Интеллектуалы при дворе Карла V Мудрого: политическая мысль и стратегии письма

Трактат Цицерона De re publica, или «О государстве» в русском переводе не был известен в Средние века за исключением последней книги, «Сна Сципиона», распространившегося в «Комментарии на “Сон Сципиона”» Макробия как космографическое сочинение. Тем не менее, отдельные фрагменты из De re publica были известны в передаче блаженного Августина, Лактанция и Амвросия Colish M. L. The Stoic Tradition from Antiquity to the Early Middle Ages: Vol. I. Leiden: Brill, 1990. P. 156-157.. Согласно трактовке Цицерона, «республика -- это достояние народа», а народ, в свою очередь, -- «соединение многих людей, связанных между собою согласием в вопросах права и общностью интересов …res publica res populi, populus autem non omnis hominum coetus quoquo modo congregatus, sed coetus multitudinis iuris consensu et utilitatis communione sociatus (De Re Publica, I, 39).», и эти определения цитируются в тексте Августина Qua quaestione, quantum satis uisum est, pertractata Scipio ad intermissa reuertitur recolitque suam atque commendat breuem rei publicae definitionem, qua dixerat eam esse rem populi. Populum autem non omnem coetum multitudinis, sed coetum iuris consensu et utilitatis communione sociatum esse determinat (De civ. D. II.21).. Понятие права здесь оказывается центральным, потому как где нет справедливости, нет и истинного народа, и нет истинной республики, как для Цицерона, так и для Августина. Орем игнорирует точку зрения Августина, согласно которому, настоящая справедливость возможна только в сообществе верующих, и потому настоящая республика -- это церковь vera autem iustitia non est nisi in ea re publica, cuius conditor rectorque Christus est, si et ipsam rem publicam placet dicere, quoniam eam rem populi esse negare non possumus (De civ. D. II.21)., и встраивает понятие цицероновской республики в терминологический аппарат Аристотеля, отождествляя ее буквально с высшим благом, которое является целевой причиной существования любой хорошей политии, таким образом нивелируя и правовой аспект этого понятия, и статус понятия «народ».

В центре политической науки для Орема стоит не полития, и не республика, а понятие citй. Определение Аристотеля политии как «совокупности граждан, достаточной, вообще говоря, для самодовлеющего существования» в Пол. 1275b20-22 Орем комментирует сугубо парафразом и этимологически поясняет слово autarchie (LP 75b-c). Более подробно это понятие он анализирует в длинном комментарии к Пол. 1276а10. Так, Орем выделяет пять смыслов слова citй. Во-первых, в вульгарном смысле это «город, где есть епископ» Et premierement, ce que aucuns dient que toute ville ou il a evesque est citй et autre non, ce est une determinacion ou description vulgal et qui ne est point a propos (LP 78a-b)., -- Орем отметает это определение как не относящееся к политической науке. Во-вторых, citй -- это «большое количество домов или жилищ, расположенных рядом в одном месте …une grande multitude de hostelz ou habitacions qui sunt proceines ou ensemble en un lieu (LP 78b).», -- и это буквалистски территориальное определение не подходит Орему, потому что это как «…сказать, что комната Парламента -- это Парламент Et ceste significacion est improper, aussi comme qui diroit que la chamber de Parlement est Parlement (LP 78b).». Вышеупомянутое определение Аристотеля Орему также не подходит, потому что «такое город называется единым не на основании места или людей, а на основании ограничения политии Item, citй est dicte plus proprement des hommes, et pour ce, il fu dit ou premier chapitre que citй est une multitude de citoiens par soy souffisante. Et tele citй est dicte une, non pas pour le lieu ne pour les gens, mes pour limite de la policie (LP 78b).». В результате Орем выводит два определения:

…городом может называться множество граждан, обитающих в одном месте или одном городе <…>. Также каждое множество граждан, управляемое политией и правителями или правителем, может называться городом, потому что полития, -- это форма города, делающая его единым, как сказано. В этом смысле все королевство или страна -- это одно большое государство, которое содержит множество государств-частей Apres je di que selon la proper significacion dessus mise, citй peut estre dicte d'une multitude de citoiens jhabitans en un lieu et une citй, a prendre citй selon la premiere significacion. Et selon ce dit l'en que Paris est une citй, Rouen est une autre citй, etc. Item, chescune ultitude de citoiens qui se gouverne par une policie et par uns princes ou par un prince peut estre appellee citй ; car policie est la forme de la citй et qui la fait une, comme dit est. Et en ceste maniere, tout un royalme ou un paпs est une grande citй, qui contient pluseurs citйs partiales (LP 78c)..

Орем учитывает сразу несколько традиций. Это позволяет ему описать государство в его представлении с различных сторон. Во-первых, государство состоит из множества граждан; во-вторых, государство как целостность определяется его формой, -- политией, или режимом; в-третьих, государство существует на определенной территории, в конкретной стране (paпs). В результате в трактовке Орема совершенно игнорируется цицероно-августинианская традиция определять политический порядок через понятие народа (populus / peuple), -- это «множество людей», в стиле Фомы Аквинского Marey A. V. Op. cit. P. 170-173., а понятие respublica / la chose publique определяется эквивалентом не политии, -- формы государства, а общего блага, т. е. целевой причиной существования любого государства на сколь угодно большой территории. В таком ключе французское королевство или римская империя не являются сами chose publique, и тем более не являются достоянием никакого народа, но лишь могут быть описаны через сохранение или достижение общего блага.

3.3.2. «Сон садовника»: французское королевство

В тексте «Сна садовника» нельзя проследить единой, последовательной и эксплицитной концептуализации понятия политической общности, как и остальных других, в силу компилятивного характера текста. Образ французского королевства, который выстраивается составителем и переводчиком трактата, складывается из целого ряда черт: одни восходят к оригинальным текстам, фрагменты которых заимствованы в трактате, другие обязаны особенностям стратегии перевода, третьи возникают в результате компоновки различных источников.

В «Сне садовника» заимствуются тексты из прокоролевской публицистики эпохи противостояния Филиппа IV и Бонифация VIII, такие, как «Спор между священником и рыцарем» (SdV.I.I-XXVI), фрагментами из сочинений легиста Пьера де Куньера (1297-1345) и «Вопрос о власти папы», последний в особенно крупном объеме (SdV.I.XXXVIII-XLVI; LX; LXVI; LXXII; XCIII-XCV; XCIV-CI; CIV-CXIV; II.XIX; XLIII; LXXII-LXXX; LXXXII; LXXXIV; LXXXVI; LXXXVIII; XC; XCII; XCVI; XCVIII; C; CII; CXXVI). Понятие respublica используется в этих текстах для обозначения французского королевства как самодовлеющей политической общности. При переводе эти употребления получают резкое прото-национальное прочтение, и la chose publique во французском тексте «Сна садовника» уже становится в один ряд с понятиями «народ» (le peuple) и «страна» (le pays) Подробнее о динамике значений в процессе перевода этих фрагментов см. Пономарева М. «Patria» и «respublica» во французской политической публицистике XIV в. // Философия. Журнал Высшей школы экономики, 3 (2), 2018. С. 29-65.. И, наконец, в переводе эти фрагменты сочетаются с сочинениями комментаторов, как уже было показано на примере Ольдрадо да Понте, и обретают риторическое обрамление, что в результате придает всему сочинению светский пропагандистский характер.

Так, французское королевство в изображении «Сна садовника» состоит из священников, феодалов, легистов и философов. Первые две категории -- основные для дискуссии священника и рыцаря, поскольку они составляют ту самую материю политического пространства, где претворяется, с одной стороны, власть духовная, -- власть папы, или власть светская -- императора или короля. Последние две категории в данном вопросе не играют роли, потому что вводятся переводчиком в полемических целях, как было показано выше. Когда составитель «Сна садовника» закладывает в самое начало трактата «Спор между священником и рыцарем», он показывает, что французское королевство, -- это в первую очередь пространство юрисдикции и французского короля, которая касается и священников тоже. Так, рыцарь говорит:

…так же, как я могу требовать и взимать любую причитающуюся мне подати и годовую ренту, так и король Франции в своем королевстве по тому же праву может собирать надлежащие средства для защиты своей страны и своего народа в час нужды и войны; ему это дано на естественном основании, дабы все королевство (la chose publique) и каждая его часть (partie de la chose publique) пребывала под этой защитой ...ainsi conme je puis aucune rente ou cens annuel, qui me seroit deь, demander et exiger par paraille voye, le roy de France en son royaume, pour deffendre son paпs et son pueple, puest, en temps de necessitй et de guerre, lever aides convenable ; et ce luy est autroпй, selon raison naturele, afin que la chose publique, et chascune partie de la chose puplique, jousse de ceste deffence (SdV.I. XXXII.1)..

С одной стороны, таким образом, понятие la chose publique в тексте «Сна садовника» сливается с понятием королевства как пространства королевской власти, предстояния и заботы, -- как минимум потому, что оно дробно, переводчик полагает стоящий за этим понятием объект либо целым, либо частичным. С другой стороны, это понятие очень тесно сопряжено с понятием необходимости и общего блага Se nous disowns que, aussi justement sont lez possessions de la chose publique tenues et obliges, pour le bien commun et la chose publique garantir et sauver… ( SdV.I. XXXII.2).. В этой системе король, заботясь о chose publique, одновременно исходит из необходимости, выраженной как в радикально телесном ключе (речь идет о войне), так и в религиозном (материальная сохранность королевства обеспечивает отправление культа Так, рыцарь обращается к священнику: « Et ainsi, fausement et deloyaument, vous decevйs lez mors et lez viz; lez mors qui son ten la charte de Purgatoire, qui esperent et attendent estre delivers par voz suffrages, par voz bones prieres et oraisons (SdV.I.XXII.2).). Однако, с другой стороны, понятие la chose publique также тесно связано с понятием общего блага, bien commun, которое, рядом с la chose publique, является предметом заботы и стремления короля и добрых рыцарей (в противоположность благу частному) Lez bons chevalliers saloient jurer la chose publique deffendre et garder et que jamйs en bataille ne furoient, mez le profit de la chose publique et le bien commun ilz aroient plus chier que leur propre vie, et s'apelloient filz de Saint Yglise, et partoient l'espee, par la foy et Saint Yglise deffendre et asaucer, et pout lez povres, lez voevez et pupilles et tout le paпs garder d'oppressions et deffendre (SdV.I.III.5)..

В мышлении о сущности политической общности и Орем, и составитель «Сна садовника» опираются сразу на множество традиций. Французское la chose publique -- способ передачи латинского respublica -- отождествляется у Орема напрямую с понятием общего блага, а политическая общность обозначается словом citй, определенным территориально и через политическую форму. Территориальный фактор, впрочем, -- единственное, что объединяет в данном случае мышление Орема и картину, рисуемую в «Сне садовника»: в последней la chose publique отождествляется с понятием королевства как пространства королевской юрисдикции и предмета королевской заботы, -- наравне с общим благом, народом и страной.

3.4. Правитель

Для политической мысли средневековья центральным понятием является власть правителя, или же сам правитель: церковный правитель, папа как наместник Бога на земле; король как Христос по помазанию; император, не связанный законами, французский король, зависимый или независимый. Во французском политическом мышлении второй половины XIV в. необходимо различать несколько уровней представления о королевской власти, соответствующих тому или иному стилю мышления и способу письма. Так, в первую очередь французский монарх существует в рамках картины т. н. «королевской религии»: его власть освящена целым рядом знамений, набором реликвий и обладает чудесными свойствами Цатурова С. К. Карл Великий и «королевская религия» во Франции XIV-XV вв. // Карл Великий: реалии и мифы / Ред. А. А. Сванидзе. М., 2001. C. 189-209 ; Guйry A. Le roi est Dieu, le roi et Dieu / L'йtat ou le roi : les fondations de la modernitй monarchique en France, XIV-XVII siиcles / Ed. N. Bulst, R. Descimon, A. Guerreau. Paris: Maison des Sciences de l'Homme, 1996. P. 27-47 ; Блок М. Указ. соч.; Польская С. А. Христианнейший король: образы власти в репрезентативных стратегиях французской монархии (IX-XV вв.) М.-СПб. : Центр гуманитарных инициатив, 2017., -- эта сторона образа королевской власти реализуется в первую очередь в символических программах, -- здесь можно упомянуть «Трактат о посвящении» Жана Голена, также придворного интеллектуала Карла V Мудрого Gerwing M. Jean Golein // Lexikon des Mittelalters / йd. R. H. Bautier et al., Mьnchen et Zьrich, Artemis. T. 4, 1989. S. 1552-1553; Jackson R. A. The «Traite du Sacre» of Jean Golein // Proceedings of the American Philosophical Society, Vol. 4 (113). 1969. P. 305-324.. Далее, существует богословская схоластическая традиция, которая обращается к вопросу королевской власти начиная с середины XIII в. на материале переводов из Аристотеля Carlyle R. W., Carlyle A. J. A History of Medieval Political Theory in the West. Vol. V: Political Theory of the Thirteenth Century. Edinburgh; London: William Blackwood & Sons Ltd., 1950. P. 25-35; Nederman C. J. The Meaning of `Aristotelianism' in Medieval Moral and Political Thought // Journal of the History of Ideas, vol. 57, no. 4, 1996. P. 563-585., -- к этой традиции так или иначе принадлежит Николя Орем. И, наконец, существует королевская власть как проблема правовой науки, -- в этом пласте не только наследуется легистская литература эпохи Филиппа IV и Бонифация VIII, но и заимствуются положения цивильного права и концептуальные инновации постглоссаторов, и применяются к французскому королевству Krynen J. Most Christian King. A Medieval Theme at the Roots of French Absolutism // History and Anthropology, 4, 1989. P. 79-96 ; Bossuat A. La formule : « le roi est empereur dans son royaume ». Son emploi au XVe siиcle devant le Parlement de Paris, dans Revue historique de droit franзais et йtranger, XXXIX, 1961. P. 371-381; Carlyle R. W., Carlyle A. J. A History of Medieval Political Theory in the West. Vol. VI. London, 1950. P. 15, 19-20 ; Riviиre J. Sur l'origine de la formule juridique : « Rex imperator in regno suo » // Revue des sciences religieuses. Т. 4. №. 4 (1924). P. 580-586; Хачатурян Н. А. « Король -- император в своем королевстве »…; Ullmann W. The Development of Medieval Idea of Sovereignity // English Historcal Review, 64, 1949. P. 1-33., что также находит отражение в «Сне садовника».

2.1.1. «Сон садовника»: программа королевской религии

Как и в случае политико-правовых и философских теорий, «Сон садовника» не представляет последовательной и унифицированной программы королевской власти: ее черты разбросаны по трактату, заимствуются из различных источников или же принадлежат переводчику. Самым полным, однако, фрагментом, является SdV.I.LXXIII-XCII, посвященный вопросам коронации и королевского посвящения, частично заимствованные из Уильяма Оккама, но с большими адаптациями и добавлениями. Для составителя «Сна садовника» в полемической ситуации очень важно подчеркнуть то, что французский король получает свою власть не благодаря коронации, помазанию и посвящению в целом, как санкционированную Церковью: что вся сакральная атрибутика французской королевской власти происходит напрямую от власти божественной, но при этом не санкционирует саму по себе власть королевскую.

Французский король не получает свою власть и божественную благодать через церемонию посвящения, так как (1) посвящение и коронация введены человеческим установлением, а не божественным Par lez sacramens seulement qui sont establiz et instituйs de l'ordenance de Dieu, aucun si reзoit la grace du don du Saint Espirit, et non mie par lez sacremens qui sont establiz par ordenance himaine (SdV.LXXX.1).; (2) ветхозаветные помазания не обеспечивали благодати Святого Духа …par l'unction qui se faiset ou Vieil testament, nul ne recevet aucune grace du don du Saint Espirit (SdV.LXXX.2).. Целительную способность французский король получает особым, непознаваемым образом от Бога и Святого Духа Et a ce que vous dittes que le roy de France a grace de guerir dez escouelles, je vous respons que il n'a pas celle puissance pour l'unction ou la consecracion royal, mez il a ceste grace pour aucun aultre don de Dieu et du Saint Espirit, lequel nous ignorons et lequel ne puet estre seь de honme humain (SdV.LXXX.6).. В данном случае примечателен фрагмент, в котором показано, зачем нужно в принципе в свете такой аргументации королевское посвящение:

…король <…> помазывается, посвящается и коронуется, и это вершится в честь Господа и для пользы его народа. Если он в милости <Божьей>, то он получает благодать, и она возрастает от Духа Святого. Однако никакой особой благодати в результате помазания он не получает: но по собственному доброму намерению и умыслу он может получить от помазания духовную пользу, как во всех других телесных торжествах, как при торжестве, когда производят в рыцари, торжестве интронизации епископа, торжестве, когда производят в магистры на ином факультете, -- они могут принести духовную пользу, если проводятся в честь Господа, а не из тщеславия Nous pouvons donques conclurre que, ja soit ce que un Roy, par bon entencion et propos, soit oynt, consecrй et couronй, et que ce soit fait a l'oneur de Dieu et au profit de son pueple, se il est en charitй il reзoit grace et acroissement de grace du Saint Espirit ; toutevoys il ne reзoit par aucune especial grace pour cause de l'unction ; mez pour la bone entencion et propos que il a, il luy puet profiter espirituelement, ainssi que toutes aultres sollempnoitйs corporelles, conme est la sollempnitй qui se fait en la creacion d'un chevalier, la sollempnitй de entronizer un eveques, la sollempnitй de faire un maistre en aucune facultй, si puent profiter espirituellement, se elles sont receьs a l'oneur de Dieu, sanz aucune vanitй (SdV.LXXX.7)..

Понятие grace special, gratia specialis, -- это один из типов благодати, выделенных Бонавентурой в комментариях к «Сентенциям» Петра Ломбардского Bonaventure of Bagnoregio, Commentaria in Quatuor Libros Sententiarum Magistri Petri Lombardi // Doctoris Seraphici S. Bonaventurae Opera Omnia, vol. 2 / ed. Fathers of the Collegium S. Bonaventurae. Quaracchi: Collegium S. Bonaventurae, 1885. P. 545a.. Согласно этой системе существует четыре типа благодати как способов познания Бога: верой -- через общую благодать (gratia communis), созерцанием -- через возвышенную благодать (gratia excellens), в явлении --через особую благодать (gratia specialis), и в видении -- в совершенной славе (gloria consummanta). Особая благодать позволяет видеть Бога в телесном образе, и Бонавентура приводит в пример явление Святого Духа в образе голубки Aut est praesens mihi in signo proprio ; et sic est apparitio, sicut apparuit Deus Abrahae in subiecta creatura, quae ipsum Deum figurabat, et sicut Spiritus Sanctus apparuit in columbae (Ibid.).. В оригинальном тексте Оккама это понятие, однако, отсутствует, тот говорит только в принципе о благодати Tenet igitur ista opinio quod, quamvis ex bona intentione et proposito, quo rex unctus, consecratus et coronatus intendit ista suscipere ad honorem Dei et ad utilitatem populi sibi subiecti, si est in caritate, gratiam vel augmentum gratiae mereatur, tamen ista non habent specialiter conferre aliquod donum spirituale, sed propter bonam intentionem prodesse possunt etiam spiritualiter : quemadmodum omnes sollemnitates, etiam corporales, quae fiunt circa novos milites, nuptias, bella, intronizationes praelatorum et etiam saecularium potestatum, circa magistros quando magistrantur et circa quaecunque alia, quae cum sollemnitate fiunt, prodesse possunt etiam spiritualiter, si absque permixtione vanitatis, dissolutionis et nequitiae fiant cum debitis circumstantiis ad honorem Dei et ut talia, quae laudabilia et utilia et necessaria sunt censenda, in devotione et veneratione debita habeantur (OQ 9).. Тем не менее, такая замена и представление короля визионером смотрится логично, потому что в конце этой главы переводчик (составитель) «Сна садовника» делает авторскую вставку, которая не восходит к Оккаму, и где специальным образом говорится о французском короле:

Так как среди всех королей он помазывается самым чудесным и особенным образом, то он, по сравнению с ними, получает через это помазание особенный дар и благодать Духа Святого. Ведь он помазывается из Священной Стеклянницы, которая была прислана Ангелом Небесным, из чего следует, что короли Франции помазывается не только по человеческому порядку, но помазываются, посвящаются и коронуются постановлением Отца, Сына и Святого Духа Car, ainssi que il est plus merveilleusementt oynt et plus especialment que nul aultre Roy, c'est chose vraysamblable que, devant tout aultre, il receve par celle unccion especial don et grace du Saint Espirit. Car il est oynt de la Saincte Ampoule, laquelle fust envoпee par l'Angre du Ciel, par quoy il appiert que lez roys de France ne sont pas oyns seulement par ordenance humaine, mez sont oyns, consecйs et couronnйs par l'ordenance du Pиre, du Filz et du Saint Espirit (SdV.LXXX.8)..

Составитель «Сна садовника» отсылает к одной из важнейших реликвий, задействованных в церемонии посвящения французских королей -- реймсскому Священному Сосуду с елеем, который, по легенде, принесла голубка святому Ремигию для помазания Хлодвига I Блок М. Указ. соч. С. 223-226.. Таким образом, он не просто «иначе расставляет акценты» в аргументации, заимствованной из Уильяма Оккама Там же. С. 326-328.. Первоначально составитель отрицает значение церемонии посвящения для становления королевской власти, и таким образом вводит в систему рассуждания «пользу народа», profit de son peuple, восходящую к utilitas populi Оккама. Однако затем он возвращает французскому королю сакральную атрибутику его королевской власти, -- но теперь она уже полностью выведена из пределов церкви и напрямую связывает божественное провидение с французским королем и его народом.

2.1.2. Николя Орем: наследственная монархия как гарант политической идентичности

Николя Орем, комментируя перевод «Политики» Аристотеля, привносит в французскую политическую мысль о королевской власти несколько важных новшеств. Во-первых, основываясь на аристотелевском разделении видов монархической власти на власть, основанную на законах, и власть, идентичную власти домохозяина (Пол. 1285b35), Орем в целом разделяет внутри понятия princey (лат. principatus), власть, princey politique и seigneurie, хотя не всегда последователен в словоупотреблениях Babbit S. Op. cit. P. 61-62.. Если princey politique -- это политическая власть, основанная на добродетели, то seigneurie -- это власть, основанная на владении, господство. Так как Аристотель относит власть, основанную на владении, в первую очередь к сфере экономической, то для Орема, соответственно, идеальная монархическая власть не должна пересекаться с понятием seigneurie, которое более подходит для описания власти абсолютной, для описания отношений господина и раба (LP 28a), или для описания отношений души и тела:

Деспотическая власть, -- это власть господина над рабом, потому что по-гречески деспот -- это господин вещи, про которую он может сказать: «Это мое», а о политической власти он (Аристотель. -- М. П.) говорил в первой главе. Эти две власти, присущие политической общности, равным образом присутствуют в человеке Ces .ii. princeys furent toucheys ou premier chapitre. Et princey despotiaque est du seigneur sus son serf, car en grec despotes, ce est seigneur de la chose de laquelle il peut dire, `C'est mien,' et de princey politique il fu dit ou premier chapitre. Et ces .ii. princeys qui sunt proprement en communitй politique, il sont en un homme par similitude. <…> Car aussi comme le serf, en ce qu'il peut faire, est du tout en obeпssance du seigneur et ne peut resister ne contrarier, semblablement est le corps et les membres ou resgart de l'ame (LP 12a)..

Так, в длинной глоссе, где он объясняет, почему царство Израиля не было истинной монархией по Аристотелю, он пишет, в числе прочего, что, во-первых, «…в настоящем царстве подданные являются гражданами и свободны, а не рабы …en vray royalme les subjecs sunt citoiens et frans, non pas sers, si comme il appert par toute ceste science. Et l'Escripture dit que tous les filz dIzrael seroient sers a tel roy (LP 109c).»; во-вторых, для в настоящем царстве отношения собственности выведены за пределы отношений политических: «Настоящий царь самостоятелен, он не нуждается в богатствах своих подданных для того, чтобы поддерживать свой дом и свое доброе положение» …vray roy est par soy suffisant sans ce qu'il ait mestier des biens de ses subjйs, mesmement quant a tenir son hostel et son bon estat (LP 109d). Политическая власть, в свою очередь, -- это власть, не базирующаяся на владении, а власть, которая «…распространяется на большое множество или сообщество согласно обычаям и законам страны …princey royal est souveraine et princey politique est sous princey royal, sus une citй ou paпs, et est selon les coustumes et les lais du paпs (LP 5a-b).».

Второй момент, предлагаемый Оремом, напрямую связан с первым, но носит более новаторский характер на фоне Аристотеля: Орем обосновывает преимущество наследственной монархии при помощи понятийного аппарата светской политической науки. Когда Аристотель критикует карфагенское политическое устройство как отклоняющееся в пользу олигархии (Пол. 1272b), Орем пишет глоссу, в которой в первый раз обращается к проблеме выборной монархии. Он ссылается на комментарий Фомы Аквинского, согласно которому избранный для царства род должен сам обладать добродетелью (Comm. in Pol. II.16 n. 3), а также спорит со сторонниками выборной монархии, -- за чем Жак Кринен усматривает полемику с Винсентом из Бове и Жаном Буриданом Krynen J. Les lйgistes « idiots politiques »… P. 178.. В первую очередь Орем подчеркивает, что королевство:

…не подобно частному владению или семейной ренте, а является достоинством, сеньорией и почестью, которая требует умения управлять <им> и хранить общее благо народа ... .i. royaulme ne est pas comme une possession proper seroit ou une rente familiar, mes est dignitй et une seigneurie et honnorabletй qui requiert industrie de gouverner et garder le bien commun du peuple (LP 65d)..

Тем не менее, для Орема предпочтительна наследственная модель. Разбирая ниже в длинном questio аргументы за и против выборной монархии (LP 113a-117c), он говорит, что, во-первых, по словам Аристотеля, каждый заботится о своем более, чем о чужом …chescun met plus grant diligence et plus grant peine a garder, emmender ou acroistre ce qu'est sien propre que ce qui ne est pas si propre (LP 113d).; что наследование власти является гарантом справедливости, потому что не дает правителю бояться за своих наследников …le nouvel esleu ne oseroit pas si bien faire justice en punisant les grans du royalme, car il doubteroit que celuz que il avroit courciйs ne grevassent ses hers apres sa mort, car il ne avroit grant puissance (LP 113d).; что смена правителя и законов ослабляет почтение к ним, опираясь на аргументацию Аристотеля против частой смены закона …mutation de prince et des lays est cause se debiliter et affeiblir la reverence qui leur est deue et l'auctoritй que il doivent avoir, si comme il fud it de mutation de lays (LP 113d).; что король, унаследовавший свою власть, по сравнению с избранным вряд ли будет обогащаться за счет общественных богатств …chescun pиre naturelement pense que ses filz seront faiz riches et donques seroit doubte que le roy esleu ne enrichist les siens des facaultйs publiques au domage du bien commun afin qu'il ne fussent povres apres sa mort (LP 114a).. Наконец, он приводит аргумент, основанный на понятии единства. Преходящая, смертная человеческая природа преодолевается в наследовании Or et ainsi que apres unite de personne mortele qui ne peut tousjours durer, l'en ne peut faire continuation par plus grande unite que par celle qui est en succession de pere a filz (LP 114c)., Орем цитирует Писание: «Умер отец его -- и как будто не умирал, ибо оставил по себе подобного себе» (Сирах. 30: 4). Это единство объединяет не просто избранный род, -- через обычаи и законы страны, которой правит этот род, они связывают всю политическую общность в исторически-культурном и природном ландшафте. В результате Орем высказывается за наследование власти внутри избранного рода, и говорит:

Но такое преемство в избранном роде не должно проходить по общим законам частных родов, потому что как род бы изначально избран или принят из-за своего превосходства, так же в таком преемстве должно сохраняться превосходство и качества, подходящие и полезные для народа настолько, насколько это возможно Mes ceste succession de lignage esleu ne doit pas proceder selon les lays communes des privйs lignages, car aussi comme le lignage fu ou commencement esleu ou acceptй pour son excellence, semblablement l'en doit garder en ceste succession excellence et condicions acceptables et profictables au peuple en tant comme il est possible (LP 115d)..

Избрание правящего рода совершается или совершилось лучшей частью общности и сохраняется согласно обычаям и писаным законам. Для Орема основанием это права служит право естественное Он детально описывает правила престолонаследия, которые: «…sunt roceines a droit naturel» (LP 116c)., связывающее политическую общность языком общения и определяющее ее стремление к единству и общему благу в рамках законов, которые соответствуют обычаям и нравам, определенным сочетанием природных факторов.

2.1.3. Princeps legibus solutus: тиран или суверен?

Ключевое теоретическое расхождение между программами Николя Орема и королевских легистов содержится, в конечном итоге, в понимании природы отношения королевской власти и закона. Эта проблема, -- проблема тиранической власти, то есть, согласно доктрине Аристотеля, Цицерона, Августина и дальнейшей средневековой политической традиции, -- дурной противоположности власти королевской. Однако различная трактовка понятий, обладающих безусловным авторитетом, таких, как: естественный / божественный закон, общее благо, la chose publique, необходимость, определяет глубоко различные понимания монархической власти в «Сне садовника» и в комментарии Николя Орема.

В истории политической мысли представление о полноте власти (plenitudo potestatis) правителя, который сам по себе является живым законом, lex animata, восходит с одной стороны к канонистам и богословам начала XIII в., апологетам папской власти Wilks M. J. The problem of sovereignty in the later Middle Ages. Cambridge, 1964. P. 151-166; Muldoon J. Auctoritas, Potestas and World Order / Plenitude of Power: The Doctrines and Exercise of Authority in the Middle Ages: Essays in Memory of Robert Louis Benson / Ed. by R. S. Figueira. Farnham, 2007; McCready W. D. Papal Plenitudo Potestatis and the Source of Temporal Authority in Late Medieval Papal Hierocratic Theory // Speculum, 4 (48), 1973. P. 654-674; Ullmann W. The Medieval Idea of Sovereignty…. С другой стороны, сугубо на материале римского права идея об абсолютной юрисдикции правителя разрабатывается цивилистами, и здесь центральным является несколько мест, loci, из Свода Юстиниана: «То, что решил принцепс, имеет силу закона, так как народ посредством царского закона, принятого по поводу высшей власти принцепса, предоставил принцепсу всю свою высшую власть и мощь Quod principi placuit, legis habet vigorem: utpote cum lege regia, quae de imperio eius lata est, populus ei et in eum omne suum imperium et potestatem conferat (D.1.4.1 (Ulp., 1 Inst.).», а также «Принцепс свободен от действия законов Princeps legibus solutus est (D.1.3.31 (Ulp., 13 ad l. Iul. et Pap.).». Стратегии применения и комментирования этого фрагмента развиваются в различных направлениях: так, например, среди юристов обсуждается сама природа передачи такой власти народом правителю Lee D. The Lex Regia: The Theory of Popular Sovereignty in the Roman Law Tradition // Popular Sovereignty in Early Modern Constitutional Thought. Oxford; New York: Oxford University Press, 2016. P. 26-51., Бартоло де Сассоферрато разрабатывает доктрину civitas sibi princeps Maiolo F. Medieval Sovereignty: Marsilius of Padua and Bartolus of Saxoferrato. Delft, 2007. P. 231-267., или ставится вопрос о независимости такой власти, как основанной на цивильном праве, например, в рассмотренном выше неаполитанском аргументе, транслируемом в «Сне садовника» в фрагменте из Ольдрадо да Понте (SdV.I.XXXVI).

В «Сне садовника», впрочем, концепция абсолютной власти монарха как свободного от действия законов и чье решение само по себе творит закон, дополняется сугубо французской правовой традицией. Речь идет о правовой максиме «король является императором в своем королевстве» (rex imperator in regno suo), восходящей к фразе из декреталии папы Иннокентия III Per venerabilem (1202 г.): «Тогда как сам король в светской <власти> никого не признает над собой… Insuper quum rex ipse superiorem in temporalibus minime recognoscat… (X.4.17.13).». Эта декреталия изначально адресована Гуилему VIII, сеньору Монпелье, -- папа отказался признать законными его бастардов, сославшись на власть короля Tierney B. «Tria Quippe Distinguit Iudicia…» A Note on Innocent III's Decretal Per Venerabilem // Speculum, 1(37). 1962. P. 48-59 ; Riviиre J. Sur l'origine de la formule juridique : « Rex imperator in regno suo » // Revue des sciences religieuses, 4 (4), 1924. P. 580-586; Хачатурян Н. А. «Король -- император в своем королевстве» … ; Малинин Ю. П. Указ. соч. С. 229.. Однако в дальнейшем эта формулировка широко использовалась французскими легистами в прокоролевской полемике уже в виде «французский король является императором в своем королевстве» (rex Franciae princeps est in regno suo). В частности, эта стратегия аргументции используется в «Споре между священником и рыцарем», и, соответственно, попадает в первые главы «Сна садовника»:

И как император может во владениях своей империи издавать законы и постановления, ограничивающие их, добавлять к указанным законам либо смягчать их, либо вовсе отзывать и отменять, так и король может издавать законы и совершенно новые постановления среди своих подданных Et ainsi conme l'Impereur puet, sur ceulx de son Empyre faire loys et constitucions qui lez lient et adjouter aux dittes loys, ou lez diminusier, ou en tout revoquier et rappeller, ainssi le Roy puet faire loys ou constitucions toutes novellez entre sez subjйs (SdV.I.XXXVI.49)..

Кроме того, именно в таком виде эта идея появляется в Ордонансе Карла V от 8 мая 1372 г. Ordonnances des roys de France de la troisieМme race recueillies par ordre chronologique / Йd. D.-F. Secousse. T. 5. Paris, P. 477-480., направленном, в числе прочих, на фактическое сохранение французской власти на территориях, сданных англичанам по договору в Бретиньи Lavisse E. Etude sur le pouvoir royal au temps de Charles V. Paris, 1884. P. 244; Babbitt S. M. Op. cit. P. 43-44.. Фрагменты из этого ордонанса заимствуется в «Сне садовника» в SdV.II.CCLI. Лишь частично, таким образом, эта глава восходит к латинскому оригинальному фрагменту, чей автор не установлен; большая ее часть восходит к французскому ордонансу. Так, королю принадлежит право судить об оскорблении величия (lese majestй), карать фальшивомонетчиков, а также лишь король может списывать долги (текст опирается на C.7.39.6). В конечном итоге:

…королю принадлежит высшая власть и последнее слово во всем его королевстве, и настолько, что он не может ни даровать эту власть, ни передать ее или иным образом уступить, и не может никак отчуждать ее, потому что эта власть и последнее слово связаны с короной таким образом, что не могут быть от нее отделены, потому что они составляют достоинство короны Derechief, au Roy appartient la souverainetй et le darrenier resort en tout son royaume et en tant que il ne pourret mie celle souverainetй donner, transporter ou aultrement aliener, ne si n'y puet aucunement renuncier, car celle souverainetй et darrenier resort, si sont si et par telle maniere conjoins et anexйs a la couronne que ilz ne puent de luy estre separйs, car ce sont lez plus principales nobletйs de la couronne (SdV.II.CCLI.14)..

Со своей стороны, для Николя Орема добрый монарх как раз подчинен закону и ни в коем случае не может сам по себе быть его источником. Именно этот тезис легистов делает их предметом острой критики Орема, как было показано выше; он даже упоминает формулировку princeps legibus solutus как пример порочного мышления, ведущего королевство к тирании Item, par la fausse opinion et malvese suggestion de telz adulateurs et flateurs ont estй faites ou temps passй aucunes lays lesquelles attribuent as prince qu'il sunt pardesus les lays : Et quia princeps est solutus legibus, et quia principi placuit, legis habet vigorem. Laquelle chose est contre la doctrine de ceste science en plusieurs lieus (LP 202a).. Для Николя Орема это принципиально: чем больше решений принимается не согласно букве закона, а волей правителя, тем ближе тирания, следовательно, чем больше вещей регулируется писаным законом, тем сохраннее королевство …de tant comme plusieurs de teles choses demeurent en la volentй des princes, de tan test la policie moins bonne est plus procaine a tirannie <…>. Et donques en bonne policie doivent estre lays de toutes choses qui pevent estre determminees par lay, et doivent estre justes et doit l'en user de elles (LP 122b).. Таким образом, «…правитель не должен судить иначе, чем следуя слову закона» Полностью цитата: «Et donques les princes qui doivent garder la policie, se il ne faisoient selon les lays, il feroient contre leur dignitй et contre leur office. Et est a entendre que le prince ne puet jugier autrement que dit la lay <…>. le prince ne est pas sus la lay, mes la lay est sus le prince (LP 97b-c).. Власть же римского императора как образ власти французского короля в пределах французского королевства радикально осуждается Николя Оремом, и дело не только в том, что римские законы были составлены для римской республики, и не подходят нравам подданных французского королевства (напротив того, что думают легисты …communement nos legistes sunt introduiz es lays que Justinian compila et en autres lays romaines; et leur semble que il ne est nul autre droit escript et que il deust estre tenu partout, salves le coustumes locaus, etc. <…> Et combien que il soient raisonnables quant au plus, nientmoins nul ne est obligiй a les tenir par la vertu ou auctoritй du princey de Romme exceptй ceulz qui sunt de cellui princey se il dure encore. Car chescun princey, chescune policie a ses lays positives… (LP 202c-d).), -- проблема заключается в самом происхождении римской императорской власти, потому что «…когда народ Рима передал правителю всю власть над этим (т. е. над законом. -- М. П.), Аристотель сказал бы, что такое множество является множеством животным Et pour ce, quant le peuple de Romme translate ou donna au prince toute la puissance sus teles choses, Aristote diroit que tele multitude fist comme une multitude bestial (LP 97c).», -- и именно в этом Орем видит причину упадка Рима, приводя строчку из Числ. 24:24: «Придут от Италии… но им погибель! Оригинальный текст Вульгаты : Venient in trieribus de Italia: superabunt Assyrios, vastabuntque Hebraeos, et ad extremum etiam ipsi peribunt (Num. 24 :24).» (LP 97c-d).

Составитель «Сна садовника», тем не менее, проговаривает тему тирании в главе SdV.I.CXXXII, где первые четыре параграфа являются аутентичными, а остальные заимствованы из наследия Пьера де Блуа. В первых четврех параграфах составитель отсылает к корпусу практических текстов Аристотеля и персонально к королю Карлу V Мудрому. Рыцарь ссылается на С.1.27, конституцию Юстиниана, -- «…очевидно, что высшему правителю должно вывести свой народ из рабства …et est certain que au souverain appartient mettre le pueple hors de servitute (SdV.I.CXXXII.1); Quo ergo sermone aut quibus operibus dignas deo gratias agere valeamus, quod per me, ultimum servum suum, ecclesiae suae iniurias vindicare dignatus est et tantarum provinciarum populos a iugo servitutis eripere? (C.1.27.1.5). В более широком ключе этот мотив опирается на ветхозаветные образцы, в первую очередь, Моисея, как освященного божественной волей, но не являющегося священником, как примера любви правителя к своему народу и пример благочестия (SdV.XVI.1; LXIV.3; SdV.I.CXXVIII.6; SdV.I.CLVI.17; SdV. I.CLVIII.4; SdV.II.XCIII.3-4).». Однако это мотив повсеместный: гораздо интереснее то, что для рыцаря гарантом сохранения от тирании в случае Франции является сугубо королевская добродетель и начитанность в Аристотеле:

…нельзя счесть тираном того, кто обеспечивает мир и спокойствие своего народа, того, чьи все мысли и желания -- о том, как устроить спокойствие своих подданных. Того, кто в этом убежден, -- о нем можно сказать словами Философа, который говорил, что «…он так сильно желал, чтобы его королевством хорошо правили после его смерти так же хорошо, как при жизни». Таков могущественнейший и христианнейший король Франции, Карл V, как было уже много раз сказано; следовательно, за ним нет греха тирании. Также, если мы вспомним, что каждый день он читает или просит ему читать «Этику», «Политику» и «Экономику» и другие <сочинения> о морали, чтобы знать, что надлежит вообще правлению правителя по природе, как жить правильно и добродетельно, как спасти и сохранить свой народ, то мы убежденно можем сказать, что его власть, -- это власть истинная и согласная природе …celluy ne doit mie estre pour tyran repute qui eime, qui quert et procure la paix et la tranquilitй de son pueple, et de qui toute la pensee et le desi rest d'aquerir la tranquillitй de sez subjйs, et en qui est assez verifiee, et luy puet estre appliquee, la parole s'un Philosophe qui disoit que il avoit si grant desir que la chose publique fust bien gouvernee aprиs sa mort come en son vivent. Mez le tres puissant et tres crestian roy de France, Charles le Quint, est tel, come il a estй, aultre foys, plus au plain touchй ; donques il s'ensieut que il n'est mie de ce pechiй de tyraniie entechiй. Et aussi, se nous considerons parfaitement conment chascun jour il lit ou fait lire devant luy de Ethyques, de Pollitiques ou de Yconomiques, ou d'autres moralitйs, pour savoir que appartient au gouvernement de tout seigneur naturel, et conment il doit justement et virtusement vivre, et son pueple garder d'oppressions et deffendre, certes nous povons dire et maintenir que sa seignorie est vray et naturele seignorie (SdV.I.CXXXII.2-3)..

Разумеется, этот пассаж необходимо воспринимать вкупе с тем, где говорится, что настоящими советниками короля, однако, являются не философы, а легисты. Является ли в данном фрагменте упоминание философии Аристотеля своеобразным ответом Николя Орему, -- вопрос открытый, в тексте нельзя найти точного указания на этот счет. Однако учитывая то, как составитель «Сна садовника» подходит к вопросу о королевской юрисдикции, очевидно, что королевское чтение Аристотеля -- это не исходное условие предохранения французского королевства от тирании, а скорее иллюстрация добродетели французского короля, в данном случае -- мудрости и образованности. Сама по себе королевская власть абсолютна, подобна императорской и выше ее, потому что имеет божественную, а не человеческую санкцию, -- король может издавать, менять и отменять любые законы, и единственным критерием, по которому можно отличить короля от тирана, остается сохранение и защита королевства.

Власть французского короля существует одновременно на сакральном, природном и позитивном уровнях. Первый уровень Оремом игнорируется полностью сознательно, -- это не относится к предмету политической науки; однако составитель «Сна садовника» работает с этой проблемой. Заимствуя из Уильяма Оккама аргументацию, направленную на то, чтобы опровергнуть понимание церемонии посвящения короля как способа передачи власти, он выводит сакральную программу французской королевской власти из пределов церковной юрисдикции, но сохраняет ее гражданское предназначение, связывая в замкнутой системе Бога, французского короля и народ французского короля. Уникальный статус французского королевского дома, впрочем, обосновывается тем временем Николя Оремом в пределах светской политической науки: несмотря на то, что королевство ни в коем случае нельзя пониматься как владение, монархическая власть должна наследоваться, потому что это укрепляет единство королевства как уникальной исторической и естественной общности. Однако последним камнем преткновения между философским и легистским пониманием королевской власти становится вопрос тиране и пределах королевской юрисдикции: коль скоро легисты понимают власть как происходящую от владения, способность к которому дается в естественном и божественном порядке, то и пределы этой власти сообразны пределам владения: в пределах королевства король свободен от действия законов и единственной его заботой является сохранение этого владения. Для Николя Орема это неприемлемо: закон вытекает не из фигуры монарха, а из естественного порядка, и монарх в образе легистов, -- типичный аристотелевский тиран. Впрочем, как замечает составитель «Сна садовника», это не может быть проблемой тогда, когда у монарха есть такой источник мудрости, как философия Аристотеля.

Выводы главы

Сама по себе политическая общность мыслится обоими в том числе через территориальный признак. У Орема это обозначает связь конкретной политии с природой, добрая политическая форма которой обуславливает сохранение общего блага или la chose publique, что для него одно и тоже. Он показывает знание цицероно-августиновской дискуссии о природе республики, но совершенно игнорирует значение понятия «народ» для этой традиции. Это понятие, со своей стороны, используется в «Сне садовника», -- но как предмет заботы и пространство юрисдикции короля наряду с la chose publique, общим благом и страной.