Древнерусские летописи

2.2.2.1.а Сюжет о походе на Кобяка в сопоставлении с другими подобными рассказами о борьбе русских с половцами в Повести временных лет

Прежде чем перейти к анализу следующей погодной записи в Суздальской летописи (за 1186 г.), необходимо: 1) рассмотреть другие гипотетические источники повести за 1185 г.; 2) очертить примерный круг текстов о борьбе русских с половцами, в который на основе жанровых, сюжетных и композиционных пересечений она может встраиваться. В этом плане важно отметить, что приведенный ранее сюжет за 1103 г. в Повести временных лет стал своего рода моделью для дальнейшего описания битв между войсками русских князей и половцами (в случае наступления русских княжеских войск на половцев) и, в свою очередь, имеет собственные «первоисточники». Предтечей подобного нарратива можно считать предшествующий ему летописный рассказ за 1096 г., касающийся битвы на реке Трубеже. Сражение стало первым крупным успехом русских князей в русско-половецком противостоянии за 28 лет. Как и в повести за 1103 г., в рассказе за 1096 г. главными действующими лицами были Святополк и Владимир. Из ранее выделенных элементов «воинского» нарратива в тексте присутствуют: 1) перечисление участников похода: «Того же м?сяца приде Тугорканъ, тесть Святополчь, къ Переяславлю м?сяца маия въ 31 и ста около города, а переяславц? затворишася в город?. Святополкъ же и Володимеръ поидоста на нь по с?й сторон? Дн?пра»; 2) начало пути войска русских князей (движение к реке (через реку)): «Святополкъ же и Володимеръ поидоста на нь по с?й сторон? Дн?пра, и приидоста к Зарубу, и туто перебродистася, и не почютиша ихъ половц? <…> Гражан?, узр?вше, ради быша и изидоша к нима, а половци стояху на оной сторон? Труб?ша, исполчивъвшеся. Святополкъ же и Володимеръ убредша у Труб?шь к половцемъ »; 3) описание противника (не уступающего по силе): «и туто перебродистася, и не почютиша ихъ половц?, Богу схраншю ихъ, и, исполъчившася, поидоста к городу <…> а половци стояху на оной сторон? Труб?ша, исполчивъвшеся»; 4) перелом в ходе сражения, наступление войск русских князей (русским князьям помогает божественная сила): «и туто перебродистася, и не почютиша ихъ половц?, Богу схраншю ихъ, и, исполъчившася, поидоста к городу <…> и нача Володимеръ хот?ти порядити дружины, они же не послушаша, но удариша в кон? къ противнымъ. И се видивше, половци устремишася на б?гь, и наши погнаша у сл?дъ ратныхъ, с?куще противныя»; 5) победа войск русских князей как божественное спасение (фиксация точной даты): «Сд?я въ тъ день Господь спасенье велико: м?сяца иуля въ 19 день поб?жени быша иноплеменьнниц?»; 6) последствия сражения (перечисление убитых и пленных половцев): «и князь ихь Тугортъканъ убьенъ бысть и сынъ его, и инии князи мнози ту падоша»; 7) упоминание о беде (по контрасту с предыдущей победой): «Въ 20 того же м?сяца, въ день пятокъ, въ час 1 дне, прииде второе Бонякъ безбожный, шолудивый, отай, хыщникъ, къ Киеву внезапу, и мало в городъ не вогнаша половци, и зажгоша болонье около города, и увратишася на монастыр?, и пожгоша манастырь Стефанечь, деревн? и Германечь».

Сюжет, построенный по той же модели, фигурирует и в статье ПВЛ за 1107 г., касающейся разгрома половецкой орды ханов Боняка и Шарукана у города Лубны объединенными силами русских князей, возглавляемыми все теми же Святополком и Владимиром Мономахом. Из сюжетного инварианта в повести есть следующие элементы: 1) перечисление участников похода: «Святополкъ же, и Володимеръ, и Олегь, Святославъ, Мьстиславъ, Вячьславь, Ярополкъ идоша на половц? къ Лубьну»; 2) начало пути войска русских князей (движение к реке (через реку) + фиксация точных данных (время)): «въ 6 часъ дне бродишася чересъ Сулу и кликоша на н?»; 3) наступление русских княжеских войск: «Половци же вжасошася, от страха не възмогоша и стяга поставити, но поб?гоша, хватаючи коний, а друзии п?ши поб?гоша. Наши же начаша с?щи я, а другыа руками имати, и гнаша я до Хорола»; 4) последствия сражения (перечисление убитых и пленных половцев): «Убиша же Тааза, Бонякова брата, и Сугра яша и братию его, а Шарукань одва утече. Отб?гоша же товара своего, и взяша рускии вои м?сяца августа въ 12 день»; 5) победа войск русских князей как божественное спасение (фиксация точной даты): «м?сяца августа въ 12 день, а възвратишася въсвоаси. с поб?дою великою. Святополкъ же прииде завътреню в Печерьскый манастырь на Успенье святыя Богородица, и братья ц?ловаша и радостью великою, яко врази наши поб?жены быша молитвами святыя Богородица и великаго Федосья, отца нашего»; 6) князь восхваляет Бога, благодарит за победу (спасение) (образ христолюбивого князя, праведника): «И тако бо обычай имяше Святополкъ: коли идяше на войну, или инамо, оли поклонився у гроба Федосьева и молитву вземъ у игумена, сущаго ту, то же идяше на путь свой».

Наиболее же точным с точки зрения следования рассматриваемому инварианту летописной повести о битве с половцами (русские княжеские войска наступают на половцев) в тексте ПВЛ является сюжет за 1111 г., описывающий Салницкую битву, главное сражение в завершающей фазе большого похода южнорусских князей против половцев. По наличествующим в повести композиционном и сюжетным элементам она наиболее близка к статье за 1103 г. (ПВЛ) и 1185 г. (Сузд. летопись). В ней явственны следующие компоненты: 0) описание знамения, божественного чуда (в предыдущей годовой статье) (данный элемент в большей степени сопоставим с сюжетом о походе Игоря на половцев): «В то же л?то бысть знаменье в Печерьскомъ манастыри февраля въ 11 день: явися столпъ огненъ от земля до небесе, а молнья освитиша всю землю, и на небеси погрем? в час 1 нощи, весь миръ вид?. Се сь же столпъ ста на тряпезници камян?й, яко не видити хреста бяше, и стоя мало, ступи на церковь и ста надъ гробомъ Федосьевомъ, и потомъ надъ верхъ съступи, аки ко въстоку лицемъ, и потомъ невидимо бысть. Се же бяше не огнь, ни столпъ, но видъ ангельскый: ангелъ бо сице являеться ово столпомъ огненомъ, ово же пламеномь»;1) мысль о походе на половцев русским князьям внушает Бог (провиденческий элемент): «Вложи Богъ Володимеру въ сердце, и нача глаголати брату своему Святополку, понужая его на поганыя, на весну»; 2) княжеский совет (или перечисление участников (русских князей) предстоящего похода): «Послании же приидоша к Володимеру и пов?даша всю р?чь Святополчю. И прииде Володимеръ, и ср?тостася на Долобьск?. И с?доша въ единомъ шатр? Святополкъ съ своею дружиною, а Володимеръ съ своею <…> И въста Володимеръ и Святополкъ и ц?ловастася, и поидоста на половц? Святополкъ съ сыномъ, Ярославъ, и Володимеръ съ сынми, и Давыдъ со сыномъ»; (пересечение с сюжетом за 1103 г., речь Мономаха (практически дословное воспроизведение): «Но се дивно мя, брате, оже смердовъ жалуете и ихъ коний, а сего не помышляюще, оже на весну начнеть смердъ тотъ орати лошадью тою, и, при?хавъ, половчинъ ударить смерда стр?лою, и поиметь лошадку, и жону его, и д?ти его, и гумно его зажжеть. То о с?мъ чему не мыслите?»»); 3) начало пути войска русских князей (движение к реке (через реку) + фиксация точных данных (количество дней, датировки)): «И поидоша въ 2 нед?лю поста, а в пятокъ быша на Сул?. В субботу поидоша, и быша на Хорол?, и ту и сани пометаша. А в нед?лю поидоша, в ню же хрестъ ц?лують, и приидоша на Пселъ, и оттуди сташа на р?ц? Голт?. Ту пождаша и вои. И оттудо идоша Върьскла, ту же завътра, въ среду, хрестъ ц?ловаша и възложиша всю свою надежю на хрестъ со многими слезами. И оттуд? приидоша многи р?ки въ 6 нед?лю поста, и поидоша к Донови въ вторникъ»; 4) фиксация количественной силы врага (гиперболизация, наделение образа врага практически демоническими коннотациями): «иноплеменници собраша полки своя многое множество, и выступиша яко борове велиции и тмами тмы. И оступиша полкы рускыи»; 5) по контрасту: молитва русских князей и воинов (образ праведного, христолюбивого князя): «И поидоша, возложивше надежю на Бога и на пречистую матерь его, и на святыя ангелы его <…> И князь Володимеръ пристави попы своя, ?дучи предъ полкомъ, п?ти тропари и коньдакы хреста честнаго и канунъ святой Богородици <…> Князи же наши, възложише надежю свою на Бога, и рекоша: «Убо смерть намъ зд?, да станемъ кр?пко». И ц?ловашася другь друга, възведше очи свои на небо, призываху Бога вышняго»; 6) перелом в ходе сражения, наступление войск русских князей (русским князьям помогает божественная сила): «И поступи Володимеръ с полки своими и Давыдъ, и, возр?вше, половци вдаша плещи свои на б?гъ. И падаху половци предъ полкомъ Володимеровомъ, невидимо бьеми ангеломъ, яко се видяху мнози челов?ци, и главы летяху, невидимо стинаемы на землю»; 7) победа войск русских князей как божественное спасение (фиксация точной даты): «И побиша я в понед?льникъ страстный, м?сяца марта въ 27 день. Избьени быша иноплеменниц? многое множество на р?ц? Салниц?. И спасе Богъ люди своя»;8) последствия сражения (перечисление убитых и пленных половцев + описание военной добычи): «Избьени быша иноплеменниц? многое множество на р?ц? Салниц? <…> и взяша полона много, и скоты, и кони, и овц?, и колодниковъ много изоимаша рукама»; 9) князь восхваляет Бога, благодарит за победу (спасение) (образ христолюбивого князя, праведника): «Святополкъ же и Володимеръ, и Давыдъ прославиша Бога, давшаго имъ поб?ду таку на поганыя».

Таким образом, мы рассмотрели ряд летописных рассказов из ПВЛ, соответствующих сюжетному инварианту повествования о битве русских с половцами Из приведенных сюжетов основным (деривативным) (относительно рассматриваемых фрагментов в Лавр. летописи) будем считать именно повествование за 1103 г., в котором наблюдается наибольшее число не только композиционных и сюжетных, но и текстологических пересечений с рассказом в Сузд. летописи за 1185 г. (1184 г.).. Все они касаются наступления русских княжеских войск на половцев; объединены идеями божественного провидения, наказания язычников и спасения праведных (образ христолюбивого князя). В них фигурируют конкретные исторические лица - в нашем случае, это Владимир Мономах и Святополк Изяславич. Образ Владимира Мономаха репрезентирован исключительно в положительном ключе, как христолюбивый князь, радеющий, в первую очередь, за благоденствие земли Русской. Подобное идеализированное представление князя автором ПВЛ при соотнесении выделенных пассажей с сюжетом в Суздальской летописи за 1185 г. (1184 г.) и 1186 г. (1185 г.) (за счет генеалогического аспекта) задает возможную перспективу сопоставления Мономашичей и Ольговых внуцей (как князей либо тщеславных, горделивых, либо думающих исключительно о благе отечества) и делает явственным позицию автора Суздальской летописи, восхваляющего Мономашичей и порицающего черниговских князей.

2.2.2.1.б Сюжет о походе на Кобяка в контексте схожих нарративов в Суздальской летописи

В самой Суздальской летописи также присутствует ряд текстов, выстроенных по рассматриваемой сюжетной модели Тексты различны по степени близости к рассматриваемому сюжетному инварианту. Наиболее близким (не только с композиционной, сюжетной, но и текстологической перспективы) будем считать рассказ за 1169 г. (детальный разбор текста будет приведен далее). - это повествования за 1125 г. и 1169 г., - в них, подобно уже упомянутым летописным рассказам, основными действующими лицами становятся Мономашичи (родство сюжетов, связанных «генеалогическим принципом»). Сюжет за 1125 г. касается похода сына Владимира Мономаха - князя Ярополка (в правление Мстислава Владимировича), на половцев. Из указанного сюжетного инварианта повествования о борьбе русских с половцами наличествуют следующие элементы: 1) перечисление участников похода (русских князей): «И с?де Къэ?в?. Мстиславъ сн?ъ ?го стар?ишии кн?жа с кротостью а ?рополкъ брат? ?го иде Пере?славлю»; 2) позиция половцев: «Потом? же оуслъэшавше Половци. ?ко ?мерлъ ?сть Воло|димеръ кн?зь. присунушас? вборз?х? и наворопиша изгоном?. къ Барочю и ко Бронь кн?зю хот?щю полонити Торкъэ прокл?тъэ?. и с т?ми повоєвати Русску землю»; 3) молитва русских князей и воинов (образ христолюбивого князя): «?рополкъ призвавъ им? Бь?є. и ?ц?а сво?го пом?нувъ. дерзну с дружиною своєю»; 4) победа войск русских князей как божественное спасение: «и поб?ди поганъэ?. силою чс?тнаго крс?та. а друзии истопоша в р?ках?»; 5) князь восхваляет Бога, благодарит за победу (спасение) (образ христолюбивого князя, праведника): «и тако воротис? кн?зь ?рополкъ. хвал? и слав? Ба?. ? таков?и помощи. и ? дар? Бь?и».

Если в повествовании за 1125 г. намечен лишь сюжетный контур выделенного инварианта, то в рассказе за 1169 г. о походе Михалки Юрьевича (сына Юрия Долгорукова, внука Владимира Мономаха) на половцев в княжение его брата Глеба Юрьевича, можно найти большее число не только сюжетных, композиционных, но и текстологических пересечений. В рассказе присутствуют следующие элементы повествования о борьбе русских с половцами: 1) княжеский совет (или перечисление участников (русских князей) предстоящего похода (количественные данные)): «Гл?бъ же се слъэшавъ хот? на нь сам? ити Беренд?єве же ?ша за поводъ рекуще кн?же не ?зди. тоб? л?по ?здити в велиц? полку. єда совкупишис? с братьєю а нъэн? пошли брата которого любо и Беренд?євъ н?колико Гл?бъ же посла брата сво?го Михалка. и с нимь Пере?славець. р?. а Беренд?євъ полторъэ. тъэс?чи»; 2) позиция половцев (их характеристика; произнесение бессубъектной «хвастливой» речи): «половци же ти слышавше. обьехавша Глеба. ке Переяславлю. и сдумаша. се Глебе ехале на ону сторону кь онемь половьцемь. а тамо ему постряти. а кь наме не ехале. поидеме за Кыеве. возмеме села. поидеме же с полономе вь Половьце»; «над?юще же с? на силу погании поидоша»; 3) позиция русских князей (произнесение речи): «и думашьть [Глеб Юрьевич] с дружиную о томе кетороме. поидемь переди и сдумаша переже ити ке Переяславлю; наши же слышавше думаша. оже мы дадим симе животе. а половець много есть назаде. а насе есть мало. оже ся с нима начнеме бити. то се наме будуть первии ворози»; 4) начало пути войска русских князей: «Михалко же ц?ловавъ брата сво?го Гл?ба. и всю дружину братию. и иде по Половци и пере?ша Беренд?єве дорогу Половецьскую. и поидоша по них? с Михалкомъ. и наидоша сторож? Половечьскъэ?»; 5) фиксация количественной силы врага (соотношение с войском русских князей; упоминание количественных данных): «и наидоша сторож? Половечьскъэ?. б? же ихъ числом? <…> а Половець много єсть назади. а нас? єсть мало <…> бъэс? же оу поганъэх?. ??. сотъ копии. а оу Руси дев?носто копии»; 6) молитва русских князей и воинов: «и р?ша топерво великъэи полкъ идеть. наши же Бь?єю помощью. и ст?ою Бц?ею кр?пл?хус?. дождашас? того великого полку. и по?хаша противу соб? оуповающе на крс?тъ чс?тнъэи»; 7) описание авангарда: «Пере?славци же дерзи суще. по?хаша напередъ с Михалкомъ. Беренд?єве же ?ша кн?з? за поводъ. и не даша имъ ?хати. рекуще не ?здите въэ напередъ. въэ єсте нашь городъ. а мъэ поидемъ напередъ стр?лци»; 8) перелом в ходе сражения, наступление войск русских князей (русским князьям помогает божественная сила): «…и вид?вше Половци поб?гоша. и наши по них? погнаша. ?въэ с?куще. ?въэ ємьлюще. и ?ща ихъ руками полторъэ тъэс?ч?. а прочии избиша а кн?зь ихъ Тоглии оутече. и бъэс? помощь хрс?та чс?тнаго. и ст?оє мт?ре Бж?ьи Дес?тиньноє Бц?и»; 9) описание военной добычи победителя (наказание нечестивого): «?въэ с?куще. ?въэ ємьлюще. и ?ща ихъ руками полторъэ тъэс?ч?. а прочии избиша»; 10) восхваление Бога (благодарность за спасение): «и приде Михалко с Пере?славцї. и с Беренд?и г Къэ?ву. поб?дивше Половци. хрс?ь?не же избавлени то? работъэ. полонении же възвратишас? ?п?т? в сво? си. а прочии вси хрс?ь?не прославиша Ба? и ст?ую Бц?ю. скорую. помощиицю роду хрс?ь?ньску».

Таким образом, на уровне сюжета данное повествование сближает с рассказами за 1185 г. и 1186 г. (Сузд. летопись) то, что в них во всех упоминается Владимир Глебович (хотя его фигура в сравнении с фактическими участниками походов не является центральной); половцы наделены «хвастливыми» речами (исключительным становится то, что и русские отвечают половцам пространной речью: «и думашьть [Глеб Юрьевич] с дружиную о томе кетороме. поидемь переди и сдумаша переже ити ке Переяславлю; наши же слышавше думаша. оже мы дадим симе животе. а половець много есть назаде. а насе есть мало. оже ся с нима начнеме бити. то се наме будуть первии ворози»); «поганые» отличаются самонадеянностью, т.к. осознают свое численное и вооруженное превосходство («над?юще же с? на силу погании поидоша»). В то же время рассказ о походе Михалки Юрьевича выделяется наличием в нем живописных деталей, особой «картинностью». В тексте двукратно повторяются описания жестов и речей (возражения берендеев, допросы пленных) - это касается следующих эпизодов: 1) когда Глеб Юрьевич хотел самостоятельно пойти против половцев, «береньдееве яша коня за поводе» (союзные кочевники далее объясняют князю: «тобе лепо ездити вь велике полку, и егда совокупишася сь братьею. а ньпге пошли брата, которого любо и береньдееве. неколько»); 2) таким же способом («яша коня за поводе») берендеи останавливают Михалку Юрьевича (затем следует очередное объяснение берендеев своего поступка: «не езьдите вы напередь. вы есть нашь городе. ать мы поидеме напередь стрельци»). Подобные «комментарии», объяснения поступков действующих лиц того или иного события напоминают и «нарративную стратегию» автора повестей за 1185 г. и 1186 г. (фигурирование гипотетических речей - свидетельство наличия в тексте дополнительных мотивировок; таковым, например, является обращение Владимира Глебовича к Святославу: «Моя волость пуста от половець; пусти мя, отче Святославе, напередъ с сторожи»).

Сходство рассматриваемых сюжетов становится наглядным и при обращении к лексико-фразеологическому составу трех повествований (1169 г, 1185 г., 1186 г.). В выделенных рассказах местоимение «наши» используется в значении «русские воины» (+князь) - 1169 г.: «наши же слъэшавше думаша», «наши же Бь?єю помощью. и ст?ою Бц?ею кр?пл?хус?», «над?юще же с? на силу погании поидоша. и наши противу имъ», «и пот?ша ст?говника нашего», «и наши по них? погнаша»; 1185 г.: «наши же погнаша, с?куше я», «Сд?я Господь спасенье велико нашим князем и воемъ ихъ надъ врагы нашими»; 1186 г.: «наши же видевше ихе ужасошася», «поб?жени быша наши гн?вом Божьимъ», «а о наших не бысть кто и в?сть принеса за наше согр?шенье». Частотно употребление указательного местоимения в функции определенного артикля - 1169 г.: «умиряся с тыми половци и приду к ваме на мире», «половци же ти слышавше. обеехавша Глеба», «дождашас? того великого полку»; 1186 г.: «а остатокъ бьеных т?х б?жаша дружин? своей». В текстах слова «русь» фигурирует в значении «русские воины» и шире - «русский народ». 1169 г.: «бъэс? же оу поганъэх?. ??. сотъ копии. а оу Руси дев?носто копии»; 1185 г.: «половци же услышавше русь, оже пришли на них» (ср. с др. коннотациями слова «русь» (= русская земля, русское государство) в Киевской летописи: «поиде Дюрги с ростовци и се суждалци и се всими детьми в Русь»; «бежащю же Стославу из Новагорода. идущю в Русь»).

Подобное сличение текстов дает основания предположить о наличии в летописи «родственных» нарративов, созданных в рамках единого сюжетного «инварианта» с опорой на конкретный «пратекст»; при выявлении прямых текстологических пересечений становится вероятным даже атрибутирование годовых статей одному автору - что может касаться сюжетов из Сузд. летописи за 1169 г., 1185 г. и 1186 г. Все три повествования не только следуют определенному «алгоритму» описания русско-половецких битв, но и родственны с точки зрения репрезентации автором образов русских князей - в данном случае, Мономашичей (в частности, потомков князя Юрия Долгорукова: Глеба, Михаила Юрьевичей, Владимира Глебовича). Автор моделирует сюжеты на основе «генеалогического принципа», описывая ратные подвиги князей в едином ключе (деривативным в этом плане можно гипотетически считать текст из ПВЛ за 1103 г., касающийся похода Владимира Мономаха - первейшего представителя рода Мономашичей). Сюжеты смежны и за счет угадываемого интереса автора Суздальской летописи к переяславским князьям и Переяславлю в целом. Эту гипотезу (при анализе двух последних статей (1185 г. и 1186 г.) поддерживает А.А. Шахматов, утверждая, что «Владимирскому сводчику 1192 г. они (сюжеты о походе на Кобяка и Игоря на половцев) стали известны уже в готовом виде; это ясно, между прочим, из того, что в первом из этих рассказов обнаруживается составитель - переяславец, житель Переяславля Южного, или Русского (главное внимание уделено переяславскому князю Владимиру Глебовичу...); того же переяславца легко заметить и в рассказе об Игоревом походе: Игоревы союзники сошлись у Переяславля; уже это обстоятельство послужило основанием для переяславцев. интересоваться исходом похода; но, кроме того, поражение Игоря вызвало нападение на Переяславль торжествующих половцев; мужественный отпор, оказанный им Владимиром Глебовичем, вошел в переяславскую версию о полку Игореве» Шахматов А. А. Обозрение русских летописных сводов XIV-XVI вв. / А. А. Шахматов. М. ; Л.: Изд-во АН СССР, 1938. С.72, 364.. Ту же мысль развивает и М.Д. Приселков: «Упоминание подвигов Владимира Глебовича в военных предприятиях против степи, это и есть тот критерий, по которому мы определяем заимствования из летописца Переяславля Русского как в составе Киевского свода 1200 г., так и в составе Владимирского свода 1193 г.» Приселков М. Д. «Слово о полку Игореве» как исторический источник // Историк-марксист. М., 1938. Кн. 6 (70). С. 112--133; Приселков М.Д. История русского летописания XI-XV вв. / М. Д. Приселков. СПб.: Изд-во Дмитрий Буланин, 1996. (Впервые - Ленинград, 1940).. Несмотря на видимый интерес автора Суздальской летописи к потомкам Юрия Долгорукого и в особенности к переяславскому князю Владимиру Глебовичу, мы не можем достоверно утверждать о «переяславском» происхождении автора (так же как и о его политических убеждениях), приведенные гипотезы ценны для проблематизации вопроса и задают перспективу для его дальнейшего изучения.

2.2.2.1. в О специфике репрезентации рассказа о походе на Кобяка в Суздальской и Киевской летописях

Очертив общую традицию создания текстов На примере наиболее репрезентативных текстов., воплотивших в себе элементы нарратива о борьбе русских с половцами, перейдем к сопоставлению погодных повестей за 1185 г. (1184 г.) в двух сводах - Лаврентьевском (Суздальская летопись) и Ипатьевском (Киевская); подобный ракурс взгляда, с одной стороны, поможет нам определить то место, которое тексты занимают относительно сложившейся традиции, с другой - актуализирует ряд текстологических вопросов - например, о первичности и вторичности того или иного свода. Согласно А.С. Орлову Сличение текстов из СЛ и КЛ мы начинаем с упоминания точки зрения Орлова (Орлов А. С. 1) К вопросу об Ипатьевской летописи. ИОРЯС, Л., 1926, т. 31, с. 93-126; 2) О галицко-волынском летописании. ТОДРЛ, 1947, т. 5, с. 15-24) с целью «комментирования» (постановки под сомнение) этого предположения, в основе которого некоторый текстологический абсолют: идея прямого восхождения СЛ к КЛ без учета множественности гипотетических источников как одной, так и другой летописи (при этом, нами не опровергается факт возможности апелляции СЛ к КЛ, для нас важно показать «удаленность» текстов друг от друга на конкретном цитатном уровне и вместе с этим выдвинуть на первый план идею о «вписанности» текстов в определенную общую сюжетную парадигму (сражения русских с половцами).

Несмотря на то, что глава начата с приведения конкретной исследовательской гипотезы (Орлова), существенно подчеркнуть, что о «генеалогии» рассматриваемых текстов писали и др. исследователи. М.Н. Тихомиров (Тихомиров М. Н. Краткие заметки о летописных произведениях в рукописных собраниях Москвы. М., 1962. С. 14-19) утверждал, что сюжет Лаврентьевской летописи, лишенный «местного колорита», был создан на основе множества источников (Киевская летопись не входит в их число) и в большей степени - устных рассказов. А.А. Зимин (Зимин А.А. Ипатьевская летопись и "Слово о полку Игореве" / А.А. Зимин // История СССР. 1968. №6. С. 43-64.) рассматривал уже текст Ипатьевского свода и пришел к выводу, что он также составлен из ряда отрывков, взятых из трех летописцев: черниговского, киевского и переяславского (основным аргументом является установление Шахматовым и Приселковым трех источников для записей Ипатьевского свода 70-80-х гг. XII в.). А.Г. Кузьмин (Кузьмин А.Г. Ипатьевская летопись и "Слово о полку Игореве" (По поводу статьи А. А. Зимина) / А.Г. Кузьмин // История СССР. 1968. №6. С.64-87) пересмотрел позицию Зимина, предположив о наличии большего числа источников для текста Ипатьевского свода (в нем велико влияние фрагментов из переяславской летописи). Б.А. Рыбаков (Рыбаков Б.А. "Слово о полку Игореве" и его современники / Б.А. Рыбаков. М., 1971.) считал, что описание походов русских на половцев в ИЛ было составлено спустя несколько лет после похода на основе двух летописцев: Петра Бориславича и др. - безымянного - летописца князя Святослава Всеволодовича. Текст ЛС же был написан с ориентацией на извлечения из летописи Святослава Всеволодовича. Данные исследовательские предположения привлечены нами для общего освещения истории вопроса - ни одну из гипотез мы не выделяем в качестве доминирующей. , тексты Киевской и Суздальской летописей восходят к единому источнику (в ряде случаев летописец СЛ опирался на текст КЛ - об этом свидетельствует «сжатость» текста из СЛ), что явственно из ряда сюжетных пересечений в обеих повестях. Основным текстологическим пересечением погодных статей автор видит в одном фрагменте, касающемся перечня, взятых в плен половецких ханов («половци же узревше Володимерь полке. крепко идущь на нихе. и побегоша гоними гневоме бжьиме cтеи Бце»). При детальном сличении летописных пассажей явственным становится то, что цитатные пересечения на указанном примере заканчиваются, единственные совпадения относятся лишь к общим элементам нарратива о походе русских против половцев, реализация которых на сентенционном и идейном уровнях в текстах СЛ и КЛ разнится.

Выделим основные компоненты сюжетного инварианта, наличествующие в двух текстах: 1) мысль о походе на половцев русским князьям внушает Бог (провиденческий элемент): СЛ: «В то же л?то Богъ вложи... в сердце княземъ русскымъ; ходиша бо князи русстии вси на половци»; КЛ: «Того же л?та Богъ вложи въ сердце Святославу, князю киевьскому и великому князю Рюрикови Ростиславичю... поити на половц?»; 2) княжеский совет (или перечисление участников (русских князей) предстоящего похода): СЛ: «Святославъ Всеволодичь, Рюрикъ Ростиславичь, Володимеръ Гл?бовичь, Святославичь Гл?бъ, Гюргевичь Гл?бъ Туровьскый, Романовичь Мстиславъ, Давыдовичь Изяславъ, Всеволодъ Мстиславичь и галичьская помочь и володимерьская и лучьская»; КЛ: «и совкупишася к нима Святославича Мьстиславъ и Гл?бъ, и Володим?ръ Гл?бовичь ис Переяславля, Всеволодъ Ярославичь из Лучьска с братомъ Мьстиславомъ, Романовичь Мьстиславъ, Изяславъ Давыдовичь и Городеньский Мьстиславъ, Ярославъ, князь пиньский с братомъ Гл?бомъ, из Галича от Ярослава помочь»; 3) начало пути войска русских князей (движение к реке (через реку) + фиксация точных данных (количество дней)): СЛ: «И поидоша к ним вкуп? вси, и, перешедше Уголъ р?ку, 5 дний искаша ихъ»; КЛ: «Идущю же ему по Днепру, и ста ту, идеже нар?цаеться Инжирь бродъ, и ту перебродися на ратьную сторону Дн?пра и 5 дней искаша ихъ»; 4) описание авангарда (или разведки): СЛ: «Володимеръ же Гл?бовичь, внукъ Юргевъ, ?здяше напереду в сторожих с переяславци»; КЛ: «Ту же отряди моложьше? княз? передъ своими полки: отряди же Володимера Переяславьского, и Гл?ба, и Мьстислава, сына своего, и Романовича Мьстислава и Гл?ба Гюрговича, князя дубровицьского, и Мьстислава Володимерича и беренд?евъ с нимь было 2100»; 5) позиция половцев (их характеристика; мотивы поступков): СЛ: «Половци же услышавше русь, оже пришли на них, ради быша, над?ющеся на силу, рекоша: «Се Богъ вдалъ есть князи русски? и полкы ихъ в руц? наши»»; КЛ: «Половецький же князь Кобякъ, мн?въ толко руси, возвратися и погна во сл?дъ ихъ <…> Якоже узр?ша половци помочныя полкы и мн?ша ту Святослава и Рюрика, абье поскочиша»; 6) перелом в ходе сражения, наступление войск русских князей (русским князьям помогает божественная сила): СЛ: «Половци же, узр?вше полкъ Володимерь кр?пко идущь на них, поб?гоша гоними гн?вомъ Божьимъ и святое Богородици. Наши же погнаша, с?куше я»; КЛ: Русь же, приимше помощь Божию и във?рт?шася в н?, и начаша ? с?чи и имати; 7) победа войск русских князей как божественное спасение (фиксация точной даты, соотносимой с днем святого): СЛ: «И поможе Богъ и святая Богородиця Володимеру м?сяца иуля въ 31 день в понед?лник, на память святаго Евдокима Новаго»; КЛ: «И тако створи Господь милость хрестьяномъ, в тый же день возвеличи Богъ князя Святослава и Рюрика за в?ру ею <…> Створи же Богъ поб?ду сю м?сяца июля въ 30 в понед?лникъ, в память святаго Ивана Воиника»; 8) последствия сражения (перечисление убитых и пленных половцев): СЛ: «Кобяка руками яша, Осолука, Барака, Тарга, Данила, Башкърта, Тарсука, Изу, Гл?ба Тирьевича, Ексна, Алака и Толгыя, Давыдовича тести, с сыном, Т?тия с сыном, Кобякова тьсти Турундая»; КЛ: «И ту яша Кобяка Карлыевича со дв?има сынома, Билюковича Изая и Товлыя съ сыномъ, и брата его Бокмиша, Осалука, Барака, Тарха, Данила и Съдвака Кулобичкого яша жь, и Корязя Калотановича ту убиша и Тарсука, а ин?хъ бе-щисла».

При очевидных пересечениях в тексте Киевской летописи отсутствуют следующие элементы сюжетного инварианта: 1) хвастливая речь половцев; 2) гипотетическая речь князя (личный мотив выступления против «поганых»); 3) молитвы князей и дружины перед боем; 4) фиксация количественной силы врага (гиперболизация); 5) князь восхваляет Бога, благодарит за спасение; 6) описание военной добычи. Расхождения между сюжетами из СЛ и КЛ наблюдаются и в репрезентации общих для них компонентов сюжета. Рассказ КЛ начинается с характерной для летописания формулы перечисления князей-соправителей (они, свою очередь, посылают к подвластным им князьям и, объединившись с ними, отправляются в поход). Автор СЛ, несмотря на то, что называет имена Святослава и Рюрика первыми, опускает «панегирические детали» характеристики их образов, выдвигая на первый план Владимира Глебовича (важно, что в рассказе СЛ идея о походе с половцами внушается всем русским князьям, идущим против «поганых» по собственной инициативе). В перечислении князей в СЛ опущены имена многих молодых князей; некоторые князья, названные в КЛ, в тексте СЛ скрыты за выражением: «и галичьская помочь и володимерьская и лучьская». Из описания авангарда, в который вошел ряд молодых князей, в тексте СЛ сохранилось лишь имя Владимира Глебовича, соответственно, те самые 2100 берендеев, находившихся под командованием Мстислава Владимировича (по указаниям КЛ), перешли в СЛ под начало Владимира Глебовича. Рассказ СЛ, также как и повествование в КЛ, насыщен конкретными цифрами, но географические подробности в ряде случаев опущены. Разнится в СЛ и репрезентация половцев: если в КЛ главным представителем «поганых» является князь Кобяк (все мотивировки действий половцев показаны за счет авторского комментирования интенций Кобяка), то в СЛ центральным становится обобщенный образ «поганых» (свойственный притчевым построениям). Текст КЛ заточен на детальную фиксацию исторического события (по всей вероятности актуального для самого летописца), рассказ СЛ представляет собой более сжатое и даже в некоторой степени «литературно обработанное» повествование, в котором действующие лица наделяются гипотетическими речами. В частности, половцы произносят «хвастливую речь», проявляя грех гордыни, за что их прямо порицает автор летописи, предвещая интересующей нас библейской цитатой: «яко н?сть мужества, ни есть думы противу Богови», их неминуемое поражение (создается эффект создания горизонта читательских ожиданий) - что близко провиденчески-назидательному нарративу (в этом контексте фигура Владимира Глебовича выступает в роли праведника (и даже мученика: «Моя волость пуста от половець; пусти мя, отче Святославе, напередъ с сторожи»; борьба с половцами - испытание праведника; победа над «нечестивыми» как божественное спасение; «нечестивые» расплачиваются за грехи). Автор КЛ элиминирует все библейско-назидательные элементы, так опущены не только «хвастливые» речи половцев и библейская сентенция, осуждающая их помыслы, но и молитвы князей перед и после боя. В этом плане повествование в КЛ, в большей степени, соотносится с подобными рассказами о борьбе русских с половцами (ведь как уже было ранее показано, элемент молитв и обращений к Богу в предыдущих текстах не так частотен; исключением может считаться рассказ из ПВЛ за 1103 г., в котором явны прямые текстологические пересечения с сюжетом за 1185 г в СЛ).

При детальном сличении текстов становится очевидно, что рассказы за 1185 г. (1184 г.) в СЛ и КЛ во многом схожи, но все указанные пересечения свидетельствуют не столько о текстологическом родстве фрагментов, сколько об их вписанности в выделенную нами парадигму сюжета «русские против половцев». Однако уже в рамках сюжетных и композиционных совпадений явственны вариации различных компонентов «инварианта». Что особо важно текст СЛ, в большей степени, соответствует провиденчески-назидательному нарративу (притче), рассказ КЛ построен как детальное описание события (с характерным для него вниманием к точным данным, географическим подробностям). Подобная специфика рассказов (выявленная благодаря первичному анализу летописных фрагментов, текстологический аспект которого имеет смысл углубить при дальнейшем изучении) способствует последующему «комментрированию» исследовательского предположения (в частности, Орлова), в основе которого некоторый текстологический абсолют: идея прямого восхождения СЛ к КЛ без учета множественности гипотетических источников как одной, так и другой летописи. При этом, нами не опровергается факт возможности апелляции СЛ к КЛ; за счет продемонстрированной «удаленности» текстов друг от друга на конкретном цитатном и идейно-сюжетном уровнях, для нас было важно показать то, что рассмотренные тексты, в большей степени, являются примерами реализации общей сюжетной парадигмы (сражения русских с половцами). В связи с этим, актуальным остается вопрос об источниках рассматриваемых фрагментов текста и задает перспективу для его дальнейшего изучения.

Таким образом, нами был детально разобран сюжет в Суздальской летописи за 1185 г. (1184 г.); была совершена попытка выявления его гипотетических претекстов (таковыми стали сюжет из ПВЛ за 1103 г., касающийся похода Владимира Мономаха и Святополка на половцев (в меньшей степени - описание Салницкой битвы за 1111 г.) и годовая статья за 1169 г. в самой Суздальской летописи о походе Михалки Юрьевича на половцев). Сопоставление указанных текстов с повествованием за 1185 г. в СЛ сделало очевидным наличие некоторого сюжетного инваринта (русские против половцев). При привлечении более отдаленных от сюжетной модели текстов нами было прослежено то, как может варьироваться степень точного следования определенной нарративной традиции (это касается текстов из ПВЛ за 1096 г., 1107 г., из СЛ за 1125 г. и др.). Само наличие подобной «традиции», с одной стороны, свидетельствует о частом моделировании летописей по правилам «должного, этикетного письма» - соответственно актуализируется особый ракурс взгляда на летопись как на «этикетно-центонное построение», отсылающее не столько к конкретному претексту, сколько к целому комплексу подобных рассказов. Зачастую эти рассказы подобны не только с точки зрения структуры, но и своего идейного содержания. Так, рассмотренные нарративы стали наглядным примером реализации «генеалогического принципа» - в них главными действующими лицами стали представители одного рода - Мономашичей (в частности - потомки князя Юрия Долгорукого), их заслуги (ратные победы) репрезентированы в едином ключе (сами же они предстают в качестве «благих», «христолюбивых» князей, ставящих интересы земли Русской выше собственных). Существование особого нарратива о Мономашичах для нашего дальнейшего исследования представляет особую ценность, т.к. впоследствии подобный нарратив задаст перспективу для репрезентации центральных действующих лиц в также интересующем нас рассказе за 1186 г. в СЛ - представителей другого рода - «ольговых внуцей». Рассказ за 1186 г., как будет далее показано, не только встраивается в общую традицию описания битв между русскими и половцами, но и демонстрирует тесную связь с предыдущей годовой записью, вместе с которой он образует отдельный «нарратив», одновременно встроенный в матрицу предшествующих текстов.

2.2.2.2 О структурном, идейном и текстологическом единении сюжетов Суздальской летописи о походах войск русских князей на Кобяка (1185 г.) и Игоря Святославича на половцев (1186 г.)

Для подтверждения мысли о единении двух сюжетов в СЛ за 1185 г. и 1186 г., обратимся к анализу последнего, выделив в нем присутствующие элементы инварианта повествования о борьбе русских с половцами. Из них в тексте наличествуют следующие:

0) описание знамения, природного катаклизма - русские князья («крамольники») пренебрегают знамением (нарушение запрета 1): «М?сяца мая въ 1 день на память святаго пророка Иеремия, в середу на вечерни бы знаменье въ солнци, и морочно бысть велми, яко и зв?зды вид?ти челов?комъ, въ очью, яко зелено бяше, и въ солнци учинися яко м?сяць, из рогъ его яко угль жаровъ исхожаше. Страшно б? вид?ти челов?комъ знаменье Божье»;

1) мысль о походе на половцев русским князьям внушает Бог. Инвертирование: русские князья («крамольники») самовольно решают пойти на половцев (нарушение запрета 2): «Того же л?та здумаша Олгови внуци на половци, занеже бяху не ходили томь л?т? со всею князьею, но сами поидоша о соб?»;

2) «хвастливая речь» князей (1); нарушение запрета 3 (отказ от обращения к старшему, киевскому князю): «рекуще: «Мы есмы ци не князи же? Такыже соб? хвалы добудем!»»);

3) летописец осуждает намерения князей («крамольников») (не половцев), ссылаясь на божественную волю: «А не в?дуще Божья строенья»;

4) княжеский совет (или перечисление участников (русских князей) предстоящего похода): «И сняшася у Переяславля Игорь съ дв?ма сынома из Новагорода С?верьскаго, ис Труб?ча Всеволодъ, братъ его, Олговичь Святославъ из Рыльска и черниговьская помочь»;

5) ответная (не хвастливая) речь половцев (образ жертвы): «Братья наша избита и отци наши, а друзии изъимани, а се нон? на нас идут»;

6) позиция половцев (их характеристика); фиксация количественной силы врага: «И присп? к ним дружина вся, многое множство»;

7) победа русских князей в первой битве с половцами («Они же не пустячи в веж?, ср?тоша ихъ, а дружины не дождавъше и сступишася. И поб?жени бывше половци, и биша и до вежь, множество полона взяша, жены и д?ти, и стояша на вежах 3 дни веселяся»);

8) хвастливая речь князей (2): «Братья наша ходили с Святославомъ, великим князем, и билися с ними, зря на Переяславль а они сами к ним пришли, а в землю ихъ не см?ли по них ити. А мы в земли их есмы, и сам?хъ избили, а жены их полонены, и д?ти у насъ. А нон? поидемъ по них за Донъ и до конця избьемъ ихъ. Оже ны будет ту поб?да, идем по них и луку моря, гд?же не ходили ни д?ди наши, а возмем до конца свою славу и честь»;

9) описание сечи между русскими и половцами: «А остатокъ бьеных т?х б?жаша дружин? своей, гд? бяху переже в?сть послали, и сказаша имъ свою погыбель. Они же, слышавше, поидоша к ним, а по друзи послаша. И сняшася с ними стр?лци, и бишася 3 дни стр?лци, а копьи ся не снимали, а дружины ожидаючи, а к вод? не дадуче имъ ити»;

10) осуждение летописцем русских князей со ссылкой на силу божественной воли (2): «Наши же, вид?вше ихъ, ужасошася, и величанья своего отпадоша, не в?дуще глаголемаго пророкомъ: «Н?сть челов?ку мудрости, ни есть мужства, ни есть думы противу Господеви»»;

11) перелом в ходе сражения, наступление половецких войск (а не русских князей-крамольников); поражение русских войск как наказание божественным гневом: «Вид?вше ратнии, устремишася на нь, и притиснуша и к вод?, и бишася с ними кр?пко и бысть с?ча зла велми. Друзии кон? пустиша к нимъ със?дше, и кони бо бяху под ними изнемогли, и поб?жени быша наши гн?вом Божьимъ»;

12) последствия сражения (перечисление убитых и пленных в войсках русских князей):

«Князи вси изъимани быша, а боляре и велможа и вся дружина избита, а другая изъимана и та язвена»;

13) имплицитное предположение о причинах исхода сражения (нарушение «запретов», расплата за грехи - провиденческий аспект): «И възвратишася с поб?дою великою половци, а о наших не бысть кто и в?сть принеса за наше согр?шенье»;

14) замена элемента «восхваление Бога» на «плач»: «Гд? бо бяше в нас радость -- нон? же въздыханье и плачь распространися! Исайя бо пророкъ глаголеть: «Господи, в печали помянухом тя», и прочая»;

15) перелом: киевский князь отправляет войска на помощь пленным, половцы «отступают»: «А князь Святославъ посла по сыны сво? и по вс? князи. И собрашася к нему г Кыеву и выступиша г Каневу. Половци же, услышавше всю землю Русскую идуще, б?жаша за Донъ»;

16) «младший» князь обороняет город от половцев: «Володимеръ же Гл?бовичь, вид? острогъ взимаем, вы?ха из города к ним в мал? дружин?, и потче к ним, и бишася с ними кр?пко»;

17) спасение «младшего» князя силой божественного промысла (элемент чудесного): «И вид?вше горожане изнемагающа своих и выринушася из города и бишася, одва изотяша князя, боденаго треми копьи. А дружины много избьено. И вб?гоша в городъ и затворишася»;

18) успешный побег князя («крамольника») из плена (божественное милосердие): «И по малых дн?хъ ускочи Игорь князь у половець -- не оставить бо Господь праведнаго в руку гр?шничю: очи бо Господни на боящаяся его, а уши его в молитву ихъ!»;

19) замена элемента «молитва князя, восхваление Бога» на рассуждение летописца о неотвратимости расплаты за грехи: «Се же... зд?яся гр?х ради наших, зане умножишася гр?си наши и неправды. Богъ бо казнить рабы своя напастьми различьными, огнемь и водою и ратью, и иными различными казньми, хрестьяномъ бо многыми напастьми внити въ царство небесное».

Очевидно, что сюжет за 1186 г. о походе Игоря Святославича на половцев выстроен на основе повествования за 1185 г. о походе войск русских князей на Кобяка. При видимом сохранении общего сюжетного каркаса большая часть элементов инвертирована. Начало рассказа представляет собой последовательное перечисление запретов, нарушаемых русскими князьями: выступление на половцев было начато вопреки природному знамению, против божественной воли и без разрешения «старшего», киевского князя Святослава - что идет в разрез с репрезентацией богобоязненных и послушных князей в сюжете за 1185 г. (ср. с 1185 г.: князья идут на половцев, потому что «Бог вложил эту мысль в их сердца»; Владимир Глебович перед тем, как перейти к активному наступлению, спрашивает разрешения у Святослава). Для усиления образа «крамольных», горделивых князей Ольговичей летописец наделяет их гипотетическими «хвастливыми» речами (двукратный повтор - перед первой и второй битвой) - что делает явственным переход характеристики половцев на русских князей. В дальнейшем повествовании «Ольговы внуцы» примут на себя функции «нечестивых» и будут репрезентированы в соответствующем ключе; половцы же, наоборот, станут ассоциироваться с «жертвами» (происходит функциональная инверсия из-за нарушения «запретов», на нарративном уровне - определенных пресуппозиций). В предшествующей годовой статье образ «праведной жертвы» был закреплен за Борисом Глебовичем («Моя волость пуста от половець; пусти мя, отче Святославе, напередъ с сторожи»), в статье 1186 г. похожую речь произносят уже половцы: «Братья наша избита и отци наши, а друзии изъимани, а се нон? на нас идут». В связи с инвертированием положительных и отрицательных персонажей в рассказе за 1186 г. порицания летописца удостаиваются не половцы, а князья (двукратное повторение авторской «ремарки» с отсылкой на силу божественного провидения: «А не в?дуще Божья строенья»; «Наши же, вид?вше ихъ, ужасошася, и величанья своего отпадоша, не в?дуще глаголемаго пророкомъ: «Н?сть челов?ку мудрости, ни есть мужства, ни есть думы противу Господеви»»). Поражение князей становится в летописи следствием божественного гнева (1185 г.: победа князей - спасение силой божественного провидения); после констатации проигранного сражения автор пишет уже не о молитвах русских князей, восхваляющих Бога, а о плачах всей Руси (мажорная нота предшествующего сюжета сменяется в статье 1186 г. не менее сильной - минорной): «Князем же вс?м слышавше таку погыбель о брать? своей и до бояръ, возпиша вси, и бысть плачь и стенанье: ов?мъ бо братья избита и изъимана, а другымъ отци и ближикы».

Особого внимания заслуживает специфика описания и характеристики князей в тексте Суздальской летописи. В рассказе за 1186 г. князья-участники похода названы, с одной стороны, в духе предшествующего повествования (например, вместо подробного перечисления «периферийных» действующих лиц используется выражение «и черниговьская помочь» (ср. с «и галичьская помочь и володимерьская и лучьская»), с другой - они репрезентированы уже по-новому: главные акторы заменены на предельно обобщенное «князья», «Ольговы внуцы» (в статье за 1185 г. центральное действующее лицо - Владимир Глебович), и лишь в конце главный организатор похода Игорь Святославич называется по имени (видимо, потому что лишь в финале рассказа князем вновь соблюдается важное условие - смирение перед божественным промыслом: «И по малых дн?хъ ускочи Игорь князь у половець -- не оставить бо Господь праведнаго в руку гр?шничю: очи бо Господни на боящаяся его, а уши его в молитву ихъ!»; до этого образ «безымянных» князей встраивался в парадигму обобщенных (схематичных) понятий: «князья», «половцы», «нечестивые» и т.д.; при выполнении «условия» (+ вмешательстве «благого» князя Святослава) исходное противопоставление половцы/русские восстанавливается).

Как и в предшествующем статье за 1185 г., значительным лицом в походе русских князей на половцев становится Владимир Глебович, о нем автор упоминает при рассказе об обороне Переяславля, сразу же после повествования о том, как Святослав отправил войска для освобождения пленных (ср. со сценой предшествующего сюжета за 1185 г., когда Владимир обращается к Святославу за разрешением идти на половцев). В обоих фрагментах фигура Святослава выступает в качестве своего рода основы для «легитимизации» действий Владимира (и соответственно - условия выведения Владимира из «периферии» в «центр» действия). Авторская интенция «возвеличить» переяславского князя заметна и в финальном фрагменте текста, когда летописец в едином ключе рассказывает о двух событиях: спасении раненного Владимира и освобождении Игоря из половецкого плена. Оба князя оказываются в бедственном положении (на грани жизни и смерти), но преодолевают его благодаря божественному вмешательству (элемент чудесного). Наличие параллельных нарративных конструктов в летописях являются либо маркером уподобления, либо разграничения. В данном случае при сопоставлении Мономашичей и Ольговичей очевидный приоритет автором Суздальской летописи отдавался Мономашичам (Мономашичи «христолюбивы», богобоязненны, следуют принципу княжеской иерархии, радеют в первую очередь за благо земли Русской) при негативной оценке действий «Ольговых внуцей». Финал рассказа за 1186 г. демонстрирует акт «повествовательного примирения» представителей враждующих родов. Неслучайно текст заканчивается утверждением об идеи равенства всех христианских душ перед силой божественного провидения - этому посвящен отдельный микротекст - компиляция из библейских сентенций, венчающая сюжет за 1186 г.: «Богъ бо казнить рабы своя напастьми различьными, огнемь и водою и ратью, и иными различными казньми, хрестьяномъ бо многыми напастьми внити въ царство небесное. Согр?шихом -- казними есмы, яко створихом, тако и прияхом, но кажет ны добр? Господь нашь, но да никтоже можеть рещи, яко ненавидит нас Богь -- не буди такого! Тако любить, якоже ны възлюбилъ е, и страсть приятъ, нас ради, да ны избавить от неприязни» (выражение «избавить от неприязни» может имплицитно отсылать к ситуации межкняжеских распрей).