Интеллектуалы при дворе Карла V Мудрого: политическая мысль и стратегии письма

В результате проведения настоящего исследования предполагается вынесение на защиту следующих положений.

1. Дискуссия, которая разворавается среди придворных интеллектуалов короля Карла V Мудрого в 1360-1370-х гг., существует не только как противостояние теорий, но и как противостояние форм политического высказывания.

2. Формирование политического знания при дворе Карла V Мудрого в процессе перевода университетских текстов требует от придворных интеллектуалов применения широкого интеллектуального и литературного инструментария: получающийся продукт очень эклектичен.

3. Модель «ограниченной монархической власти» Николя Орема вытекает из его понимания политической науки как достоверно отражающей неизменную политическую природу человека.

4. Модель «абсолютной монархической власти», представленная в «Сне садовника», вытекает из представления о том, что человеческая природа определяется собственностью.

5. Литературная форма, политическая претензия и содержание политической программы каждый и сторон являются только тремя аспектами целостной стратегии в каждом случае, что позволяет понимать зарождающееся при дворе Карла V Мудрого светское политическое знание как перформатив.

Соответственно поставленным в рамках исследования задачами настоящая работа состоит из трех глав, введения, где ставится проблема, обосновывается актуальность темы, дается разбор степени разработанности проблемы в научной литературе, дается характеристика источниковой базы исследования, обосновывается методология и подход, выделяются объект и предмет, ставятся цель и задачи, а также перечисляются положения, выносимые на защиту. Помимо этого, работа содержит заключение, где приводятся выводы, свидетельствующие о достижении поставленных исследовательских задач и цели работы. Научно-справочный аппарат работы включает в себя систему постраничных сносов, список используемых сокращений, список источников, список исследовательской литературы и список используемых справочных материалов.

Глава 1. Становление политического языка: новые решения для старых форм

Настоящая глава посвящена вопросу о стратегиях перевода, которые используют интеллектуалы двора Карла V Мудрого, в данном случае -- Николя Орем в переводе и комментировании аристотелевой «Политики» и составитель «Сна садовника». Перевод -- это проблема, которая для позднего Средневековья стоит невероятно остро, потому что языком научного, университетского знания является латынь. Французский язык даже в позднем Средневековье используется в первую очередь для неавторитетных жанров, для романов и поэзии (недаром первые переводы авторитетных текстов, например, Священного писания, на французский язык, имеют поэтическую форму Berger S. La Bible franзaise au Moyen Вge : йtude sur les plus anciennes versions de la Bible йcrites en prose de langue d'oil, Genиve, Slatkine Reprints, 1967. P. 54-63.). В этой ситуации сама по себе попытка перевода авторитетного текста на разговорный является вызовом литературным, вызовом традиции и в результате, -- вызовом политическим. Таким образом перед авторами переводов встает целый ряд вопросов и проблем, которые они разрешают при помощи привычного инструментария в попытке найти подходящий для их целей способ выражения.

Первый вопрос, фундаментальный, состоит в легитимации собственно перевода; и пока в прологах переводчиков объяснение самого факта перевода подается через авторитет (текста или патрона) Wackers P. Authority in Middle Dutch / The Medieval Translator. Traduire au Moyen Age. Vol. 16 : Translation and Authority - Authorities in Translation / Ed. P. De Leemans, M. Goyens. Turnhout : Brepols, 2016. P. 17-38 ; Ducos J. Que traduire en franзais ??Traductions uniques et traductions multiples / The Medieval Translator. Traduire au Moyen Age. Vol. 16 : Translation and Authority - Authorities in Translation / Ed. P. De Leemans, M. Goyens. Turnhout : Brepols, 2016. P. 39-52., вопроса о значении собственно языка перевода не встает; однако французские переводчики 1360-70-х гг. обращаются к вопросу о значении французского языка, его возможностей и границ, и статусе французского знания, как будет показано в этой главе. Во-вторых, перед переводчиками так или иначе встает проблема жанра: так как переводимый текст переносится из одной среды в другую, от одной аудитории к другой, изменяются жанровые особенности текста. Здесь авторы ищут в разнообразии опыта латинской средневековой словесности инструменты, которые позволят адаптировать текст к новой среде. Наконец, перевод -- это трансляция культурной модели, которая, с одной стороны, необходима, так как принадлежит тексту, с другой, -- может подходить или не подходить конкретному переводчику в рамках его собственных теоретических или политических задач.

1.1. Выбор языка

Придворные интеллектуалы Карла V Мудрого пишут на французском и переводят на французский; тем самым французский язык обогащается новой лексикой, исторической, правовой, богословской и философской лексикой. Историки языка связывают именно с эпохой переводов 1360-1370-х гг. начало нового этапа развития французского языка, -- cреднефранцузского, le moyen franзais Lusignan S. La Langue des rois au Moyen Вge. Le franзais en France et en Angleterre. Paris: PUF, 2004; Brunot F. H. Histoire de la langue franзaise des origines а 1900. Tome I, De l'йpoque latine а la Renaissance. Paris : A. COlin, 1933. P. 419-423.. Работа, проведенная придворными переводчиками и писателями Карла V, сравнительно неплохо изучена с точки зрения лексических и семантических новаций Tesniиre M.-H. А propos de la traduction de Tite-Live par Pierre Bersuire. Le manuscrit Oxford, Bibliothиque Bodlйienne, Rawlinson C 447 // Romania, 471-472 (118), 2000. P. 449-498 ; Bertrand O. Le vocabulaire politique…; Taylor R. Les nйologismes chez Nicole Oresme, traducteur du XIVe siиcle //Actes du 10e Congrиs international de linguistique et de philologie romanes. T. 2. Paris, Klincksieck, 1965. P. 727-736 ; Brucker C. Aspects du vocabulaire politique et social chez Oresme et Christine de Pizan. Vers une nouvelle conception de l'Йtat et de la sociйtй //Cahiers de recherches mйdiйvales et humanistes. Journal of medieval and humanistic studies, 8, 2001. P. 227-249 ; Merisalo O. Glossario della traduzione della Politica di Aristotele, a cura di Nicole Oresme / Actes du Colloque International de Rome, Academia Belgica, (3-4 novembre 2000) / Ed. J. Hamesse, M. Fattori. Turnhout : Brepols, 2003. P. 43-53.. Тем не менее, проблема перевода подразумевает не только вопрос о формировании новых лексем и преобразования семантики старых: при дворе Карла V различные переводчики по-разному легитимировали свою работу, -- сходясь только в том, что работают они по королевскому распоряжению. Именно понимание политического значения французского языка различает в первую очередь «философский» и «легистский» переводческие подходы.

1.1.1. Язык как основа политической общности: теория Николя Орема

Николя Орем в «Предисловии переводчика» к французскому тексту «Никомаховой этики» объясняет причину королевского выбора французского языка через аристотелевское понятие общего блага (bien commun), и уточняет практическую сторону этого заказа: король желает, чтобы его советники «и прочие» могли лучше понимать «Этику» и «Политику»:

Но потому, что этические книги Аристотеля были созданы на греческом, а мы их имеем на сложной для понимания латыни, король пожелал, ради общего блага, чтобы они были переведены на французский, чтобы он, его советники и прочие могли лучше понимать их, то есть «Этику» и «Политику», из которых первая, как уже сказано, учит тому, как быть добрым человеком, а другая -- добрым правителем Mais pour ce que les livres moralz de Aristote furent fais en grec et nous les avons en latin moult fort а entendre, le Roy voulu pour le bien commun les faire translater en franзoys, affin que il et ses conseillers et autres les puissant mieulx entendre, mesmement Ethiques et Politiques, desquelz comme dit est le premier aprent estre bon homme et l'autre bon prince (Pr. NP3, c1)..

Тем не менее, сложно воспринимать это практическое объяснение за чистую монету и говорить, что королем руководило желание «просветить», «популяризовать» знание или даже «улучшить управленческую систему», как это делает Альфред Меню Menut A. Introduction / Oresme, Politique… P. 11a.: понимание, к которому адресует Орем, является обыкновенным топосом предисловия к переводу классики, посвященного правителю. Как показывает Рита Коупланд, точно так же поступают Жан де Мен в предисловии к переводу «Утешения философией» Боэция, Джон Тревиза в предисловии к переводу «Полихроникона» Ранульфа Хигдена и Пьер Бершер в переводе Тита Ливия Copeland R. Op. cit. P. 133-134.. К тому же, объясняя выбор языка через аристотелевское понятие общего блага, Орем автоматически привлекает к этой проблеме и прочие аспекты политической философии Аристотеля, -- разумеется, в его, Орема, толковании.

Для Орема проблема языка и обоснования перевода имеет несколько уровней: во-первых, риторический, во-вторых, практически-исторический, в-третьих, -- философско-политический. В первую очередь он опирается на образ Цицерона, защищающего перед Варроном необходимость изложения греческой философии на латыни для людей образованных. Цицерон апеллирует к удовольствию от чтения латинских поэтов, которые передают «…не слова, а самый дух греков» …an quia delectat Ennius Pacuvius Accius multi alii qui non verba seri vim Graecorum expresserunt poetarum--quanto magis philosophi delectabunt, si ut illi Aeschylum Sophociem Euripidem sic hi Platonem imitentur Aristotelem Theophrastum (Acad.I.3)., и это становится для Орема риторической моделью:

И потому, высочайший государь Традиция русского перевода латинского термина princeps (фр. prince) проблематична, см. Марей А. В. О князьях и государях // Полития, 3 (90), 2018. С. 50-73. Орем в собственном словаре поясняет этот термин так: «Государь (prince) -- этот тот, кто обладает властью, или участвует в этой власти» (LP 329a), то есть это понятие одинаково используется для любой формы правления; когда речь идет об аристократии, например, перевести оремовское prince как «государь» уже не представляется корректным. Тем не менее, комментируя ниже в своем словаре понятие «власть», Орем пишет: «Власть (princey) -- это мощь (puissance) и авторитет (auctoritй) или господство (domination) и владение (seigneurie) государя (prince)» (LP 329a). Допуская, что любая публичная должность может носить имя princey, Орем, тем не менее, говорит, что «…все же приказывать (commander) наиболее присуще собственно власти» (Ibid.) и говорит, что souverains princes называют потому императорами. В случае Карла V для Орема не стоит вопроса о распределенности власти, которая позволила бы в данном фрагменте перевести prince как «князь»; можно было бы избрать форму «повелитель», однако императорская власть для Орема окрашена сугубо негативно, как будет рассмотрено ниже. Поэтому в данном случае prince передается как «государь»., как говорит Туллий в своей книги «Учения академиков», что «Вещи сложные и очень авторитетные отрадны и приятны людям на языке их страны», эту книгу, созданную по-гречески и затем переведенную на латыни, я перевел на французский по вашему распоряжению, подробно истолковал и прояснил темные места под вашим руководством, ради блага всех и в честь Бога Et pour ce, tres excellent Prince, que ausi comme dit Tulles en son livre de Achademiques [I, ii, 3], « Les choses pesantes et de grande auctoritй sunt delectables et aggreables as gens ou le language de leur paпs, » ai-je cest livre, de vostre commandement de latin translatй en francoys, exposй diligeanment et mis de obscuritй en clartй souz vostre correption au bien de tous et a le honeur de Dieu » (LP 3d)..

Тем не менее, Орем привносит очень важную новеллу своей трактовкой слов Цицерона: если последний говорит от удовольствия чтения на латинском языке искусных поэтов, передающих дух греческой поэзии, то Орем делает акцент на «языке своей страны» (le language de leur paпs), -- Цицерон такого акцента не делает. «Учение академиков» в принципе было известно в Средние века, и в том числе Орему в первую очередь через «Поликратик» Иоанна Солсберийского Grellard Ch. La seconde acculturation chrйtienne de Cicйron : la rйception des Acadйmiques du IXe au XIIe siиcle // Astйrion, 11, 2013. URL : http://journals.openedition.org/asterion/2350 (14.05.2020).; тем не менее, и в «Поликратике» этой новеллы не прослеживается. Кроме того, Орем применяет в отношении греческой философии модель translatio studii, восходящую еще к Кассиодору и Исидору Севильскому, которая делает Францию наследницей греческой философии из Афин через римское посредство Verger J. Translatio studii // LexMA, B. VIII: Stadt (Byzantinisches Reich) bis Werl. Stuttgart: Metzler, 1999. S. 946-947; подробно о значении этого топоса для Орема пишет Жанин Кийе: Quillet J. Nicole Oresme traducteur d'Aristote / Nicolas Oresme. Tradition et innovation chez un intellectuel du XIVe siиcle. Paris, 1988. P. 93-104., однако актуализирует в рамках этой концепии аспект перевода с одного языка (греческого / латинского) на другой (латинский / французский):

Кроме того, в то время греческий был по отношении к латыни для римлян тем же, чем сейчас является латынь по отношению к французскому для нас. В то время в Риме и иных местах студенты знали греческий, и науки обыкновенно преподавались на греческом, а общим и естественным языком в той стране была латынь Or est il ainsy que, le temps de lors, grec estoit au regart de latin quant aux Rommains si comme est maintenant latin au regart de franзois quant а nous. Et estoient pour le temps les estudians introduis en grec а Romme et ailleurs, et les sciences communement baillйes en grec. Et en ce pays le langaige commun et naturel c'estoit latin (Pr. c1-2)..

В картине, которую рисует Орем, исторически латынь и французский языки равнозначны; и как возможно было изложение греческой философии на латинском языке, так же возможно изложение греческой философии на французском языке; трудности философского перевода, о которых он упоминает в «Прологе», -- результат скорее естественного различия разных языков. Здесь ключевое понятие, которое делает возможным такое мышление о переносе знания и переводе, -- естественный язык, langaige naturele. Для Орема это сильно теоретически нагруженное понятие, потому что для него communitas, которым в латинском переводе передан термин Аристотеля кпйнщнЯб, и communicatio politica (кпйнщнЯб рплйфйкЮ) существуют в рамках конкретного языка конкретной политической общности: греческой, римской или французской, и эти языки различаются и определяют природу политического устройства так же, как различаются обычаи, законы Сar selon la diversite des regions, des complexions, des inclinations et des meurs des gens, il convient que leur droiz positifs et leur gouvememens soient differens (LP 249d)., нравы и физические условия Нравы для Орема во многом связаны с уникальным географическим расположением обитания того или иного народа; он опирается на теорию климатов Птолемея (LP 255c-257c). для различных политических общностей:

…природа дала человеку речь, чтобы люди лучше понимали друг друга, ради гражданского общения. Так, разделение и разнообразие языков мешает гражданскому диалогу и политической жизни. <…> Потому противно природе, чтобы человек правил людьми, не понимающими его родного языка …nature a donnй a homme parole pour entendre l'un l'autre afin de communication civile. Et donques la division et diversitй des langages repugne a conversation civile et a vivre de policie. <…> Et pour ce est ce une chose aussi comme hors nature que un homme regne sus gent qui ne entendent son maternel langage (LP 291a)..

Перед Оремом стоит задача перевода. Возможно, именно поэтому для него язык является не только естественным средством коммуникации, политического общения. Язык для Орема проблематичен, и он делает следующий шаг: различие языков является препятствием для политической коммуникации. Орем, во-первых, подходит к обширному опровержению возможности и легитимности мировой монархии, которое будет рассмотрено ниже. Во-вторых, язык для Орема существует на двух уровнях мироздания, как право: на всеобщем уровне, определяемом законом природы (все люди в силу разумности способны к речи, это мысль Аристотеля), и на позитивном уровне, определяемом исключительно внутри политического сообщества, суверенно.

1.1.2. Франция как центр наук и искусств: программа Анселя Шокара в тексте «Сна садовника»

Составитель «Сна садовника» специально не оговаривает свое видение статуса французского языка. Тем не менее, он заимствует текст, где этот момент проговаривается. Этот текст принадлежит к корпусу полемики вокруг возвращения папы римского из Авиньона в Рим, и вкладывает его в уста протагониста, -- рыцаря. Именно 1360-е гг. -- время, когда при авиньонском папском дворе возникает про-итальянская партия интеллектуалов, таких, как Екатерина Сиенская, Бригитта Шведская, Педро Арагонский и Петрарка Blumenfeld-Kosinski R. Poets, Saints, and Visionaries of the Great Schism, 1378-1417. Pennsylvania: The Pennsylvania State University Press, 2006. P. 33-47.. Про-итальянский вызов рождает ответ: в 1367 г. в Авиньон прибывает королевское посольство, в состав которого входил доктор канонического права и профессор Парижского университета Ансель Шокар, произнесший перед папой речь, которая должна была убедить последнего остаться во Франции См. предисловие в Petrarque. Invectives / Texte traduit, presentй et annotй par R. Lenoir. Grenoble: J. Millon, 2003. Оригинальный текст речи издан Дю Буле, который приписывает ее авторство Николя Орему: Du Bulay C. E. Historia Universitatis Parisiensis, IV. Paris: Noel- P. de Bresche, 1668. P. 396-412.. Речь Шокара выстроена в строгой схоластической последовательности, и ее фрагменты использовал составитель «Сна садовника» в главе SdV.CLVI.3, занимающей очень важное место во всей картине, рисуемой составителем, т. к. Шокар подробно перечисляет страстные реликвии, проговаривая программу «королевской религии». Однако помимо этого в текст «Сна садовника» попадает пространное рассуждение Шокара об особенном статусе знания во французском королевстве, и первый источник, на котором он основывается, -- это свидетельство Юлия Цезаря:

То, что Франция -- более святая земля, нежели Рим, видно и по эпохе до христианской веры, и по эпохе веры. В книге Юлия Цезаря «О галльской войне» (De bello Gallico, VI, 13) мы читаем, что, будто в знак и пророчество великой религии и совершенной веры, которая должна была прийти во Францию как не в иную другую часть мира, был тип людей, которых называли друидами. Они должны были заниматься священными делами и жертвами, частными и публичными. После этого Цезарь говорит, что народ Франции особенно предан религии Et que le paпs de France soit plus saint pai's que celluy de Ronme, il appiert et du temps devant la foy crestianne, et du temps de la foy. Nous lisons, ou livre de Julie Cesar, De bella Gallorum, que, en Signe et en prophesie de la tres grant religion et de la parfaitte foy laquelle devoit advenir et estre en France plus que en nulle aultre partie du monde, il estoient une maniere de gens, lezquelx estoient appellйs Druydes, qui devoient vaquier es choses dyvines et en sacri?ces privйs et publiques. Et aprйs est dit, en celluy livre, que la nacion de France est tres grandement dediee et donnee a religion (SdV.CLVI.3)..

Подобного рода апелляция смотрится необычно, т. к. по сути Шокар отыскивает признаки исключительности положения французского королевства в божественном замысле в исторической материи, совершенно чуждой христианству. Тем не менее, сам по себе аргумент восходит к Фоме Аквинскому, к «О правлении князей» In lege veteri sacerdotes regibus leguntur fuisse subiecti <…> in lege Christi reges debent sacerdotibus esse subiecti. <...> Propter quod mirabiliter ex divina providentia factum est <...> Quia vero etiam futurum erat ut in Gallia christiani sacerdotii plurimum vigeret religio, divinitus est permissum ut etiam apud gallos gentiles sacerdotes, quos druidas nominabant, totius Galliae ius definirent, ut refert Iulius caesar in libro quem de bello Gallico scripsit (De reg.I.15)., где это свидетельство рассматривается как предвестие того, что во время Нового завета светская власть должна быть подчинена духовной; в дальнейшем эта традиция получила развитие в аргументации в пользу привилегий французской церкви Подробный обзор этой традиции см. Lusignan S., Tardif A.-I. Des druides aux clercs: quelques lectures franзaises de Jules Cйsar aux XIIe et XIVe siиcles // Revue Historique, 301, 3 (611), 1999. P. 435-462. P. 443-453.. С другой стороны, апелляция к языческому галльскому прошлому существует и в совершенно ином ключе при королевском дворе в 1360-е гг., -- как часть французской истории. Так, Рауль де Прель в переводе «О граде Божьем» Августина дает пространную глоссу, посвященную истории Франции и в частности, Парижа, где ссылается не только на свидетельства Цезаря, но и уточняет их, указывая на Монмартр как на место древнего святилища друидов, -- как полагает Серж Лузиньян, Рауль де Прель мог опираться на реальные археологические свидетельства Ibid. P. 457 ; Lombard-Jourdan A. Montjoi et Saint-Denis Le centre de la Gaule aux origines de Paris et de Saint-Denis. Paris, Йditions du CNRS, 1989. P. 68-89., чем бы они ни были на самом деле.

Однако этим не ограничивается риторика Анселя Шокара, который обосновывает исключительное положение Франции: обращаясь к концу своей речи к французскому знанию, он использует мотив fons sapientiae, источника премудрости, восходящий к книге Премудрости Иисуса, сына Сирахова Fons sapientiae verbum Dei in excelsis, et ingressus illius mandata aeterna (Eccl. 1 :5).; из ближайших к Шокару литературных отсылок можно указать, вероятно, очень широко распространенную в французской светской культуре «Книгу Сидраха, или Фонтан наук» Renan E., Paris G. La Fontaine de toutes sciences du philosophe Sidrach // Histoire littйraire de la France, t. XXXI. Paris, 1893. P.287-291., однако Шокар использует ее более специфично: это традиционная метафора Парижского университета, начиная как минимум с середины XIII в., где четыре факультета соответствовали четырем райским рекам Burrows D. `Le Chastiement Des Clers': A `Dit' Concerning the Nations of the University of Paris, Edited From Paris, Bibliothиque Nationale, Ms. F. Fr. 837 // Medium Жvum, 2 (69), 2000. P. 211-226. P. 214.. Кроме того, метафора знания как источника, фонтана, использовалась Годфруа Сен-Викторским в «Источнике философии», где знание в принципе множится на семь рек, соответствующих семи свободным искусствам Godefroy de Saint-Victor. Fons Philosophiae / Ed. P. Michaud-Quantain. Namur: Editions Godenne, 1956..

Ансель Шокар сочетает разные традиции: он говорит об источнике знания в про-французском, патриотическом ключе, но не конкретизирует его под Парижским университетом, -- во Франции в принципе находится фонтан наук Et, pour certain, a Paris et en France est la fontaine de toute science, de laquelle fontaine issent plusieurs fleuves et ruyssiaux (SdV.CLVI.37).; кроме того, он не следует семичастному делению. Шокар выделяет среди «рек и ручьев», проистекающих из этого источника, Грамматику, от которой «могут черпать все, от мала до велика» … le ruyssiau de Gramaire, qui enseigne a proprement et congruement paller; et de l'age d'enfent juques a tous ages, chascun en a a faire et en puet prendre et espuyser (Ibid.).; Логику и Диалектику, «учащую различать истину и ложь» Le secont ruysseau qui yst de ceste fontaine, si est Logique, laquelle enseigne de cognoistre le vray du faulx (Ibid.).; Риторику, -- настолько сладкий ручей, что «…кто бы из него не испил, склонит сердца и вскружит головы слушателей» Le tiers ruyssiau de la fontaine, c'est Recthorique, qui aprent chascun a paller bel et ordeneement; ce ruyssiau est de si grant douceur que quicunques en boyt, parfaitement il attrait lez cuers et enyvre lez orailles dez escoutens (Ibid.).; отдельно -- Поэзию; Философию естественную и моральную (пятый ручей), который, в свою очередь, разливается на ручьи Арифметики, Музыки, Геометрии, Перспективы, Астрологии, Медицины, Метафизики, Этики, Экономики, Политики, а также ручьи цивильного и канонического права, «…которыми управляется всякое королевство В «Сне садовника» французское понятие la chose publique существует в территориальной логике и подчиняет понятию королевской власти, что позволяет здесь переводить его как «королевство». См. Пономарева М. А. Указ. соч. свято и справедливо»; и это не говоря о Теологии Le quart ruysiau de la fontaine, c'est Poetherrye, laquelle faint plusieurs choses novelles et merveilleuses et plaines de grant moralitй. Le Vme myssiau de ceste fontaine, c'est Philosofie naturele et morale, et de ce ruyssiau de Philosofie yssentl plusieurs aultres tres clers ruyssiaux, c'est assavoir le ruyssiau d'Arismetique, qui demonstre la force dez metres et la maniere dez nombres; le ruysseau de Musique, qui demonstre la mesure dez voys et l'acordence dez sons le ruisseau de Geometrie, qui demonstre la mesure de la terre et de toutes sez parties ; le ruysseau de Perspective, qui soult et respont a toutes lez difficultйs dez choses visibles ; le ruysseau d'Astrologie, qui demonstre et enseigne le mouvement dez estelles et dez corps celestes ; le ruysseau de Methafisique, qui co[n]sidere plus haut, c'est / assavoir pour cognoistre lez primieres fouimes et ce qui est cause de toutes choses ; le ruysseau de Ethyques, qui enseigne le gouvemement monostique c'est a dire le gouvernement de soy meismez [et] conment chascun doie virtuescment vivre ; le ruysseau de Yconomie, qui enseigne le gouvernement d'une maison ; le mysseau de Pollitiques, qui enseigne le ouvernement d'une cytй ou d'un paяs ; lez ruysseaux1 de Droit civil et de Droit canon, par lezquelx toute la chose publique est sainctement et justement gouvernee ; le ruysseau de Medicine, par lequel corps humain est tenu en santй. Et que dirons nous plus de ceste fontaine descent le ruysseau de la sainte Theologie, laquelle est de Dieu le Pere revelee (SdV.CLVI.37).. В конечном итоге эта пространная метафора отсылает к топосу translatio studii, и здесь окончательно становится очевидно, что речь идет не о Парижском университете, а о Франции Карла Великого, который и перенес этот «…благородный источник, источник знания, из Рима в Париж» Et, conme il appiert par lez Ystoires', ceste noble fontayne, c'est assavoir l'estude, fust transportee par saint Charles, de la cytй de Ronme a Paris (SdV.CLVI.37).. Таким образом, предсхизматическая полемика авиньонского двора попадает в состав «Сна садовника» и рисует образ знания, связанный не с университетом или церковью, а с образом самого по себе французского королевства и его места.

В процессе перевода вопрос языка и его места неизбежно встает и перед Оремом, и перед составителем «Сна садовника». Переводчик и комментатор «Политики», философ выстраивает свое понимание места языка конкретной страны и конкретного народа в рамках той политической мысли, которая формируется им на базе текста Аристотеля, привнося в понимание политического общения позитивный аспект, и в результате предназначая язык, знание и философию конкретной политической общности. Со своей стороны, составитель «Сна садовника» идет не научным, а риторическим путем, привлекая для такого обоснования дидактическую метафору источника знания, однако уже окрашенную политически в результате ее использования Анселем Шокаром.

1.2. Выбор жанра

Жанры переводной литературы в позднее средневековье представляют собой особенную проблему. Лингвисты, занимающиеся translation studies, подчеркивают амбивалентность литературного жанра. С одной стороны, литературный жанр существует в различных языковых системах, однако в каждой такой системе жанр строится особенным образом, что усложняет переводческую задачу Biel Ј. Genre Analysis and Translation / The Routledge Handbook of Translation Studies and Linguistics / Ed. K. Malmkjжr. London: Routledge, 2018. P. 155; Trosborg, A. Op. cit. P. 14; Baker M. In Other Words: A Coursebook on Translation. London: Routledge, 1992. P. 190; Hatim B., Mason I. Op. cit. P. 97.. Для средневековой переводной литературы на разговорных языках характерны, если говорить предварительно, две особенности жанровых стратегий: либо переводчик пытается имитировать на разговорном языке жанр исходного текста или исходной культуры, это попытка сделать полный перенос, использовать разговорный язык для тех понятий, которые до этого существовали в пространстве латыни Hay D. Europe in the Fouteenth and Fifteenth Centuries. London, 1966. P. 345; Chaytor H. J. From Script to Print. An Introduction to Medieval Vernacular Literature. London, 1966. P. 112-114; Vale M. Language, Politics and Society: The Uses of the Vernacular in the Later Middle Ages // The English Historical Review, 485 (120), 2005. P. 15-34.. С другой стороны, могут пытаться сформировать новые жанры или придать более высокое значение жанрам, которые в старой системе не были престижными Havely N. Literature in Italian, French and English: uses and muses of the vernacular / The New Cambridge Medieval History. Vol. VI : c. 1300-c. 1415 / Ed. M. Jones. Cambridge : Cambridge University Press, 2008. P. 257-272. P. 269-270.. Для интеллектуальной среды при дворе Карла V Мудрого этот вопрос можно интерпретировать как ставку, соответственно, на авторитетность источника, с которого делается перевод, или, наоборот, на симпатии и ожидания светского читателя.

1.2.1. Стратегия Николя Орема: перевод, комментарий, толкование

В «Прологе» к «Политике» Орем уточняет, что он не просто переводит текст Аристотеля, но и объясняет его ... ai-je cest livre, de vostre commandement de latin translatй en francoys, exposй diligeanment et mis de obscuritй en clartй souz vostre correption au bien de tous et a le honeur de Dieu » (LP 3d).. Глоссированный перевод, -- это стратегия, в основном принятая при французском дворе еще со времени Иоанна Доброго: точно так же поступает Пьер Бершер во французском переводе «Истории Рима» Тита Ливия, поясняя латинские термины на уровне грамматического и исторического комментария Tesniиre M.-H. А propos de la traduction de Tite-Live par Pierre Bersuire. Le manuscrit Oxford, Bibliothиque Bodlйienne, Rawlinson C 447 // Romania, 471-472 (118), 2000. P. 449-498.. Рауль де Прель в перевод «О граде Божьем» блаженного Августина также вкрапляет комментарии Marcotte S. La Citй de Dieu de saint Augustin traduite par Raoul de Presles (1371-1375) // Perspectives mйdiйvales, 36, 2015. URL : http://journals.openedition.org/peme/9268 (15.05.2020).. Проблема состоит в том, что в рамках средневековой литературы для такого рода текста не существует специального жанра, и Орем сочетает самые различные приемы, известные его науке, чтобы сделать возможным изложение аристотелевой доктрины: он не полагается на собственно перевод Частично его стратегии рассмотривает Сьюзан Бэббит (Babbit S. M. Op. cit. P. 11-12), однако без соотнесения с традицией жанров в средневековом комментарии.. Средневековая интеллектуальная культура располагает на тот момент широким арсеналом жанров комментария. Помимо того, что Орем регулярно указывает на параллельные места в тексте и других авторитетных источниках, он использует interpretatio (elocutio), enarratio, этимологии, expositio, exercitatio Я опираюсь на анализ жанровых особенностей средневековых комментариев, проведенный Ритой Коупленд применительно к переводу Ноткером Немецким Марциана Капеллы: Copeland R. Op. cit. P. 87-97. как необходимую часть перевода с одного языка на другой, и в избранных местах перемежает текст большими собственными трактатами, выстроенными как questiones disputatae.

Interpretatio в принципе понимается средневековыми авторами как способ перевода, истолкование отдельного слова; для Орема это совершенно необходимый инструмент, коль скоро ему приходится использовать неологизмы и прямую кальку с греческого или латыни. Например, таким образом ему приходится истолковывать значение термина калокагатия Car en grec kalocogacie signifie bon bien, et est un mot composй (LP 29b)., или использование в переводе слова pelerins Il entent par pelerins tous ceulz qui vont hors de leurs paяs pour marchander ou pour autre cause (LP 54c).. Также следуя за традицией, восходящей к Исидору Севильскому, он использует этимологии, подчас фантастические, например, объясняя название города Мегара через значение греческого mega, или «большой» En grec, mega, ce est grande. Et pour ce estoit elle nommee, pourve qu'elle estoit grande (LP 175d).. К тому же роду комментариев относится большое количество глосс, где Орем поясняет исторические материи, например, историю городов или отдельных личностей Например, о Солоне: «Solon fut un dez .vii. sages, et parloit dez avaricious ou convoiteus. Et ententent de pecunes qui ne sunt pas varies richeces» (LP 20a).. Периодически он снабжает текст более или менее пространными expositio, иногда используя внутри этих текстов более простые инструменты комментария Например, так: «In entent par monarchie le princey la ou un seul a souveraine seigneurie. Et est dit de monos, que est un, et de archos, que est prince ou princey. Et donques monarchie est princey de un seul. Et sunt .ii. monarchies, c'est assavoir royaume et tyrannie. Et donques monarchie ne est pas un princey de un seul sus tout le munde, car tel princey temporel ne est pas raisonnable ne possible, si comme il sera declarй ou .vii.e livre (LP 87d)., иногда споря с Аристотелем Il semble que il veuille dire que sans doubte contre teles excellences l'en devroit pour lez perilz eviter mettre aucun adrecement comme il est dit devant. Mes je argue au contraire ; car se aucun estoit tres excellent et aucune tele choses et non pas en vertu, mes eust communs vices, ce sembleroit injustice de lui oster de ses biens ou de le bannir sans autre demerite, ett seroit contre les droiz. <…> Et ce peut justement faire le prince de l'assentement de la multitude ou par un droit appellee epeyke dont il determine ou .xxi.e chapitre quint d'Ethiques (LP 104d-105a).. Чаще всего он использует парафразы, enarrationes, чья функция ввиду того, что это перевод, сливается с функцией interpretatio Например, таким образом: «T. Car se telz gens participoient es tres grans princeys, ce ne seroit pas chose seure pource que l'injustice ou le deffaut de justice et l'imprudence qui sunt en eulz les feroit fere choses injustes et pechier. G. Par injustice il feroient mal et oppressions a leur proceins, et par imprudence il feroient mal et pecheroient en eulz meisme en ensuiant leur concupiscences (LP 95a)..

Однако в силу того, что Орем создает перевод на разговорный язык, и сам заявляет, что следует примеру Цицерона, то такой инструмент, как exercitatio, предусматривающий разработку французского понятийного аппарата, и возрождающий, таким образом, культурно-политическое значение риторики По большей части это касается, разумеется, его работы с неологизмами; см. Taylor R. A. Op. cit.. Например, комментируя умеренность как путь сохранения политии, он пишет:

…те, кто недавно разбогател, как пишет Аристотель во второй книге «Риторики» (Рит. 1391а); ведь они все более высокомерны и обидчивы, чем остальные. Один французский поэт приводит в пример тому небольшой ручей, разлившийся широко и бурно после дождя, который не останется большой рекой ...ceulz qui sunt de nouvel enrichis, si comme dit Aristote ou secunt livre de Rhetorique [Rhet. II, 16 ; 1391a 4] ; car il sunt communelment orguelleus et injurieus plus que autres. Et a cest propos un poлte franзoys met un exemple d'un petit ruissel qui est plus large et plus roide pour un pluie que ne seroit un grant fleuve perpetuel (LP 186d-187a)..

Таким образом, Николя Орем в переводе и изложении доктрины Аристотеля не только использует все разнообразие средневекового комментаторского инструментария. Увеличение дистанции между интерпретатором и комментируемым текстом, в данном случае -- языковой, резко стимулирует работу комментатора, и последний вынужден расширять свой собственный языковой диапазон: понятийный, семантический и, наконец, риторический, что в случае Орема оборачивается не только введением в французскую лексику множества неологизмов, но и разработкой образности применительно к материи политической философии.

1.2.2. «Сон садовника»: зерцало, видение, диалог

Литературная форма «Сна садовника» так или иначе является проблематичной: ее существо ускользает от исследователей в силу целого ряда особенностей. Во-первых, с тех пор, как Карл Мюллер систематически установил компилятивный характер «Сна садовника» Mьller C. Ueber das Somnium Viridarii. Beitrag zur Geschichte der Literatur ьber Kirche und Staat in 14. Jahrhundert // Zeitschrift fьr Kirchenrecht… / hrsgb von R. Dowe. T. XIV (1877). P. 134-205. До этой работы отдельные фрагменты «Сна садовника» опознавались исследователями, но эти наблюдения не носили систематического характера: Maillane D. Les Libertez de l'Eglise gallicane. T. III. Lyon, 1771. P. 595-605 ; Laboulaye E. Йtudes sur l'ancien droit franзais. Le Songe du Vergier // Revue de lйgislation et de jurisprudence. T. III. Paris, 1841. P. 4-32 ; Hodgkin J. E. Le Songe du Vergier // L'intermйdiaire des chercheurs et curieux, 5 (1869). Col. 26-27, 666-670 ; Le songe du Vergier // L'intermйdiaire des chercheurs et curieux, 6 (1870-1873). Col. 53-56; Riezler S. Die literarischen Widersacher der Papste zur Zeit Ludwig des Baiers: ein Beitrag zur Geschichte der Ka?mpfe zwischen Staat und Kirche. Leipzig, 1874. S. 193-233., периодически авторы стараются обосновать исследовательскую ценность этого трактата Так, например, Лагард полагает политический заказ и дидактическое наполнение «Сна садовника » главным предметом интереса (Lagarde G. Le Songe du Vergier et les origines du gallicanisme… P. 4), для издательницы это полнота, энциклопедичность трактата (Schnerb-Lievre M. Introduction… P. IX-X); для современных исследователей это стратегии перевода, т. е. «Сон…» как источник по истории французского языка или политического языка (Bertrand O. Le vocabulaire… P. 21).. С другой стороны, тематическая широта, всеобъемлющий характер «Сна садовника» позволяет вписать его в традицию зерцал, specula, коренящуюся в экзегетике блаженного Августина (En. in Ps. CIII; XXX.3; Sol. II.20) Bradley R. Backgrounds of the Title Speculum in Mediaeval Literature // Speculum, 1 (29), 1954. P. 103., и тогда компилятивный характер трактата не является проблемой, потому что среди произведений, принадлежащих к этому жанру, встречаются очевидные компиляции Например, «Зерцало нравственное» (Speculum morale) Винсента из Бове; «Образ мира» (Imago Mundi) Пьера д'Альи; Духовное зерцало (Speculum Spiritualium) и (Disce Mori) Ричарда Ролла; см. Zahora T. Amending Aquinas: textual bricolage of the Speculum dominarum as an authorial strategy in the compilation Speculum morale // Cahiers de recherches mйdiйvales et humanistes. Journal of medieval and humanistic studies, 24, 2012. P. 505-524; Jones E. A. A Chapter from Richard Rolle in Two Fifteenth-Century Compilations // Leeds Studies in English, n.s. (2), 1996. P. 139-162.. Наконец, еще два жанровых аспекта «Сна садовника» позволяют вписать этот трактат в настолько широкие пласты традиции, что эта принадлежность только усложняет анализ. Так, «Сон садовника» написан в форме диалога, причем, говоря о французской, итоговой редакции, -- не в жанре disputatio: диалог священника и рыцаря во «Сне…» схоластически структурирован только внутри заимствованных фрагментов, и если смотреть в целом, дискуссия может возвращаться к одним и тем же вопросам, персонажи могут меняться позициями или оставлять без ответа иные аргументы противника; и, если традиция латинских диалогов изучена и классифицирована достаточно полно Cardelle H. C. Lateinische Dialoge 1200-1400: Literaturhistorische Studie Und Repertorium. Leiden : Brill, 2007., или светских диалогов эпохи Ренессанса Burke P. The Renaissance Dialogue // Renaissance Studies, 1 (3), 1989. P. 1-12; Heitsch D., Vallee J.-F. Printed Voices: The Renaissance Culture of Dialogue. Toronto: University of Toronto Press, 2016., то позднесредневековые диалоги на вернакулярном языке как жанр (если можно говорить о жанровом единстве вообще) изучены гораздо хуже Исключение составляет английский материал: Taavitsainen I. Dialogues in Late Medieval and Early Modern English Medical Writing / Historical Dialogue Analysis / Ed. A. H. Jucker, G. Fritz, F. Lebsanft. Amsterdam; Philadelphia, PA : J. Benjamins Pub. Co., 1999. P. 243-268.. Наконец, «Сон садовника» относится к жанру аллегорических видений, visiones, который, в свою очередь, имеет двойственное происхождение: ветхозаветное и классическое (в первую очередь -- видение политическое, «Сон Сципиона») Adnиs P. Vision / Dictionnaire de spiritualitй, fasc. CIV-CV / Ed. A. Derville, P. Lamarche, A. Solignac. Paris : Beauchesne, 1993. P. 949-1002., однако мистическая и даже оккультная сторона феномена видения остается вызовом для составителя «Сна садовника». Наконец, общей метафорой, обрамляющей текст «Сна...» является метафора сада, восходящая к «Роману о розе» и Гильому де Лоррису Quillet J. Songes et songeries dans l'art de la politique au XIV siecle // Les Йtudes Philosophiques, 3, 1975. P. 334-336.. «Сон садовника» представляет собой сочетание различных жанровых традиций, уникальным образом адекватное избранной составителем аудитории.

В жанровой констелляции, которую представляет собой трактат, стоит выделить несколько аспектов. Во-первых, то, что «Сон садовника» структурно восходит к «Сну» Джованни Леньяно, не просто уточняет историю работы составителя с источниками, но и проясняет значение избранной формы, если иметь в виду увлечение Джованни Леньяно естественной теологией (theologia naturalis) и его сочинение «О приходе Христа» (De Adventu Christi, 1375). В этом сочинении Леньяно, следуя герметической мысли Роджера Бэкона, пытается согласовать свидетельства ветхозаветных пророков, языческих прорицателей и астрологическую мысль таким образом, чтобы прочесть всю природу как божественное откровение Smoller L. A. Astrology and the Sibyls: John of Legnano's De adventu Christi and the Natural Theology of the Later Middle Ages // Science in Context, 3 (20), 2007. P. 423-450 ; Boudet J.-P. Giovanni da Legnano et la genиse de son interprйtation astrologique du Grand Schisme d'Occident // Йglise et Йtat, Йglise ou Йtat ? Les clercs et la genиse de l'Йtat moderne. Paris-Rome: Йditions de la Sorbonne, 2014. P. 347-365.. Впоследствии во Франции эта традиция получила воплощение в про-астрологических сочинениях Пьера д'Айи (1350-1420), автора трактата «Образ мира» (Imago Mundi, 1410) Smoller L. A. History, Prophecy, and the Stars: The Christian Astrology of Pierre d'Ailly, 1350-1420. Princeton: Princeton University Press, 1994.. В отношении «Сна садовника» это значит, что жанровая рамка видения этого трактата -- не просто дань литературной моде, а признак принадлежности к традиции позднесредневековой натуральной теологии.

Кроме того, составитель «Сна садовника» следует общей литературной тенденции конца XIV в. Жанр аллегорического видения как способ выражения политической программы становится очень популярен в 1360-1370-хх гг. при папском дворе в Авиньоне Blumenfeld-Kosinski R. Poets, Saints, and Visionaries of the Great Schism, 1378-1417. Pennsylvania: The Pennsylvania State University Press, 2006. P. 33-47.. «Сон садовника» не только эксплуатирует близкую к мистическим видениям литературную форму; составитель заимствует фрагменты из про-французской литературы, принадлежащей к полемике вокруг вопроса возвращения папы в Рим (сочинения Симона де Эсдена и Анселя Шокара), напрямую отсылая к авиньонским спорам вокруг возвращения папы в Рим.

В результате вряд ли можно говорить о единой жанровой принадлежности «Сна садовника»: это сочетание разных традиций, как средневекового диспута, диалога, зерцала, энциклопедии и видения. Политическая аллегория, которую рисует рассказчик в «Прологе» и «Эпилоге» трактата, является отчасти откровением, отчасти упованием и отчасти -- «серьезной игрой», которую, по выражению Жанин Кийе, «…можно расшифровать как мечту о лучшем, возможно, идеальном обществе, представимому только в универсуме сна» Quillet J. Songes et songeries… P. 339.; однако характер этой аллегории продиктован конкретной политической позицией: про-французской и про-королевской.

Таким образом, Николя Орем в глоссированном переводе «Политики» так или иначе пытается использовать стратегии научного текста, используя разнообразные жанры комментариев. Тем не менее, работая в пространстве французского языка, он может привлекать для своих целей и образность французской словесности, что, с одной стороны, расширяет его комментаторские возможности, а с другой -- развивает описательные возможности языка перевода. Составитель «Сна садовника» также работает эклектично. Во-первых, он собирает фрагменты, выстроенные изначально, как правило, в схоластическом, научном ключе; во-вторых, напротив, внешняя форма трактата отсылает скорее к мистической традиции и представляет собой сложную жанровую констелляцию, одновременно восходящую к авторитетнейшим образцам и соответствующую актуальным политическим задачам. В обоих случаях, однако, и Орем, и составитель «Сна садовника» идут путем эклектики, попытки подобрать в арсенале латинской средневековой литературы как можно больше того, что может подойти их целям.

1.3. Античные образцы

Исследователи позднесредневековой переводной литературы отмечают, что переводы на разговорные языки могут быть связаны с оформлением культурной и языковой идентичности Dearnley E. Translators and Their Prologues in Medieval England. Woodbridge, Suffolk, UK; Rochester, NY, USA: Boydell & Brewer, 2016. P. 72-77.. Причем «работать» это может различным образом: переводчик может конструировать отношения со своим патроном через референтную модель Vernacular Literary Theory from the French of Medieval England: Texts and Translations / Wogan-Browne J., Fenster Th., Russel D. W. Cambridge: D. S. Brewer, 2016. P. 89-95., или переводчик может конструировать образ читателя Ibid. P. 249-251.. Для французской позднесредневековой литературы большое значение как референтная модель приобретает античный, классический материал. Это может быть связано как с тем, что Ю. П. Малинин называет развитием «французского патриотизма» в XIV в. Малинин Ю. П. Франция в эпоху позднего средневековья. Материалы научного наследия / Сост., отв. ред. М. В. Аникиев, А. Ю. Карачинский, В. В. Шишкин. СПб.: Изд-во С.-Петерб. уни-та, 2008. C. 163-186. и неизбежно коррелирует с возникновением светского политического мышления Post G. Studies in Medieval Legal Thought: Public Law and the State 1100-1322. Princeton: Princeton University Press, 1964. P. 494-497; Strayer J. R. Laicization of French and English Society in the Thirteenth Century // Speculum, xv, 1940. P. 76-86.. Кроме того, классический идеал гражданской добродетели получает особенное развитие в светской культуре, преображаясь, со своими поправками, в доблесть рыцарскую Taylor C. Chivalry and Knithood… P. 8-9, 43-44.. На работу интеллектуалов и переводчиков при дворе Карла V Мудрого этот контекст неизбежно влияет; и они находят различные способы его использования.

1.3.1. Аристотель и Александр: imitatio Николя Орема

Фигура Александра Великого занимает значительное место в средневековой политической мысли: к ней отсылает целый ряд зерцал принцев Например, «Поликратик» Иоанна Солсберийского; «О воспитании правителя» Геральда Камбрийского; Винсент из Бове, «О воспитании благородных детей »; подробнее см. Smits E. R., Voorbij J. B., Willem J. A. Vincent of Beuvais and Alexander the Great: Studies on the Speculum Maius and Its Translations into Medieval Vernaculars. Groningen: Forsten, 1986; образ Александра используется в первую очередь как пример образованного правителя, cм. Gauller-Bougassas C. Alexander and Aristotle in the French Alexander Romances / The Medieval French Alexander / Ed. by D. Maddox, S. Sturm-Maddox. Albany : State University of New Yoork Press, 2002. P. 57-73 ; Gauller-Bougassas C. La fascination pour Alexandre le Grand dans les litteмratures europeмennes (Xe - XVIe sieМcle): 1. Turnhout: Brepols, 2014.. Во французской традиции это подкрепляется в том числе широкой романической традицией, начиная с сочинений Псевдо-Каллисфена, восходящей к тому же периоду Harf-Lancner L. Alexandre le Grand dans les romans franзais du Moyen Вge. Un hйros de la dйmesure // Mйlanges de l'Йcole franзaise de Rome. Moyen-Age, 1 (112), 2000. P. 51-63 ; Mossй Cl. La figure mythique d'Alexandre dans la France mйdiйvale (XIIe-XVe siиcles) / Dossier : Alexandre le Grand, religion et tradition. Paris-Athиnes : Йditions de l'Йcole des hautes йtudes en sciences sociales, 2003. P. 289-296 ; Ferlampin-Acher C. Alexandre et le miroir : rйflexions autour du mythe du conquйrant dans le Roman d'Alexandre en prose // Miroirs et jeux de miroirs dans la littйrature mйdiйvale / Йd. F. Pomel. Rennes : Presses universitaires de Rennes, 2003. P. 191-214.. Кроме того, при дворе Карла V Александру Великому уделяется особенное внимание в переводе Дени Фульша «Поликратика» Иоанна Солсберийского Foulechat D. Tyrans, Princes et Prкtres / Ed. Ch. Brucker. Montreal, CERES, 1987. P. 66., а в королевской библиотеке можно насчитать не только не менее шести экземпляров «Александреиды» Готье де Шатийона или «Романа об Александре» Александра Парижского (nn. 226, 1070-1074, по каталогу Леопольда Делиля), но и также несколько рукописей псевдо-аристотелевой «Тайной тайных», которая в том числе может иметь заголовок «Уроки Аристотеля Александру» (Les Enseignement de Aristote a Alixandre) (nn. 486-488 по каталогу Леопольда Делиля) Williams S. F. The Secret of Secrets: The Scholarly Career of Pseudo-Arestotelian Text in the Latin Middle Ages. Ann Arbor: University of Michigan Press, 2006.. «Николя Орем, впрочем, опирается в первую очередь на комментарии к «Никомаховой Этике» Аристотеля Евстратия Никейского (1050-1120), включенные Роберто Гроссетеста в перевод I и IV книг Бармин А. В., Лобовикова К. И. Евстратий // Православная энциклопедия, 17. С. 331-333. URL: http://www.pravenc.ru/text/187515.html (01.05.2020); Eustratius, Aspasius, and Michael. The Greek Commentaries on the Nicomachean Ethics of Aristotle: In the Latin Translation of Robert Grosseteste, Bishop of Lincoln (1253) / Ed. H. P. F. Mercken. Leiden : Brill, 1973. P. 5-14.. Кроме того, он ссылается на анонимное греческое жизнеописание Аристотеля De Vita Aristotelis, анонимно переведенное на латынь в XIII в. De vita Aristotelis / Aristotelis fragmenta / Coll. V. Rose. P. 442-450.