Психология взаимодействия работников следственных органов с несовершеннолетними (Правонарушителями и потерпевшими по половым преступлениям) при допросе

иметь любовницу - норма; родить ребенка одной - модно; семья и дети - помеха карьере и т.д.).

Подавляющее большинство граждан оказалось в ситуации дискомфорта, не сумев адаптироваться к рыночным отношениям в силу своей личностной неподготовленности, «все более широкое значение имела десоциализация личности, потеря жизненных ориентиров, формирование антисоциальных способов личностной мотивации» (Динамика ценностей реформируемой России, 1995, С. 167). Резкая дифференциация доходов между субъектами, когда подавляющая часть общества оказалась на грани выживания, а незначительная его часть в короткое время создала крупные капиталы, значительно превышающие естественные потребности человека, обострила проблему и девиантного поведения молодежи. На уровне общественного сознания, данная стратификация субъективно переживается как кризис целого рода социальных ценностей и идеалов, в частности идеалов справедливого общественного устройства (Е.П.Белинская, О.А.Тихомандрицкая, 2001).

До настоящего времени духовные и культурные ценности, ценности общественной активности и общественного признания в социально- позитивном ключе в сознании многих граждан отходят на «задний план», уступая место приватным ценностям. В связи с этим, многие из современных российских подростков не выстраивают прямой логической закономерности между трудом и материальным благополучием, наблюдая как из средств массовой информации, так и из обыденной жизни стремительное обогащение в нашем обществе далеко не самых трудолюбивых его членов. Подростки из различных социальных слоев, как и все другие члены общества, постоянно впитывают в себя негативную, часто низкопробную информацию, культивирующую насилие, беспринципность и бездуховность, идеология которой очень проста: главным мерилом благополучия в настоящий момент являются деньги, добытые любым, в том числе, и преступным путем.

Продолжающиеся кризисные процессы в современном российском обществе по-прежнему негативно воздействуют на реализацию потребностей и интересов личности, в том числе, и подростков (В.Н.Кудрявцев, 1998); у подростков отмечаются и гипертрофированные материальные потребности, чему способствует реклама в СМИ, сериалы о богатой жизни, о развлечениях и удовольствиях, о красивой жизни и вкусной пищи, «боевики» и блокбастеры романтизируют уголовные «бригады» (В.А.Лелеков, Е.В.Кошелева, 2007, с.87), в молодежной среде все больше доминирует позиция «все средства хороши для достижения богатства, в том числе, и противоправные» (Д.Зиядова, 2002; О.И.Карпухина, 2000; Л.Б.Морозова, 2005).

В настоящий период роль социального фактора в формировании противоправного поведения несовершеннолетних связана с деформацией потребностей и ценностных ориентаций не только подростков, но и взрослого населения. Однако, несмотря на крайне низкий уровень материальной обеспеченности огромного числа граждан, говорить о влиянии абсолютной нужды, связанной с социально-экономическим положением всего общества, как, например, в периоды войны или послевоенной разрухи, когда совершение преступлений было обусловлено удовлетворением жизненно-важных потребностей, не приходится. Напротив, общее «завышение потребностей в общественном и в индивидуальном сознании влияет и на малообеспеченные слои населения, поскольку уровень жизни состоятельных граждан, недостижимый для большинства, создает определенный общественный эталон, поддерживаемый средствами массовой информации, а легитимные возможности у значительной части населения в настоящий период резко ограничены и для их удовлетворения используются противоправные средства, круг которых все расширяется» (В.Н.Кудрявцев, 1999, с.795).

Система общественных отношений, сложившихся в обществе, «объективно определяет, детерминирует развитие, а также строение, динамику мотивов тех или иных групп людей и мотивационную сферу каждого индивида, каждой личности», при этом, «в мотивах деятельности индивида отражаются не только его собственные потребности, но и потребности общества, общественные потребности» (Б.Ф.Ломов, 1984, с.206- 207). Социализация современного подростка в России протекает не просто в ситуации социально-экономической нестабильности, а в условиях ценностно- нормативной неопределенности, когда существенно деформированы характерные для стабильных обществ механизмы передачи ценностей от старшего поколения к младшему, вследствие чего и преступность несовершеннолетних имеет тенденцию к равномерному распределению между всеми общественно-экономическими уровнями, в том числе и среди детей из элитарных семей (B.C. Собкин, 2002; И.Соковни, 2002; Ф.Райс, 2000; Д.И.Фельдштейн, 1999). Установка подростка на богатство и жизненный успех формирует и своеобразное их отношение к тем, кому не удалось достигнуть этих целей. Так, по мнению 47,7% опрошенных молодых людей, рост числа бедных в стране объясняется тем, что «эти люди плохо приспособлены к жизни», 21% считают, что они «не избавились от старых идеалов», а 18,2% видят причину бедности в неумении воровать (О.И.Карпухина, 2000).

Социальные нормы соответствуют ценностям общества и служат фундаментом общественной жизни, под их воздействием происходит освоение тех или иных социальных ролей, которые детерминируют ролевое поведение индивида. Посредством социальных норм как средств социальной регуляции поведения общество формирует, оценивает, поддерживает, защищает, воспроизводит необходимый данному обществу, отвечающий его природе, реализующий его идеалы, обеспечивающий его существование, воспроизводство и развитие, тип поведения (Scott, 1971; Aronfreed, 1968; Wann, 1964). При помощи социальных норм осуществляется нормативная регуляция поведения личности, которое «считается правильным или неправильным в свете существующей системы нравственности» (И.С.Кон, 1988, с. 146), а также деятельности коллективов. При этом, социальная норма носит не абсолютный, а относительный характер, отражая интересы индивидов и социальных групп, предписывая определенные формы поведения в тот или иной промежуток времени.

Искажение ценностей, жизненных ориентаций в обществе напрямую зависит от действующих в нем социальных норм как неотъемлемого элемента общественного управления, одного из средств ориентации поведения личности или социальной группы в определенных условиях (В.Г.Афанасьев, 1980). Субъекты подросткового возраста, являясь наиболее уязвимыми в части внешнего воздействия социума, моделируют своё поведение, воспринимая вновь появляющиеся, зачастую искусственно создаваемые в обществе установки как нормы, правила поведения. Поскольку, общественное сознание является мощным фактором онтогенетического развития психики, различные его формы (виды) так или иначе, включаясь в систему детерминации психического развития индивида, существенно влияют на формирование его мировоззрения, социальных установок, субъективно-личностных отношений и сознания в целом, регулируя поведение субъекта в обществе. В этой связи, глобальное значение в формировании сознания индивидов как сознания общественного традиционно имеют средства массовой информации (Б.Ф.Ломов, 1984).

Ролевое обучение особенно продуктивно в подростковом и юношеском возрасте и молодое поколение стремительно «впитывает», постоянно пропагандируемые с экранов телевизоров, журнальных и газетных публикаций наиболее легкие, приемлемые для себя образцы поведения, которые монотонно и упорно, явно или завуалировано декларируются как безусловные социальные нормы («Хочешь жить безбедно, быть «олигархом» - иди «по трупам», не останавливайся ни перед чем, т.к. побеждает сильнейший, а слабакам и слюнтяям нет места в нашем новом обществе»; быть содержанкой - весьма престижно, нужно лишь постараться вовремя «схватить» источник дохода и т.д.). Понятно, что подобные «нормы» категорически противоречат, веками сложившемся в обществе, общечеловеческим ценностям («помоги слабому», «будь милосердным», «не предавай», «не обманывай», «любовь - высшая ценность», «только труд может сделать из человека личность» и т.п.) не просто искажая, а частично или полностью уничтожая их, что закономерно приводит к формированию бездуховности, безнравственности, беспринципности, в первую очередь, у взрослеющей личности.

По мнению исследователей, в настоящее время проблема преступности несовершеннолетних вышла на первый план среди тяжелейших социально- правовых проблем нашего государства, а все распространяющаяся криминализация молодежи стала создавать угрозу национальной безопасности России (М.И.Кольцов, 2007). В целом по стране наблюдаются изменения в структуре преступности несовершеннолетних, в мотивации преступного поведения, в формах и способах преступных посягательств. Совершаемые подростками общественно опасные деяния все чаще принимают форму жестоких посягательств (Криминология, 2006). Усиление преступности несовершеннолетних, омоложение представителей криминальной подростковой среды на фоне продолжающей падать рождаемости населения, особенно в центральной ее части, выглядит все более угрожающе.

Таким образом, проведенный исторический экскурс в отечественную преступность несовершеннолетних позволяет сделать следующие выводы. Роль социального фактора в формировании противоправного поведения современных российских подростков остается глобальной по своей значимости, но кардинально противоположной по содержанию относительно других временных периодов. В дореволюционной и послевоенной России роль социального фактора в формировании антисоциального поведения подростков определялась влиянием абсолютной нужды, детерминируя характер правонарушений несовершеннолетних и, соответственно, мотивы их совершения. В период развитого социализма социальный фактор являлся сдерживающим, тормозящим развитие подростковой преступности при формировании общественного сознания, основанного на коллективистических ценностях. В современной России, как и в конце прошлого столетия, влияние социального фактора в виде деформации ценностей и установок в общественном и в индивидуальном сознании исказило мотивационную направленность, в том числе, и части подростков как наиболее уязвимой составляющей населения на уровне изменения потребностей, в подавляющем большинстве случаев, не связанных с обеспечением жизнедеятельности.

Преступность несовершеннолетних в современной России, по сравнению с другими периодами существования нашего государства, с конца 90-х годов прошлого столетия продолжает изменяться в сторону утяжеления, несмотря на некоторое ее снижение по количественным характеристикам за последние три года. Качественное изменение подростковой преступности выражается в увеличении числа тяжких преступлений, совершаемых подростками; тенденции к увеличению рецидивной преступности несовершеннолетних и к ее феминизации; увеличению доли учащихся и студентов в социальном составе подростков-правонарушителей и количестве несовершеннолетних, совершающих противоправные действия в одиночку. В этой связи, полагаем, что эффективность воспитательного воздействия при применении мер уголовной ответственности к несовершеннолетним правонарушителям как реакции государства и общества на антисоциальное, противоправное поведение подростков будет действенной при осуществлении индивидуального подхода к личности несовершеннолетнего на всех этапах проведения судебно-следственных действий.

Сложившаяся ситуация, связанная с повышением криминальной самостоятельности и инициативности несовершеннолетних, расширением социально-демографических характеристик подростков-правонарушителей, изменением мотивов и механизмов совершения противоправных действий, а следовательно, и личности самого правонарушителя предъявляет особые требования и к процессу взаимодействия с несовершеннолетним в ходе проведения расследования по уголовному делу. При этом, процесс расследования должен иметь целью не только установление истины по уголовному делу, но и быть направленным на формирование дальнейшего просоциального поведения подростка, что актуализирует необходимость разработки научных основ психологического взаимодействия следственных органов с несовершеннолетними правонарушителями.

Глава 2. Теоретический анализ отечественного уголовного законодательства в отношении несовершеннолетних правонарушителей

2.1 Уголовная ответственность несовершеннолетних преступников по русскому законодательству. Меры пресечения и наказания

В русском законодательстве первое общее законодательное определение об ответственности малолетних содержалось в указе Сената от 23 августа 1742 года, который установил, что «период малолетства в делах уголовных продолжается до семнадцатилетнего возраста» и «лица этого возраста не могут быть подвергнуты ни пытке, ни сечению кнутом, ни смертной казни; для них эти наказания заменяются сечением плетьми и отдачею в монастырь, где они должны употребляться на всякие тяжелые работы, чтобы они никогда праздны не были» (См.: Полное собрание Законов, 1742, №8601). За преступления меньшей тяжести, совершенные лицами, не достигшими семнадцатилетнего возраста, указ иногда совсем освобождал от ответственности.

При всей «мягкости» данного указа к малолетнему преступнику, впервые совершившему правонарушение, он был неумолимо строг к несовершеннолетним преступникам-рецидивистам, предписывая им, чтобы они «то своё прегрешение памятовали до смерти и впредь бы от подобных тому дерзостей остерегались», иначе «с ними поступлено будет по государственным правилам безо всякой пощады» (А.Богдановсий, 1871, с.75). В 1765 году (П.С.З. № 12423) был издан указ, более полно определяющий порядок ответственности малолетних преступников. Для лиц, не достигших десятилетнего возраста, этот указ устанавливал полную невменяемость, направляя их для наказания отцам матерям или помещику, указывая, что «те сделанные ими в малолетстве преступления впредь ни в какое подозрение им не считать». Для лиц от десяти до семнадцати лет допускалось смягчение наказания, причем, по делам обвиняемых в преступлениях, влекущих за собой смертную казнь или наказание кнутом, Сенату предписывалось поступать с ними в зависимости от тяжести содеянного («с описанием всех потребных обстоятельств представлять Сенату, где с ними поступано быть имеет по благоусмотрению и по мере их вины»). При смягчении ответственности за другие преступления в указе дифференцировался возраст малолетних преступников - от десяти до пятнадцати и от пятнадцати до семнадцати лет.

Указы 1742 и 1765 годов являлись отправным пунктом для последующего законотворчества. Первая редакция Свода Законов (т.ХУ) в вопросе об ответственности малолетних преступников почти целиком воспроизводила систему этих указов и вторая редакция повторяла ее лишь с небольшими изменениями. Так, границей наступления возраста уголовной ответственности («уголовного совершеннолетия») по-прежнему оставался возраст семнадцати лет, дети до десяти лет не могли быть ни преданы суду, ни подвергнуты какому-либо наказанию. По отношению же к лицам в возрасте от десяти до семнадцати лет всегда ставился вопрос «о разумении» и при утвердительном решении его малолетние преступники подвергались законному наказанию при соблюдении следующих правил: 1)лица в возрасте от десяти до четырнадцати лет, в случае совершения ими тяжких преступлений, освобождались от каторжных работ и телесных наказаний кнутом и плетьми; 2)виновные в совершении тяжких преступлений в возрасте от четырнадцати до семнадцати лет освобождались лишь от вышеуказанных телесных наказаний, но не от каторжных работ, срок которых мог быть для них сокращен по усмотрению суда; 3)в преступлениях менее тяжких («изъятых от торговой казни») малолетние от десяти до пятнадцати лет наказывались розгами, а от пятнадцати до семнадцати лет - плетьми.

Нововведения появились в «Уставе о наказаниях» 1864 года, когда при обсуждении судебных уставов впервые была высказана мысль о том, что «по особым свойствам детского возраста применение к малолетним общих видов наказаний представляется или совершенно невозможным, или ведущим к положительному вреду» (См.: Закон от 2 июня 1897 г.). На содержание «Устава о наказаниях» 1864 года это весьма общее соображение отразилось лишь в одном постановлении (ст.6), разрешающим заменять несовершеннолетним в возрасте от десяти до семнадцати лет тюремное заключение направлением в исправительные приюты на срок, определенный мировым судьей, но при условии, выхода их оттуда до достижения восемнадцатилетнего возраста. В дальнейшем, Закон от 20 мая 1892 года предоставил самим управлениям исправительных учреждений определять срок содержания в них малолетних преступников, в зависимости от степени их исправления. Таковыми являлись первые отступления от строго юридических начал в сторону расширения исправительных и воспитательных целей.

В соответствии с Законом от 2 июня 1897 года, лица до десяти лет считались безусловно невменяемыми и не подлежали судебному преследованию (Ул. о нак. ст. 137, Устав о нак. ст. 10, Угол. ул. ст.40). Возраст условной вменяемости был определен границами от десяти до семнадцати лет, при этом, в каждом конкретном случае должен был быть решен вопрос о том, действовал ли малолетний преступник «с разумением» или «без разумения». В зависимости от решения данного вопроса определялись и границы ответственности, которые были принципиально различны для лиц от десяти до семнадцати лет и от четырнадцати до семнадцати (См.: Опред. Уг. Кас.Деп.Прав. Сената, 1898, №25).

Понятие «разумение», которое законодатель положил в основу своих определений об ответственности малолетних преступников за совершенные ими деяния, по мнению ряда авторов (С.А.Гуревича, А.Богдановского, П.Люблинского, Х.М.Чарыхова и др.) недостаточно чётко выражали мысль законодателя. Существовало предположение о том, что в практике судов «разумение» понималось, прежде всего, как зрелость ума, которое выводилось из возлагавшейся на совестные суды обязанности (См.: Св.зак.т.ХУ, ч.2, ст.736, 1857 г.) при предоставлении дел о малолетних в Сенат, непременно определить, знают они грамоту или нет.

С.А. Гуревич полагал, что с точки зрения этимологического значения слова «разумение» подобное его толкование является наиболее правильным, т.к. с «разумением» действует всякий, кто понимает фактические последствия своих действий и осознает запрещенность их уголовным законом. Однако, юридическая практика придавала данному термину более широкое, общежитейское значение, исходя из того, что формирующейся личности может быть вполне достаточно лишь немногих побуждений для того, чтобы встать на путь, противоположный его же собственному понятию об обязанностях, учитывая возраст половой зрелости подростка и присущее ему «сильное влияние страстей». В связи с этим, в своих соображениях, высказанных при обсуждении закона от 2 июня 1897 года министр юстиции прямо говорил о том, что «оценка разумения затрагивает не только вопросы юридические и нравственные, но и вопросы воспитания и здравия душевного и телесного» (1912, с.77).

В Уложении 1903 года совсем не употреблялся термин «разумение», будучи замененный, принятой Уложением, формулой вменяемости - «способность понимать свойство и значение совершаемого и руководить своими поступками». Таким образом, поскольку понятие «разумение» отождествлялось с понятием «вменяемость», то по отношению к малолетним преступникам, действовавшим «без разумения» как к «невменяемым» не могли применяться меры уголовной ответственности и закон должен был ограничиваться лишь мерами воспитательного характера. В соответствии с Уложением о наказании, несовершеннолетние в возрасте от десяти до семнадцати лет, признанные судом как действовавшие «без разумения», направлялись под ответственный надзор родителей или лицам, на попечении которых они состояли, или же другим «благонадежным» лицам.

При этом, выбор лица, которому несовершеннолетний должен был быть отдан под надзор, предоставлялся на свободное усмотрение суда, а родители и родственники малолетнего преступника никаких преимущественных прав в этом отношении не имели. В «мотивах» (комментариях) к закону совершенно обоснованно говорилось о том, что родители или родственники малолетнего правонарушителя могут принадлежать к такой социальной среде, которая своим тлетворным влиянием может «доводить детей и юношей до совершения преступления; отдача малолетних и несовершеннолетних под надзор к таким лицам может повлечь за собою только окончательную их порчу и полное нравственное падение» (См.: Закон от 2 июня 1897г.). В подобных случаях считалось целесообразным передать несовершеннолетнего правонарушителя под надзор других «благонадежных» лиц, если такие имелись и готовы были принять подростка, нуждающегося в «попечении» для «домашнего исправления».

Нисколько не стесняя права суда в возможности применения вышеуказанных мер (передачи под ответственный надзор), в тех случаях, когда за совершение несовершеннолетним преступного деяния законом предполагалось наказание не ниже тюремного заключения, малолетних преступников могли направлять в исправительные приюты или в колонии для несовершеннолетних преступников. В особое положение закон ставил несовершеннолетних в возрасте от четырнадцати до семнадцати лет, действовавших «без разумения», когда за совершение ими преступного деяния законом предусматривалось уголовное наказание, в соответствии со ст. 17 Уложения о наказании (уголовными наказаниями считались: «лишение всех прав состояния и смертная казнь; лишение всех прав состояния и ссылка в каторжные работы; лишение всех прав состояния и ссылка на поселение в местности к тому предназначенной»). Согласно ст. 137 Уложения о наказании, данная категория несовершеннолетних преступников направлялась, преимущественно, в исправительные приюты и колонии для несовершеннолетних преступников, а в случаях невозможности помещения их в такие исправительные заведения, они заключались в особые помещения при тюрьмах и арестных домах на срок, определенный судом, но не более, чем до наступления восемнадцатилетнего возраста. Ответственность же несовершеннолетних, признанных действовавшими «с разумением», определялась в законе в зависимости от двух условий: возраста виновного и тяжести наказания, предусмотренного за совершенное им преступное деяние, при этом, различалось три возрастных периода: возраст от десяти до четырнадцати лет, от четырнадцати до семнадцати и от семнадцати до двадцати одного года.

Таким образом, согласно Уложению 1903 года, несовершеннолетние в возрасте от десяти до четырнадцати лет не подвергались наказаниям, установленным законом для совершеннолетних - вместо смертной казни, каторжных работ и ссылки на поселение, они направлялись в исправительные приюты или колонии для несовершеннолетних преступников или заключались в особе отделения при тюрьмах и арестных домах на срок от двух до пяти лет (Ул. о нак. ст. 138 п.1). При совершении менее тяжких деяний несовершеннолетними срок заключения в особых отделениях при тюрьмах и арестных домах существенно снижался - от одного месяца до одного года (Ул. о нак. ст. 138 п.2). В случаях же рецидива менее тяжких преступлений несовершеннолетними (когда совершение преступления «обращено в промысел или проистекает из привычки к преступной деятельности»), закон рекомендовал суду вместо передачи подростка-правонарушителя под «ответственный надзор» направлять его в исправительные приюты или колонии для несовершеннолетних преступников или «для исправления в монастыри их исповедания на те же сроки» (Ул. о нак. ст. 138 п.З).

Уложение предусматривало для несовершеннолетних в возрасте от четырнадцати до семнадцати лет, признанных судом действовавших «с разумением», за совершение особо тяжких преступлений, предполагающих законом в качестве наказания смертную казнь, каторжные роботы без срока или каторжные работы на срок от пятнадцати до двадцати лет, заключение подростка в тюрьму на срок от восьми до двенадцати лет, а за совершение преступлений, предусматривающих в качестве наказания срочные каторжные работы на меньшие сроки или ссылку на поселение - заключение в тюрьму на срок от трех до восьми лет (Ул. о нак. ст. 139). За преступные деяния, предполагающие законом для совершеннолетних исправительные арестантские отделения или тюрьму с лишением всех особенных прав и преимуществ, несовершеннолетние преступники направлялись в те же исправительные заведения или тюрьму с уменьшением сроков «на две или три степени», в зависимости от обстоятельств дела.

Несовершеннолетние в возрасте от четырнадцати до семнадцати лет, совершившие «менее важные» (менее тяжкие) преступления, влекущие за собой наказание ниже тюремного заключения, приговаривались к наказаниям, определенным в законе для совершеннолетних с уменьшением на две или три степени, «смотря по обстоятельствам дела». Несовершеннолетние той же возрастной группы, которые по закону приговаривались к заключению в тюрьму взамен смертной казни или каторжных работ, подвергались лишению почетных титулов, дворянства, почетного гражданства и всяческих знаков отличия; права наследования по закону после лица, потерпевшего от преступления и по завещанию потерпевшего, составленному до совершения преступления. Кроме того, данная категория несовершеннолетних преступников утрачивала «права семейственные», в соответствии с п.1 и п.2 ст.27 («лишение прав супружеских и прекращение родительской власти над детьми»), а также прав, предусмотренных в п.п.1-6 ст.43: «права вступать в государственную или общественную службу, записываться в гильдии или получать какого-либо рода свидетельства на торговлю, быть свидетелем при каких-либо договорах или других актах и давать свидетельские показания по делам гражданским, быть избираемым в третейские судьи, быть опекуном или попечителем, быть поверенным по чьим либо делам».5 Кроме того, в соответствии со ст.58 Уложения о наказании, все несовершеннолетние в возрасте от четырнадцати до семнадцати лет, приговоренные к заключению в тюрьму, по отбытии ими наказания определялись под надзор полиции на срок от одного или двух лет и в течение этого промежутка времени они не имели права менять своего места жительства и «временно удаляться из онаго без особого каждый раз разрешения полиции».

Законодатель не отрицал того факта, что несовершеннолетние в возрасте от семнадцати до двадцати одного года с точки зрения закона уже не являлись детьми, однако, учитывая «неуравновешенность переходного возраста», для данной категории преступников было предусмотрено смягчение ответственности, которое касалось, прежде всего, смертной казни. В Уложении о наказании не было прямого указания на неприменимость смертной казни к несовершеннолетним данного возрастного периода, однако, эта «неприменимость» вытекала как из общего смысла постановлений Уложения, так и из специальных указаний уголовного уложения (ст. 5 7) и воинского устава (ст.81). Так, «каторга без срока» заменялась для данной группы преступников каторгой сроком на двадцать лет, а «срочная каторга» сокращалась на одну треть (Ул.о нак ст. 139.). За преступления, влекущие за собой лишение особых прав и арестантские отделения или тюрьму, несовершеннолетние в возрасте от семнадцати до двадцати одного года приговаривались к тюремному заключению с понижением срока на одну или две степени (Ул. о нак. ст. 140). За прочие, «менее важные» преступления данная категория несовершеннолетних приговаривалась к предусмотренным

^Совершенно очевидно, что применение таких жестких мер лишало возможности бывшего несовершеннолетнего преступника по отбытию срока наказания в дальнейшем занимать пусть даже не высокое, но определенное привилегированное положение в социуме.

законом наказаниям с понижением их на одну или две степени. В Уставе же о наказаниях каких-либо постановлений об этой группе несовершеннолетних не имелось.

Принятая, действовавшим в то время законодательством, система дифференциации возрастных групп несовершеннолетних преступников некоторым исследователям представлялась «чрезвычайно казуистической и совершенно несогласованной с современными воззрениями на задачи уголовной реакции» (С.А. Гуревич 1912, с.20). Полагалось, что действующий закон твердо придерживался порочного взгляда о том, что задачей суда является лишь вынесение наказания, независимо от того, что перед судом может предстать и несовершеннолетний, не достигший «уголовного совершеннолетия» и нуждающийся, прежде всего, в воспитании.

Термин «уголовно-совершеннолетний» в российском процессуальном праве был твердо установленным и определенным: по смыслу ст. 11 Уст. о нак.., ст. 137 Ул. о нак. и ст. 41 Уг.Ул. гранью уголовного совершеннолетия являлся возраст семнадцати лет, по достижению которого не поднимался вопрос и «разумении» или, как следует из текста Уголовного Уложения, о понимании свойства и значения содеянного и способности руководить своими поступками. Таким образом, с точки зрения вменения, положение юноши восемнадцати лет не отличалось от такого же положения совершеннолетнего в возрасте двадцати одного года. Обращаясь же к нормам, определяющим меру наказания (ст. 11 Уст. о нак., ст. 140 Ул. о нак., ст.57 Уг. Ул.), становится понятным, что лишь с наступлением двадцати одного года мера наказания к преступнику применялась в полном объеме, поэтому можно было говорить и о том, что уголовное совершеннолетие наступало с возраста двадцати одного года.

В процессуальном праве было выделено в особый порядок производство по делам несовершеннолетних от десяти до семнадцати лет, определяемое ст.356, строго устанавливающей грань уголовно- процессуальной дееспособности (уголовного совершеннолетия). Таким образом, возрастная грань уголовного совершеннолетия в законодательстве дореволюционной России передвигалась все дальше и дальше: начиная с четырнадцатилетнего возраста она достигала уже двадцати одного года, сливаясь с принятой тогда гранью гражданского совершеннолетия. Исследователи (А. Богдановский, С.А. Гуревич, А. Коротнев, И. Фойницкий, Х.М. Чарыхов и др.) считали данный процесс поступательным завоеванием гарантий прав личности несовершеннолетних, т.к. только в конце XIX столетия было положено начало законодательству, соответствующему условиям физического и духовного развития несовершеннолетних. Производство по делам несовершеннолетних, «объединяя собой все стадии разбирательства дела (следствие, предание суду, разбор дела по существу), не ставило до закона 2 июня 1897 года, условием никакое особое положение для несовершеннолетних - в процессуальном отношении несовершеннолетние были поставлены в одинаковое положение с совершеннолетними» (Х.М. Чарыхов, 1912, с.32). При этом, говорилось о необходимости проведения новых, более действенных мер пресечения в отношении малолетних преступников, так как существовавшие, по мнению современников, являлись не всегда оправданными по причине как собственно малолетнего возраста правонарушителей, так и их социального положения.

Так, данные по всем мировым участкам г. Москвы за период 1908- 1909г.г. свидетельствуют о том, что самой распространенной мерой пресечения являлось заключение несовершеннолетнего преступника под стражу (64,5%) - согласно ст.77 Уст.у.с. правом мировых судей считалось взятие под стражу несовершеннолетних в возрасте от десяти до семнадцати лет. Данная мера пресечения считалась крайне необходимой исходя, во- первых, из характера правонарушения - преступлений против собственности, которые считались наиболее важными из подсудных мировой юстиции и, во- вторых, потому, что значительный процент несовершеннолетних, обвиняемых в кражах, как правило, ранее уже привлекался к ответственности за аналогичные преступления. Самой мягкой мерой пресечения являлось поручительство (20,6%), когда чисто материальная ответственность, в случае уклонения обвиняемого от суда, переносилась на поручителя - на родителей или воспитателей малолетнего, если таковых мировому судье удавалось найти или, когда они сами являлись к нему в камеру, в случае незначительного проступка малолетнего правонарушителя. Данная мера пресечения достаточно часто применялась мировыми судьями в случаях совершения малолетними в первый раз незначительных правонарушений, а именно, мелких краж. «Подписка о явке и залог» как меры пресечения к несовершеннолетним применялись крайне редко (3,2% и 0,5% соответственно) по вполне понятным причинам: подписка о явке, как правило, мало «связывала» несовершеннолетнего, т.к., в подавляющем большинстве своем, малолетние преступники не имели ни определенных занятий, ни постоянного места жительства, ни, наконец, документа, удостоверяющего их личность - паспорта. Залог же, как мера пресечения была еще менее эффективна и, практически, не исполнима, т.к. ни у малолетнего, ни у его родителей, как правило, не было лишних денег, которые необходимо было внести в качестве залога.

Мировым судьям, в соответствии со ст.77 Уст.уг.суд., предоставлялось право отдавать малолетних под ответственный присмотр родителей или других благонадежных лиц, однако, данная мера пресечения также применялась достаточно редко (2,9%), т.к. ее применение, прежде всего, зависело от семейной обстановки малолетнего обвиняемого. Поэтому, когда перед судьей стояла дилемма: заключить ли обвиняемого в исправительно- воспитательное заведение или отдать его нравственно испорченному отцу или матери, судья выбирал первое, дабы не превращать ответственный надзор родителей в фикцию или не получить результат, обратный принципу применения этой меры пресечения. «Заключение в монастырь» как мера пресечения практически, не использовалась, поэтому, последней и редко применяемой мерой пресечения являлся надзор полиции (2%), которая считалась наиболее жесткой и процент ее применения повышался пропорционально увеличению возраста подсудимого - наиболее часто она использовалась по отношению к подросткам от семнадцати лет (А.Емельянов, 1912, с.210-220).

Аналогичные данные приводил в своих исследованиях и М.К. Заменгоф, ранжируя с учетом возраста, применяемые к несовершеннолетним меры пресечения: чем старше преступник, тем больший процент из них подвергался «тяжелым» формам пресечения - заключению под стражу. Так, к десятилетним преступникам поручительство как мера пресечения применялась в 41,17% случаев, под ответственный надзор отдавались 47,05% малолетних, а заключение под стражу в исправительном заведении было зарегистрировано лишь в одном случае. Для малолетних преступников в возрасте от десяти до тринадцати лет определяющими мерами пресечения по-прежнему оставались более мягкие (70,06%), а именно: ответственный надзор составлял 46,24%, поручительство - 21,78% и подписка о невыезде - 2,04%. Однако, лишение несовершеннолетнего свободы в той или иной форме стало занимать уже значительное место (29,94%): в исправительное заведение направлялись 20,40% малолетних, в полицейский участок - 7,47%, в полицейский дом - 1,35%о , в тюрьму или в монастырь - 1,35%. В группе несовершеннолетних преступников от четырнадцати до шестнадцати лет начинала превалировать такая мера пресечения как лишение свободы (56,12%) при заключении в полицейском доме 19,90%, в исправительное заведение - 17,66%, в полицейский участок - 11,72%), в тюрьму - 4,35%). И лишь в последней группе несовершеннолетних преступников в возрасте от семнадцати лет уменьшение ответственности начинало заметно колебаться - лишение свободы как мера пресечения применялась судом почти также часто, как и к взрослому преступнику - в 72,65%) случаев (1912, с.389-394).

Самую жесткую меру пресечения - заключение под стражу до суда, применяемую к несовершеннолетним, влекли за собой преступления против собственности (61, 34%); малолетние, обвиняемые в преступлениях против «порядка управления, благочиния и спокойствия» подвергались данной мере в 39,14%, а несовершеннолетние, обвиняемые в преступлениях против личности составляли еще меньший процент - 17, 78%).

Таким образом, на передний план выходили преступления против собственности как наиболее распространенные и по этой причине наиболее опасные с точки зрения законодателя того времени. Преступления же других категорий в тех формах, в которых они совершались малолетними, считались менее опасными по сравнению с «нарушением права собственности», «захватом имущественных благ» и по этой причине влекли за собой «репрессию гораздо меньшей силы». Более того, заключению под стражу в качестве наказания на самый короткий срок (один день) подвергались несовершеннолетние, осужденные за преступления против порядка управления, а самому долгосрочному (от одного до трех месяцев) - только осужденные за преступления против собственности, т.к. «наиболее опасной в глазах не только закона, но и судьи является именно та преступность, которая носит обычный, повседневный характер, которая дает больший процент рецидивистов, превращается в ремесло, в род занятий, та преступность, которая нарушает наиболее существенное, с точки зрения кодекса и обывателя право - право частной собственности» (М.К.Заменгоф, 1912, с.406).

Очевидно, что применение тех или иных мер пресечения и наказания находилось в зависимости от возраста преступника и от рода совершенного им преступления. При этом, полагалось, что возраст являлся не фактором, а лишь показателем для применения тех или иных мер пресечения и наказания к малолетнему преступнику. Поскольку, самой жесткой мерой являлось лишение свободы несовершеннолетнего во всех ее видах, менее жесткими мерами были меры, влекущие лишь стеснение свободы малолетнего, а самой мягкой категорией мер были поручительство и ответственный надзор родителей, опекунов и других, близких обвиняемому, лиц, то последние меры предполагали наличие таких лиц как условие возможности применения мягких мер пресечения и наказания. Однако, большинство исследователей, были единодушны в том, что чем старше был малолетний преступник, тем проблематичнее становилось осуществление данных условий. Полагалось, что по мере взросления малолетний преступник, как правило, приобретал все больший преступный опыт, теряя, пусть и непрочную, но все же связь со своей семьей, получая замену ей в лице улицы, новое общество - в лице обитателей ночлежек и чайных и как следствие, новые мотивы совершения преступлений. Малолетний рецидивист все дальше и дальше отходил «от шалости, незнания, детской легкомысленности как причин преступления», вследствие чего менялся и сам характер правонарушений подростка, «проявлялось более сознательное отношение к поступку, его опасности и тем последствиям, которые он за собой влечет; из импульсивной, эмоционально- непосредственной преступность переходила в сознательную, более проникнутую определенным, обдуманным замыслом, маленький преступник с возрастом становился более социально опасным» (М.К. Заменгоф, 1912, 406).

Совершенно очевидно, что, чем старше был несовершеннолетний преступник, тем сильнее было желание судьи в пределах имеющихся в его распоряжении мер, «обеззаразить» его, сделать хотя бы на небольшой промежуток времени социально безопасным. Деятельность действовавшего тогда суда расценивалась как порочная в части повсеместного применения к несовершеннолетним преступникам жестких мер пресечения, т.к. одним из главных развращающих факторов тюремного заключения исследователи считали совместное содержание малолетних правонарушителей с взрослыми преступниками. В борьбе с детской преступностью предлагалось «выдвигать» совершенно новые начала, потому что старые методы использовать было уже невозможно и, несмотря на всю жесткость вынесения приговоров «на законном основании», суды не могли задержать роста детской преступности: «они своими приговорами бьют мимо цели» (Н.Н.Маковский, 1912, с.258); «их деятельность подобна испорченному крану, из которого капля по капле сочится вода и исчезает бесследно в земле» (Ад.Принс, 1897, с.6).

Исследователи детской преступности в дореволюционной России были абсолютно единодушны в том, что суд должен был быть не карающим, а исправляющим и воспитывающим органом. При этом, полагалось, что исключить случайности в применении мер борьбы с детской преступностью возможно лишь при создании особого суда - суда по делам о малолетних, целью которого должно было стать «не возмездие, а исправление малолетнего и сохранение для общества работника-гражданина» (А.Емельянов, 1912, с.234). Предполагалось, что предназначением детских судов будет функция быть не судом над детьми как таковыми, а стать судом над общественным укладом, порождающим детскую преступность. При этом, по мнению ученых, успешная деятельность детских судов могла стать возможной лишь в случае оказания им всяческой помощи со стороны общества при тщательном исследовании в каждом конкретном случае истинных причин совершения преступления - «карающий судья» преобразуется в судью, исследующего не только формальную, юридическую, но и социальную сторону совершения преступления и судья станет защитником ребенка.

Идея создания детских судов очень быстро была воплощена в жизнь. Весной 1908 года впервые в России на заседании Санкт-Петербургского юридического общества был сделан доклад об особых судах для юношества в Америке и Западной Европе приват-доцентом П.И. Люблинским, а в октябре того же года в г. Москве на Съезде представителей исправительно- воспитательных заведений, П.И. Люблинский убедил русских юристов в том, что осуществление идеи детского суда на практике не представляет никаких трудностей. На общем собрании Санкт-Петербургского Общества Патроната, проведенном 1 октября 1908 года была избрана специальная «комиссия по вопросу о введении в России особого суда по делам о несовершеннолетних», в состав которой вошли проф.И.Я. Фойницкий, П.И. Люблинский, мировые судьи А.М. Белямин и Н.А. Окунев, председателем комиссии был избран И.Я. Фойницкий.

Комиссия выработала проект правил о суде для несовершеннолетних, который и был единогласно принят общим собранием Общества патроната 1 февраля 1909 года. В сентябре 1909 года после обсуждения заявления группы гласных Городской управой, высказавшей своё сочувствие проекту, думскими юридической и финансовой комиссиями, вопрос о введении особого суда перешел на рассмотрение Городской Думы, которая 23 сентября вынесла постановление «о желательности немедленного введения суда, об увеличении для этой цели состава добавочных мировых судей на одну должность и об ассигновании на расходы по введению и содержанию суда 14780 рублей» (Ю.М.Бочаров, 1912. С.526).

3 декабря 1909 года Мировой Съезд в распорядительном заседании избрал на должность особого судьи по делам о несовершеннолетних добавочного мирового судью Н.А.Окунева; с 1 января 1910 года стала действовать камера по делам о малолетних, куда стали направляться все дела о малолетних, в том числе, и те, которые на этот период были еще не «разобранными». 21 января 1910 года состоялось торжественное открытие новой камеры, а 22 января 1910 года в Санкт-Петербурге начали работу особые суды, которые отличались удачным построением своей модели, включающей в себя признаки как континентального, так и англосаксонского «детского» суда (Уголовно-процессуальное право РФ, 2008, с.594).

В период функционирования «детских» судов (до 1918 г.) - первого этапа существования ювенальной юстиции в России, автоматически стало снижаться число несовершеннолетних осужденных, но картина подростковой преступности фактически не изменилась и число малолетних преступников не уменьшилось, т.к. «само по себе создание новой судебной системы по делам несовершеннолетних не могло изменить причинный механизм преступности в обществе, как не в состоянии было воспрепятствовать потерям правовых гарантий при реализации судебной защиты несовершеннолетних» (Э.Б.Мельникова, 1990, с.36).

2.2 Уголовное законодательство в отношении несовершеннолетних правонарушителей: от советского к российскому

После Октябрьской революции 1917 года на смену, существовавших до этого времени особым судам, «пришли» комиссии по делам несовершеннолетних, созданные Декретом СНК РСФСР от 14 января 1918 года, в соответствии с которым суды и тюремное заключение для малолетних и несовершеннолетних упразднились, а дела несовершеннолетних, совершивших преступление в возрасте до семнадцати лет стали рассматриваться этими комиссиями. К уголовной ответственности несовершеннолетние в возрасте до семнадцати лет не привлекались, а в зависимости от характера содеянного они либо освобождались от уголовной ответственности, либо направлялись в одно из убежищ Народного комиссариата общественного презрения (См.: Сб.материалов по истории..., 1938). Таким образом, Декрет СНК РСФСР «О комиссиях для несовершеннолетних»,отменилсудебнуюответственность несовершеннолетних, совершивших общественно опасные действия и ввел в отношении них применение мер, исключительно, педагогического или медицинского характера (См.: СУ РСФСР, 1918. №16, с.227). Однако, практика показала, неразумность полного отказа от привлечения к уголовной ответственности несовершеннолетних, т.к. «в некоторых случаях с учетом личности несовершеннолетнего и содеянного им, применение уголовного наказания являлось необходимым условием его перевоспитания» (Г.М.Миньковский, 1959, с.54-55).

В первые годы советской власти законодательство об уголовной ответственности и наказании несовершеннолетних претерпело ряд существенных изменений. Так, в соответствии с Руководящими началами по уголовному праву РСФСР 1919 года возраст лиц, не подлежащих уголовной ответственности, был снижен с семнадцати до четырнадцати лет. Лица, совершившие преступление в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет подлежали уголовной ответственности, если они действовали с «разумением». К тем несовершеннолетним, которые действовали без «разумения» должны были быть применены воспитательные меры («приспособления») (См.: Сб.материалов по истории..., 1938). История советского уголовного законодательства свидетельствует о том, что такой показатель, как разумность, всегда учитывался при определении степени ответственности несовершеннолетних. Действовавший в то время закон считал, что уровень сознания несовершеннолетних этого возраста позволит им разобраться в сущности уголовно-правовой ответственности. Тем не менее, факт наличия у несовершеннолетнего «возраста неполной социальной зрелости», в конечном итоге, и определял особенности уголовно-правового положения несовершеннолетних, специфику назначения и исполнения наказания по сравнению с взрослыми.

В 1920 году в данное положение было внесено изменение - воспитательные меры могли быть применены к лицам в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет лишь в том случае, если в отношении них возможно было медико-педагогическое воздействие (См.: Сб.материалов по истории..., 1938.). 4 марта 1920 года СНК РСФСР был принял декрет «О делах о несовершеннолетних, обвиняемых в общественно опасных деяниях», который с поправками В.И.Ленина предусмотрел право комиссией о несовершеннолетних передавать дела лиц, достигших четырнадцати лет, в суд для применения к ним мер уголовного наказания (См.: СУ РСФСР 1920. №13, с.83). Принятая в этом же году Инструкция о работе комиссий по делам о несовершеннолетних, в отличие от Декрета 4 марта 1920 года, конкретизировала случаи возможности передачи дел несовершеннолетних в народный суд при условии признания недостаточным к подростку применения медико-педагогических мер воспитательного характера в тех случаях, когда подросток, находясь на свободе, несет в себе опасность для окружающих, постоянно совершает побеги из детских учреждений (детских домов) или рецидивы преступлений (См.: Собрание узаконений и распоряжений..., 1920, №68).

Уголовный кодекс 1922 г., ужесточив уголовную ответственность несовершеннолетних, снизил верхний предел «переходного возраста» до шестнадцати лет. В соответствии с кодексом, к малолетним до четырнадцати лет наказание не применялось вообще и ко всем лицам от четырнадцати до шестнадцати лет, в отношении которых можно было ограничиться применением медико-педагогических мер, уголовное наказание также не применялось. Причем, указанное освобождение от уголовной ответственности правонарушителей в возрасте до шестнадцати лет не зависело от тяжести содеянного. Дополнение же к данному кодексу свидетельствовало о том, что расстрел как высшая мера наказания не могла быть применена к несовершеннолетним, не достигшим на момент совершения преступления возраста восемнадцати лет.

Уголовный кодекс РСФСР 1926 года, сохранив все положения, касающиеся лиц в возрасте как до четырнадцати лет, так и с четырнадцати до восемнадцати лет конкретизировал, что именно следует понимать под мерами социальной защиты медико-педагогического характера: передача несовершеннолетнего на попечение родителей, усыновителей, опекунов, попечителей, родственников, которые имеют возможность содержать несовершеннолетнего, или других лиц или учреждений, а также помещение подростка в специальное лечебно-воспитательное заведение. Кроме того, в данном кодексе было предусмотрено обязательное снижение срока наказания при назначении несовершеннолетнему лишения свободы или исправительно- трудовых работ: в возрасте от четырнадцати до шестнадцати лет наполовину, а в возрасте от шестнадцати до восемнадцати лет - на одну треть.

В 1930 году в Уголовный кодекс РСФСР были внесены изменения, касающиеся минимального предела наступления возраста уголовной ответственности - шестнадцати годам, а в 1935 году законодатель резко ужесточил, наряду с уголовной политикой в целом и уголовную политику в отношении несовершеннолетних - 7 апреля 1935 года было принято постановление Совета Народных Комиссаров «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних», которое действовало вплоть до 1959 года. В соответствии с этим постановлением минимальный возраст наступления уголовной ответственности был снижен до двенадцати лет за убийство и попытку его совершения, а также, за причинение насилия, увечья и телесных повреждений. Данным постановлением были отменены и все ограничения в отношении видов наказаний, назначаемых несовершеннолетним правонарушителям (См.: Сб.материалов по истории... 1938), а перечень преступлений, уголовная ответственность за совершение которых наступала с двенадцати лет, был дополнен Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 декабря 1940 года «Об уголовной ответственности несовершеннолетних за действия, могущие вызвать крушение поездов»; за другие преступления ответственность несовершеннолетних наступала с шестнадцати лет (См.: Ведомости Верховного Совета СССР, 1940, №52).

Обращает на себя внимание тот факт, что ст.22 УК РСФСР 1926 г., запрещающая применение смертной казни к несовершеннолетним вступала в противоречие с Постановлением от 7 апреля 1935 г., предусматривающим применение к несовершеннолетним всех видов уголовного наказания, в том числе и смертной казни. Расстрел как высшая мера наказания «к несовершеннолетним все же применялась в отдельных случаях на основании правоприменительных указов Президиума Верховного Совета СССР о разовом применении к несовершеннолетним высшей меры наказания» (М.А.Любавина, 2003, с. 16). Кроме того, в соответствии с постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 31 мая 1935 г. «О ликвидации детской безнадзорности и беспризорности» комиссии по делам несовершеннолетних были ликвидированы, а вновь восстановлены были лишь в 1960 году, но, как и прежде, «их правовое положение имело ряд серьезных недостатков, а иногда, и прямо противоречило действующему законодательству» (М.Николаев, 1996, с.56).