Метафорическая концептуализация природных катастроф в экологическом дискурсе (на материале медийных текстов)

Наиболее характерные свойства метафоры, а именно: её образность, отбор в процессе интеракции признаков, релевантных для создания когнитивного образа отображаемой ею действительности, ориентация на фактор адресата -- на его способность разгадать метафору не только интеллектуально, но также оценивая обозначаемое и образ, лежащий в ее основе, эмоционально воспринимая этот образ и соотнося его со шкалой эмотивно-положительных или отрицательных реакций, детерминированных национально-культурными и вербально-образными ассоциациями, -- все эти свойства несут в себе антропометричность.

1.3.3 Механизмы образования метафорических переносов. Основные метафорические парадигмы XX века

Современные исследования метафоры основываются на идее метафорического переноса, идущей ещё от Аристотеля. Полагая, что основу метафорического переноса составляет подобие между двумя предметами, и рассматривая подобие как основополагающее средство познания, Аристотель и его последователи отводили метафоре исключительную роль в отражении объективной действительности.

Метафора возникает при уподоблении одного явления другому на основе семантической близости состояний, свойств и действий, характеризующих эти явления. С формальной точки зрения метафорический перенос заключается в употреблении слова, предназначенного для обозначения одних объектов действительности, для наименования или характеризации других объектов на основании условного тождества приписываемых им предикативных признаков.

Чтобы лучше понять механизмы сравнения, нужно рассмотреть природу элементов, вовлечённых в метафору. В создании метафоры участвуют четыре компонента: две категории объектов (основной и вспомогательный субъекты метафоры, по М. Блэку) и свойства каждой из них. Метафора отбирает признаки одного класса объектов и прилагает их к другому классу или индивиду - актуальному субъекту метафоры. В разных типах метафоры эксплицированы разные элементы её внутренней структуры. Так, в предикативной метафоре вспомогательный субъект не обозначен, его имплицирует признаковое слово: Человек растаял в ночи - вспомогательный субъект метафоры (снег, лёд) выводится из значения глагола таять, суть метафоризации состоит в переосмыслении признака. Напротив, в субстантивной метафоре обозначен вспомогательный субъект, а его признаки, служащие основой метафорического значения, остаются неэксплицированными: Он настоящий пескарь. В этом случае происходит отбор признаков, присущих вспомогательному субъекту и совместимых с природой денотата, определяемого метафорическим предикатом. Имплицитный или эксплицитный характер вспомогательного субъекта - носителя признака - определяется главным субъектом.

Предметные компоненты метафоры (основной и вспомогательный субъекты) можно интерпретировать либо как лежащие вне языка материальные сущности (референты), либо как отражение этих сущностей в сознании человека (представления, понятия). Признаки предметов интерпретируются как логические или психологические категории (представления, понятия), либо как лингвистические категории, т.е. как значения слов.

В современных трудах по метафоре И.В. Толочин выделяет 3 основных взгляда на ее лингвистическую природу:

ь метафора как способ существования значения слова,

ь метафора как явление синтаксической семантики,

ь метафора как способ передачи смысла в коммуникативном акте [Толочин 1996].

В первом случае метафора рассматривается как лексикологическое явление. Такой подход является наиболее традиционным, поскольку тесно связан с представлениями о языке как относительно автономной от речевой деятельности и стабильной системе. Соответственно, представители данного подхода считают, что метафора реализуется в структуре языкового значения слова.

При втором подходе основное внимание уделяется метафорическому значению, возникающему при взаимодействии слов в структуре словосочетания и предложения. Он является наиболее распространенным: для него границы метафоры более широки - она рассматривается на уровне синтаксической сочетаемости слов.

Третий подход - самый инновационный, поскольку рассматривает образное сравнение как механизм формирования смысла высказывания в различных функциональных разновидностях речи. Для данного подхода метафора - это функционально-коммуникативное явление, реализующееся в высказывании/тексте.

Г.Н. Скляревская в своей монографии «Метафора в системе языка» характеризует первый подход исследования. Автор рассматривает языковую метафору, противопоставляя ее художественной. По Г.Н. Скляревской, языковая метафора - это готовый элемент лексики [Скляревская 1993: 31]. Описывая структуру языковой метафоры, Г.Н. Скляревская включает в сферу своего внимания структуру лексического значения слов, обладающих метафорической образностью. В процессе анализа производится сравнение сем у слова, обладающего буквальным значением, и у слова с метафорическим значением. Метафорическое значение автор определят как «удвоение денотата и перераспределение сем между денотативной и коннотативной частями лексического значения» [Скляревская 1993: 15-20].

Как явление синтаксической семантики метафора рассматривается в работах Н.Д. Арутюновой, М. Блэка, А. Ричардса. Данный подход позволяет получить сведения о влиянии семантической сочетаемости слов на процесс метафоризации. Основная ценность семантико-синтаксического подхода в том, что раскрывается механизм формирования метафорического значения на основе категориальной характеризации.

Третий подход - функционально-коммуникативный - наиболее актуален для лингвистических направлений, изучающих различные аспекты теории речи. В рамках данного подхода метафора рассматривается как неотъемлемый элемент дискурса. Включение прагматического и когнитивного аспектов дает методологическую основу для изучения своеобразия функционирования метафор в различных видах дискурса и функциональных стилях речи и позволяет анализировать специфику использования метафоры в зависимости от коммуникативной направленности речи.

Чтобы показать механизмы образования метафор, остановимся подробнее на анализе существующих моделей метафорического переноса.

М. Блэк в своей работе «Метафора» рассматривает три взгляда на это явление:

1. Субституциональная точка зрения, согласно которой метафорическое выражение всегда употребляется вместо эквивалентного ему буквального выражения. У этой точки зрения множество сторонников, которые полагают, что метафора - это слово, замещающее другое слово в силу сходства или аналогии между тем, что они обозначают. При этом фокус метафоры (т.е. метафорическое слово или выражение, вставленное в рамку прямых значений слов) передаёт смысл, который в принципе мог бы быть выражен буквально. Автор использует одно вместо другого, задача читателя/слушателя - осуществить обратную замену.

2. Согласно сравнительной точке зрения, метафорическое утверждение можно заменить эквивалентным ему сравнением, поэтому она является разновидностью субституциональной концепции метафоры. Недостатком этой теории является то, что взаимодействие концептов не может быть сведено к их механической сумме. Д. Дэвидсон считает большим минусом этой теории то, что она «делает глубинное, неявное значение метафоры удивительно очевидным и доступным. В каждом конкретном случае скрытое значение метафоры может быть обнаружено путём указания на то, что является обычно самым тривиальным сравнением. … А между тем метафоры часто трудно интерпретировать и совсем невозможно перефразировать» [Дэвидсон 1990: 181].

3. Интеракционистская точка зрения, основоположником которой считается английский учёный А. Ричардс. Сам М. Блэк также является сторонником интеракционистской концепции, которая «лишена главных недостатков субституциональной и сравнительной точек зрения и проникает в суть употребления метафоры и границ самого этого понятия» [Блэк 1990: 156].

В теории А. Ричардса обретение метафорой самостоятельного значения объясняется взаимодействием в ней двух мыслей. В работе «Философия риторики» А. Ричардс пишет: «Когда мы используем метафору, мы основываемся на двух мыслях о двух различных вещах. Причем эти мысли, возникая одновременно, выражаются с помощью одного слова или выражения, значение которого есть результат их взаимодействия» [Ричардс 1990: 46]. В качестве компонентов метафоризации выступает «основа» - объект, относительно которого строится метафора, и «носитель» - возникшее в процессе метафоризации выражение. «Основа» задает референцию, а «носитель» определяет смысл. Фокусное слово приобретает новое значение, которое не совпадает со его буквальным значением и не равно буквальному значению любого другого слова в данном контексте.

Если концепция А. Ричардса основывается на понятийной теории значения, то М. Блэк опирается на теорию референции и рассматривает метафору как фильтр. Он вводит два понятия: вспомогательного субъекта, для презентации метафорического образа, и систему связанных с ним общепринятых ассоциаций в качестве предикативной составляющей его метафорического значения.

Интеракционистская теория М. Блэка, обосновывая наличие в метафорических структурах особого значения, рассматривает метафору как следствие взаимодействия отдельных объектов, каждому из которых соответствует «система ассоциативных общих мест». Интеракция этих систем моделирует значение метафоры, в рамках которого изменяется прежнее значение обоих объектов: «Механизм метафоры заключается в том, что к главному субъекту прилагается система «ассоциируемых импликаций», связанных со вспомогательным субъектом; метафора отбирает и организует одни, вполне определенные характеристики главного субъекта, и устраняет другие. Эти импликации есть ассоциации, связанные в сознании автора со вспомогательным субъектом. Для осмысления слова нужно отобрать семантические признаки из импликационала его первичного значения (признаки, которые не входят в ядро первичного значения, то есть в его интенсионал). Они окружают интенсионал, подобно силовому полю. Это информация, которая ассоциируется с данным словом. Можно говорить о том, что все эти признаки образуют некую вероятностную структуру, где семантические признаки имеют разную вероятность вхождения или невхождения в импликационал значения. Это и является причиной неопределенности значения метафор - любой импликационал может стать основанием метафорического переноса [Блэк 1990]. Таким образом, природой метафоры М. Блэк считает взаимодействие семантических пространств, относящихся к двум различным объектам.

Главный вывод, к которому приходит М Блэк: эффект метафоры возникает вследствие взаимодействия и интеракции двух понятий, двух концептуальных систем. При этом семантические изменения претерпевают оба понятия, ни одно из них в результате метафорического взаимодействия не остаётся самим собой.

Критическое рассмотрение данной концепции выявляет ряд её недостатков. Так, В.Н. Телия отмечает, что интеракционистская теория недостаточно учитывает роль собственно человеческого, субъективно личностного, фактора, аксиологическую ориентацию метафоры, антропометричность, а также то, что процесс метафоризации должен включать интенцию субъекта метафоризации, задающую когнитивную и прагматическую функцию метафоры в коммуникативных актах, мотив выбора, зависящего от прагматического замысла, и функциональную нагрузку - концептуальную и эмотивную [Телия 1988б: 34-37].

Интеракционистской теории в англоязычной литературе соответствует семантико-синтаксический подход в исследованиях отечественных учёных. Основные положения интеракционистской теории М. Блэка близки по взглядам Н.Д. Арутюновой. В основе механизма формирования метафоры сторонники семантико-синтаксического подхода видят категориальный сдвиг. Метафора предлагает новое распределение предметов по категориям и тут же от него отказывается [Арутюнова 1990: 8]. Суть метафоры - это транспозиция идентифицирующей (дескриптивной и семантически диффузной) лексики, предназначенной для указания на предмет речи, в сферу предикатов, предназначенных для указания на его признаки и свойства [там же].

В рамках данного подхода выделяется функциональное направление исследования метафоры, которое, по мнению В.Н. Телия, сводится к изучению её структурно-семантических составляющих. Коннотация рассматривается как способ прагматического воздействия на адресата, а лежащий в основе метафорических переносов признак выражает отношение субъекта речи к действительности [Телия 1981: 21].

В работах В.Г. Гака представлен структурно-семантический анализ существующих моделей метафорического переноса [Гак 1988: 15-16]. Полную структуру метафоры он представляет следующим образом:

П1 и П2 - предметы, с которыми соотносятся в своих прямых значениях И и Р. П1 и П2 объединяются промежуточным понятием П, что обуславливает перенос названия И на П2. При этом возникает двойная асимметрия: многозначность И, которое обозначает П1 и П2, и синонимия И и Р, которые обозначают П2. Эта двойная асимметрия поддерживает силу метафорического переноса, создаёт ощущение метафоричности. Оба обозначения И и Р соотносятся со своими прямыми значениями. Такую метафору Гак называет двусторонней.

Если отсутствует один из компонентов этой структуры, то образуются иные структурно-семантические типы метафор:

Предмет П1 не имеет собственного закреплённого обозначения в языке, переносное обозначение И является единственным для предмета П2. Метафоризм поддерживается за счёт многозначности И.

2) односторонняя ономасиологическая метафора:

Здесь подвергнувшееся метафоризации слово не связывается с каким-либо определённым значением. Прямое значение И уже забыто, от него остаётся лишь экспрессивная окраска.

Наконец, метафора может вообще не противопоставляться прямым номинациям:

Слово «глаз» в русском языке первоначально означало «шар», затем оно метафорически стало обозначать глаз, вытеснив слово «око». Так образуется этимологическая метафора, которая может быть прослежена только в истории языка.

Двусторонняя метафора может сохранять образность в наибольшей степени. В односторонних метафорах образность стирается, причём ономасиологическая нередко сохраняет общий эмоциональный образ, семасиологическая часто становится мёртвой. Этимологическая метафора утрачивает всякую образность [Гак 1988: 17].

Д. Дэвидсон выдвигает мысль о том, что метафора не обладает никаким другим содержанием, кроме своего прямого словарного значения. Суть его идеи заключается в том, что в метафоре определённые слова принимают новое, или расширенное, значение. Неизвестно, зависит ли метафора от нового или расширенного значения, но несомненно, что она зависит от своего буквального значения. Первичное или буквальное значение слов остаётся действенным и в их метафорическом употреблении [Дэвидсон 1990: 173].

Споры о природе метафорического значения попытался резюмировать Р. Рорти, который, проясняя позицию Д. Дэвидсона по данному поводу, заметил, что нет надобности разделять значения слов на метафорические и буквальные. Слово имеет только одно значение - буквальное, и более никакого [Рорти 1996].

По мнению Дж. Сёрля, многие теории метафоры выдают за объяснение тех или иных феноменов метафоры их видоизменное описание. Их авторы пытаются обнаружить метафорические элементы метафорического высказывания в произнесенном предложении или выражении. Они считают, что значение предложения бывает двух типов -- буквальное и метафорическое. Однако предложения и слова имеют только те значения, которые они имеют. Соответственно, говоря о метафорическом значении слова, выражения или предложения, мы говорим о том, для выражения какого значения их можно было бы употребить, когда оно расходится с тем, что данное слово, выражение или предложение значат на самом деле. Тем самым мы рассуждаем о возможных намерениях говорящего, о том, при каких условиях говорящий мог бы произнести это предложение в каком-либо метафорическом смысле. «Чтобы иметь возможность без лишних слов отличать то, что имеет в виду говорящий, произнося слова, выражения и предложения, от того, что эти слова, выражения и предложения значат сами по себе, я буду первое называть значением высказывания говорящего, а второе значением слова или предложения. Метафорическое значение -- это всегда значение высказывания говорящего» [Сёрль 1990: 308].

Мысль об однозначной природе прямого и метафорического значений имеет как сторонников, так и противников. По мнению Эвы Киттей - автора одной из фундаментальных работ по теории метафоры, - желание стереть разницу между прямым и метафорическим значениями обусловлено мыслью о том, что приоритетом в сфере познания обладают исключительно средства прямой номинации. Структура метафоры в корне отличается от структуры традиционных прямых обозначений. Разделение признаков на метафорические и буквальные является необходимым условием концептуальной организации наших представлений, которые с течением времени могут терять или приобретать метафорический смысл [цит. по Петров 1990: 137].

Для объяснения механизма образования метафор привлекается и теория семантического поля, истоки которой восходят ещё к Ф. де Соссюру, утверждавшему, что значение слова в языке зависит от его смысловых отношений (типа антонимии, синонимии) с другими словами. В рамках этой теории метафорический перенос рассматривается как перенос от одного структурированного и взаимосвязанного в единое целое семантического поля к другому полю.

Каждая метафора принадлежит определённому семантическому полю. Не всякая метафора может быть упорядочена в структуре одного семантического поля, но и случаи, когда метафора не принадлежит никакому семантическому полю, очень редки.

За каждым словом закреплён определённый круг значений, семантическое поле. В метафорической речи слова употребляются в переносном смысле, т.е. получают новое значение, входят в новое семантическое поле. Приобретение метафорой нового значения связано не с тем, что она выходит за рамки первоначально заданного объёма значения, а с тем, что она приобретает его за счёт развития периферийных признаков семантического поля. Таким образом, в результете оживления периферии семантического объёма возникает единица вторичной номинации.

Э. Киттей при объяснении механизма метафорического переноса выделяет три типа полей: лексические, семантические и содержательные [цит. по Петров 1990: 137]. Основу лексического поля составляет неинтерпретированный набор лексических единиц. Этот набор образует поле в том случае, когда мы может выделить в нём отношения противопоставления или сходства. Например, лексическое поле «холодный», «тёплый», «горячий».

Содержательная область определяет интерпретацию элементов лексического поля. К ней относятся различные виды человеческой деятельности, социальные отношения, цвета и др.

Семантические поля представляют собой множества лексических единиц вместе с соответствующими содержательными областями.

Э. Киттей объясняет метафорический перенос на основе концепции значения как семантического поля, различая два типа ситуаций. В первой речь идёт о переносе из одного структурированного семантического поля в другое структурированное поле. Перенос происходит на двух уровнях - семантическом и содержательном. При взаимодействии семантических компонентов метафорического выражения происходит структурирование содержательной области. Так, в метафорическом выражении «hot player» отношения семантического поля понятия «температура» переносятся на содержательную область понятия «игрока в баскетбол»

Во втором случае имеется одно структурированное семантическое поле и неструктурированная содержательная область. Отношения семантического поля накладываются на содержательную область, структурируя последнюю. В обоих случаях происходит переорганизация семантического поля, что приводит к сдвигу в значении.

Со второй половины XX в. в разных странах начинают появляться философские труды, посвященные исследованию тропологического мышления. В 1960 г. была опубликована книга одного из самых значительных теоретиков метафоры Г. Блюменберга «Парадигмы метафорологии», который посвящает свою теорию преимущественно диахроническому изучению метафоры в истории духа. Его произведение называют «фундаментальной философией метафоры». Уже в 60-е годы XX в. Г. Блюменберг представляет элементы метафоричекого анализа, которые позже нашли отражение в когнитивной теории метафоры. Но всё же обе теории принципиально отличаются друг от друга. Если в когнитивной теории метафоры изучаются прежде всего синхронные аспекты метафоры, то работа Г. Блюменберга посвящается происхождению и развитию метафоры с античности и до нашего времени [Blumenberg 1998: 4].

Г. Блюменберг рассматривает метафору как важное средство познания, необходимую составную часть дискурса, с помощью которой мышление находит своё выражение [Blumenberg 1981: 134-135]. В своей работе «Философия метафоры» он анализирует отношения между метафорой и понятием и полагает, что метафора имеет место там, где существует пространство невозможного, где еще нет возможности для образования понятий. Понятия нередко возникают из метафор, а метафоры имеют отношение, как говорит Гаральд Вайнрих, не только к риторике, но и к познанию: «Метафоры так истинны, как можно только желать. Их нельзя заменить прямыми выражениями; и даже если когда нибудь представится такая возможность, этого не следует делать, ибо тогда истинность будет заменена неистинностью» [Вайнрих 1987: 69].

Г. Блюменберг выделяет две группы метафор: одни принадлежат к основному составу философского языка, это переносы, которые нельзя вернуть обратно, в область логического. Именно такие метафоры он называет абсолютными, в отличие от рудиментарных, которые поначалу характеризуют лишь предварительность философской ситуации, остановку на пути «от мифа к логосу».

Проводя различия между рудиментарными метафорами, которые еще могут быть логически разрешены через понятия, и абсолютными метафорами, у которых нет логико-понятийных обеспечений, он полагает, что именно абсолютные метафоры должны стать предметом пристального внимания философии, поскольку они меняют взгляд на мир, позволяют посмотреть на него в другом ракурсе, а тем самым изменить понимание человеком самого себя. По Г. Блюменбергу, понятийное мышление существует именно в этом метафорическом горизонте и ориентировано им. Фундаментальные образы, составляющие биографию вещей и событий, создаются не благодаря понятиям, а благодаря другим образам, какими являются, например, образы механизма для государства и организма для общества. Такого рода образы определяют горизонты существования понятий.

Основные положения теории Г. Блюменберга:

1. Метафоры рядоположены понятиям. Между рассуждениями в понятиях и метафорикой нет пропасти, нет четкой грани. Начинаясь в понятиях, рассуждение может продолжиться как бы в понятиях.

2. Метафоры могут носить не только резидуальный характер («стираясь», превращаясь в понятия или уступая место понятиям по мере эволюции науки). Они могут быть постоянными достаточно долго, чтобы назвать их «абсолютными», а также вновь появляться в результате инволюции, метафоризации того, что исходно было сконструировано как понятие.

Отношение между понятиями и метафорами носит гибкий, подвижный характер. Абсолютность метафор есть не столько сохранение определенного состава вечных символов, устойчивых переносных значений, сколько неизбежность балансирования между прямым и переносным. Рутинизация использования метафорических выражений, привычное употребление одних и тех же терминов, заставляющее забыть их метафорический смысл, приводит к тому, что с переносным значением работают как с собственным. Постепенно образный, переносный характер значения стирается. Однако случается и обратное: устоявшиеся, казалось бы, в науке понятия приобретают в определенных видах дискурса характер метафоры.

Среди многочисленных исследований о природе и механизмах метафорического переноса наибольшую известность приобрела работа Дж. Лакоффа и М Джонсона «Метафоры, которыми мы живём». «Для большинства людей метафора - это поэтическое и риторическое выразительное средство, принадлежащее скорее к необычному языку, чем к сфере повседневного обыденного общения. Более того, метафора обычно рассматривается исключительно как одно из проявлений естественного языка - то, что относится к сфере слов, но не к сфере мышления или действия. Именно поэтому большинство людей полагает, что они превосходно могут обойтись в жизни и без метафор. В противоположность этой точке зрения мы утверждаем, что метафора пронизывает всю нашу повседневную жизнь и проявляется не только в языке, но и в мышлении и действии. Наша обыденная понятийная система, в рамках которой мы мыслим и действуем, метафорична по самой своей сути…» [Лакофф, Джонсон 1990: 393].

Теория концептуальной метафоры рассматривает метафору как когнитивную операцию над понятиями и видит в ней средство концептуализации, позволяющее осмыслить явления одного рода в терминах явлений другого рода. «Переносу» подвергается не изолированное имя, а целостная концептуальная структура. Тем самым понятие упорядочивается метафорически, соответствующая деятельность упорядочивается метафорически, и сам язык также упорядочивается метафорически. Метафоры как языковые выражения становятся возможны именно потому, что существуют метафоры в понятийной системе человека [Лакофф, Джонсон 1990].

Более подробно теорию Дж. Лакоффа и М. Джонсона мы рассмотрим в следующем параграфе, посвящённом когнитивистике и теории когнитивной метафоры.

1.3.4 Когнитивное исследование концептуальной метафоры

На протяжении последних десятилетий одним из ведущих направлений развития науки ученые называют когнитивистику. Когнитивно-дискурсивная парадигма современной лингвистики расматривает язык как «когнитивное образование, которое используется в коммуникативной деятельности и имеет для этого необходимые единицы, структуры, категории и механизмы» [Кубрякова 2001: 11-12].

Когнитивная лингвистика как часть когнитивной науки представляет собой «направление, в центре которого находится язык как общий когнитивный механизм» [Демьянков 1994: 21]. Суть действия подобного механизма составляет акт интерпретации: в процессе продуцирования речи интерпретируется внешний мир человека, и в процессе восприятия речи интерпретируется она сама. По этой причине подход к языковым явлениям с точки зрения когнитивной лингвистики называется интерпретирующим [Демьянков 1994: 17].

Категоризация и концептуализация как основные познавательные процессы

Центральными проблемами современной языковой науки, получившими освещение с когнитивной точки зрения, являются проблемы категоризации и концептуализации. Со времен Платона проблема категоризации занимала умы бесчисленных философов, лингвистов, математиков. За годы развития когнитивной семантики разработан ряд теорий, направленных на выявление языковой концептуализации и категоризации человеком мира. Наиболее значимыми среди них являются теория концептуальной метафоры Дж. Лакоффа, теория «когнитивной грамматики» Р. Лангакера, когнитивная теория употребления языка Т. ван Дейка, теория воплощенного значения Джонсона, грамматика конструкций Ч. Филлмора, теория семантических примитивов А. Вежбицкой.

Процессы концептуализации и категоризации являют собой примеры классификационной деятельности и протекают в сознании параллельно. Однако они различаются по своим целям и конечному результату [Краткий словарь когнитивных терминов 1996: 93]: процесс категоризации нацелен на объединение сходных в том или ином отношении явлений в более крупные разряды, процесс концептуализации заключается в выделении минимальных содержательных единиц ментального уровня, являющихся результатом практического опыта в процессе познания человеком окружающего мира, и приводит к образованию концептов, концептуальных структур и всей концептуальной системы в психике человека.

Наш мозг оперирует концептами разной сложности: мы можем говорить о концептах смежности, пространственности, движения и т.д. Концепт - это фрагмент мира, схваченный когнитивной структурой, которая в большинстве случаев выступает в виде группы концептов. Содержание концепта - это образ, который подвергается национальным сообществом определённой стандартизации. Появившись в сознании человека, этот образ продвигается по ступеням абстракции, и по мере продвижения содержание концепта превращается из чувственного образа в собственно мыслительный.

Как отмечают Дж. Лакофф и М. Джонсон, «категоризация требует весьма серьезного отношения. Трудно найти что-то более важное для нормального функционирования нашего мышления, восприятия, деятельности и речи. Когда бы мы ни размышляли о классах сущностей, ... мы обращаемся к категориям. Во всех случаях, когда мы, имея определенное намерение, осуществляем какой-либо вид деятельности, ... мы обращаемся к категориям. То специфическое действие, которое мы производим в каждой конкретной ситуации, представляет собой вид моторной активности, т.е. оно относится к категории моторных действий. Эти действия никогда в точности не повторяются, тем не менее, несмотря на различия в конкретных реализациях, они все соотносятся с соответствующим видом деятельности, и мы знаем, как совершить действие данного вида. И каждый раз, производя или понимая высказывание любой разумной длины, мы используем дюжины, если не сотни, категорий. Вне способности к категоризации мы не смогли бы функционировать вообще. Изучение процессов категоризации исключительно важно для любых подходов к пониманию того, как мы мыслим и как мы действуем...» [Лакофф, Джонсон 1990].

Исторически известны три подхода к проблеме категоризации:

· классическая категоризация

· концептуальная кластеризация

· теория прототипов.

Классическая категоризация. В классическом подходе все вещи, обладающие данным свойством или совокупностью свойств, формируют некоторую категорию. Причем наличие этих свойств является необходимым и достаточным условием, определяющим категорию [Лакофф, Джонсон 1990]. Т.е. согласно классической теории, свойства, определяющие категорию, присущи всем её членам, и, следовательно, все члены имеют единый статус принадлежности к категории.

Классическая категоризация пришла к нам от Платона и Аристотеля и нашла своих последователей, наиболее выдающимися из которых были Фома Аквинский, Декарт, Локк. Основное положение этой теории - идея строгой категоризации языка - лексических единиц, морфем, синтаксических конструкций и правил, регулирующих их употребление в коммуникации. В этой концепции слово либо обозначает данную вещь, либо нет. Категории, которые ещё со времен Аристотеля мыслились как вполне ясные конструкты, дискретны и представляются как абстрактные вместилища: одни вещи входят во вместилище-категорию, а другие находятся вне её. Считалось, что вещи входят в одну категорию тогда и только тогда, когда им присущи определенные общие свойства. И эти общие свойства определяют категорию в целом.

Принципы классической категоризации отражены в современной теории развития ребенка. После первого года жизни ребенок осознает существование объектов и затем начинает приобретать навыки их классификации, вначале пользуясь базовыми категориями, такими, как собаки, кошки и игрушки. Позднее ребенок начинает различать наличие, с одной стороны, более общих (животные), а с другой стороны, более частных категорий (колли, доги, овчарки) [Лакофф, Джонсон 1990].

Концептуальная категоризация (кластеризация) - современный вариант классического подхода. Он возник из попыток формального представления знаний. При таком подходе сначала формируют концептуальное описание классов (кластеров объектов), а затем классифицируют сущности в соответствии с этими описаниями [http://www.kti.ru/data/195/ch04.htm].

Теорию естественной (семантической) категоризации (теория прототипов) более подробно мы рассмотрим далее.

Теория прототипов

Теория прототипов противопоставляется классической теории, в которой взаимодействуют языковые и объективные категории. Развивалась данная теория одновременно в нескольких дисциплинах до некоторого времени почти независимо друг от друга: в когнитивной психологии, в этнолингвистике, в теоретическом языкознании и в философии. Корни ее лежат в философских концепциях К.Штумпфа, Э.Гуссерля, М.Мерло-Понти [Holenstein 1985: 197]. Благодаря проведению широких эмпирических исследований в самых разнообразных предметных областях категоризация из области предпосылок переместилась на передний план. Пионерами в разработке этой теории были представители когнитивной психологии, в которой категоризация стала важнейшей сферой изучения в первую очередь благодаря работам Элеоноры Рош, которая впервые обратила внимание на перспективы исследования проблем категоризации. Ее работы легли в основу той концепции, которая получила название «теории прототипов и категорий базового уровня» или просто «теории прототипов».

Теория естественной категоризации, основанная на идеях Л. Виттгенштейна, направлена против традиционной «аристотелевской логики» и, прежде всего, -- против принципа необходимых и достаточных условий членства в категории. Эту логику сторонники теории естественной категоризации считают искусственной моделью мышления, ничего общего не имеющей с тем, как мы на самом деле мыслим.

Существуют некоторые абстракции, которые не имеют ни четких свойств, ни четкого определения. Дж. Лакофф объясняет эту проблему так: «По утверждению Л. Виттгенштейна, существуют категории (например, игры), которые не соответствуют классическим образцам, так как нет признаков, свойственных всем играм... По этой причине их можно объединить так называемым семейным сходством... Л. Виттгенштейн утверждает, что у категории игр нет чёткой границы. Категорию можно расширить и включить новые виды игр при условии, что они напоминают уже известные игры» [Лакофф, Джонсон 1990]. Вот почему этот подход называется теорией прототипов: класс определяется одним объектом-прототипом, и новый объект можно отнести к классу при условии, что он наделён определённым сходством с прототипом.

Теория прототипов - подход к проблеме категорий, компромиссный между [цит. по Демьянков http://www.infolex.ru/Prot.html] платоновским и виттгенштейновским. Теорию Л. Виттгенштейна связывают с положением о недискретности, размытости границ, непрерывности и случайности в определении вещей и их именовании. Теория прототипов показывает, что свойственная человеку категоризация основывается на принципах, далеко отстоящих от тех закономерностей, которые воплощены в классической теории, и допускает, что категории языка не всегда определяются в терминах немногих отличительных особенностей, необходимых и достаточных в качестве критерия именования. Категории в естественных языках структурируются таким типом отношений, который Л. Виттгенштейн назвал «семейным сходством» [Wittgenstein 1999: 278] и формируются как пересечения некоторого числа «характерных», или «типичных» свойств-признаков, коррелирующих с уместностью именования соответствующих предметов. Континуум категорий обладает двумя различными градациями:

a) все свойства-признаки имеют некоторый вес (в соответствии со своей важностью, или значимостью) в установлении типичности объекта,

b) все члены категории обладают определенным рангом, соответствующим количеству представленных у них характерных свойств данного прототипа.

Прототип - наиболее типичный представитель, обладающий максимальным числом признаков, характерных для данной категории. Другие примеры категории различаются по степени типичности в зависимости от того, сколько они имеют общих с прототипом признаков.

Э. Рош доказала, что априорные размышления философов могут быть подтверждены эмпирически. Определив «семейное сходство» как реально ощущаемое подобие репрезентативных и нерепрезентативных членов категорий, Э. Рош показала, что существует корреляция между наличием семейного сходства и количественными оценками степени соответствия представлению о категории. Согласно принципу «семейного сходства», вокруг составленного из «хороших примеров» или «прототипов» ядра категории объединяется масса периферийных членов, которые должны обладать некоторым достаточным количеством признаков, характерных для данной категории, и нет ни одного свойства, разделяемого всеми членами категории, и только ими. Классификация опирается при этом не столько на анализ свойств, сколько на общее впечатление об объекте, на его образ. Вопрос о том, какое количество признаков должно считаться достаточным, обычно остается открытым. Таким образом, категория имеет градуированную внутреннюю структуру; границы категории расплывчаты и не могут быть четко определены в силу большого количества низкотипичных примеров, про которые трудно сказать, относятся ли они к данной категории.