Повествователь является имплицитным в 45 рассказах, а в 32 принадлежит миру текста. В рассказах с экзегетическим повествователем встречается 467 употреблений вводных, с диегетическим - 237.

Всего в рассказах встречаются 52 вводные конструкции.

В рассматриваемых текстах встречаются употребления всех функционально-семантических групп вводных конструкций, указанных в разделе «Функционально-семантическая классификация вводных конструкций».

К перволичной форме нарратива (речи персонажа и повествователя от первого лица), при которой субъекты речи и сознания совпадают, относится 631 употребление (356 - в прямой речи, 182 - в речи рассказчика, 88 - в несобственно-прямой речи, 5 - в косвенной речи), а к аукториальной форме (речи имплицитного повествователя) - только 68. Также есть 5 употреблений с неоднозначной трактовкой (аукториальное повествование или НПР).

Только в речи персонажа и эксплицитного повествователя употребляются 18 вводных (всего 44 употребления): действительно, в самом деле, понятно, к сожалению, как нарочно, следовательно, к примеру, на беду, как известно, по-моему, кстати, по обыкновению, скажем, допустим, во-первых, во-вторых, в-третьих, главное (дело). Они представляют группы выразителей категорической достоверности, эмоционального отношения к высказыванию, контактоустанавливающих и метатекстовых (указание на источник информации, установление смысловой иерархии высказывания) элементов.

Только в речи имплицитного повествователя употребляются 8 вводных конструкций (всего 34 употребления): как видно, точнее говоря, по словам, по слухам, как оказалось, с одной стороны … с другой стороны, между прочим, как обычно. Они представляют группы выразителей проблематической достоверности, оценки степени обычности фактов, метатекстовых (указание на источник информации, установление смысловой иерархии высказывания, оценка манеры речи) элементов.

В работе в первую очередь уделяется внимание оценочным вводным элементам, так как эти группы вызывают меньше сомнений в отнесенности к выразителям субъективной модальности. Отношение говорящего к сообщаемому, выражаемое вводными, оценивающими уверенность говорящего в достоверности высказывания, его эмоциональное отношение, степень обыденности сообщаемого, поддается формулировке.

Устанавливается частотность их употребления в зависимости от типа повествования и повествователя, текстовые функции, место в предложении.

В случае с контактоустанавливающими и метатекстовыми элементами, комментирующими манеру речи, указывающими на источник информации и на логические связи в высказывании, у многих исследователей возникают сомнения в принадлежности их значений к сфере субъективной модальности.

Их подробный анализ не включается в работу. Устанавливается частотность их употребления в зависимости от типа повествования и текстовые функции.

2.2 Позиция вводных в структуре предложения и рассказа

Традиционно вводные конструкции относят к средствам осложнения предложения, синтагматически не связанным с ним, и рассматривают вместе со вставными конструкциями как парантезу.

Однако А.Ф. Прияткина утверждает, что нет достаточных оснований считать вводные слова одним из видов осложнения. Исследователь признает за вводно-модальными словами внесение в предложение дополнительных смыслов, выполнение функции определения позиции говорящего субъекта, но говорит о недопустимости их включения в ряд осложняющих членов, так как они не являются членами предложения. Традиция, по которой вводные слова относят к осложнению, по мнению А.Ф. Прияткиной, связана с пунктуационной практикой и во многом объясняется учебными задачами Прияткина А. Ф. Русский язык: Синтаксис осложненного предложения. М., 1990..

А.А. Шахматов не относит вводные конструкции к второстепенным членам предложения, подчеркивает их позицию вне предложения. По А.А. Шахматову, вводные конструкции вносят в предложение определенное значение, но могут быть устранены без нарушения смысла. Значение, вносимое вводными конструкциями, изменяет и дополняет только сказуемое в предложении Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. Л., 1941. С. 265..

П.А. Лекант рассматривает вводные конструкции как одно из средств реализации предложения в речи. Вместе с обращением, именительным темы, эквивалентами предложений они отвечают за задачу установления речевого контакта с адресатом и достижение адекватного восприятия высказывания. Они не входят в структуру предложения, не имеют самостоятельного значения и могут быть употреблены только с ним, отбираются говорящим с учетом коммуникативной ситуации. Вводные компоненты делятся на группы по значению, носящему абстрактный грамматический характер, и употребляются для выражения отношения говорящего к своему высказыванию. Так, при помощи вводно-модальных компонентов (конечно, наверное и т. д.) говорящий оценивает содержание высказывания как достоверное или вероятное, предположительное.

С.Г. Ильенко также учитывает адресатно-адресантные отношения при описании вводных конструкций. Она относит вводные компоненты к средствам межличностной составляющей предложения (коммуникативной оси) и рассматривает их в контексте адресатной функции синтаксиса Ильенко С.Г. Коммуникативно-структурный синтаксис современного русского языка. СПб., 2009. С. 225.

Исследователи едины в том, что вводные конструкции грамматически не связаны с членами предложения. Выясним, как определяется характер их связи с предложением.

В.В. Виноградов не согласен с А.А. Шахматовым в том, что вводные конструкции могут относиться только к сказуемому. Он говорит о подвижности вводных синтагм: при интонационно-смысловой членимости предложения они могут относиться не только ко всему предложению в целом или его предикату, но и к отдельным его членам. В.В. Виноградов пишет, что они «могут двигаться по словесному «пространству» предложения и до некоторой степени определять его синтагматическое членение, обусловленное смысловым заданием речи». В качестве иллюстрации исследователь сравнивает следующие высказывания: Он, кажется, себя довольно позабавил; Она получила деньги, кажется, от своей тетушки; От своей тетушки она получила, кажется, несколько сот рублей Виноградов В.В. О категории модальности и модальных словах в русском языке // Исследования по русской грамматике: избранные труды. М., 1975.С. 67..

Вслед за В.В. Виноградовым Л.К. Дмитриева говорит о том, что вводные компоненты могут быть соотнесены со всем предложением, с ремой, со всей предикатной единицей, или с второстепенными членами. В последнем случае происходит их актуализация Дмитриева Л. К. Обращение и вводный компонент. Лекции. Л., 1976. С. 34.

В.В. Бабайцева также пишет, что вводные единицы могут относиться как к предложению в целом, так и к отдельной его части. Исследователь отмечает, что наиболее сильной для вводных единиц является интерпозиция Современный русский язык. Учебник. В 3 ч. Ч. 3. Синтаксис. Пунктуация/ В.В. Бабайцева, Л.Ю. Максимов. М., 1987. С. 163..

Н.Ю. Шведова также говорит о свободном месте вводных конструкций в предложении. Синтаксические связи с каким-либо членом предложения или с предложением в целом у вводных слов, вводных сочетаний и вводных предложений отсутствуют Русская грамматика. Т. 2 :Синтаксис. М., 1980..

М.В. Пляскина говорит о позиции вводных слов в высказывании как прикомпонентной. Выражаемые ими субъективные смыслы относятся к определенному компоненту предложения - от одного слова до предикативной единицы Пляскина М.В. Модальные слова группы категорической достоверности: структурно-семантический и функциональный аспекты. Автореф. дис. на соиск. учен. степ. к. филол. н. Новосибирск, 2001..

Одной из функций вводных компонентов, по В.В. Казаковской, является акцентирование коммуникативного центра высказывания Казаковская В.В. Способы выражения авторства в структуре предложения : Автореф. дис. на соиск. учен.степ. к. филол. н. М., 1996.. Для его определения следует установить место вводного элемента в предложении.

Итак, вводные конструкции связаны с коммуникативной установкой высказывания. Необходимо определить место вводной конструкции в структуре предложения для выявления ее значимости.

В рассматриваемых рассказах вводные конструкции употребляются в инициальной позиции в предикативной части, контактно при предикате, при второстепенном члене предложения, при осложнении (маркируют компоненты ряда однородных членов, контактно употребляются с обособленным членом предложения, входят в состав вставной конструкции).

Из-за большого количества употреблений и необходимости приведения широкого контекста соотнесенность вводных конструкций с определенным компонентом предложения приводится в приложении.

Здесь рассмотрены некоторые типичные и наиболее интересные случаи.

Так, в прямой речи при употреблении в составе неполного предложения вводное слово может относиться к опущенному компоненту:

Я, может, кабы сыт-то был… («Веселый двор», 1911 г.) (III, 266).

При употреблении с второстепенным или обособленным членом предложения, вводная конструкция выполняет акцентирующую функцию.

Пример контактного употребления с второстепенным членом:

И затем горячо начинает уверять, что «вся сила в том», что он уже видел, чувствовал индийские тропики, может быть, тысячи лет тому назад, Ї глазами и душой своего бесконечно дальнего предка… («Соотечественник», 1916 г.) (IV, 137)

Вводная конструкция со значением проблематической достоверности маркирует обстоятельство времени как предположительное и незначительное в своей точности для субъекта сознания (персонаж).

Пример маркирования элемента ряда однородных членов:

Проснулась, когда уж обеднялось Ї и болезненно обрадовалась дню, тому, что она жива, что идет в Ланское, начинает какую-то новую, может, хорошую жизнь… («Веселый двор», 1911 г.) (III, 249)

Вводная конструкция со значением проблематической достоверности маркирует одно из однородных определений, выражает надежду субъекта сознания (персонажа), отмечая его неуверенность в предполагаемом качестве, в том, что его будущее будет хорошим.

Примеры контактного употребления с обособленными членами предложения:

Перед вечером, когда он подходил к селу, над селом прошумел не долгий, но сильный ливень, как видно, не первый за день. («Веселый двор», 1911 г.) (III, 260).

Вводная конструкция со значением проблематической достоверности маркирует обособленное определение в контексте описания пейзажа, выражает предположение говорящего, основанное на наблюдении. Указывает на неважную деталь, которую подмечает субъект сознания (персонаж).

Обед длился больше часа, а после обеда открывались в бальной зале танцы, во время которых мужчины, Ї в том числе, конечно, и господин из Сан-Франциско, Ї задрав ноги, до малиновой красноты лиц накуривались гаванскими сигарами и напивались ликёрами в баре, где служили негры в красных камзолах, с белками, похожими на облупленные крутые яйца. («Господин из Сан-Франциско», 1915) (IV, 55)

Конечно как средство выражения категорической уверенности повествователя маркирует во вставной конструкции в том числе, конечно, и господин из Сан-Франциско включенность персонажа в ситуацию. Вводная конструкция выражает отношение говорящего к этой включенности как к естественной. При этом дается избыточная информация: подлежащее мужчины включает и персонажа. Это подчеркивает, что поведение персонажа такое же, как у остальных.

Пример контактного употребления при предикате:

Он поднял колени и положил на них локти, жарко дыша банным благовонным теплом полдня и бессмысленно поводя глазами за проходящими сингалезами и европейцами, вынул из-за передника к тряпку, вытер ею окровавленные бетелем губы, лицо, выпуклости на гладкой груди и, сложив ее бинтом, приложил ко лбу, повязал голову: это было совсем некрасиво, придавало ему вид больного, но ведь многие рикши делают так. Он сидел и, может быть, думал… («Братья», 1914 г.) (IV, 14)

Вводная конструкция со значением проблематической достоверности выражает предположение повествователя о внутреннем состоянии персонажа. Субъект сознания высказывает предположение о наличии ментального действия персонажа, подчеркивая свою позицию внешнего наблюдателя по отношению к герою.

Пример употребления в инициальной позиции в предикативной части:

Дочь, однако, не ехала Ї верно, не пускала погода. («Худая трава», 1913 г.) (III, 390)

Вводная конструкция со значением проблематической достоверности выражает предположение субъекта сознания (персонажи) о причине поведения другого персонажа.

Было установлено, что частотность употребления вводных не зависит от объема рассказа. Так, в рассказе «При дороге» встречается 10 употреблений вводных на 7335 слов (0, 14%), а в рассказе «На даче» на 1113 словоупотреблений приходится 28 вводных (2,5%).

Рабочей гипотезой, проверяемой в 3 главе, является зависимость особенностей употребления вводных от типа нарратива и времени написания рассказов в соответствии с выделяемыми в определенный период типами повествователя.

Вводные конструкции встречаются в 77 рассказах, не входящих в циклы.

В 45 из них повествователь не принадлежит миру текста, является имплицитным (экзегетическим). Это рассказы «На даче», «При дороге», «Веселый двор», «Худая трава», «Белая лошадь», «В поле», «Братья», «Весенний вечер», «Соотечественник», «Чаша жизни», «Древний человек», «Солнечный удар», «Господин из Сан-Франциско», «Иоанн Рыдалец», «Грамматика любви», «Сны Чанга», «На чужой стороне», «На край света», «На хуторе», «Птицы небесные», «Учитель», «Захар Воробьев», «Хороших кровей», «Старуха», «Я все молчу», «Кастрюк», «Пыль», «Петлистые уши», «Танька», «Казимир Станиславович», «Последний день», «Подторжье», «Клаша», «Игнат», «Легкое дыхание», «Святые», «Будни», «Личарда», «Сказка», «Князь во князьях», «Последнее свидание», «Ночной разговор», «Сила», «Вести с родины», «Сверчок».

В 32 присутствует повествователь от первого лица, принадлежащий миру текста (диегетический, рассказчик). Это рассказы «Маленький роман», «Последняя осень», «Архивное дело», «Копье Господне», «Хорошая жизнь», «Мелитон», «У истока дней», «Цифры», «Золотое дно», «Антоновские яблоки», «Без роду-племени», «Новый год», «Туман», «Заря всю ночь», «В августе», «Надежда», «Над городом», «Святые горы», «Сосны», «Тишина», «Эпитафия», «Крик», «Сны», «Книга», «Костер», «Перевал», «Осенью», «Лирник Родион», «Неизвестный друг», «Новая дорога», «Последняя весна», «Ермил».

2.3 Функционально-смысловые группы вводных конструкций в рассказах

Состав вводных конструкций определялся с опорой на «Словарь структурных слов» под ред. В. В. Морковкина Словарь структурных слов русского языка / под ред. В. В. Морковкина. М., 1997..

Группы оценочных вводных конструкций представлены 485 употреблениями. Из них к выразителям степени уверенности говорящего в достоверности высказывания относится 391 употребление, к выразителям эмоционального отношения - 14, к выразителям характеристики обыденности сообщаемого - 80.

Группа, выражающая степень уверенности и включающая показатели категорической и проблематической достоверности, представлена 391 употреблением и является самой распространенной.

Группа со значением категорической достоверности представлена следующими вводными: конечно, разумеется, без сомнения, несомненно, в самом деле, понятно, действительно.

Всего в нее входят 152 употребления вводных компонентов. Из них самым частотным является конечно (103 употребления), далее следуют понятно (31), разумеется (6), без сомнения (5), в самом деле (4), несомненно (2), действительно (1).

Группа со значением проблематической достоверности представлена следующими вводными: может быть, может, верно, вероятно, казалось, кажется, видно, как видно, очевидно, должно быть, пожалуй.

В нее входят 239 употреблений вводных компонентов. Из них самым частотным является может быть (51 употребление), за ним следуют может (35), видно (31), верно (26), казалось (23), должно быть (20), кажется (17), вероятно (15), пожалуй (12), очевидно (8), как видно (1).

Группа со значением характеристики обыденности сообщаемого представлена вводными как обычно, как всегда, бывало, по обыкновению. Из 80 употреблений 40 относится к бывало, 36 - к как всегда, 2 - к как обычно, 2 - к по обыкновению.

14 употреблений принадлежит группе выразителей эмоционального отношения. Она представлена вводными к сожалению (7 употреблений), как нарочно (4), к удивлению (2), на беду (1).

Группа контактоустанавливающих (фатических) вводных представлена 7 употреблениями. К ней относятся скажем (6) и допустим (1).

Метатекстовые вводные элементы представлены 212 употреблениями. К ним относятся вводные, указывающие на источник информации (42), на логико-иерархическую структуру высказывания (164), на манеру изложения мыслей (6).

В состав группы, указывающей на источник информации, входят говорят (26 употреблений), как говорится (7), как оказалось (3), по-моему (3), как известно (1), по словам (1), по слухам (1).

В состав группы, характеризующей манеру изложения, входят вернее (4) и точнее говоря (1), можно сказать (1).

В состав группы, указывающей на логико-иерархическую структуру высказывания, входят значит (71), например (39), наконец (15), главное (7), к примеру (6), во-первых (4), во-вторых (4), в конце концов (4), словом (3), кроме того (3), кстати (2), между прочим (2), следовательно (2), в-третьих (1), с одной стороны <…> с другой стороны (1).

2.4 Выводы

Вводные конструкции не входят в состав членов предложения. Спорным является вопрос о возможности их отнесения к осложняющим членам предложения.

Вводные конструкции соотносятся с разными компонентами в предложении. Они могут употребляться в инициальной позиции при предикате, контактно с предикатом, второстепенным членом, обособленным компонентом предложения. При этом значение компонента акцентируется. Говорящий таким образом выражает свое отношение к нему.

Самой частотной функционально-семантической группой вводных конструкций в рассказах являются выразители степени уверенности в достоверности высказывания. Выразители проблематической достоверности представлены шире, чем выразители категорической.

Частота употребления вводных не зависит от объема рассказа.



Глава 3. Вводные конструкции в разных типах повествования

3.1 Типы повествователя в прозе И.А. Бунина

При описании структуры повествования и характеристике образа автора обращается внимание на тип повествователя.

В первую очередь определяется, принадлежит ли повествователь миру текста. В зависимости от этого различаются экзегетический (имплицитный, скрытый, безличный, не принадлежащий миру текста) и диегетический (эксплицированный, перволичный повествователь, являющийся частью описываемого в произведении мира).

Так классифицируют тип повествователя А.Ю. Большакова (тип всеведущего автора и автор-повествователь) Большакова А. Ю. Теории автора в современном литературоведении // Известия РАН. Серия литературы и языка. 1998. Т. 57. № 5. С. 20., В.В. Виноградов Виноградов В.В. О теории художественной речи. М.,1971., Е.В. Падучева Падучева Е.В. Семантические исследования: Семантика времени и вида в русском языке. Семантика нарратива. М., 1996. С. 202 - 204..

Н.С. Валгина, говоря о формах представления авторства, пишет, что их выбор зависит от общих характеристик текста. Исследователь различает личностные («когда субъект речи обозначен непосредственно, персонифицирован»), безличностные и личностно-безличностные формы Валгина Н.С. Теория текста. М., 2003. С. 95..

Тип повествователя связан с субъектом речи и субъектом сознания. Ими могут быть сам автор, рассказчик, которому автор передает свои полномочия, персонаж Валгина Н.С. Теория текста. М., 2003. С. 99..

Исследователи, описывающие авторскую модальность в текстах, обращаются к его анализу по типам повествования и характеризуют представленный в них субъект повествования и средства его создания. В зависимости от выявленных особенностей, различают разные типы повествователя в творчестве автора.

В ранней прозе И.А. Бунина характерно большое количество рассказов, в которых «объективное изображение событий почти целиком преломляется через призму восприятия героя» Вантенков И. П. Структура повествования в рассказах И.А. Бунина (1890-1916 гг.): Автореф. дис. на соиск. учен.степ. к. филол. н. Киев, 1979..

Л.П. Грунина отмечает тенденцию Бунина-повествователя, выступающего в роли непосредственного наблюдателя, постоянно нарушать границы чужого сознания. Это нарушение приводит к смене точки зрения и отражается в том числе на синтаксическом строе текста. Многоголосие «восприятий» и «сознаний», организующим началом которого является повествователь, оценивается как эмоционально-импрессионистический рисунок авторского повествования Бунина-художника Грунина Л.П. Особенности авторского повествования прозы И.А. Бунина (нарративность и эгоцентричность): проблема нарушения границ чужого сознания // Этногерменевтика: Грамматические и семантические проблемы. Вып.1 Кемерово, 1998. С. 41-46..

Это соотносится с определением «феноменологического» характера произведений И.А. Бунина Ю.А. Мальцевым Мальцев Ю.А. Иван Бунин. 1870 -- 1953. Франкфурт-на-Майне М., 1994. С. 304..

В творчестве Бунина 30-40х гг. отмечается тенденция к устранению автора из повествования. Повествователь является героем текста Штерн М.С. Проза И.А. Бунина 1930 - 1940-х годов. Жанровая система и родовая специфика: Автореф. дис. канд. филол. наук. Екатеринбург, 1997..

Важной представляется типология повествователей в соответствии с эволюцией повествования И.А. Бунина в работе Т.Я. Каменецкой Каменецкая Т.Я. Эволюция повествования в произведениях И.А. Бунина 1910 - 1920-х годов. Автореф. дис. на соиск. учен.степ. к. филол. н. Екатеринбург, 2008..

Рассматривается период с 1911 по 1929 гг. В нем выделяются три отрезка в соответствии с критериями общности тематики и огранизации повествования: 1911 - 1913, 1914 - 1919, 1920 - 1929. В каждом периоде выделяется доминирующий тип субъекта сознания, который воплощается как в зоне повествователя, так и персонажа Там же. С. 4..

По Т.Я. Каменецкой обобщенным субъектом сознания в 1911 - 1913 гг. является человек из народа, «древний человек», «человек-забота», в 1914 - 1920 гг. - «герой-странник», «человек живой жизни», «старуха», в 1920-е - «эмигрант», стоящий за перволичным повествованием Там же. С. 10..

В период 1911 - 1913 гг. отмечается ориентация на сказ с целью выразить народный характер. Она проявляется в перволичном повествовании (рассказ «Хорошая жизнь») и в безличной форме, через чужую речь (рассказы «Худая трава», «Веселый двор», «Сказка», «Хороших кровей»). Также отмечается драматизация повествования, большое количество дискурсов, характеризующих разных субъектов речи. Особенно явно она проявляется в рассказах «Древний человек», «Будни», «Ночной разговор», «Сила», «Личарда» Там же. С. 10 - 11..

Большинство рассказов представлено в форме повествования от третьего лица. Встречаются «сказовые» фрагменты (НПР), стилизация. Минимальная дистанция у автора с персонажами, отличающимися «памятливостью». Пейзаж становится средством выражения внутренних переживаний героя Там же. С. 11..

Максимальная дистанция у автора с типом «человека-заботы» и «псевдоинтеллигента». Они представлены в рассказах «Белая лошадь», «Ермил», «Забота», «Я все молчу», «Перевал» и «Ночной разговор», «Будни». Основным типом речи в них является прямая речь героя, что указывает на его дистанцированность Там же. С. 12..

В период 1914 - 1920 гг. отмечается актуализация речевой зоны героя, носителем авторской рефлексии является персонаж (Зотов в «Соотечественнике», англичанин в «Братьях») Там же. С. 16.. В НПР и косвенной речи персонажей проявляется мыслительная деятельность, «чувствование» - духовное развитие субъекта. Тип «героя-странника» в роли повествователя выражает внешнюю точку зрения и таким образом создает «иллюзию незнания внутреннего мира актора» («Петлистые уши», «Казимир Станиславович», «Соотечественник») Там же. С. 17..

В 1920-е гг. становится больше личной формы повествования. Настоящее воспринимается «эмигрантом» только как переживание прошлого. Повествователь-«эмигрант» доверяет героям выражение своих переживаний. Безличная повествовательная форма отличается нейтральным характером речи («Солнечный удар») Там же. С. 22..

Интересным с точки зрения зависимости степени субъективации повествования и периода творчества представляется случай с авторской правкой рассказа «Маленький роман».

В редакции 1909 г. есть фрагмент, убранный из версии 1926 г.:

Да и вообще никого и ничего нет. Вы, верно, слышали, что мама умерла еще в августе, сразу, от сердца. Папа очень опустился и совсем растерял пациентов. Бедная я ужасно - и, конечно, это сильно влияет на мою решимость вырваться на воздух. Стыдно сказать, но своих денег у меня осталось франков двенадцать. (II, 504 - 505).

Вместе с ним убираются сразу три оценочные вводные конструкции, выражающие предположение говорящего о знании адресата, уверенность в причинах своего внутреннего состояния, эмоционального отношения к сообщаемой ситуации.



3.2 Классификация вводных по контекстам употребления

Персонаж в прямой речи употребляет вводные, указывающие на степень обыденности явления, только в контексте воспоминания при оценке сообщаемого как нерегулярно происходившего в прошлом. Контекст воспоминания вводится при помощи бывало.

Такой же контекст встречается в речи персонажа в НПР, в речи рассказчика и экзегетического повествователя.

Оценка какой-либо детали происходящего как неизменной присутствует также в этих формах. Широкий контекст она приобретает в речи экзегетического повествователя, указывая на неизменное действие описываемого персонажа, неизменность происходящего при определенных условиях, описание внешности персонажа (также в речи рассказчика), привычки (манеры поведения (также в речи рассказчика), определенного действия) реакции персонажей на происходящее.

Выразители эмоциональной оценки в речи экзегетического повествователя встречаются только 1 раз. Оно описывает эмоциональную реакцию (удивление) персонажа на происходящее, не соответствующее его ожиданиям, при описании его восприятия.

С таким же значением к удивлению употребляется в речи рассказчика, но эмоция направлена на действия собеседника и относится к субъекту речи. Второе употребление (как нарочно) встречается при передаче эмоциональной реакции говорящего на происходящее при описании окружающего его пространства.

Персонаж в НПР эмоционально реагирует на действия персонажа, которые препятствуют осуществлению его планов и использует к сожалению с целью смягчения отказа (передача диалога в контексте восприятия персонажа).

Персонаж в прямой речи выражает эмоциональную реакцию на произошедшее (досада), на произошедшее, не соответствующее его ожиданиям, выражает эмоциональную реакцию на происходящее (сожаление, недовольство) и побуждает адресата избегать случившейся ситуации, употребляет к сожалению для смягчения отказа и несогласия.

Выразители категорической достоверности в речи экзегетического повествователя встречаются всего 5 раз и только в 1 случае выражается уверенность в оценке факта. В остальных случаях они указывают на естественность характеристики при описании персонажа, его обстоятельств жизни, при описании изображаемого объекта, при повествовании о происходящем, включая персонажа.

В речи рассказчика они используются при оценке в повествовании о происходящем, о своих действиях, при указании на их причину, при формулировке отвергаемого предположения о характере времени действия, при оценке внутреннего состояния и передаче восприятия говорящего при объяснении и позиции адресата, в контексте письма.

Персонаж в НПР действия оценивает действие другого персонажа, случившееся как ожидаемое, неизбежное, вводит контекст размышления, выражает уверенность в правоте своих объяснений причин поведения персонажей, происходящего, оспаривает свою характеристику.

Персонаж в ПР помимо вышеперечисленного выражает иронию, указывая на естественность характеристики для источника, уверенность в верности предположения сделанного на основе восприятия, отвергает предположение о достоинствах и недостатках сообщаемого, вежливо указывает на уверенность в естественности своего требования к ситуации, распространяет свою позицию на всех, употребляя вводное в пословице, признает верность высказывания героя при рефлексии.

Экзегетический повествователь употребляет выразители проблематической достоверности при выражении предположения о содержании мыслей персонажа, о его внутреннем или эмоциональном состоянии, при сравнении образа действия персонажа, при оспаривании предположения, при повествовании о судьбе, жизни персонажа, происходящем с ним, при выражении причин, объясняющих его состояние, поведение.

Рассказчик употребляет эту группу вводных при предположении о характере произошедшего в повествовании, в контексте размышления, при выражении предположений о связи между наблюдаемыми вещами, о причинах, о будущем, о правоте персонажа при его описании, о причине возникновения действия (начало разговора, возникшая у рассказчика ассоциация), при неуверенности в верности описаний происходящего, при передаче своего внутреннего состояния, восприятия (своего и чужого), при выражении надежды, желательности в контексте письма, при олицетворении.

Персонаж в НПР выражает предположение о причинах своего поведения в контексте рефлексии, о характере и действиях другого персонажа, о своем будущем, выражает свое восприятие наблюдаемого, описывает эмоциональное состояние, выражает предположение о качествах того, чего не видит, визуализация мысли (внешность другого персонажа).

В КР вводные данной группы употребляются при описании внутреннего состояния персонажа. Персонаж выражает предположение о причинах поступка другого персонажа, указывает на неточность своего намерения, в процессе размышления оценивает произошедшее событие.

В ПР персонаж выражает мысль в контексте размышления, предположение о характере, причинах поведения персонажей, о действиях в прошлом, характеризующих участников ситуации, о реакции на него собеседника, о позиции собеседника, о которой у него сложилось представление. Субъект речи употребляет вводную конструкцию со значением неуверенности при передаче своего желания, подчеркивает эмоциональность высказывания, оспаривает оценку адресата, снимает резкость побуждения к действию, высказывает совет, при иронии.



3.3 Вводные конструкции в разных типах повествования

Е.В. Падучева пишет: «чтобы определить повествовательную форму в лингвистических терминах, достаточно охарактеризовать ее по двум параметрам: какие эгоцентрики допустимы в данной форме, в чьем распоряжении они находятся, т.е. кто замещает говорящего» Падучева Е.В. Семантические исследования: Семантика времени и вида в русском языке. Семантика нарратива. М., 1996. С. 409..

Таким образом, вводные конструкции как эгоцентрики могут быть использованы для определения типа повествования и при характеристике субъекта сознания в нем.

Интересующие нас эгоцентрики могут относиться к говорящему как к субъекту сознания, восприятия, речи (субъекты диктума и модуса по Г.А. Золотовой Золотова Г. А.Коммуникативная грамматика русского языка/Г.А. Золотова, Н.К. Онипенко, М.Ю. Сидорова. М., 1998. С. 231.).

По типу повествователей Е.В. Падучева выделяет следующие формы нарратива:

1.Традиционный нарратив, в котором различаются перволичная и аукториальная формы. В перволичном повествовании повествователь диегетический, он персонифицирован и принадлежит миру текста. В аукториальной форме, так называемом нарративе 3-го лица, повествователь не принадлежит миру текста. Это экзегетический, имплицитный повествователь, не называющий себя.

2. Свободный косвенный дискурс (СКД) - повествовательная форма, при которой повествователь отсутствует, говорящим является персонаж, который вытесняет повествователя. О том, что слово принадлежит персонажу, говорят эгоцентрики. Субъекты речи и сознания не совпадают Падучева Е.В. Семантические исследования: Семантика времени и вида в русском языке. Семантика нарратива. М., 1996. С.202 - 206..

С повествовательными формами соотносятся три типа языковых структур: прямая речь (ПР), косвенная речь (КР), несобственная прямая речь (НПР) Падучева Е.В. Семантические исследования: Семантика времени и вида в русском языке. Семантика нарратива. М., 1996. С. 337..

В. Шмид говорит о текстовой интерференции - явлении, при котором субъективность персонажа входит в повествовательный текст. То есть, при текстовой интерференции в речи повествователя выражается позиция персонажа. Персонаж становится субъектом повествования Шмид В. Нарратология. М., 2003. С. 199..

Самыми распространенными формами текстовой интерференции являются несобственно-прямая (НПР) и косвенная речь (далее КР).

В одном отрывке повествовательного текста одни признаки отсылают к тексту нарратора, другие - к тексту персонажа. В. Шмид приводит набор признаков, по которым можно отличить слово повествователя от слова персонажа. Это тематические, оценочные, грамматические, признаки указательных систем, признаки языковой функции, лексические, а также синтаксические признаки. Последние подтверждают авторизующую функцию вводных конструкций Шмид В. Нарратология. М., 2003. С. 204..

Содержанием текста персонажа могут быть его мысли, произносимая речь, восприятия и чувства, смысловая позиция Шмид В. Нарратология. М., 2003. С. 204..

По В.В. Бабайцевой КР не воспроизводит точно чужую речь. Многие формы не могут в нее входить, в том числе многие модальные слова. Содержание передается не с точки зрения того, кому принадлежит КР, а с точки зрения автора, передающего ее содержание Современный русский язык. Учебник. В 3 ч. Ч. 3. Синтаксис. Пунктуация/ В.В. Бабайцева, Л.Ю. Максимов. М., 1987. С. 242..

В случае НПР чужая речь сливается с авторской. При ее передаче используются грамматические, лексические, фразеологические средства героев Там же. С. 243..

В. Шмид определяет КР по-другому. Он говорит о случаях, при которых персонализация может зайти так далеко, что нарушаются грамматические и синтаксические нормы. Тогда получается смешанный тип, который исследователь называет свободной косвенной речью. На примерах, взятых из раннего творчества Достоевского, Шмид различает несколько разновидностей свободной косвенной речи. Среди них включение междометий, связь подчинительного союза и вопросительного слова, употребление в КР личных форм, соответствующих ПР, ввод в КР прямой номинации. Свободная косвенная речь, как правило, связана с желанием нарратора привести речь персонажа как можно непосредственнее, не отказываясь при этом от признаков своего нарраториального присутствия Шмид В. Нарратология. М., 2003. С. 220-221..

НПР определяется как отрывок повествовательного текста, передающий слова, мысли, чувства, восприятия или только смысловую позицию одного из изображаемых персонажей, причем передача текста персонажа не маркируется ни графическими знаками (или их эквивалентами), ни вводящими словами (или их эквивалентами).

Представляющей для нас интерес формой НПР является несобственно-прямое восприятие, при котором нарратор передает восприятие персонажа, не облекая передачу в формы выражения, свойственные персонажу Там же. С. 227..

Н.С. Валгина различает личностные, безличностные, личностно-безличностные формы представления авторства Валгина Н.С. Теория текста. М., 2003. С. 95.. В зависимости от субъектов речи различаются собственно-авторская и несобственно-авторская (сказовая) речь. В первом случае субъектом речи является автор, во втором - вымышленный рассказчик. При собственно-авторской речи повествователь может быть имплицитным, при несобственно-авторской обязательно присутствие «открытой субъективной оценочности, непосредственной экспрессивности» Там же. С. 99..

Исследователь указывает на особую сложность формы первого лица, так как она может использоваться и для автора, и для персонажа как субъекта речи Там же. С. 101..

Полный список распределения вводных в соответствии с субъектом речи и типами повествования приводится в приложении.

Группы оценочных вводных представлены 485 употреблениями.

В рассказах с преобладанием аукториального повествования употребляется большее количество вводных. Однако к речи экзегетического повествователя из 311 употреблений вводных оценочных групп относятся только 48. Из них 30 - вводные со значением оценки степени обыденности явления, 12 - выразители проблематической достоверности, 5 - выразители категорической достоверности, 1 -вводно-эмоциональное.

В рассказах с экзегетическим повествователем к речи персонажа относятся 265 употребления оценочных вводных. Из них в прямой речи встречаются 190 вводных (87 - выразители категорической достоверности, 79 - выразители проблематической достоверности, 14 вводно-обобщительных, 9 вводно-эмоциональных), в НПР - 67 (47 - выразители проблематической достоверности, 12 - выразители категорической достоверности, 5 вводно-обобщительных, 2 вводно-эмоциональных), в КР - 5 (выразители проблематической достоверности).

В перволичном нарративе встречаются 167 употреблений оценочных вводных. Из них к речи диегетического повествователя относятся 133 (67 - выразители проблематической достоверности, 35 - выразители категорической достоверности, 29 - вводно-обобщительных, 2 вводно-эмоциональных). К прямой речи персонажа относится 32 употреблений (18 - выразители проблематической достоверности, 13 - выразители категорической достоверности, 1 вводно-обобщительное) к НПР - 2 (выразители проблематической достоверности).

5 употреблений вызывают сложности в однозначном отнесении к речи экзегетического повествователя или речи персонажа (НПР).

Группа контактоустанавливающих (фатических) вводных представлена 7 употреблениями. Они встречаются только в контексте прямой речи, 6 раз в рассказах с экзегетическим повествователем, 1 - с диегетическим.

Метатекстовые вводные элементы представлены 212 употреблениями. Из 42 вводных, указывающих на источник информации, 13 относятся к рассказам с диегетическим повествователем. К речи рассказчика относятся 9 из них, 4 употребляются в прямой речи. К рассказам с имплицитным повествователем относятся 29 употреблений. 5 из их принадлежат речи повествователя, 23 употребляется в прямой речи, 1 входит в контекст НПР.

Из 6 вводных группы, характеризующей манеру изложения, к рассказам с экзегетическим повествователем относятся 4 употребления (2 - слово повествователя, 2 - прямая речь), к речи диегетического повествователя - 2).

Из 164 вводных группы, указывающей на логико-иерархическую структуру высказывания, 117 употребляются в рассказах с экзегетическим повествователем. К его речи относятся 13 употреблений, к речи персонажа в НПР - 16, в прямой речи - 88. В рассказах с перволичным нарративом встречается 47 употреблений, к речи рассказчика относятся 34, к прямой речи персонажа - 13.

Наибольшее количество вводных в прямой речи встречается в рассказе «Ночной разговор». Это можно объяснить описанной Т. Я. Каменецкой особенностью автора дистанцироваться от героев, чью идеологию он не разделяет Каменецкая Т.Я. Эволюция повествования в произведениях И.А. Бунина 1910 - 1920-х годов. Автореф. дис. на соиск. учен.степ. к. филол. н. Екатеринбург, 2008. С. 12..

Сравнительно небольшая частотность употребления вводных в речи имплицитного повествователя компенсируется их количеством в речи персонажей и подтверждает тезис исследователей о тенденции И.А. Бунина передавать выражение оценок персонажам Там же. С. 17.^, Вантенков И.П. Структура повествования в рассказах И.А. Бунина (1890-1916 гг.): Автореф. дис. на соиск. учен.степ. к. филол. н. Киев,1979. С. 5..

Большое количество вводных со значением проблематической достоверности позволяют имплицитному повествователю подчеркивать свою внешнюю позицию по отношению к описываемым событиям, создавая иллюзию незнания внутреннего состояния персонажей.

Большое количество вводных, выражающих оценку обыденности явления, позволяет создавать контекст воспоминания. Это соотносится с особенностью повествования И.А. Бунина создавать эффект приближенности мира прошлого настоящему Захарова В.Т. Импрессионизм в русской прозе Серебряного века. Н. Новгород, 2012., особой значимостью темы памяти в его творчестве Мальцев Ю.А. Иван Бунин. 1870 -- 1953. Франкфурт-на-Майне М., 1994..

Речь перволичного повествователя субъективирована, поэтому нет особой необходимости передавать выражение оценочных значений речи персонажа. К тому же, наибольшее количество употреблений вводных относится к рассказу «Хорошая жизнь», выдержанному в сказовой манере.

В ранних рассказах (1892 - 1906 гг.) к речи экзегетического повествователя относятся 10 употреблений оценочных вводных (6 вводно-обобщительных, 3 со значением проблематической достоверности, 1 вводно-эмоциональное). К перволичному нарративу относятся 119 употреблений. Из них в речи рассказчика - 60 (40 со значением проблематической достоверности, 12 вводно-обобщительных, 6 со значением категорической достоверности, 2 вводно-эмоциональных), в ПР - 59 (35 со значением проблематической достоверности, 18 со значением категорической достоверности, 4 вводно-эмоциональных, 2 вводно-обобщительных). Также к речи персонажа относятся 16 употреблений в контексте НПР (14 со значением проблематической достоверности, 1 со значением категорической достоверности, 1 вводно-обобщительное), в КР - 2 (со значением проблематической достоверности). К этому периоду относится 1 спорное употребление вводного со значением проблематической достоверности (НПР или речь имплицитного повествователя).

В рассказах 1911 - 1913 гг. к речи экзегетического повествователя относятся 22 употребления вводных (вводно-обобщительные - 16, со значением проблематической достоверности - 4, со значением категорической достоверности - 2). К перволичному нарративу относятся 158 употреблений. Из них 53 в речи рассказчика (19 со значением категорической достоверности, 18 со значением проблематической достоверности, 16 вводно-обобщительных), в прямой речи персонажа - 105 (55 со значением категорической достоверности, 37 со значением проблематической достоверности, 11 вводно-обобщительных, 2 вводно-эмоциональных). К речи персонажа также относятся 27 употреблений в НПР (19 со значением проблематической достоверности, 7 со значением категорической достоверности, 1 вводно-эмоциональное) и 1 в КР (со значением проблематической достоверности). К этому периоду относятся 2 спорных употребления со значением категорической достоверности (НПР или речь имплицитного повествователя).

В рассказах 1914 - 1916 гг. к речи экзегетического повествователя относятся 15 употреблений вводных (вводно-обобщительные - 7, со значением проблематической достоверности - 5, со значением категорической достоверности - 3). К перволичному нарративу относятся 58 употреблений. Из них 13 в речи рассказчика (9 со значением категорической достоверности, 3 со значением проблематической достоверности, 1 вводно-обобщительное), в прямой речи персонажа - 45 (22 со значением категорической достоверности, 19 со значением проблематической достоверности, 1 вводно-обобщительное, 3 вводно-эмоциональных). К речи персонажа также относятся 15 употреблений в НПР (11 со значением проблематической достоверности, 2 со значением категорической достоверности, 1 вводно-эмоциональное, 1 вводно-обобщительное) и 2 в КР (со значением проблематической достоверности). К этому периоду относятся 2 спорных употребления со значением категорической достоверности (НПР или речь имплицитного повествователя).

В рассказах 1923 - 1925 гг. и отредактированных в 1926, 1929 и 1932 гг. к речи экзегетического повествователя относится только 1 употребление (вводно-обобщительное). К перволичному нарративу относятся 20 употреблений. Из них 10 в речи рассказчика (9 со значением проблематической достоверности, 1 со значением категорической достоверности), в прямой речи персонажа - 20 (7 со значением проблематической достоверности, 2 со значением категорической достоверности, 1 вводно-обобщительное). К речи персонажа также относятся 9 употреблений в НПР (5 со значением проблематической достоверности, 2 со значением категорической достоверности, 2 вводно-обобщительных).

3.4 Текстовые функции вводных конструкций

Текстовые функции вводных конструкций рассматриваются в соотнесении с типом повествователя и типом повествования. Подробный разбор употреблений приводится в приложении. Здесь приводятся примеры, иллюстрирующие каждое значение.

Вводные со значением степени достоверности высказывания:

Экзегетический повествователь присутствует в тексте как субъект сознания, выражающий при помощи вводных со значением категорической достоверности:

1. Оценку типичности, соответствия ожиданию говорящего

Не радостно было ее прошлое: ну, конечно, муж разбойник и пьяница, потом, после его смерти, чужие углы и поборы под окнами, долгие годы голода, холода, бесприютности… («Старуха», 1916 г.) (IV, 145)

Субъект ментального действия отмечает типичность причин несчастья персонажа.

2. Согласие с позицией адресата:

Зовут его, конечно, не Липатом, но Ипат Ї это мужикам да и ему самому не нравится («Хороших кровей», 1913 г.) (III, 419)

Вводная конструкция выражает согласие повествователя с возможным недоумением адресата.

3. Уверенность в сообщаемом факте, его естественности и неоспоримости:

Он всегда во хмелю Ї от нервности, от жары, от табаку, от виски: много пьют англичане, но, конечно, ни один из них во всем этом белом городе не выпивает за день столько, сколько Зотов, не глотает так жадно ледяную содовую воду, не выкуривает такого количества сигар и папирос, не говорит так много и путано… («Соотечественник», 1916 г.) (IV, 134)

Вводная конструкция выражает уверенность повествователя в сообщаемом факте. Субъект ментального действия оценивает сообщаемый факт как естественный и неоспоримый.

Следует отметить, что это единственный случай выражения экзегетическим повествователем уверенности с помощью вводных конструкций.

4. Привлечение внимания к компоненту высказывания с целью подчеркнуть его значение:

Обед длился больше часа, а после обеда открывались в бальной зале танцы, во время которых мужчины, Ї в том числе, конечно, и господин из Сан-Франциско, Ї задрав ноги, до малиновой красноты лиц накуривались гаванскими сигарами и напивались ликёрами в баре, где служили негры в красных камзолах, с белками, похожими на облупленные крутые яйца. («Господин из Сан-Франциско», 1915) (IV, 55)

Вводная конструкция маркирует включенность персонажа в ситуацию, выражает отношение говорящего к этой включенности как к естественной. При дается избыточная информация: подлежащее мужчины включает и персонажа. Это подчеркивает, что поведение персонажа такое же, как у остальных.

Диегетический повествователь (рассказчик) выражает при помощи вводных со значением категорической достоверности:

1. Уверенность в естественности, несомненности сообщаемого:

Не всегда, конечно, трепетал перед Фисуном Луговой: были часы, когда нужно было отдохнуть от понесенных трудов и подкрепить силы для дальнейших, когда закуска, чаепитие и курение тютюна почти совсем уравнивали Фисуна с Луговым. («Архивное дело», 1914 г.) (IV, 38)

Субъект ментального действия выражает уверенность в естественности описываемой ситуации.

2. Уверенность в естественности, типичности сообщаемого и при этом подчеркивает его особое проявление по отношению к маркируемому компоненту:

Тут объединяла их еще и ненависть к сторожам, которые и Лугового не очень-то жаловали, а кроме того Ї глубокая отчужденность архива от всех прочих отделений управы: твердо держались эти архивные кроты, Ї и Фисун, конечно, особенно твердо, Ї того убеждения, что низ и верх суть два совершенно разных мира, что во веки веков не расти двум колосьям в уровень, что до скончания времен пребудут большие и малые, власть и подчинение, что напрасно молокососы потешаются над ними… («Архивное дело», 1914 г.) (IV, 38)

Вводное во вставной конструкции выражает уверенность говорящего в естественности характеристики и подчеркивает то, что описываемый персонаж выделяется особой силой проявления признака.

3. Согласие с возможной реакцией адресата:

Конечно, времена были тогда глухие, архиреакционные: но ведь все-таки были мы земские люди. («Архивное дело», 1914 г.) (IV, 38)

Субъект ментального действия соглашается с возможным удивлением слушателя

4. Уверенность в достоверности сообщаемого:

...