Зарубежная литература зрелого средневековья

Размещено на http://www.allbest.ru/

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ

УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

«ЮЖНЫЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕСИТЕТ»

Учебное пособие

ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА ЗРЕЛОГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

Часть II

Ростов-на-Дону - 2008

Введение

Цель данного пособия - углубить и расширить знания студентов в сфере конкретного литературного и историографического материала, связанного с изучением литературы зрелого средневековья

Задачи учебно-методического характера:

- интенсифицировать самостоятельную работу студентов над учебным курсом

- ознакомить студентов с труднодоступными литературными источниками

- предоставить студентам возможность для самоконтроля

XII-XIII в.в. - это время расцвета европейской средневековой литературы, и именно в это время создаются главные формы ее художественной словесности. Два главных литературных потока этого периода - куртуазная и городская литература - отражают особенности средневековой ментальности и, вместе с тем, отчетливое социальное расслоение средневекового общества, поскольку каждый из них ориентирован на практику и психологию разных сословий. В это время складывается канон рыцарского романа, оказывавший влияние на европейскую литературу в течение последующих столетий. Сохраняя авантюрную природу позднегреческого романа, он ознаменовался открытием «внутреннего человека», глубоким психологизмом. Городская литература, с ее демократизмом и идеей внесословных ценностей, стала предтечей культуры европейского Ренессанса. В данный период усиливается значение литературного авторства, и европейская культура обретает целую плеяду великих писателей, демонстрирующих возможности личного творчества. Эта эпоха сыграла исключительную роль в становлении национальных языков европейских народов, поскольку основные памятники создаются уже не на латыни, а на народных языках.

Модуль 1. Рыцарский роман

рыцарский роман французский сатира

Целью модуля является знакомство студентов с жанром рыцарского романа.

Рыцарский роман - новый жанр, возникший в XII веке первоначально на севере Франции, а потом распространившийся во всей Европе. Он пользовался популярностью в течение многих столетий, о чем свидетельствует великий роман Сервантеса «Дон Кихот», явившийся по существу эпитафией этого жанра в начале XVII века.

Сам термин «роман» появился в XII веке. Первоначально он обозначал произведение, написанное на местном, романском, наречии, а не на латыни. Поскольку раньше всего роман возник именно в романском мире, он стал ассоциироваться с новым жанром, в котором наиболее полно выразилась самобытность средневековой литературы, создававшейся на местных наречиях.

Средневековый роман не пользовался какой-то готовой жанровой моделью, он по существу создавался заново, но истоки его многообразны, и в связи с этим выделяется несколько циклов рыцарских романов. Античный цикл строился на обработке мифологических и исторических сюжетов античной литературы, интерпретированных в куртуазном духе. Так, излюбленный герой этой эпохи Александр Македонский превращается в идеального средневекового рыцаря, наделенного качествами воина и куртуазного влюбленного. Особую роль в генезисе рыцарского романа сыграли кельтские легенды и сказания, на основе которых складывается особый «артуровский» цикл романов, эпическим центром которых становится двор легендарного короля Артура и его рыцарей. Царство Артура, существующее вне времени и четкой пространственной локализации, обладает всеми признаками рыцарской утопии: здесь рыцари-герои романов проходят инициацию, разрешают свои споры, удостаиваются почестей. Внутри артуровского цикла складываются особые группы сюжетов (история Тристана и Изольды, история рыцарей святого Грааля). Третий цикл романов назван «византийским», поскольку в нем достаточно ясно чувствуется восточный колорит и влияние византийского (греческого) романа. Такие пересечения культурных традиций весьма характерны для эпохи крестовых походов.

При всем многообразии сюжетов рыцарских романов их объединяет новый интерес к частной жизни человека, в особенности к его внутренним переживаниям, что составляет отличие романа от героического эпоса. Герой романа решает прежде всего свои личные проблемы и даже свои рыцарские подвиги совершает во имя прекрасной дамы. Оставаясь преимущественно царством авантюры, роман углубляет свою психологическую проблематику.

В жанре романа творили многие талантливые средневековые авторы, произведения которых вошли в сокровищницу мировой литературы.

КРЕТЬЕН ДЕ ТРУА

Кретьен де Труа - крупнейший и самый талантливый из куртуазных романистов. Его перу принадлежит ряд рыцарских романов, составивших классические образцы этого жанра. О жизни Кретьена да Труа известно немного. Он жил и работал при дворах крупных французских феодалов (Марии Шампанской, Филиппа Фландрского). По своему положению Кретьен, вероятно, принадлежал к сословию ученых клириков, которые в ту пору часто находились на службе у сеньоров. Начал он с переводов на французский язык Овидия, что приобщило его к традициям латинской любовной лирики.

Первым его произведением стал роман о Тристане, который до нас не дошел. Все основные произведения Кретьена де Труа были написаны в рамках «артуровского» цикла рыцарских романов: «Эрек и Энида» (1170), «Клижес» (1170), «Ланселот, или Рыцарь телеги» (1180), «Ивэйн, или рыцарь со львом» (ок. 1180), незаконченный роман «Персеваль» (ок. 1191). Бретонские сюжеты и мотивы порой соединялись в романах Кретьена де Труа с византийскими влияниями («Клижес») и с христианскими легендами («Персеваль»).

Сохраняя внешнюю авантюрность рыцарского романа, Кретьен де Труа испытывал особый интерес к воссозданию психологического конфликта, который часто становится сюжетообразующим. Отход от куртуазной традиции выразился у него в том, что в ряде романов он отказывается от концепции куртуазного любовного «треугольника» и воссоздает любовь супружескую, причем его интересует главным образом процесс становления семейных отношений, своего рода воспитание чувств, которое в конце концов завершается оптимистически. Герой подтверждает благородство своих чувств, а дама становится не только объектом поклонения, но женой и подругой. Кретьен де Труа стремился достичь гармонии куртуазного идеала, уравновесив любовь и подвиги рыцаря, стихию чувств и азарт авантюры. Роман «Ивейн, или рыцарь со львом», фрагменты из которого публикуются ниже, развивает типичную для романов Кретьена де Труа психологическую ситуацию. Доблестный рыцарь Ивэйн, услышав при дворе короля Артура о злодеяниях волшебника, охраняющего лесной источник, спешит на подвиг. В сражении он убивает своего врага и оказывается в его замке. Жена злого рыцаря, Лодина, очаровывает его с первого взгляда. Пользуясь покровительством служанки, Ивэйн находит способ открыть свои чувства Лодине и в конце концов она отдает ему свою руку и сердце. Но тихие радости супружества недолго тешат рыцаря, он жаждет подвигов, которых требует его рыцарская честь. Отправляясь в странствия, он дает жене обещание вернуться ровно через год. Когда же он нарушил данное слово, дама изгоняет его, и он вынужден пройти тяжкие испытания, муки любовного безумия, одинокие скитания, в которых его сопровождает пожалевший несчастного рыцаря лев, совершить множество рыцарских подвигов, прежде чем, наконец, будет прощен гордой Лодиной.

Ивейн, или рыцарь со львом (фрагменты)

Мессир Ивейн в решеньях скор.

Покинуть королевский двор

Без провожатых он старался.

В дорогу рыцарь собирался

И в этот неурочный час

Оруженосцу дал приказ:

«Готовь мое вооруженье!

Все боевое снаряженье

Понадобиться может мне.

В чужой неведомой стране

Мне суждено теперь скитаться.

С кем предстоит мне поквитаться,

Покамест я не знаю сам,

Однако приключенья там

И неприятельские ковы.

Нужны надежные подковы

В дороге моему коню,

Которого я так ценю.

Нам следует без промедленья

Закончить все приготовленья,

Чтобы не знал никто окрест

Про этот спешный мой отъезд».

Оруженосец отвечает:

«Нет, ваш слуга не подкачает!»

Ивейн отважный рвется в бой.

Он покидает замок свой.

Отмстить задумал непременно

Он за бесчестие кузена.

Оруженосец между тем

Достал кольчугу, щит и шлем.

Хозяйскому послушный слову,

Проверил каждую подкову,

Пересчитал гвоздочки все.

Конь рыцарский во всей красе,

Он всадником своим гордится.

Мессир Ивейн в седло садится,

Он в путь-дорогу снаряжен,

Он хорошо вооружен.

Не мешкал рыцарь ни мгновенья

И не искал отдохновенья.

Ивейн скакал во весь опор

Среди лесов, лугов и гор.

Проехал много перепутий,

Встречал немало всякой жути,

В Броселиандский лес проник,

Разыскивая там родник,

Нашел, готовясь к поединку,

Среди терновника тропинку

И знал уже наверняка:

Он в двух шагах от родника.

Неподалеку ключ гремучий

С водой студеною, кипучей,

И камень близко, и сосна,

Которой буря не страшна.

В лесу безлюдно и пустынно.

В уютном замке дворянина

Мессир Ивейн заночевал,

Трапезовал и почивал.

С почетом рыцаря встречали,

Благословляли, привечали.

Сознаться можно, не греша:

Была девица хороша,

Благоразумна и красива,

Ничуть при этом не спесива.

Румянец нежный, стройный стан.

Нет, не солгал Калогренан.

Покинув замок утром рано,

Наш рыцарь повстречал мужлана.

Неописуемый урод

Пред ним стоял, разинув рот.

И как натура сотворила

Такое пакостное рыло?

В чащобе рыцарь - начеку.

Он подъезжает к роднику,

Он видит ковшик на цепочке

И безо всякой проволочки,

Ковш наполняя в свой черед,

На камень смело воду льет.

И сразу налетела буря,

В лесу дремучем бедокуря.

Сто молний вспыхнуло подряд.

Холодный ветер, ливень, град.

Но буря быстро миновала,

И солнце восторжествовало.

Лишь под сосною вековой

Бурлил источник роковой,

Пока на ветках птицы пели.

Закончить птицы не успели

Обедни радостной своей,

Когда, грозы ночной слышней,

Раздался топот в отдаленье,

Как будто буйствуют олени,

Самцы, которым что ни год

Покоя похоть не дает.

Из чащи рыцарь выезжает.

Он проклинает, угрожает.

Всепожирающим огнем

Гнев лютый полыхает в нем.

Ивейн, однако, не смутился,

С врагом неведомым схватился.

Нет, копья не для красоты!

Удар - и треснули шиты,

Разваливаются кольчуги,

Едва не лопнули подпруги.

Переломились копья вдруг,

Обломки падают из рук.

Но глазом оба не моргнули,

Мечи, как молнии, сверкнули.

Обороняться все трудней.

Щиты остались без ремней,

Почти что вдребезги разбиты.

Телам в сраженье нет защиты.

Удары сыплются опять.

Не отступая ни на пядь,

В бою неистовствуют оба,

Как будто бы взыскуют гроба.

Нет, не вслепую рубит меч,

А чтобы вражий шлем рассечь.

Разят без устали десницы.

Кольчуги, словно власяницы,

Дырявые, свисают с плеч,

И как тут крови не потечь!

Пускай в сражении жестоком

Людская кровь течет потоком,

Тому, кто честью дорожит,

В седле сражаться надлежит.

При мастерстве необходимом

Конь остается невредимым.

Противнику пробей броню,

Не повредив его коню.

Не зря закон гласит исконный:

В бою всегда красивей конный.

Бей всадника, коня не тронь!

И невредимым каждый конь

В кровавом этом поединке

Остался, будто на картинке.

Враг покачнулся, вскрикнул враг.

Ивейн мечом ударил так,

Что в мозге меч, как будто в тесте.

Лоб рассечен со шлемом вместе.

Мозг на доспехах, словно грязь.

Судьбе враждебной покорясь,

Отступит каждый поневоле,

Когда темно в глазах от боли,

И сердце замерло в груди,

И пропадешь, того гляди.

Коня пришпорил побежденный

И, безнадежно убежденный

В том, что проигран этот бой,

Рванулся прямо в замок свой.

Уже распахнуты ворота,

Но не кончается охота.

Ивейн за ним во весь опор

Погнался, не жалея шпор.

Судьбе своей беглец перечит.

За журавлем несется кречет,

На пташек нагоняя жуть.

Израненному когти в грудь

Он, кажется, уже вонзает,

Журавль, однако, ускользает.

Так полумертвый был гоним.

Мессир Ивейн скакал за ним

И слышал тихие стенанья.

Беглец почти что без сознанья.

В плен можно раненого взять.

Но нет! Уходит он опять.

Собою, как всегда, владея,

Насмешки господина Кея

Мессир Ивейн припомнил тут.

Неужто был напрасным труд?

И домочадцев и соседей

Он убедит в своей победе.

Поверит пусть любой мужлан:

Отмщен кузен Калогренан.

Отстать? Что это за нелепость!

Мессир Ивейн ворвался в крепость.

Людей не видно у ворот,

Как будто вымер весь народ.

И в незнакомые ворота

Ивейн врывается с налета.

Теснее не бывает врат.

Вдвоем проедешь в них навряд.

Один сквозь них едва въезжает.

И здесь беглец опережает

Преследователя на миг:

Он первым в замок свой проник.

Ивейн за ним без остановки.

Вбегая в дверцу крысоловки,

Крысенок в ней не усмотрел

Настороженный самострел.

Однако лезвие стальное

Там наготове, потайное.

Приманку пробовать начнешь,

И беспощадный острый нож

Беднягу сразу разрубает,

Неосторожный погибает.

Такой же смертоносный вход

Вел в замок неприступный тот.

Того, кто не желает мира,

Дверь потайная, дверь-секира,

Всегда навешенная там,

Вмиг разрубала пополам.

И невозможно увернуться.

Не отбежать, не отшатнуться,

Не проползти, не проскользнуть,

От гибели не увильнуть.

Ивейну с детства страх неведом.

За беглецом он скачет следом.

Погонею разгорячен,

Ивейн в ловушку завлечен.

Вперед всем телом он тянулся.

Он беглеца почти коснулся,

Почти задел его седло.

Ивейна храброго спасло

Воинственное напряженье.

Секира-дверь пришла в движенье, -

Как будто бы сам Вельзевул

Ее внезапно потянул, -

Седло с размаху разрубила,

Коня лихого загубила

Железом дьявольским своим.

Ивейн, однако, невредим,

И без единого пореза

Скользнуло вдоль спины железо,

На пятках шпоры отхватив.

Наш рыцарь, слава богу, жив.

Вскочил он, страх превозмогая.

Тем временем уже другая

За беглецом закрылась дверь,

И не достать его теперь.

Судьба завистливая злая!

Взять в плен противника желая,

Сам рыцарь попадает в плен

Среди враждебных этих стен.

Ивейна в плен коварством взяли.

Непобедимый заперт в зале.

Просторный, светлый этот зал

Прекрасной росписью блистал.

Рисунки, краски, позолота,

Художественная работа.

Искусством этим восхищен,

Ивейн тревогою смущен.

Отторгнутый от всей вселенной,

Не тосковать не может пленный.

Грустит в неволе даже зверь.

Вдруг заскрипела рядом дверь,

И соизволила явиться

Весьма красивая девица.

Из тесной горенки своей

Она выходит поскорей,

Увидев рыцаря в кольчуге,

И говорит ему в испуге:

«Ах, сударь! Вам грозит беда!

Не в пору вы зашли сюда.

Вы, сударь, с нашим домом в ссоре,

И в нашем доме нынче горе.

Смертельно ранен господин.

А кто виновник? Вы один!

Он корчится в предсмертной муке.

Едва не наложила руки

Хозяйка наша на себя,

О рыцаре своем скорбя.

Вы - наших горестей причина,

Вы погубили господина.

Боюсь, придут сюда сейчас,

Чтобы прикончить, сударь, вас.

Вассалы вас убьют на месте

Из чувства справедливой мести».

Мессир Ивейн ответил:

«Да! От них не скрыться никуда».

«Ну, нет, - промолвила девица, -

Отчаиваться не годится,

Ведь я не выдам вас врагу.

Конечно, вам я помогу.

Пока в моей вы, сударь, власти,

Не бойтесь никакой напасти.

Я благодарна, сударь, вам

И за добро добром воздам.

Вы при дворе меня встречали,

Меня вы часто выручали.

Сгорала там я со стыда:

Мне госпожа дала тогда

Ответственное порученье.

Уж вот мученье так мученье!

Была я чересчур скромна

И недостаточно умна,

Всех тонкостей не разумела,

Рта при дворе раскрыть не смела.

Другим девицам не в пример,

Стыдилась я своих манер.

И только вы один вначале

Меня любезно привечали.

Вас, рыцарь, вмиг узнала я.

Сын Уриена-короля,

Ивейном, сударь, вы зоветесь.

Вы на свободу не прорветесь, -

Искать вас будут здесь и там,

Но повредить не смогут вам,

Пока на палец ваш надето

Волшебное колечко это».

И, поглядев ему в лицо,

Дала чудесное кольцо

Девица нашему герою.

Как будто дерево корою,

Невидимостью облечен

Счастливец тот, кому вручен

Подарок этот несравненный.

С таким колечком рыцарь пленный,

Незримый для враждебных глаз,

Пожалуй, был свободней нас.

Наш рыцарь вовсе не в темнице.

Попал он в горницу к девице.

О чем тут, право, горевать!

Роскошно застлана кровать.

Найди попробуй ткань дороже!

Улечься на такое ложе

Австрийский герцог был бы рад.

Не покрывало - сущий клад.

Мессир Ивейн проголодался.

Недолго рыцарь дожидался.

Девица принесла вина

И жареного каплуна.

Какое вкусное жаркое!

Вино хорошее какое!

Вино прозрачнее слезы.

Наверно, лучше нет лозы.

Вновь после трудностей дорожных

Ивейн отведать мог пирожных.

Он яство каждое хвалил

И вскоре голод утолил.

Внезапно шум раздался в зале:

Ивейна рыцари искали.

Врага боялись упустить,

Они хотели отомстить.

Того, кому они служили,

В гроб домочадцы положили.

Девица говорит: «Мой друг!

Вы слышите галдеж и стук?

Всей нашей страже приказали

Разыскивать вас в этом зале.

Смотрите! Вот моя кровать!

Извольте сесть и не вставать!

На ней спокойно вы сидите!

Из горницы не выходите!

Искать вас тут - напрасный труд.

Пускай придут, пускай войдут,

Пускай себе проходят мимо,

Вы здесь находитесь незримо.

Увидите, как мимо вас

Несут в печальный некий час

Останки нашего сеньора

(Я знаю, похороны скоро).

Извольте же собой владеть!

На всех вы можете глядеть

Невозмутимыми глазами,

Когда невидимы вы сами.

Однако мне теперь пора.

Желаю, сударь, вам добра.

Для вас я честно потрудилась,

Вам, слава богу, пригодилась».

Едва простился рыцарь с ней,

Шум сделался еще слышней.

Ввалились прямо в зал вассалы,

У них в руках мечи, кинжалы,

Секиры, палицы, ножи.

Оруженосцы и пажи

Все закоулки оглядели.

Ну что за притча, в самом деле?

Коня нашли мгновенно там,

Разрубленного пополам,

А рыцарь в руки не давался.

Где спрятался? Куда девался?

Он через дверь пройти не мог.

Сбиваются вассалы с ног.

Неужто дверка сплоховала?

Она без промаха, бывало,

Казнит непрошеных гостей,

Отведав мяса и костей.

А впрочем, дверка не повинна:

За ней другая половина

Коня злосчастного нашлась.

Когда скотина не спаслась,

Неужто всадник жив остался?

И бестолково заметался

По замку весь дворовый люд.

Проклятья незнакомцу шлют,

Кричат: «Куда бы мог он скрыться?

Ведь не могли бы раствориться

Такие двери все равно.

Не то что в нашу дверь - в окно

И птица бы не пролетела.

А человеческое тело?

Попробуй в щелочку пролезь!

Пожалуй, не помогут здесь

Наихитрейшие уловки.

Ни землеройке, ни полевке,

Пожалуй, здесь не проскользнуть.

Закрыт гостям незваным путь.

И все же к нам проникло горе,

Хоть наши двери на запоре.

Скончался только что сеньор.

Убийца где же? Кроме шпор

И кроме туши лошадиной,

Улики, что ли, ни единой

И в спешке не оставил он,

В ловушку нашу завлечен?

Найти убийцу не пора ли?

Или нечистые украли

Его, зловредного, у нас?

Такое видим в первый раз!»

В пылу бессмысленного гнева

То вправо кинутся, то влево,

Суют носы во все углы,

Заглядывают под столы,

И под кровати, и под лавки,

Намяв бока друг другу в давке.

Бросаются во все концы,

Почти на ощупь, как слепцы,

В любую дырку тычут палки,

Рассудок потеряли в свалке

И лишь девицыну кровать

Стараются не задевать.

Вассалы не подозревали,

Кто там сидит на покрывале.

Вдруг рыцарь наш затрепетал:

Ни на кого не глядя, в зал

Вошла прекраснейшая дама.

Она была красивой самой

Среди красавиц всей земли.

Сравниться с нею не могли

Прекраснейшие христианки,

И здешние и чужестранки.

Была в отчаянье она.

Своею горестью пьяна,

Брела, не говоря ни слова,

Убить себя была готова.

Отмечен скорбью бледный лик,

В устах прекрасных замер крик.

Вошла, вздохнула, покачнулась,

Без чувств упала, вновь очнулась,

Рыдая, волосы рвала,

Супруга мертвого звала.

Лежал в гробу сеньор покойный.

При гробе капеллан достойный,

Он в облачении святом,

Как полагается, с крестом.

Свеча, кропильница, кадило.

Как провидение судило,

Бессмертный дух покинул плоть,

И да простит его господь.

Мессир Ивейн внимал рыданьям.

Он тронут был чужим страданьем.

Подобный плач, подобный крик

Не для стихов и не для книг.

И посреди большого зала

Придворным дамам страшно стало:

Кровоточит мертвец в гробу,

Алеет снова кровь на лбу -

Наивернейшая примета:

Убийца, значит, рядом где-то.

И снова в зале беготня,

Проклятья, ругань, толкотня.

Так разъярились, что вспотели.

Ивейну, впрочем, на постели

Досталось, тоже под шумок.

Отважный рыцарь наш не мог

От палок длинных увернуться.

Нельзя ему пошевельнуться.

Вассалы бесятся, кричат,

А раны все кровоточат.

Мертвец как будто хмурит брови,

Окрашенные струйкой крови.

Сойти с ума недолго тут.

Никак вассалы не поймут,

Что происходит в этом зале.

Переглянулись и сказали:

Когда убийца среди нас,

Его, наверно, дьявол спас

От нашей справедливой кары.

Тут явно дьявольские чары!»

И закричала госпожа,

От гнева дикого дрожа,

Рассудок в бешенстве теряя:

«Как? Не нашли вы негодяя?

Убийца! Трус! Презренный вор!

Будь проклят он! Позор! Позор!

Привык он действовать бесчестно.

Известно было повсеместно,

Что мой супруг непобедим.

И кто бы мог сравниться с ним?

Он был храбрец, он был красавец.

Ты обокрал меня, мерзавец!

Я не увижу никогда

Того, кем я была горда,

Того, кого я так любила.

Какая только мразь убила

Возлюбленного моего?

Твое напрасно торжество,

Ты нежить, погань, гад ползучий!

Подумаешь, какой везучий!

Ты призрак или дьявол сам,

Твоя победа - стыд и срам,

Ты трус без всяких оговорок!

Эй, невидимка, призрак, морок!

Сдается мне, что ты вблизи.

Обманывай, крадись, грози!

Тебя, мой враг, я проклинаю.

Я не боюсь тебя, я знаю:

Ты по своей натуре слаб.

Ты жалкий трус, ты подлый раб,

Ты притаился от испуга.

Как? Моего сразив супруга,

Явиться ты не смеешь мне?

Ты, присягнувший сатане,

Конечно, ты бесплотный морок!

Того, кто был мне мил и дорог,

Не победил бы человек.

Ты наказания избег,

Хранимый силой ненавистной,

Ты мне противен днесь и присно!»

Так проклинала госпожа

Того, кто, жизнью дорожа,

Почти что рядом с ней скрывался,

Таился и не отзывался.

Отчаяньем поражена,

Совсем измучилась она,

И в тягостной своей печали

Вассалы верные устали

Усердно шарить по углам,

Перебирая всякий хлам.

Исчез преступник. Вот обида!

Но продолжалась панихида,

И пел благочестивый хор.

Уже выносят гроб во двор.

За гробом челядь вереницей.

Скорбит народ перед гробницей.

Плач, причитания кругом.

Тогда-то в горницу бегом

Девица к рыцарю вбежала:

«Мессир! Как я за вас дрожала!

Боялась я, что вас найдут.

Искали вас и там и тут,

Как пес легавый - перепёлку,

Но, слава богу, все без толку!»

«Досталось мне, - Ивейн в ответ, -

Но только трусу страх во вред.

Я потревожился немножко

И все-таки хочу в окошко

Или хоть в щелочку взглянуть,

Каким последний будет путь

Столь безупречного сеньора.

Конечно, погребенье скоро!»

Ивейну не до похорон.

К окну готов приникнуть он,

Нисколько не боясь последствий,

Пускай хоть сотни тысяч бедствий

Неосторожному грозят

За ненасытный этот взгляд:

Привязан сердцем и очами

Мессир Ивейн к прекрасной даме,

Навеки дивный образ в нем.

И постоять перед окном

Ему позволила девица.

Ивейн глядит не наглядится.

Рыдая, дама говорит:

«Прощайте, сударь! Путь открыт

Вам, сударь, в горние селенья

С господнего соизволенья.

Пускай замолкнет клевета!

Вы, господин мой, не чета

Всем тем, кто в наше злое время

Еще вдевает ногу в стремя.

Вы, сударь, веку вопреки,

Душою были широки,

И основное ваше свойство -

Неколебимое геройство.

Кто мог бы с вами здесь дружить?

Дай бог вам, сударь, вечно жить

Среди святых, среди блаженных,

Среди созданий совершенных!»

Отчаяньем поражена

Рыдает скорбная жена,

Свой несравненный лик терзает,

Себя жестоко истязает,

Как будто горе все сильней.

Ивейн едва не вышел к ней.

Благоразумная девица

Ему велит остановиться

И говорит: «Нет, рыцарь, нет!

Вы позабыли мой совет!

Куда вы? Стойте! Погодите!

Отсюда вы не выходите!

Извольте слушаться меня!

На вас надежная броня.

Невидимость - вот ваши латы.

Бояться нечего расплаты,

Судьба победу вам сулит,

Надежда душу веселит.

В союзе с мудростью отвага

Восторжествует вам на благо.

Хранимы вы самой судьбой.

Следите только за собой,

За языком своим следите!

Не то себе вы повредите.

По-моему, не так уж смел

Тот, кто сдержаться не сумел,

Кто, наделенный вздорным нравом,

Пренебрегает смыслом здравым.

Таит безумие храбрец

И поступает, как мудрец.

Безумию не поддавайтесь!

Предусмотрительно скрывайтесь!

Не заплатить бы головой

Вам за проступок роковой!

Свои порывы побеждайте,

Мои советы соблюдайте!

Соображайте сами впредь!

За вами некогда смотреть

Мне в этот час, когда придворный

В своей печали непритворной

Сеньора должен хоронить.

Чтобы себя не уронить,

Чтобы не вызвать подозренье,

Я тороплюсь на погребенье».

Ушла. Глядит Ивейн в окно.

Что хочешь делай, все равно

Из рук навеки ускользает

Все то, на что он притязает, -

Вернее, мог бы притязать, -

Дабы победу доказать,

Одним свидетельством бесспорным

Всем злопыхателям придворным

Заткнув завистливые рты

Во избежанье клеветы.

Куда теперь ему деваться?

Кей снова будет издеваться.

Ему прохода Кей не даст.

Всегда на колкости горазд,

Насмешник этот родовитый

Язык имеет ядовитый,

До глубины души доймет.

Но как он сладок, новый мед,

Еще неведомые соты,

Неизреченные красоты

Любви, которая царит

В сердцах, где чудеса творит.

Весь мир Любовь завоевала,

Повсюду восторжествовала

Она без боя и в бою,

И в ненавистницу свою

Ивейну суждено влюбиться,

И сердцу без нее не биться,

Хоть неизвестно госпоже,

Что за покойника уже

Она жестоко отомстила:

Убийцу дерзкого прельстила.

Смертельно ранит красота,

И нет надежного щита

От этой сладостной напасти.

И жизнь и смерть не в нашей власти.

Острее всякого клинка

Любовь разит наверняка.

Неизлечима эта рана.

Болит сильнее, как ни странно,

Она в присутствии врача,

Кровь молодую горяча.

Ужасней всякого гоненья

Неизлечимые раненья.

Ивейн Любовью побежден,

Страдать навеки осужден.

Любовь могла бы, как известно,

Обосноваться повсеместно.

И как Любви не надоест

Блуждать среди различных мест,

Оказывая предпочтенье

Обителям, где запустенье?

Как бы не ведая стыда,

Она вселяется туда,

Уходит и спешит обратно

Стократно и тысячекратно,

Жилья не бросит своего.

Такое это божество:

И в запустенье обитает,

Убожество предпочитает,

Довольная своим гнездом,

Как будто в наилучший дом

Она торжественно вселилась

И всей душой возвеселилась.

С высот нисходит прямо в грязь

Любовь, нисколько не стыдясь.

Так что нельзя не изумиться:

Любовь небесная срамится,

Разбрызгивая здесь и там

В зловонном прахе свой бальзам,

Цветет на самом скверном месте,

И ей позор милее чести.

Ее стряпню изволь вкушать!

И к желчи сахар подмешать

Порою пробует и даже

Подбавить меду к черной саже.

Любовь преследует царей,

Подвластен каждый рыцарь ей,

Смиренно служат ей монахи,

И перед нею дамы в страхе.

Любовь за горло всех берет,

И знает каждый наперед

Псалтырь любви, псалмы святые.

Читайте буквы золотые!

Мессир Ивейн перед окном.

Он помышляет об одном,

В мечтах отрадных забываясь.

Ивейн глядит не отрываясь

На несравненный этот лик.

Прекрасней дама что ни миг,

Идет печаль прекрасной даме.

Владеет красота сердцами,

И можно только тосковать,

Не смея даже уповать.

Влюбленный думает, гадает

И сам с собою рассуждает:

«Нет, я, конечно, сумасброд,

Во мне безумье верх берет.

Опасней в мире нет недуга.

Смертельно ранил я супруга

И завладеть хочу вдовой.

Вот замысел мой бредовой!

Казнить она меня мечтает.

Какую ненависть питает

Она ко мне сегодня! Да,

Однако женская вражда

В один прекрасный день минует.

Мою красавицу взволнует

Иная пылкая мечта,

У каждой дамы больше ста

Различных чувств одновременно.

Меняются они мгновенно.

Нельзя надежду мне терять,

Фортуне лучше доверять.

Не знаю, что со мной творится,

Любви готов я покориться.

Ослушник был бы заклеймен.

До самого конца времен

Все говорили бы: предатель!

Так помоги же мне, создатель!

Благословляю госпожу,

Навеки ей принадлежу.

Скорей бы мужа позабыла,

Скорей бы только полюбила

Лихого своего врага.

О, как она мне дорога!

И я врагом ее считаюсь?

Оправдываться не пытаюсь.

Ее супруг был мной сражен.

Прекрасней нет на свете жен,

Красавиц краше не бывает.

Когда Любовь повелевает,

Не подчиниться - стыд и срам.

Мою любовь я не предам.

Любви смиренно повинуясь,

Я говорю, не обинуясь:

Ей друга не найти верней.

И пусть я ненавистен ей,

На ненависть я отвечаю

Одной любовью и не чаю

Иной награды, лишь бы мне

Служить пленительной жене.

Зачем она себя терзает

И как, безумная, дерзает

Рвать золотистые власы,

Подобной не щадя красы?

Нет, не со мной она враждует.

Она как будто негодует

На собственную красоту.

Ее счастливой предпочту

Увидеть, если так прекрасна

Она в тоске своей напрасной.

Зачем она себя казнит

И не щадит своих ланит,

Желанных, сладостных и нежных,

И персей этих белоснежных?

Мою красавицу мне жаль.

Конечно, никакой хрусталь

С прозрачной кожей не сравнится.

Натура - божья ученица.

Однако что и говорить!

Решив однажды сотворить

Прекрасное такое тело,

Натура бы не преуспела,

Когда бы, тварь свою любя,

Не превзошла сама себя.

Бог сотворил своей рукою

Мою владычицу такою,

Чтобы натуру поразить

И сердце мне навек пронзить.

Тут сомневаться неприлично.

Не мог бы сам господь вторично

Такое чудо сотворить.

Нельзя шедевра повторить».

Обряд кончается печальный,

Народ уходит подначальный,

Двор постепенно опустел.

Когда бы только захотел

Наш рыцарь славный на свободу,

Его внезапному уходу

Не мог бы недруг помешать.

Ему бы впору поспешать, -

Открыты двери и ворота.

Совсем, однако, неохота

Ивейну замок покидать,

Ивейн предпочитает ждать.

Когда девица возвратилась,

Она как будто спохватилась:

«Как, сударь, время провели?»

«От всяких горестей вдали,

Понравилось мне в этом зале».

«Что, господин мой, вы сказали?

Понравилось вам тосковать

И жизнью вашей рисковать?

Быть может, сударь, вам по нраву,

Когда кровавую расправу

Над вами учиняет враг?»

«Нет, милая моя, не так.

Отнюдь не смерть меня прельстила.

Надежду жизнь мне возвестила,

Как только смерти я избег.

Не разонравится вовек

То, что понравилось мне ныне».

«Конечно, толку нет в унынье.

Не так уж, сударь, я глупа

И, слава богу, не слепа, -

Ивейну молвила девица. -

Чему тут, сударь мой, дивиться!

А впрочем, заболтались мы.

Из вашей временной тюрьмы

Вам выйти можно на свободу».

«Там во дворе толпа народу, -

Мессир Ивейн сказал в ответ. -

Спешить сегодня смысла нет.

Еще погонятся за мною.

Грех красться мне порой ночною!»

Наш рыцарь в замке как в раю.

Девица в горенку свою

Ивейна пригласила снова

За неимением иного

Приюта для таких гостей.

Там в ожиданье новостей

Остался рыцарь утомленный.

Была достаточно смышленой

Девица, чтобы в сей же час

Уразуметь без лишних фраз,

Какая благостная сила

Ивейна в зале покорила,

Преобразив его тюрьму,

Когда грозила смерть ему.

Девица шустрая, бывало,

Советы госпоже давала.

Не допустив ни тени лжи,

Наперсницею госпожи

Ее нередко называли.

Молчать она могла едва ли,

Когда для присных не секрет,

Что госпоже печаль во вред.

Девица наша не смутилась.

Она к хозяйке обратилась:

«Хочу, сударыня, спросить:

Вы господина воскресить

Своей надеетесь тоскою?»

«Ах, что ты! Нет, но я не скрыто:

Сама хочу я умереть!»

«Зачем, скажите?» - «Чтобы впредь

Не разлучаться с ним!» - «О боже!

Так сокрушаться вам негоже,

Когда получше муженька

Бог вам пошлет наверняка!»

«Молчи! Не нужно мне другого!»

«Я замолчать всегда готова.

И почему не промолчать,

Чтоб госпожу не огорчать.

Я не пускаюсь в рассужденья,

Но ваши, госпожа, владенья

Какой воитель защитит?

Пусть вам замужество претит,

Пройдет еще одна седмица,

И к замку войско устремится,

По нашим рыская лесам.

Король Артур прибудет сам

В сопровожденье целой свиты.

Источник требует защиты,

Меж тем супруг скончался ваш.

Высокородная Соваж

В письме своем предупреждает,

Что короля сопровождает

Цвет рыцарства, тогда как нам

В придачу к дедовским стенам

Достались воины плохие.

Все наши рыцари лихие

Не стоят горничной одной,

Когда грозит нам враг войной.

Все наши рыцари исправны,

Однако слишком благонравны

И, что бы ни произошло,

Сесть не осмелятся в седло,

Предпочитая разбежаться,

Когда приказано сражаться».

Казалось бы, сомнений нет.

Однако правильный совет

Принять без всяких разговоров

Не позволяет женский норов.

Упрямством женщина грешит.

Отвергнуть женщина спешит

Все то, что втайне предпочла бы.

Прекраснейшие дамы слабы.

И закричала дама: «Прочь!

Меня ты больше не морочь!

Мне речь такая докучает!»

«Ну, что ж, - девица отвечает, -

Пожалуй, замолчать не грех,

Раз вы, сударыня, из тех,

Кого советы раздражают,

Когда несчастья угрожают».

Девицу дама прогнала,

Однако быстро поняла,

Что поступает безрассудно,

Хотя признаться в этом трудно.

Впредь нужно действовать мудрей.

Узнать бы только поскорей,

Кто этот рыцарь, столь достойный,

Что не сравнится с ним покойный.

Душою лишь бы не кривить

И разговор возобновить.

Терпенья, что ли, не хватило?

Не выдержала, запретила,

Вперед желая забежать,

Она девице продолжать.

Девица вскоре, слава богу,

Пришла хозяйке на подмогу

И продолжала разговор

Как будто бы наперекор.

«Хоть не к лицу мне забываться,

По-моему, так убиваться -

Пусть госпожа меня простит -

Для знатной дамы просто стыд.

И если рыцарь погибает,

По-моему, не подобает

Весь век скорбеть, весь век рыдать.

С собою нужно совладать,

О новом помышляя муже.

Найдутся рыцари к тому же,

Чья доблесть мертвого затмит.

Напрасно вас печаль томит!»

«Ты лжешь! Всему своя граница.

Никто не мог бы с ним сравниться!

И ты скажи попробуй мне,

Кто с ним сегодня наравне!»

«Молчать мне, правда, не годится.

А вы не будете сердиться?»

«Нет, говори, я не сержусь».

«Для вас я, госпожа, тружусь.

Свою служанку не хвалите!

Вы только соблаговолите

Стать вновь счастливой в добрый час,

Облагодетельствовав нас.

Могу продолжить без запинки.

Два рыцаря на поединке.

Кто лучше? Тот, кто побежден?

По-моему, вознагражден

Всегда бывает победитель,

Хоть рядовой, хоть предводитель.

А кто, по-вашему, в цене?»

«Постой, постой, сдается мне,

Меня ты заманила в сети».

«Ведется так на белом свете.

Извольте сами рассудить:

Дано другому победить

В сраженье вашего супруга.

Пришлось в бою сеньору туго,

И скрылся в замок наш сеньор.

Напоминанье - не укор,

И заводить не стоит спора.

Отважней нашего сеньора

Тот, кто сеньора победил».

«Язык твой злой разбередил

Мою мучительную рапу.

Нет, больше слушать я не стану.

Ты хочешь боль мне причинить.

Не смей покойника чернить,

Иначе горько пожалеешь,

Сама едва ли уцелеешь!»

«И так, по правде говоря,

Я с вами рассуждала зря.

Я госпоже не угодила,

Хоть госпожу предупредила:

Не сладко слушать будет ей.

Конечно, впредь молчать умней».

И поскорей - в свою светлицу,

Где ждал мессир Ивейн девицу.

Девица гостю своему

Немного скрасила тюрьму.

Однако рыцарь наш томится,

К своей возлюбленной стремится,

Не знает пылкий наш герой,

Как в первый раз и во второй

Девица счастья попытала

И за него похлопотала.

Не может госпожа заснуть,

И ночью глаз ей не сомкнуть.

Ах, как ей нужен покровитель!

Какой неведомый воитель

Источник дивный защитит?

Несчастье кто предотвратит,

Когда несчастье угрожает?

Она девицу обижает,

На ней одной срывает зло,

Когда на сердце тяжело

И на душе не прояснилось,

А все-таки не провинилась

Девица перед госпожой.

Должно быть, рыцарь тот чужой

И впрямь герой - на то похоже.

Девице госпожа дороже

Любых проезжих молодцов.

Совет хорош, в конце концов.

С девицей нужно помириться,

Когда девица - мастерица

Советы мудрые давать.

А как бы рыцаря призвать -

Нет, не на тайное свиданье -

На суд, в котором оправданье

Высоких доблестей таких

В глазах завистливых людских.

Отвагу каждый уважает.

Перед собой воображает

Она влюбленного врага,

До невозможности строга.

«Добиться правды постараюсь.

Убийца ты?» - «Не отпираюсь.

Да, ваш супруг был мной сражен».

«Жестокостью вооружен,

Ты мне желал тогда худого?»

«Сударыня, даю вам слово,

Скорее умер бы я сам!»

«Благодаренье небесам!

В тебе не вижу я злодея.

Своим оружием владея,

Ты мужа моего сразил,

Который сам тебе грозил.

Отвага, стало быть, - не злоба.

И, очевидно, правы оба.

И справедлив мой суд земной:

Ты не виновен предо мной».

Нередко в жизни так бывает:

Огня никто не раздувает,

Огонь, однако, не заснул

И сам собою полыхнул.

Неугомонная девица

Теперь могла бы убедиться

В конечном торжестве своем.

Девица с госпожой вдвоем

Наутро, как всегда, осталась

И речь продолжить попыталась

(Ей, говорливой, не впервой).

И что ж? С повинной головой,

Как проигравшая сраженье,

В благоразумном униженье

Предстала дама перед ней.

Ей, госпоже, всего важней,

Свое лелея упованье,

Происхожденье и прозванье

Чужого рыцаря узнать:

«Извольте, милая, принять

Почтительные извиненья.

Я согрешила, без сомненья.

Я как безумная была,

Простительна моя хула.

Я вам готова подчиниться,

Навек я ваша ученица.

Скажите: храбрый рыцарь тот

От предков знатных род ведет?

Тогда… Что делать, я согласна.

И я сама ему подвластна,

И вся моя земля со мной,

Спасенная такой ценой,

Чтобы меня благодарили

И за глаза не говорили:

«Убийцу мужа избрала!»

«Благому господу хвала! -

Девица даме отвечала. -

Из всех, чей род берет начало

От Авеля, он лучший!» - «Да?

А как зовут его тогда?»

«Ивейном». - «Рыцарь безупречный!

Никто не скажет: первый встречный!

Мессир Ивейн, слыхала я,

Сын Уриена-короля?»

«То, что вы слышали, не ложно».

«Когда его увидеть можно?»

«Дней через пять». -

«Чрезмерный срок!

И поспешить бы рыцарь мог,

Когда за ним я посылаю.

Ивейна видеть я желаю

Не позже завтрашнего дня».

«Где, госпожа, найти коня,

Который устали не знает,

Небесных пташек обгоняет?

А впрочем, есть один юнец.

Он, быстроногий мой гонец,

Готов помчаться что есть мочи,

Чтобы добраться завтра к ночи

До королевского двора... »

«Ему отправиться пора

И надлежит поторопиться!

Ночами все равно не спится,

Такая полная луна!

Дорога при луне видна,

А тот, кто силы напрягает,

Все тяготы превозмогает.

При помощи ночных светил

Два дня в один бы превратил

Гонец, уверенный в награде».

«Не беспокойтесь, бога ради!

Проворному бежать не лень.

Я думаю, на третий день

Предстанет рыцарь перед вами

С почтительнейшими словами.

Но прежде чем торжествовать,

Вассалов следует созвать

(Не помешает свадьбе гласность).

Какая нам грозит опасность,

Скажите без обиняков,

И убедитесь вы, каков

Народец этот малодушный.

Вассалы будут вам послушны.

Не только сам король Артур -

Любой придворный балагур

Их всех пугает не на шутку.

Скажите вы, что, вняв рассудку,

Замужество вы предпочли.

Бесчестию своей земли.

В подобном бракосочетанье -

Желанное предначертанье

Судьбы, спасительной для них.

Ваш непредвиденный жених

Им даст возможность не сражаться.

Им лишь бы только воздержаться

От столкновений боевых,

Оставшись как-нибудь в живых.

Тот, кто своей боится тени,

Падет пред вами на колени,

Благословляя госпожу».

«Я так же, как и вы, сужу, -

Сказала дама, - я согласна.

Вы рассуждаете прекрасно.

Во избежанье тяжких бед

Я принимаю ваш совет.

Так что же вы? Поторопитесь!

Пожалуйста, вы не скупитесь.

Пусть будет ваш посланник скор!»

На этом кончен разговор.

Тогда девица притворилась,

Что с посланным договорилась.

Окончив срочные дела,

Девица в горницу пошла.

Она Ивейна умывает,

Причесывает, одевает.

Идет ему багряный цвет.

Наш рыцарь в мантию одет,

И отороченная белкой,

Ткань блещет редкостной отделкой.

На мантии роскошной той

Аграф сверкает золотой

И драгоценные каменья.

Благопристойность и уменье

Такие чудеса творят.

Отлично смотрится наряд.

Ивейну службу сослужила

И сразу даме доложила:

«Вернулся верный мой гонец».

«Ах, слава богу! Наконец!

Сам рыцарь явится когда же?»

«Он здесь». - «Он здесь? Не надо стражи!

Не говорите никому

О том, что я его приму».

Девица торжество скрывает

И радость преодолевает.

Девица гостю говорит,

Что госпожой секрет раскрыт.

«Все госпожа уразумела.

Она кричит мне: как ты смела?

Мессир! Она меня бранит,

И упрекает, и винит.

И ваше местопребыванье,

И ваше славное прозванье

Теперь известны госпоже,

Что толку быть настороже!

При этом дама заверяет,

Что смертью вас не покарает.

Должны предстать вы перед ней.

Ведите же себя скромней!

Войдите к ней вы без боязни.

Мучительной не ждите казни,

Хотя могу предположить:

В плену придется вам пожить,

К неволе долгой приучаясь,

А главное, не отлучаясь

Душой и телом никуда».

Ответил рыцарь: «Не беда!

Я не боюсь такого плена».

«Я с вами буду неизменно.

Скорее руку дайте мне!

Поверьте, вы не в западне!

Вам, сударь, плен такой по праву,

И заживете вы на славу.

Нетрудно мне предугадать,

Что не придется вам страдать».

Девица утешать умела,

Речистая в виду имела

Отнюдь не просто плен - Любовь.

Разумнице не прекословь!

Любовь и плен друг с другом схожи:

Скорбит влюбленный, пленный тоже.

Тот, кто влюблен, всегда в плену.

Такого плена не кляну,

Неволя счастью не мешает.

Меж тем девица поспешает,

Ивейна за руку держа.

В своих покоях госпожа

На пышном восседает ложе.

И неприступнее и строже

Красавица на первый взгляд,

Когда приличия велят.

Не говорит она ни слова,

Величественна и сурова.

Смельчак не то что покорен,

Решил он: «Я приговорен!»

Он с места сдвинуться не смеет,

Язык от ужаса немеет.

Девица молвила тогда:

«Достойна вечного стыда

Служанка, если в гости к даме

Ведет она (судите сами!)

Того, кто смотрит чудаком

И не владеет языком,

Кто даже рта не раскрывает

И поклониться забывает

В смущенье, мыслей не собрав. -

Ивейна тянет за рукав. -

Смелее подойдите к даме!

Вас, рыцарь (это между нами),

Никто не хочет укусить.

Прощенья нужно вам просить,

Пониже, сударь, поклонитесь,

Пред госпожою повинитесь,

Пал Эскладос, ее супруг.

Убийство - дело ваших рук».

И, словно каясь в преступленье,

Упал наш рыцарь на колени:

«Пускай надеяться грешно,

Сударыня, я все равно

С решеньем вашим примиряюсь

И вам с восторгом покоряюсь».

«А вдруг я вас велю казнить?»

«И это должен я ценить.

Я все равно доволен буду».

«Как верить мне такому чуду,

Когда без боя, сударь, мне

Вы покоряетесь вполне,

Хоть вас никто не принуждает?»

«И самых сильных побеждает

Та сила, что владеет мной

И мне велит любой ценой,

Когда возможно искупленье

(Такая мысль - не оскорбленье),

Утрату вашу возместить,

Чтоб вы могли меня простить».

«Как вы сказали? Искупленье?

Вы сознаетесь в преступленье?

Супруга моего убить -

Не преступленье, может быть?»

«Так с вашего соизволенья

Самозащита - преступленье?

По-вашему, преступник тот,

Кто недругам отпор дает?

Когда бы я не защищался,

Я сам бы с жизнью распрощался».

«Вы, сударь, правы! Решено!

Казнить вас было бы грешно.

Но только я бы вас просила

Сказать, откуда эта сила,

Которая велела вам,

По вашим собственным словам,

Моим желаньям подчиняться.

Садитесь! Хватит извиняться!

Я вас прощаю... Впрочем, нет!

Сперва извольте дать ответ!»

«Не скрою, сердце мне велело,

Как только вами заболело,

Подобных не предвидя мук».

«А сердцу кто велел, мой друг?»

«Мои глаза!» - «Они болели?»

«Нет, просто не преодолели

Той красоты, что так чиста».

«А что велела красота?»

«Мне красота любить велела».

«Кого же?» _ «Вас!» _ «Ах, вот в чем дело!

Любить меня! А как?» _ «Да так,

Что мне других не нужно благ.

Не может сердце излечиться,

Не в силах с вами разлучиться,

Приверженное вам одной.

Навек вы завладели мной.

Меня доверием почтите!

Хотите, буду жить, хотите,

Умру, как жил, умру, любя.

Люблю вас больше, чем себя!»

«Я верю, сударь, но, простите,

Источник мой вы защитите?»

«От всех воителей земли!»

«К согласью, значит, мы пришли».

А в зале между тем бароны

Надежной просят обороны,

Своим покоем дорожа.

Проговорила госпожа:

«Там, в зале, видеть вас желают»

Меня вассалы умоляют

Скорее замуж выходить,

Беде дорогу преградить.

Я поневоле соглашаюсь.

Нет, отказать я не решаюсь

Герою, сыну короля.

Ивейна знает вся земля».

Девица молча торжествует.

Достойных слов не существует.

Не знаю, как повествовать!

Мог рыцарь сам торжествовать.

Ивейн в блаженстве утопает.

Он с госпожою в зал вступает.

Там в ожиданье госпожи

Бароны, рыцари, пажи.

Своей наружностью счастливой,

Своей осанкой горделивой

Наш рыцарь всех приворожил

И всех к себе расположил.

Почтительно вассалы встали

И торопливо зашептали:

«По всем статьям достойный муж!

Изъян попробуй обнаружь!

Вот это дама! Скажем смело,

Найти защитника сумела.

Кому претит подобный брак,

Тот государству лютый враг.

И римская императрица

Такому гостю покорится.

Не будем даму огорчать.

Их можно было бы венчать

Хоть нынче, рассуждая здраво».

Садится дама величаво.

Почел бы рыцарь наш за честь

У ног ее смиренно сесть.

Но госпожа не позволяет,

Сесть рядом с нею заставляет.

Когда замолк обширный зал,

Вассалам сенешаль сказал:

«Король идет на нас войною,

И этой новостью дурною

Делюсь я с вами, господа.

Вот-вот нагрянет он сюда,

Наш край родной опустошая

И самых смелых устрашая.

Защитник нам необходим,

Иначе мы не устоим.

Шесть лет не знали мы печали,

Шесть лет назад перевенчали

Сеньора с нашей госпожой.

Всегда выигрывал он бой

И не боялся нападенья.

И что ж! Теперь его владенье -

Тот крохотный клочок земли,

Где мы сеньора погребли.

Сражаться даме не пристало.

Кровопролитный блеск металла

Не для прекрасных женских рук.

Хороший нужен ей супруг,

И возместятся все потери.

Лет шестьдесят, по крайней мере,

Такой обычай здесь царил,

И нас пришелец не корил».

«Спасите», - дружно все взмолились

И в ноги даме повалились.

Вздохнув, красавица сдалась.

Подождала и дождалась.

Она бы вышла замуж, впрочем

(Мы вас нимало не морочим),

И всем советам вопреки.

«Вот кто просил моей руки, -

Сказала дама, - рыцарь славный,

В любом сраженье воин главный.

Желает рыцарь мне служить,

И следует нам дорожить

Великодушным предложеньем,

Особенно перед сраженьем.

Он был мне прежде незнаком.

О смелом рыцаре таком

Я только слышала, не скрою.

Нет, не вредит молва герою,

И за глаза его хваля.

Сын Уриена-короля,

Ивейн отважный перед вами.

Теперь вы посудите сами,

Насколько знатен мой жених,

Но только женихов иных

Всех без изъятья презираю,

Из всех Ивейна выбираю».

В ответ вассалы говорят:

«Благому делу каждый рад!

Сегодня лучше повенчаться,

Пора венчанию начаться.

Грех потерять единый час,

Поторопитесь ради нас!»

И снова дама притворилась,

Что поневоле покорилась

Советам, просьбам и мольбам.

Я думаю, понятно вам:

Когда Любовь поторопила,

Покорно дама уступила

Самой Любви, не людям, нет,

Хоть настоятельный совет

И просьбы всей придворной знати

Пришлись, конечно, тоже кстати.

Известно было с давних пор:

Чтобы скакать во весь опор,

Нередко требуются шпоры.

Подхлестывают уговоры.

Итак, разумный сделан шаг.

Вступила дама в новый брак

С благословенья капеллана.

Ей ложе брачное желанно.

Мессир Ивейн - теперь супруг

Самой Лодины де Ландюк,

Той гордой дамы, чей родитель,

Когда-то славный предводитель,

Великий герцог Лодюнет

В поэмах и в стихах воспет.

На свадьбу прибыли прелаты.

Не только здешние аббаты,

Сюда со всех концов страны

Епископы приглашены.

Ивейна люди прославляют,

Сеньором новым объявляют.

Тот, кто Ивейном был сражен,

Уже в забвенье погружен.

На свадьбу мертвые не вхожи,

И победитель делит ложе

С благоразумною вдовой.

Милее мертвого живой.

Ночь миновала. Рассветает.

Наутро в замок долетает

Не слишком радостная весть.

В лесной глуши гостей не счесть.

Над родником король со свитой,

С ним Кей, насмешник ядовитый,

Готовый сбить с придворных спесь.

Двор королевский тоже здесь.

Промолвил Кей: «Куда девался

Ивейн, который вызывался

Источник первым навестить

И за кузена отомстить?

Известно всем, что страх неведом

Тому, кто выпьет за обедом.

Наш рыцарь выпил, закусил

И, как ведется, зафорсил.

Ивейну показаться стыдно,

Вот почему его не видно.

Ивейн в припадке хвастовства,

Конечно, жаждал торжества,

Однако преуспел едва ли,

Другие восторжествовали.

Кто храбрым сам себя назвал,

Тот незадачливый бахвал.

Других считая дураками,

Бахвалы треплют языками,

О подвигах своих кричат,

Тогда как храбрые молчат.

Тем, кто в сраженьях побеждает,

Хвала людская досаждает.

Зато бахвал готов приврать,

Чтобы в героя поиграть.

Герольды смелых прославляют

И без вниманья оставляют,

Как никудышну...