Инвенция, диспозиция и элокуция в риторике

· Модель: (амфиболия при слове) он же ребенок (амфиболия при словосочетании): чувство побеждает рассудок (что поубеждает что?) (амфиболия при предложении): страна не пережила революции (в стране не было революции или страна погибла в результате революции?)

· Пример: (газетный заголовок) Моника Левински в интересном положении.

Заголовок откровенно работает двумя смыслами: до тех пор, пока мы не обратимся к содержанию статьи» нам остается только гадать, имеется ли в виду, что Моника Левински оказалась в забавной ситуации или что Моника Левински беременна. Понятное дело, читатель оказывается весьма заинтригованным: на это, как правило, и рассчитывает осуществляющий амфиболию. Из ''тупика", в котором адресат находится некоторое время, он без участия говорящего выйти не может.

Вне всякого сомнения, перед нами случай (общий для любой акции "амфиболического типа) ^злоупотребления" полисемией: о соответствующем феномене речь шла при описании правил определения и деления понятий. Если правило, в соответствии с которым употребляемое нами понятие -- с точки зрения позитивной логики -- должно быть однозначным, используется негативно, многозначные слова и конструкции выбираются намеренно. Они становятся тактикой говорящего, "заманивающего в свои сети" адресата и фактически делающего адресата беспомощным. Чувство облегчения, приходящее к адресату вместе с разгадкой, должно быть, разумеется, весьма интенсивным: только так возможно оправдать затраты энергии на понимание многозначного фрагмента сообщения.

· Ряд: Пьеру Кардену нравится клетка; не получить сдачи; Леонид Ильич Брежнев сказал в заключении (из анекдота); надпись на одной из дверей в здании КГБ: "Стучать!" (из анекдота).

20 Зевгма (греч. zeugnynai - сопрягать) также определяется как троп, основанный на многозначности.

Однако чаще его рассматривают в качестве формы насильственного объединения слов при игнорировании того факта, что соответствующие слова чаще всего в силу их семантики вообще, не имеют права стоять рядом. Надо сказать, что зевгма действительно представляет собой один из наиболее "ошарашивающих" речевых приемов в этом смысле: она ставит конфликтующие понятия "лицом друг к другу", в самый близкий контекст, фактически сталкивая их значения. (Поэтому, кстати, зевгма часто рассматривается как троп, создающий исключительно комический эффект, что, может быть, все-таки не вполне отвечает действительности.)

Но при более основательном взгляде на зевгму обнаруживается, что "секрет" ее отнюдь не в первую очередь состоит в сталкивании понятий:

более важно то, что зевгма дает возможность употребить слово, объединяющее в себе сразу два (потенциально - больше) значения, каждое из которых оказывается работающим ''В свою сторону" и таким образом объективно '"подходит" сразу к двум не сочетающимся между собой понятиям. Стало быть зевгма - это не два понятия, которые не соотносятся друг с другом, а одно слово, предусматривающее семантическое соответствие двум не соотносимым друг с другом понятиям.[61]

· Модель: - Закройте окно и рот!

· Пример: (из криминальной хроники) Тут-то и пришла ему в голову идея убить время и любовника своей благоверной.

Не обсуждая вопроса о приемлемости тональности, в соответствии с которой в последнее время обычно выдерживаются почти все криминальные хроники, отметим данный случай как случай вполне и вполне удачной зевгмы. Трудно сказать, до какой степени комический (и комический ли вообще) эффект можно засвидетельствовать применительно к данному сообщению, однако помещение второго члена зевгмы ("любовника своей благоверной") в контекст устойчивого словосочетания "убить время" представляется довольно точным ходом.

В составе данного устойчивого словосочетания слово "убить" весьма ощутимо десемантизировано: убить время означает просто использовать время праздно. Дополнение устойчивого словосочетания "любовником" актуализирует, то есть значительно освежает семантически стертое значение слова "убить", возвращая ему первоначальную силу.

Слово "убить" начинает иметь два значения: (1) использовать время праздно, (2) лишить жизни (любовника). Оба значения работают, создавая действительно глубокую весьма и весьма неожиданную связь между элементами зевгмы. В компактной форме зевгмы не только называется преступление, но дается и его характеристика, а также сообщается о его причине (собственно - об отсутствии причины: праздность).

Во всех этих аспектах паралогика сильно выигрывает у логики, которая запретила бы объединять "разнопорядковые" элементы в составе одного целого во избежание нелюбимой логикой, но любимой паралогикой-полисемии.

· Ряд: (благодарственная речь ветерана, получившего от домоуправления пару носков к 9 мая) Большое спасибо за поздравление с Днем победы и носки; здесь всегда можно получить чашку кофе и по морде; немцам мы обязаны войной и гуманитарной помощью.

21 Каламбур троп, осознанный как таковой поздней риторикой: calembur в переводе с французского - игра слов. Троп этот тоже связан с многозначностью, то есть с преобразованием значения слова (слов) в ходе сообщения.

Удачной представляется попытка связать каламбур с так называемой реализованной метафорой (см. выше). Подобно реализованной метафоре каламбур предполагает обращение к прямым значениям слов, обычно употребляющихся переносно. Однако - в отличие от реализованной мета"

форы - каламбур часто сам создает прямые значения там, где изначально их не предполагается, в ряде случаев - в результате незначительных преобразований в морфологической структуре слов.

У каламбура, вообще говоря, частично дурная слава: склонность каламбурить нередко считается признаком плохого вкуса. Может быть, вследствие того, что каламбур как троп часто связан с так называемыми поверхностными смыслами слов, ""играть" которыми не представляет большого труда. Однако, безусловно, делать вывод о недоброкачественности каламбура как приема только на основании злоупотребления им в среде "любителей" едва ли правомерно. Каламбур не "хуже" и не "лучше" других тропов и отнюдь не требует оценочного к себе отношения, будучи просто одним из фигуративных средств, любое из которых, попадая в "плохие руки", может давать сбои.

Традиционно каламбур строится на таких известных языковых явлениях, как полисемия (разные значения одного и того же слова), омонимия (близкие значения одного и того же слова) и омофония (звуковое сходство слов). Эффект же каламбура обусловлен проекцией "нового" значения слова на его "старое" значение и возникающей вследствие этого - иногда действительно забавной - перекличкой смыслов.

· Модель (при полисемии): связать два довода - морским узлом (при омонимии): она в мужском туалете - в брюках и пиджаке (при омофонии): мясная (омофон с "лесная") нимфа

· Пример: суковатая особа.

Общеизвестному слову "суковатый", не имеющему приписанного ему значения, приходится в данном примере изловчиться таким образом, чтобы стать однокоренным не с действительно родственным ему словом "сук", а с полупристойным словом "сука".

Не особенно настаивая на элегантности "нового смысла" анализируемого слова, обратим внимание лишь на то, что логическое правило, используемое негативно при осуществлении каламбура, есть то же самое правило, что и в случае с амфиболией, а именно: правило однозначности понятия при оперировании им. Нарочитая двузначность данного случая - как и каламбура вообще связана с тем, что "старое значение" слова "суковатый", тоже присутствующее в словосочетании, используется лишь как своего рода "извинительный фон", то есть намек на причину, в силу которой подобные трансформации оказываются возможными.

· Ряд: отвести душу на вокзал; науки юношей пытают; жесткое до синяков правило; включительно и выключительно; желаем безбрежнева счастья; заниматься не своим телом.

22 Тавтология (греч. tauta - то же, logos - слово) как еще один троп, работающий многозначностью, наглядно демонстрирует отношения между логикой и паралогикой: с точки зрения логики - это ошибка, с точки зрения паралогики - фигура. Особенности этой фигуры в том, что с ее помощью, посредством синонимов и родственных по значению слов, осуществляется повторение уже сказанного

Секрет тавтологии как фигуры - в возможности тонко различать значения близких по смыслу слов, обнаруживающих различия только в том Случае, если они (что и приветствует паралогика) поставлены рядом. Это сообщает фигуре риторическую функцию, поскольку, пребывая по отношению друг к другу на значительной дистанции, близкородственные слова, как правило, действительно означают "приблизительно одно и то же". Столкновение же сходных значений в предельно близком контексте дает возможность уловить присущие каждому из слов нюансы.

· Модель: Это хорошо и замечательно (например, заслуживает внимания).

· Пример: Президент извинился: дескать, не удалось и не получилось. Однако понятно, что скорее не получилось, чем не удалось: собственно говоря, никаких попыток и не предпринималось!

Редкий пример "развернутой", то есть откомментированной, тавтологии. Пример позволяет увидеть, как тавтология-фигура в принципе может работать. Выражение "не удалось и не получилось" представляет собой очевидную тавтологию" точно такую же, как, например, "в общем и целом". Ясно, что "удалось" и "получилось" суть синонимы, способные легко заменять друг друга практически в любом тексте. Ощутить разницу в значениях здесь, как нигде, трудно. Однако автор высказывания тем не менее улавливает эту разницу и описывает ее, причем блистательно. Значения, которые воспринимались как "в принципе одинаковые", оказываются разведены: "удается" (от "Удача") тогда, когда предприняты действия, "получается" (ср. однокоренное "случай") - само собой. Различие это кажется очевидным только благодаря тавтологии " фигуре, вынуждающей слова работать нюансами значений. Однако, разумеется, легко представить себе сообщение, в котором (как в словах президента, не сопровожденных комментарием) слова "не удалось" и "не получилось" суть тавтология-ошибка.

Ряд: в строгом и точном смысле слова...; смешная и забавная ситуация; вялый и флегматичный тип; странные и удивительные последствия; настоящая и истинная свобода; это вздор и бред.

23 Плеоназм (греч. pleonazein - иметься в избытке) как термин тоже заключает в себе два значения: плеоназм-ошибка и плеоназм троп. Соответствующий троп (так же, кстати, как и тавтологию) довольно трудно осуществить так, чтобы оправдать наличие фактически избыточного признака при понятии, уже включающем в себя этот признак.

Однако "секрет" остается все тем же: оказываясь рядом, слова актуализируют все возможные нюансы, чего не происходит, когда те же самые слова оказываются далеко друг от друга. Поэтому в принципе предположить некий разумный "выход" из плеонастической ситуации время от времени оказывается все-таки возможным. Важно лишь следить за тем, чтобы в параллель к осуществляемому плеоназму не подстроилась некая нежелательная конструкция (ср.: "белый снег" - "разве бывает небелый снег"?"). Поэтому грамотно осуществить плеоназм чаще всего означает предусмотреть возможный вопрос и "снять" его предварительно.

· Модель: окончательный результат (например, при наличии промежуточного)

· Пример: (заголовок) За русскую Россию и заокеанскую Америку!

В высшей степени профессионально осуществленный плеоназм троп. Контекстная среда в данном случае оказывается настолько прозрачной, что прием почти не требует каких-либо оговорок или последующих комментариев, несмотря на очевидность сразу двух плеоназмов" - "русская Россия" (какая, дескать, бывает еще?) и "заокеанская Америка" (разве есть "другая" Америка -- не за океаном?).

Газетный материал посвящен, как и ожидается, проблеме американизации России, то есть превращению России в местную Америку. Пафос статьи в том, что Америке лучше оставаться за океаном " в этом случае у России есть шанс действительно остаться самой собой.

Таким образом, дефектные, с точки зрения логики, структуры оказываются более чем приемлемыми с точки зрения паралогики. Более того, почти очевидно, что трудно добиться нужных автору материала целей каким-либо иным путем, кроме осуществления плеоназма.

· Ряд: полный порядок; в самый последний раз; полноправный президент; вызывающее нахальство.

Несобственно тропы

24 Апосиопеза (фигура умолчания) (греч. aposiopan - умолкший) открывает весьма интересную группу тропов, которые мы обозначили словосочетанием несобственно тропы. Их специфика, как уже указывалось, в том, что они, в отличие от собственно тропов, находятся в конфликте не столько с критерием истинности, сколько с критерием искренности. У осуществляющего несобственно тропы фактически нет иного выбора, чем в каждом конкретном случае обратиться к фигуративному высказыванию; почти во всех случаях возможность высказаться прямо (почти всегда существующая для того, кто намерен воспользоваться собственно тропой) просто исключена.

Мотивы, как тоже уже упоминалось, оказываются чаще всего этическими: это этическая невозможность или нежелательность "назвать вещи своими именами". Однако очевидно, что многообразие ситуаций, в которых употребительна данная группа тропов, не исчерпывается исключительно этикетными речевыми ситуациями (ср., например, суеверие как один из возможных мотивов не "называть вещи своими именами").

Самая последовательная из позиций в этом смысле, разумеется, не упоминать имя вещи вообще. Такая позиция и стоит обычно за тропом, традиционно именуемым "фигурой умолчания", которую классически определяют как прекращение начатой речи в расчете на догадку читателя.

Определение это не вполне удобно, поскольку не описывает происходящее точно. Начатая речь может не только не прекращаться, но и благополучно продолжаться, однако фрагмент сообщения, существенный для адресата, просто "пропадает. Интересно отметить, что иногда фрагмент этот пропадает без предупреждения (закрытая фигура умолчания), и тогда судить о "пропаже" можно только по неровности синтаксического рисунка фразы, например, по паузе или по многоточию как ее графическому заместителю в письменной речи.

В других случаях говорящий работает открытой тактикой, предварительно ставя адресата в известность о том, что следующим шагом будет употребление фигуры умолчания (заявление типа: об этом я не скажу), это открытая фигура умолчания.

Существует некоторая паралогическая хитрость, способная сделать фигуру умолчания "еще более" риторической: в случаях действительно мастерской работы с этим тропом фигуру умолчания исполняют, главным образом, тогда, когда направление ее прочтения уже задано (ср. в ахматовском стихотворении после такого начала, как "здесь все меня переживет...", и продолжения: "И голос вечности зовет с неодолимостью нездешней", открытая фигура умолчания: "И кажется совсем не трудной, белея в чаще изумрудной дорога, не скажу куда..."). В этом и паралогический эффект фигуры умолчания - скрыть то, что почти очевидно.

· Модель: Они встречаются, а уж что между ними -- это тайна.

· Пример: Но продолжать войну... не будем говорить, как это называется.

Открытая фигура умолчания -- в высшей степени уместная в такой сверхэтикетной ситуации, когда российским властям должно быть фактически предъявлено весьма и весьма сильное обвинение. И хотя обвинения не прозвучало (по причине "вмешавшейся" фигуры умолчания), содержание его в принципе хорошо понятно. Дистанция между "не сказано" и "сказано" паралогически минимальна (где "не сказано" есть "сказано"), будучи огромной с точки зрения логики (где "не сказано" и "сказано" совпадать не могут).

· Модель: но порнография с использованием детей - язык не повернется назвать это своим именем; количество жертв уже известно... повторять это еще роз кощунственно; но когда россияне начинают хвалить столь ненавистное ИМ Прошлое... {обрыв речи с мгновенным переходом к другой теме)

25 Астеизм (греч, asteismos - букв. столичность, перен. остроумие), будучи несобственно тропом, есть одна из форм иронии[62]

При характеристике астеизма в качестве тропа обычно пользуются узким значением этого слова (так как в широком значении астеизм может означать любую элегантную шутку вообще).

В узком же значении астеизм определяется как комплимент, чаще всего самому себе, причем сделанный опять же с точностью до наоборот. Иными словами, это похвала в форме порицания. Иными словами, перед нами вариант "самоуничижение паче гордость".

Очевидно, что осуществление астеизма требует той же самой контекстуальной "прозрачности", что и осуществление антифразиса. В противном случае астеизм превращается в ханжество.

· Модель: Ваш покорный слуга.

· Пример: Мы ведь, россияне, кто? Те же "винтики", что и прежде.

Астеизм "мы... "винтик" (в сталинском понимании слова "винтик") легко прочитывается в подлинном своем значении "на самом-то деле мы сила". Прочтение такое опять же оказывается возможным благодаря хорошо (точно) выстроенному контексту, позволяющему не заблуждаться относительно необходимости иронического переосмысления высказывания.

Нетрудно заметить и то, что перед нами негативная эксплуатация правила, связанного с законом исключенного третьего, игнорируя который автор высказывания фактически делает два контрадикторных сообщения, каждое из которых "истинно": "мы не сила" и "мы сила". Именно присутствие обоих суждений в качестве "равноистинных" и обусловливает семантический эффект астеизма.

· Ряд", мне как человеку постороннему; это мое собачье дело; только такой идиот, как я; я университетов не кончал; я ведь мужик деревенский.

26 Паралепсис (греч. paraleipsis- пропуск) тоже представляет собой весьма забавный несобственно троп, механизм действия которого состоит в его "самоуничтожении". При паралепсисе сообщается именно то, о чем говорящий собирается умолчать. Троп этот имеет весьма широкое распространение в речи, причем употребляется чаще всего неосознанно. Разумеется, при неосознанном употреблении он уже не является тропом и подлежит суду с точки зрения логических законов (прежде всего с точки зрения закона противоречия). Правда, следует помнить, что многие паралепсисы настолько прочно вошли в речевой обиход, что уже не воспринимаются как таковые, будучи просто своего рода речевыми клише.

Однако при сознательном употреблении в связи с риторической функцией паралепсис может превратиться в оборот большой силы: смысловые эффекты, достигаемые посредством данного тропа, чрезвычайно интересны и часто крайне неожиданны. Осуществляющий этот троп как бы осуществляет акт самофальсификации; цель, которая при этом преследуется, это фактически "невольно проговориться" о чем-то, чего адресат в принципе знать не должен, но о чем ему, с точки зрения говорящего, все-таки лучше узнать. Часто троп этот производит комический эффект, поэтому многие опять же рассматривают его как разновидность иронии.

· Модель: я уже не говорю, что вы идиот

· Пример: Я никогда не употребляю - и, видимо, сейчас опять не употреблю! - слова "задумка".

Риторически использованной паралепсис с полным осознанием ожидаемого семантического результата данного тропа. Самофальсификация говорящего доведена до абсурда и потому перестает восприниматься как самофальсификация. "Никогда не употребляемое" им слово "задумка" получает крайне резкую негативную характеристику гораздо более резкую, чем если бы говорящий действительно охарактеризовал данное слово негативно. Разумеется, логика смело может предъявить говорящему претензию в игнорировании закона противоречия. Но, рассматривая сообщение паралогически, констатировать каких бы то ни было неполадок не приходится: говорящий создает противоречие и даже отчитывается в создании этого противоречия, снимая с себя вину за бездумное пользование языком.

· Ряд: не предлагать же президенту уйти в отставку после этого; не стоит лишний раз подчеркивать, что лишний раз подчеркивают только зануды; как бы не проговориться в том, что я недолюбливаю пламенных трибунов.

27 Преоккупапия (лат. occupation - внедрение) ~ несобственно троп похожего типа, но развернутый в ином направлении. Осуществляющий преоккупацию тоже "проговаривается", однако несколько иначе: отрицая нечто, он тем самым это же и утверждает. Критерий искренности оказывается нарушенным полностью.

Если рассматривать преоккупацию просто как один из речевых механизмов, то можно считать, что это механизм практически постоянного действия: он полностью соответствует, например, русской пословице "на воре шапка горит". Так, отрицающий: "Я никогда не вру" - сразу же попадает под подозрение именно в силу произнесенного им слишком категоричного отрицания. Возникает большое искушение прочесть данное признание наоборот.

Выражения такого типа в обыденном словоупотреблении (а ряд их можно сколько угодно долго пополнять: "Я не расист", "Я люблю, когда со мной спорят", "Я всегда владею собой" и др.) могут представлять собой случаи невольной самофальсификации, но речь не об этом. При риторическом использовании преоккупации, то есть при использовании ее "в качестве тропа, предлагаемое отрицание всегда является утверждением в силу очевидной невозможности отрицать оное.

Сущность преоккупации состоит именно в создании противоречия (часто комического, опять же при иронии) между очевидным и отрицаемым.

· Модель: Он единственный в мире, кто никогда не ошибается. *

· Пример: Пусть генерал расскажет чеченцам про Чечню: они же там никогда не бывали.

Мастерская преоккупация, для корректного прочтения которой созданы все необходимые условия. Вероятность "позитивного прочтения" сообщения полностью снята условиями контекста: троп отчетливо воспринимается как прием.

При этом, как очевидно, говорящим использованы фактически минимальные средства для создания сильного смыслового эффекта: набор средств сводится к демонстрации принадлежности чеченцев к Чечне чисто лексическим образом: трудно предположить, что чеченцы, "будучи таковыми", на самом деле никогда не бывали в Чечне. Поставить это соображение под сомнение едва ли кого-либо отважится - отсюда и возможность прочтения отрицания как утверждения.

Как следует из логики, предмет не может одновременно быть и не быть чем-то: преобразование этого логического правила в обратное правило паралогики и "держит" преоккупацию как троп.

* Ряд: говорите, говорите: я никогда не слушаю; правительство советует потуже затянуть пояса, утверждая при этом, что оно не враг своему народу; мафия никого никогда не убивает -- это против ее обычаев.

28 Эпанортоза (греч. epanorthosis - самоисправление) хорошо отражает особенности данной группы тропов: самоисправление есть фактически тот минус-прием из двух предшествующих случаев, который в данном случае является плюс приемом. Эпанортоза - невольная поправка, в последний момент "отдающая дань" критерию искренности.

Эпанортоза есть то, чем изобилует повседневная речевая практика и что обыкновенно используется чисто утилитарно, то есть действительно для уточнения только что сказанного. Разумеется, если в этом есть необходимость, операции такой трудно отказать в закономерности, особенно если она осуществляется в соответствии с логическими правилами. Например, уточняя словосочетание "центр Москвы", я воспользуюсь, скажем, словосочетанием "Тверская улица", но не воспользуюсь словосочетанием "Невский проспект" (во избежание перехода в другой род (и город!) - логическая ошибка).

Однако в том случае, если совершаемая мною операция по самоисправлению носит паралогический характер, то я, вне всякого сомнения, отнюдь не гарантирую логической состоятельности уточнения. На этом и строится эпанортоза как троп.

· Модель: сезонная, то есть уже никому не нужная распродажа

· Пример: На американскую, читай показную, демократию тоже глупо / ориентироваться.

Классическая эпанортоза в риторической функции: автор высказывания уточняет, во всяком случае, так, как считает нужным! - содержание понятия американская (демократия), акцентируя ее демонстративный характер и тем самым ставя под сомнение понятие демократия как таковое.

Встав на позиции логики, мы, разумеется, не найдем в перечне свойств американской демократии такого внутреннего свойства, как "показная". Более того, данная характеристика вообще представляет собой характеристику извне, а не изнутри (то есть сами американцы, может быть, с данной: характеристикой и не согласятся!). Между тем с позиций паралогаки упрекнут» данную характеристику демократии практически не в чем: паралогика отнюдь не следит за тем, чтобы аргумент лежал в области спорного вопроса, -- наоборот, предлагая гораздо более обильные источники аргументации.

· Ряд: рубль, то есть тысяча рублей, перестал(а) быть деньгами; директор, мошенник, скрылся в неизвестном направлении; оппонент доказал -- заставил признать, скажем, - что...

29 Гипербола (греч. hyperbole - избыток, преувеличение) является одним из самых известных и запоминающихся "неискренних" тропов - может быть, в связи с очень большой конкретностью данного понятия. Гиперболу часто определяют как преувеличение, но определение это со всей отчетливостью несколько условно (несмотря на его наглядность применительно к критерию истинности), поскольку слово "преувеличение" носит несколько бытовой характер и как определение не слишком пригодно. Видимо, правильнее считать, что гипербола есть случай номинации, при котором "большее" замещает "меньшее".

Перенос, свойственный каждому тропу, в случае с гиперболой осуществляется как наделение сравниваемого объекта признаками того, с чем его сравнивают, причем то, с чем его сравнивают, всегда берется в сильно превосходной степени. Гипербола есть, таким образом, своего рода "игра величинами", при которой "большая величина" сопоставляется с меньшей или просто выполняет роль меньшей, заступая на ее место.

В обыденной речи гипербола весьма широко распространена - без того, чтобы осуществляющие ее осознавали соответствующий прием как гиперболу (так, когда я заявляю: "Я сто раз уже это говорил!", я отнюдь не готов отвечать за упоминаемое мною число). Тропом, как и другие тропы, гипербола становится тогда, когда употребляется в риторической функции, то есть осознанно и с определенным семитическим заданием.

· Модель: (любовное признание) я пойду за тобой на край света

· Пример: А денег у него - пять раз Россию купит и еще на мороженое останется.

Несомненная гипербола, причем мастерски выполненная (с перспективой - "и еще на мороженое останется", впрочем, перспектива носит характер литоты, см. ниже). Перед нами сопоставление некоторого большого - не названного " количества денег с нереально большим количеством денег Семантический эффект осуществленной операции - акцентирование суммы, большей, чем та, которую реально может представить себе говорящий.

Паралогическая операция, лежащая в основе, в том числе и этой, гиперболы (кроме того, что "объект" явно нетождествен себе самому), - сравнение вместо определения. Безусловно, логика поприветствовала бы указание точной суммы, не необходимой с точки зрения паралогики.

· Ряд: в стране кризис, равного которому не знала история; оставшись голым после раздачи долгов...; рассчитал половину кабинета-- у него миллион других рабов.

30 Литота (греч. litos - скромный, незначительный), которую часто называют еще "мейозис", - троп, прямо обратный гиперболе и традиционно определяющийся как "преуменьшение" - есть случай, при котором "большая величина" замещается "меньшей" либо бессознательно, следуя речевой традиции ("Загляните на минутку!"), либо осознанно, то есть с определенной фигуративной целью.

· Модель: меньше, чем ничего

· Пример: Количество богатых в новой России относительно количества прочих граждан в процентном отношении невыразимо.

Разумеется, оборот отсылает к ничтожно малому числу, однако - с точки зрения логики - представить себе невыразимое в процентном отношении малое число все же невозможно. Будучи паралогическим средством, литота "совершает невозможное", вступая в честный конфликт как с законом тождества, так и с правилом, согласно которому сравнение не предлагается вместо определения.

· Ряд: фиксируя одну тысячную градуса в изменении угла государственного ветра; ... говорят, что он вообще не спит -- ни минуты; на работу в Москве давно уже никто не ходит: зарабатывают сдачей квартир.

31 Перифраз (греч. perifrasis, от peri" вокруг и frasis - выражение) обозначает троп, посредством которого одно понятие представляется через несколько понятий, то есть, описывается, а не называется. Эта непрямая процедура понятным образом тоже "конфликтует" с критерием искренности.

Описание вместо называния - это то, чем мы все широко пользуемся, отнюдь не отдавая себе в этом отчета. Существует множество причин, в силу которых объект не может или не должен называться напрямую: от причин религиозного (Всемогущий вместо имени Бога) или этикетного свойства до причин, связанных с необходимостью избежать повтора, то есть многократного прямого называния объекта (например, "уже упоминавшееся оптическое явление" вместо "отражение").

Разумеется, во всех этих случаях функция описания может быть не риторической, а практической (в ряде случаев даже утилитарной). Перифразом, то есть собственно тропом, описание становится тогда, когда с его помощью решаются паралогические задачи.

· Модель: точка, точка, запятая, минус, рожица смешная, палка, палка, огуречик... .

· Пример: Бесплатные сосиски для всех, афишки, рекламки и значки - по желанию, короткая речь про "наши беды", рукопожатия, объятия, поцелуи с выхваченными из толпы желающими... глядишь, и мандат в кармане!

Перифраз, описывающий понятие избирательная кампания, не называя его, но лишь косвенно обозначая --."глядишь и мандат в кармане". На примере этом видно, чем паралогическое описание отличается от логического: частные понятия, посредством которых презентируется понятие общее, необходимым образом не связаны между собой. Так, если человеку, находящемуся вне данного контекста, задать вопрос о том, что общего между избирательной кампанией и сосисками, ответа, видимо придется ждать долго.

"Нарушенным" логическим правилом в случае с парафразом (опять же с учетом игнорирования закона тождества) как раз и является правило под названием "аргументы, не связанные между собой с необходимостью".

* Ряд: жители столицы ловят воздух ртом (вместо: задыхаются); вчерашние беженцы набивают дырявые карманы деньгами; квартира, дача, машина, любовница со знанием шведского, дети в Оксфорде... благосостояние!

32 Аллюзия (лат. allusio - намек) есть троп, название которого говорит само за себя: здесь мы действительно имеем дело с намеком, Искусство намека предполагает два основных риторических аспекта построения высказывания. Во-первых, опознаваемость того, к чему отсылается адресат; во-вторых, наличие, хотя бы и паралогической, связи между предметом (лицом, явлением, событием) и параллели к нему. Таким образом, аллюзия есть та же аналогия: то, что сравнивается, уподобляется факту из области истории, политики, литературы и т. д.

Своеобразие аллюзии в том, что то, на что она может быть спроецирована не называется: адресату самому предлагается догадаться, какой из известных ему фактов имеет в виду говорящий. Таким образом, опять же отсутствует один из членов аналогии, а вместе с ним часто и объединяющий члены аналогии признак.

Аллюзия часто напоминает уже обсуждавшуюся нами аллегорию. Разница лишь в том, что аллегория есть гораздо более прямое (не вступающее в конфликт с критерием искренности) указание на подразумеваемый объект и при необходимости охотно поясняется говорящим.

В основе же аллюзии лежит не столько задача сопоставить предметы, лица и проч., сколько задача по той или иной причине скрыть существующую связь между членами аналогии. Отсюда и гораздо меньшая прозрачность аллюзии по сравнению с аллегорией, и разрушение аллюзии при попытках ее объяснения.

Иными словами, характер связи между членами аналогии в случае с аллюзией менее обязательный, чем при аллегории. За намек как бы "отвечает" не столько намекающий, сколько тот, кто читает намек (ср.: каждый понимает в меру своей испорченности). Это качество аллюзии сделало данный троп чрезвычайно популярным в советское время: читатели с удовольствием искали и находили аллюзии даже в сообщениях, в которых изначально не предполагалось никаких аллюзий.

· Модель: (из времен Брежнева) Фридрих Вильгельм IV с его страстью вешать ордена себе на грудь...

· Пример: Нестабильные политические обстоятельства, как известно, иногда вынуждают вспомнить о фригийском колпаке.

Аллюзия с "фригайским колпаком* будет разгадана теми, кому известно, намеком на что может служить напоминание о фригийском колпаке. Фригийский же колпак, который носили древние фригийцы, в свое время стал образцом для головных уборов деятелей Французской революции. Поэтому "вспомнить о фригийском коллаже" означает в нашем примере взяться за оружие, готовить новую революцию и проч. Однако имеется ли в виду, что время "вспомнить о фригийском колпаке" уже настало или это лишь "замечание вообще", определить трудно -- именно в силу того, что аллюзия предполагает негативное использование логического правила об аргументах, которые необходимым образом должны быть связаны между собой. В нашем же случае силлогизм мог бы представлять собой следующее умозаключение:

Нестабильные политические обстоятельства предполагают {наличие} борцов

Некоторые борцы косят фригийские колпаки (следовательно)

Нестабильные политические обстоятельства предполагают фригийские колпаки {наставляют вспомнить о фригийском колпаке)

В этом силлогизме отчетливо заметно, что аргументы, с точки зрения логики, в принципе не связаны между собой с необходимостью. Она порождена только и исключительно актуальным контекстом высказывания, который фактически и позволяет использовать соответствующий логический закон зеркально, - в целях осуществления аллюзии как намека на нестабильность актуальной политической ситуации. Однако о нестабильности актуальной политической ситуации, как мы видим, ничего не сказано, так что ответственность за проекцию '"целиком" лежит на слушателе.

· Ряд: конкурс красоты во времена Париса закончился Троянской войной; сицилийская мафия первоначально не выходила за пределы Сицилии; потемкинские деревни были величайшим открытием века, причем даже не нашего.!!

33 Эйфемизм - тропеическое явление, близкое к аллюзии, сегодня не рассматривающееся как троп, но в античной, например, риторике определенно входившее в состав тропов. С греческого части слова "эвфемизм" переводятся как Хорошее" (ей) и "слово" (pheme). Смысл же перевода таков: стремлюсь не употреблять "плохих" слов и выражений.

История эвфемизма (до того, как он был осознан в качестве тропа, то есть получил специальную риторическую функцию) восходит ко временам речевых запретов, табу, которые были выражением народномифологического сознания (произнесение слова вызывает к жизни соответствующий "дух"... что, может быть, не так уж и невероятно!). В те времена имя (лица, предмета и проч.) заменяли другим, "безопасным", именем. Считалось, что "нежелательному" объекту это второе имя неизвестно (классические примеры: "ведьма" от "ведает" или "медведь" от "ведающий мед". Произнесение как того, так и другого слова вместо подлинных имен гарантировало непоявление опасных гостей в момент речи.

В настоящее время под эвфемизмом понимается, главным образом, "приличный" - квалифицируемый как "нейтральный" эквивалент этикетно нежелательного или слишком интимнoro выражения. Характерная особенность эвфемизма в том, что он (по сравнению с замещаемым им словом) более расплывчат и, стало быть, менее точен. Типично для эвфемизмов то, что они легко конвенционализируются, то есть превращаются, в своего рода ситуативно-обусловленные названия объектов. По этим ситуативно-обусловленным названиям, которые постепенно могут становиться общеизвестными (разумеется, далеко не все), объект и начинает впоследствии легко идентифицироваться говорящими.

· Модель: отойти в мир иной (вместо: умереть)

· Пример: С пятнадцатью миллионами общественных рублей (новых), которое он успел незаметно приберечь, глава фирмы и исчез.

Не заставляющий себя долго искать эвфемизм "незаметно приберечь" является пристойной и, разумеется, противоречащей критерию искренности параллелью к "украсть" - выражению, этически нежелательному, во всяком случае до момента официального обвинения.

Интересно, что эвфемизм, вовсе не будучи конвенциональным, тем не менее легко прочитывается в предлагаемом контексте- не оставляет сомнений и его функция (обойтись "мягким вариантом" обозначения довольно жесткого действия). Опять же понятно, что перед нами аналогия с опущенным первым компонентом, а именно тем, что сравнивается. Эксплицитно представлен лишь второй компонент, косвенным образом обозначающий и признак, на котором в данном случае строится аналогия. Если попытаться воспроизвести ход рассуждений, давший возможность употребить данный эвфемизм, то он приблизительно таков:

Украсть есть преступление

Украсть значит {незаметно) приберечь

(следовательно)

{Незаметно} приберечь есть преступление

Перед нами очевидный случай уже описанного выше с точки зрения позитивной логики само собой разумеющегося правила, согласно которому привлекаемые аргументы должный лежать в пределах обсуждаемого вопроса. Таков закон релевантности: доводы, как говорилось выше, не должны "выпадать из ситуации". Используя данное правило негативно, можно вовлечь фактически случайный довод в орбиту рассуждений. Таким образом и поступает тот, кто осуществляет эвфемизм. Случайный же довод, разумеется, может давать весьма интересные смысловые эффекты.

· Ряд: (о влюбленных) они ходят вместе; (о беременной) она в интересном положении; (о туалете) кабинет задумчивое™; (о жене) лучшая половина.

34 Антифразис Ггреч. dntiptuasis - противоположный по смыслу) представляет собой троп, тоже обычно рассматриваемый как связанный с ироническим переосмыслением значений слов.

· Модель переосмысления в данном случае довольно проста: слово (слова) берется в значении, контрастном по отношению к обычно присущему ему. Обычное же значение "утаивается" (критерий искренности!).

Характерной чертой антифразиса как тропа является его корреспонденция только с так называемыми "прозрачными речевыми ситуациями", то есть с ситуациями, в которых прямое понимание высказывания исключено. Дело в том, что риторический механизм антифразиса включается лишь тогда, когда говорящего трудно заподозрить в неопределенности точки зрения по поводу того, что он характеризует (обычно контекст хорошо ориентирует адресата в тактике говорящего). Только и исключительно при этих обстоятельствах антифразис прочитывается семантически корректно.

· Модель: (о несъедобной пище) вкуснятина

· Пример: Эти герои вчера угнали автомобиль и сбили прохожего.

Антифразис в случае со словом "герои", которое следует понимать как вовсе даже "преступники", то есть не герои. Использование слова в обратном ему значении происходит в силу очевидности несоответствия исходного значения этого слова ситуации, с одной стороны, и в силу паралогического "правила" о возможности взаимозамены всего всем.

Негативно используемое логическое правило, дающее возможность осуществить антифразис, чаще всего также связано с законом исключенного третьего. Предмет в свете антифразиса (как и вообще в свете иронии, которую иногда рассматривают как троп) "есть" и "не есть" нечто одновременно, то есть угнавшие автомобиль суть "герои" (поскольку они таковыми названы) и "не герои" (поскольку на самом деле они таковыми не являются). Прочтение антифразиса оказывается, возможным только в том случае, если "отключить" закон исключенного третьего или "запустить" его в обратную сторону.

· Ряд: (обращение к пожилой даме) девушка; (поощрение проступка) молодец; (о лгуне) кристально честный человек; (о вопросе, не заслуживающем внимания) это, конечно, большая проблема; наша горячо любимая Родина.

35 Риторический вопрос возглавляет небольшую группу в составе несобственно тропов, предполагающих прямую адресацию к слушателям и задающих специфическую линию (при паралогическом использовании) по отношению к критерию искренности говорящего. Тропы эти оказываются в тесных отношениях в антифразисом и, как правило, даже включают в себя его элементы. Впрочем, на связь эту до сих пор не обращалось должного внимания. Однако тут видимо, станет очевидной в ходе освещения каждого из тропов данной группы, начиная с риторического вопроса.

Механизм риторического вопроса известен даже учащимся младших классов средней школы: большинство из них охотно определит риторический вопрос как вопрос, на который не требуется ответа. Так и звучит классическое определение этого тропа, не исчерпывающего, однако, его сущности.

Риторический вопрос соотнесен, как и все тропы этой группы, с критерием искренности: внешне это попытка задать вопрос, не задав вопроса. Риторический вопрос обычно предлагается именно в качестве вопроса, на который разумный собеседник не бросится отвечать: столь минимальные сведения из области риторики есть фактически у каждого.

Однако, будучи употребленным паралогически, риторический вопрос вовсе не исключает ответа, причем ответа часто весьма неожиданного, как бы "восстанавливающий в правах" критерий искренности. Исходя из этого, имеет смысл, может быть, определить риторический вопрос чуть иначе - не как вопрос, ответа на который не требуется, а как вопрос, ответ на который всем хорошо известен.

При таком определении неудивительно, что соответствующий троп может (в случае предпочтения паралогических форм речевого поведения) использоваться провокативно: ответ на него известен, однако говорящий тем не менее предлагает другой ответ. Кстати, даже классические примеры риторического вопроса отвечают этому предположению. Так, гоголевский вопрос "Знаете ли вы украинскую ночь?", сам собой разумеющийся ответ на который "Конечно!" предполагает тем не менее другой ответ: "О, вы не знаете украинской ночи!".

Именно противоречие между тем, что предполагается в качестве ответа, и тем, что в этом качестве предлагается, и придает тропу риторическую функцию, обеспечивая возможность неожиданных семантических ходов.

· Модель: Разве невозможно понять это? Да вот... получается, что невозможно!

· Пример: Виноват ли кто-нибудь в этой войне? А что - виноват! Виноват, например, президент: он как никак глава правительства!

Пример неожидаемого ответа на риторический вопрос "Кто виноват?", который стал уже просто классическим вариантом риторического вопроса. Иначе говоря, ответа на данный вопрос никто уже давно не ждет. Вот почему для паралогики не факт, что ответа на этот вопрос действительно не существует, и автор высказывания -- в нарушение традиции -- отвечает (заметно даже, что отвечает, побаиваясь собственной отваги!) так, как считает нужным. Возникающий как результат семантический эффект обманутого ожидания (думали, никто-- оказалось, президент) оправдывает надежды паралогики на возможность нетривиальной работы с риторическим вопросом. Чуть запоздалая "дань" критерию истинности, как в случае с антифразисом, все же отдается.

· Ряд: Вечный вопрос русской интеллигенции: что делать? Да пусть ничего не делает, как всегда: пусть остается верной себе; Воровать -- хорошо ли это? Прекрасно это: проживешь короткую, но яркую жизнь, как сокол!

36 Риторическое восклицание сильно напоминает риторический вопрос по механизму производимого смыслового эффекта. Разница в том, что при риторическом восклицании, понятное дело, никто никого и ни о чем не спрашивает: риторическое восклицание есть ожидаемая и понятная присутствующим реакция по тому или иному поводу- как бы сама собой разумеющаяся реакция. Так принято определять риторическое восклицание в литературе. .

Однако думается, что и в данном случае определение "риторическое" при слове '"восклицание" дает возможность предположить более хитрый механизм действия данного тропа. Видимо, и его тоже можно рассматривать как провокацию, предпринимаемую в адрес слушателей. Предпринимаемое как паралогический ход риторическое восклицание есть предложение присоединиться к эмоции говорящего, на самом деле им не разделяемой (внезапное "включение" критерия искренности).

· Модель: Великолепно!.. Работа целого коллектива пошла коту под хвост.

· Пример: Какой ужас! Секретарша попыталась помочь посетителю пройти к директору без разрешения...

Риторическое восклицание, ориентированное на точку зрения, так сказать, законопослушных граждан, делающих и одобряющих лишь то, что предписано. Присоединяясь к ним, говорящий на самом деле отнюдь не склонен разделить их ужаса, что и проявляется незамедлительно. Позволив себе пойти на поводу у большинства, говорящий как бы опоминается, понимая, что ему-то вовсе не обязательно присоединяться к этому большинству, и дает себе право откомментировать событие так, как, с его точки зрения, оно того заслуживает. Перед нами еще один случай "проснувшейся совести" (ср. критерий искренности). Логическое противоречие, которое даже не намечалось, возникает вдруг в полную силу и -- приветствуется паралогикой.

· Модель: Скандал! Живое слово -- в мертвом собрании; Как тонко замечено! Словно топором по башке; Остроумно! Так все шутят.

37 Риторическое обращение - последний троп в данной группе, похожий на оба только что обсужденные, но отличающийся от них ровно настолько, насколько вопрос и восклицание отличаются от обращение. Обращение есть знак, сигнализирующий об отношении говорящего к слушателю. Рассматривая обращение таким образом, легко предположить, что ожидаемый тип обращения диктуется общей атмосферой их взаимоотношений. Никто не ожидает от разъяренного начальника дружелюбного обращения или от пылкого влюбленного враждебных нападок. На этом фоне риторическое обращение классически; рассматривается как повышенно эмоциональное проявление естественных в той или иной ситуации чувств.

Однако паралогика, включаясь в решение данной проблемы, "может кое-что порекомендовать для действительно семантически интересные ходов. Ожидаемый тип обращения, который перестают рассматривать как единственно возможный, оказывается источником весьма забавных риторических эффектов -- в частности, одного стандартного: эффекта "проснувшейся честности".

· Модель: Дамы и господа! Впрочем, тут, я вижу, только дамы.

· Пример: Глубокоуважаемый банкир, да вы же просто преступник!

Хорошо заметная "игра" конфликтными отношениями между более чем вежливым обращением к собеседнику и подлинным отношением к нему: на минуту возникающее замешательство свидетельствует о том, что риторическое обращение выполнило возлагавшуюся на него риторическую задачу. Возникло некоторое напряжение в оценке ситуации: в "общесоциальном" плане банкир, может быть, и заслуживает уважения, но в плане конкретно-социальном (данный банкир) соответствующее лицо уважения, со всей очевидностью, не заслуживает.

Такое этическое напряжение (эффект "проснувшейся совести"!) есть опять же следствие включения паралогики, позволяющей игнорировать противоречие, возникающее в высказывании, или, по крайней мере, оценивать его как окказионально (для данного случая) допустимое.

· Ряд: Дорогие слушатели и еще более дорогие слушательницы; Привет, ребята! Я надеюсь, никто не обиделся; Как я ценю вас, мерзавцы!

4.8 Фигуры

Проведенный нами в предшествующем параграфе анализ тропов (набор их не является традиционным, так как некоторые из них принято рассматривать в качестве фигур) убеждает, что тропы действительно связаны прежде всего с трансформацией значения слова как средством реализации риторической функции и что нарушение законов логики (чаще всего ~ правил аналогии) действительно лежит в основе каждого из них.

Фигуры, как уже говорилось, предполагают прежде всего трансформацию структуры: структуры слова (группа так называемых микрофигур) или структуры предложения (группа так называемых макрофигур) - опять же как средство реализации риторической функции.

Кстати, именно поэтому фигуры и называются фигурами. Таким образом, предполагается, что из некоего количества компонентов, уже определенным образом расположенных относительно друг друга, можно построить (преобразуя первоначальную структуру) нечто иное. Видимо, само слово "фигура" и есть тот намек, который позволяет рассматривать все риторические фигуры, в отличие опять же от тропов, как структурные преобразования в составе некоторого уже заданного целого.

Таким "заданным целым" может быть, например, структура слова, предполагающая совершенно определенный порядок сочетания компонентов (например, звуков или, например, морфем). Правила сочетания компонентов регулируются фонетическими законами и законами словообразования. Любые реконструкции, предпринимаемые в составе структуры слова (то есть любые отступления от "действующих правил"), создают новую структуру.

Но структура эта все же состоит из прежних компонентов и потому опознается как известная, однако трансформированная. .Это и делает ее "риторически интересной": сопоставление прежней структуры с новой обеспечивает смысловую дистанцию, на которую первоначальный и реконструированный варианты слова удалены друг от друга. Особенностями этой смысловой дистанции в каждом конкретном случае определяется "смысловой эффект", достигаемый с помощью фигуры- в данном случае микрофигуры.

С другой стороны, "заданным целым" может быть и структура предложения, а также структура более крупного синтаксического единства (от группы предложений до сообщения в целом как совокупности предложений). Синтаксическое единство тоже предполагает вполне определенный порядок сочетания компонентов- как компонентов в составе предложения, так и предложений в составе сообщения.

Порядок этот регулируется так называемым нормативным синтаксисом, пересмотр правил которого- с переструктурированием синтаксических единиц - и приводит к появлению макрофигур, то есть иных в структурном отношении построений. Эти построения опять же воспринимаются нами лишь как частично новые: в реконструированном варианте обычно легко просматриваются контуры прежних структур. Возникающие между прежней и новой структурой отношения порождают интересные в семантическом плане переклички, ради которых, собственно, и осуществляются макрофигуры.

Область микро- и макрофигур есть, как и в случае с тропами, область паралогики. Паралогика выступает здесь в качестве своего рода параграмматики, конфликтной по отношению к традиционной грамматике и постоянно игнорирующей священные для нее правила. Следствием этого являются, однако, "новые композиции известных компонентов", а стало быть, и возникающие при них неожиданные смыслы. Особенно сложные смыслы дают фигуры, осуществляемые в масштабе целых сообщений, то есть организующие гиперсинтаксическое целое и осуществляемые в несовместимых семантических пространствах.

...