Теория международных отношений

Послевоенный международный порядок

После Второй мировой войны сложился международный порядок, отличавшийся двумя существенными особенностями. Во-первых, это уже упоминавшееся четкое разделение мира на две социально-политические системы, которые находились в состоянии перманентной «холодной войны» друг с другом, взаимных угроз и гонки вооружений. Раскол мира нашел свое отражение в постоянном усилении военной мощи двух сверхдержав -- США и СССР, он инсти-туализировался в противостоящих друг другу двух военно-политических (НАТО и ОВД) и политико-экономических (ЕЭС и СЭВ) союзах и прошел не только по «центру», но по «периферии» международной системы.

Во-вторых, это образование Организации Объединенных Наций и ее специализированных учреждений и все более настойчивые попытки регулирования международных отношений и совершенствования международного права. Образование ООН отвечало объективной потреб-ности создания управляемого международного порядка и стало началом формирования международного сообщества как субъекта управления им. Вместе с тем вследствие ограниченности своих полномочий ООН не могла выполнить возлагаемой на нее роли инструмента по поддержанию мира и безопасности, международной стабильности и сотрудничества между народами. В результате сложившийся между-' народный порядок проявлялся в своих основных измерениях как противоречивый и неустойчивый, вызывая все более обоснованную озабоченность мирового общественного мнения.

Опираясь на анализ С. Хоффманна, рассмотрим основные измерения послевоенного международного порядка.

Горизонтальное измерение послевоенного международного порядка характеризуют следующие особенности:

Децентрализация (но не уменьшение) насилия. Стабиль тздсть н центральном и глобальном уровнях, поддерживаемая взаимным уст рашением сверхдержав, не исключала нестабильности на региональных и субрегиональных уровнях (региональные конфликты, локальные войны между «третьими странами», войны с открытым Участием одной из сверхдержав при более или менее опосредованной подд_ер_ЖК:е другой сверхдержавой противоположной стороны и т.п.).

Фрагментация глобальной международной системы и ре тональных подсистем, на уровне которых выход из конфликтов каждый раз гораздо больше зависит от равновесия сил в регионе и чисто внутренних факторов, касающихся участников конфликтов, чем от стратегического ядерного равновесия.

Невозможность прямых военных столкновений между сверхдержавами. Однако их место заняли «кризисы», причиной которых становятся либо действия одной из них в регионе, рассматриваемой как зона ее жизненных интересов (Карибский кризис 1962 г.), либо региональные войны между «третьими странами» в регионах, рассматриваемых как стратегически важные обеими сверхдержавами (Ближневосточный кризис 1973 г.).

Возможность переговоров между сверхдержавами и возглавляемыми ими военными блоками с целью преодоления создавшегося положения, появившаяся в результате стабильности на стратегическом уровне, общей заинтересованности международного сообщества в ликвидации угрозы разрушительного ядерного конфликта и разорительной гонки вооружений. В то же время эти переговоры в условиях существующего международного порядка могли привести лишь к ограниченным результатам.

Стремление каждой из сверхдержав к односторонним преимуществам на периферии глобального равновесия при одновреме ином взаимном согласии на сохранение раздела мира на «сферы влияния» каждой из них.

Что касается вертикального измерения международного порядка, то, несмотря на огромный разрыв, существовавший между мошыо сверхдержав и всего остального мира, их давление на «третьи страны» имело пределы, и глобальная иерархия не становилась большей, чем прежде. Во-первых, всегда сохранялась существовавшая в любой биполярной системе возможность контрдавления на сверхдержаву стороны ее более слабого в военном отношении «клиента». Во-вторых-произошел крах колониальных империй и возникли новые государства, суверенитет и права которых стали защищаться ООН и региональ ными организациями типа ЛАГ, ОАЕ, АСЕАН и др. В третьих, в международном сообществе формируются и получают быстрое распространение новые моральные ценности либерально-демократического содержания, в основе которых -- осуждение насилия, и особенно по отношению к слаборазвитым государствам, чувство постимперской вины (знаменитый «вьетнамский синдром» в США) и т.п. В-четвертых, «чрезмерное» давление одной из сверхдержав на «третьи страны», вмешательство в их дела создавали угрозу усиления противодействия со стороны другой сверхдержавы и негативных последствий в результате противостояния между обойми блоками. Наконец, в-пятых, указанная выше фрагментация международной системы оставляла возможность претензий определенных государств (их режимов) на роль региональных квазисверхдержав с относительно широкой свободой маневра (например, режим Индонезии в период правления Сукарно, режимы Сирии и Израиля на Ближнем Востоке, ЮАР в Южной Африке и т.п.).

Для функционального измерения послевоенного международного порядка характерно прежде всего выдвижение на передний план в деятельности государств и правительств на международной арене экономических мероприятий. Основой этого стали глубокие экономические и социальные изменения в мире и повсеместное стремление людей к росту материального благосостояния, к достойным XX в. условиям человеческого существования. Научно-техническая революция сделала отличительной чертой описываемого периода деятельность на мировой арене в качестве равноправных международных акторов неправительственных транснациональных организаций и объединений. Наконец, в силу ряда объективных причин (не последнее место среди них занимают стремления людей к повышению своего уровня жизни и выдвижение на первый план в международных стратегическо-диплома-тических усилиях государств экономических целей, достижение которых не может быть обеспечено автаркией), заметно возрастает взаимозависимость различных частей мира.

Однако на уровне идеологического измерения международного порядка периода холодной войны эта взаимозависимость не получает ЗДекватного отражения. Противопоставление «социалистических цен-^н°стей и идеалов» «капиталистическим», с одной стороны, устоев и °6раза жизни «свободного мира» «империи зла» -- с другой, достигли ^к середине 1980-х гг. состояния психологической войны между двумя общественно-политическими системами, между СССР и США.

И хотя путем использования силы на региональных и субрегио-альных уровнях ограничения возможностей «средних» и «малых» государств сверхдержавам удавалось сохранять глобальную безопасимозависимую систему. Новое значение приобрел вопрос о войне и мире: пришло понимание всеми, кто причастен к принятию политических решений, того, что в ядерной войне не может быть победителей и побежденных и что войну уже нельзя рассматривать как продолжение политики, ибо возможность применения ядерного оружия делает вполне вероятной гибель человеческой цивилизации. Возникают и новые беспрецедентные вызовы, связанные с появлением все более очевидных черт международного беспорядка. Все это потребовало соответствующих изменений в области международных отношений.

В таких условиях все настойчивее пробивает себе дорогу идея нового международного порядка. Однако между ней и ее практическим воплощением лежат политические и социологические реальности наших дней, которые отличаются глубокой противоречивостью и требуют соответствующих подходов к своему анализу. Рассмотрим их подробнее.

2. Политологический и социологический подходы к проблеме международного порядка

Идея нового международного порядка принимает самые различные концептуальные формы, в многообразии которых можно выделить два основных подхода -- политологический (с акцентом на правовые аспекты) и социологический. Такое разделение носит, конечно, условный характер, и значение его не должно преувеличиваться.

Сторонники политологического подхода исходят из объективной потребности в повышении управляемости мира и из использования в этих целях существующих интеграционных процессов. Настаивая на необходимости создания международной системы, базирующейся на законности, они указывают на все ускоряющееся возрастание роли международного права и на расширение сферы его применения, а также на увеличение значения международных институтов. При этом одни (например, Г.Х. Шахназаров) считают, что ведущую роль в формировании международного порядка призваны сыграть многочисленные международные организации во главе с Организацией Объединенных Наций, которая может рассматриваться как зачаток будущего мирового правительства (Шахназаров. 1988).

Другие, считая процесс создания мировых институтов, управляющих международными экономическими и политическими отношениями, способом формирования в отдаленном будущем планетарного правительства, рассматривают региональные процессы в качестве катализаторов, способных ускорить создание вышеозначенных институтов. Например, почетный генеральный директор Комиссии европейского сообщества К. Лейтон выдвинул модель регионального сотрудничества по образу ЕЭС. Поддержка и институализация интеграционных процессов не только в Европе, но и в АТР, Африке, Латинской Америке, по его мнению, позволит в итоге создать эффективно функционирующую мировую федерацию под эгидой ООН (Ьгу1оп. 1988. Р. 54--55).

Некоторые сторонники регионального подхода, считая зачатками будущей конфедерации государств интеграционные союзы, имеющие тенденцию к взаимному сближению, полагают, что ООН не способна возглавить данный процесс. Этому прежде всего препятствует слабость международного права. Оно, по сути, основывается на договорах, содержащих возможность своего нарушения. Поэтому, по их мнению, вместо ООН нужна принципиально новая система государств, способная обеспечить действенность общих принципов их поведения на мировой арене (Поздняков, Шадрина. 1989).

К рассматриваемому направлению можно отнести и модель «гостиницы на полпути», в соответствии с которой для создания нового эффективного международного порядка необходимо не глобальное правительство, к существованию которого не готовы народы и государства, а полицентрйческое управление из центральной руководящей группы государств (США, Японии, стран ЕЭС, а также СССР (для ситуации 1990 г.), при условии преодоления им своих проблем, и Китая -- при условии политических перемен в этой стране), которые сформировали бы своего рода Всемирный Генеральный Комитет. С другой стороны, аналогичную роль могли бы играть и региональные державы в соответствующих регионах мира.

Не меньше различаются взгляды сторонников социологического подхода к проблеме мирового порядка. Некоторые из них считают, что становление мирового порядка будет идти через конвергенцию социальных структур, размывание общественно-политических различий Двух типов общества и затухание классовых антагонизмов (Бовин. 1991). Они настаивают на том, что именно такой путь может привести в конечном счете к формированию единой цивилизации (подчеркнем при этом, что некоторые из положений данной концепции отчасти подтверждаются дальнейшим развитием событий на международной арене). При этом эта часть сторонников социологического * подхода Вместе с тем достаточно скептически относится к возможности создания единого управляющего центра для всего человечества. По мнению А.Е. Бовина, отсутствие устойчивого постоянного баланса интересов Не позволяет говорить -- по крайней мере, в среднесрочной перспективе -- о возможности делегирования членами мирового сообщества части своих прав, своего суверенитета подобному центру (Бовин. 1988).

Отметим еще некоторые отличия социологического подхода в анализе проблемы мирового порядка. Этот анализ был проведен представителями Фонда Дага Хаммаршельда. Они подчеркивают, что уже сегодня существуют не только объективные потребности, но и предпосылки перехода от нынешней политики принятия сиюминутных решений и часто пассивного реагирования на события к более последовательной и надежной системе поддержания мира (Эркхарт, Чайлдерс. 1990). Глобальный характер крупнейших мировых проблем требует, по их мнению, создания для их урегулирования руководства нового типа. Отстаивая идею мирового правительства, считая ООН его основой и прообразом, они подчеркивают, что уже сегодня ее деятельность должна отвечать не только требованиям правительств, но и возрастающим ожиданиям народов. В наши дни, в силу чрезвычайного усиления роли частных и негосударственных акторов международных отношений, резко возрастает потребность в развитии сотрудничества на неправительственной основе. ООН и другие существующие международные организации уже сейчас выполняют не только политические функции, но и связаны практически со всеми отраслями человеческой деятельности. В дальнейшем эта роль будет еще больше возрастать, а решение многих международных программ во все большей степени будет обеспечиваться неправительственными источниками. Важными факторами существенных изменений в мире станут обеспечение народной поддержки и, соответственно, восприимчивость международных организаций к воле народов (Эркхарт, Чайлдерс. 1990. № 10. С. 119--120).

Подчеркнем еще раз, что выделение двух указанных подходов носит условный характер. Разницу между ними нельзя абсолютизировать, она относительна: сторонники политологического подхода не отвергают роль социальных факторов в становлении нового международного порядка, так же как и сторонники социологического подхода не игнорируют влияния политических факторов. Речь идет о том, что одни исходят преимущественно из межгосударственных, политических отношений и на этой основе осмысливают социальные и иные процессы, а другие строят анализ политических процессов и структур международных отношений на исследовании социальных тенденций. Однако социологический подход представляется более плодотворным: он содержит больше возможностей не допустить идеологизации анализа, он более широк, что дает возможность интегрировать и политологический анализ, а главное -- он позволяет полнее учитывать интересы не только государств и политических институтов, но и интересы социальных групп и конкретных людей.

Именно с позиций социологического подхода можно наметить пути решения центрального для проблемы мирового порядка вопроса, неразрешимого в рамках «чисто» политологического рассмотрения, вопроса о соотношении между национально-государственным суверенитетом и всеобщей мировой ответственностью. «Священный» принцип суверенитета выглядит с позиций социологического подхода совершенно иначе. Это позволяет заметить, что «безудержное исполнение национальных суверенитетов слишком часто сводится к насильственному шоку борющихся эгоизмов, означает неразумную эксплуатацию природы без заботы о будущих поколениях и экономическую систему, которая не способна реализовать «естественную справедливость» в отношениях между богачами «развитого мира» и миллионами голодающих в третьем мире» (Ьеу1оп. 1988. Р. 26).

Недостаток ООН в том и состоит, что она остается организацией, в рамках которой осуществляется «дипломатия суверенитетов». Но именно существование ООН и ее специализированных учреждений свидетельствует о попытках передачи государствами части своего суверенитета в «общий котел» для решения задач, отвечающих общим интересам. В дальнейшем объем переданной ООН части суверенитета будет неизбежно возрастать (Обминский. 1990). Можно сказать, что переживаемый ныне исторический период -- это период перехода к новому международному порядку, регулируемому институтами, законные права которых будут складываться из добровольно отчуждаемой и постоянно возрастающей доли суверенитетов всех участников международных отношений.

Социологический подход, интегрирующий политологический анализ, как уже отмечалось выше, дает возможность широкого и целостного представления проблемы международного порядка, что позволяет представить его основы в виде определенной системы факторов, важное место в которой принадлежит факторам социокультурного характера. Элементами такой системы выступают отношения господства, интереса и согласия международных акторов, а также наличие соответствующих механизмов, обеспечивающих функционирование международного порядка и регулирование возникающих в его рамках напряжений и кризисов. При этом роль первого элемента, который выражается в военно-силовых отношениях государств на мировой арене и построенной На них международной иерархии, сегодня существенно изменяется, отчасти снижается, хотя и не исчезает. Нынешний этап международного порядка не перестает быть системой отношений между ограниченным Количеством государств, занимающих в мире господствующие с военно-стратегической точки зрения позиции, и остальными странами. Однако возрастание роли новых технологий и связанного с ними уровня экономического развития повышают их роль в «рейтинге» того или иного государства и увеличивают его возможности влиять на международные дела в своих национальных интересах. Тем самым, наряду с сокращающейся, но сохраняющей значительное воздействие на состояние международных отношений иерархией, основанной на военно-силовых критериях, возникают и усиливают свое влияние иерархии, вытекающие из возрастающего экономического неравенства. Сосуществование обоих видов иерархий и связанных с ними мотиваций различных международных акторов -- существенная черта нынешнего международного порядка.

Заметные изменения претерпевает и второй элемент международного порядка, связанный с интересами акторов. Во-первых, происходят преобразования в структуре национальных интересов государственных акторов международных отношений: на передний план выдвигаются интересы, связанные с обеспечением экономического процветания и материального благополучия. При этом экономический компонент национального интереса становится не просто фактором, служащим увеличению государственной мощи. Он становится фактором самостоятельным, что является ответом государства на возросшие требования населения к уровню и качеству жизни, с одной стороны. А с другой стороны, ответом на новые внешние вызовы, связанные с авторитетом и престижем государства на мировой арене, его местом в международной иерархии, складывающейся сегодня на иных принципах. Во-вторых, укрепление роли негосударственных акторов сопровождается снижением контроля со стороны правительств над мировой экономической жизнью и распределением ресурсов, большая часть которого осуществляется транснациональными корпорациями. Интересы же последних зачастую не связаны с интересами государств или преобладают над ними. К соперничеству национальных интересов добавляется соперничество несовпадающих полностью с ними интересов транснациональных предприятий, банков, ассоциаций и других негосударственных акторов.

Так, в 1991 г. западные частные компании, руководствующиеся собственными интересами, снабжают Ирак военными материалами, вопреки объявленному ООН экономическому эмбарго; российские политические объединения, группирующиеся вокруг газеты «День», организуют отправку добровольцев на войну в Югославию, невзирая на государственную политику РФ в данном вопросе; латиноамериканские наркомафии превращаются не только в силу, вступающую в конфликты (которые могут принимать экономические, политические, и вооруженные формы) со «своими» государствами, но и способствуют интернационализации подобных конфликтов, в которых хорошо вооруженные армии «наркобаронов». сталкиваются либо между собой, либо с вооруженными силами других государств. При этом у рядового человека складывается впечатление, что государство либо вовсе не владеет ситуацией в сфере международных отношений и поэтому лишь пассивно следует ей, либо (в лучшем случае) предпринимает усилия по смягчению ее неблагоприятных последствий. О «мировом беспорядке» пишут и профессиональные аналитики.

Что касается третьего элемента международного порядка, отношений согласия, то суть его в следующем. Любой порядок может существовать лишь при условии добровольного присоединения акторов к лежащим в его основе нормам и принципам. Это, в свою очередь, возможно только при определенном совпадении этих норм и принципов к теми общими ценностями, которые и вынуждают акторов действовать в определенных границах. По аналогии с внутриобщественными отношениями можно сказать, что соблюдение международными акторами определенных «правил игры» объясняется не только боязнью наказания, или непосредственными материальными интересами, но и консенсусом по поводу совместной социальной практики и признания легитимности этих правил.

Легитимность -- факт культуры. Процесс легитимизации всегда связан с адаптацией «официальных» норм и правил действия к историческим традициям, верованиям,' обычаям и образцам поведения, присущим той или иной социальной общности, и их влиянием на производство норм, определяющих границы дозволенного и недозволен-! ного. С другой стороны, процесс легитимизации связан с присоединением к основным положениям идеологии, претендующей на научность «системы представлений о мире, функционирующей как вера (политическая) и принуждение (символическое)» (Втапй. 1992. Р. 159). Как подчеркивает французский политолог Ф. Бро, термин «символическое принуждение» достаточно корректно опережает способ распространения вырабатываемых идеологией политических верований. В основе процесса символического принуждения лежит тот факт, что социальные и политические идеалы, принятые как господствующие всем обществом, в действительности вырабатываются в особых секторах этого общества его отдельными представителями. Находясь в привилегированном положении, эти представители способны через систему контролируемых ими институтов социализации -- школу, религиозные Или политические организации, средства массовой информации И т.п. -- навязать обществу систему своих представлений и идеалов. Эффективность этого процесса зависит от двух факторов. Во-первых, от того, насколько удачной будет попытка рационально представить частные потребности и идеалы в качестве общих. И во-вторых, от того, насколько успешным окажется стремление исключить (дискредитировать и обесценить) противоположные требования и идеалы. В конечном итоге все зависит от соотношения интеллектуальных, а также культурных сил общества (там же. Р. 160--161).

С этой точки зрения распространение в мире демократических ценностей и идеалов не должно создавать иллюзий относительно их общечеловеческого характера. В действительности, как уже отмечалось, речь идет о ценностях западной либерально-демократической идеологии. Присущее ей, как и всякой идеологии, стремление исключить иные системы взглядов на общество и мир, на правила и нормы международного взаимодействия, а также попытки представить идеалы рыночной экономики, парламентской демократии, индивидуальных свобод и прав человека в качестве рациональных потребностей, вытекающих из самой человеческой природы, сталкивается с серьезными проблемами. Запад выступает перед остальным человечеством в качестве референтной группы. И это выражается прежде всего в том, что касается развитых технологий, более эффективно функционирующей экономики, высокого уровня и качества жизни людей. Именно в этом пункте потерпела поражение коммунистическая идеология и основанный на ней социализм, не сумевший обеспечить сравнимых с западными условий материального существования людей. Однако человечество не сможет повторить путь Запада к материальному процветанию, ибо он связан с обострением и глобализацией экологических и иных проблем, исчерпаемостью источников энергии и природных ресурсов планеты. Уже сегодня 6% населения планеты, живущих в развитых странах, потребляет 35% ее основных продуктов, что делает маловероятным присоединение к этим странам всего остального человечества. Экономическое неравенство, дистанция, разделяющая уровень жизни в богатых и бедных странах, отнюдь не уменьшается. Но если на протяжении прежних веков оно воспринималось как нормальное явление, то сегодня все в большей мере ощущается как несправедливость, порождая протесты и конфликты.

С другой стороны, как мы уже видели, не уменьшается и культур-но-цивилизационное многообразие мира. Поэтому каждое общество, осуществляющее модернизацию, сталкивается с дилеммой: как реализовать необходимые для повышения эффективности экономики и подъема уровня жизни населения технико-экономические преобразования и одновременно сохранить собственную социокультурную идентичность. По мнению некоторых исследователей, указанная дилемма может породить новые идеологии, не совпадающие ни с коммунистической, ни с либерально-демократической и связанные либо с модернистским авторитаризмом, либо с традиционализмом и ностальгическим постмодернизмом (Втаий. 1992. Р. 99--100).

Наконец, что касается четвертого элемента международного порядка -- механизмов, обеспечивающих его функционирование, делающих возможным урегулирование напряжений и кризисов, возникающих в его рамках, -- то, помимо уже рассмотренных выше моральных и правовых регуляторов, следует отметить возрастание роли международных обменов и коммуникаций. Международные коммуникации представляют собой широкую сеть каналов общения акторов, которая постоянно развивается и приобретает все более сложный характер. Сегодня она представлена, во-первых, общениями по традиционным официальным, институциональным и неинституциональным каналам: дипломатические отношения, МПО, двусторонние и многосторонние встречи, визиты официальных лиц и т. п. Во-вторых, взаимодействием между официальными инстанциями и общественным мнением, которое оказывает возрастающее влияние на правящие режимы, дипломатические ведомства и т. п. Наконец, в-третьих, самостоятельной и непосредственной ролью средств массовой информации как каналов международного общения, оказывающих усиливающееся воздействие на существующий мировой порядок. При этом каждый из указанных каналов, призванных способствовать сохранению стабильности и совершенствованию международного порядка, может вызвать обратный эффект: спровоцировать кризис, усиливая неудовлетворенность тех или иных влиятельных акторов международных отношений (Втаий. 1992. Р. 89).

Как свидетельствует история, крушение одного типа международного порядка и замена его другим происходит в результате масштабных войн или революций. Своеобразие современного периода состоит в том, что крах международного порядка, сложившегося после 1945 г., произошел в условиях мирного времени. Вместе с тем мирный характер уходящего международного порядка, как мы же видели, был относительным: во-первых, он не исключал многочисленных региональных вооруженных конфликтов и войн, а во-вторых, -- постоянной напряженности в отношениях между двумя противостоящими блоками, напряженности в форме «холодной войны». Последствия ее окончания во многом сходны с последствиями прошлых мировых войн, знамено-, вавших переход к новому международному порядку: крупномасштабные геополитические сдвиги; временная дезориентация как победителей, так и побежденных в результате потери главного противника; Перегруппировка сил, коалиций и союзов; вытеснение ряда прежних Идеологических стереотипов; смена политических режимов; возникновение новых государств и т.п. Происходит конвульсивная трансформация всей системы сложившихся международных отношений, сопровождающаяся высвобождением политического экстремизма и агрессивного национализма, религиозной нетерпимости, ростом конфликтов на национально-этнической и конфессиональной основе, усилением миграционных потоков.

Дестабилизация международной системы свидетельствуют о том, что человечество находится на переломном этапе своего развития. Объективные императивы выживания, безопасности и развития влекут за собой потребность в более надежном международном порядке, отвечающем новым' тенденциям, связанным с «раздвоением» привычного государственно-центричного мира и сосуществованием его с миром нетрадиционных акторов. Время покажет, будет ли новый порядок регулироваться планетарным правительством, располагающим для этого соответствующими средствами наднационального характера -- правительством, армией, действенными правовыми механизмами и т. п., -- или его основой станут несколько взаимодействующих между собой интегрированных региональных центров, охватывающих в своей совокупности весь мир, или же это будет какой-то иной вариант управления миром. Но в любом случае создание и функционирование надежного мирового порядка может быть достигнуто лишь на основе создания условий. для реализации интересов и сохранения ценностей не только государств и межправительственных организаций, но и самых разнообразных социальных общностей, и даже конкретных людей. С другой стороны, это требует преодоления той степени аномии, которая присуща сегодня международному обществу.

Сегодняшний мир еще далек от такого состояния. Прежний международный порядок, построенный на силе и устрашении, хотя и подорван в глобальном масштабе, но в то же время его правила и нормы еще продолжают действовать (особенно на региональных уровнях), что не позволяет сделать вывод о необратимости тех или иных тенденций. Упадок же послевоенного международного порядка открывает перед человечеством переходный период, полный опасностей и угроз для социальных и политических устоев общественной жизни.

3. Зарубежные и отечественные ученые о перспективах нового мирового порядка

Окончание холодной войны породило радужные надежды на то, что после прекращения биполярного противостояния и поражения коммунистической идеологии международные отношения утратят один из основных признаков -- конфликтность,, и достигнут, наконец, состояния согласия и сотрудничества. Эта мысль нашла свое отражение в знаменитой статье «Конец истории?», опубликованной в США в 1989 г. (см.: Фукуяма. 1990). Ее автор -- Ф. Фукуяма, тогдашний чиновник госдепартамента США, выдвинул тезис, в соответствии с которым падение коммунизма и распространение во всем мире рыночной экономики и либеральной демократии знаменуют собой последнюю стадию исторического развития человечества. С этой точки зрения «рыночная демократия» представляет собой конечный идеал, «абсолютную идею» международных отношений. Этот тезис имел огромный резонанс. Он породил полемику и вызвал массу опровержений и вопросов, в частности о том, может ли история иметь окончание. Однако его оптимистический заряд идеей о возможности установления нового международного порядка, характеризующегося отсутствием войн, вооруженных столкновений, противоречивых интересов и торжеством общепризнанных идеалов и универсальных ценностей, сохранялся еще некоторое, хотя и непродолжительное, время.

А уже в 1993 г. профессор Гарварда С. Хантингтон выступил с противоположной идеей -- идеей «столкновения цивилизаций» {Хантингтон. 1994). В соответствии с ней на смену классическим конфликтам эпохи холодной войны приходит конфликт между культурами. Настаивая на том, что Запад испытывает все более серьезную угрозу со стороны враждебных ему цивилизаций, Хантингтон обнаруживает свою близость к реалистской школе. Однако он уже не верит в возможности государства-нации в регулировании международных отношений. Поэтому он делит мир на шесть цивилизаций -- западную, тайско-конфу-цианскую, исламскую, индуистскую, славяно-православную, латиноамериканскую -- и иногда добавляет седьмую, африканскую. По его мнению, грядущие столкновения будут происходить не между государствами, Севером и Югом, богатыми и бедными, капитализмом и коммунизмом, и не во имя явных экономических интересов, а между тремя первыми из названных цивилизаций. Неизбежность такого столкновения объясняется следующими причинами. Во-первых, реальность и непримиримость различий между цивилизациями. Во-вторых, взаимозависимость мира, которая превращает его в «мировую деревню», влечет за собой рост межцивилизационных взаимодействий и увеличение миграционных потоков. В-третьих, происходящие в мире процессы экономической модернизации и социального развития отрывают людей от их корней и идентичностей, ведут к ослаблению государства и росту влияния религий. В-четвертых, всплеск межцивилизационных Противоречий объясняется и двойственной позицией Запада: доминируя на международной арене в экономическом и научном отношении, он в то же время поощряет «возврат к истокам» в незападных цивилизациях, следствием чего является «дезападнизация» элит развивающихся стран. В-пятых, культурные особенности являются более устойчивыми, чем политические и экономические. Поэтому компромиссы в этой деликатной сфере найти гораздо труднее. Наконец, в-шестых, мировая экономика регионализируется: возникают крупные экономические объединения (ЕС, НАФТА, МЕРКОСУР и т.п.), что также усиливает «цивилизационное сознание», ибо экономические организации базируются на общих культурных основаниях.

«Цивилизационный шок» проявляется на двух уровнях -- нижнем, между группами смежных культур, соприкасающихся друг с другом по линиям цивилизационных разломов, и верхнем, между государствами, принадлежащими к разным цивилизациям. Поэтому в краткосрочной перспективе не может идти никакой речи о становлении единой цивилизации, а в долгосрочной предполагается, что мир XXI в. будет состоять из различных цивилизаций, каждая из которых должна будет научиться сосуществовать с другими. Это Хантингтон считает довольно сомнительным.

Таким образом, концепция Хантингтона выглядит полностью противоположной тезису Фукуямы. Первый представляет будущее международных отношений в оптимистическом свете, второй -- в пессимистическом. Однако, события внесли свои коррективы и во взгляды Фукуямы. Спустя Ю лет после опубликования своей нашумевшей статьи Ф. Фукуяма заявляет: «История не умерла. Послание следует». Вместо «конца истории», как он пишет, может прийти конец человечества, по крайней мере в том виде, каким мы его знаем. Дело в том, что блестящий прогресс науки, в особенности биологии, несет с собой риск осуществления старой тоталитарной мечты об изменении человеческой природы и вступления истории в «постчеловеческую эру», абсолютно непредсказуемую в политическом плане (Рикиуата Р. 1999).

В 1996 г. Хантингтон также внес несколько уточнений в свою концепцию, что сделало ее еще более алармистской. Он заявляет, что культуры не могут смешиваться даже под влиянием рынков. Западная цивилизация не единственная из претендующих на влияние в современном мире, поэтому Западу надо будет защищаться от других, незападных по своей истории, религии и культуре цивилизаций и, возможно, освобождаться от нынешних, чуждых ему в цивилизационном отношении союзников (например, от Греции и Турции) (см.: НипНп§1оп. 1997 ).

Еще одну модель будущего представил в своей работе «Мир, лишенный смысла» французский автор Заки Лаиди. Он считает, что конец холодной войны означает «не только разрыв с коммунизмом, но и окончание эпохи Просвещения». С его точки зрения, именно это обстоятельство препятствует возникновению нового миропорядка и обостряет «кризис смысла» мирового развития. Этот кризис проявляется, во-первых, в «утрате конечной цели» (куда движется мир?) и, во-вторых, в «утрате центростремительных тенденций» (все институты, как международные, так и национальные, переживают кризис). Лаиди отстаивает, таким образом, тезис об анархическом, дезориентированном и лишенном смысла мире.

Вышеприведенные работы иллюстрируют оценку нынешнего состояния международных отношений с точки зрения возможностей перехода к новому мировому порядку и его содержания. Вариации представлений о современном мировом порядке довольно многообразны. Крайние из них выглядят следующим образом. В рамках оптимистического сценария переход от эпохи, последовавшей за холодной войной, к новому миропорядку пройдет удачно и, несмотря на неизбежные конвульсии, приведет к примирению «двух Европ», т. е. к «партнерству», «общему дому», «паневропейскому союзу» и евро-атлантическому сотрудничеству. Пессимистический сценарий предполагает, что переход будет неудачный. Он приведет либо к всеобщему хаосу и анархии, либо к новой конфронтации, но теперь уже не между Востоком и Западом, а главным образом между богатыми и бедными нациями, а также к другим конфликтам нового поколения.

Скорее оптимистическими (при всех его оговорках) могут быть названы и взгляды директора Французского института международных отношений (1РРР) Т. де Монбриаля. Становление нового миропорядка он рассматривает через призму «триады», в которую включает глобализацию, расширение гражданского общества (как в национальных рамках, так и в общемировых), эмпирические поиски модели справедливого правления (Моп1Ъпа1. 2000. Р. 13--17). Похожие позиции и у некоторых отечественных ученых. Например, описывая современную ситуацию в международных отношениях как «беспорядок», Н. В, Загладин все же считает, что новая конфронтация между Востоком и Западом не грозит миру. Это невозможно прежде всего потому, Что Запад предпринимает всяческие усилия с целью содействия России в укреплении институтов демократии, принципов правового государства и создания фундамента рыночной экономики. Подчеркивая, что «стратегия Евросоюза, как и НАТО (а это наиболее существенно), исходит из того, что Россия, разделяющая общие с ними ценности и заботы, способна быть важным партнером в укреплении стабильности и безопасности в Европе и в мире в целом», он видит главное препятствие на этом пути в позиции правящей элиты России и отражающих ее воззрения СМИ (см.: Загладин. 2000. С. 23). Стремление российского руководства к сохранению статус-кво на мировой арене, представляющее собой вызов другим странам, которые заинтересованы в переменах; приверженность сохранению ООН в ее нынешнем виде, в то время как она не соответствует современным требованиям; позиция по вопросу о расширении НАТО, которая игнорирует право политического выбора стран Центральной и Восточной Европы; концепция многополярности, несоответствующая существующим сегодня международным реальностям, проще говоря, «антизападная политика» РФ представляет собой одно из важнейших препятствий в формировании нового мирового порядка (там же. С. 24).

Другие отечественные ученые, в отличие от Н.В. Загладина, указывают на «фобии Запада в отношении России», необоснованность расширения НАТО и выбор Запада в пользу создания односторонней системы безопасности, необходимость пресечь линию на подрыв ООН (Салмин. 1999). Эксперты СВОП отмечают соблазн Запада использовать слабость РФ с помощью традиционных методов экспансии, дестабилизирующие последствия новой стратегии НАТО, сохранение роли геостратегического мышления и значения военной силы в международных отношениях (Стратегия для России. 2000). Перспективы глобальной демократии и расширения гражданского общества многим представляются труднодостижимыми и отнюдь не столь оптимистичными (Дилигенский. 2000. С. 89--92). Подчеркивается двойственная природа западной цивилизации, совмещающей в себе культурную самодостаточность со все более явным стремлением к несвойственной другим цивилизациям культурной экспансии. Акцентируется то, что методы имперского господства, заметные в политике сегодняшнего мирового лидера, США, несовместимы с принципами глобального миропорядка {Лапкин. 2000. С. 95). При этом фактически все авторы, чьи мнения были представлены, достаточно критически относятся к концепции многополярности, которая, по меньшей мере, требует наличия ресурсов, хотя бы в минимальной степени сопоставимых с ресурсами ведущих держав современного мира. Большинство исследователей и экспертов подчеркивают необходимость вовлечения РФ в процессы глобальной экономической интеграции и сотрудничества с Западом при одновременном отстаивании собственных национальных интересов.

Видимо, именно поэтому критика российских ученых в адрес Запада (здесь мы не берем во внимание правоэкстремистские или крайне левые позиции, которые при всей их остроте выглядят все же маргинальными в общей картине подходов к рассматриваемой проблеме в отечественной литературе), касающаяся его позиции в отношении глобального миропорядка,.выглядит гораздо более сдержанной по сравнению с той, которую можно наблюдать в среде самих западных ученых. Так, известный французский политолог Пьер Аснер пишет: «...то, что рассматривается на Западе как прогресс универсалий и в, частности, прав человека, в глазах большей части остального человечества выглядит как освящение произвола и западной, в особенности американской, мощи, которая разит там, где она считает нужным, и, не соблюдая больше традиционных границ суверенитета, погружает сама себя в состояние варварства» (Наххпет. 2000. Р. 47). И. Районе считает, что операция НАТО в Косово знаменовала собой окончание десятилетия неуверенности и беспорядка в международных отношениях и стала кануном нового глобального порядка. По его мнению, экономическая глобализация -- господствующая черта послехолодновоенного периода -- теперь дополнена первой попыткой воплощения глобального стратегического проекта в области безопасности. «Во имя гуманитарного вмешательства, ставящегося отныне превыше всего, НАТО без колебаний нарушает два важнейших запрета международной политики: государственный суверенитет и устав Организации Объединенных Наций» (Кашопе1. 1999). По мнению И. Районе, черты глобального миропорядка, на создание которого направлена новая стратегия Запада, проявляются в приоритете принципа «нулевых потерь», ставшего для западного мира абсолютным императивом при проведении гуманитарных операций. Полное отсутствие человеческих жертв и незначительность материальных потерь со стороны НАТО и одновременно многие тысячи погибших сербов (прежде всего среди военных, но также и около двух тысяч погибших среди гражданского населения), массовые разрушения военной, промышленной и гражданской инфраструктуры, отбросившие страну на несколько десятилетий назад в ее развитии, заставляют говорить о том, что данная операция уже не может быть названа войной в традиционном смысле этого термина. Несоизмеримость соотношения сил, характеризующегося абсолютным превосходством нападавшей стороны, показывает, что в действительности это была, скорее, карательная операция (там же). Другой важной чертой западной стратегии глобального миропорядка, проявившейся в Косовской операции НАТО, стала манипуляция СМИ. Главная задача НАТО состояла в том, чтобы, по словам Рамоне, «сделать войну невидимой и остаться для журналистов главным источником информации», что! однако, не исключало и «новой формы демократической цензуры и приветливой пропаганды». В результате освещение событий западными СМИ было сведено к рассказу свидетелей о зверствах вооруженных сил Белграда в отношении гражданского населения Косово (при отсутствии их документальных подтверждений самими репортерами). Попытки иного подхода решительно пресекались путем оказания политического давления на журналистов. Так, британский корреспондент Би-Би-Си в Белграде Джон Симпсон, сделавший попытку привлечь внимание к разрушенным бомбардировками НАТО школам и другим гражданским объектам, а также рассказать о существовании в Сербии демократической оппозиции правящему режиму, был обвинен правительством Великобритании в «пособничестве Милошевичу» (одновременно правительство потребовало его отзыва из Белграда, что, впрочем, не встретило содействия Би-Би-Си). В Италии «агентом Милошевича» за подобную попытку был назван корреспондент РАИ Эннио Ремондино. Во Франции репортажи известного публициста Режи Дебрей о кратковременном пребывании в Косово, не совпадавшие с официальной «истиной», стоили ему «настоящего интеллектуального линчевания» (Катопе!. 1999).

И. Районе, как и другие сторонники вышеописанной позиции, группирующиеся вокруг французского журнала «Монд дипломатик», считает, что стратегия глобального миропорядка не объединяет, а, скорее, разъединяет Западную Европу и США, поскольку их интересы все более расходятся. Если европейцы видят новый миропорядок результатом совместных усилий Запада по построению сообщества государств на основе либеральных ценностей и прав человека, то США делают все, чтобы обеспечить свое единоличное лидерство в мире. Союз с европейцами им нужен лишь для решения конкретных прагматических задач, после чего до очередного появления такой необходимости они перестают склоняться к каким-либо совместным действиям (см.: ОгезИ; Бепт5;Ре1ге11а; Ыа]тап; К1аге; 8сИШег...). Придерживающийся близких взглядов А. Жокс считает, что Америка в противоположность Европе действительно стремится управлять планетой. Поэтому вместо бессвязного и раздробленного впечатления, которое вызывают дискуссии, ведущиеся по этому поводу в США, их следует рассматривать через призму присущей им доктринальной и эмпирической внутренней логики. США не хотят быть основателями государств, они хотят быть основателями рынков. Их стратегия для Европы, как и для развивающихся стран, состоит в том, чтобы, разрушая государства и сами госаппараты, создавать транснациональные региональные объединения. «Это неоимперский негосударственный проект, -- пишет А. Жокс. -- В противоположность ему европейские страны рассматривают себя в качестве основателей государств и разрушителей империй. Французская революция, распад Оттоманской империи, экспансия колониальных империй, Версальские договоры и деколонизация: вся новейшая история Европы -- это непрерывное создание государств» (Зохе. 1997. Р. 326, 335).

Задаваясь вопросами о том, каким будет XXI в. и как распределятся роли между двумя сотнями государств, существующих сегодня на планете,. Э. Шиллер полагает, что некоторые из них будут, конечно, иметь больше влияния, чем другие. «Но одна из стран -- Соединенные Штаты -- обладая экономической, военной и культурной мощью, использует все, чтобы сохранить свое бесспорное превосходство. В частности, она стремится в одностороннем порядке установить выгодные только ей правила игры «электронной эры» с тем, чтобы обеспечить свое господство над планетарными сетями взаимозависимости грядущего века. С этой целью Интернет рассматривается прежде всего как средство американской торговой экспансии. Но вечной гегемонии не существует. И уже сегодня Европа и некоторые государства Юга начинают, хотя еще робко, проявлять неповиновение» {8сЫПет. 1998).

Большинство исследователей как на Западе, так и у нас в стране полагают, что независимо от позиции отдельных политических деятелей США и при всей бесспорности экономической, технологической, военной, информационной, культурной мощи этой страны, ее демократического имиджа единоличное американское лидерство на мировой арене невозможно по причине ограниченности даже тех огромных ресурсов, которыми она располагает в настоящее время (см., например, цит. соч. таких авторов, как: Со1атй, Моп(Ьт1а1, 8епатс1епх, Богатуров; Загладин; Лапкин; Салмин; Хрусталев...).

Некоторые из них, правда, считают, что уже сегодня, фактически, сформировался «глобальный управляющий центр в виде «семерки», который с известной долей условности можно... рассматривать как прообраз будущего «мирового правительства»...» (Хрусталев. 1999. С. 49). Автор оговаривается, что данную идею не следует понимать упрощенно, подчеркивая, что речь идет об объективном процессе. И действительно, многое в развитии современных международных отношений выглядит подтверждением высказываемых Хрусталевым взглядов. И все же главный вывод о «глобальном управляющем центре» вызывает сомнения: так же как и многие другие новые положения, он порывает с историей международных отношений, не принимая во внимания характерного для всех ее этапов расхождения социально-политических интересов главных действующих лиц. Разногласия между США и другими членами «семерки» не следует, конечно, абсолютизировать, но не стоит их и преуменьшать. Поэтому согласованное «единоличное» управление мировой политикой со стороны «семерки», а тем более превращение ее в «мировое правительство» не выглядит правдоподобным. Кроме того, мировая политика не сводится к «управлению» взаимозависимыми экономиками. На практике это нашло свое подтверждение в следующем. Вывод, согласно которому «формирование единого правового пространства вступает в заключительную фазу» (см. там же. С. 50) был опрокинут бомбардировками Белграда буквально через считанные дни после того, как он был сделан.

Еще одна концепция глобального миропорядка сформулирована другим отечественным ученым, Н.В. Загладиным. С его точки зрения, путь к новому мировому порядку проходит через создание взаимодействующих «единых пространств». Факторами единства уже существующих (ЕС, НАФТА и др.) и формирующихся новых «пространств» и «подпространств» являются интеграция производства и капитала, объединенных в структурах ТНК и ТНБ, а также общность интересов, связанных с преодолением «нового мирового беспорядка» (Загладил. 2000. С. 24). Данная концепция очень близка к уже упоминавшейся выше и получающей все более широкое распространение в западной литературе концепции «управления» (доуегпапсе). Рассмотрим ее несколько более подробно.

Понятие управление с середины 1990-х гг. использовалось международными финансовыми организациями для обозначения институтов, политической практики, способов управления, применяемых руководителями государственных и частных предприятий в работе с развивающимися странами. Оно нашло подтверждение и в документах ОЭСР. Согласно положению Комиссии по глобальному управлению (ТЬе Сопиккюп о! С1оЬа1 Соуегпапсе. 1995), планетарные вызовы требуют сближения позиций и взглядов подлинного «международного сообщества». Концепция управления развивается в работах таких известных авторов, как Дж. Розенау, О. Янг, Т. де Монбриаль, М.К. Смуте и др., и тесно соприкасается с теорией международных режимов. В ее основе лежит уже известная идея об упадке роли государства в международных отношениях и возрастающем значении других действующих лиц -- транснациональных предприятий и фирм, НПО, частных групп давления, социальных движений, разного рода бюрократических структур и т. п. Т. де Монбриаль обозначает таких акторов термином «ипИез асНуех», под которым понимается любая организованная группа, обладающая ресурсами в широком смысле этого слова и способная ставить перед собой определенные цели и стратегии и достигать их (Моп!Ъг1а1. 2000. Р. 16). С этой точки зрения глобализация ведет к тому, что в контексте международных отношений формируется разнородная совокупность институциональных структур и практических действий, способствующих созданию нового международного порядка. При этом понятие управления подразумевает, что наблюдающийся уже в наши дни процесс функциональной унификации мира, углубление (что не означает завершения) которого возможно произойдет в XXI в., не приведет к созданию «мирового правительства» (см. там же. Р. 17).