Теория международных отношений

В современных условиях абсолютное большинство конфликтов не может быть урегулировано с помощью механизмов классической международной стратегии (военное подавление, «баланс сил», «равновесие страха» и т.п.). Конфликты нового поколения имеют, конечно, общие черты. Можно установить и их сходство с движениями сопротивления, партизанскими и религиозными войнами, национально-этническими столкновениями и другими типами негосударственных международных конфликтов, издавна известными человечеству. Отсюда возникает соблазн «вписать» современные конфликты в одну из известных нам теорий или парадигм, а их особенности считать явлениями маргинального порядка, не способными оказывать существенного влияния на основные правила международного общения, или рассматривать их как досадные случайности, которые можно не принимать во внимание ради сохранения стройности теории. Можно, напротив, трактовать современные конфликты как абсолютно новые по своей природе феномены, опрокидывающие все известные представления. В обоих случаях мы рискуем не понять существа дела. Каждый конфликт должен рассматриваться как уникальный, однако нельзя исключать возможности сравнительного исследования и нахождения некоторых (относительно.) общих тенденций в развитии конфликтов, что может дать определенный шанс в поиске путей их решения (в качестве пример такого исследования см.: Лебедева. 2000).

Сходство конфликтов в первую очередь выражается в отсутстви какой-либо ясности относительно природы и путей их урегулиров ния, их «неправильности» с точки зрения соотношения целей и среД^с их участников, опасности, которую они представляют для населен»

Каждый конфликт многомерен и содержит в себе не один, а несколько кризисов и противоречий, каждый -- уникален по своему характеру. Переговоры, консультации, посредничество, соглашения и другие традиционные средства урегулирования в современных конфликтах обнаруживают весьма низкую эффективность. Их действенность определяется возможностями формализации конфликта, придания ему официального статуса, четкого определения его причин и идентификации бесспорных легитимных представителей сторон, т.е. как раз тем, что, как правило, оспаривается участниками рассматриваемых конфликтов.

Попытки урегулирования конфликтов сталкиваются с такой проблемой, как «ускользающая» природа успеха. Не всегда существует понимание того, что успех в данной области практически всегда является ограниченным. Кроме того, в последнее время наблюдается явное увлечение операциями военного характера. Однако довольно большая часть конфликтов не может быть урегулирована при помощи операций по поддержанию мира, а тем более принудительными операциями с использованием военной силы. Как сказал в 1995 г. Бутрос Бутрос-Гали: «Если у главных действующих лиц конфликта отсутствует политическая воля разрешить проблему, ООН не сможет принудить их к миру» (цит. по: Ткатоот. 1995--1996. Р. 60).

Вышеназванные проблемы ООН (несоответствие между мандатами и средствами) осложняются еще и тем, что ООН, будучи создана в иное время и с иными целями, сегодня столкнулась с необходимостью серьезных реформ. Однако пока дальше полемики по данному вопросу и продолжающейся критики «недееспособности» Объединенных Наций дело не идет. Необходимость преобразования ООН становится все более очевидной. Скорее всего, столь же очевидной является и необходимость ее сохранения. Но до сих пор не понятно, может ли ООН трансформироваться, сохранив преемственность и авторитет единственной всемирной организации, призванной предупреждать и преодолевать конфликты. Возможно, одна из задач в том, чтобы ООН давала подряды другим международным организациям (как в Боснии). Во всяком случае предпринятая НАТО попытка силового разрешения косовского конфликта без санкции ООН гораздо больше проблем породила, чем разрешила. Но, видимо, следует признать и то, что имеющие-- ^я в распоряжении международного сообщества законные средства не ^,Сегда достаточны для реагирования на возникающие качественно °^вЫе ситуации. Как мы уже видели, крайне сложной остается проблема суверенитета и вмешательства с целью урегулирования конфликта. Отсюда нарушение уже заключенных соглашений, неуважение к посредникам (и даже их физическое устранение). Отсутствует ясность и относительно протагонистов конфликтов, их главных действующих лиц. «Боевики», «мафиозные, группировки», «сепаратисты», «бандформирования» и т.п. термины отражают не столько понимание проблемы, сколько ее эмоциональное восприятие.

Таким образом, имеющиеся сегодня результаты исследований международных конфликтов хотя и не утрачивают своего значения в свете новых явлений, но обнаруживают беспочвенность претензий на всеох-ватность отражения международных реалий. Данный вывод верен и в отношении международного сотрудничества.

Литература

АнтюхинаМосковченко В.И., Злобин А.А., Хрусталев МА. Основы теории международных отношений. М., 1988.

БогатуровАД., Плешаков К.В. Динамика международной стабильности // Мировая экономика и международные отношения. 1991. № 2.

Гарт Л. Стратегия непрямых действий. М., 1957.

Давид Дж. Война ушедшая, война вернувшаяся // М. Жирар (рук. авт. колл.). Индивиды в международной политике. М, 1996.

Доронина Н.И. Международный конфликт. М., 1981.

Коллинз Дж.М. Большая стратегия. Принципы и практика. М., 1975.

Лебедева ММ. Политическое урегулирование конфликтов. М., 1997.

Лебедева ММ., Хрусталев М.А. Основные тенденции в зарубежных исследованиях международных переговоров // Мировая экономика и международные отношения. 1989. № 9.

Лебедева ММ. Межэтнические конфликты на рубеже веков (методологический аспект) // Мировая экономика и международные отношения. 2000. № 5.

Международные конфликты / Под ред. В.В. Журкина и Е.М. Примакова. М., 1972.

Международные отношения как объект изучения. М., 1993.

Операции ООН по поддержанию мира: некоторые вопросы и ответы

О процессе международных переговоров (опыт зарубежных исследований) / Отв. ред. Р.Г. Богданов, В. А. Кременюк. М., 1989.

Социальный конфликт: современные исследования: Реферативный сборник. М., 1991.

Стратегия для России: повестка дня для президента -- 2000: Глава 2. Российская внешняя политика перед вызовами XXI в.

Фельдман ДМ. Политология конфликта. М, 1998.

Глава 15. Международное сотрудничество

Истоки международного сотрудничества связаны с окончанием религиозных войн в Европе и установлением Вестфальского мира. Одним из важнейших достижений Вестфальского договора стало формирование основы правовых отношений между государствами, что создало условия для становления, инстигуализации и последующего развития международного сотрудничества. Формирование европейской системы международных отношений (основные параметры которой, и прежде всего ее главный элемент, государство как форма политической организации людей, постепенно распространяются на весь мир) не только дало импульс межгосударственному сотрудничеству, но и надолго определило его основную направленность. Исходными пунктами сотрудничества государств как новых политических единиц становятся взаимное уважение суверенитета и невмешательство во внутренние дела друг друга, а его центральными целями -- сознательное стремление правительств к дальнейшему укреплению национальной безопасности и независимости. В свою очередь, забота о собственном суверенитете заставила государства согласиться с правом сосуществования (подробнее об этом см.: ЗтоШаМС. 1998. Р. 138) и с сто основополагающим принципом--юридическим равноправием.

Неудивительна следующая закономерность. Право сосуществования вменяло государствам главным образом негативные обязанности: не вмешиваться во внутренние дела друг друга, не нарушать договоры, не вести несправедливые войны, не создавать препятствий для дипломатической деятельности официальных представителей других стран па своей территории. Поэтому теоретический статус проблемы сотрудничества в международно-политической науке оказался неразрывно связанным с анализом противоборства и конфликтов между независимыми государствами. Однако дальнейшее развитие науки привело к расширению содержания понятия международного сотрудничества и его типов.

1. Понятие и типы международного сотрудничества

Понятие «международное сотрудничество» отражает такой процесс взаимодействия двух или нескольких акторов, в котором исключается применение вооруженного насилия и доминируют совместные поиски реализации общих интересов. Вопреки обыденному пониманию, сотрудничество это не отсутствие конфликта, а «избавление» от его крайних, кризисных форм. Иллюзия «прозрачности» содержания данного понятия послужила, видимо, причиной того, что попытки его определения довольно редки. Одна из них была предпринята Ж.-П. Дерриенником, согласно которому «два актора находятся в состоянии сотрудничества, когда каждый из них может быть удовлетворен только в том случае, если удовлетворен и другой, т. е. когда каждый из них может добиться достижения своей цели только тогда, когда этого может добиться и другой... Результатом чисто кооперативного отношения может быть ситуация, в которой либо оба актора удовлетворены, либо не удовлетворен ни один из них» (Г)егпептс. 1977. Р. 110).

Традиционно отношения сотрудничества включают в себя двустороннюю и многостороннюю дипломатию, заключение различного рода союзов и соглашений, предусматривающих взаимную координацию политических линий (например, в целях совместного урегулирования конфликтов, обеспечения общей безопасности или решения других вопросов, представляющих общий интерес для всех участвующих сторон).

Как уже было показано, развитие сотрудничества между государствами и другими акторами международных отношений вызвало к жизни целую систему межгосударственных и негосударственных организаций глобального и регионального значения. Рост взаимозависимости мира, возникновение и обострение глобальных проблем необычайно увеличили объективные потребности в расширении многостороннего сотрудничества и способствовали его распространению на другие сферы жизни. Сегодня сотрудничество охватывает не только вопросы торговли, таможенных правил, пограничных урегулирований или военно-политических союзов, но и задачи поиска адекватных ответов на экологические вызовы, освоения космоса, совместного использования ресурсов общего пользования, развития коммуникационных сетей, контроля вооружений и т.д.

Отмечая значительные успехи, достигнутые за последнее десятилетие в теоретическом исследовании международного сотрудничества, специалисты особо выделяют два важнейших достижения теории.

Во-первых, несмотря на то что дискуссии продолжаются и сегодня, в научном сообществе достигнуто согласие относительно понятия «межгосударственное сотрудничество». Вслед за Р. Кохэном многие ученые сегодня понимают сотрудничество как ситуацию, «когда одни акторы регулируют свое поведение в соответствии с фактическими или ожидаемыми предпочтениями других, через процесс [взаимной] координации политик» (цит. по: МПпег. 1992. Р 467). Другими словами, Межгосударственное сотрудничество предполагает наличие трех элементов: общих целей государств-партцеров, ожидание ими выгод от ситуации и взаимный характер этих выгод. «Каждый актор не обязательно помогает другому, но делая это, он ожидает улучшения своей собственной ситуации, что ведет к взаимной координации государственных политик» (там же).

Такое понимание важно, ибо позволяет не просто найти границы между сотрудничеством и соперничеством (или конфликтом), границы, в рамках которых ведется деятельность с целью уменьшения выгоды других или же деятельность, направленная на недопущение осуществления их интересов. Помимо этого, подобное понимание «межгосударственного сотрудничества» дает возможность отличать сотрудничество от не-сотрудничества, т.е. от одностороннего поведения, в котором акторы не учитывают последствия своих действий для других, а также от бездействия, т.е. от поведения акторов, которое не предотвращает отрицательные последствия для политик других сторон (там же. Р. 468)'.

Наличие консенсуса относительно содержания понятия «межгосударственное сотрудничество» дает возможность создания первичной классификации кооперативных ситуаций. С этой точки зрения могут быть выделены следующие типы межгосударственного сотрудничества: переговоры, предметом которых является распределение выгод государств от их взаимодействия (это одновременно и путь к сотрудничеству, и показатель его существования, например: Токийский раунд ГАТТ, отмена тарифных барьеров); сознательное, достигнутое в результате обсуждения согласование политик (формальные договоры и соглашения о деятельности); неявное сотрудничество, осуществляющееся без прямых связей и/или формальных соглашений, не предполагающее заключения договоров (такое сотрудничество возникает из совпадающих ожиданий акторов); навязанное сотрудничество: более сильная сторона заставляет другую корректировать ее политику, но одновременно корректирует и свою собственную; создание специализированных институтов (например, институтов ООН), осуществляющих регламентации, экспертизы, субсидии.

Во-вторых, еще одним важным достижением последних исследований в области межгосударственного сотрудничества стала разработка гипотез относительно условий, при которых сотрудничество между государствами становится наиболее вероятным. Эти гипотезы не составили комплексной теории межгосударственного сотрудничества. Они предложили серию переменных, каждая из которых делает сотрудничество более вероятным. Анализ и эмпирическая проверка этих гипо-тезспособны продвинуть вперед дело создания комплексной теории, а значит, и развитие теории международных отношений в целом. X. Милнер выделяет и анализирует шесть таких гипотез. Во-первых, это «гипотеза взаимности», основным содержанием которой является ожидание государствами выгод от сотрудничества и опасение потерь и даже наказаний в случае уклонения от него. Во-вторых, это «гипотеза о количестве акторов», с точки зрения которой перспективы сотрудничества возрастают с уменьшением числа взаимодействующих государств. В-третьих, это «гипотеза итерации», исходя из которой возможности вступления государств на путь сотрудничества связаны с длительностью их взаимодействия. В-четвертых, это «гипотеза о международных режимах», т.е. о нормах, принципах и процедурах принятия решений, совокупность которых представляет собой центры межгосударственного сотрудничества. В-пятых, это «гипотеза эпистеми-ческих сообществ», описывающая ту роль, которую играют в развитии межгосударственного сотрудничества профессиональные эксперты, разделяющие общее понимание проблемы и вырабатывающие общие пути ее решения. Наконец, в-шестых, это «гипотеза асимметрии силы», которая имеет сходство с так называемой гегемонической теорией стабильности и с позиций которой сотрудничество является более вероятным, если в наличии имеется сильное и заинтересованное государство-гегемон.

Основной недостаток указанных гипотез X. Милнер усматривает в том, что они не уделяют внимания внутренним источникам межгосударственного сотрудничества. В этом смысле позиция X. Милнер близка к позициям некоторых представителей социологического подхода. Однако прежде, чем подробно анализировать вклад социологического подхода, стоит кратко рассмотреть особенности исследования межгосударственного сотрудничества в рамках существующих в международно-политической науке теоретических направлений и парадигм.

2. Межгосударственное сотрудничество с позиций политического реализма

В отличие от взглядов сторонников либерально-идеалистической традиции, взгляды реалистов на проблему международного сотрудничества известны не столь широко и потому нуждаются в специальном рассмотрении. В первой главе было показано, что ссылки на общность человеческого рода и вытекающие из этого общечеловеческие универсалии выдвигают проблему международного сотрудничества в центр всех рассуждений идеалистов. Это всегда так, идет ли речь о движении

«к вечному миру» на основе всеоощих нравственных императивов (И. Кант), о соблюдении норм, опирающихся на принципы естественного права и гарантирующих «право народов» (Г. Гроций), или же о создании всемирной организации, призванной обеспечить сотрудничество на базе коллективной безопасности (В. Вильсон). Позиции же реалистов в рассматриваемой проблеме на первый взгляд не столь очевидны.

Как мы уже видели, одно из важнейших положений теории политического реализма -- это выделение конфликтов как ведущих и наиболее распространенных типов международных процессов. Однако это не означает, что реалистов не интересует исследование международного сотрудничества. Напротив, некоторые из них (например, А. Уол-ферс, к теоретическим взглядам которого мы вернемся чуть ниже) специально посвятили анализу международного сотрудничества целые работы, внесшие важный вклад в науку. Особенности же реалистского подхода к рассматриваемой проблеме состоят в следующем. Во-первых, цри реалистском подходе международное сотрудничество, как правило, сводится к межгосударственным взаимодействиям на основе взаимного признания суверенитета и невмешательства сотрудничающих сторон в дела друг друга. Во-вторых, для реалистов важнейшим стимулом, побуждающим государства к сотрудничеству, является анархичность международной среды: сотрудничество организуется там, где есть конфликт или его угроза. Поэтому, в-третьих, главной целью межгосударственного сотрудничества является безопасность, а его исходной, простейшей и наиболее распространенной формой -- военный (военно-политический) союз. Вспомним, что к этой форме сотрудничества между суверенными политическими единицами обращался еще Фукидид, который подчеркивал и то, что в военном (военно-политическом) союзе есть доминирующая сторона, ядро союза, центр гравитации. Древнегреческому историку принадлежит пальма первенства и в открытии «конфликтного цикла», в который могут быть втянуты государства, в том числе и помимо своей воли. Одной из причин «конфликтного цикла» может стать увлечение наиболее сильных государств политикой втягивания в союз с ними других игроков политической сцены. Ответом на это становится интенсификация поиска союзников другими мощными государствами. Результат -- ситуация, подобная той, которая сложилась в XIX в. и которую Бисмарк характеризовал как «кошмар коалиций».

Однако реалистская парадигма в рассмотрении международного сотрудничества не сводится к исследованию военных и военно-политических союзов и их роли в обеспечении национальной безопасности государства. Как подчеркивал Осгуд, союзы представляют собой латентное военное сообщество, основанное на общем сотрудничестве против «третьей силы», представляющей собой реальную или же воображаемую угрозу для стран, вступающих в союз. Это означает, что с исчезновением такой угрозы союз как форма сотрудничества, чаще всего, прекращает свое существование. Союз распадается и когда менее сильные государства выходят из него («отпадают от союза», по терминологии Фукидида) под давлением противостоящей союзу мощной державы, а также по причине невыполнения одной из сторон взятых на себя обязательств (из-за выявившейся в ходе его существования неэффективности в достижении целей, ради которых он был создан, и т.п.). Иначе говоря, данная форма сотрудничества, носит, как правило, временный и ограниченный характер (конечно, бывают и исключения, ведь и союзы могут существовать не только в виде военных и военно-политических объединений).

Еще одна важная особенность реалистского подхода к проблеме международного сотрудничества является следствием его положения о том, что один из элементов национального интереса государства -- это потребность в наличии благоприятного международного окружения. Последовательное отстаивание этого положения может привести к неожиданным и в чем-то парадоксальным для убежденных сторон-- ников теории политического реализма результатам. Г. Моргентау, например, на этой основе приходит к выводу о необходимости создания, системы коллективной безопасности, что на первый взгляд выглядит как явная уступка его оппонентам-идеалистам.

Наиболее репрезентативным исследованием проблемы межгосударственного сотрудничества с позиций «традиционного» политического реализма стала изданная в 1962 г. работа Арнольда Уолферса «Разногласия и сотрудничество. Эссе по международной политике» (\Уо1/ет8. 1962). Отталкиваясь от реалистского понимания международной среды как анархии, автор подчеркивает, что «деятельность политиков, определяющих взаимоотношения своей страны с другими странами и действующих от лица государства, должна опираться на беспристрастную оценку национальных интересов, что предполагает способность государственных лиц пренебрегать собственными эмоциями и эмоциями общественности». Основной смысл сотрудничества, исходя из этого, определяется как «необходимое условие успешного Проведения политики баланса сил» (там же. Р. 32, 35). Уолферс отмечает, что «черта, разделяющая дружеские и враждебные отношения, не всегда четко определена», но одновременно он настаивает на предпочтительности именно враждебных отношений как объекта научного Исследования: «Внимание общественного мнения и большинства авто-Ров фокусируется именно на враждебных отношениях стран, поскольку спокойно протекающие взаимоотношения, подобные тем, что установились в последнее время между США и Великобританией, не вызывают большого интереса» (там же. Р. 28, 32).

Уолферс выделяет два основных мотива, или стимула, и, соответственно, два типа межгосударственного сотрудничества: «внутрина-правленное» и «внешненаправленное» сотрудничество. «Внутрина-правленное» сотрудничество мотивировано желанием государства улучшить отношения внутри объединенной группы, и в этом случае интерес является сугубо внутренним для группы стран и полностью независимым от внешних по отношению к этой группе угроз. В свою очередь, «внешненаправленное» сотрудничество продиктовано стремлением государств к объединению усилий в борьбе против общей внешней опасности. В этом случае сотрудничество зависит от длительности существования опасности, которая является очень убедительным стимулом к объединению.

С точки зрения А. Уолферса, сотрудничество «внешненаправлен-ного» типа, к которому относятся все альянсы и договоры о коллективной обороне и которое объединяет государства для взаимопомощи в действиях против общего внешнего врага, сталкивается с меньшим количеством проблем, чем сотрудничество «внутринаправленного» типа. Одновременно он подчеркивает, что между двумя выделяемыми им типами межгосударственного сотрудничества нет четкого различия: нередко в альянсах сотрудничество в области обороны поддерживается различными мероприятиями «внутринаправленного» характера, подобно тому, как НАТО добивалось взаимодействия своих участников в политической, экономической и культурной сферах. «Более того, иногда альянсы преуменьшают важность внешних щелей объединения, не конкретизируя в своих официальных договорах внешнего врага, дабы не провоцировать его. Однако правительства, недостаточно хорошо понимающие различия между двумя типами сотрудничества, обманывают и себя, и своих граждан. Учитывая значимость внешней угрозы, было бы также ошибочно предполагать, что многосторонние соглашения о коллективной обороне могут стать этапом формирования глобальной системы безопасности или мирового правительства» (там же).

Помимо этих двух основных типов сотрудничества А. Уолферс выделяет еще один тип, который на первый взгляд не вписывается в схему «дружбы -- вражды» между государствами. Он описывает данный тип как состояние «минимума взаимоотношений». В нем пребывают государства, проводящие политику изоляции или минимальных полити ческих контактов с другими государствами, стремясь оградить себя о ввязывания в споры между ними. Подобную позицию занимали, например, США перед Первой мировой войной, а также занимает Швейцария, придерживающаяся постоянной политики нейтралитета. Основой такого поведения является надежда на то, что отсутствие требований со стороны государств и их невмешательство в дела других вызовет по отношению к ним по крайней мере дипломатическую дружественность. «Однако, -- подчеркивает Уолферс, -- они могут и не достичь желаемого результата, если случится, что одна или несколько из этих стран не приемлют самой идеи неприсоединения или нейтралитета» (там же.).

Таким образом, основные идеи традиционного политического реализма в исследовании межгосударственного сотрудничества связаны с противопоставлением общего интереса национальному, коллективной безопасности -- значимости внешней угрозы, правового регулирования международных отношений -- балансу сил, этики убеждения -- этике ответственности, эмоционального восприятия картины международных отношений -- рациональному подходу. Однако критика политического реализма, позиция которого во многом объясняется стремлением не допустить возрождения идеалистических «утопий» межвоенного периода (см. об этом: 8тои1$ М.-С. 1998. Р. 136), не должна заслонять его заслуг в «позитивной» разработке проблемы. Например, ряд положений, высказанных Уолферсом относительно международного сотрудничества, стал основой для дальнейшей разработки рассматриваемой проблемы, в том числе и с иных позиций.

3. Теория международных режимов

Не основы и мотивы межгосударственного сотрудничества в институтах, являющихся прямым порождением международного права или международных организаций и не связанных с ними непосредственно, о качестве примеров приводятся режимы международной торговли (1 АГТ -- ВТО), режимы нераспространения ОМП (оружия массового поражения) или же режимы морского судоходства. При этом международные режимы определяются как совокупность норм, принципов, ^пРавил и процедур принятия решения, которые отвечают ожиданиям те факторов. Утверждается, что режимы облегчают сотрудничество через функции, посредством осуществления которых они служат государствам. Режимы смягчают последствия международной анархии для го-ударств, побуждая к децентрализованному осуществлению соглашений. Кроме того, режимы рассматриваются как средство улучшения информации каждой стороны о поведении других сторон. Предполагается, что они способствуют изменению структуры операционных издержек сотрудничества, сокращая «стимулы для нарушения принципов режима» (Кеокап. 1984. Р. 90). Таким образом, с одной стороны режимы уменьшают неуверенность государств и их опасения, что другие нарушат сотрудничество, а с другой стороны, склонность самих государств к подобному нарушению. Как демонстрируют авторы «Тю-бингенской группы», государства создают международные режимы путем согласия по ряду принципов, норм и правил, которые они будут соблюдать в политике в ходе принятия решений в спорных вопросах. Более того, государства обычно устанавливают процедурные нормы дальнейшего развития и адаптации в соответствии с изменившимся положением независимых норм и правил режима. Когда государства формируют режим (или присоединяются к нему), они обязуются соблюдать определенные ограничения относительно использования своих суверенных прав (например, права по своей воле повышать или понижать тарифы) в обмен на то, что другие сделают то же самое. Такие обмены, которые и порождают потом международные режимы, приносят выгоды, но и возлагают обязанности на те государства, которые к ним присоединились (а часто также и на аутсайдеров данного режима).

Другие авторы отмечают, что само существование режима указывает на предшествующую серию решений, принятых государствами в целях сотрудничества. Например, Дж. Грико говорит о влиянии более ранних сделок на состояние сотрудничества (и на возможности такового), а также о роли политики распределения выгод от сотрудничества, существующей в рамках режима (Оггесо. 1990. Р. 218--219).

Теория режимов критикуется также за невнимание к вопросам власти. Распределение силы в международном масштабе рассматривается как основа режимов и как ответственность за изменения, которые происходят в них. Учитывая обеспокоенность государств своим изменчивым положением в международной иерархии, можно сказать, что они вряд ли легко найдут согласие в том, что касается количества передаваемой друг другу информации, а также тех принципов, которые определяют режим. Ведь с этими принципами связаны те потери, которые должны понести государства, и те выгоды, которые они смогу извлечь из существования режима. А снабжение информацией и X рактер потерь от заключаемых сделок -- это уже вопросы высокой п литики (Кгазпег. 1991).

По мнению X. Милнер, заслуживает внимания то, что даже крит ки теории международных режимов соглашаются с ее центральны

положениями и что существуют эмпирические подтверждения вывода о способности режимов уменьшать стоимость деловых операций для государств, ведущих переговоры по соглашениям о сотрудничестве (МНпет. 1992. Р. 496). М.-К. Смуте подчеркивает, что, несмотря на справедливость критики в адрес теории международных режимов, она существенно обогатила анализ межгосударственного сотрудничества: «Понятие режима имеет эвристическую ценность. Оно позволяет обозначить и исследовать те не вписанные в юридические тексты формы регулирования, наличие которых можно констатировать в международной жизни и для обозначения которых до этого не существовало никакого понятия» (8тои1$. 1998. Р. 148). Она отмечает, что в последние годы в исследовании рассматриваемой проблемы наметились новые интересные повороты, ведущие к освобождению от слишком механического подхода к анализу международных режимов. С одной стороны, само понятие международного режима все более заметно уступает место понятию международных институтов, что расширяет возможности анализа формирования правил сотрудничества между государствами, придавая такому анализу социологический характер. С другой стороны, сегодня вырисовывается новое направление, которое акцентирует внимание не столько на стратегиях государств и властных отношениях в международной системе, сколько на реактивном измерении международного сотрудничества (там же).

Рассматриваемая теория возникла как результат полемики между неореалистами и неолибералами. Во второй главе уже говорилось, что эта полемика выдвинула на первый план целый ряд важных вопросов, касающихся международного сотрудничества, и тем самым она дала возможность осмыслить имеющиеся в этой сфере проблемы. Однако положения этой дискуссии нуждаются в дополнительной эмпирической проверке, а сама дискуссия не внесла ожидавшегося от нее вклада в анализ проблемы межгосударственного сотрудничества, поскольку выявила серьезные внутренние слабости и ограниченности обеих участвующих в ней сторон, т.е. неореализма и неолиберализма.

Резюмируя слабости участвовавших в дискуссии сторон, Р. Пауэлл (Ром>е11. 1994) выделяет три аспекта. Во-первых, ссылка на анархичность международной системы малоплодотворна, ибо не дает ответа на вопрос о способах, какими располагает государство для достижения ^своих целей. Кроме того, следует согласиться с Р Кохэном в том, что Международная система всегда была анархичной, поэтому ссылок на ^анархию с целью объяснения международных изменений и, в частности, изменений в уровне межгосударственного сотрудничества и его институализации недостаточно.

Во-вторых, спор об относительных и абсолютных выгодах мало нового внес в понимание межгосударственного сотрудничества. В конечном итоге он перерос в спор о том, что следует считать выгодным для государства. Ключ к пониманию существа проблемы скрывается, по мнению Пауэлла, в том, что степень заинтересованности государства в относительных выгодах не является неизменной (и с этим согласны обе дискутирующие стороны). Это означает, что сотрудничество и заинтересованность в относительных выгодах могут изменяться одновременно, не обусловливая друг друга.

В-третьих, существование режимов и институтов действительно позволяет получить совместные выгоды от межгосударственного сотрудничества. Некоторые способы реализации представляют большую часть выгод одному государству, а некоторые -- другому. Кроме того, существующий международный режим и распределение выгод могут и не отражать имеющегося распределения силы. В итоге подобные ситуации порождают конфликты по поводу распределения выгод и даже могут стать потенциальной причиной гегемонистских войн.

Р. Пауэлл считает,' что фундаментальное объяснение проблем межгосударственного сотрудничества надо искать в особенностях состояния международной стратегической среды. На этом пути теория международных отношений сталкивается с двумя нерешенными вопросами. Первый -- действительно ли институты и режимы легко приспосабливаются к изменениям в распределении силы? И второй -- какие факторы влияют на стабильность международного сотрудничества и на темпы приспособления режимов к происходящим изменениям? Можно добавить, что для теории международных отношений остается открытым и вопрос о характере и тенденциях изменений, происходящих в международной среде.

Именно эти вопросы так или иначе обсуждаются в рамках социологического подхода к анализу межгосударственного сотрудничества.

4. Социологический подход к анализу международного сотрудничества

В определенном смысле упомянутое выше увеличение возможностей исследования международного сотрудничества связано с бурным развитием в последние годы социологического направления в международно-политической науке. Как мы уже отмечали, оно основано на понимании современного мира как единого пространства, структур¹ рованного многообразными и все более взаимозависимыми сетями социальных взаимодействий, как процесс постепенного формирования глобального гражданского общества. Оно трактует изменения, происходящие сегодня в мире, как процесс формирования новой, «поствестфальской» реальности, для которой характерны тотальная взаимозависимость и фундаментальное изменение всех основных параметров международных отношений.

Представители социологического подхода подчеркивают, что в условиях новой реальности анализ международного сотрудничества будет неадекватным, если его не проводить в более широком масштабе глобальных транснациональных связей и взаимодействий. Новая ситуация выявляет ограниченность как нормативно-правового, так и «режимного подходов», как неореалистской, так и неолиберальной парадигм. Их общий недостаток в том, что, считая критериями международных процессов рациональность политики, государственный интерес (определяемый в терминах власти, или в терминах экономической мощи), баланс сил или материальное благосостояние, они не идут дальше этого. Анализ же возникающих в наши дни «новых международных отношений» (там же)¹ требует повышенного внимания к роли социальных норм и институтов, групповых ценностей и идентичностей, культур и традиций, которые не отрицают, но мотивируют интересы 'сторон, участвующих в сотрудничестве.

В условиях «постмеждународных отношений» межгосударственное сотрудничество неизбежно становится многосторонним. При этом многосторонность это не просто количество государств, участвующих в сотрудничестве, но, прежде всего, многообразие субъектов сотрудничества: государств, транснациональных фирм, банков, финансовых групп, коммун, этносов, профессиональных объединений и т.п., которые обладают разными легитимностями, разными побудительными интересами, разными рациональностями и разными возможностями. Вот почему в таких условиях не существует да и не может существовать свода единых, предустановленных правил сотрудничества. Сотрудничество представляется как непрерывный процесс коммуникаций, диалога, сопоставления и взаимного приспособления несовпадающих и даже конфликтных интересов и ценностей.

С известной долей условности современные социологические подходы к анализу международного сотрудничества могут быть разделены на четыре основные группы. Эти подходы подчеркивают различные Моменты международного сотрудничества: значимость легитимности

Известный американский исследователь Джеймс Розснау использует термин «постмеждупародные отношения» (Яожпаи!. ТшЪШепсе иг ШогИ РоШсз. А ТЬеогу оГ СЬапде апй Сопйпшйу. Рггпсе1оп, 1990).

международных институтов («британская школа»); международных культурных норм (конструктивизм); истории формирования международных акторов (исторический институционализм); и, наконец, роли новых международных акторов в стирании границ" между внутренней и внешней политикой и изменении в этой связи всего пейзажа международной жизни (французская школа социологии международных отношений)¹.

«Британская школа» в международно-политической науке, которая связана с именами М. Бэнкса, рассматривает межгосударственное сотрудничество как результат произошедшего в результате Вестфальского мира исторического укрепления «международного общества» и созданных в нем межгосударственных нормативных структур. Государства доминируют в определении действующих в международном обществе норм, само существование которых -- результат сознательных и исторически длительных усилий государств по регулированию международной деятельности. Легитимность есть факт признания государствами наличия и действия международных норм, оказывающих важное воздействие на их поведение.

Теория международного общества имеет давние традиции. Она не только притягивает новых сторонников, но и вызывает некоторые возражения. Главным аргументом возражений реалистов оставалась ссылка на незыблемость священного принципа государственного суверенитета. Именно учитывая этот аргумент, представители английской школы рассматривают международное общество как состоящее из суверенных государств, не имеющих над собой никакой верховной власти, но разделяющих определенный минимум совместных ценностей и норм (что предполагает взаимные контакты, осуществляемые от их имени специальными лицами) и обладающих рядом общих (межгосударственных) институтов. Международное общество предполагает взаимную ответственность государств-членов, конвенционально соблюдаемые правила и определенную тенденцию к возрастанию в его рамках межгосударственного сотрудничества. В полном соответствии с традициями политического реализма основными политическими акторами международного общества считаются государственные деятели, а главной ценностью -- осторожность и ответственность в принятии решений. Это является центром притяжения, вокруг которого вращаются все остальные политические ценности: лояльность, добрая воля, решимость, смелость, сострадание, уравновешенность и,, как самое главное, справедливость.

Характерно, что международная анархия хоть и признается теоретиками «британской школы», но понимается совершенно иначе, нежели в реалистскои парадигме, а именно как отсутствие международного правительства, а не как отсутствие всяческой управляемости и легитимности в отношениях между нациями. Следуя этой логике, Барри Бузан сформулировал понятие «зрелой анархии», принципиально отличающейся по прочности своих нормативных ограничений, накладываемых на деятельность государственных акторов (Вигап. 1991).

Следующие два направления в анализе сотрудничества подчеркивают наличие и значимость международных норм как относительно независимых от государственных усилий по их созданию и воспроизводству. Если для сторонников британской традиции нормы (и, соответственно, легитимность международного общества) являются результатом сознательных усилий государств, то для конструктивистов и исторических институционалистов международные нормы обладают мощным самодостаточным влиянием на государства. С точки зрения конструктивистов и исторических институционалистов, нормы не обязательно создаются при непосредственном участии государств и под их контролем, а следовательно, должны быть исследованы в качестве независимого от государства субстрата. В общем-то единственное сходство взглядов конструктивистов и исторических институциона-листов заключается именно в этом критическом отношении к понятию международной легитимности. В позитивных взглядах на содержание, норм эти два подхода существенно различаются.

Конструктивисты убеждены, что нормы следует связывать не с политической по своему содержанию легитимностью, а с социальными процессами, развивающимися в международных отношениях, и с прочностью социальной ткани этих отношений. Государства могут не отдавать себе сознательного отчета в существовании социальных норм, что отнюдь не отменяет их действия и значимости. Нормы неформальны, мобильны и пластичны, и международная политика есть результат постоянного взаимодействия и взаимопроникновения международных и национальных норм или самообразов (идентичностей) государств относительно их роли и статуса в мире. Поэтому мировая политика представляет собой реальность, постоянную в своей открытости переменам, а государства -- единицы, открытые переформулированию своих иден-тичностей под' влиянием внешней среды. Международное сотрудничество рассматривается как результат сходного социального воздействия внешней среды и сходства национальных идентичностеи, разделяемых государствами.

Для исторических институционалистов сотрудничество -- результат воздействия исторических социальных и политических факторов, как международных, так и внутренних. «Длинная тень истории» делает международные нормы в большей степени способными формировать устойчивую национальную идентичность у государственных акторов, нежели это видится конструктивистам. Государства институционалистов обладают гораздо более четким видением своей роли в мире, чем государства конструктивистского направления. Соответственно, в институциональной традиции сотрудничество государств -- нечто более устойчивое и долговечное, чем сотрудничество конструктивистского подхода. Конструктивисты рассматривают национальную идентичность и сотрудничество как подвижную, подверженную изменениям реальность.

Различия в определении прочности и характера международного сотрудничества конструктивистами и институционалистами могут быть проиллюстрированы путем сравнения их взглядов на государственный суверенитет. Институционалисты рассматривают суверенитет как нечто устойчивое и неизменное, в известном смысле препятствующее существенному продвижению по пути к международному сотрудничеству. Распад империй и возникновение новых независимых государств, настойчивое укрепление нормы государственного суверенитета в мире -- результат мощного воздействия социальной ткани международных отношений, возникшей с заключением Вестфальского мира и упрочившейся с распадом Европейской колониальной системы и традиционных империй на протяжении XIX--XX вв. (Меуег 3. а1 а1. кее Иппешоге. 1996). Для конструктивистов суверенитет не некая объективно существующая данность, последовательно и неуклонно распространяющая свое воздействие в мире. Для них это -- норма, распространяющаяся лишь постольку, поскольку этому способствует определенный тип международной системы. Такое распространение не является неуклонным и однолинейным, поскольку сам тип международной системы не является раз и навсегда предопределенным и может принципиально измениться, как это произошло недавно в результате распада сформированной холодной войной биполярной системы. Распространение государственного суверенитета не является однотипным: он может представать в различных формах и обличьях (см. особенно: Ыег$1акег апй 1УеЪег, ей§.). Таким образом, у конструктивистов межгосударственное сотрудничество достигается легче (хотя оно, по-видимому, и не так долговечно), ибо оно не стеснено, по большому счету, даже рамками государственного суверенитета. Межгосударственное сотрудничество достижимо даже там, где для институционалис-тов оно невозможно, и может стать результатом взаимоадаптации идентичностей договаривающихся сторон¹.

Что же касается представителей французской школы социологии международных отношений, то, с их точки зрения, принципиальное значение для анализа сотрудничества государств имеет изучение тех сдвигов, которые происходят во взаимодействии государств и новых участников международных отношений. Межгосударственное сотрудничество, подчеркивает, например, Бертран Бади, сегодня уже нельзя анализировать без учета тех изменений, которые отличают современность от Вестфальской системы международных отношений. В наши дни государство уже не только не единственный, но и не во всех отношениях господствующий актор международной сцены. Усиление взаимозависимости и процессы мондиализации имеют следствием появление фундаментально новых тенденций в мировой политике. Во-первых, происходит автономизация деятельности транснациональных акторов -- этнических, религиозных, культурных, профессиональных и иных групп, мульти национальных фирм, представителей рыночных, коммуникативных, информационных, и миграционных потоков, а также диаспор, мафиозных кланов, выдающихся личностей, «частных» лиц и т. п. В этих условиях государственный суверенитет подрывается «расщеплением» лояльности индивида между тремя относительно самостоятельными сферами -- государством, транснациональными сетями и социокультурными сетями. Во-вторых, формируемые многообразными процессами идентификации (этнической, религиозной, ком-мунитарной...) новые акторы все более успешно претендуют на свою собственную роль в международной жизни, стремясь оказывать влияние на ее структуру, действующих лиц, возникающие между ними конфликты. Важной особенностью происходящих перемен является то, что указанные процессы способствуют дестабилизации всей системы международных отношений, сложившейся в итоге Вестфальских договоров.

При этом мощным источником дестабилизации становится заимствование государством методов и средств сотрудничества, присущих новым международным акторам. В поисках новых форм легитимности государство все чаще идет на замещение отношений гражданской солидарности рыночными отношениями, групповыми связями, транснациональной солидарностью. Все чаще делая скидки на групповую идентификацию (и групповую исключительность), идя на уступки и компромиссы во взаимодействии с новыми акторами, государство активно способствует разрушению главных принципов, составляющих саму основу, его легитимности: суверенитета, территориальности, политического представительства.

Из сказанного вытекает, что особенности межгосударственного сотрудничества в современных условиях не могут быть правильно поняты, если не учитывать м не подвергать анализу по крайней мере два фундаментальных обстоятельства: во-первых, то, что «чистого» межгосударственного сотрудничества сегодня уже не существует, и во-вторых, то, что радикальное противопоставление внутренней и внешней политики и полное делегирование гражданами первой из них государству принадлежит прошлому.

Таким образом, социологический подход расширяет возможности исследования межгосударственного сотрудничества, обладая определенными преимуществами по сравнению с «реалистическим» и «режимным» подходами. Рассматривая конфликт и сотрудничество в неразрывной связи, социологический подход, в отличие от других парадигм, ставит сотрудничество на первое место, отдает ему приоритет, считает его ведущей стороной взаимодействия. Проблеме сотрудничества тем самым придается'динамичность, ее анализу -- многоаспект-ность: социологический анализ не ограничивается одной или даже несколькими областями, а пронизывает их все. Социологический подход не нуждается в предварительном решении вопросов, с которыми постоянно сталкиваются другие подходы к исследованию межгосударственных конфликтов -- таких вопросов, как международная анархия, распределение выгод, детерминизм в соотношении внутренней и внешней политики, государственные и частные акторы и т.п. Поэтому данные вопросы в его рамках утрачивают свое значение труднопреодолимых препятствий (подробнее об этом см.: Цыганков П.А., Цыганков А.П. 1999).

В то же время и в социологическом подходе есть свои недостатки и нерешенные вопросы. Во-первых, они являются следствием основной для современного социологического подхода идеологии, т. е. либерализма. Отсюда определенный налет утопичности, проявляющийся в утверждениях о доминировании глобального интереса как побудительного мотива и общей причины сотрудничества, о движении к всеобщей гармонии как результате гармонизации частных интересов (8тои1з. 1998. Р. 152). Существование общего интереса объективно бесспорно и даже субъективно осознано. Но интересы национальные, частные, групповые и т. п. вовсе не отошли на второй план даже при всей очевидной справедливости метафоры «одной лодки», применяемой для характеристики накопившихся перед человечеством проблем. Как и в широко известной дилемме заключенных, несмотря на явные потери в случае некооперативного поведения, игроки все же ведут себя эгоистично. Это вопрос доверия, дефицит которого является постоянным фактом международных отношений, в том числе (а, возможно, еще в большей степени, чем прежде) и в условиях нынешней эпохи размывания основ вестфальской системы. В формирующейся системе «плюралистической однополярности» (Богатуров. 1996) взаимная зависимость от сохраняющей свое значение государственной независимости заставляет каждое государство относиться к другому с недоверием. Высокая степень взаимозависимости не исключает высокой вероятности конфликта и не создает наилучших условий для развития сотрудничества.

5. Сотрудничество и интеграционные процессы

В последнее время в специальной литературе понятия «сотрудничество» и «интеграция» все чаще разводятся: если межгосударственное сотрудничество не идет дальше рамок, ограниченных суверенитетом, то Интеграция, напротив, означает передачу части суверенитета «в общий котел» интегрирующихся государств (см., например: КиЪгсек. 1997. Р. 653). Здесь действительно существует серьезная аналитическая проблема, касающаяся одного из наиболее широко обсуждаемых сегодня понятий, а именно понятия суверенитета. В то же время исходя из рассматриваемых нами аспектов, интеграция вполне вписывается в вышеприведенное определение сотрудничества и потому не противоречит ему, а представляет собой, как отмечают некоторые авторы, высший тип межгосударственного сотрудничества.

Как бы многообразны ни были сферы и направления международного сотрудничества и как бы велико ни было их значение, центральным и наиболее важным моментом международного сотрудничества остается политическое сотрудничество. От его эффективности во многом зависит решение задач взаимодействия в других областях. Особое значение приобретают вопросы политической интеграции, которая тесно связана с экономической интеграции, однако не сводится к ней и не представляет собой явление «вторичного» или «надстроечного» порядка.