политической реальности партии перестали быть идейными клубами для дискуссий и превратились в полноценные организации, сочетающие в себе идеологическую функцию с социальной, экономической и силовой. Кроме того, изменился и подход к понятию истины: свои коррективы внесла массовая пропаганда, апеллирующая, зачастую, не к ценностям разума и использующая не только рациональную аргументацию. там же, с.98, сс.144-145

Идея уравновесить рациональную бюрократическую машину фигурой харизматического лидера тоже может быть рассмотрена как либеральная, но не демократическая. В основе этой идеи лежит метафора весов и стоящая за ней метафизическая идея предустановленной гармонии. там же, с.133, с.141Хотя Шмитт объясняет этой предпосылкой саму идею парламента, а не отношения парламента и президента, логика сохраняется в обоих случаях. Парламент как пространство дискуссии зависит от метафизически-окрашенных гарантий того, что дискуссия не будет прервана. Если в противовес парламенту вводится фигура президента - это делается именно для того, чтобы в случае затянувшейся дискуссии по вопросам, требующим немедленного решения, можно было в чрезвычайном порядке предпринять необходимые действия. Но здесь сохраняется предпосылка баланса: когда меры приняты, порядок восстановлен, вместе с ним восстановлено и отношение парламент-президент. Т.е. предполагается, что чрезвычайные меры не устраняют парламент как таковой, но делают это лишь на время, после чего баланс законодательной и исполнительной власти восстанавливается как бы сам собой. Откуда берётся уверенность в том, что между двумя различными политическими принципами: рационального безличного управления по закону и подчинения авторитету выдающейся личности не возникнет неразрешимых противоречий? Если политика сводится к борьбе, почему бы не предположить, что эта борьба может выйти далеко за пределы легальности, обрушив, в конечном счёте, выстроенную на идее равновесия систему? Если либеральные силы будут стремиться к тому элементу в политике, с которым связана возможность равных шансов, то не исключено, что демократические силы предпочтут гомогенное единство и тождество с вождём. Здесь налицо противоречие, которое вполне может обернуться серьёзными проблемами, о которых Шмитт предостерегал в своей работе о легальности и легитимности.

Шмитт выделяет несколько типов политических сообществ-государств: законодательства, юрисдикции, правления и администрации. Государство законодательства - это именно тот тип, для которого характерна ставка на легальность как основу господства.Шмитт К. Легальность и легитимность, сс.171-172 По сути, это то, что принято именовать правовым государством. Предполагается, что в таком государстве общая воля реализуется посредством установления норм, которые рассчитаны на долгосрочное действие. При этом господство в чистом виде отсутствует, т.к. в центр данной системы поставлен безличный закон, который «значим, но не правит». Соответственно, применение закона не тождественно самому закону, применяющий закон так же не тождественен ему. Господствует не конкретное лицо или группа лиц, а вся система легальности в целом. Основанием для господства является сама эта система, замкнутая на саму себя. В силу специфики данного типа сообщества, право на сопротивление исключается как нелегальное. там же, с.173, с.197 Это имеет далеко идущие последствия, что становится особенно важно в том случае, если к данному типу сообщества подмешивается какой-то ещё.

Государство юрисдикции - это сообщество, в котором правовые споры разрешаются судьёй, а не законодателем. Отличие данного типа сообщества от государства законодательства состоит в том, что зачастую, большее значение имеет решение судьи по конкретному случаю и проявляющееся при этом право, нежели некое нормативное предписание. Право понимается шире, чем просто система взаимосвязанных норм, поскольку решение судьи имеет собственный вес, отличный от чисто технической процедуры осуществления нормативного предписания. Как несколько абстрактно пишет Шмитт: «…истинное право, справедливость и разум напрямую дают о себе знать в каком-нибудь конкретном судебном разбирательстве, которое не опосредуется никакими заранее предписанными общими нормами и содержание которого вследствие этого не исчерпывается нормативизмом простой легальности». там же, с.173В ещё большей степени отличие от государства законодательства проявляется в случае с государствами правления и администрации. Для типа «правления» характерна подчёркнутая роль личной воли и авторитета правителя. Мы могли бы сказать, что здесь господствует политический вождь, хотя это не исчерпывает всего смысла. Альтернативой данному типу может быть безличное администрирование, господство конкретных предписаний, имеющих силу правовых, но не включенных в иерархическую систему норм, а принимаются для конкретного случая. там же, с.174 Не пытаясь отождествить, мы, тем не менее, могли бы указать на сходство данного типа с «порядком управления» М.Вебера. Именно административными по типу являются тотальные государства. там же, с.175 Соответственно, государство законодательства будет напоминать по своему смыслу «порядок регулирования», с акцентом на равные шансы, хотя предложенное Шмиттом понимание не исключает пренебрежения принципом равенства шансов - это будет зависеть от конкретного законодательства, что в очередной раз подчёркивает приоритет процедуры над самими принципами.

Шмитт критикует идею «легальной легитимности», предложенную Вебером. Согласно Шмитту, легальность не может ни в каком виде быть тождественна легитимности, скорее они противоположны по смыслу. там же, с.179 Легальность, понятая в духе Вебера, как рациональное, ценностно-нейтральное предприятие, действующее по формальным предписаниям, не предполагает, что в нём самом может быть заключена легитимность. Чиновники и военные, если понимать их как чисто технический аппарат, не могут быть ни источником своей легальности, ни основанием собственной легитимности. там же, с.181 За «легальной легитимностью» стоит вера людей в то, парламент, устроенный по принципу гарантии равных шансов, реально способен представлять интересы народа. там же, с.193 Здесь имеет место отождествление воли народа с решением парламентского большинства. Легальность во всём своём формальном устройстве нуждается в том, чтобы люди верили в разумность формального и нормативного. При этом достижение тождества правящих и управляемых при победе простого большинства в парламенте возможно только при условии однородности населения. там же, с.196 Если этого нет, обостряется конфликт между меньшинством и большинством, победу большинства могут расценивать как насилие, основанное на количественном превосходстве, а меньшинство считать несправедливо ущемленным. В этой ситуации может быть поднят вопрос о праве на сопротивление, но в государстве законодательства такое право отрицается, т.к. актуальное состояние государства отождествляется с легальностью как таковой, любая же претензия на права, не гарантированные легальностью, рассматривается как угроза сложившемуся порядку. По этой причине исключается не только право на сопротивление, но любая сколь-нибудь серьёзная политическая борьба.Однако за обвинением в нарушении порядка стоят не просто безличные силы, руководствующиеся нормами, но конкретные люди со своими интересами, умело использующие аппарат легальности для борьбы с конкурентами. там же, с.198