Зарубежная литература зрелого средневековья

Рыцарский роман. Кретьен де Труа - крупнейший и самый талантливый из куртуазных романистов. Городская новелла (французские фаблио). Средневековый театр. Образ горожанина в средневековых фарсах. Социальная сатира в "Романе о Лисе". Аллегорический эпос.

Рубрика Литература
Вид учебное пособие
Язык русский
Дата добавления 25.08.2015
Размер файла 352,8 K

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Из коего я смастерил
Тобою виденную раку...
Упомянуть пора, однако,
Про двадцать пять граальских дев…
Из них воспитывают королев
Для самых знатных и достойных
Владык, прославившихся в войнах
Под знаком нашего креста
Во имя господа Христа...
И вот Кастис, один из них,
Был матери твоей жених.
Благоговением охвачен,
Он был Граалем предназначен
Супругом стать сестры моей
И преподнес в подарок ей
Норгальс, Валезию!.. Два царства!..
Но вот оно, судьбы коварство,
Еще жениться не успев
На лучшей из граальских дев,
Кастис погиб от старой раны...
И города его и страны
Сестра в наследство получила...
Да... Так судьба их разлучила,
Чтоб Герцелойде наконец
В мужья достался твой отец,
Что был прославлен повсеместно...
Мнишь, все тебе теперь известно?
Увы, мой друг, пока что - нет...
В оруженосцы Гамурет
Мне отдал племянника своего:
Красный Итер звали его!..
В Кукумберлендии он родился!..
Теперь не без ужаса ты убедился,
Что родич был тобою убит!..
И пусть урок сей не будет забыт!..
... Все это так... Но, каясь истово,
Избавишься ты от нечистого
И к богу обратишь свой взор
Не так, как бывало до сих пор...
В двух, разум жгущих, сердце рвущих,
В двух тяжких, к небу вопиющих,
Грехах повинен ты сейчас:
Ты отнял родича у нас,
Славнейшего из славных,
Которому нет равных.
В тебе же кроется причина,
Что слишком ранняя кончина
Твою достойнейшую мать
Свела туда, откуда ждать
Напрасно возвращенья!
Моли у господа прощенья!
Отъезд твой, чересчур поспешный,
Ей, нежной, любящей, безгрешной,
Удар губительный нанес...
И все ж еще один вопрос
Тебе сейчас задать я смею...
О, я от ужаса немею!..
Где взял ты своего коня?!
Нет, ты не скроешь от меня,
Что б дальше с нами ни случилось,
Как у тебя вдруг очутилось
С гербом Граалевым седло?!»
... Поведав, что произошло
(С храмовником лихая схватка),
Герой раскаялся без остатка,
Затем отшельника спросил:
«Зачем я плащ ее носил?
Что это было: подношенье?..»
«О нет! О нет! Не для ношенья
Искусно скроенный наряд,
В котором нас боготворят,
Не драгоценная обнова...
Репанс племянника родного,
Вручив свой дивный плащ, звала
Свершить великие дела!..
А дядя меч тебе вручил.
Его ты сильно огорчил
Своим губительным молчаньем!
Порадуй же его своим деяньем!..
Но полно!.. Спать давно пора!..»
... И у потухшего костра
На тощей, на сырой соломе
Они забылись в сладкой дреме
И спали не без наслажденья,
Презрев свое происхожденье...
... Герой наш долгих две подели
Провел в отшельнической келье.
Молитвенным словам внимал
И жизнь по-новому воспринимал.
Он с легкостью сносил лишенья
И уповал, что прегрешенья
Когда-нибудь ему простятся...
... Но вот пришла пора прощаться.
И Треврицент ему сказал:
«Твои грехи себе я взял.
Пред богом за тебя отвечу!..
А ты иди судьбе навстречу!
Задуманное соверши,
Прочь выкинь слабость из души,
Во всем господню слову следуй -
И дело кончится победой!..»
……………………………….
XV
Пусть тот, кого нетерпенье мучит,
К терпению себя приучит,
Пусть тот, кто спрашивать страшится:
«Чем же все это завершится?» -
Узнает, что уж близок час,
Когда закончу свой рассказ
Великой благости явленьем:
Анфортасовым исцеленьем!
……………………………….
Пока же вас перенесу
В то место, где в глухом лесу
Герой наш - лгать не буду -
Впрямь приобщился к чуду.
Навстречу мавр скакал один,
Годами юный господин,
На вид молодцеватый
И сказочно богатый.
Как описать, что он носил?..
Я, нищий, не найду ни сил,
Ни должного уменья,
Чтоб описать каменья,
Горевшие на нем
Ослепительным огнем.
Всю жизнь проживши нищим,
Пред этим золотищем
Я откровенно трепещу...
И равного не отыщу
Ни в том, ни в этом стане,
Ни в Англии, ни в Бретани...
Он, видимо, Любви служил.
Oн от рожденья ею жил.
Все эти украшенья -
Любовниц подношенья...
К тому ж еще, страшней грозы,
Он на турнирах брал призы,
Другим не уступая
(Разумно поступая)...
Да, молодец был недурен,
К тому ж рассудком одарен, -
Не выиграть сраженья
Без соображенья!..
Невдалеке шумел прибой.
Мавр корабли привел с собой,
Ну, а на каждом - кстати -
По мавританской рати.
Число не трудно сосчитать:
Всего их было двадцать пять,
Тех кораблей, груженных
Многими сотнями вооруженных…
Заметить надобно: войска
Не понимали языка
Чьего-либо другого,
Кроме своего родного.
Прибывши из одной земли,
Они друг с другом не могли
Словами объясниться.
(Все скоро объяснится...)
Да, хоть земля у них одна,
Различны были племена,
Пришлось разноплеменным
Служить одним знаменам.
Он был королем единым
Всем маврам и всем сарацинам...
Oн был и молод, и удал,
И, скажем правду, обладал
Диковинным оружьем
(Мы это обнаружим)...
Итак, сошедши с корабля,
Король увидел короля.
Поскольку короли они,
Пусть спорят меж собой одни:
Мы столь великим людям
Ни в чем мешать не будем!..
... Из них был каждый, страх презрев,
Душою - агнец, сердцем - лев.
... Зачем судьба была столь зла
И этих королей свела,
Свела причем случайно:
Земля ведь так бескрайна?!
... Но я за Парцифаля спокоен.
Мало того, что он истинный воин,
Вовек живет в его крови
Верность Граалю и Любви...
... Их силе воздавая дань, я
Страшусь: не хватит дарованья,
Отпущенного мне судьбой,
Чтоб описать этот дивный бой
Весомо, точными словами
(Заранее каюсь перед вами).
Но так скажу: вначале
Их лица засияли
В порыве увлеченья
Подобием свеченья.
Но сердца на двоих одно
Им было господом дано:
Каждый по воле духа святого,
Носил в груди своей сердце другого.
И хоть им обоим отрадно было,
Сердце у них болело, ныло:
Отважное сердце бойцовское,
Единое сердце отцовское...
... Итак, хоть корень их един,
Язычник и христианин
Столкнулись меж собою...
Не мне им быть судьею.
Я сознаю: решать не мне,
На чьей победа стороне.
Я лишь желаю, чтобы
В живых остались оба...
Однако бой уже идет...
Кто первым нб землю падет,
С коня кто первым свалится?
(О, сколь душа печалится!)
Но я немало удивлен:
Безмерно был толчок силен,
Но оба в самом деле
В седлах усидели...
И вновь они столкнулись...
Их копья не согнулись...
Язычник впал в великий гнев,
В седле противника узрев,
Что было непривычно:
Своих соперников обычно
Разил он с первого удара,
Исполнен огненного жара...
И так же были горячи
Их раскаленные мечи,
Которыми они махали -
И ярость, страсть в них не стихали...
Кони сильно утомились,
От жара их бока дымились,
Но, распаляясь все сильней,
Сошли противники с коней
И битву продолжали стоя,
Дыша священным жаром боя...
Крещеный явно уступал
Язычнику... Тот наступал,
Клич выкликая: «Табронит!» -
И этот клич его звенит,
И перед каждым взмахом новым
Бодрит себя он этим зовом.
Так, восклицая: «Табронит!» -
Он супротивника теснит!..
Но не сдавался и крещеный.
Взгляд к Пельраперу обращенный,
Был чист и светел, как хрусталь.
И перед ним сиял Грааль...
... Мавр знал Любовь. Любви служенье
Не раз вело его в сраженье,
И так он навык приобрел
И всех противников борол...
Как нам уже известно, он
Был королевою пленен,
Прекраснейшею Секундильей,
И не жалел усилий,
Чтобы награду заслужить
Той, для кого хотел он жить...
И Парцифаль изнемогал.
Лишь дух геройский помогал
Ему порой с колен подняться
И все еще обороняться,
Теперь уж - из последних сил...
И он пощады не просил...
Они сражаются... Они?!
Нет, истине в глаза взгляни:
Здесь в испытанье боевое,
Казалось бы, вступили двое,
Но двое, бывшие - одним.
Мы их в одно соединим:
Две кровных половины,
Два брата двуедины...
... Итак, язычник побеждал.
Но Парцифаль не смерти ждал -
Великой ждал услады...
И тут мы вспомнить рады,
Как Треврицент ему внушил,
Что он пред богом согрешил
И что одна дорога
К спасенью - вера в бога!..
И он постиг, что бог - везде:
Как в отраде, так и в беде,
И того, кто господа славит,
Всевышний не оставит,
И он предвкушал усладу:
Всевышнего пощаду!
Но с каждым криком: «Табронит!»
(Град Секундильи, что стоит
В предгории Кавказа) -
Язычник как бы сразу
Мощь и отвагу набирал
И с новой силой напирал
На христианина,
Отважнейшего паладина,
Кого еще никогда доселе
Враги никакие не одолели...
А нынче силы в нем иссякали...
Но мечи еще все высекали
Искры из шлемов и лат...
О господи! Брата погубит брат!
О господи, слыша и видя это,
Оставь в живых дитя Гамурета!
(Я обоих братьев имею в виду
И для обоих пощады жду,
Для язычника и для христианина,
Ибо плоть их и кровь их едина...)
Но о чем шла в этой битве речь?
О том, чтоб Любовь и Верность сберечь.
Не будь у Парцифаля
Кондвирамур и Грааля,
Давно бы грянул приговор,
И ни к чему б весь разговор...
Язычник же, воин необоримый,
Силен был Любовью неукротимой.
Итак, Любовь - это сила одна.
Но ему и другая была дана:
Эта сила - его каменья, -
Укреплявшая в нем уменье
Вести кровавый, тяжкий бой
И совладать с самим собой...
Но я судьбой крещеного обеспокоен:
Изнемог, истомился бесстрашный воин.
О, взбодрись же, достойнейший Парцифаль!
Но если ни Кондвирамур, ни Грааль
Не способны дух твой взбодрить отныне,
То подумай о Кардейсе и о Лоэрангрине,
О твоих двух мальчиках дорогих,
Кондвирамур под сердцем носила их,
Когда в поход тебя провожала...
Не хочешь ли ты, чтоб сиротства жало
Вонзилось в милых твоих детей?
Так выживи! Так не ослабей!..
... И, словно внемля чутким слухом
Сиим словам, воспрял он духом
И вспомнил о своей жене.
Он вспомнил и о той войне,
Когда у стен Пельрапера-града
Большая досталась ему награда
И побежден был король Кламид...
... Язычник кричал: «Табронит! Табронит!» -
В свою судьбу и победу веря.
Парцифаль же вспомнил о Пельрапере
И воскликнул в отчаянье: «Пельрапер!» -
И тут же, являя геройства пример,
Разбил в куски щит некрещеного,
Посыпались каменья с оного,
Я думаю, каждый кусочек щита
Стоил марок не меньше ста...
Сказать, что дальше было там?..
Меч Парцифаля пополам
О шлем язычника разбился...
Так господь бог распорядился
(И этим пощадил бойца):
Меч, отнятый у мертвеца,
Не должен приносить удачу!..
(О Красном Итере я плачу...)
…………………………………
Язычник тут же встал с колен.
Он не спешил сдаваться в плен,
Он грозным выглядел, жестоким,
Но духом обладал высоким...
Свойство боя таково,
Что не узнаешь: кто - кого?
(О наших думая героях,
Радею я о них обоих...)
Язычник, видимо, знаком
Был и с французским языком.
Владея им вполне свободно,
Он молвил: «Нет, неблагородно
Своим мечом рубить сплеча
Оставшегося без меча!..
Отважный муж, скажи мне - кто ты?
С тобой мне драться нет охоты.
Меч твой сломался, а не то б
Меня бы уложили в гроб,
Да и тебе пришлось бы туго...
Дадим же отдохнуть друг другу...»
Они присели на траву,
Подвластны кровному родству.
И молвил некрещеный,
Взаправду восхищенный:
«Поверь, что равного тебе
Отвагой, стойкостью в борьбе
Я не встречал в былых походах...
Да... Нам потребовался отдых...
Иначе битвы не начать...
Но, можешь мне не отвечать,
Я знать твое хотел бы имя:
Откуда ты, кого своими
Родителями ты зовешь?..»
«Меня превратно ты поймешь,
Коль поспешу с ответом:
Ведь ты усмотришь в этом
Мою готовность сдаться...
А я готов еще сражаться
Во имя Истинной Любви!..
Себя ты первым назови!..»
И мавр ответствовал герою:
«Пусть я стыдом себя покрою,
Но честно все тебе скажу:
Я - Фейрефиц... Мой род в Анжу
Берет свое начало...
Владыки не бывало
Богаче и сильней, чем я...
Куда ни глянь - моя земля...
В моем владенье - страны... »
Наш друг ответил: «Странно...
Не может быть, чтоб из Анжу...
К анжуйцам я принадлежу...
Анжуец по наследству,
Зовусь анжуйцем с детства!..
Узнай же: пред тобою - я,
Сын Гамурета-короля!
Имеешь ли понятье,
Кто он такой?..» - «Мы - братья,
Мы братья сводные с тобой!
Отец наш, занесен судьбой
В языческие страны,
Был мужем Белаканы,
Черной матери моей... »
«Забрало подними скорей!..
……………………………….
Я слышал, люди говорят,
Есть у меня пятнистый брат
В далеких странах где-то.
Посмотрим: ты ли это?»
И, восхищенья не тая,
Язычник рек: «Да. Это - я... »
Забрало поднял Фейрефиц:
И белолиц и чернолиц
Он был на самом деле.
Глаза его горели.
И, в нем узнав свои черты,
Рек Парцифаль: «Да. Это - ты... »
... Двухцветный, как сорока,
Растроганный глубоко,
С себя язычник панцирь снял -
Мир между братьями настал...
И те, что друг с другом сражались,
Теперь облобызались...
Так восторжествовала вновь
Святая Верность и Любовь.
Язычник рек: «Не сон ли это?
Я вижу сына Гамурета!
Мы встретились, назло врагам!..
Хвала, хвала моим богам!
Ко мне вы благосклонны,
Юпитер и Юнона!..
Хвала, хвала планетам,
Чьим благодатным светом
Был озарен мой путь сюда,
Где встретились мы навсегда!..»
……………………………………
И поскакали оба брата,
В лучах вечернего заката,
Куда? - К Артуру-королю!
(Я им прекрасный пир сулю
И ошибусь едва ли.
Героя в лагере ждали...)
... Так в лагерь въехали они,
Во всех шатрах горят огни.
К ним, выстоявшим сечу,
Гаван спешит навстречу,
Затем из каждого шатра
Весь цвет Артурова двора
Выходит к ним, обоим
Прославленным героям...
Конечно, не секрет для вас,
Что с мавра не сводили глаз,
Дивясь лицом его пятнистым
И взглядом, мужественным и чистым,
Да небывалой епанчой,
Расшитой дивною парчой...
Дамы млели от восхищенья,
Глядя на каменья,
Светло пылавшие на нем
Удивительным огнем...
(Те камни, как мы уже говорили,
Были подарком Секундильи...)
Едва он плащ и латы снял,
Гаван их под охрану взял,
Чтоб то, что так сверкало,
Случайно не пропало...
……………………………
Вдруг грянули литавры:
Посмотреть на мавра
Артур с Гиневрою вошли.
Они сородича в нем нашли.
С ним все облобызались...
Гости собирались...
За славные свои дела
В герои Круглого стола
Зачислен некрещеный,
Но к Истине приобщенный...
(Ему открыты двери
К святой, Христовой вере...)
Сидели все вокруг стола...
И в этот миг в шатер вошла
В драгоценнейшем наряде,
С великою мольбой во взгляде,
Некрасивая дева младая.
Могу сказать вам, не гадая,
Что это - мудрая Кундри была...
Итак, в шатер она вошла
И пала пред героем ниц...
И Парцифаль и Фейрефиц
Зарделись от смущенья...
Она пришла молить прощенья
И не сердиться на нее
За речь недобрую ее...
Тогда сказали оба брата:
Она ни в чем не виновата,
Хоть Парцифаль, свидетель - бог,
Обиды ей простить не мог,
Но, чтобы сей не портить пир,
Он предпочел отмщенью - мир …
... Хочу сказать, ей не в обиду,
Кундри была ужасна с виду.
Такая же, как в Плимицоле.
(Все дело тут - в господней воле...)
Все так же она желтоглаза,
С глазами - что два топаза,
Все так же она длиннозуба,
Все так же сколочена грубо,
Все так же выглядит жутко
Рот ее, синий, как незабудка...
И дева сказала вот это:
«Хвала тебе, сын Гамурета!
Хвала тебе, Герцелойды сын!
Хвала тебе, доблестный паладин!
Привет и тебе, Фейрефиц пятнистый,
Ты с юных лет был воин истый,
Мечом своим Секундилье служа.
Была она и мне госпожа... »
И, посмотрев на Парцифаля -
Искателя Грааля,
Она торжественно произнесла:
«О ты, чьим доблестям несть числа,
Будь верен себе в час великой отрады!
Высочайшей ты удостоен награды!
Твоих испытаний окончен срок,
И тобой заслужен победный венок.
Счастливейший жребий тебе уготован.
Ты вскоре будешь коронован
Первейшей из земных корон,
Вступивши на Граалев трон.
На камне письмена сказали,
Что небеса тебя назвали
Владыкой, избранным судьбой!
Твоя Кондвирамур с тобой
Граалем вместе будет править.
При этом я должна добавить
Мужское имя - Лоэрангрин...
То - новорожденный твой сын.
Твоим наследником он станет,
Когда урочный час настанет...
Так, вместе с сыном и женой,
Владей короной всеземной!
Когда умрешь иль станешь старцем,
Другой твой сын - Кардейс - Бробарцем
Законно станет володеть...
Но - главное - преодолеть
Ты хворь Анфортасу поможешь!..
Да, Парцифаль! Теперь ты сможешь
Вопрос спасительный задать,
Чтобы страдальцу не страдать,
И сим несчастного спасти,
И в мир блаженство принести!..»
... Вот что Кундри возвестила.
Всех радость безмерная охватила.
А у счастливейшего сына земли
Слезы по щекам текли...
Но Кундри мудрая сказала:
«Теперь - пора! Но, помни: мало
На это сил одних твоих.
Мунсальвеш зовет двоих.
Необходим тебе провожатый,
Рвеньем рыцарским объятый!..»
... И Фейрефиц воскликнул:
«Брат! Любовью я к тебе объят,
А также волей к бою!..
Возьми меня с собою!..»
………………………………..
И по прошествии трех дней
Братья сели на коней.
Всех одарили, обласкали
И вслед за Кундри ускакали...
XVI
Анфортас в это время
Все той же боли бремя
Средь рыцарей Грааля нес...
Их верность трогала до слез.
Когда б не эта верность дивная,
Давно печаль бы неизбывная
В гроб Анфортаса свела.
Жизнь ему вовсе уж не мила...
Но те, кто состояли
В священном братстве Грааля,
Поддерживали силу в нем
Одним-единственным путем:
Ему Грааль давали зреть,
Тем не давая умереть...
Но рыцарям Анфортас рек:
«Злосчастнейший я человек!
В чем ваша верность? В чем - любовь?
Чтоб час за часом, вновь и вновь,
Мои страданья длились?..
Я тщетно убедить вас силюсь:
Только смерть меня может спасти,
Избавление принести.
Изнемогаючи от боли,
Не заслужил я этой доли,
Чтоб вы, кто знал меня в бою,
Жизнь бесполезную мою
С таким упорством сохраняли!..»
Те молча слушали... Не знали,
Что отвечать... Ведь он был прав,
Тягчайшие из мук познав...
Исполнить, что ли, приказанье?!
Но Треврицента предсказанье
И надпись на самом Граале
От рокового шага их удержали.
Сказано было: час грядет -
И рыцарь доблестный придет,
Участливо: «Что с вами?» - спросит,
И вмиг Анфортас сбросит
С себя своих страданий груз,
Освободясь от страшных уз...
Однако рыцарь все не являлся...
Анфортас умереть старался.
Лежал, закрывши очи,
Дабы привыкнуть к вечной ночи
И вновь очей не открывать...
Тогда несли его кровать
К священному Граалю
И насильно глаза ему вновь открывали.
В часы сближенья двух планет
Страдал Анфортас так, что нет
Слов у меня для описанья
Испытанного им страданья...
От страшной боли он кричал,
Чем беспредельно огорчал
Всех своих придворных,
Исходивших в слезах непритворных...
Им целый мир казался адом,
Но они не знали, что радость - рядом.
Да, они этого даже не предполагали
И к различным способам прибегали,
Чтоб смягчить его муки невероятные.
Разбросали травы кругом ароматные,
Терпентином курили и душистой гвоздикою,
Чтобы как-то с болью справиться дикою,
И при этом должны были воскурения
Подсластить ужасающий запах гниения...
Возлежал он на матраце пунцовом,
На шелку на пальмовом и тростниковом,
Возлежал под стеганым он одеялом,
Которое шелком горело алым,
А каменья, что украшали кровать,
Я бы хотел здесь вам назвать.
Итак, это были: карбункул, агат,
Сапфир, изумруд, аметист, гранат,
Берилл, опал, халцедон, алмаз,
Турмалин, бирюза, рубин, топаз...
... Одни каменья радуют взгляд,
Другие - сердце веселят,
Третьи - с давних времен и поныне
Успешно служат медицине.
И, мнится, именно они
Анфортаса продлили дни...
Да. Много с ним хлебнули горя...
Но всех вас ждет веселье вскоре:
Заветный перейдя рубеж,
Явились в Терра де Сальвеш
Из Иофланца трое:
Два брата, два героя
(Парцифаль - одного из них имя),
И некая дева с ними...
Мне достоверно не сказали,
Была дорога далека ли,
Но, появившись здесь, любой
Вступает с одним из храмовников в бой...
И если б не было Кундри рядом,
То со сторожевым отрядом
Пришлось бы им повоевать, -
Никак бы стычки не миновать.
Но старший понял, слава богу,
Что не угрозу, а подмогу
Мудрая Кундри привела.
Одета вестница была
В платье с белыми голубями.
…………………………………..
Душой к Анфортасу припадая,
Парцифаль спросил его, рыдая
(Вопрос явился сам собой):
«О дядя! Молви, что с тобой?!»
…………………………………….
И тут судьба его решилась,
И чудо из чудес свершилось:
Анфортас исцелился вмиг,
И перед всеми вдруг возник
Как бы Анфортас новый,
Красивый, сильный, здоровый.
Нет, даже Парцифаль-герой
С ним не сравнится красотой,
Не может с ним сравниться видом
Авессалом, рожденный царем Давидом,
Ни Вергулахт, ни Гамурет, -
В красоте Анфортасу равных нет!..
... И вот теперь, в избытке сил,
Анфортас громко провозгласил
Отважного Парцифаля
Владыкою и королем Грааля,
Согласно письменам священным...
Я считаю несомненным,
Что, так или иначе,
В мире нет никого богаче
Парцифаля и брата его Фейрефица
И в этом никто с ними не сравнится...
Скажу, подробностей не зная,
Что Парцифаля жена родная -
Кондвирамур - в конце концов
Услышала супруга зов,
И скоро в путь она пустилась
И в Мунсальвеше очутилась...
... Вполне достоверно известно мне,
В какой они встретились стороне.
За королевою супруг
Пришел на тот заветный луг,
Где он, судьбе не прекословя,
Узрел три алых капли крови
На свежевыпавшем снегу...
И я напомнить вам могу,
Что для него в часы печали
Эти знаки означали...
... Теперь он, радостный, скакал
Навстречу той, кого искал,
Кому молился неизменно,
Кто для него была священна...
Но был далек ли, близок путь,
Он по дороге заглянуть
К Тревриценту обязался -
И вот в пещере лесной оказался...
... Отшельник выслушал рассказ
О том, как Анфортаса он спас,
И молвил: «Вновь я зрю сегодня:
Таинственны пути господни!
Господней власти нет границы!
Се не пустые небылицы...
Вот всякой мудрости итог:
Бог есть слово, а слово есть бог.
Бог это - сын, и бог - отец,
Неизмеримо добр творец.
Господу вечное благодаренье:
В твоей душе он поселил смиренье!..»
... И Парцифаль сказал в ответ:
«Жену я не видел пять долгих лет
И еду теперь за нею,
За Кондвирамур моею.
Она меня ждет, может статься...
Дозволь с тобой, дядя, расстаться... »
... Он с Треврицентом распростился
И той же ночью в путь пустился.
Недолго ли, долго ли он скакал -
Вдруг в поле лагерь увидал.
И понял он, что почти уже дома:
Гербы и знамена ему знакомы.
Стояли там войска Бробарца...
... Благороднейшего старца
Король Грааля узнает.
То старый герцог был, Кийот,
Несчастный пасынок Фортуны,
Муж Шозианы, отец Сигуны...
С почтением отвесил он
Монарху своему поклон.
И, видно, избранный судьбой,
Повел монарха за собой
В шатер ковровый, где жила
Кондвирамур и все ждала,
Когда блаженный миг наступит:
Порог муж переступит!..
Когда вошли, она дремала.
На нее накинуто было одеяло.
Она была в одной сорочке...
Рядом с ней спали ее сыночки...
Отважившись ее коснуться,
Кийот попросил ее проснуться...
Меж тем пажи проворно сняли
Доспехи с Парцифаля...
И тут, широко глаза раскрыв,
Королева воскликнула: «Ты жив!..»
И Парцифаль наконец - пред нею,
Пред королевою своею,
Пред той, к которой он так спешил,
Кого чуть жизни не лишил
Своим отсутствием ужасным...
Теперь жена объятьем страстным
Мужа родного обняла,
Вернувшегося приняла,
Дурного слова не сказала,
А, как я слышал, облобызала...
Но тут заплакали оба сына.
Кардейса и Лоэрангрина
Парцифаль впервые увидал
И любовно их расцеловал...
………………………………
(Парцифаль привозит Фейрефица к Граалю)
... Красавец Анфортас, сидевший с ним рядом,
Его окинул добрым взглядом
И некрещеного спросил:
«Источник наших благ и сил,
Святой Грааль лежит пред вами.
Но видите ль его вы сами?..»
«Святой Грааль?! Не вижу... Heт...» -
Фейрефиц сказал в ответ...
Но дело не в его ответе:
В Любви губительные сети
Репанс анжуйца завлекла.
Кровь в нем вскипела, потекла,
Беснуючись, по вздутым жилам.
Все стало для него немилым,
Кроме нее - Репанс де Шой -
Богатство, слава, край родной
И Секундилья-королева...
Исполнен страсти, боли, гнева,
Герой к Юпитеру воззвал:
«За что меня ты так наказал?!»
И на его пятнистом теле
Белые пятна совсем побелели...
... Меж тем Анфортас Парцифалю
Сказал с немалою печалью:
«Ваш брат любимый, как ни жаль,
Не в силах разглядеть Грааль.
Неужто бог его так обидит
И всех благ источник он не увидит?..»
Фейрефиц слова подтвердил его,
Сказав, что не видит здесь ничего,
И об этом тотчас узнали
Собравшиеся в зале.
«Как? Быть не может! Неужель?!»
И только старый Титурель
Нашел простое объясненье:
Здесь дело - не в изъяне зренья,
Не в том, что взгляд его смещен,
А в том, что рыцарь - не крещен!
«Едва лишь примет он крещенье,
Произойдет с ним превращенье,
Грааль откроется пред ним,
Как он открылся остальным
Храмовникам христолюбивым!»
... Сочтя все это справедливым,
Рек Парцифалю Фейрефиц:
«В прекраснейшую из девиц
Влюблен я безутешно.
И я крещусь поспешно,
Не стану я терять и дня,
Коль она выйдет за меня!..»
«Но кто счастливейшая эта?!» -
Воскликнул отпрыск Гамурета.
«Репанс! Анфортаса сестра!
Однако мне узнать пора,
Как совершается крещенье?
То, видимо, мечей скрещенье,
Великий, видимо, турнир?
Или особый это пир?..»
Услышав сей вопрос,
Анфортас хохотал до слез,
И Парцифаль смеялся тоже:
«Подобным образом негоже
У нас крещенье принимать...
Ты вот что должен понимать:
Чтоб стать христианином,
Слейся с богом триединым,
Найди к Христовой вере путь
И о Юпитере забудь,
Оставь и Секундилью -
И мечта твоя станет былью!..»
………………………………..
Принял Фейрефиц крещенье.
Бог даровал ему прощенье:
В купель погрузился он слепым,
Грааль был для него незрим,
И вот покрыла его вода -
И он увидел Грааль тогда...
Так разум его наконец созрел,
Так взгляд его наконец прозрел...
А вскоре, как гласит преданье,
Свершилось и бракосочетанье
С прекраснейшей Репанс де Шой …
Да, путь широкий, путь большой
Открыт христианину
На дальнюю чужбину...
Тем временем на Граале
Надпись прочитали:
«Кому наказ господень дан
Стать королем одной из стран,
Не может спрошен быть народом,
Как звать его и кто он родом.
А кто вопроса не избежит,
Тому немедля надлежит
Отречься от княжения... »
... В знак предостережения
Господь к молчанью принуждал
За то, что слишком долго ждал
Анфортас, боль едва осиля,
Чтоб его спросили,
Кто он, что с ним, - хотя бы раз!..
Велик сей божеский указ!..
……………………………...
А Фейрефица тянуло вдаль,
И он промолвил: «Парцифаль,
Иду я царствовать одной
Восточной, дивною страной.
Я ухожу с женой вдвоем...
Коли дозволишь, мы возьмем
С собой Лоэрангрина... »
«Нет, дорогого сына
Не смею с вами отпустить.
Суждено ему служить
Священному Граалю, -
Так письмена сказали... »
... Когда прошло двенадцать дней,
Фейрефиц оседлал коней
И распрощался с братом,
Глубокой скорбью объятым...
... А вскоре в Мунсальвеш пришла
Кундри, известие принесла:
От горя Секундилья
Скончалась... Но всесилье
Репанс отныне обрела...
Страною Индия была,
Где Фейрефиц достойно правил...
Господь бездетными их не оставил.
Репанс младенца родила,
Его Иоанном назвала.
(Он людям из восточных стран
Известен как «монах Иоанн».
От монаха Иоанна пошли
Все христиане-короли,
Что правят на Востоке…
Мы знаем, где истоки...)
…………………………….
Лоэрангрин меж тем возрос.
Он рыцарь был, он жаждал гроз.
Во многих битвах бился смело...
Но юным сердцем завладела
Брабанта дивная жена.
В богатстве, в славе рождена,
Красотою она сверкала,
Но беспощадно отвергала
Всех, жаждавших ее руки, -
Пусть титулы их высоки.
Какое до них ей дело?
Она любви хотела...
... И вот из Мунсальвеша к ней
Белейший среди лебедей
В Антверпен рыцаря привез.
Он строен был, светловолос
И сердцем безупречен...
Он был с любовью встречен...
И разумеется, что он
Вступил на королевский трон.
В Брабанте и поныне
Помнят о Лоэрангрине,
Хоть он себя и не назвал...
Он в первый день жене сказал
И пояснил ей здраво,
Что не имеет права
Поведать, кто он и откуда,
Иначе им придется худо...
«Увы, все под секретом...
Но спрашивать не смей об этом!..
И, движимая любовью,
Она блюла сие условье.
Но день пришел - она спросила.
И грозно ей судьба отмстила.
Едва она задала вопрос,
Явился лебедь и увез
В неведомые дали
Сына Парцифаля...
………………………………
Немало стоило труда
Рассказ Кретьена де Труа
Здесь выправить с таким расчетом,
Чтоб то, что было нам Киотом
Поведано, восстановить
И эту быль возобновить,
Не высосав ее из пальца...
Узнали мы от провансальца
Всю сложность длинного пути,
Что Герцелойды сын пройти
Обязан был по божьей воле,
Пока воссел он на престоле,
Грааля ставши королем...
В повествовании своем
Я, разбираясь мало-мальски,
Что сказано по-провансальски,
Вам по-немецки изложил,
Но неизменно дорожил
Киотовой первоосновой,
Страшась рассказ придумать новый.
Да, я, Вольфрам фон Эшенбах,
За совесть пел, а не за страх
И за своим героем следом
От поражений шел к победам...
Но высшая из всех побед -
Проживши жизнь, увидеть свет,
Не призрачный, а настоящий,
От чистой Правды исходящий,
Не просто по миру брести,
А Истину вдруг обрести...
... Все это изложивши вам,
С волненьем жду от наших дам
Бестрепетного приговора,
С надеждой тайной, что, коль скоро
Все это для одной сложил,
Ее хвалу я заслужил!..

Гартман фон Ауэ (ок. 1170 - 1215)

Гартман фон Ауэ был посвящен в рыцари и, как считается, принял участие в одном из крестовых походов. Он был человеком образованным, и ему принадлежат первые переводы на немецкий язык романов Кретьена де Труа. Для Гартмана фон Ауэ характерен интерес к морально-религиозным проблемам. Об этом, в частности, свидетельствует его роман «Грегориус» (1195), который является обработкой популярных в Средние века легенд о папе Григории I, одном из отцов христианской церкви, оставившем ряд сочинений богословского и просветительского характера.

Наиболее полно оригинальное дарование Гартмана фон Ауэ выразилось в романе «Бедный Генрих» (1195). В основе его старинное предание о чудесном исцелении рыцаря. Моральный пафос этого романа состоит в преодолении героем собственного эгоизма: он отказывается получить жизнь ценой невинной крови. И за это добрый Бог вознаграждает героя исцелением и обретенной любовью. Необычный для рыцарского романа конфликт ярко иллюстрирует оригинальность художественной манеры Гартмана фон Ауэ и в целом специфику немецкого куртуазного романа, ориентированного не на воссоздание авантюры, а на исследование психологической драмы. С удивительной теплотой изображена в «Бедном Генрихе» жизнь патриархальной крестьянской семьи, что в целом для рыцарского романа было не характерно.

Бедный Генрих
На свете рыцарь Гартман жил,
усердно господу служил
и читывал, бывало,
мудреных книг немало.
Иная повесть давних дней
стара как мир, но скрыто в ней
не просто развлеченье -
скорбящему леченье
и утешенье в трудный час, -
но и молитва про запас,
а также в равной мере
призыв к любви и к вере...
Да, Гартман выдумал не сам
рассказ, что он расскажет вам:
здесь все из книжек взято,
им читанных когда-то.
Но не сочтите за порок,
что он в начало этих строк
вписал свое прозванье,
в надежде на признанье
и на заслуженный почет,
чтоб вы, кто труд его прочтет,
воскликнули бы с жаром:
«Сей Гартман жил недаром!
Недаром жил, писал не зря,
и пусть небесного царя
с ним будет милосердье
за все его усердье!..»
Так, из истории одной,
рожденной швабской стариной,
проведал Гартман ныне
о юном господине:
он был красив, изыскан, смел,
он недостатков не имел,
нет, люди в нем приметили
одни лишь добродетели.
Ничем судьбой не обделен,
высокороден, щедр, умен,
богат и, как известно,
прославлен повсеместно, -
он всем богатствам предпочесть
мог незапятнанную честь
и неподкупность совести,
как явствует из повести.
Он звался Генрих... Здесь у нас
мы, в графстве Ауэ, много раз
слыхали это имя
не наряду с другими,
а средь отважнейших бойцов,
кто до конца стоять готов,
не отступив ни шагу,
служа добру и благу...
Итак, продолжим наш рассказ.
Был Генрих верности алмаз,
зерцало чистой радости,
венец беспечной младости,
корона скромности святой
в соединенье с добротой,
щит и опора слабым...
Недаром был он швабом!
Он в каждом деле меру знал
и всякий труд воспринимал
как доброе деяние
и щедрое даяние,
ниспосланное нам творцом...
И, наконец, он был певцом,
в стихах любовь воспевшим
в искусствах преуспевшим:
его столь внятный, честный слог
любое сердце тронуть мог,
и чуть ли не полсветом
он признан был поэтом...
И вот, когда, казалось бы,
сей юный баловень судьбы
мог цвесть, почет вкушая,
стряслась беда большая.
Беда стряслась, и грянул гром,
и Генрих, как Авессалом,
скорбя, познал мгновенно,
что все на свете бренно,
что и на пиршестве подчас
подстерегает гибель нас,
о чем упоминанье
имеется в Писанье...
Смертные! С истиной этой не спорьте:
«Media in vita, sumus in morte», -
то есть: «Средь жизни мы в лапах у смерти».
К себе изреченье это примерьте.
Самые сильные, стойкие, смелые, -
все мы как груши сгнием переспелые.
О, приглядитесь к горенью свечи,
рьяно пылающей в темной ночи!
Разве она, что ваш дом озаряет,
в рвенье бездумно дотла не сгорает?
Свет ее ярок, да короток век.
И не подобен ли ей человек?
Как бы мы ни были жизнью испытаны,
плоть наша тленна, а дни наши считаны.
В горьких слезах угасает наш смех.
(Это, к несчастью, касается всех...)
Желчью сладчайшие блюда приправлены,
ядом медовые вина отравлены,
ветер внезапный, свиреп и жесток,
в пору цветенья срывает цветок...
Все это Генрих на себе
узнал, когда в его судьбе
внезапно и мгновенно
свершилась перемена.
Слепой ли в том виновен рок?
Нет! Кто, от господа далек,
ликует безмятежно,
тот гибнет неизбежно!
Итак, возросший средь забав,
богач, красавец, юный граф
был поражен проказой -
зловещею заразой.
И только признаки беды -
недуга страшные следы -
на юном этом теле
сторонние узрели,
как отвернулись от него
немедля все до одного,
те, кто делил с ним смладу
беспечных дней усладу.
Он сразу стал невыносим
всем, кто еще недавно с ним
(что было крайне лестным!)
в родстве считался тесном.
Такой же в точности удел
злосчастный Иов претерпел,
когда к нему вломилась
всевышнего немилость.
Но если, истину ища,
воспринял Иов не ропща
костей своих гниенье
как волю провиденья,
и рад был до окончанья дней
во всем повиноваться ей,
и в столь ужасном виде,
не будучи в обиде
на грозный божий приговор,
а устремивши к небу взор,
всевышнему молился,
чтоб тот к нему явился, -
то бедный Генрих средь невзгод
взроптал на человечий род,
в переизбытке горя
с самой природой споря.
Он погрузясь в кромешный мрак,
поник, осунулся, обмяк,
забилось сердце глухо
за недостатком духа.
И стал его бессмыслен взгляд,
и мед преобразился в яд,
и тучей день затмился:
так тяжко он томился.
И свет в очах его померк,
он мир презрел и жизнь отверг,
прокляв без снисхожденья
час своего рожденья.
Но духом он воспрянул вдруг,
прослышав, что его недуг
относят к излечимым
по еле различимым
оттенкам кожи на лице,
что где-то в некоем сельце
был кем-то кто-то встречен,
кто полностью излечен.
И в Монпелье он держит путь,
дабы надежду почерпнуть
и с помощью лекарства
избыть судьбы коварство.
Но горек был врачей ответ:
лекарства от проказы нет.
И он, скорбя безмерно,
направился в Салерно.
Но, к сожалению, и там,
попав к великим докторам,
он не добился толку
и плакал втихомолку,
мечтая все-таки найти того,
кто б мог его спасти.
И с лекарем первейшим
он встретился в дальнейшем.
И от него услышал весть:
«Ты излечим, лекарство есть,
но верить в исцеление
напрасно тем не менее... »
Стал Генрих бледен как мертвец.
«Я не пойму тебя, мудрец!
Ты сердце мне не мучай
Загадкой этой жгучей.
Коль я и вправду исцелим,
лечи меня питьем своим!
Излечишь - и богатой
тебе воздам я платой:
алмазы, жемчуг, изумруд...
А хочешь - самый тяжкий труд
я выполню с охотой,
спасен твоей заботой... »
«Алмазы, жемчуг... Что за вздор! -
ответил врач, потупив взор. -
Поймите, бога ради:
тут дело не в награде.
Открыть вы просите секрет?
Что ж... Я б открыл, да толку нет.
Ведь в том-то и коварство,
что есть одно лекарство,
которое бы вас спасло,
все ваши беды унесло,
но я даю вам слово -
нет удальца такого,
чей ум, богатство или власть
могли б добыть, отнять, украсть,
купить хоть за полцарства
заветное лекарство.
Жаль, что и я помочь не смог.
Отныне врач вам - только бог... »
Как громом пораженный
стоял наш прокаженный:
«Я проклят богом и людьми!
Богатство, деньги - все возьми,
вплоть до моей одежды,
но не лишай надежды!»
И врач - светило из светил -
страдальца в тайну посвятил:
«Услышать приготовься:
то - не лекарство вовсе!
То - не питье и не трава
и не волшебные слова,
то - силы неба, где вы?! -
кровь убиенной девы!
Невинную должны убить,
чтоб ты смог кровь ее добыть
и, той омывшись кровью,
вновь обрести здоровье!
Но знай: насилье и разбой
тебе заказаны судьбой!
Здесь надобно желанье
идущей на закланье.
Но, обойди хоть целый свет,
кто б захотел во цвете лет
погибнуть за другого?!
Я не встречал такого!
И вряд ли девственницы есть,
что были б рады предпочесть
сей нашей жизни грешной
могильный мрак кромешный...
Итак, прощай, мой бедный друг.
Я все сказал... Замкнулся круг...
Но всемогущ спаситель -
единственный целитель».
И бедный Генрих отчаялся крайне,
приобщенный к великой и страшной тайне:
в этом мире никто за него умереть не захочет,
даже если проказа его источит!
И тогда решил он домой возвратиться,
чтоб добром своим вовремя распорядиться,
ибо жить на свете осталось мало
и надежд никаких у него не стало.
Так окрестные монастыри и аббатства
получили весьма большие богатства
от лица, оставшегося неизвестным,
с пожеланием к настоятелям местным,
чтоб они за душу его помолились
и чрез это грехи чтоб ему простились...
К небывалым страданиям став причастным,
он тайком помогал горемычным, несчастным,
своим дальним родичам обнищавшим,
даже в доме его никогда не бывавшим.
И у многих довольством нужда сменилась,
и казалось, что все это им приснилось.
Ну, а бедный Генрих решил понемногу
собираться в последнюю дорогу,
а покуда укрыться от всех подале,
чтобы люди и вовсе его не видали.
Но куда бы он ни пришел, ни вышел,
всюду стон стоял, всюду плач он слышал:
«О господь! Прегрешения отпусти нам
и над нашим смилуйся господином!»
Это - слух пополз о его болезни...
Сам же он, оказавшись в бездонной бездне,
тоже горько стенал и, терзаясь люто,
все искал утешения и приюта.
Долго Генрих бродил по дорогам окольным
и сошелся с одним хуторянином вольным.
Хуторянин в достатке жил и в покое.
(Крепостным и не снится житье такое, -
целый век их давит поборов бремя
и, в ярме, они попираемы всеми...)
То-то радость Генриху!.. Раб его бывший,
снисхожденье господское заслуживший,
получивший волю из графских рук,
стал богаче всех прочих крестьян вокруг.
До чего же Генриху видеть приятно
мужика, живущего столь опрятно,
неустанно занятого трудом!..
И с отрадой вступил он в сей мирный дом.
И хоть Генрих весь в язвах был от проказы,
хуторянин не убоялся заразы,
а принял гостя с великим почтеньем,
чтобы скрасить болезнь ему своим попеченьем.
То бог вложил в простолюдина
чистую душу христианина.
Он крепок телом. Его жена
мила, дородна и мужу верна.
И дети украшают дом,
на радость матери с отцом.
И в этой вот семье простой,
сияя кротостью святой,
нежнее ангелочка,
росла меньшая дочка.
Она, еще дитя почти,
годов не больше девяти,
дышала лишь Христовым
учением и словом.
И так она решила жить,
чтобы однажды заслужить
его благоволенье,
хоть на одно мгновенье.
Казалось: тот, кто вездесущ,
ее взрастил средь райских кущ:
в ней, созданной предвечным,
все было безупречным...
Старшие - сестры или брат -
порой держаться норовят (без умысла дурного)
подальше от больного,
зато она все время с ним.
(О, как порыв сей объясним!)
Все дни над ним хлопочет,
расстаться с ним не хочет.
Невиннейшее существо,
она в страдании его
господень перст узрела,
и сила в ней созрела.
И Генрих привязался к ней.
Ах, дружбы чище и верней
ведь и на самом деле
он не встречал доселе.
И он дарил ей все, что мог:
то зеркальце, то поясок,
то новую гребенку.
Что надобно ребенку?..
И добрым словом привечал,
и шутки ради величал,
без тени мысли скверной,
своею благоверной.
И этим прозвищем горда,
Она и вправду никогда
его не покидала
и вместе с ним страдала.
И то была Христова кровь,
жизнь, перешедшая в любовь,
что в детском сердце этом
пылала дивным светом...
И так три года истекло.
И хоть страдал он тяжело,
а немощное тело
почти что омертвело,
согрет был Генрих тем теплом,
что согревало этот дом,
в семействе, столь счастливом,
сколь и благочестивом.
Желая Генриху помочь,
все трое - мать, отец и дочь -
по вечерам сидели
вблизи его постели...
Так и в ненастный вечер тот,
уставши от дневных забот,
все пребывали снова
у бедного больного
и горевали вместе с ним,
что злобный рок неумолим...
Хозяина немало
грядущее пугало.
И вправду знал он наперед,
что вслед за тем, как граф умрет,
придет властитель новый,
воистину суровый,
кто их нещадно разорит…
И хуторянин говорит:
«Вы нас не обездольте...
Вопрос задать дозвольте!
О, наш любимый господин,
хоть я и дожил до седин, -
соображаю скверно:
я слыхивал, в Салерно
полно великих докторов,
презнаменитых мастеров.
Что толку в их науке,
коль длятся ваши муки?..»
И бедный Генрих зарыдал:
«Я твоего вопроса ждал.
Но лекарь здесь не нужен:
сей жребий мной заслужен...
Да, - Генрих, всхлипнув, продолжал, -
я, жалкий червь, воображал,
что я добыл по праву
богатство, власть и славу
и что открыты предо мной
ворота радости земной,
что ждут меня утехи
за некие успехи.
Но позабыл я лишь одно:
все это богом мне дано,
а то, что им дается,
то и назад берется.
Так я, глупейший из глупцов,
вообразил в конце концов,
что обойдусь без бога,
имеючи столь много
земель и всякого добра,
и коль судьба ко мне добра,
то ждут меня тем паче
всегда одни удачи,
что все добыть могу я сам,
не обращаясь к небесам...
И вот я гибну ныне
из-за своей гордыни!
Небес захлопнулись врата,
иссякла божья доброта,
его любви мне не вернуть,
мне в светлый рай заказан путь,
за спесь меня казнит господь,
вконец моя прогнила плоть,
страшны мои мучения,
и нет мне излечения!
Глумленье злых людей сношу,
от добрых спрятаться спешу,
чтоб жутким обликом своим
не омрачать веселья им,
и сам стыжусь урода,
которого природа
лишила попросту всего:
ведь я уродливей его.
Вот что такое гнев господень!..
Однако сколь ты благороден,
ты, и жена твоя, и дочь!
Меня вы не прогнали прочь,
судьбы не устрашились,
а как бы приобщились
к огню, в котором я горю.
Но чем вас отблагодарю?
Ведь я-то жду, поверьте,
всего лишь близкой смерти.
Так есть ли на земле на всей
беда ужаснее моей?
И я, в предсмертной боли,
не властелин ваш боле.
Но ты, мой друг, жена твоя,
ты, благоверная моя,
поверьте, что сторицей
(небесною клянусь царицей!)
воздастся вам когда-нибудь
за вашу праведную суть,
за все добросердечье
к познавшему увечье...
Ну, а теперь на твой вопрос
отвечу, не скрывая слез:
в Салерно, в самом деле,
провел я две недели,
У всех врачей перебывал,
но тщетно, тщетно к ним взывал
и слезы лил обильно:
искусство их бессильно!
И вдруг, представь, я узнаю:
чтоб излечить болезнь мою,
на смерть должна решиться,
ножа не устрашиться
одна из мужественных дев,
что, смертный страх преодолев,
под нож зловещий ляжет,
себя убить прикажет.
И нож ей сердце рассечет,
и кровь из сердца потечет,
и, той омывшись кровью,
я обрету здоровье.
Но так уж создан род людской,
что не найти души такой,
которая готова
погибнуть за другого.
И обречен я на позор,
пока господень приговор
не снимет в час кончины
с меня моей кручины... »
И, услышав, что Генрих сказал отцу,
обратила дева молитвы к творцу,
и она стояла в ногах господина,
словно ангел небесный, чиста и невинна.
И пока говорил он, она замерла
и слова его в сердце своем заперла,
чтобы спрятать их там до глубокой ночи,
и слеза ей туманила ясные очи.
А когда опустилась ночная мгла,
она сон родительский стерегла,
и, в ногах у них лежа, едва дышала,
и слезами ноги их орошала.
И тогда проснулись отец и мать,
и они не могли ничего понять:
отчего их дочь лишилась покоя,
не стряслось ли с ней несчастье какое?
Не хотела она сказать ни слова,
но отец посмотрел на нее сурово,
и она, повинуясь отцовской воле,
отвечала: «Страшусь я ужасной доли,
ожидающей нас, как сразит кончина
дорогого нашего господина.
И добро и честь мы тогда утратим,
навсегда отмеченные проклятьем.
Не дождаться такого графа нам боле,
и опять мы окажемся в злой неволе».
«Ты права, - родители отвечали, -
мы и сами-то вне себя от печали.
Но хоть жизнь безрадостна и жестока,
в причитаниях наших не много прока.
Не поможем графу мы ни слезами,
ни своими жалостными словами.
И пускай нас самих ожидают напасти,
изменить все это не в нашей власти.
Мы веленью господа не перечим,
так что, видишь, графу помочь нам нечем...»
Крестьянин мнил утешить дочь,
а между тем она всю ночь
ни разу не сомкнула глаз,
и жар в ее груди не гас.
И снова сутки протекли,
вновь спать родители легли,
а дева в то мгновенье
свершает омовенье.
Во глубине ее души,
в той заповеданной тиши,
решение созрело:
пасть за святое дело!
Недетской твердости полна,
молилась истово она.
О, как легко и сладко
до капли, без остатка,
за господина жизнь отдать!
О, только бы отец, и мать,
и граф, в своей печали,
перечить ей не стали!
Ужасен был бы их запрет!
Где явь? Где сон? Где смысл? Где бред?..
О небо! Смилуйся над ней!..
Но тут родительских ушей
стенания коснулись,
и мать с отцом проснулись.
«Да что же ты с собой творишь?
Да ты вторую ночь не спишь!
И мы не спим из-за тебя!
Утешься... Пощади себя...
Господь терпел и нам велел.
И состраданью есть предел.
Да ты сама едва жива!..»
Увы! Напрасны все слова!
О мыслях, что в ней созревали,
крестьяне не подозревали.
Тогда ответила она:
«Погибнуть скоро я должна
за господина своего!
Да вы ведь сами от него
узнали обо всем подробно...
Чту исцелить его способно,
известно, стало быть, и вам.
И я ему всю кровь отдам,
лекарством нужным обладая:
чиста, невинна, молода я,
и хватит духа у меня,
жестокой смерти не кляня,
пасть ради графа дорогого,
коли нет выхода другого!»
Отец и мать в печали
сладчайшей отвечали:
«Забудь, забудь об этом, дочь.
Не в силах ты ему помочь,
ведь ты совсем еще дитя,
а смерть приходит, не шутя,
кого угодно скосит
да имени не спросит.
Благодарение судьбе,
со смертью встретиться тебе
с тех пор, как ты родилась,
еще не доводилось.
А что такое «умереть»?
Вовек не просыпаться впредь,
вовек не видеть света.
Пойми, что значит это!
Страшись к сей бездне подойти!
Назад оттуда нет пути:
моленья безответны,
и сожаленья тщетны.
Спешим тебя предостеречь:
смотри, идет о жизни речь!
А что - помилуй боже! -
на свете есть дороже?..»
Так бедные отец и мать
пытались дочь увещевать
то ласковым и добрым словом,
то наставлением суровым.
И дочь сказала наконец:
«Мой добрый, дорогой отец!
Хоть небогата я умом,
и прежде знала я о том,
что смерть, сжирая все живое,
в мои года страшнее вдвое.
Но кто до старости дотянет,
счастливей все равно не станет.
Ведь смерть нагрянет и к нему,
и все, чем жил он, - ни к чему!
Увы, не стоило трудиться,
на свет не стоило родиться,
когда нам, смертным, суждено,
сейчас ли, завтра, - лишь одно!
Я предпочту иную участь:
угаснуть в юности, не мучась,
и вместо жизни быстротечной
вкусить услады жизни вечной.
Я знаю: милостивый бог
меня допустит в свой чертог,
и нет у вас причины
для столь большой кручины...
Родимые отец и мать!
Молю: не надо горевать,
на небо негодуя.
Все беды отведу я
от дома нашего, от вас.
Едва пробьет мой смертный час,
воспрянет повелитель -
наш добрый покровитель.
Коль будет здравствовать наш граф,
никто не тронет ваших прав,
но бедствия неотвратимы,
коль смерть его не отвратим мы.
Теперь вам ясно, почему
свой жребий с легкостью приму.
Пора спешить, пока не поздно!
Беда нависла грозно!..»
Мать безутешно слезы льет:
«Душа-то у тебя не лед!
Ты только, доченька, подумай,
как много в жизни сей угрюмой
познали горя мы и зла,

Подобные документы

  • Рыцарский роман как жанр средневековой литературы. Стилистические особенности рыцарского романа. Художественные особенности и специфика жанра в романе "Тристан и Изольда". Варианты воплощения "рыцарских мотивов" различными авторами в вариантах романа.

    курсовая работа [704,7 K], добавлен 25.02.2012

  • Рыцарский роман - жанр средневековой куртуазной литературы, пришедший на смену героическому эпосу. Соответствие рыцаря Тристана требованиям средневекового положительного героя (рыцарский роман "Тристан и Изольда"). Трактовка романа в пересказе Ж. Бедье.

    курсовая работа [67,4 K], добавлен 09.05.2017

  • История рыцарства, споры о его концепциях. Основные особенности и признаки рыцарского средневекового романа. Немецкие куртуазные романы, их авторы. Рыцарские идеалы Вольфрама фон Эшенбаха, его роман "Парцифаль". "Тристан и Изольда" Готфрида из Страсбурга.

    реферат [46,7 K], добавлен 24.05.2012

  • Эпоха создания романа. Автор романа «Сон в красном тереме» Цао Сюэцинь. Жанр, сюжет, композиция, герои, метафоричность романа. Иносказательность в романе: аллегорический пролог, образ Камня, имена. Метафора, её определения. Область Небесных Грез в романе.

    дипломная работа [73,0 K], добавлен 24.09.2005

  • Роман Л.Н. Толстого "Война и мир" – грандиозное произведение не только по описанным в нём историческим событиям, но и по многообразию созданных образов, как исторических, так и придуманных. Образ Наташи Ростовой как самый обаятельный и естественный образ.

    сочинение [15,6 K], добавлен 15.04.2010

  • Бертольт Брехт — крупнейший представитель немецкой литературы XX в. Брехт различает два вида театра: драматический (пли "аристотелевский") и эпический. Эффект очуждения. Образ мамаши Кураж. Действие пьесы происходит в эпоху Тридцатилетней войны.

    реферат [23,1 K], добавлен 31.07.2007

  • Возрождение интереса к книгам, затрагивающим тему алхимии и магии. История готического романа, сочетание в нем элементов просветительства и романтизма. Готическая литература и литература ужасов в XX веке. Анализ роман П. Акройда "Дом Доктора Ди".

    курсовая работа [63,0 K], добавлен 13.05.2011

  • Образ Красного корсара в романе Дж. Купера "Красный корсар". Образ капитана Волка Ларсена в романе Д. Лондона "Морской волк". Внешние черты и психологическая характеристика героя. Образ капитана Питера Блада в романе Р. Сабатини "Одиссея капитана Блада".

    курсовая работа [104,8 K], добавлен 01.05.2015

  • Возникновение и развитие героического эпоса в период высокого Средневековья XI-XIII вв. Особенности литературы данного периода. Краткая характеристика наиболее известных эпосов Средневековья: "Песнь о Роланде", "Песнь о Нибелунгах", "Песнь о Сиде".

    презентация [71,3 K], добавлен 03.06.2014

  • Понятие о героическом эпосе. Шумерский эпос 1800 г. до н.э. "Сказание о Гильгамеше", его краткое содержание. Общая характеристика индийского эпоса 5 века н.э. "Великое сказание о потомках Бхараты". Средневековый европейский эпос "Песнь о Нибелунгах".

    презентация [2,8 M], добавлен 16.12.2013

  • Зарубежная литература и исторические события ХХ века. Направления зарубежной литературы первой половины XX века: модернизм, экспрессионизм и экзистенциализм. Зарубежные писатели ХХ века: Эрнест Хэмингуэй, Бертольт Брехт, Томас Манн, Франц Кафка.

    реферат [40,6 K], добавлен 30.03.2011

  • Доминанты средневековой культуры. Христианство как основа менталитета человека Средневековья. Средневековый театр. Культурные и народные традиции в средневековой литературе. Театр У. Шекспира и традиции. Роль цвета в мировоззрении средневекового человека.

    дипломная работа [132,6 K], добавлен 19.02.2009

  • Литература Древней Греции и Древнего Рима. Классицизм и барокко в западноевропейской литературе XVII века. Литература эпохи Просвещения. Романтизм и реализм в зарубежной литературе XIX века. Современная зарубежная литература (с 1945-х по настоящее время).

    методичка [66,2 K], добавлен 20.06.2009

  • История создания романа. Связь романа Булгакова с трагедией Гете. Временная и пространственно-смысловая структура романа. Роман в романе. Образ, место и значение Воланда и его свиты в романе "Мастер и Маргарита".

    реферат [44,8 K], добавлен 09.10.2006

  • Роман Л. Толстого "Война и мир" как настоящая книга жизни. Воплощение в образе Наташи Ростовой идеала женщины-матери. Влияние Наташи на нравственную жизнь героев романа. Характер героини, ее внутренний мир. Л. Толстой о женщине и ее положении в обществе.

    доклад [18,2 K], добавлен 18.11.2010

  • Изучение истории создания романа-эпопеи Л. Толстого "Война и мир". Исследование роли статичных и развивающихся женских образов в романе. Описания внешности, черт характера и мировоззрения Наташи Ростовой. Анализ отношений героини с Андреем Болконским.

    презентация [1,5 M], добавлен 30.09.2012

  • Художественное своеобразие романа "Анна Каренина". Сюжет и композиция романа. Стилевые особенности романа. Крупнейший социальный роман в истории классической русской и мировой литературы. Роман широкий и свободный.

    курсовая работа [38,2 K], добавлен 21.11.2006

  • Образ Зурина в романе. Судьбы героев романа "Капитанская дочка". Темные и светлые лики истории в романе Пушкина. Пугачёв как фигура трагическая. Судьба Ивана Игнатьевича и Василисы Егоровны. Вопросы чести, морали и смысл эпиграфа "Береги честь смолоду".

    контрольная работа [20,3 K], добавлен 17.11.2010

  • Роман Булгакова - роман мастера, который слишком хорошо понимал и чувствовал другого мастера, своего героя - его судьбу, его писательское одиночество: Мастер уходит когда ему не о чем больше писать. Сатира в изображении писателей и их деятельности.

    сочинение [18,2 K], добавлен 20.02.2008

  • Классический период. Софокл. Аристофан. Гораций. "Тристан и Изольда". "Парцифаль". Готика. Данте Алигьери. Франсуа Рабле. Мигель де Сервантес. Уильям Шекспир "Ромео и Джульетта". Пьер Корнель. Жан Расин. Жан Батист Мольер. Даниэлем Дефо.

    шпаргалка [87,7 K], добавлен 14.05.2004

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.