Интеллектуалы при дворе Карла V Мудрого: политическая мысль и стратегии письма

То, что Аристотель и Александр выступают для Орема как модель отношений философа-наставника и царственного ученика, и, соответственно, транслируется им на его роль при Карле V, подчеркивается исследователями, в том числе на основании визуального материала Kintzinger M. Liberty and Limit: Controlling and Challenging Knowledge in?Late Medieval Europe / Knowledge, Discipline and Power in the Middle Ages / Ed. J. Canning, E. King, M. Staub. Leiden, Boston: Brill, 2011. P. 220-222; McGrady D. The Writer's Gift or the Patron's Pleasure?: The Literary Economy in Late Medieval France. Toronto: University of Toronto Press, 2019. P. 84.. Однако эксплицитно Орем нигде это не прописывает, лишь только адресуется к образцу Александра Великого как ученого монарха и Аристотеля -- как его наставника, чьи труды он, Орем, перевел ради своего короля, Карла Мудрого. Так, в посвящении королю в начале перевода «Никомаховой этики» Орем говорит:

С верой в помощь Господа Нашего Иисуса Христа, по повелению достойнейшего и высочайшего государя Карла, божьей милостью короля Франции, я полагаю перевести с латыни на французский некоторые книги, которые составил Аристотель, верховный философ, бывший учителем и советником великого царя, -- Александра En la confiance de l'aide de Nostre Seigneur Jhesu Crist, du commandement de tres noble et tres excellent prince Charles, par la grace de Dieu roy de France, je propose translater de latin en Franзois aucuns livres lesquelx fist Aristote, le souverain philosophe, qui fu docteur et conseiller du grant roy Alexandre (Nicole Oresme. Le Livre de Ethiques… p. 97)..

В «Прологе» Орема к «Политике» Александр связывается с понятиями мудрости и добродетели. В-первую очередь, так же, как и в случае других наук (Орем приводит в пример медицину), писаная, фиксированная форма знания совершенствует науку Mes ausi comme en art de medicine et en autres, semblablement en art de gouverner princeys doctrine ordenee et escripte fait grant aide (LP 3d)., и то, что среди множества сочинений, посвященных правлению, книга Аристотеля, учителя Александра, самая известная и лучшая, формирует образ Александра как мудрого царя, который «…послушает -- и умножит свои знания» (Притч. 1:5), -- Орем ссылается на книгу Притч Соломоновых Et sunt par ce les princes fais plus sages, et peut l'en dire de elle, “Audiens sapiens sapientior erit” [Prov.1:5]. Et pour ce, pluseurs Grecs et Latin ont de ce composees escriptures appellees livres de Policies ou De la Chose publique, entre lesquels Aristote est le plus renommй <…> (Ibid.). Это практически дословное заимствование из упомянутой De Vita Aristotelis, p. 446.. Кроме того, Александр -- пример царя-благодетеля, который:

…как он (Аристотель. -- М. П.) пишет о царе Александре в книге под названием «Книга о царстве», где он учит того, как должно царствовать, что Александр был ей настолько вдохновлен творить добро, что в день, когда он никому не сделал добра, он говорил: «Сегодня я не царствовал» Item, comment il escripst apres au roy un livre appellee Liber de regno, ou il luy enseignoit comme il devoit regner, et que par ce le roy fu moult animй a bien faire en tant que le jour que il n'avoit bien fait a aucun, il disoit, « Je ne ay bien regnй » (LP 4a)..

Таким образом, эксплицитно Орем не проговаривает выстраиваемого им imitatio Aristotelis, созвучного с литературным мотивом «оживления» примера Аристотеля в дидактических целях, как у Кристины Пизанской в поэме «Путь долгого учения» (Chemin de long estude, 1403) Цит. по: Del Soldato E. Early Modern Aristotle: On the Making and Unmaking of Authority. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 2020. P. 114.. Тем не менее, сам образ великого наставника-философа для великого царя подчеркивается им в вводных текстах. В дальнейшем, в ходе комментария, однако, Орем не усиливает эту параллель. Образ Александра используется им только как материал для исторических глосс: Орем основывается на «Естественной истории» Плиния и «Истории Филиппа» Юстина. С теоретической точки зрения Александр для Орема -- резко отрицательная фигура, потому что его царство является примером всемирной монархии, против которой Орем выдвигает множество аргументов (LP 247c-253b). Поэтому можно сказать, что скорее фигура философа-наставника и философа-советника является для Николя Орема знаковым литературным образцом, нежели образ Александра Великого -- полноценной политической моделью.

1.3.2. «Республиканские» доблести: les nobles в «Сне садовника»

Возникающая при дворе Карла V Мудрого политическая культура обязана не только античной философии или богословию: это время формирования прото-гуманистического и прото-национального идеала. Симон де Эсден переводит фрагменты из «Достапамятных деяний и изречений» Валерия Максима, так же по заказу короля, а опыт Столетней войны порождает большой объем светской литературы, посвященный жизнеописаниям и достоинству рыцарей Taylor C. Chivalry and Knithood… P. 26-34.. С другой стороны, для интеллектуального пространства двора тема рыцарского достоинства имеет очень важное значение. Эта тема прямым образом пересекается с вопросом о статусе юристов (легистов) во власти. Легисты, оказываясь на службе у светских синьоров, часто делают большую карьеру и даже получают дворянское достоинство, лично преданные короне Bubenicek M., Partington R. Justice, Law and Lawyers / Government and Political Life in England and France, c.1300-c.1500 / Ed. Ch. Fletcher, Genet J.-Ph., J. Watts. Cambridge, CUP, 2015. P. 166-170.; они выступают в качестве «сеньоров закона» или «рыцарей закона» Цатурова С. К. Формирования института государственной службы…С. 482-484; Она же. «Сеньоры закона»: к проблеме формирования «параллельного дворянства» во Франции в XIV-XV вв. // Средние века, 64, 2003. С. 50-88; Хачатурян Н. А. Сословная монархия во Франции… С. 45-46; Krynen J. L'Йtat de justice. Paris: Gallimard, 2009. P. 50.. В этом процессе с одной стороны используются юридические обоснования, с другой -- привлекаются образы, с относящиеся к дворянству, например, этика «общего блага» Цатурова С. К. Формирование института… С. 513-530..

Таким образом, протагонист «Сна садовника», рыцарь, говорит, разумеется, не от лица рыцарства, и олицетворяет не само рыцарство, -- это легист; а использование в «Сне садовника» риторики личной доблести, верности общему благу, патриотизма и гражданской добродетели относится не к куртуазной культуре, а к этике государственной службы, хотя и заимствуются порой из первой. Оба персонажа «Сна садовника» используют эту риторику, которая обостряет их дискуссию; так, в «Спор между священником и рыцарем» составитель вставляет фрагменты из писем Пьера де Блуа (Petrus Blesensis, 1135-1211), поэта, богослова и участника Крестовых походов. Священник, жалуясь на притеснения (экстраординарное налогообложение), которые терпит церковь от французского короля, говорит словами Пьера де Блуа, элегически формируя образ «доброго рыцаря», для которого, разумеется, королевство, общее благо, стоит превыше блага собственного:

Добрые рыцари выступали с клятвами защищать и охранять королевство, и никогда не покидать поля боя, ценить пользу королевства выше, чем свою собственную жизнь, и они называли себя сынами Святой Церкви, и приняли меч, ради веры и ради того, чтобы быть солью земли, охранять Святую Церковь, нищих, вдов и воспитанников, и всю страну ограждать от притеснений и защищать Lez bons chevalliers saloient jurer la chose publique deffendre et garder et que jamйs en bataille ne furoient, mez le profit de la chose publique et le bien commun ilz aroient plus chier que leur propre vie, et s'apelloient filz de Saint Yglise, et partoient l'espee, par la foy et Saint Yglise deffendre et asaucer, et pout lez povres, lez voevez et pupilles et tout le paпs garder d'oppressions et deffendre (SdV.I.III.5)..

Теоретически, однако, составитель обращается к вопросу дворянского достоинства в главах SdV.I.CXL-CL; первая заимствована из «Трактата о войне» Джованни Леньяно, вторая -- из «Трактата о достоинствах» Бартоло де Сассоферрато Schnerb-Lievre M., Giordanengo G. Le Songe du vergier et le Traitй des dignitйs de Bartole, source des chapitres sur la noblesse // Romania, 437-438 (110), 1989. P. 181-232.. Дискуссия строится вокруг понятия noblece, которое одновременно отсылает к дворянству, благородству и достоинству в целом. Священник пытается показать, что достоинство нельзя унаследовать; рыцарь обосновывает, что достоинство можно унаследовать и затем различает несколько разновидностей достоинства, подводя к тому, что король (и только король) может даровать подданному дворянское достоинство. Так, изначально благородство происходит из личной доблести:

…благородство родителей и рода первично происходит от благородства нравов и добродетелей, ведь когда иные были добрыми и добродетельными, народ даровал им земли во владение в знак их добродетелей и как вознаграждение за них, чтобы держали эту вотчину они и те, кто произойдут от их рода. Итак, потомки таких добродетельных предков, также унаследовавшие добродетели их, могут называться благородными, по происхождению и рождению …la noblece dez parens et de lygnie, vint primierement de la noblece dez meurs et dez vertus, car, quant aucuns estoient bons et vertuelx, le pueple leur assegnet aucunes terres ou possessions, en signe et en remuneracion de leurs vertus, pour lez tenir en fieuf, eulx et ceulx qui descenderoient de leurlygnie, et, ainssi, ceulx qui sont descendus de ceulx vertuelx et mesmement qui ont continuй lez vertus de leurs parens, puent estre diz et appellйs nobles, de lygnie et de nativitй (SdV.I.CL.2)..

После подробного анализа auctoritates, где автор свободно обращается как с материалом цивильного права и богословием, так и с «Этикой» и «Политикой» Аристотеля, рыцарь предполагает три типа благородства, из которых все так или иначе связаны с понятием добродетели: 1) божественное достоинство; 2) естественное достоинство; 3) политическое достоинство. Первое происходит от Бога, и по нему «…благороден каждый, кто в милости Его, и кто обладает такой добродетелью, которая приносит человеку блаженство Et selon Dieu, tout honme est noble qui est en sa grace et qui est veruelx de telle vertu qui fait honme avoir felicitй (SdV.I.CL.27).». Понятие естественного достоинства может быть применено к зверям, птицам, растениям и слугам, сообразно тому, как они действуют …en ceste maniere, lez bestes et lez oyseaux sont dittes et tenues plus nobles ou moyns nobles selon leurs bones operacions (SdV.I.CL.28)., а когда касается человека, то означает, что он в рамках естественного закона (rayson naturele) является существом господствующим -- здесь автор опирается на «Политику» Аристотеля (Пол. 1252а) …ceste noblece naturele puet estre prise come elle appartient a honme humain et, adonques, elle doit estre ditte noblece naturele, c'est assavoir, car elle est introduite de rayson naturele <…> en Pollitiques, dit le Philosophe quod nichil aliud quam veritas et malicia distinguit servum et liberum, nobiles et ignobiles : “Il n'est chose qui divise le sers et le franc, lez nobles et lez non nobles, for vertu et malice”; mez cela ne doit pas estre entandu de toute vertu, mez de celle vertu, seulement, laquelle compete a honme conme a celluy qui est habile d'avoir seignourie et non mie de celle laquelle compete a honme conme a celluy qui est aptes et habile a estre subjet… (SdV.I.CL.29).. Последний тип благородства, noblece pollitique, основано на естественном благородстве, т. е. свидетельствует о способности господствовать, однако приобретается аналогично тому, как приобретается божественное благородство, волей правителя, существует только в пределах его власти и никак не связано с понятием добродетели: «Это достоинство даруется правителем от щедрот и не связано ни с заслугами, ни с добродетелью того, кто возводится в это достоинство Et est ceste noblece donnee par le souverain de sa pure liberalitй, sanz aucune contrainte de merite ou d'aucune vertu de la partie de celluy qui est anobli (SdV.I.CL.37).». Оно может быть связано с добродетелью, с пороком (переводчик приводит к пример историю Гнея Флавия, похитившего книгу законных исков, за что был возведен народом в трибуны, D.1.2.7), или с происхождением, -- но имеет силу только благодаря юрисдикции правителя, который «…не признает над собой никакой иной власти на земле» Et puet aucun estre anobli pae le prince qui ne cognoit aultre souverain en terre, soit Impereur, ou Roy, au aultre seigneur terrien qui ait auctoritй et puissance de faire loy (SdV.I.CL.40)..

Таким образом, «Сон садовника» рисует обманчивую, двухслойную картину. С одной стороны, формально в тексте может использоваться риторика рыцарской, или даже гражданской добродетели; священник и рыцарь могут говорить словами Пьера де Блуа или цитировать Валерия Максима, ссылаться на Сципиона или эксплуатировать понятия общего блага и chose publique. Тем не менее, политическое достоинство, т. е. причастность человека к порядку господства, определяется в конечном итоге не гражданской добродетелью и даже не происхождением, а высшей юрисдикцией правителя.

И Николя Орем, и составитель «Сна садовника» обнаруживают двойственное отношение к построению идентичности через литературные модели. С одной стороны, оба следуют этой механике как литературной: Орем отчетливо намекает на образ отношений наставника-философа и царя, а составитель «Сна садовника» находит подходящие фрагменты в литературе, которые бы отослали читателя к идеалу гражданской доблести. Тем не менее, в обоих случаях за образами и метафорами стоит политическое высказывание. Если Орем, желая занять место Аристотеля при Карле V, не допускает полноты этой метафоры и не использует империю Александра Македонского как релевантный политический образ, то и за риторикой общего блага в устах легистов стоит не республиканская интенция, а сугубо абсолютистская.

Выводы главы

Проблема перевода: его легитимации, формы и значения равнозначно релевантна для обоих авторов: и для Николя Орема, и для составителя «Сна садовника». Решения или попытки решения этого вопроса в обоих случаях соответствует общей политической задаче, -- создания политического мышления на светском языке.

Оба автора полагают язык перевода, французский, самоценным, но радикально различаются в стиле аргументации: если Орем встраивает ее в философскую систему, то составитель «Сна садовника» идет путем риторики. Различие продолжается и в методах работы с жанром: обоим авторам приходится прибегать к жанровой эклектике, однако если Орем пытается перенести из университетского богословского знания научные приемы, то составитель «Сна садовника» старается привлечь как можно более широкие жанровые традиции, скрывая за этой констелляцией канонические источники. В трансляции политических образов оба автора сталкиваются с противоречиями, с которыми взаимодействуют по-разному. Орем приходит к философскому опровержению старых моделей, как в случае с Александром Македонским, а составитель «Сна садовника» по сути избегает открытых ответов, привлекая слушателя образностью, которая противоречит реальной политической претензии людей его круга, -- легистов.

Глава 2. Статус политической науки

Настоящая глава посвящена вопросу рефлексии знания вообще и политического знания в частности, сложившейся при дворе Карла V Мудрого в 1360-1370-е гг. Знание, в первую очередь является важной чертой имиджа королевской власти в это время. Сразу после реконструкции Лувра в 1367 г. Карл V перевозит на верхние этажи башни Фоконри книжное собрание из дворца на острове Сите, чем кладет начало знаменитой библиотеке История королевской библиотеки при Карле V и Карле VI изучена сравнительно неплохо на основании библиотечных инвентарей Леопольдом Делилем (Delisle L. Recherches…) ; более подробное исследование характера и значения культурного проекта Карла V для широкого политического и языкового контекста см. Kopp V. Op. cit.. Собирание книг, заказы копий и переводов с латыни на французский, покровительство интеллектуалам и наукам становится своего рода визитной карточкой короля, получившего прозвище «Мудрый». Так знание становится престижным, и причастность знанию может быть сопряжена с королевским покровительством, -- например, при Карле V книга становится почетным королевским подарком О значении знания для имиджа королевской власти в эпоху Карла V см. Quillet J. Charles V le roi lettrй… P. 54-58, 96-105.. Более того, речь идет не просто о мудрости (sagesse), которая полагается необходимой добродетелью правителя наравне с благоразумием (prudence) начиная с Аристотеля, «Никомаховой Этики» (Ник. Этика VI.10 (1144b32)) Николя Орем переводит фрагмент « Этики » : « quiconque a prudence, toutes autres vertus morales sont ensemble avec elle » (Nicole Oresme. Le Livre De Ethiques… P. 360)., речь именно об учености, книжности. Это приводит не только к практическим последствиям, широко описанным в литературе Lagarde G. La naissance de l'esprit laпc au dйclin du Moyen Вge, t. II, Louvain- Paris, 1958; Malbezin-Dufour A. L'Йcrit dans la socieмteм meмdieмvale: divers aspects de sa pratique du XIe au XVe sieМcle : textes en hommage aМ Lucie Fossier. Paris: CNRS, 1992., но и к теоретическим, а именно, новым попыткам осмысления роли знания в политической перспективе.

Главный вызов, с которым сталкивается осмысление роли политического знания при дворе Карла V Мудрого, коренится в проблеме иерархии средневекового знания вообще. Некоторые исследователи указывают на то, что вместе с возникновением и закреплением политико-философской и политико-правовой лексики во французском языке в европейскую мысль возвращается политическое, что не было характерно для мысли Высокого Средневековья Bertrand O. Le vocabulaire… P. 11-32 ; Mairey A. Les langages politiques au Moyen Вge (XIIIe-XVe siиcle) // Mйdiйvales, 57, 2009. P. 5-6.. Однако при королевском дворе представлены различные типы интеллектуалов, и не всегда очевидно, что является для них первичным в той или иной аргументации: теоретическая позиция или прагматическая конкуренция за внимание и ресурсы короля. Два очевидных пункта дискуссии, которую некоторые исследователи усматривают между Николя Оремом и т. н. «партией легистов», заключаются: 1) в вопросе о самом по себе характере политического знания, опирающемся на средневековый топос совета Малинин Ю. П. Указ. соч. С. 52-69. (какой советник нужен королю: философ или правовед?); 2) в вопросе о статусе астрологии (вопрос острый и актуальный как из-за его связи с общефилософским пониманием природы и знания, так и из-за широко известной любви короля к гадательным практикам См., напр. упоминание об этом у Кристины Пизанской, что Карл был «…tres expert et sage en ycelle et amoit celle science omme chose esleьe et singuliere» (Сhristine de Pisan. Livre des fais et bonnes meurs du sage roy Charles V / Йd. S. Solente. T. II. 1936. P. 16) ; о любви короля к астрологии см. Dodu G. Les idйes de Charles V en matiиre de gouvemement // Revue des questions historiques, 14, 1929. P. 14; Coopland G. W. Nicole Oresme and the Astrologers : A Study of his Livre des Divinacions. Cambridge, Mass.: CUP, 1952; Caroti S. Nicole Oresme Quaestio Contra Divinatores Horoscopios // Archives d'histoire doctrinale et littйraire du Moyen Вge, 43, 1976. P. 201-310.).

Таким образом, в настоящей главе будут рассмотрены как понимание природы политического знания, формирующееся при дворе, так и сама полемика о том, какой советник необходим королю, и стоит ли спрашивать совет у звезд. Соответственно, сначала будет рассмотрена позиция Николя Орема; затем, -- критика в адрес его позиции, которую можно проследить в «Сне садовника».

2.1. Практическая философия: трактовка Николя Орема

В позиции Николя Орема относительно статуса политической философии сложным образом переплетаются политический аристотелизм, позднесредневековая естественнонаучная оптика и переосмысление ряда богословских понятий, в первую очередь понятий, связанных со спасением. Главные источники, на которые можно опираться в данном случае, это два предисловия, «Предисловие переводчика» к «Никомаховой этике» Аристотеля Barale E. Op. cit.; Орем полагает «Политику» и «Этику» двумя частями одного сочинения, посвященного морали, чей предмет самый достойный и полезный: «…la science de moralitй, contenue par especial et principalement en ung livre divisй en deux, qui sont appellйs Ethicques et Politicques » (Pr. NP1, c1). и «Пролог» Oresme N. Le livre de politiques d'Aristote / Ed. A. D. Menut // Transactions of the American Philosophical Society, 6 (60), 1970. P. 44-45. к «Политике» и «Этике». Эти два текста очень схожи по структуре и в ряде выражений, но различаются в деталях, дополняя друг друга. Некоторые положения, выдвинутые там, Орем дополнительно раскрывает в комментарии к седьмой книге «Политики» Особенно примечателен комментарий к Пол. 1324а, где Орем обосновывает превосходство практической деятельности над теоретической, см. LP 242c-243c. и не только (LP 44c; 54c; 80b-c). Автономию и достоинство политической науки Орем осмысляет, полемизируя с правовым подходом, комментируя фрагмент о разрушении монархии и превращении ее в тиранию (Пол. 1313а ; LP 200d-203d).

2.1.1. Примат и автономия политической философии

Главный фон, на котором существует понимание Оремом статуса политики -- это две различные традиции понимания таксономии знания, принятые в Средние века. В первую очередь, это классификация, восходящая к Платону через Августина, «О граде Божьем» и «Этимологии» Исидора Севильского, согласно которой философия делится на три раздела, а именно, логику, спекулятивный -- физику и практический -- этику Подробнее об этой традиции см. Delhaye P. La place de l'Ethique parmi les disciplines scientiques au XIIe Siиcle / Miscellanea Moralia in Honorum eximii domini Arthur Janssen. Leuven, 1949. P. 30-31.. С другой стороны, существует параллельная традиция, восходящая к Аристотелю, согласно которой знание делится на теоретическое (созерцательное) и практическое, направленное на нечто внешнее, т. е. как раз этику, экономику и политику (Евд. Этика 1216b; Ник. Этика 1177а) О значении этой традиции в рамках средневековой антропологии см. Nederman С. The Puzzle of the Political Animal: Nature and Artifice in Aristotle's Political Theory // Review of Politics, 56, 1994. P. 283-304.. Эта классификация проникает в средневековую мысль через «Зерцало историческое» Винсента из Бове (Spec. Hist. I. 53-55), «Основоположения моральных философов» (Moralium dogma philosophorum, Pr.) «Nulla enim uite pars, neque publicis neque priuatis, neque forensibus neque domesticis (in) rebus, morali philosophia uacare potest»; это сочинение широко датируется в основном второй половиной XIII в., приписывается Гильому Коншскому, однако точное авторство считается неустановленным, см.  Williams J. R. The Quest for the Author of the Moralium Dogma Philosophorum, 1931-1956 // Speculum, 32 (4), 1957. P. 736-747., «Большое сочинение» Роджера Бэкона (Op. M. I. 4), «Сентенции на книгу «Этики»» Фомы Аквинского (Sententia Ethic., lib. 1 l. 1 n. 1) и отчасти Гуго Сен-Викторского, и впоследствии приобретает большое значение в эпоху Возрождения Pogliano P. R. L'Etica a Nicomaco nel Cinquecento francese / Studi francesi, 63, 1977. P. 394-406; Buck A. Die Ethik im humanistischen Studien-programm / Ethik im humanismus, Bd V / Hrs. W. Rьegg, D. Wuttke. Boppard, Boldt, 1979. S. 31-44..

«Пролог» и «Предисловие…», с одной стороны, весьма схожи по структуре, однако если «Предисловие…» выстроено скорее в историческом стиле, то в «Прологе» Орем опирается в первую очередь на «Дидаскаликон» Гуго Сен-Викторского и предлагает экзегетическое обоснование статуса политической науки. И в «Прологе», и в «Предисловии…» Орем называет политику наидостойнейшим элементом практической, или моральной философии:

Из всех мирских наук она самая главная, самая достойная и самая полезная, и касается собственно правителей. За это ее называют архитектонической Ср. Ник. Этикa, 1094а., то есть царицей над всеми остальными <науками> Et donques, de toutes les sciences mundaines ce est la tres principal et la plus digne et la plus profitable, et est proprement appartenante as princes. Et pour ce, elle est dite architectonique, ce est a dire princesse sus toutes (LP 3d)..

Сама же практическая, или моральная философия, -- «наидостойнейшая» часть философии Аристотеля. Орем обозревает ее в историческом развитии, он пишет о том, что она была передена и унаследована. Здесь важно два аспекта: во-первых, значительную роль в этом процессе для Орема играют отношения Аристотеля и Александра как референтная модель его собственных отношений с королем. Во-вторых, Орему важно показать, что греческая философия была так же переведена и воспринята в латинском языке и способна, как показывает эта история, преодолевать границы языков и школ:

Она была переведена на множество языков, изложена с величайшим тщанием множеством ученых, католических и не только, воспроизведена во всех законах и известных школах, и пользовалась большим авторитетом начиная около с пяти лет до пришествия Господа нашего Иисуса Христа и доныне на протяжении уже тысячи триста семидесяти лет, и останется такой, сколько будет угодно Господу Et a estй translatйe en plusieurs langaiges et exposйe en tresgrant diligence de plusieurs docteurs catholiques et autres, et recrйй en toutes loys et sectes renommйes et tenue en grant auctoritй dиs devant l'advenement de Nostre Seigneur Jesu Christ environ cinq ans, et depuis jusques а maintenant par l'espace de mil troys cens septante ans, et sera tant comme а Dieu plaira (Pr. NP1, c1; 28)..

Что касается самого определения сути наидостойнейшей политической науки, Орем идет двумя путями. Первый путь -- это прямое определение: «Политика -- это искусство и наука управления королевствами, городами и всеми общностями» Et Politiques est art et science de gouverner royaulmes et citйs et toutes communitйs (Barale, NP1, c1 ; 28) ; Орем повторяется в глоссе: «…car politiques est art ou science de gouverner les cites» (LP 54d)., которое, опирается, впрочем, не на Аристотеля, а на средневековую традицию. Похожее определение политики дает в «Делении наук» (Divisio Scientiarum, ок. 1250) Арнульф Провансский Unus cum subditis, militibus et civibus, qui consistit in regimini populi, regionis vel civitatis, et de illo est una pars moralis, quae dicitur politica […] quasi scientia de regimine plurium (Arnulf aus der Provence. Divisio scientiarum / Quatre introdictions а la philosophie au XIIIe siиcle : textes critiques et йtude historique / Йd. Cl. Lafleur. Montreмal: Institut d'йtudes meмdieмvales; Vrin, 1988. S. 333).. Еще более близко к тому, что говорит Орем, определение Доминика Гундиссалина (ок. 1115-1190) в «О делении философии» (De divisione philosophiae): «О разделах практической философии. Первая из них -- наука об управлении городом, которую называют политическим или гражданским учением… De partibus practicae philosophiae. Quarum prima Scientia est gubernandi civitatem, quae dicitur politica sive civilis ratio (Dominicus Gundissalinus. De divisione philosophiae / Hrsg. L. Baur. Mьnster : Aschendorff, 1903. S. 134).». Эти определения, с одной стороны, опираются на первые строки «Никомаховой этики» Ср. «…Надо, видимо, признать, что оно [высшее благо], относится к ведению важнейшей [науки, т. е. науки], которая главным образом управляет. А такой представляет наука о государстве, [или политика]. Она ведь устанавливает, какие науки нужны в государстве и какие науки и в каком объеме должен изучать каждый. <…> А поскольку наука о государстве пользуется остальными науками как средствами и, кроме того, законодательно определяет, какие поступки следует совершать или от каких воздерживаться, то ее цель включает, видимо, цели других наук, а, следовательно, эта цель и будет высшим благом для людей [вообще] (Ник. Этика, 1094а-b)., а с другой, политика в их интерпретации из науки управляющей другими науками, а, значит, наивысшей наукой, становится наукой об управлении, -- наивысшей наукой.

Вторая стратегия, через которую Орем определяет сущность политической науки, -- экзегетическая: «Пролог» открывается цитатой из «Дидаскаликона» (Didascalicon, II.19) Гуго Сен-Викторского, которая развивается в двух аспектах. Так, Орем пишет:

Почтенный синьор, согласно тому, что говорит Святое Писание, «Cor regis in manu Domini et quoqunque voluerit inclinabit illud»: сердце (cuer) короля -- в руке Господа: к чему захочет, Он склоняет его Сердце царя -- в руке Господа, как потоки вод: куда захочет, Он направляет его (Притч. 21: 1).. И сколь благословен Господь, склонивший ваше благородное сердце к тому, чтобы на французском языке была изложена наука политики, о которой говорит Гуго Сен-Викторский <…>. Политика, -- это то, что в чем состоит забота (cure) о республике (chose publique), и то, что в своем мастерстве рассудительности, мере и весе своей справедливости, постоянстве и твердости своей силы, в долготерпении своей умеренности несет рецепт всеобщего исцеления (salut): так, она могла бы сказать о самой себе: «Мною цари царствуют и повелители узаконяют правду». Так же, как наукой и искусством медицины исцеляются и остаются здоровыми тела (corps), по природной способности, так же рассудительностью и мастерством, описанными и разъясненными в этом учении, основывались, блюлись и реформировались государства, и поддерживались королевства и княжества, насколько это было возможно Tres redoubtй Seigneur, selon ce que dit la Saincte Escripture, “Cor regis in manu Domini et quoqunque voluerit inclinabit illud:” le cuer du roy est en la main de Nostre Seigneur: Il le inclinera la ou Il vouldra [Prov 21: 1]. Et donques beneпst soit Dieu, car Il a le vostre noble cuer enclinй a faire mettre en language franзoys la science de politiques, de laquelle dit Hue de Saint Victor, “Politiqua est que reipublice curam sustinens cunctorum saluti sue prudentie solertia et justicie quoque libera et fortitudinis stabilitate ac temperantie paciencia medetur” Ut ipsa politiqua dicat de semet, “Per me reges regnant et legume conditores justa decernunt [Prov. 8 :15]. Politique est celle qui soustient la cure de la chose publique et qui, par l'industrie de sa prudence et par la balance ou poies de sa justice et par la constance et fermetй de sa fortitude et par la pacience de son attrempance, donne medicine au salut de tous ; en tant que elle oeut dire de soi meisme : Par moy les roys regnent, et ceulz qui funt les lays decernent et determinent par moy quelles choses sunt justes. Et ainsi comme par la science et art de medicine lez corps sont mis et gardйs en sanitй selon la possibilitй de nature, semblablement par la prudence et industrie qui est expliquee et descripte en cest doctrine les policies ont estй instituees, gardees et reformees et les royalmes et princeys maintenus tant comme estoit possible (LP 3d)..

С одной стороны, апелляция к Гуго Сен-Викторскому смотрится логично: Гуго в русле аристотелической таксономической традиции разделяет знание на теоретическое (спекулятивное), практическое и механическое; с другой стороны, параллель с медициной смотрится неуместно, т. к. согласно классификации Гуго, медицина относится к механическим наукам. В этой паралелли Николя Орем скорее опирается на то значение, которое вкладывает в понятие тела Марсилий Падуанский в «Защитнике мира» О влиянии Марсилия Падуанского на политическую мысль Николя Орема см.  Shahar S. Nicolas Oresme, un penseur politique independant de l'entourage du roi Charles V // L'Information historique 3, 1970. P. 203-209 ; Menut A. Introduction… P. 8-9; Babbit S. Op. cit. P. 75-76, 126-140 ; о значении телесной метафоры в политической лексике см. Nederman C. The Physiological Significance of the Organic Metaphor in John of Salisbury's Policraticus // History of Political Thought, 8-2, 1987. P. 211-223; Id. Body Politics: The Diversification of Organic Metaphors in the Later Middle Ages // Il Pensiero politico medievale, 2, 2004. P. 59-87; Briguglia G. Langages politiques, modиles et mйtaphores corporelles. Propositions historiographiques // L'Atelier du Centre de recherches historiques, 1, 2008. URL: http://journals.openedition.org/acrh/318 (30.04.2020)., и таким образом изучение, спасение и сохранение тела человеческого становится сравнимым с изучением, спасением и сохранением тела политического. Органическая политическая метафора обнаруживается в мысли Орема еще очевиднее тогда, когда он сравнивает уже справедливость с медициной:

Как человек возвращается из болезни к естественному здоровью медициной, так и когда кто-либо злом склоняется к тому, чтобы пойти против гражданственности, то правосудие возвращает его к естественной гражданственности Car aussi comme un homme est reduit de maladie a santй naturele par medicine, semblablement quant aucun tent ou trait a ester incivil par malice, il est ramenй a civiletй naturele par justice (LP 9b)..

Таким образом, как для Марсилия, медицина -- это восстановление естественного порядка вещей в человеческом теле, а политическое тело организовано по тому же принципу естественной необходимости (Defensor pacis. I.2.1-3) Подробнее об этом см. Lagarde G. La Naissance De L'esprit Lai?que Au Deмclin Du Moyen A?ge: 3. Louvain: Nauwelaerts, 1970. P. 321., так и для Николя Орема политическая наука ведает средствами излечения и приведения в совершенное, т. е. естественное состояние политической общности, по мере ее развития. Таким образом Орем, эксплицитно основываясь на «Дидаскаликоне», приводит на самом деле трактовку из Марсилия Падуанского.

Обманчивая экзегеза Николя Орема касается не только фактического наследования Марсилию Падуанскому. Как и другие современные ему французские переводчики (ср. SdV.CLXXII.11) Орем дает оригинальную цитату из «Дидаскаликона» на латыни, препровождая ее тут же французским переводом; однако приведенный латинский текст и ссылки на Писания не полностью восходят к Гуго Сен-Викторскому; так, Орем продолжает латинскую цитату словами: «Ut ipsa politiqua dicat de semet, “Per me reges regnat et legum conditores justa decernunt” [Prov.8: 15]». Ординарная глосса к Притч. 8: 15, приводит текст из Беды Достопочтенного, который недвусмысленно дает понять, что власть божественной мудрости относится к апостолам, библейским авторам и Отцам церкви:

Царями [Соломон] называет апостолов или иных святых, которые умеют мудро царствовать, как, во-первых, над собою, так и над подвластной им Церковью. Повелителями -- тех, кто записал оба Завета и последующих церковных писателей; начальниками и вельможами -- прочих наставников и учителей верующих. Однако они ничего не смогли бы без мудрости, как сказано: ибо без Меня не можете делать ничего (Ин 15:5) Per me reges regnat, etc. Reges dicit apostolos, sive alios sanctos, qui et seipsos primum et deinde Ecclesiam sibi subditam bene regere sciunt; legum conditores, auctores utriusque Testamenti, et sequentes Ecclesiae scriptores; principes et potentes caeteros fidelium praeceptores ac rectores apellat. Qui utique omnes non nisi per sapientiam, ut essent aliquid, habent. Ait enim : Quia sine me nihil potentia facere (Joan. XV) (Expositio in Parabolas Salomonis, 8, 15; Venerabilis Bedae Opera Omnia II / PL XCI, 965a)..

В некотором смысле Орем сам себе противоречит. В большой глоссе, посвященной понятию citй, он упоминает о том, что этим словом может называться и вселенская христианская церковь, но делает очередную оговорку, что вопросы устройства церковной жизни не могут относиться к предмету той науки, которой посвящена «Политика» (LP 78d-79a).

Таким образом, Орем постулирует несколько вещей. Во-первых, в рамках аристотелевской традиции понимания таксономии человеческого знания он, разумеется, полагает политику разделом практической, моральной философии, но определяет ее не через понятие блага, а как науку об управлении. Во-вторых, под видом комментария к цитате о политической науке из «Дидаскаликона» Гуго Сен-Викторского он проводит медицинскую политическую метафору, которая созвучна интерпретации Марсилием Падуанским роли естественной необходимости в политическом. Наконец, он применяет к светской политической власти цитату из Писания, которая канонически относится к власти духовной, несмотря на то, что эксплицитно старается разделить их. В результате понимание политической природы человека, его «естественной гражданственности» приобретает в интерпретации Орема религиозный оттенок.

2.1.2. Николя Орем против астрологов

Для истории средневековой астрологии и астрономии XIV в. особенно важен, т. к. именно в это время астрология активно проникает в интеллектуальное пространство двора как светского, так и церковного Coopland G. W. Nicole Oresme and the Astrologers… P. 7; Carey H. M. Astrology in the Middle Ages // History Compass 8 (8), 2010. P. 893-894; Carey H. M. Courting Disaster: Astrology at the English Court and University. London : Macmillan, 1992 ; Poulle E. Horoscopes princiers des XIVe et XVe siиcles // Bulletin de la Sociйtй Nationale des Antiquaires de France, 5, 1971. P. 63-77.. В предшествующее время при французском дворе не следовали моде на астрологию, введенную Фридрихом II и Альфонсо X, однако начиная именно с династии Валуа она получает широкое распространение и становится очень влиятельной Jourdain Ch. Nicolas Oresme et les astrologues de la cour de Charles V / Excursions historiques et philosophiques а travers le Moyen Аge. Paris: V. Palmeм, 1888. P. 564-565., расцветая еще более уже к XV в. Veenstra J. R. Magic and Divination at the Courts of Burgundy and France: Text and Context of Laurens Pignon's Contre Les Devineurs, 1411. Leiden: E.J. Brill, 1998.; то же самое касается и Парижского университета, до сих пор не могшего претендовать на звание центра изучения естественной философии, как, например, Оксфорд или южные университеты Lemay R. The Teaching of Astronomy in Medieval Universities, Principally at Paris in the Fourteenth Century // Manuscripta, 3 (20). P. 197-2017.. Карл V активно увлекается астрологией, собирает астрологические книги и таблицы, заказывает их переводы Среди переводчиков: Пелерен де Прус и Гильом Орем, автор перевода «Четверокнижия» Птолемея на французский (Menut A. D. Introduction… P. 16b); в библиотеке Карла V насчитывают ок. 300 книг по астрологии (Dodu G. Les idйes de Charle

s V en matiиre de gouvemement // Revue des questions historiques, 14, 1929. P. 14; Coopland G. W. Nicole Oresme and the Astrologers: A Study of his Livre des Divinacions. Cambridge, Mass.: CUP, 1952. P. 184-185).. Более того, при поддержке своего личного врача Жерве Кретьена (ок. 1320-1382) О биографии Жерве Кретьена см. Le Paulmier S. Notice sur Gervais Chrйtien, fondateur du collиge de Maоtre Gervais, et sur Guy Chrйtien, trйsorier de France. Revue catholique de Normandie, 7, 1897. P. 40-60, 97-129 ; Wickersheimer, E. Dictionnaire biographique des mйdecins en France au Moyen Age / Ed. G. Beaujouan, Ed. Geneve : Librairie Droz, 1979. P. 189-190 ; Bernard M. Le Collиge de Notre-Dame de Bayeux, dit de Maоtre Gervais, centre intellectuel et lieu de vie а Paris, XIVe-XVe siиcles (2 vols.). Thesis, Йcole nationale des Chartes, 2010., он основывает коллеж Байе, жертвует для него книги и астрономические приборы; коллеж в результате становится центром изучения медицины и астрологии Boudet J.-P. A `College of Astrology and Medicine'? Charles V, Gervais Chrйtien, and the Scientific Manuscripts of Maоtre Gervais's College // Studies in History and Philosophy of Science Part C: Studies in History and Philosophy of Biological and Biomedical Sciences. 2 (41), 2010. P. 101-102.. Примечательно то, что коллеж Байе был основан в первую очередь для студентов нормандской студенческой нации, к которой принадлежал и с которой была связана карьера самого Николя Орема Courtenay W. J. The Early Career of Nicole Oresme // Isis, 3 (91), 2000. P. 542-548..

Судебная астрология, которая, собственно, и составляла главный предмет интереса короля, стояла на нескольких предположениях: 1) о прямой связи событий человеческой истории и движения небесных тел; 2) что законы, по которым организована эта взаимозависимость, могут быть познаны. В результате главной областью судебной астрологии оказываются последние разделы «Зерцала астрономии» (Speculum astronomiae) Альберта Великого. Николя Орем отдает должное теоретической астрономии, но последовательно порицает любое использование судебной астрологии, особенно тогда, когда это касается вопросов политических, гадания:

…опасны для мужей государственных, -- князей, и государей, которым принадлежит эта власть. Для того-то я и сочинил эту книжечку по-французски, дабы могли понять это светские люди, из которых, как я слышал, кое-кто слишком склонен доверять подобным прорицаниям. <…> если мы развернем древние повествования, то найдем, что короли, прилежавшие к подобным занятиям, по большей части бывали несчастными, как будто Фортуна, возмущенная, более жестоко сражалась с теми, кто выведывали ее решения посредством суетных искусств Пер. В. П. Зубова (Зубов B. П. Николай Орем и его математико-астрономический трактат «О соизмеримости… С. 302-303)..

Николя Орему принадлежит несколько антиастрологических сочинений, и самое главное, «Против судебных астрономов» (Contra judiciaries astronomos, 1361) было им самим же переведено на французский язык и выпущено под названием «Книга о гаданиях» (Livre de divinacions), что было, разумеется, данью трактату Цицерона «О гаданиях», как и структура самой книги. Следуя почти точно за делением, сделанным Альбертом Великим, Орем разделяет астрономическую науку на шесть частей, то есть на: 1) учение о движении небесных тел, как теоретико-математическая наука; 2) учение о влиянии небесных тел на природные явления; 3) учение об обращении звезд и сочетаниях планет, используемое для прорицаний исторических событий, погоды и в медицине; 4) предсказания человеческой судьбы; 5) гадания на вопрос; 6) гадания на выбор (ауспиции); последние два раздела указанной науки Орем последовательно опровергает, ссылаясь на Аристототеля, с широкой отсылкой к политической проблематике и средневековой культуре совета. Так, он пишет:

…согласно Аристотелю, фортуна -- это естественная склонность к удаче, происходящей не из совета, будь то добрая фортуна или злая фортуна; и об этой склонности мы можем узнать только по ее последствиям. <…> я утверждаю, что дурно увлекаться этим (гаданиями. -- М. П.), и еще хуже -- желать пользоваться ими; подобную склонность нужно подавлять при помощи разума. <…> в «Этике» Аристотель говорит, что они (разум и страсти. -- М. П.) схожи: где преобладают страсти, преуменьшается разум, а в книге о Доброй судьбе Большая Этика, 1207а: «Там, где больше действует ум и правильное рассуждение, случайности меньше, где больший простор для случайности, там меньший простор для ума»; под «Книгой о доброй Фортуне» имеется в виду компиляция восьмой книги «Эвдемовой этики» и второй книги «Большой этики», издана в серии Aristoteles Latinus: Cordonier V. Aristoteles Latinus, Ethica Eudemica (fragmentum); Liber de bona fortuna, Translatio Moerbekana, Recensio Vulgata / V. Cordonier. ALD-3, URL: brepolis.com; о рецепции см. Cordonier V. Sauver le Dieu du Philosophe: Albert le Grand, Thomas d'Aquin, Guillaume de Moerbeke et l'invention du `Liber de bona fortuna' comme alternative autorisйe а l'interprйtation averroпste de la doctrine aristotйlicienne de la providence divine / Christian Readings of Aristotle from the Middle Ages to the Renaissance / Ed. L. Bianchi. Brepols, Turnhout, 2011. P. 65-114. он говорит, что где преуменьшается ум, там преобладает удача, и там, где преобладает удача, хотя должен был бы пребывать ум, возникают риск и злая фортуна, как в управлении кораблем. Равным образом каждый должен управлять при помощи разума и публичными делами, на войне или в мирное время, и своими собственными делами. Отсюда с необходимостью следует, что подобные гадания, которым причина -- страсти и умаление разума, как он (Аристотель. -- М. П.) говорит, являются причиной несчастий. <…> Далее, верно говорит Туллий в «Об обязанностях», что дурно увлекаться или учитывать что-то кроме того, что предписано политией, ведь это дурной знак. И потому предписывает апостол, чтобы каждый оставался при том, к чему он призван и что ему предписано (1 Кор. 17-20). И так, правителю нынешнего века предписано править и хранить подчиненный ему народ при помощи доброго совета, благоразумия и морали, а не заниматься самому и не верить подобным гаданиям Car, selon Aristote, fortune est une inclination naturelle a bonnes avantures qui aviennent sans conseil si ce est bonne fortune, ou au contraire se c'est mal fortune. <…> Pourquoy je dy que c'est mal d'estre a telles choses enclin.Et encor est plus grant misere de vouloir en user, mais doit on telle inclination reprimer par raison. <…> Or dit Aristote en Ethiques, que se les autres choses sont pareille, la ou il a plus de passions il y a mains de raisons (sic) ; et il dit ou livre de Bonne Fortune que la ou il a mains de raison il a plus de fortune, et et la ou il a plus de fortune, la ou raison deust estre, il y a plus de peril et de male fortune, sicomme il appert du gouvernement d'une nefs. Et comme il soit ainsi que la chose publique, soit en paix, soit en guerre, et sa propre chose mesme, doit chascun gouverner par raison, il s'ensuit de necessite que telz divinemens qui sont cause de passion et diminucion de raison, comme dit est, soient cause de male fortune, <…> Item, selon Tullles ou Livre d'Offices, ce n'est pas bon d'estre enclin ne d'entendre a autre chose que a celle a quoy on est ordonne en sa police, car ce est signe de mal avenir et est bien raison. Et pour ce commande l'Apostre que chascun remainne et se tiengne a ce a quoy il est appelle et oredene. Or est il ainsi par especial que les prisidens de ce siecle sont ordenez a gouverner et a garder le peuple subget par bon conseil et par bonne prudence et pratique, nom pas a soy occuper ne croire a telx divinemens (Nicole Oresme. Livre de divincaions / Coopland G. W. Nicole Oresme and the Astrologers… P. 80-84)..

Таким образом, Орем опирается на два важных аристотелевских фрагмента: на полититическую метафору корабля (Пол. 1276b), на фрагмент об удаче из рассуждения о добродетели во второй книге «Большой этики» (Большая Этика, 1207а), и на представление об управлении, выведенное из средневековой литературной традиции иерархии знания, как было показано выше. В тексте Аристотеля метафора корабля, впрочем, иллюстрирует рассуждение о добродетели человека и добродетели гражданина; в глоссе к этому фрагменту Орем подчеркивает, это различие: добродетельный человек в любой политии остается добродетельным человеком, но не будет добродетельным гражданином в дурной политии Il vault dire que la vertu par quoy un est bon citoien en une policie est autre que ne est la vertu par quoy il seroit bon citoien en une autre polilcie, aussi comme un est bon marinel pour une galee et par aventure, pour une autre nef convendroit autre science (LP 79c).; различая сообщества, в которые может входить, таким образом, человек («галера» или «иное судно»), Орем различает и науки, которые, соответственно, занимаются той или иной организацией, разделяя, соответственно, науку политическую и «иную науку». Оговорка «иная наука» / «эта наука» сопутствует рассуждениям Орема всегда, когда речь начинает касаться вопросов церкви Например, фрагмент из рассуждения о природе понятия citй: «Item, quelcunques partie principal du peuple qui a en soy aucun especial gouvernement peut ester dite citй, et en ceste maniere ceulz que nous appellons gens de Eglise sunt comme une citй; car il ont une policie quant a la gubernacion, distribution et ordenance d'aucunes possessions et d'aucune honorabletйs publiques. Et par aventure, ceste chose ne est pas tant hors de la consideration de ceste science que aucunes choses devant dictes et plusieurs qui ensuient ne puissent bien estre appliquees a la policie de ceste Eglise» (LP 78d-79a)., т. е. буквально получается, что понятия «хороший христианин» и «хороший гражданин» не связаны синтетически.