Метафорические модели с агрессивным прагматическим потенциалом в политическом нарративе "Российские федеральные выборы (1999-2000 гг.)"

исходную понятийную область (в других терминах - ментальную сферу-источник, сферу-донор, источник метафорической экспансии, источниковую сферу), то есть в терминах теории регулярной многозначности семантическую сферу, к которой относятся охватываемые моделью слова в первичном значении;

новую понятийную область (в других терминах - ментальную сферу-мишень, денотативную зону, реципиентную сферу, направление метафорической экспансии), то есть в терминах теории регулярной многозначности семантическую сферу, к которой относятся охватываемые моделью слова во вторичном (переносном) значении;

Важное условие развития метафорической модели - исходная понятийная сфера должна быть детально структурирована в сознании носителей языка, «общеизвестна», должна принадлежать к ближайшему кругу интересов человека, к наиболее освоенным сторонам его опытно-познавательной деятельности; в то время как новая понятийная область, как правило, требует категоризации, объяснения, осмысления и концептуализации.

типовые для данной модели сценарии, которые отражают наиболее характерные для исходной понятийной сферы последовательности ситуаций: например, сценарий «войны» предполагает ее подготовку, объявление, ведение боевых действий с использованием разнообразного оружия, возможность ранения (с последующим лечением) и смерти участников боев, победу или поражение и т.п.

относящиеся к данной модели фреймы, каждый из которых понимается как фрагмент наивной языковой картины мира и которые структурируют соответствующую понятийную область (концептуальную сферу); такими фреймами являются, в частности, названные выше составляющие сценария «войны». По определению В.З. Демьянкова, фрейм - «это единица знаний, организованная вокруг некоторого понятия, но, в отличие от ассоциаций, содержащая данные о существенном, типичном и возможном для этого понятия…Фрейм организует наше понимание мира в целом…Фрейм - структура данных для представления стереотипной ситуации» (Е.С. Кубрякова и др., 1996, с.188);

составляющие каждый фрейм типовые слоты, то есть элементы ситуации, которые включают какую-то часть фрейма, какой-то аспект его конкретизации. Например, фрейм «Вооружение» включает такие слоты, как «огнестрельное и холодное оружие», «боевая техника», «боеприпасы» и т.п. При характеристике составляющих слота мы используем термин «концепт»; для обозначения концептов чаще всего используются слова естественного языка. Как отмечает Е.С. Кубрякова, концепт отражает представления «о тех смыслах, которыми оперирует человек в процессах мышления и которые отражают содержание опыта и знания, содержание результатов всей человеческой деятельности и процессов познания мира в виде неких квантов знания» (Там же, с. 90). Концепт в отличие от лексической единицы (слова) - это единица сознания, ментального лексикона. По словам Е.В. Рахилиной, «главным свойством концептов нередко считается их неизолированность, связанность с другими такими же - это определяет то, что всякий концепт погружен в домены, которые образуют структуру… Домены образуют тот фон, из которого выделяется концепт» (2000, с.3). Совокупность всех существующих в национальном сознании концептов образует концептуальную систему, концептосферу;

компонент, который связывает первичные и вторичные значения охватываемых данной моделью единиц, то есть необходимо выяснить, что дает основания для метафорического использования соответствующих концептов, почему понятийная структура сферы источника оказывается подходящей для обозначения элементов совсем другой сферы.

Таким образом, метафорическое моделирование - это отражающее национальное, социальное и личностное самосознание средство постижения, рубрикации, представления и оценки какого-то фрагмента действительности при помощи сценариев, фреймов и слотов, относящихся к совсем иной понятийной области.

При дальнейшей характеристике метафорической модели обычно можно определить ее продуктивность (способность к развертыванию и типовые направления развертывания) и частотность, выявить прагматический потенциал, то есть типовые особенности воздействия на адресата, а также «тяготение» модели к определенным сферам общения, речевым жанрам, социальным ситуациям и т.п. (А.П. Чудинов, 2001, с.44-46).

Среди функций метафорического моделирования А.П.Чудинов выделяет следующие:

когнитивная (метафора служит орудием познания мира, она помогает вычленить какие-то ментальные пространства и работать с ними);

номинативная (фиксация знания: если у реалии нет адекватного наименования, то метафора помогает его создать и вместе с тем осознать существенные свойства реалии);

коммуникативная (передача информации: метафора позволяет представлять новую информацию в краткой и доступной для адресата форме);

изобразительная (метафора помогает сделать сообщение более образным, ярким, наглядным) и др.

Основной акцент при анализе политических метафор в настоящей диссертации будет делаться на моделирующей и прагматической функциях метафоры. При реализации моделирующей функции метафора позволяет создать некую модель мира, уяснить взаимосвязи между его элементами. Прагматическая - это функция воздействия на адресата: метафора является мощным средством формирования у адресата необходимого говорящему мировосприятия, она позволяет изменять существующую у адресата политическую картину мира.

Каждая метафорическая модель обладает определенным прагматическим потенциалом - возможностью типового эмоционального воздействия на адресата. При использовании метафорических образов в сознании адресата формируются типовые прагматические смыслы. Прагматический потенциал метафорической модели может быть различным. Например, у метафорической модели «Российская действительность - это театр» наблюдается значительный сатирический потенциал, при использовании моделей с исходными понятийными сферами «Дом» и «Родство» часто формируются позитивные прагматические смыслы.

Агрессивный прагматический потенциал модели может проявляться в большей или меньшей степени. Например, у моделей «Россия - это транспортное средство» или «Россия - это мир растений» достаточно низкий агрессивный прагматический потенциал, так как речевую агрессию могут выражать только некоторые метафорические словоупотребления, соответствующие фреймам и слотам типа «бунт на корабле», «пиратский корабль», «сорняки» и т.п. Средний агрессивный прагматический потенциал характерен, например, для метафорической модели «Политика - это спорт»: спортивные состязания - это, как правило, соперничество. В том случае, когда агрессивные прагматические смыслы несет большинство соответствующих модели метафор, можно говорить о высокой степени возможного агрессивного воздействия на адресата.

Предметом нашего исследования являются метафорические модели с наиболее сильным агрессивным прагматическим потенциалом, поэтому в следующем параграфе мы рассмотрим вопрос о сущности речевой агрессии, особенностях ее проявления в агитационно-политическом дискурсе и выделим метафорические модели, обладающие максимальными возможностями для агрессивного воздействия.



1.3 Речевая агрессия как черта современного политического дискурса периода выборов

В исследованиях, посвященных современному политическому языку, постоянно отмечается усиление в российском политическом дискурсе концептуальных векторов агрессивности (А.Н. Баранов, А.Д. Васильев, О.И. Воробьева, О.П. Ермакова, Е.А. Земская, Ю.Н. Караулов, В.Г. Костомаров, Л.П. Крысин, Н.А. Купина, Л.М. Майданова, А.К. Михальская, П.Б. Паршин, Г.Г. Почепцов, Л.И. Скворцов, Ю.А. Сорокин, Ю.Б. Феденева, А.П. Чудинов, В.Н. Шапошников, В.И. Шаховский, Е.И. Шейгал и др.). Однако категориальный аппарат современной политической лингвистики еще до конца не сформировался, а поэтому продолжаются дискуссии о том, что такое речевая агрессия в политическом дискурсе и в каких формах она может проявляться. Поэтому прежде чем начать анализировать конкретные метафорические модели со значительным агрессивным прагматическим потенциалом (это задача следующей главы), необходимо уточнить основные понятия и термины, используемые в настоящем исследовании: политический язык, политический дискурс, политический нарратив, речевая агрессия и средства ее выражения, агрессивный прагматический потенциал метафорической модели.

В настоящей диссертации политический язык понимается как особая подсистема национального языка, предназначенная для политической коммуникации: для пропаганды тех или иных идей, эмотивного воздействия на граждан страны и побуждения их к политическим действиям, для выработки общественного консенсуса, принятия и обоснования социально-политических решений в условиях множественности точек зрения в обществе (А.П. Чудинов, 2001, с. 11). Вместе с тем учитывается и тот факт, что наряду с провозглашенным П. Грайсом принципом сотрудничества в речи нередко наблюдается и тенденция к соперничеству (Е.А. Земская, 1988, с. 37), к подавлению и подчинению адресата. Это особенно относится к политической речи: не случайно Е.И. Шейгал определяет политический язык как «язык власти» и выделяет концепт «власть» как основной в политическом дискурсе (Е.И. Шейгал, 2000, с. 74).

Политический язык реализуется в политическом дискурсе. Понятие дискурса является одним из базовых для нашей работы. В связи с тем, что сущность дискурса по-разному определяется в концепциях многих специалистов, попытаемся, опираясь на наиболее распространенные в современной лингвистике подходы к данному вопросу, определить наше понимание дискурса.

В 60-70-ые годы дискурс понимался преимущественно как связанная последовательность предложений или речевых актов, что сближало его с термином «текст». Однако в современной лингвистике понятия дискурса и текста разграничиваются по нескольким параметрам: категория дискурса относится к области лингво-социального (значимым является лингвистический и экстралингвистический контекст), а текст относится к области лингвистического. Ср. определения Н.Д. Арутюновой: дискурс - это «текст в событийном аспекте», «речь, погруженная в жизнь» (Н.Д. Арутюнова, 1990, с. 137). В концепции Ю.Н. Караулова. и В.В. Петрова: дискурс - это «сложное коммуникативное явление, включающее, кроме текста, еще и экстралингвистические факторы (знания о мире, мнения, установки, цели адресата), необходимые для понимания текста» (Ю.Н. Караулов, В.В. Петров, 1989, с. 8). В состав дискурса включают также множество текстов, которые взаимодействуют в сознании автора и адресата при создании и восприятии соответствующего текста.

Дискурс и текст часто противопоставляются как процесс и результат (продукт речепроизводства), когда дискурс рассматривается в качестве «реального речевого события, процессуального явления, связанного с реальным речепроизводством» (Е.И. Шейгал, 2000, с. 9-10).

Таким образом, понятие дискурса оказывается тесно связанным с понятием коммуникации, что отразилось в определении, данном С.И. Виноградовым: дискурс - это коммуникативное событие, заключающееся во взаимодействии участников коммуникации посредством вербальных текстов и /или других знаковых комплексов в определенной ситуации и определенных социокультурных условиях общения (С.И. Виноградов, 1999, с. 238).

Тот факт, что общение всегда протекает в определенной сфере человеческой деятельности, в определенном социокультурном пространстве, приводит к конкретизации дискурса. Это проявляется в сочетании термина «дискурс» с определениями: публичный дискурс, политический дискурс, тоталитарный дискурс, дискурс Жириновского, дискурс рынка и пр. Пытаясь осмыслить названную особенность дискурса, П.Б. Паршин (1999) предлагает рассматривать фактор агента социального действия, которым является «либо физическое лицо, либо групповой агент социального действия, либо некоторая социально значимая категория, которая на поверхности может выступать как предмет обсуждения». И дискурс определяется им как характеристика коммуникативного своеобразия агента социального действия.

Е.И. Шейгал, соглашаясь с П.Б. Паршиным в том, что специфика агента социального действия существенна для определения типа дискурса, считает, что одного этого фактора не достаточно, так как не менее значимым является «фактор интенции». Исследователь аргументирует свою точку зрения тем, что человек вступает в то или иное дискурсное пространство не только в определенной социальной роли (включающей или подразумевающей фактор сферы общения и тип социального института), но и с определенными целями. Интенциональную базу политическкого дискурса составляет «борьба за власть». Таким образом, по мнению Е.И. Шейгал, с учетом двух приведенных выше факторов политический дискурс - это «то, как говорит политика» («политики», «в политике») в «борьбе за власть» (Е.И. Шейгал, 2000, с. 14-15).

Такой подход в какой-то степени перекликается с точкой зрения А.Н. Баранова, который определяет политический дискурс «как совокупность дискурсивных практик, идентифицирующих участников политического дискурса как таковых или формирующих конкретную тематику политической коммуникации» (А.Н. Баранов, 2001, с. 14). Под дискурсивной практикой автором понимаются тенденции в использовании близких по функции, альтернативных языковых средств выражения определенного смысла. С лингвистической точки зрения дискурсивные практики определяются устойчивыми наборами языковых средств вариативной интерпретации действительности, свойственными данному политическому субъекту или характерными для обсуждения данной темы политической коммуникации (Там же).

Итак, в настоящей диссертации мы принимаем следующее рабочее определение: политический дискурс - это сложное коммуникативное явление, включающее, с одной стороны, совокупность всех речевых актов (дискурсивных практик, политических текстов), представляющих политическую коммуникацию, а с другой - всю сумму знаний о политической реальности, необходимую для понимания указанных речевых актов, так называемый социальный контекст коммуникации, характеризующий ее участников, процессы продуцирования и восприятия речи с учетом фоновых знаний.

Соответственно, агитационно-политический (в том числе предвыборный) дискурс представляет собой разновидность политического дискурса в процессе политической агитации граждан за принятие ими какого-либо решения. Интенциональная база такого дискурса - борьба за электорат, за голоса избирателей. Дискурс конкретной избирательной кампании имеет свою специфику, свои особенности создания и восприятия функционирующих в нем политических текстов.

В связи с тем, что временные и тематические рамки нашего исследования ограничиваются периодом избирательных кампаний 1999 - 2000 гг., необходимо рассмотреть понятие политического нарратива, который, по определению А.П. Чудинова, представляет собой совокупность политических текстов разных жанров, тематически сконцентрированных вокруг определенного политического события (А.П. Чудинов, 2002, с. 71). Это своего рода речевая реакция общества на политическое событие, комплекс текстов в конкретном дискурсе.

Е.И. Шейгал, обращаясь к понятию политического нарратива, определяет его как сложное коммуникативное событие, происходящее в социально-политической действительности (например, избирательная кампания и выборы, кампания протеста, скандал, путч, референдум и т.п.), и рассматривает комплекс публицистических текстов, связанных с политическим скандалом (Е.И. Шейгал, 2000, с. 297-315).

Предлагаемое понятие политического нарратива соотносится с понятием сверхтеста у Н.А. Купиной и Г.В. Битенской. Сверхтекст определяется как «совокупность высказываний, текстов, ограниченная темпорально и локально, объединенная содержательно и ситуативно, характеризующаяся модальной установкой, достаточно определенными позициями адресата и адресанта, с особыми критериями нормального/ анормального» (Н.А. Купина, Г.В. Битенская, 1994, с. 215). Важно подчеркнуть, что сущность нарратива отличается от понятия сверхтекста тем, что в нарративе отсутствует единство позиций адресата и адресанта.

Без введения терминов «сверхтекст» или «нарратив» названное явление рассматривалось в ряде печатных работ и диссертационном исследовании Ю.Б. Феденевой «Моделирующая функция метафоры в агитационно-политических текстах 90-х гг. XX века» (1998). Автор подробно исследует воздействие крупнейших политических событий в России первой половины 90-х гг. XX века (референдум, путч, выборы) на употребительность и особенности реализации ведущих моделей метафорического представления современной политической реальности в политическом дискурсе. Автор показывает, что каждое из названных политических событий оказывает серьезное влияние на систему российских политических метафор.

Политический нарратив всегда существует в определенной политической ситуации и завершается вместе с изменением ситуации. Предметом нашего исследования является политический нарратив «Федеральные выборы 1999 - 2000 гг.» как совокупность агитационно-политических дискурсных образований, которые тематически сконцентрированы вокруг политической ситуации указанных выборов и основываются на общности содержания и событийной канвы (избирательная кампания) и персонажей (избираемые, избиратели, политические партии и поддерживающие их средства массовой информации).

Для политического нарратива характерны тематическое единство, общность основных действующих лиц, локализованность во времени и пространстве, общая событийная канва. Вместе с тем, важнейшие свойства политического нарратива - отражаемое им многоголосие участников политической борьбы, множественность повествователей и соответственно разнообразие рациональных и эмоциональных оценок. Каждый из повествователей выделяет в своем тексте те или иные события и, возможно, оставляет за пределами своего внимания какие-то иные факты, по-своему структурирует соответствующую событийную канву, создавая тем самым в своих текстах оригинальную политическую картину мира (А.П. Чудинов, 2002, с. 72). Политический нарратив «Федеральные выборы на рубеже веков» охватывает сразу две последовавшие друг за другом избирательные кампании - выборы депутатов Государственной Думы и выборы Президента Российской Федерации. В соответствии с поставленными в настоящем исследовании задачами, нас, в первую очередь, интересует специфика функционирования в указанном нарративе метафорических моделей с агрессивной прагматикой.

При рассмотрении вопроса о сущности вербальной агрессии, необходимо предварительно подробнее остановиться на характеристике общих понятий агрессии и агрессивности.

Изучением проблемы агрессивного поведения человека занимаются представители многих наук, но наиболее серьезных результатов в изучении природы и механизмов агрессивного поведения человека достигли специалисты по психологии и этологии.

Агрессию определяют как «любую форму поведения, нацеленного на оскорбление или причинение вреда другому живому существу, не желающему подобного обращения» (Р. Бэрон, Д. Ричардсон, 1998, с. 26). Американский ученый-психолог А.Х. Басс предложил для описания агрессивных действий три шкалы:

1. физическая - вербальная;

2. активная - пассивная;

3. прямая - непрямая.

К примеру, вербальная - активная - прямая агрессия - это словесное оскорбление или унижение другого человека.

Вербальная - активная - непрямая агрессия - это распространение злостной клеветы, сплетен о другом человеке (цит. по: Р. Бэрон, Д. Ричардсон, 1998, с. 27).

В агитационно-политическом дискурсе периода выборов 1999-2000гг. реализуются оба названных вида агрессии, примеры первого типа речевой агрессии будут рассмотрены в дальнейшем при анализе конкретных метафорических словоупотреблений.

Ю.И.Щербинина, исследующая природу речевой агрессии и особенности ее проявления в школьной среде, определяет данное явление как словесное выражение негативных чувств, эмоций или намерений через форму и (или) содержание высказываний. Автор выделяет и описывает следующие виды вербальной (речевой) агрессии:

1. Явная (открытая) -- скрытая. К явным проявлениям рече-вой агрессии можно отнести прямую угрозу, намеренное оскорбление, категорическое требование, замечание-порицание; к скрытым -- на-мек, иронические замечания, высказывания и обращения.

2. Целенаправленная (осознанная, намеренная) -- нецеленап-равленная (менее осознанная, защитная).

3. Переходная -- непереходная. Первая направлена на реального и конкретно представленного в данной речевой ситуации участника, вто-рая -- на отсутствующего врага, реально не представленного в данной речевой ситуации, или опосредованно направлена против принадлежащих личности предметов, одежды, работы. Сюда же относятся абстрактные, обобщенные высказыва-ния против окружающих в целом (Ю.Щербинина, 2000, с. 15).

Существует еще один вариант дихотомического деления агрессии: враждебная и инструментальная.

Враждебная агрессия - главной целью агрессора является причинение страданий жертве, физический и/или психологический ущерб тому, на кого нападают.

Инструментальная агрессия - агрессоры нападают на других людей, преследуя цели, не связанные с причинением вреда; агрессивные действия являются инструментом для осуществления иных желаний (Там же, с. 31). Иначе говоря, при инструментальной агрессии вред, причиняемый объекту, - это не самоцель, а побочный результат действий субъекта, которые изначально преследуют другие цели. Как нам кажется, в агитационно-политическом дискурсе преобладает вторая из названных форм агрессии.

Представляется важным различать агрессию как действие (собственно агрессия, нападение) и агрессивность как психическое и «мотивационное» состояние (Р. Хайнд, 1975, с. 378).

Происхождение агрессии обосновывают по-разному, но наиболее распространенными являются два подхода - этологический и теория фрустрации. В соответствии с этологическим подходом признается имманентность агрессии и считается, что агрессивность является врожденным свойством человека, формой его поведения, обусловленной его биологической природой. Так, немецкий этолог Конрад Лоренц считает, что человечество «не потому агрессивно и постоянно готово к борьбе, что разделено на партии, враждебно противостоящие друг другу; оно структурировано именно таким образом потому, что это предоставляет раздражающую ситуацию, необходимую для разрядки социальной агрессии» (К. Лоренц, 1994, с. 256).

Согласно теории фрустрации причиной пробуждения агрессии являются внешние обстоятельства, или так называемые фрустрирующие ситуации, которые блокируют, создают помехи для какого-либо целенаправленного поведения. Благодаря результатам эмпирических исследований, которые показали, что фрустрация не всегда ведет к агрессии, в данную теорию были внесены поправки: «фрустрация порождает различные модели поведения, и агрессия является лишь одной из них. Агрессия является следствием многих факторов, помимо фрустрации, и может появляться при полном отсутствии фрустрирующих обстоятельств» (Miller, цит. по: Р. Бэрон, Д. Ричардсон, 1998, с.40). Ученый аргументирует свое суждение следующими доводами: агрессия со стороны киллера, убивающего свою жертву по заказу; действия военного пилота, выполняющего приказ бомбить город, - эти агрессивные поступки вызваны отнюдь не фрустрирующими обстоятельствами. Аналогичными являются случаи проявления вербальной агрессии в СМИ периода избирательной кампании, когда появляются заказные статьи и телепередачи, порочащие политического противника, ложные обвинения и клевета в адрес людей, не причинивших автору зла. Это пример так называемой инструментальной агрессии - использование агрессивных действий для достижения определенных целей.

Существуют и другие концепции происхождения и природы агрессии, но большинство исследователей сходятся в том, что агрессия есть сумма и сложное взаимодействие биологических, социальных и индивидуальных слагаемых (Э. Аронсон 1998, Л. Берковитц 1988, 1989, Р. Бэрон, Д. Ричардсон 1998, Л.В. Енина 1999, К. Лоренц 1994 и др.).

Таким образом, речевая (вербальная) агрессия - это одна из форм проявления агрессии, выраженная вербальными средствами. Речевая агрессия может быть мотивирована агрессивным состоянием говорящего (агрессора), его стремлением 1) причинить психологический, моральный ущерб объекту агрессивных действий; 2) достичь определенных целей; 3) ввести объект в агрессивное состояние, спровоцировать на агрессивные действия; 4) снять собственное напряжение («разрядка», «катарсис») и т.д.

Анализируя причины распространенности вербальной агрессии в современном обществе, Ю.И. Щербинина в ряду биологических, психологических и собственно коммуникативных факторов выделяет социальные и социокультурные. Исследователь считает, что к социальным причинам речевой агрессии можно отнести не-уклонный рост преступности и случаев асоциального поведения, про-паганду насилия в СМИ; применительно к российскому обществу -- искажение в сознании наших соотечественников системы духовных ценностей (культ силы, стремление к власти, популярность идеи «цель оправдывает средства» и т.д.) и соответствующие социальные уста-новки (представление о мире как о жестоком и полном насилия, ори-ентация на достижения высокого социального положения, идеал ус-пешной и уверенной в себе личности как человека, способного «дать словесный отпор», и т.д.). Социокультурными факторами, обусловливающими большую или меньшую степень проявления в обществе вербальной агрессии, можно назвать:

* во-первых, отношение к речевой агрессии и степень ее порицаемости в данном обществе, культуре (например, значительная степень социальной лояльности к вербальной агрессии в российском обществе позволяет предположить, что данное явление встречается в нашей логосфере значительно чаще и представлено многообразнее, чем, скажем, в японской культуре, где вербальная агрессия встречает активное об-щественное осуждение);

* во-вторых, традиционную для данного общества форму субли-мации физической агрессии (Ю. Щербинина, 2000, с. 5-6).

Итак, подчеркнем - борьба за власть является одним из важнейших факторов развития агрессивности в политической жизни.

К изучению феномена вербальной агрессии обратились в последнее время не только психологи, но и лингвисты (В.И. Жельвис, Л.П. Крысин, Э.А. Лазарева, Ю.И. Левин, Л.М. Майданова, А.К. Михальская, Д.В. Ольшанский, В.Ф. Петренко, Л.И. Скворцов, А.П. Сковородников, Б.А. Успенский и др.). Показательно, что специалисты отмечают не только негативные, но и позитивные свойства вербальной агрессии.

Так, А.К. Михальская, исследуя речевую агрессию в современной логосфере, наблюдает следующую тенденцию: «вербальная (словесная, речевая) агрессия в современном мире оценивается общественным сознанием как менее опасная и разрушительная, чем агрессия физическая» (А.К. Михальская, 1996, с.159). Л.П. Крысин рассматривает эвфемизмы в современной русской речи и одновременно отмечает высокую частотность агрессивных высказываний: «В наши дни, - замечает автор, - чрезвычайно высок уровень агрессивности в речевом поведении людей. Необыкновенно активизировался жанр речевой инвективы, использующий многообразные образные средства негативной оценки поведения и личности адресата - от экспрессивных слов и оборотов, находящихся в пределах литературного словоупотребления, до грубо просторечной и обсцентной лексики» Л.П. Крысин, 1996, с. 385-386). Ученые наблюдают, с одной стороны, повышение уровня агрессивности современной речи, а с другой стороны, достаточно терпимое и лояльное отношение общественности к этому явлению. К интересному заключению приходит В.И. Жельвис, проведя глубокое социологическое и психолингвистическое исследование использования бранных выражений в речи. Он следующим образом определяет роль и место инвективы в современном общении: «общество будет ожесточенно бороться с инвективами, одновременно отдавая себе отчет, что вовсе без инвектив оно не сможет нормально функционировать», человек не сможет полностью отказаться от инвектив, так как они являются «средствами вербализации негативных эмоций» (В.И. Жельвис, 1990, с. 68-70). Значительно хуже, если эти эмоции приводят к агрессии физической.

Исследует проблему речевой агрессии в СМИ Л.М. Майданова - один из авторов работы «Речевая агрессия и гуманизация общения в средствах массовой информации» (1997). Исходя из того, что общение через средства массовой коммуникации имеет более сложную структуру, чем обычная коммуникация, Л.М. Майданова поднимает вопрос о возможностях представления того, как проявляется речевая агрессия в этой области. Предлагается учитывать следующие элементы акта общения через СМИ: автор (это может быть конкретный журналист; анонимный автор, чей материал подан как редакционный; читатель, письмо которого опубликовано редакцией, и т.п.) - адресат (массовая аудитория газеты, радио или телевидения) - предмет речи (событие, проблема, лицо - участник события, политический деятель и т.п.) - цели автора. Пользуясь этими понятиями, Л.М. Майданова выделяет следующие варианты речевой агрессии в СМИ:

1. Автор своим материалом прямо призывает адресата к агрессивным действиям против предмета речи;

2. Автор своим представлением предмета речи вызывает или поддерживает в адресате агрессивное состояние;

3. Автор агрессивно вводит предмет речи в сферу адресата и побуждает его совершить неагрессивное, но прямо или косвенно выгодное адресату действие (Л.М.Майданова, 1997, с. 10).

Первый тип речевой агрессии реализуется в агитационно-политическом дискурсе преимущественно в жанре лозунгов, агитационных листовок, а вот второй и третий случаи речевой агрессии наиболее типичны для средств массовой информации (особенно в период обострения политической ситуации, в том числе и во время предвыборной кампании).

Важными для нашего исследования являются наблюдения специалистов по политической психологии над динамикой агрессивности в политическом дискурсе. Как показывают публикации О.В. Митиной и В.Ф. Петренко (1997), Д.В. Ольшанского (2001), Л.П. Гозман и Е.Б. Шестопала (1996) в политическом дискурсе постоянно наблюдаются своего рода «пики» и спады агрессивности, причем «пики» очень часто совпадают со временем выборов, референдумов, массовых митингов и демонстраций, тогда как, например, во время заседаний Государственной Думы взаимная агрессивность политических противников ослабевает, и они в большей степени стремятся к компромиссам, демонстрируют уважение к политическим взглядам и позициям друг друга. Однако, как уже было сказано выше, мы анализируем именно избирательную кампанию - один из наиболее значительных «пиков» политической агрессивности.

Обратимся теперь к специализированным знакам вербальной агрессии в политическом дискурсе. Традиционно вербальную агрессию связывают с использованием бранных инвектив. Е.И.Шейгал предлагает рассматривать бранную инвективность как прагматическое заимствование из сферы бытового общения, а специализированные знаки выделять исходя из сути вербальной агрессии, которая в широком понимании заключается в нацеленности на ниспровержение оппонента, понижение его политического статуса.

Таким образом, к специализированным агональным знакам в политическом дискурсе автор относит:

1) маркеры «чуждости» в оппозиции «свой - чужой»;

2) показатели умаления значимости (умаление значимости превращается в принижение и унижение, что, в свою очередь, оборачивается отстранением и отчуждением);

3) показатели недоверия к оппоненту, сомнение в достоверности его слов и искренности его намерений (Е.И. Шейгал, 2000, с. 131-133).

Другими словами, речевая агрессия по отношению к политическому сопернику в агитационно-политическом дискурсе проявляется в том, что он представляется как «чужой», незначительный политический деятель, которому нельзя доверять. В вербализации обозначенных агрессивных проявлений задействованы определенные языковые средства: эмоционально-оценочная лексика и фразеология; местоимения, выводящие референта за пределы круга «своих»; пейоративная лексика и политические термины, применяемые в качестве политических ярлыков, и пр.

Не умаляя значимости перечисленных языковых средств, которые мы обязательно будем учитывать при анализе метафорических выражений, определим теперь место и роль метафоры как способа выражения агрессии в агитационно-политическом дискурсе.

В силу своей образности и способности воздействовать на эмоциональную сферу адресата многие метафорические высказывания могут прямо выражать речевую агрессию, если несут в себе отрицательную (негативную) оценку характеризуемого явления.

Ср.: Город Златоуст захвачен бандой депутата областного Законодательного собрания Морозова (В. Овчинский).

Мы не имеем права выбирать парламент «недопойманных воров» (В. Овчинский).

Ельцин шагал по летному полю в окружении шакалов-журналистов (А. Будберг).

…если уж я собралась, как свинья, вываляться в навозе политики, мне придется привыкать к этой неопрятной шумихе слов (Д. Асламова о своей предвыборной борьбе).

Негативная оценка при использовании метафоры формируется за счет тех неблагоприятных для объекта метафоризации ассоциаций, которые сопровождают восприятие созданного автором образа.

В предыдущих параграфах мы рассмотрели не только семантический подход к метафоре как яркому образному средству, но и когнитивное толкование процесса метафоризации как способа осмысления, отражения и структурирования новой реальности с помощью активно функционирующих в языке метафорических моделей. Анализ политического дискурса периода федеральных выборов позволил нам выделить три метафорические модели с наиболее сильным агрессивным прагматическим потенциалом, которые активно функционируют в данном политическом нарративе (модели с исходными понятийными сферами «Война», «Преступность» и «Животный мир»). Средним агрессивным потенциалом, на наш взгляд, обладают метафорические модели с исходными понятийными сферами «Спорт», «Болезнь», «Секс», так как далеко не все составляющие их метафорические выражения способны продуцировать агрессивные образы, поэтому специального исследования по указанным моделям не проводилось.

В настоящей диссертации используется предложенное А.П. Чудиновым понятие прагматического потенциала метафорической модели - возможности типового эмоционального воздействия на адресата (А.П. Чудинов, 2001). Конкретизируем названное понятие в соответствии с обсуждаемой темой речевой агрессии.

Под агрессивным прагматическим потенциалом метафорических моделей мы понимаем, во-первых (в узком смысле), возможность соответствующих данной модели метафорических выражений оказывать эмоциональное воздействие на адресата: призывать к агрессивным действиям, провоцировать агрессивное состояние и т.д. (см. типологию Л.М. Майдановой); во-вторых, способность понижать политический статус, имидж характеризуемого метафорой предмета речи, умалять его значимость в глазах адресата; в-третьих (в широком смысле), тенденцию к моделированию образа агрессивной, враждебной реальности (в нашем случае политической реальности в период выборов).

Другими словами, исследуя предвыборный дискурс, мы задаемся вопросом, какую политическую реальность моделируют (создают) метафоры каждой группы и насколько они «конфликтны», т.е. способны продуцировать негативные образы, возбуждать в адресате агрессивность, резко критичное отношение к предмету речи, или, наоборот, «неконфликтны» (по А.Н. Баранову), «толерантны» (по А.П. Чудинову), то есть не способствуют возбуждению агрессивности, настраивают на конструктивное восприятие предмета речи.

Рассмотрим потенциал трех указанных выше метафорических моделей как средств выражения выделенных выше знаков агрессии.

1. Метафорическая характеристика политических действий как физической агрессии (в том числе призывы к физической агрессии ). Ср.: Идет третья мировая война. Мы готовы рисковать собой и идти в штыковую (В. Стародубцева).

Но должностным лицам некогда заниматься благосостоянием народа, они воюют друг с другом (М. Светлова).

Степашин помешал Кремлю устроить «резню» в руководстве Газпрома (М. Ростовский).

Бывшая первая дама северной столицы (Л.Б. Нарусова) будет драться за мандат Думы как независимый кандидат (М. Погодин).

…самую нервную часть работы - внутриполитическую бойню - Ельцин взял на себя (А. Рубцов).

Зря, хоть и не без успеха сражался с Явлинским на телевидении Чубайс(В. Леонов).

Олигархи готовы перегрызть друг другу глотку (С. Макров).

Команда Лужкова «вгрызается в глотку» Березовского (А. Рубцов).

Как показывает анализ нашего материала, война, преступность и мир животных - основные сферы, которые служат в современной политической речи источником метафорических номинаций при необходимости обозначать агрессивное поведение.

2. Метафорические инвективы. Нетрудно заметить, что значительная часть современных метафорических инвектив - это метафорическое обозначение объекта речевой агрессии как представителя мира животных (животное, зверь, козел, осел, ишак, акула, шакал, таракан, клоп и др.).

Ср.: Наши противники говорили избирателям: «Не верьте этим жирным московским котам» (Е. Карсанова).

Тыловые крысы грабят фронтовиков…Да только на проценты с задержанных фронтовикам боевых тыловая крыса в генеральских лампасах может не одну дачу построить (А. Кондрашов)

Поубавится в России двуногих мафиозных акул, а у горемык-пенсионеров действительно появятся на столах хлеб и масло (А. Труфилов).

Ловконогие либеральные верблюды завели Россию черт знает куда (Ю. Поляков).

Показательно, что среди инвективных метафор встречаются и образы из милитарной и криминальной сфер (шестерка, бандит, вор, лох, оккупант, захватчик, мародер и др.).

Ср.: Порой такое ощущение, что Кабинет министров - «сборище бандитов», которые регулярно собираются, чтобы обсудить, что как поделить, с кем свести счеты и кого запугать (К. Маркарян).

Ни Кошман, ни те «козлы», которые вокруг него, не знают, как и что делать (С. Герасименко).

И.о. президента, как и прежнего, окружают разрушители и жулики. Один из них - Жириновский (А. Терновский).

Клиентура тоже не теряется, пиарцев кидают, как полных лохов (А. Рубцов).

3. Негативная оценка при помощи метафор политических оппонентов, национальных, социальных и других групп, политических институтов и т.п. Сюда относят, в частности, выделенные Е.И. Шейгал знаки агональности: маркеры «чуждости», показатели умаления значимости, выражение недоверия к искренности оппонента и достоверности его суждений. Метафорическое представление оппонентов как преступников, воинов враждебной армии или животных, которым чужда гуманность, позволяет акцентировать все низменные качества политических противников.

Ср.: Больше всего новых погон было нарезано Министерством обороны для депутатов от КПРФ и ЛДПР, что следует объяснить успехами этих фракций в строевой подготовке: первые всегда ходят в ногу, а вторые при каждом удобном случае отдают честь (В. Шендерович).

Как тявкают политические партии друг на друга, имитируя бурную политическую жизнь, в конечном счете значения не имеет (В. Петров).

По отношению же к власти лучше всего поза подчинения. Как у хищников. В такой позе тебя не тронут. Более того, допустят до остатков трапезы (В.Егорушкин).

Чтобы цапнуть Лужкова ниже пояса, кое-кому пришлось встать на четвереньки (А. Рубцов).

Как показывает А.П. Чудинов (2001, с.160-161), метафорическим моделям с сильным агрессивным потенциалом противопоставляются модели с исходными понятийными сферами «Мир растений», «Родство», «Дом», «Человеческое тело», которые акцентируют идею естественности и непрерывности развития жизни, близости и взаимосвязанности человека и природы, важность физического и морального здоровья, крепких корней и другие фундаментальные для русского национального сознания ценности. Конечно, и в этих моделях некоторые концепты способны продуцировать агрессивные образы (например, концепт «мачеха» в модели с исходной сферой «Семья»), однако подобные метафоры нетипичны для названных выше моделей. Точно также не все метафоры, соответствующие моделям со значительным агрессивным потенциалом, ориентированы именно на агрессию, но отдельные исключения не изменяют общей картины.

В специальной научной литературе неоднократно высказывалось мнение о связи повышенной метафоричности политического языка с кризисным состоянием сознания, с проблемной ситуацией в обществе и с поисками решения проблемы. Ярким подтверждением этой взаимосвязи служат статистические подсчеты, сделанные голландским ученым Х.де Ландшер на материале нидерландского политического дискурса на протяжении двух столетий. Данные этого исследования показали, что возрастание количества метафор в политическом дискурсе - признак кризисности политической и экономической ситуации (цит. по: А.Н. Баранов 2001, с. 252-254). А.Н. Баранов отмечает, что исследование выглядело бы еще более убедительным, если бы автор не только выявил типы метафор, но и оценил частотность различных метафорических моделей, выявил их воздействующий (возможно, конфликтный) потенциал (Там же, с. 254).

Метафора как «универсальный способ проявления бессознательного», с одной стороны, (Л.Б. Лебедева, 1999, с. 140) и как «отражающий процесс мышления когнитивный феномен»- с другой (А.Н. Баранов, 2001, с. 573) - может дать важную информацию о том, как в действительности воспринимается и осмысляется то или иное понятие (явление) говорящим (пишущим). Склонность к использованию конфликтных метафор характеризует конфликтное, кризисное мышление и свидетельствует о негативном восприятии и осмыслении предмета речи.

Усиление агрессивности политического языка в период выборов отмечают также М.Р. Проскуряков (1999), М. Ремезов (2000), И.В. Рогозина (2001), Е. Родионова (2000), А.А. Романов (1999) и другие исследователи.

Проведенный нами анализ агитационно-политического дискурса 1999-2000 гг. позволяет говорить о высокой степени его метафоричности. На основе методики случайной выборки было выделено по 10 текстов, соответствующих парламентским и президентским выборам, и выявлено общее количество используемых в этих текстах конфликтных метафор с исходной военной, криминальной и зоологической сферами. В политической ситуации «Парламентские выборы - 1999 г.» наиболее активными оказались зооморфные метафоры (22 единицы в 6 текстах), практически не уступают им военные образы (19 единиц в 7 текстах), чуть меньше криминальных метафорических словоупотреблений (10 единиц в 5 текстах). В политической ситуации «Президентские выборы - 2000 г.» наиболее активны милитарные метафоры (18 единиц в 10 текстах), затем зоологические образы (14 единиц в 8 текстах) и криминальные метафоры (11 единиц в 9 текстах).

Подобная смысловая наполненность политических текстов метафорическими выражениями, моделирующими российскую действительность в понятиях и образах войны, преступности и мира животных, характеризует агитационно-политический дискурс периода федеральных выборов 1999 г. и президентских выборов 2000 г. как содержащий агрессивный прагматический потенциал. По мнению А.К. Михальской, нельзя не учитывать «реальной социальной опасности речевой агрессии как первого шага на пути к агрессии физической, а также, что особенно важно, как явления, создающего у членов общества «агрессивный подход к действительности», а тем самым - агрессивную социальную среду» (А.К. Михальская, 1996, с. 160).

Итак, предвыборная борьба кандидатов в депутаты Государственной Думы и политическая борьба за пост Президента страны метафорически осмыслены в российском политическом дискурсе преимущественно как война, преступные разборки, звериная грызня. В подобных случаях происходит подмена реальной действительности моделью, «не всегда удачной, - по справедливому замечанию А.Н. Баранова, - и к тому же социально небезопасной в плане ее влияния на поведение человека» (А.Н. Баранов, 2001, с. 225).

В последующих разделах настоящего исследования ставятся задачи, во-первых, детально рассмотреть структуру и специфику использования в агитационно-политическом дискурсе федеральных выборов 1999-2000 гг. метафорических моделей с наиболее сильным агрессивным потенциалом, а во-вторых, выявить закономерности развертывания и взаимодействия указанных моделей в конкретных текстах.



Выводы по первой главе

1. Исследование процессов метафоризации в агитационно-политическом дискурсе периода федеральных выборов 1999-2000 гг. должно опираться на лучшие достижения теории концептуальной метафоры и теории регулярной многозначности. Такой подход позволяет рассматривать метафору как сложный вербально-образный комплекс, где образная система, концентрируя в себе существенные черты обозначаемого, становится инструментом познания объектов действительности. В сознании носителей языка существуют метафорические модели - типовые схемы взаимосвязи понятийных областей, являющиеся образцом для возникновения новых вторичных значений.

2. Для описания функционирующих в агитационно-политическом дискурсе метафорических моделей необходимо охарактеризовать следующие их признаки: исходную понятийную область, новую понятийную область, типовые для данной модели сценарии, относящиеся к данной модели фреймы и составляющие их типовые слоты, а также компонент, связывающий первичные и вторичные значения охватываемых данной моделью единиц.

3. Метафорическое моделирование выполняет в агитационно-политическом дискурсе несколько функций: номинативную, когнитивную, коммуникативную, моделирующую, изобразительную и др. Одной из важнейших является прагматическая функция - воздействие на адресата, формирование у него необходимого говорящему мировосприятия. Возможность типового эмоционального воздействия на адресата метафорическими высказываниями составляет прагматический потенциал метафорической модели, который может быть различным (сатирическим, конструктивным, толерантным и др.), в том числе агрессивным, когда соответствующие данной модели метафоры возбуждают агрессивное состояние адресата, негативно представляют предмет речи, а также создают в предвыборном дискурсе образ агрессивной, враждебной политической реальности.

4. В агитационно-политическом дискурсе периода федеральных выборов 1999-2000 гг. можно выделить три активно функционирующие метафорические модели с наиболее сильным агрессивным прагматическим потенциалом: РОССИЙСКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ - это ВОЙНА, РОССИЙСКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ - это КРИМИНАЛ, РОССИЙСКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ - это МИР ЖИВОТНЫХ. Потенциал указанных моделей включает, во-первых, метафорическую характеристику политических действий как физической агрессии; во-вторых, метафорические инвективы; в-третьих, негативную оценку при помощи метафор различных денотатов из сферы политики и экономики.

Глава 2. Метафорические модели с агрессивным прагматическим потенциалом в политическом дискурсе периода федеральных выборов 1999 - 2000 гг.

Основная задача настоящей главы - детально рассмотреть структуру и специфику использования метафорических моделей с наиболее сильным агрессивным прагматическим потенциалом в агитационно-политическом дискурсе периода федеральных и президентских выборов.

Подчеркнем: вопрос о классификации метафорических моделей является дискуссионным. К настоящему времени не сформировалась единая и общепризнанная классификация метафорических моделей, не определены жесткие критерии принадлежности к категории «модель», да и сама категория «метафорическая модель» не имеет объективно существующих строгих границ, в ней различаются ядро, приядерная зона, ближняя и дальняя периферия. Однако, по справедливому замечанию А.П. Чудинова, при решении проблем классификации метафорических моделей процесс значительно важнее, чем результат, поскольку позволит выделить хотя бы наиболее частотные и продуктивные модели, а также даст богатый материал для постижения общих закономерностей метафорического моделирования действительности (А.П.Чудинов, 2001, с.171-172). В настоящем диссертационном исследовании при описании и характеристике функционирующих в предвыборном дискурсе метафорических моделей мы будем руководствоваться теоретическими положениями и методикой, которые представлены в предыдущей главе.

Название метафорической модели дается в соответствии с исходной понятийной сферой и отвечает следующим требованиям:

- имя метафорической модели должно «иметь в виду» какой-то денотат, то есть допускать пространственную и временную локализацию;

- оно должно обладать ассоциативной «прозрачностью», то есть давать возможность видеть за ним состав данной модели;

- оно должно задавать ориентацию развертыванию метафорической модели (Ю,Б. Феденева, 1999, с.46).

Основными свойствами метафорических моделей являются их способность к развертыванию, взаимодействию с членами других моделей, системный характер. В монографии А.П. Чудинова (2001) выделены следующие наиболее важные для описания свойства метафорических моделей: иерархическое устройство (возможность выделить модель, «подмодель»), пересекаемость в некоторых фреймах и слотах (например, модели с исходными сферами «Война» и «Болезнь» пересекаются во фреймах «ранение», «смерть»), полевая структура (возможность выделить центральный концепт, элементы, относящиеся к центру или к периферии).

Анализируя предвыборный дискурс 1999-2000 гг., мы выделили ряд наиболее продуктивных моделей политических метафор с точки зрения их структурированности и частотности. Как уже отмечалось выше, рассматриваемые нами модели отличаются повышенным агрессивным прагматическим потенциалом.

2.1 Метафорическая модель российская политическая действительность - это мир криминала

В основе данной метафорической модели лежит представление современной российской политической действительности как преступного мира, где нет места цивилизованным отношениям между государством и гражданами.

Исходная понятийная область рассматриваемой модели, к сожалению, слишком хорошо знакома многим нашим гражданам и поэтому достаточно детально структурирована в их обыденном сознании. Когнитивный сценарий данной модели можно описать следующим образом: общество делится на законопослушных граждан и разнообразных нарушителей закона; криминальный мир состоит из преступных сообществ (мафиозных кланов, семей, банд, группировок и т. п.), в которых существуют иерархические отношения между преступниками - членами этих организаций и свои совершенно особые законы. Преступники могут конфликтовать между собой как внутри группы, так и в масштабах района, города, области и даже страны. Основным видом деятельности криминальных организаций является незаконное приобретение денежных средств и материальных благ, борьба за власть и сферы влияния; в процессе своей деятельности преступники пренебрегают естественными правами граждан и существующими законами. Государство имеет силовые структуры для борьбы с преступностью, тюрьмы для изоляции от общества криминальных элементов. Но мафиозные структуры проникают даже в государственные органы, что препятствует искоренению преступности в обществе. В современной России, по мнению А.П. Чудинова, «на смену прежним социальным заблуждениям об отмирании преступности в мире побеждающего социализма в нашем обществе все шире распространяется миф о всемогуществе преступного мира, о преступлении как единственном средстве добиться справедливости и даже просто выжить, о России как стране преступников» (А.П. Чудинов, 2001, с.95).

...