Языковой материал исследования, представляющий собой метафорические оценочные словоупотребления, требует типологизации и методологии описания. В связи с этим обратимся к достижениям когнитивной лингвистики - науки, одним из основных направлений которой является изучение концептуальной метафоры, в том числе характеристик компонентов метафорических моделей.

В современной лингвистике существуют два основных подхода к пониманию природы метафоры и описанию механизмов ее реализации - семантический и когнитивный. Современный семантический подход к исследованию метафоры берет начало в работах зарубежного лингвиста М. Блэка (1990), который, описывая механизмы образования метафор, акцентировал концепцию значения. Сам процесс метафоризации, в представлении М. Блэка, является «проекцией» определенных характеристик В на А, сопровождающийся изменением A (наиболее распространенный вариант - расширение значения А до качественно нового метафорического значения) [Блэк 1990]. Помимо концепции М. Блэка, в зарубежной лингвистике существует семантический подход к исследованию метафоры, опирающийся на теорию семантического поля. Данный подход объясняет метафорообразование как перенос от одного семантического поля к другому семантическому полю, что, в конечном итоге, является причиной реструктуризации последнего и сдвигу в передаваемом им значении. Отечественные лингвисты, работающие в рамках семантического подхода к изучению метафоры, опираются в своих исследованиях на семную структуру метафоры и семантические процессы метафоризации, а также на специфику денотатов (Н. Д. Арутюнова 1988, 1990; М. В. Никитин 1979; Л. А. Новиков 1982; Г. Н. Скляревская 1993; И. А. Стернин 1985; Е. Т. Черкасова 1968; Д. Н. Шмелев 1973 и другие). Семантический подход предполагает «узкое» понимание метафоры, не причисляя к ней близкие языковые явления, такие как термины, метонимии, синекдохи и т.д.

Противопоставляемый семантическому, когнитивный подход к исследованию метафоры функционирует в рамках когнитивной лингвистики, становление которой пришлось на конец XX века. Оно происходило под влиянием достижений таких зарубежных исследователей, как Дж. Лакофф (1980, 1987, 1991, 1996, 2003, 2004), Ч. Филлмор (1988), Ф. Джонсон-Лэрд (1988). У истоков развития когнитивной лингвистики в нашей стране стоят Е. С. Кубрякова (1994, 1996, 1999), Е. В. Рахилина (2000), Т. Г. Скребцова (2000). Основным вопросоми когнитивной лингвистики является изучение «тех аспектов структуры и функционирования языка, которые связаны с усвоением, обработкой, организацией, хранением и использованием человеком знаний об окружающем мире» [Скребцова 2000: 6]. Другими словами, когнитивная лингвистика изучает связи между языковыми формами и структурами человеческих знаний и опыта человека, а также их репрезентацию в сознании, обращаясь для этого к глубинным структурам мышления и познания, концептуализации мира. Язык при этом является не просто средством передачи готовых мыслей, а инструментом познания мира, отражением когнитивной деятельности индивида, механизмом классификации накопленного опыта.

Отдельным, и одним из основных направлений современной когнитивной лингвистики является исследование концептуальной метафоры. Это связано со свойственным когнитивистике представлением о метафоре как отражении глубинных процессов познания мира. Основы данного подхода были изложены в монографии «Metaphors We Live by» [Lakoff, Johnson 1980] (в переводах на русский язык - «Метафоры, которыми мы живем» 1990, 2004). В данной работе анализируется ряд базовых метафорических моделей, отражающих систему ценностей носителей языка («Инфляция - это война», «Любовь - это путешествие», «Время - это ресурс») и впервые была отмечена их высокая структурированность. Авторы исследования обосновывают положение о том, что метафора выходит за границы языка и становится инструментом концептуализации и познания мира, наиболее сложных и абстрактных понятий. «Наша обыденная понятийная система, в рамках которой мы мыслим и действуем, метафорична по самой своей сути» [Лакофф, Джонсон 1990: 387]. Познавая мир, человек зачастую выходит за рамки накопленного опыта и не способен сопоставить какое-либо новое явление с ментальной структурой, прошедшей языковую обработку и хранящейся в сознании. В подобных случаях происходит обращение индивида к сфере образов, запускаются процессы метафоризации. Метафора возникает тогда, когда человек сталкивается со сложными для восприятия концептами, такими, как, например, политика, война, экономика и служит средством концептуализации фрагментов действительности. Подробный обзор современных зарубежных исследований концептуальной метафоры представлен в работе Э. В. Будаева [Будаев, 2005].

Необходимо отметить, что сущность метафоры долгое время была объектом множества дискуссий, в основе которых лежит различное понимание политического дискурса, являющегося одной из сред функционирования метафор и основным проводником агитационного воздействия на избирателей. В понимании Е. И. Шейгал политический дискурс представляет собой «текущую речевую деятельность с ее результатом (текстами) и как семиотическое пространство, включающее в себя знаки разной природы» (слова, политическую афористику, флаги, эмблемы, гимны и другие знаки) [Шейгал 2000: 23]. А. Н. Баранов и Е. Г. Казакевич, исследуя жанр политических дебатов, определяют политический дискурс как «совокупность всех речевых актов, используемых в политических дискуссиях, а также правил публичной политики, освященных традицией и проверенных опытом» [Баранов, Казакевич 1991: 6], подчеркивая тем самым нетождественность дискурса и текста. Более подробно природа политического дискурса рассматривается в работах А. Н. Баранова (1997), Ю. Н. Караулова (1998), М. В. Карнауховой (2000), А. А. Кибрик (1994), М. Р. Проскурякова (1999), О. Г. Ревзиной (1999), П. Серио (1999), А. А. Федосеева (2004), А. А. Филинского (2002), А. П. Чудинова (2001, 2002, 2003, 2004), Е. И. Шейгал (1999, 2000) и других лингвистов. Применяя современный когнитивный подход к филологическому исследованию, мы, вслед за Ю. Н. Карауловым, понимаем дискурс как «сложное коммуникативное явление, включающее, кроме текста, экстралингвистические факторы (знания о мире, мнения, установки, цели адресата), необходимые для понимания текста» [Караулов, Петров 1989: 8]. Подобное определение дискурса, соответственно, меняет представление о метафоре, которая является не «способом украшения языка» и «образным сравнением» - определения, функционировавшие еще со времен Аристотеля, - а «основной ментальной операцией, которая объединяет две понятийные сферы и создает возможность использовать потенции структурирования сферы-источника при концептуализации новой сферы» [Чудинов 2001b: 36]. В основе метафор лежат концепты, представляющие собой неизолированные «единицы сознания, ментального лексикона» [Кубрякова и др. 1996: 90] и манифестирующие представления «о тех смыслах, которыми оперирует человек в процессах мышления и которые отражают содержание опыта и знания, содержание результатов всей человеческой деятельности и процессов познания мира в виде неких квантов знания» [там же]. «Широкий» когнитивный подход к определению метафоры позволяет причислить к ней различные наделенные метафорическим потенциалом части речи, а также сравнительные конструкции, метонимические переносы, синекдоху и метафорические словоупотребления в составе фразеологизмов, пословиц, афоризмов. За рамками настоящего исследования остается вопрос о контекстуальных признаках метафоры.

Необходимость структурирования метафорических словоупотреблений имела следствием возникновение теории метафорического моделирования. В упрощенном виде процесс метафоризации представляет собой обусловленный системным характером соответствий перенос из области сферы-источника (source domain) в сферу-мишень (target domain). Осмысление нового фрагмента действительности происходит с использованием концептами хорошо знакомой мыслительной сферы. Метафорическая модель в определении А. П. Чудинова представляет собой «существующее в сознании носителей языка типовое соотношение семантики находящихся в отношениях непосредственной мотивации первичных и вторичных значений, являющееся образцом для возникновения новых вторичных значений» [Чудинов 2001b: 35].

Термин «метафорическая модель» достаточно молод и представляет собой предмет дискуссий. Так, для его описания исследователи используют различные термины (архетип, базисная метафора, концептуальная метафора, ментальная модель, метафорическая модель, метафорический архетип, метафорическое поле, модель регулярной многозначности, образ, образ-схема, парадигма образов, поэтическая формула), акцентируя при этом философский, лингвистический, культурологический, психологический, когнитивный аспекты явления. Несмотря на терминологические различия, исследователи описывают одно явление, вследствие чего мы считаем целесообразным использовать устоявшиеся и принятые в когнитивной лингвистике определения «метафорическое моделирование» и «метафорическая модель».

Необходимо отметить, что не каждый набор метафор, объединенных единой источниковой сферой, может считаться метафорической моделью. В своей монографии «Россия в метафорическом зеркале» А. П. Чудинов [Чудинов 2001b: 44-45] перечислил базовые признаки метафорической модели, характеризующиеся наличием:

- исходной понятийной области, которая представляет собой первичную семантическую сферу (ментальную сферу-источник, сферу-донор) к которой относится первичное значение;

- новой понятийной области, являющейся вторичной семантической сферой (ментальной сферой-мишенью, реципиентной зоной), выражающей вторичное значение;

- семантического компонента, связывающего значения первичной и вторичной семантических сфер и дающего основания для метафоризации;

- относящихся к данной модели фреймов, структурирующих соответствующую понятийную область (семантическую сферу).

Структурно метафорическая модель состоит из двух разноуровневых типов элементов: фреймов и слотов. Эти термины были заимствованы из области исследования искусственного интеллекта. Согласно их создателю М. Минскому, фреймы «являются центрами концентрированного представления знаний о том, как связаны между собой различные предметы и явления, каким образом они используются и как они друг с другом взаимодействуют» [Минский 1979: 47]. Данное понятие, интерполированное в сферу когнитивной лингвистики, представляется как «описание типизированной ситуации» [Баранов, Караулов 1991: 86], объединяющее лингвистическую и экстралингвистическую информацию и состоящее из слотов. Принадлежность различных фреймов к одной метафорической модели определяется на основании наличия у них общих свойств (свойства). Свое название модель получает в соответствии со сферой-источником составляющих ее метафор. В свою очередь фреймы состоят из слотов, представляющих собой определенные типы информации, релевантные для описываемого фрагмента действительности. Релевантность определяется необходимостью информации для успешной деятельности в выбранном фрагменте действительности конкретной когнитивной системы.

Помимо фреймово-слотовой структуры метафорических моделей в рамках теории концептуальной метафоры применяется сценарный подход, где сценарий понимается как процедурный способ представления стереотипного знания, сформулированный в терминах алгоритма или инструкции и отражающий «наиболее характерные для исходной понятийной сферы последовательности ситуаций» [Чудинов 2001b: 44]. По мнению Е. С. Кубряковой, два подхода к описанию метафорических моделей - фреймово-слотовый и сценарный - помогают понять приемы и способы восприятия мира человеком и структурировать этого восприятия в простейших типах человеческой деятельности [Кубрякова 1999: 11].

В нашем исследовании, за основу которого взяты достижения современной когнитивной лингвистики в области изучения концептуальной метафоры, для описания процессов метафоризации применяется метаязык фреймов и слотов как наиболее удобный и не делающий различий между лингвистической и экстралингвистической (дискурсивной) информацией.

В настоящее время ведущей парадигмой в лингвистике является антропоцентрическая парадигма (А. Вежбицка 1996, 2001; В. Г. Гак 1988; Е. В. Рахилина 2000; Ю. Н. Караулов 1991, 1994; Е. С. Кубрякова 1991, 1994, 1999; В. Н. Телия 1988; А. П. Чудинов 2001, 2003). Она основывается на представлении о том, что человек является мерой всех вещей. Пропуская получаемую извне информацию через себя, он вкладывает в осмысление фрагментов мира элемент субъективизма, формируя при этом особое мироощущение и мировосприятие. Существующая парадигма объясняет использование человеком метафор в качестве способа мышления о мире. В. Н. Телия подчеркивает, что «антропометричность метафоры, то есть соизмеримость сопоставляемых в метафоризации объектов именно в человеческом сознании, безотносительно к реальным сходствам и различиям этих сущностей, самым естественным образом вписывается в современную антропологическую парадигму научного знания, исходящую из допущения, что человек познает мир через осознание своей предметной и теоретической деятельности в нем» [Телия 1988: 174].

Исследования в рамках антропоцентрической парадигмы, взятой в преломлении социума, позволяет выявить тесную связь языка и национально-культурных особенностей народа-носителя языка. При сопоставительном анализе концептуальных метафор в нескольких национальных политических дискурсах ученый получает возможность проникнуть в своеобразие менталитетов двух народов, выявить культурные стереотипы и, что наиболее важно для настоящего исследования, обнаружить схожие и различные черты в способах оценивания кандидатов на высший государственный пост.

Проблемы оценочной природы языковой метафоры являются весьма актуальными на протяжении почти двух десятков лет. Им посвящены около 140 отечественных диссертационных исследований в области филологии. Около 170 диссертационных исследований так или иначе рассматривают оценку в языке^** Указано количество кандидатских и докторских диссертаций по филологии, защищенных за период с 1986 года по настоящее время.. Среди них три работы посвящены метафоре в политическом дискурсе президентских выборов. Так, А. Б. Ряпосова [Ряпосова 2002], используя когнитивный подход к метафоре, рассмотрела агрессивный прагматический потенциал метафорических моделей с источниковыми сферами «мир криминала», «война» и «мир животных» в нарративе «Российские федеральные выборы» на языковом материале отечественных СМИ. А. А. Каслова [Каслова 2003a], использовав в качестве языкового материала тексты отечественных и американских газет и журналов, провела сопоставительное исследование метафорических моделей ВЫБОРЫ ПРЕЗИДЕНТА - ЭТО ВОЙНА, ТЕАТР, СОРЕВНОВАНИЯ (ИГРА), ДОРОГА (ПУТЕШЕСТВИЕ), КОРОНАЦИЯ, ПОДБОР МЕНЕДЖЕРА, БОЛЕЗНЬ, актуализированных в дискурсе президентских выборов в США и России 2000 года. А. А. Федосеев [Федосеев 2004], исследуя механизмы функционирования метафорических единиц в отечественном предвыборном агитационном дискурсе, обращает основное внимание на их использование в качестве средства манипулирования общественным мнением в предвыборных технологиях.

Непосредственно оценочной метафоре были посвящены две работы. Е. Н. Банина [Банина 2001] в своем диссертационном исследовании обращается к проблеме выделения оценочного компонента значения в семантике метафоры, взяв в качестве языкового материала исследования современный английский язык. Л. И. Ермоленкина [Ермоленкина 2002], напротив, исследует отдельно взятый этико-эстетический тип оценки, функционирующий в русских народных говорах. Все это свидетельствует о том, что до настоящего времени не проводилось сопоставительных исследований оценочного потенциала метафор, актуализированных в дискурсе кампаний по выборам президентов двух стран, что и обусловливает актуальность настоящей работы.

Наконец, мы считаем целесообразным дать характеристику современному политическому дискурсу, представляющему собой среду функционирования оценочных метафор. Политический дискурс в целом, и в частности дискурс президентских выборов, изобилует оценками. Оценочность можно назвать одним из основных стилеобразующих факторов агитационно-политических материалов. Она реализуется путем определенного отбора и классификации описываемых фактов и событий; слияния фактологической и концептуальной информации; использования специфических лингвистических средств оценивания и другими способами.

Оценка качеств кандидата - одна из главных коммуникативных тактик в политическом дискурсе президентских выборов. В рамках агонального дискурса сторонники кандидата стремятся представить его как человека, личные качества которого в полной мере позволяют стать президентом государства, тогда как представители оппозиции делают все возможное для дискредитации своего противника. Стратегия дискредитации ориентирована на дегуманизацию противника, на выработку у массовой аудитории отрицательных ассоциаций, связанных с его образом. Стратегия апологетики «своего» кандидата призвана создать и закрепить в сознании избирателей позитивный имидж потенциального президента (О. С. Иссерс 1997, 1999, 2003; Н. Б. Руженцева 2004; А. А. Филинский 2002).

Формы презентации и дискредитации политика обусловлены национальной ментальностью, традициями народа и степенью развития политической культуры. В ряде национальных культур для политического лидера особенно значимы принадлежность к определенной расе, народности, религии и даже семье, клану (в частности, до последнего времени абсолютное большинство американских президентов были выходцами из протестантских семей англо-саксонского происхождения). При оценке кандидатов на высший государственный пост в различных странах неодинаковую значимость имеют такие качества как опыт, профессиональная компетентность, моральная чистота, внешние данные. Анализ вербальных оценок способен обозначить релевантные имиджевые характеристики претендента на высший государственный пост. Отметим, что в условиях ограниченного или управляемого извне потребления информации избиратель склонен голосовать, основываясь на рейтинговых, социальных, деловых, имиджевых и других качествах кандидата и лишь в редких случаях на положениях предвыборной программы. Отсюда значительный интерес представляет сопоставление количества позитивных и негативных оценок. Так, чрезмерное стремление к дискредитации оппонента с использованием приемов «черного PR» не соответствует политическим традициям некоторых стран. Исследование дискурсивных оценок личных качеств политических оппонентов - источник важной информации о политическом дискурсе в соответствующем обществе.

На наш взгляд, потенциально максимальной эффективностью по уровню воздействия на адресата обладает имплицитная метафорическая оценка. Будучи яркой и авторской, метафора, обладающая скрытым оценочным потенциалом, скорее приобретает личностную значимость для адресата, нежели эксплицитно выраженная оценка, так как воспринимается без критического осмысления. Явную эксплицитную оценку адресат склонен подвергать критике и либо принимает, либо отвергает, либо маркирует как спорную. Скрытая в метафоре оценка воспринимается и присваивается адресатом на суггестивном, эмоциональном уровне. У адресата складывается впечатление, будто он сам пришел к предлагаемым автором оценочным выводам. Ср.:

Это полная концентрация власти в руках Путина и полное размежевание между Путиным как олицетворением нации, добрым царем и бюрократией как средоточием зла (А. Гамов, А. Седов, КП, 11.03.2004).

Как видно из примера, метафорическая репрезентация кандидата как Божьего помазанника и наделение его царственными полномочиями, происходит не напрямую, а опосредованно - через определенные духовные ассоциации адресата.

Метафорический способ оценивания представляется наиболее эффективным с точки зрения агитационного воздействия на электорат (известно, что подобного рода воздействие подразделяется на несколько типов: дискредитация оппонента/оппонентов, презентация и самопрезентация политика [Руженцева 2004b]). Выборка языкового материала позволила нам обозначить следующие сферы-источники метафорической экспансии в оценочный дискурс предвыборной кампании: «театр», «соревнования (спортивные состязания)», «живой организм», «война», «артефакты», «мир природы», «монархическая власть», «сказка», «криминал», «подбор менеджера». Выявленные сферы-источники дают название и определяют структуру соответствующих метафорических моделей, оценочный потенциал которых подробно рассматривается в соответствующих разделах диссертации.

Выводы по первой главе