Компьютерное творчество в процессе становления информационного общества

Задача усложняется, если мы будем рассматривать динамику духовной жизни этих «коллективных субъектов». Исчерпавшие свой духовный потенциал культуры, в принципе, должны «умереть». В ситуации с человеческой жизнью это не является проблемой, смерть рано или поздно наступает, а с нею приходит прекращение духовной деятельности; с культурами все, напротив, предельно неоднозначно. Существует несколько версий умирания культур, которые, впрочем, сходятся в одном: решительно «умершими» считаются только те культуры, носители которых были завоеваны и полностью истреблены или ассимилированы. В остальных случаях критерии «жизни» неясны: либо мы должны признать, что в одном и том же регионе один и тот же этнос порождает разные культуры (каждая следующая зарождается после смерти предыдущей), либо культуры могут модернизироваться и переживать несколько взлетов, либо, наконец, с иссяканием пассионарности культуры начинают умирать, но умирают неопределенно-медленно (эту версию недавно заново изящно обрисовал С. Хантингтон: «Для подъема западного могущества понадобилось четыреста лет. Спад может занять столько же» (174, 118)). Следовательно, определить характерность той или иной культуры сложно не только в силу количества уникально согласованных ценностей, которые ее составляют, но также и потому, что они, возможно, со временем деградируют, вырождаются, способствуя «смерти» культуры.

Смертью культуры, вероятно, можно считать изменение статуса (взаиморасположения) большой части ее ценностей или полное изъятие многих из них из обихода (в результате чего создается «дурная мозаичность» для подавляющего большинства носителей культуры). Однако диагностировать эту «смерть» изнутри умершей культуры невероятно трудно, поскольку никто не конструировал ту структуру ее характерных особенностей, которая в случае смерти перестает иметь место. Так, например, уже цитированный мною П. Бьюкенен утверждает, что американское общество перестало существовать, так как утратило веру и разрушило институт семьи через легализацию разводов, абортов и гомосексуализма (29, 317), в результате чего населению грозит тотальное снижение рождаемости и старение нации. В то же время он говорит о практике однополых браков и наверняка знает об усыновлении детей такими семьями, то есть утраченная ценность (институт семьи) прекрасно возрождается в исполнении тех, на кого он отчасти возлагает ответственность за ее попрание. Разумеется, христианину и консерватору такая замена кажется кощунственной, однако чтобы выяснить, насколько она адекватна или гибельна для американского общества, необходимо знать, что такое для Америки консерватизм, христианство, семья и, вероятно, индивидуальная свобода, что для нее первостепенно и в какой именно связке ценностей в лучшем виде сохраняется дух нации.

Сделав все эти необходимые оговорки, можно вернуться к ВР. Феномены культуры существуют здесь, во-первых, при посредстве представителей культуры, то есть людей с тем или иным набором ценностей, которые они демонстрируют в общении, а во-вторых, как блоки информации, привнесенные в компьютерное пространство теми, кому они важны. Этот последний признак чрезвычайно важен: поскольку в виртуальности нет никакой общей парадигмы в выборе размещаемой на своих серверах информации, на них попадают практически все продукты культуры, которые произвели на кого-либо впечатление, так как у людей постоянно присутствует желание сохранить этот продукт на нетленной «полочке». Разумеется, это очень серьезно подвигает границы индивидуального, интимного; так, эпизод о полузабытых словах любимой песенки, описанный в «Исповеди» Ж.-Ж. Руссо, маловероятен в информационном обществе. Вспоминая детство, Руссо признается: «Сотни раз я собирался написать в Париж и попросить, чтобы отыскали остальные слова, если есть еще кто-нибудь, кто их помнит. Но я почти уверен, что удовольствие, которое я испытываю, вспоминая эту песню, отчасти поблекнет, если у меня будут доказательства, что и другие \…\ пели ее» (141, 12). Индивидуальная прихоть памяти «исправляется» коллективной (культурной) памятью, отчасти лишая субъективную историю ее неповторимых «белых пятен», но, с другой стороны, делая общим достоянием то, что человек считал только своим, эта культурная «копилка» возвращает ему потерянное, его «поврежденную» временем конкретную ценность, значит, возвращает ему его идентичность. Процесс пополнения виртуальной «памяти» очень популярен, следовательно, за счет этого свободного пополнения культура отражается в виртуальности наиболее полным, хотя и эклектическим, мозаичным образом. Вошедший в виртуальность деятель, который захотел сохранить там свое индивидуальное, не ведает, что творит: через него «говорит» его культура или ее «останки». Искусство и вообще творчество несет слепок того Я, которое является их автором, а собирание информации, также являясь результатом волеизъявления Я, свидетельствует, помимо этого, о том, какие смысловые узлы культуры еще «живы», востребованы и способны транслироваться через ВР другим поколениям, а какие отмирают и уходят в «археологическое» прошлое культуры. Без внешнего принуждения человек не станет передавать другим людям ценности и смыслы, которые не играют какой-либо роли в его собственном духовном мире.

Последний тезис может показаться недостаточно очевидным, поскольку в реальной жизни у любого индивида существует масса мотивов для того, чтобы это делать. Когда внутреннее убеждение в чем-либо не находит достаточных логических оснований, вызывает «трение» с общепринятым в культуре, оно не озвучивается, не оформляется в принципы и не маркируется как «правильное» или хотя бы альтернативное тому, что воспроизводится другими субъектами. Подобная интенция не является сознательным конформизмом, скорее, она есть рефлекторная духовная «мимикрия» под окружающую среду, позволяющая избегать мелочных битв с миром, а также ответственности за влияние на этот мир, которую консервативная часть представителей данной культуры может на него возложить. В целом, индивид постоянно вынужден «отдавать справедливость» противоположной позиции, считаться с нею, придавать проявлению своего Я характер маленькой революции, что уже искажает первичный духовный порыв, который изначально не был соотнесен с сопротивлением чьих-то традиционных представлений.

Виртуальность значительно снижает зависимость субъекта от обезличенного «общественного мнения». В основном, это результат того, что виртуальный мир есть избыточный мир: например, если редактор обычного книжного издательства, переиздавая серию классики, не может «пропустить» какого-либо автора, которого лично он считает ничтожеством (это вызовет недоумение читателей, привыкших к традиционному набору гениальных имен), то в виртуальности вполне может случиться так, что мы найдем стихи А. Макаревича, но не найдем стихов М.Ю. Лермонтова, и этот факт не скомпрометирует создателя сайта в глазах «виртуального общества», поскольку произведения Лермонтова уже давно и неоднократно были изданы на бумаге. Или же мы найдем целый букет достаточно произвольных ссылок на знакомые тексты, а сами тексты будут отсутствовать. Кроме того, в ВР человек может позволить себе роскошь не думать о том, как транслируемые им ценности воздействуют на не сформировавшуюся психику (виртуальный мир - мир, по преимуществу, взрослых людей, во всяком случае, достаточно взрослых, чтобы осуществлять манипуляции с компьютером). Возможность действовать «без оглядки» на старшее (традиции) и младшее (ответственность) поколения позволяет сосредотачиваться на том важном, чем хотелось бы поделиться с равным себе.

Феномены культуры в ВР воспринимаются несколько иначе, чем в обычном мире. Обычный мир демонстрирует нам как минимум два «измерения» - природное и культурное, смешение смысловых (культурных) и природных зависимостей человек может допустить только по неведению. В виртуальности культура существует как данность для тех, кто входит на виртуальную территорию, она воспринимается как природа, как единственное измерение. Она несет в себе функции именно природы, ведь в реальности физический мир задает тот однородный фон, на который дискретно накладываются культурные смыслы, а в виртуальности «сплошность» задана объективно существующими текстами, видео- и аудио - фрагментами, перепиской и пр. По одну сторону экрана находится субъект, по другую - культурное пространство, чьи потенциальные ресурсы пока совершенно не разведаны (точно так же, как неясен масштаб способностей человека, входящего в ВР). Уместным кажется замечание О. Балла: «Мы едва подступаем к компьютерное первобытности» (7, 31), причем эта оценка справедлива не только в отношении технического развития ВР, но и на более глубоком, онтологическом уровне. Огромное количество пользователей Всемирной Сети насыщают виртуальное пространство своими смыслами, возможно, окончательно разрушающими их культуру, находящуюся на данный момент в упадке. Этот культурный хаос, эта «первобытность», то есть стихийная случайность смысловых связей, налагаемых в нашем представлении на виртуальное пространство, переживается «всем миром», поскольку этот этап развития (первобытность) в сути своей одинаков для всего человечества. Процессы разрушения культур, длящиеся в реальном мире столетиями, могут многократно ускориться в ВР, которая имеет однородный материальный носитель и потому меньше зависит от него. Виртуальный мир не инертен, инерция сохраняется только в сознании того, кто в него входит. Собственно, эту перспективу уже давно предсказывают, правда, в основном, с негативной оценкой: «К сожалению, мы долгое время тешили себя «творческими» возможностями Интернета, не задаваясь вопросом, что произойдет, если весь этот \…\ беспредел будет направлен на версификацию традиционной культуры» (121, 41). Однако процесс создания различных «версий» прошлого и будущего, альтернативной истории, а по большому счету, культуры в целом, давно запущен, он пропитывает современное искусство, эклектично абсорбирующее образы авторских произведений для новой «переработки», продолжающее законченные по замыслу сюжеты, делающее римейки и новые аранжировки старых мотивов. Виртуальность лишь подхватывает тенденцию реального мира. Новые блоки смысловых связей, появляющиеся в ВР, стихийно созданные сознаниями миллионов людей, могут стать базой для расцвета новых культур. Виртуальность здесь является сразу и моделью этих новых общностей, и самими общностями, поскольку субъект сразу действует в мире реальном и мире виртуальном. Действительно, для того, чтобы некий культурный тип «состоялся», необходимы несколько условий: достаточное количество человеческого материала, достаточная самобытность, позволяющая провести межкультурную границу, достаточная активность, спровоцированная внешними факторами. В виртуальности есть все эти элементы: как было показано ранее, активность является естественным способом существования в ней, количество пользователей Сети неуклонно растет и исчисляется миллионами в основном молодых людей, а самобытность должна обеспечиваться как минимум тем языком, на котором «говорят» в виртуальности эти люди. Язык же, кстати, является гарантом того, что новая культура или культуры в целом не изменят своей географии. Невозможно представить синтетическую англо-русскую культуру в рамках виртуального пространства, сколь бы сильно ни претендовал английский язык на роль современного всемирного эсперанто, поскольку для свободного выражения своей духовности необходимо владеть чужим языком по меньшей мере так же, как родным, что непреодолимо для большинства посетителей Интернета с обеих сторон.

Необходимо отметить, что это зарождающееся «сотворение культур» до какой-то степени человеком осмыслено. Виртуальность давно рассматривается как место воплощения идеалов (85, 47), средство реализации традиционных культурных практик, позволяющих разрешить противоречия между отдельным человеком и культурой (122, 64-65), наконец, как связанный только через присутствующего наблюдателя отдельный мир (82, 32). Соответственно, деятельность субъекта может быть не просто стихийным выражением своих предпочтений, но умышленным изменением в соответствии со своим идеалом виртуального мира как такового. Значит, в ней присутствует целеполагание, субъект создает культуру не только побочным образом, «статистическим» накоплением культурных смыслов, живущих в его индивидуальном духовном пространстве, но творчески. Компьютерное творчество оказывается важнейшим инструментом образования новых культурных смыслов на бессознательном и на сознательном уровне индивида.

Заключение

компьютерный виртуальный творчество общение

В современном обществе существует серьезная нехватка устойчивых представлений о путях развития и идеальных состояниях социума в целом и индивида в частности. По сути, вся духовная работа европейской и российской культуры свелась к признанию наличия необходимого набора гарантий существования и прав, которые должны способствовать человеческой самореализации и счастью. Однако остро поставленная в конце 19 века проблема - для чего существовать обществу и как реализовывать себя в связи с этой перспективой индивиду - присутствует по сей день, оставаясь неразрешенной. На данном этапе, когда человеческие ресурсы «избыточны» по отношению к социуму, а культуры не противостоят друг другу в открытом глобальном столкновении, индивид по большей мере избавлен от необходимости сознательно соотносить свою личную судьбу с судьбой того мира, в котором он живет. Ему остается всего лишь организовать свою жизнь, направив усилия к той индивидуальной, имманентной цели, которую для него не проясняет уже ни общество с его незыблемыми традициями, на которые он, возможно, в силу воспитания ориентирован, ни авторы социальных реформ, хотя последние могут оказаться созвучными его идеалам. Инструментом для нахождения смыслов и рефлексии над ними становится творчество.

Творчество я определяю как попытку человека выразить интенцию своего Я (то есть свои ценности) наилучшим из известных и доступных ему сейчас способов. Такая дефиниция позволяет увидеть, что эта деятельность не является необходимой реакцией на внешний стимул - она только возможна. Поиск наилучшего пути воплощения своих ценностей, который совершается каждый раз заново (не автоматически) как раз и говорит о том, что Я реализуется.

Невозможно со стороны определенно судить о том, происходит ли в том или ином случае творческий процесс. Раскрытие Я - это совершение выборов, вербализация оценок, попытка изменить мир в соответствии с представлением о наилучшем в данной ситуации развитием событий. Этот идеальный проект скрыт за рамками процесса, поэтому неясно, действует ли в данный момент «чистое Я» или это «эмпирическое», «определенное и определяемое внешними вещами Я» (167, 485). Поэтому о творчестве приходится судить по косвенным признакам. Эти признаки - непосредственность (не шаблонность) действий субъекта, что окружающими воспринимается как «новизна» в его личной истории, отсутствие видимого внешнего принуждения, а также нахождение им наиболее оригинальных форм для наилучшего воплощения своей интенции.

Применительно к компьютерному творчеству, под такое определение и под такой «метод обнаружения» данного феномена подпадают три вида деятельности: экранное искусство, общение в сети, сетевые игры.

Рассматривать виртуальное искусство в рамках исследования компьютерного творчества, безусловно, уместно, если только согласиться, что в виртуальности действительно осуществляется духовное освоение реального мира, то есть что искусство как таковое здесь существует. Возможные сомнения в этом, однако, могут носить только «жанровый» характер: виртуальное искусство, будучи экранным, в то же время синтезирует принципы самых разных видов искусств, поэтому зачастую перестает быть «узнаваемым», похожим на кино или театр, перестает «отражать действительность» в соответствии с нашим привычным современным пониманием реализма. В то же время виртуальность создает убедительный, удобный, «экологичный» мир, что можно с полным правом считать формированием идеала. Компьютерная графика, дизайн сайтов, анимация, создание текстов вполне могут претендовать на статус «искусства» наряду с огромным виртуальным массивом справочного материала, таким статусом не обладающего. С другой стороны, в целом компьютерное искусство еще не стало чем-то самодостаточным, по форме оно утилитарно и инструментально, как и всякое искусство в момент его зарождения. Тем больше возможностей открывается для индивида, и тем проще ему действовать нешаблонно, то есть побочным образом открывать новые пути для творчества.

Существует еще одна область, в которой с большой долей вероятности человек выражает себя (как он это понимает) практически непосредственно, без отчуждения в виде продуктов духовного и физического труда. Это личное общение. На фоне современной традиции публично говорить обо всем и без ограничения, а также в условиях анонимности, предоставляемых виртуальной реальностью, оно кажется сравнительно легким процессом. Разумеется, человек может не осознавать, что именно из рисуемого им «автопортрета» действительно относится к его Я, а что было ему навязано социальными ролями и оценками людей, с которыми он общается в реальности (по поговорке «короля делает окружение»). Кроме того, представление от первого лица не всегда является удобной формой общения, оно предполагает достаточно высокий уровень владения словом, в которое, собственно, должна быть переведена вся духовная жизнь индивида. Зафиксированное памятью компьютера слово, в свою очередь, предполагает большую степень ответственности в общении, но в то же время воплощение ценностей Я через общение получает большую определенность, более высокий статус (слово одновременно и «сказано», и написано). Творится, собственно, обмен смыслами, человек непосредственно воздействует на духовный мир других людей, минуя всех посредников, включая тело. Это специфический вид творчества, в пределе позволяющий, с одной стороны, максимально абстрагироваться от «мира», а с другой, порождающий заинтересованность в Другом, благодаря добровольному вниманию которого общение только и может состояться. Отсутствие телесности Другого важнее своей собственной бесплотности, поскольку виртуальность собеседника вырывает его из социальных связей, не дает представление субъекту о том, насколько этот Другой - значимая персона, насколько он типичен для нашей культуры. Эта проблема преодолевается за счет присутствия в виртуальности людей, знакомых нам по реальности, они «связывают» собой два измерения, за счет этого «скрадывается» ощущение неполноты виртуального мира.

Наконец, в третьей сфере, а именно, в сетевых играх, схватывается еще один атрибут творчества: игра предоставляет массу форм, способов выразить себя в полной мере, то есть проявить оригинальность.

Компьютерная игра, с одной стороны, выполняет функцию других видов «над-обыденной» деятельности, вытесненных на данном историческом этапе из человеческой жизни, а с другой стороны, является одним из вариантов творческой активности. «Игра по правилам» (например, видеопокер с живым партнером) и игра с компьютерной анимацией (взаимодействие человек-машина) не могут считаться творчеством: в обоих случаях мы видим явное действие по шаблону (правила не только четко заданы, но и четко оценены, поэтому игра состоит в приближении к самой совершенной из заданных конфигураций). Сетевые игры (взаимодействие человек-человек), напротив, выполняя адаптационную и компенсаторную функции, являются еще и творчеством. Здесь творится художественный образ, симпатичный играющему, а также игроками создается до некоторой степени сам сценарий игры. Привлекательность такого вида творчества состоит в том, что индивиды вовлечены в совместную деятельность. Новые смыслы находятся непринужденно, жизненно важные для субъекта принципы формулируются тогда, когда к этому вынуждают игровые обстоятельства. «Отыгрывание» роли позволяет обобщать свой житейский опыт, а взаимодействие с партнерами провоцирует на то, чтобы сделать его непротиворечивым (понятным).

В целом, видимая специфика компьютерного творчества заключается в его избыточности и мнимой не материальности, то есть в том, что его продукты - это либо те произведения, которые могут иметь свой аналог в реальности (например, картины), что как бы снижает их ценность, либо тексты и образы Я, которые «эфемерны», поскольку человек не может без помощи машины считать их с материального носителя (диска, дискеты и пр.). Менее заметная его особенность - это возможность сместить привычные рамки игры, искусства и обычного восприятия жизни, заочного и очного общения, что позволяет заимствовать у смежных областей способы самовыражения. Физическое присутствие становится менее важным, освоение окружающего мира происходит через насыщение его смыслами - но без смешения природного и культурного, как это было в мифологическом мышлении, а за счет удвоения миров, восприятия их как параллельных. Эти характерные черты продиктованы самой логикой развития современного общества, которое часто соотносится с прилагательным «информационное».

Понятие «информация» можно определить как «меру изменений» (1, 182) чего-либо, которую умышленно производят и транслируют, а также сознательно считывают, интерпретируют, используют в современном обществе, стремясь улучшить ту или иную ситуацию в соответствии со своими представлениями. Информационным общество, следовательно, называется тогда, когда она производится и транслируется в количестве, превышающем возможность одного человека удержать его в памяти, и потребляется в количестве, превышающем возможность обдумывания. Информация здесь является товаром, который специально производится с большим избытком.

Существует не менее трех основных функций, приписываемых информации. Первая - оптимистично-прагматическая, согласно такому взгляду информация есть прекрасный инструмент, который позволяет осваивать мир более полно, управлять им, договариваться, объединяться с единомышленниками. Информация способна убыстрять социальные процессы, сокращая «физическое, социальное, экономическое, политическое, культурное» расстояние (71, 495). Вера в информацию заняла в человеческих представлениях веру в прогресс, и это привело к определенной доле разочарования в ней, поскольку выяснилось, что информационные потоки не столько адаптируют человека к реальности, сколько подменяют ее собой.

Второе представление логически вытекает из критики первого. Если информация не позволяет адаптироваться к реальности или позволяет это делать только в узкоспециальной сфере, значит, она является не тем, за что ее выдают, а именно, искусством. Расширение освоенного пространства до целого мира большинству людей совершенно чуждо. Весь «не ближний» мир служит лишь средством подкрепления собственных культурных предпочтений, он всякий раз присутствует для этого в восприятии фрагментарно. Информация в представлениях большинства людей существенно искажается за счет удаления в пространстве, за счет отчужденного восприятия, поскольку для ее «искусственного» использования необходим не столько документально подтвержденный и верно запомненный факт, сколько конфигурация смысла. Несистематичное и некритичное восприятие информации создает даже не эклектичность (которая все-таки подразумевает хотя бы внешнюю цельность мировоззрения), а «мозаичность» представлений о мире, причем она может быть «хорошей» и «дурной». Хорошая позволяет подкреплять те психические установки и ценности, которые составляют нашу идентичность, выбирать необходимый «кусочек» мозаики из хаоса информации. Плохая такой возможности не предоставляет, делает человека аутсайдером с архаичным мировоззрением. Систематизация окружающего мира - один из способов «приручения» мира, характерный для науки, философии и людей с подобным складом мышления; мозаичное представление - более естественный механизм поверхностной ориентации в мире, позволяющий преодолевать переживание его чуждости. Информация как искусство находится «на слуху», служит паролем в общении, успокаивающим «узнаванием» мира по ссылкам (указаниям на примерно понимаемую связь явлений). Устойчивое общественное мнение по вопросам, напрямую не касающимся данного социума, свидетельствует об определенной навязываемой идеологии.

Третье представление заключается в том, что информация используется как достоверное знание о мире интеллектуальной элитой. Она действительно делает сеть смыслов, набрасываемую на мир, более мелкой, повышает объяснительный потенциал своих теорий, а также способна (но не всегда на это направлена) адаптировать среднестатистического человека к социуму, увязывать разные области знания в единую систему.

Творческая и в то же время не узко специализированная обработка информации подразумевает активность (желание видеть в мире не мозаику, а систему) и умение мыслить с большей или меньшей строгостью. Следовательно, СМИ грубо можно разделить на те, которые в основном выпускают продукты искусства (это телевидение, на нем произведением искусства являются даже новости), и те, которые в большей степени предоставляют информацию, отказываются от авторитарной монологичности ее подачи, позволяют свести мозаику в систему (это печатные издания и конкурирующая с ними виртуальная реальность).

Следовательно, «информационное общество», если его понимать в оптимистическом, «прогрессистском» ключе, то есть как общество, в котором специально производимое и потребляемое знание помогает лучшей социальной и психологической адаптации человека среди других людей, объединяет весьма узкий класс людей. Эпоха «информационного общества» наступила не для всех, она вообще не может «наступить», она есть чистая потенция, которую реализует исключительно персональная активность человека.

Помимо очевидных плюсов в виде «укорачивания» социальных связей в информационном обществе существуют и определенные опасности этого процесса, например, многие исследователи указывают на деградацию человеческих связей вследствие активного использования виртуальных ресурсов, механистичности работы внутри Сети, обезличивающей дистанцией между пользователями, а также на возможность депрессивного переживание «всеведения» виртуального наблюдателя. Однако ВР предоставляет выход из этой ситуации через общение и творчество, осуществляемые в том же пространстве, а также через его демифологизацию. Благодаря активности пользователей Всемирной Сети принимаются законы, регулирующие взаимоотношения в виртуальном мире, люди консолидируются и оказывают друг другу поддержку. Первоначальное чувство отчужденности в виртуальной реальности человека, только что попавшего в нее после открытия широкому кругу пользователей в середине 80-х годов, начинает постепенно сменяться активным поиском и моделированием комфортной виртуальной среды. Другая опасность - психологическая компьютерная зависимость - по целому ряду факторов уступает зависимости от телевидения. Собственная незначительность, ординарность или, если зритель подстроился под многочисленных героев голубого экрана, собственная неподлинность делает его зависимым от телеискусства. Собственно, говоря о таких людях, считать их присутствующими в виртуальном пространстве можно только условно. Телевидением виртуальное пространство создается, но при этом оно совершенно недосягаемо для зрителя. Напротив, виртуальное пространство рассчитано на партнерство, любая компьютерная игра тяготеет к тому, чтобы стать сетевой, то есть ориентированной на человеческие взаимоотношения. Субкультура «хакеров» также «отменяет» не человеческие связи, а их конкретное воплощение в реальном мире. В виртуальном пространстве человек становится активным, как только у него появляется для этого техническая возможность, активность - естественный атрибут существования в виртуальном мире, естественный ответ на его вызовы.

Активность человека в ВР направлена не только на осуществление возможности самого себя, но и на установление новых культурных границ путем создания новых смыслов, нового взаимного расположения культурных ценностей.

Виртуальность лишь подхватывает тенденцию реального мира. Новые блоки смысловых связей, появляющиеся в ВР, стихийно созданные сознаниями миллионов людей, могут стать базой для расцвета новых культур. Виртуальность здесь является сразу и моделью этих новых общностей, и самими общностями, поскольку субъект сразу действует в мире реальном и мире виртуальном. Действительно, для того, чтобы некий культурный тип «состоялся», необходимы несколько условий: достаточное количество человеческого материала, достаточная самобытность, позволяющая провести межкультурную границу, достаточная активность, спровоцированная внешними факторами. В виртуальности есть все эти элементы: активность позволяет в полной мере использовать ресурсы Сети, количество ее пользователей неуклонно растет и исчисляется миллионами в основном молодых людей, а самобытность должна обеспечиваться как минимум тем языком, на котором «говорят» в виртуальности эти люди. Язык же, кстати, является гарантом того, что новая культура или культуры в целом не изменят своей географии. Невозможно представить синтетическую англо-русскую культуру в рамках виртуального пространства, сколь бы сильно ни претендовал английский язык на роль современного всемирного эсперанто, поскольку для свободного выражения своей духовности необходимо владеть чужим языком по меньшей мере так же, как родным, что непреодолимо для большинства посетителей ВР с обеих сторон.

Необходимо отметить, что это зарождающееся «сотворение культур» до какой-то степени человеком осмыслено. Виртуальность давно рассматривается как место воплощения идеалов, средство реализации традиционных культурных практик, позволяющих разрешить противоречия между отдельным человеком и культурой, наконец, как связанный только через присутствующего наблюдателя отдельный мир. Соответственно, деятельность субъекта может быть не просто стихийным выражением своих предпочтений, но умышленным изменением в соответствии со своим идеалом виртуального мира как такового. Значит, в ней присутствует целеполагание, субъект создает культуру не только побочным образом, «статистическим» накоплением культурных смыслов, живущих в его индивидуальном духовном пространстве, но творчески. Компьютерное творчество оказывается важнейшим инструментом образования новых культурных смыслов на бессознательном и на сознательном уровне индивида.

Библиография

Абдеев Р.Ф. Философия информационной цивилизации. Диалектика прогрессивной линии развития как гуманная общечеловеческая философия ХХI века. - М.: ВЛАДОС, 1994. - 334 с.

Акчурин И.А. Виртуальные миры и человеческое познание \\ Концепция виртуальных миров и научное познание. - СПб.: РХГИ, 2000. - С. 9 - 29.

Анисимова Е.Е. Лингвистика текста и межкультурная коммуникация (на материале креализованных текстов). - М.: Издательский центр «Академия», 2003. - 128 с.

Бабичев А.Н. Информационно-познавательный потенциал Интернет \\ Вестник Кемеровского университета. - 2002. - Вып. 1. - С. 326 - 330.

Баксанский О.Е. Виртуальная реальность и виртуализация реальности \\ Концепция виртуальных миров и научное познание. - СПб.: РХГИ, 2000. - С. 292 - 305.

Баксанский О.Е., Кучер Е.Н. Современный когнитивный подход к категории «образ мира»: Методологический аспект \\ Вопросы философии. - 2002. - №8. - С. 52 - 69.

Балла О. Человек Возможный. Компьютерная игра как этап в истории человека \\ Знание - сила. - 2002. - №8. - С. 23 - 31.

Батай Ж. Внутренний опыт. СПб: Аксиома: МИФРИЛ, 1997. - 333 с.

Батай Ж. Литература и зло. - М.: Издательство МГУ, 1994. - 166 с.

Бауман З. Индивидуализированное общество. - М.: Логос, 2002. - 324 с.

Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. - М.: Худож. лит., 1975. - 502 с.

Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство, 1986. - 444 с.

Бебнева Е.А. Религиозная виртуальная реальность: философско-религиоведческий анализ \\ (из фондов Российской Государственной библиотеки: Дисс. канд. фил. наук: 09.00.13) - М., 2003. \\ http://idiss.rsl.ru.

Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. - М.: Academia, 1999. - 783 с.

Белый А. Символизм как миропонимание. М.: Республика, 1994. - 525 с.

Бердяев Н.А. Кризис искусства. - М.: СП Интерпринт, 1990. - 47 с.

Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. - М.: Правда, 1989. - 607 с.

Берн Э. Игры, в которые играют люди. Психология человеческих отношений; Люди, которые играют в игры. Психология человеческой судьбы. - СПб.: Лениздат, 1992. - 400 с.

Бетина Л.К. Информация и сознание \\ Сознание и физическая реальность. - 2002. - Т. 7, №6. - С. 7 - 15.

Богомолов Ю. Звуковой кинематограф: предпосылки и последствия \\ Экранные искусства и литература: звуковое кино. - М.: Наука, 1994. - С. 5 - 18.

Богомолов Ю. Сценарий и фильм: третий раунд \\ Экранные искусства и литература: Современный этап. - М.: Наука, 1994. - С. 29 - 42.

Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства или Конец социального. - Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 2000. - 95 с.

Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. - М.: Добросвет, 2000. - 389 с.

Бодрийяр Ж. Система вещей. - М.: Рудомино, 1995. - 168 с.

Божович В. Об авторской точке зрения в литературе и раннем кинематографе \\ Экранные искусства и литература: Немое кино. - М.: Наука, 1991. - С. 47 - 63.

Бояринов Д. Интернет скоро умрет? \\ Новое время. - 2003. - №5. - С. 39.

Браславский П.И. Технология виртуальной реальности как феномен культуры конца ХХ - начала ХХI веков. \\ Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата культурологии. - Екатеринбург: УрГУ, 2003. - 16 с.