Влияние информационной культуры на функциональную грамотность социального субъекта

Размещено на http://www.allbest.ru

ТЮМЕНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ДИССЕРТАЦИЯ

на соискание учёной степени кандидата социологических наук

ВЛИЯНИЕ ИНФОРМАЦИОННОЙ КУЛЬТУРЫ НА ФУНКЦИОНАЛЬНУЮ ГРАМОТНОСТЬ СОЦИАЛЬНОГО СУБЪЕКТА

22.00.04 - социальная структура, социальные институты и процессы

Сорокин Геннадий Геннадьевич

Научный руководитель:

доктор социологических наук,

профессор Гаврилюк В.В.

ТЮМЕНЬ 2006

СОДЕРЖАНИЕ

Введение

Глава 1. Теоретико-методологические основы исследования феноменов информационной культуры и функциональной грамотности

1.1 Информационное общество как новая стадия социально-экономического развития

1.2 Функциональная грамотность и информационная культура в информационном обществе

1.3 Информационная культура как фактор социальной стратификации

1.4 Оценка информационной культуры социального субъекта

Глава 2. Институциональные факторы формирования информационной культуры

2.1 Информационная культура и образование

2.2 Влияние института образования на процесс формирования информационной культуры социального субъекта

2.3 Роль информационной культуры в период активной трудовой деятельности

2.4 Формирование информационной культуры людей старшего поколения

Заключение

Список используемых источников

Приложения

Приложение 1. Анкеты, используемые в исследованиях

Приложение 2. Таблицы двумерного распределения

Приложение 3. Схема работы компьютерной программы IkTest

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы исследования обусловлена возрастанием угрозы функциональной неграмотности для России и всего мирового сообщества. Несмотря на то, что опасность этого феномена была осознана учёными более полувека назад, до сих пор данная проблема не потеряла остроты и актуальности, до конца не понятны причины возникновения данного феномена, не ясны пути преодоления. Более того, сегодня функциональная неграмотность прогрессирует, расширяет свою географию, поражает всё большее количество граждан даже самых социально благополучных и экономически развитых стран. Ежегодные потери от функциональной неграмотности по всему миру исчисляются миллиардами долларов. Растёт число техногенных катастроф, несчастных случаев на производстве и в быту, вызванных этим социальным явлением.

Появление функциональной неграмотности в развитых западных странах совпало с первыми ощутимыми шагами данных государств к переходу в информационное общество. Характерный для информационного общества рост социальной динамики не только расширяет объём знаний, определяющий функциональную грамотность индивида, но также сокращает сроки ресоциализации, необходимой для адаптации индивида к новым условиям жизни. Это обстоятельство негативно влияет на функциональную грамотность лиц, не готовых к жизни в новом обществе.

Происходящие сегодня в России процессы в образовательной, экономической, социальной и других сферах создали благоприятную почву для развития функциональной неграмотности. Речь идёт не только о кризисе образования, но и о многочисленных инновациях в повседневной жизни человека, изменении специфики рынка труда, первых шагах России к информационному обществу. Результаты пока ещё немногочисленных социологических исследований говорят о том, что масштабы функциональной неграмотности в нашей стране много меньше, чем в развитых Западных странах. Такое положение вещей объясняется, главным образом, тем, что большинство россиян получило образование в Советском Союзе - стране всеобщей грамотности, стране с эффективной системой образования. Но, несмотря на относительно благополучное (по сравнению с Западом) положение, есть основания утверждать, что функциональная неграмотность уже сегодня представляет опасность для экономического, интеллектуального и культурного будущего всей нации.

Вопросы преодоления и профилактики функциональной неграмотности неизменно оказываются связанными со способностью отдельного индивида адекватно реагировать на изменения в окружающем мире. В условиях перехода к информационному обществу эффективность деятельности социального субъекта по адаптации к новым условиям во многом определяется сформированностью у него навыков и наличием знаний, необходимых для самостоятельного поиска и работы с информацией. Высокий уровень информационной культуры личности становится необходимым для продолжения образовательной и самообразовательной деятельности на протяжении всей жизни. Отмечается также возрастание роли информационной культуры как основания социальной стратификации. Эти обстоятельства требуют специального изучения информационной культуры социального субъекта как составляющей функциональной грамотности и как фактора успешной профилактики и преодоления функциональной неграмотности в современном обществе.

Степень разработанности проблемы. На сегодняшний день существует достаточно много работ, посвящённых вопросам становления информационного общества. Пожалуй, трудно найти какую-либо сферу человеческой жизни и деятельности в информационном обществе, оставшуюся без внимания исследователей (философов, социологов, культурологов, политологов, экономистов и т.д.). В концепциях информационного общества получили свое воплощение и развитие научная традиция, восходящая к социальным идеям эпохи Просвещения, которые связывали общественный прогресс с последовательным улучшением условий материальной и духовной жизни человека. В западной социологии основные концепции информационного общества разрабатывали Д. Белл, Д. Рисман, Э. Тоффлер, З. Бжезинский, А. Турен, Э. Гидденс, Дж. Нэсбит, Т. Стоуньер, М. Поарт, Ф. Махлуп, И. Масуда, Р. Катц и др.

Проблемы становления информационного общества не остались без внимания отечественных учёных. Среди них В.Л. Иноземцев, А.Д. Урсул, А.Д. Еляков, Г.Т. Артамонов, И.С. Мелюхин, А.В. Чугунов, Э.П. Семенюк, Ю.С. Зубов, В.В. Орлов, А.И. Уткин, А.А. Чернов.

Теории информационного общества постоянно совершенствуются, футуристические прогнозы полувековой давности сопоставляются с сегодняшней реальностью. Это приводит к появлению новых и коррекции уже имеющихся теоретических моделей информационного общества. Проблема же функциональной неграмотности, напротив, изучена крайне слабо. Её изучение, как правило, сводится либо к выявлению уровня грамотности социальных групп, либо к изучению читательской активности. Наиболее весомый вклад в изучение проблемы функциональной неграмотности внесли следующие зарубежные учёные: К. Стрек, Л. Карган, Д. Баллантин, Д. Козол, Д. Курран, К. Ренезетти, Л. Бьючерт. В нашей стране данная проблема начала изучаться относительно недавно. Наиболее заметные труды принадлежат В.А. Ермоленко, Г.А. Ключареву, С.И. Григорьеву, Ж.Т. Тощенко, В.П. Чудиновой. Косвенно эту проблему в своих работах затрагивали С.А. Тангян, И.Г. Семакин, Г.Л. Ильин.

В настоящее время существует большое количество работ, посвященных проблемам формирования информационной культуры. Но мы склонны рассматривать такое “изобилие информации” не как свидетельство детального изучения феномена информационной культуры во всех его аспектах, а, скорее наоборот, как показатель того, что данное явление изучено недостаточно. Большинство авторов говорят о необходимости формирования информационной культуры широких масс населения в связи с переходом к информационному обществу, после чего вкладывают в понятие “информационная культура” свой (какой угодно) смысл, зачастую не согласованный с уже имеющимися разработками данного вопроса. Это обстоятельство в значительной мере мешает изучению проблем, связанных с формированием информационной культуры, препятствует взаимодействию представителей разных научных течений.

Первые попытки проанализировать генезис информационной культуры, выявить ее историческую и социальную обусловленность были предприняты в работах А.Л. Ракитова, Н.Б. Зиновьевой, и др. В дальнейшем их развили С.Т. Антонова, Г.Ю. Кудряшова, Г.Г. Воробьёв, Н.В. Огурцова, Н. Лопатина, В. Минкина, Э.Л. Шапиро, О.В. Щербинина, С.В. Гриценко, С.И. Оленев, В.В. Зыков и др.

Анализ литературы показал, что в настоящее время информационная культура рассматривается главным образом как узконаправленные знания и умения (ориентация в библиотечных фондах, владение информационными технологиями, навыки коммуникации и т.д.).

Теории информационного общества в настоящее время достаточно хорошо разработаны и из разряда футуристических моделей перешли в разряд объектов изучения различных экономических, философских и социологических дисциплин. В работах многих основоположников теории информационного общества (Д. Белл, Э. Гидденс, В.Л. Иноземцев и др.) говорится о необходимости наличия у человека определённых знаний и умений для комфортной жизни в новом обществе. В частности, большое внимание уделяется умению работать с информацией, навыкам реализации различных информационных процессов. Э. Тоффлер даже даёт прогнозы относительно того, что случится с человеком, оказавшимся неспособным адекватно реагировать на перемены в окружающем мире. Но в то же время никто из исследователей функциональной неграмотности до сих пор не соотнёс возникновение и динамику данного феномена с переходом к информационному обществу. Мы считаем, что без учёта реалий ближайшего будущего человечества, невозможно выработать эффективную стратегию борьбы с функциональной неграмотностью, дать реальные прогнозы динамики данного феномена и даже определить содержание понятия “функциональная грамотность”. Вне всяких сомнений, человек, живущий в информационном обществе, не сможет обойтись без комплекса знаний, необходимых для работы с разноплановой информацией, поэтому можно утверждать, что эти знания и умения (точнее уровень информационной культуры личности) всё в большей степени определяют функциональную грамотность индивида по мере приближения к информационному обществу.

Проблема исследования, таким образом, заключается в необходимости изучения социальных, экономических, культурных особенностей жизни и деятельности социального субъекта в условиях информационного общества для объяснения причин возникновения функциональной неграмотности, поиска способов её преодоления и отсутствием в современной социологии соответствующей методологии.

Объектом исследования является функциональная грамотность как социальное явление.

Предмет исследования - влияние информационной культуры на функциональную грамотность социального субъекта в условиях перехода к информационному обществу.

Цель исследования состоит в выявлении места и роли информационной культуры в комплексе знаний и умений, образующих функциональную грамотность современного человека. В соответствии с целью ставятся следующие задачи исследования:

1) определить концептуальные основания исследования функциональной грамотности-неграмотности в условиях перехода к информационному обществу. Конкретизировать содержание понятия “информационная культура социального субъекта”;

2) выявить роль информационной культуры как основания социальной стратификации в условиях информационного общества;

3) выявить влияние института образования на формирование информационной культуры социального субъекта;

4) выявить роль информационной культуры как фактора способствующего поддержанию функциональной грамотности социального субъекта в различные периоды жизни;

5) разработать инструментарий для оценки уровня информационной культуры, методику его использования в социологическом исследовании.

Гипотезы, верификация и фальсификация которых осуществлялась в рамках исследования:

1. В условиях перехода к информационному обществу степень владения знаниями и умениями, необходимыми для работы с информацией в значительной мере определяет эффективность выполнения профессиональных и социальных функций. Высокий уровень информационной культуры является необходимым условием для осуществления деятельности по преодолению и профилактике функциональной неграмотности.

2. По мере перехода к новой стадии социально-экономического развития (информационному обществу) возрастает роль информационной культуры как основания социальной стратификации.

3. Главными агентами формирования информационной культуры являются институты формального образования.

Теоретико-методологическую основу исследования составили научные труды отечественных и зарубежных философов, социологов и психологов, посвящённые проблемам становления информационного общества, характеристике его черт, условий жизни и деятельности человека в информационном обществе (Д. Белл, М. Кастельс, Э. Тоффлер, А.В. Чугунов, А.А. Чернов, В.И. Иноземцев). При рассмотрении вопросов, связанных с формированием информационной культуры, в качестве методологической основы исследования, были использованы работы Г.Г. Воробьёва, В.В. Зыкова. Исследование также опирается на работы Ж.Т. Тощенко и Г.А. Ключарева, посвящённые исследованию феномена функциональной неграмотности. При рассмотрении условий формирования информационной культуры и функциональной грамотности в образовательных учреждениях использовались труды по социологии образования Г.Е. Зборовского, В.А. Нечаева, Н.В. Поправко, В.В. Гаврилюк, С.М. Григорьева, В.Н. Турченко, С.А. Шароновой. Проблемы модернизации высшей школы в условиях перехода к информационному обществу рассмотрены на основе работ В.И. Загвязинского, В.И. Жукова, Г.Ф. Шафранова - Куцева.

В диссертации использован комплексный подход к изучению информационной культуры личности. В соответствии со спецификой подхода изучение информационной культуры носит междисциплинарный характер, предполагает тесное взаимодействие таких научных дисциплин как философия, социология, психология, педагогика, информатика, экономика и т.д. информационный культура грамотность человек социологический

Основными методами диссертационного исследования выступили: анкетный опрос; тестирование, основанное на авторском методе абсолютной оценки; метод анализа документов; вторичный социологический анализ.

Эмпирическую базу исследования составили результаты четырёх социологических исследований, проведённых диссертантом с 2004 по 2006 годы как лично (по авторскому инструментарию), так и в составе исследовательских групп.

Научная новизна исследования состоит в следующем:

1. Предложен новый критерий выделения информационного общества как стадии социально-экономического развития - стратификационный. Данный критерий предполагает, что одним из главных признаков информационного общества являются изменения в социальной структуре, вызванные усилением роли информации и знания как критериев социальной стратификации. Вследствие чего положение индивида в социальной иерархии информационного общества в значительной мере определяется уровнем его информационной культуры и степенью доступа к информации.

2. Определены концептуальные основания взаимосвязи базовых понятий, отражающих объект исследования. Понятие “информационная культура” рассматривается не как узкоспециализированный набор знаний и умений по работе с информацией, ориентированный на конкретный вид деятельности (работа с компьютером, работа в библиотеке и т.д.), а как комплекс качеств, необходимых для удовлетворения информационных потребностей, от владения речью и письмом до коммуникативных знаний и умений. Информационная культура социального субъекта рассматривается как общая основа функциональной грамотности человека информационного общества (до этого в содержание понятия “функциональная грамотность” включались лишь отдельные навыки по работе с информацией и информационными технологиями).

3. Доказано, что информационная культура - фактор успешного осуществления непрерывной образовательной деятельности и фактор, способствующий преодолению и профилактике функциональной неграмотности.

4. Разработан авторский подход к оценке информационной культуры личности, а также методика его применения в социологическом исследовании, предполагающая использование созданной диссертантом компьютерной программы. Новая методика позволяет сравнивать уровень информационной культуры представителей различных социальных групп, существенно ускоряет сбор социологической информации, облегчает её анализ благодаря возможности автоматической интеграции данных в программы SPSS и Ms. Excel.

Научная новизна конкретизируется в следующих положениях, выносимых на защиту:

· В условиях перехода к информационному обществу информационная культура социального субъекта является основным фактором успешного выполнения им своих социальных и профессиональных функций. Информационные знания и умения становятся компонентами функциональной грамотности, высокий уровень информационной культуры способствует осуществлению образовательной деятельности, поддержанию профессиональной и социальной компетентности на различных жизненных этапах.

· Несмотря на то, что информационная культура формируется на протяжении всей жизни, определяющая роль в процессе формирования информационной культуры социального субъекта принадлежит институту образования. Уровень образования социального субъекта в значительной степени определяет уровень информационной культуры, а также задаёт стартовые возможности для её самостоятельного формирования после окончания учебного заведения. Условия жизни и деятельности в информационном обществе требуют от института образования усиления внимания к формированию информационной культуры представителей различных социальных групп и, особенно тех социальных субъектов, для которых образовательная деятельность не является основной.

· Разработанная авторская модель метода оценки информационной культуры личности и методика его реализации в социологическом исследовании. Модель предполагает 3х-уровневую оценку информационной культуры, основанную на соотнесении степени сложности информационной среды, в которой находится индивид, с тем, насколько свободно и грамотно он в ней ориентируется.

Работа носит теоретико-прикладной характер. Теоретическая значимость работы заключается в том, что в ней раскрывается сущность малоизученных в социологии феноменов информационной культуры и функциональной грамотности, определяется их взаимосвязь. Разработанная в ходе исследования методологическая база может быть использована для организации социологических исследований, для дальнейшего изучения информационной культуры и функциональной грамотности различных социальных групп.

Практическая значимость заключается в возможности применения полученных результатов и предложенных рекомендаций для совершенствования образовательных программ различных учебных заведений. Полученные в ходе исследования результаты могут быть использованы в процессе преподавания таких учебных дисциплин как “Общая социология”, “МиМСИ”, “Социология образования”, “Социология коммуникаций”.

Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации нашли своё отражение в 12 научных публикациях, докладывались и обсуждались на международных, всероссийских, межрегиональных, региональных, областных, межвузовских теоретических и практических конференциях в Уральском государственном техническом университете (Екатеринбург, 2005 г.), Уральской академии государственной службы (Екатеринбург, 2005 г.), Уральском государственном университете (Екатеринбург, 2006 г.), Челябинском институте (филиале) Уральской академии государственной службы (Челябинск, 2006 г.), Тюменском государственном нефтегазовом университете (Тюмень, 2006 г.), Тюменском государственном университете (Тюмень, 2005, 2006 г.). Исследования диссертанта поддерживаются Российским фондом фундаментальных исследований (Грант РФФИ “Исследование феномена функциональной неграмотности в условиях перехода к информационному обществу” № 05-06-80273-а. Руководитель д. соц. н., проф. Гаврилюк Вера Владимировна).

ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ФЕНОМЕНОВ ИНФОРМАЦИОННОЙ КУЛЬТУРЫ И ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ ГРАМОТНОСТИ

1.1 Информационное общество как новая стадия социально-экономического развития

Во второй половине ХХ века резко возрос интерес философов, социологов и культурологов к проблемам перехода наиболее развитых стран в качественно новую стадию социального развития. Эта стадия в трудах различных учёных фигурировала под разными названиями. Так, в литературе 60-70х годов, можно встретить названия: “общество третьей волны”, “общество знаний”, “постиндустриальное общество”, “электронное общество”.

Главным отличающим критерием нового общества является определяющая роль информационных технологий во всех сферах жизнедеятельности людей. Это обстоятельство породило ещё одно название - “информационное общество”, которое и получило наибольшее распространение на сегодняшний день.

Следует отметить, что в нашей работе мы отождествляем понятия “постиндустриальное общество” и “информационное общество”, хотя изначально, основанием выделения первого служил переход к новой стадии индустриального развития, а второго - коренные социальные и цивилизационные изменения, которые принесла информационная наука во все сферы человеческой деятельности. Но, уже в начале восьмидесятых годов прошлого столетия, многие видные исследователи проблемы пришли к выводу, что фактически, эти два подхода описывают один и тот же феномен с разных сторон. К примеру, Дж. Несбит и И. Масуда недвусмысленно определяют информационное общество как постиндустриальное [30, 514]. Мы также разделяем эту точку зрения.

Фрэнк Уэбстер, проанализировав работы западных учёных по данной теме, выявил пять критериев выделения информационного общества как новой стадии социального развития [126, 14]. Все они связаны с параметрами идентификации новизны и отражают качественно отличительные от предыдущих стадий черты информационного общества. Перечислим эти критерии:

· технологический;

· экономический;

· связанный со сферой занятости;

· пространственный;

· культурный.

Технологический критерий рассматривает новые технологии как один из главных признаков зарождения информационного общества. Под новыми технологиями здесь подразумевается кабельное и спутниковое телевидение, компьютерные сети, цифровые технологии в офисе и быту. Большой объём технологических новаций приводит к социальному переустройству, ибо его воздействие на общество очень значительно. Приверженцами такого подхода являются: Д. Диксон, М. Коннорс, Б. Мартин, Э. Тоффлер, К. Эванс.

Экономический подход предполагает учёт роста ценности информационной деятельности. Для экономической сферы информационного общества характерно доминирование информационной активности над деятельностью в области сельского хозяйства и промышленности. Экономического критерия придерживаются Ф. Махлуп, П. Монк, М. Поарт.

Критерий, связанный со сферой занятости, в социологии рассматривается чаще других. Здесь рассматривается структура занятости населения и модели наблюдаемых изменений. Предполагается, что человечество вступает в информационное общество, когда большинство занятых работает в информационной сфере и сфере услуг. Поскольку “сырьём” для нефизического труда является информация, она противопоставляется физической силе, навыкам ручного труда и его машинным характеристикам. Данную точку зрения разделяли Д. Белл, П. Дракер, Р. Райх.

Пространственный критерий главный акцент ставит на информационные сети, которые связывают между собой разные точки внутри и вне офиса, города, региона, континента, всего мира. Это оказывает глубокое воздействие на организацию времени и пространства, на социальную организацию. Этого подхода придерживаются М. Кастельс, Дж. Урри, Г. Мулган.

Критерий культуры предполагает, что продвижение к информационному обществу связано с усилением влияния информационной среды на человека. Современная культура более информативна, чем любая предшествующая. Информационное содержание социальных отношений становится гораздо более значимым, чем когда-либо прежде. Жизнь существенно символизируется, символы и знаки наполняются новыми смыслами. Описанные идеи являются основополагающими в трудах Ж. Бодрийяра и М. Постера.

Следует отметить, что переход к новой стадии социально - экономического развития сопровождается изменениями в социальной структуре. Появляются новые критерии социальной стратификации. Выделяется новая элита, низшие классы пополняются индивидами, оказавшимися неспособными адаптироваться к условиям жизни в новом обществе. На основании этого, мы считаем, что классификацию Уэбстера следует дополнить ещё одним критерием - “стратификационным”. Данный критерий связан с усилением в информационном обществе роли информации и знания как критериев социальной стратификации, в результате чего индивиды, располагающие доступом к информации и возможностями для её использования, оказываются на более высоких ступенях социальной иерархии.

Как можно увидеть из этого небольшого обзора, при выявлении предпосылок возникновения информационного общества, многие исследователи ограничиваются рассмотрением отдельных хозяйственных, а иногда даже технологических процессов, что не способствует созданию комплексной картины развития социальной структуры. В. Иноземцев считает такой подход неправомерным, по его мнению, “Самые впечатляющие новации последних лет, связанные с развертыванием информационной революции, не могут стать основой не только периодизации общественного развития, но даже осмысления его нынешнего состояния, если их оценка не дополняется анализом множества иных процессов, которые не следует считать ни сопутствующими, ни второстепенными” [54, 2]. Ф. Уэбстер, также подвергает критике подходы к выделению новой стадии общественного развития, основанные на рассмотрении какого-либо одного критерия. Так, в рамках технологического направления, считается, что сам факт появления новых технологий означает появление информационного общества. Уэбстер не разделяет точку зрения представителей такого подхода. “Они довольствуются тем, что в самых общих словах описывают технологические новации, почему-то полагая, что этого достаточно для описания общества нового типа… …но ведь очевидно, что технологии не отделены от области социального. Напротив, они являются составной частью социального” [126, 17]. Тот факт, что в развитых обществах появляется всё больше рабочих мест в информационном секторе экономики, также не принимается Уэбстером в качестве достаточного условия перехода к новому обществу. “Как нельзя объявлять о возникновении нового общества только потому, что выросла занятость в сфере информации, так нельзя утверждать, что возросшее количество информации само по себе свидетельствует о возникновении нового общества” [126, 72]. Переход к информационному обществу затрагивает не отдельные области общественного производства, не отдельные социальные процессы, а порождает новую социальную реальность.

Процесс становления информационного общества протекает в разных странах с различной интенсивностью и особенностями. А.А. Чернов выделяет две модели такого становления: “западную” и “восточную”. В “западной” модели основная роль отводится либерализации рынка информационных супермагистралей и их универсальному обслуживанию. В “восточной” уделяется большее внимание сотрудничеству государства и рынка, наблюдается стремление установить связь между традиционными культурными ценностями и неизбежными с формированием глобального информационного общества социальными изменениями [135, 114]. В то же время в рамках каждой из этих моделей существуют свои различия, которые во многом определяются уровнем экономического и социально-политического развития того или иного социума. Одновременно становится ясно, что пока еще далеко не все страны готовы переступить новую ступень эволюции человеческого общества или даже подойти к ней.

Наиболее близки к информационному обществу экономически развитые страны, такие как США и Япония. В Соединённых Штатах свыше 60% работающих занято в информационной сфере, более 90% “белых воротничков” (конторских служащих) используют в своей работе ПК. Затраты на компьютеризацию в этой стране составляют 1200 долларов в год. Япония, начиная с 1990 года, стала преимущественно экспортировать не изделия и машины, а новую научно-техническую информацию, информационные технологии (“know-how”) [68, 8]. Но, тем не менее, пока преждевременно говорить о том, что процесс формирования информационного общества в Японии и Соединённых Штатах завершен. В США промышленное производство до сих пор дает более половины национального валового продукта, а в Японии краеугольным камнем экономики был и остается скорее концерн “Тойота”, чем “Сони” [146,26]. Быстрыми темпами к информационному обществу движутся и развитые европейские страны. Согласно прогнозам, первый этап формирования информационного общества в этих странах завершится к 2030му году, он будет связан с окончанием компьютерной революции [42, 36]. Но всё же пока ещё рано говорить о глобальном переходе к новому обществу. Так, более половины населения Земли ни разу не пользовались телефоном, 75% не держали в руках обычного электронного калькулятора, не говоря уже о работе с компьютером [28, 67].

Экономическое отставание России от ведущих западных держав, географическая протяженность страны с неравномерно развитой информационной инфрастуктурой, общее переходное состояние экономики, остающийся низким уровень материального благосостояния населения - всё это не могло не сказаться на развитии информационного общества в нашей стране. В 2001 г. в ежегодном экспертном докладе Всемирного экономического форума в Давосе по основным технологическим показателям (инфраструктура, Интернет, электронная коммерция и т. д.) Россия в списке из 59 стран заняла строку между 56 и 59 местами; в стране на тысячу жителей приходилось 12 персональных компьютеров, 0,3 факс-аппарата, 1 мобильный телефон, 391 телевизор и 3 Интернет-хоста на 10 тыс. человек [58, 28]. В 2005 году в рейтинге стран по “электронной готовности” Россия заняла 52е место из 65 возможных (сравнивая “электронную готовность” разных стран, составители рейтинга учитывают, какой процент населения пользуется Интернетом через кабельные и беспроводные сети, сколько граждан используют услуги электронного банкинга - управления банковскими счетами через Интернет и др.). Соседями России по шестой десятке стали Египет, Китай, Эквадор, Филиппины. В первую десятку вошли в основном западноевропейские государства, США, Гонконг и Австралия [91].

А.А. Чернов считает, что основную причину такого отставания следует искать, в первую очередь, в нашем прошлом. “В России развитию информационной сферы традиционно уделялось мало внимания. В результате, несмотря на наличие значительного потенциала, в том числе научно-технического, образовался значительный и, как показывает практика, увеличивающийся разрыв в уровне развития и распространения информационных и коммуникационных технологий по сравнению не только с развитыми, но и многими развивающимися странами. Доля этой отрасли в ВВП составляет, по оценкам специалистов, немногим более 0,5%, по обеспеченности персональными компьютерами Россия отстает от стран Европы примерно в 5 раз, от США -- в 10 раз, Интернет-серверами соответственно в 10 и 100 раз” [135, 101].

Но, несмотря на очевидное отставание от Запада, прогнозы большинства исследователей оптимистичны. Так, в “Программе развития информационного общества в России” отмечается, что за последние 7-10 лет в России сформировались некоторые факторы социально-экономического, научно-технического и культурного развития, способные служить в качестве предпосылок развития информационного общества. В частности:

“1. Информация становится общественным ресурсом развития, масштабы ее использования стали сопоставимыми с традиционными (энергия, сырье и т. д.) ресурсами.

Уже сегодня объем продаж в России, только средств вычислительной техники и информатики (в основном ПЭВМ и периферии), достигает величины более одного миллиона штук в год и оценивается, примерно в 1,5 млрд. долларов. Как показывает мировой опыт, стоимость продаж программного продукта обычно равна (или несколько больше) затратам на технику, а затраты на персональные средства связи, аудио и видеоаппаратуру обычно соизмеримы с затратами на средства вычислительной техники. Эти минимальные приближенные оценки суммарно составляют 4,5 млрд. долларов. Эта величина суммарных затрат на информацию уже имеет макроэкономическую значимость и характеризует рост использования ресурса “информация”.

2. Можно говорить о том, что в России сформировался и успешно развивается отечественный рынок телекоммуникаций, информационных технологий, продуктов и услуг. Объем средств, циркулирующих на этом рынке, достигает 5-7,5 млрд. долл./год.

3. В целом в стране, несмотря на все трудности экономического развития, растет парк ЭВМ, ускоренными темпами идет развитие систем и средств телекоммуникации. Растет количество корпоративных информационных сетей и непрерывно увеличивается число абонентов мировых открытых сетей. Количество российских пользователей Интернета приближается к миллиону. Интенсивно расширяется национальная сеть связи, использующая спутниковые каналы. Успешно осуществляется телефонизация страны и стремительно растет рынок средств мобильной связи.

4. В значительной степени информатизированы многие отрасли хозяйства, банковская сфера и сфера государственного управления.

5. Современная Россия является частью мирового политического и экономического сообщества в такой степени, в какой она никогда не была в прошлом. В прямом и переносном смысле Россия подсоединена к остальному миру кабельными и спутниковыми каналами связи, активно используемыми сотнями тысяч сотовых и простых телефонов, факсов, компьютеров и т.д.

6. Сформирована и функционирует государственная структура, ответственная за создание и развитие информационно-технологического базиса обеспечения процессов перехода” [28].

Диаграммы 1-3 построены нами на основании данных и прогнозов английской интегрированной онлайновой информационной системы GMID (Global Market Information Database), принадлежащей компании Euromonitor International. В них представлена информация о количестве компьютеров, пользователей Интернет и расходах на книги, газеты и журналы в России в период с 1999 по 2015 год [163]. Рост представленных показателей, также можно рассматривать, как предпосылки для развития информационного общества.

Диаграмма 1. Количество компьютеров на 1000 человек с 1999 по 2015 год (по данным и прогнозам GMID).

Диаграмма 2. Количество пользователей Интернет на 1000 человек с 1999 по 2015 год (по данным и прогнозам GMID)

Диаграмма 3. Расходы на книги, журналы и газеты на душу населения в долларах США с 1999 по 2015 год (по данным и прогнозам GMID)

В работах практически всех теоретиков информационного общества отмечается, что основной производительной силой на новой стадии социально-экономического развития становится наука. Поэтому для оценки условий перехода России к информационному обществу, необходимо также учесть огромный потенциал отечественной науки. Общий штат научной интеллигенции в Российской Федерации меньше, чем в развитых постиндустриальных странах. Так, по данным Центра исследований статистики науки, на данный момент персонал, занятый научными разработками в России, составляет чуть менее 840 тыс. человек. Сюда входят и те, кто обслуживают учёных (лаборанты и т.д.). А вот исследователей (самих учёных) - 491 тыс. Для сравнения, в США - 1 млн. 261 тыс., в Японии - 646 тыс. Но, всё же, Россия по-прежнему находится в числе лидеров по количеству учёных на 10 тыс. населения (Диаграмма 4) [143].

Диаграмма4. Количество учёных на 10 тыс. населения (по данным Центра исследований статистики науки)

С 2002 года реализуется программа “Электронная Россия”, предусматривающая спектр мероприятий, направленных на сокращение разрыва между Россией и западными странами в уровне распространения, эффективности использования и производства информационных продуктов и технологий с учётом специфики страны (большая протяжённость территории, неравная плотность населения, наличие квалифицированного персонала и т.д.) [66]. Оценивая условия и перспективы вхождения России в информационное общество, уместным будет привести цитату Д. Белла. Он писал: “Если бы она (Россия. - Г.С.) достигла внутренней стабильности и избежала разорительных этнических конфликтов и гражданских войн, она была бы готова вступить в постиндустриальный век раньше, чем любая другая страна” [20, 133].

Сегодня концепция информационного общества остается в центре внимания различных обществоведческих дисциплин, причем воспринимается, как правило, в качестве не столько одного из течений социологической или экономической мысли, сколько методологического основания широкого спектра современных исследований.

1.2 Функциональная грамотность и информационная культура в информационном обществе

Переход к новой стадии социально-экономического развития сопровождается изменениями во всех сферах общественной жизни, изменяются культура, язык, характер социальных отношений. В информационном обществе многие явления предстают в новом свете, привычные понятия наполняются новыми смыслами. В частности, возникает необходимость пересмотра и уточнения содержания понятия “грамотность” в соответствии с требованиями, которые предъявляет к индивиду информационное общество.

Слово “грамотность” произошло от греческого grammata -- чтение и письмо. Буквально оно означает определённую степень владения навыками устной и письменной речи. Но конкретное содержание понятия “грамотность” изменялось на различных этапах экономического и политического развития общества, оно расширялось с ростом обществ, повышением требований к развитию индивида. Первоначально грамотными считались лица, умеющие только читать, позднее те, кто умел читать и писать, затем, в качестве критерия грамотности, добавились навыки счёта и т.д. В начале 1960-х годов ЮНЕСКО определяло грамотным “человека, владеющего чтением и письмом настолько, чтобы понимать простые и краткие сообщения, касающиеся его повседневной жизни” [86, 79-137]. Два десятилетия спустя в обиход вошло более развернутое определение функциональной грамотности как “способности осуществлять действия по чтению, письму и счету, необходимые для соответствующей жизнедеятельности и развития, как самого человека, так и всего его социального окружения” [155, 8]. В этом определении функциональная грамотность ещё рассматривалась как степень владения письменной и устной речью, а также навыками счёта, но здесь уже прослеживается авторская позиция, предусматривающая сопоставление знаний и умений индивида с эффективностью выполняемых им функций. В настоящее время содержание понятия “функциональная грамотность” расширилось до владения некоторым комплексом различных общественно необходимых знаний и навыков, позволяющих человеку сознательно участвовать в социальных процессах. Причём отмечается, что этот комплекс знаний и навыков постоянно расширяется в зависимости от политических, социокультурных, географических, исторических и прочих факторов.

Во времена, когда умение читать и писать было исключением из правил, в сознании людей грамотность являлась критерием отнесения к элите, по крайней мере, научной. До сих пор в обыденном языке “грамотными” называют образованных, осведомлённых, умелых людей, компетентных специалистов и т.д. По мере того, как грамотность стала всеобщей, неграмотность вошла в разряд девиации, “неграмотными” стали называть недоучек, невежд, дилетантов и т.д. Неграмотность в общественном сознании стала ассоциироваться с социальной неполноценностью. Возможно, именно поэтому сегодня многие специалисты предпочитают вместо термина “функциональная грамотность” употреблять “функциональная неграмотность”, тем самым, подчёркивая аналогию с некоторой “социальной отсталостью”. Так Г. Ильин определяет функциональную неграмотность, как неспособность работника или гражданина эффективно выполнять свои профессиональные/социальные функции, несмотря на полученное образование [53, 65].

В последнем определении обозначен не только социальный, но и профессиональный аспект. Традиционно для обозначения эффективности выполнения работником своих профессиональных функций используется термин “компетентность” или “профессиональная компетентность”. С.А. Шаронова объясняет сходство современной интерпретации понятия “грамотность” с традиционной трактовкой понятия “профессиональная компетентность” тем, что современное образование ориентировано на воспроизводство ценностей рыночной экономики. “Поскольку рынок подразумевает широкий спектр выбора, то восприятие грамотности трактуется как компьютерная грамотность, экологическая грамотность, юридическая грамотность и т.п. Грамотность стала соответствовать рыночной идеологии, т.е. приобрела окраску профессиональной компетентности” [139, 233]. Слово компетентность означает обладание компетенциями, то есть знанием и опытом в некоторой области. Следует отметить, что в последнее время, раскрывая содержание понятия “компетентности”, исследователи всё чаще выходят за рамки профессиональной деятельности. Так А. Андреев достаточно широко определяет компетентность как интегральные деятельностно-практические умения [2, 5]. Э. Ф. Зеер как содержательные обобщения теоретических и эмпирических знаний, представленных в форме понятий, принципов, смыслообразующих положений [50, 29]. Термины “компетентность” и “компетенция” происходят от латинского слова competo -- добиваюсь, соответствую, подхожу. Часто под компетентностью понимают соответствие занимаемому положению или выполняемой деятельности. Неоднозначность толкований понятий “компетентность” и “функциональная грамотность” затрудняет их теоретическую интерпретацию. Разные исследователи, отталкиваясь от различных оснований, по-разному определяют характер взаимосвязи этих двух понятий.

В.А. Болотов и В.В. Сериков считают, что, в ходе получения профессионального образования, человек получает профессиональную и общеобразовательную компетентность. Причём последняя связана с дополнительными предпосылками развития специалиста, его собственным творческим потенциалом и качеством образования, которое он получил. “В отличие от профессиональной компетентности, имеющей нормированную среду приложения, сложившиеся образцы результатов деятельности и требования к их качеству, ключевая (общеобразовательная компетентность) проявляется как определённый уровень функциональной грамотности. Эти два вида компетентности объединяют опыт, не сводимый к набору знаний и умений, целостность и конкретность восприятия ситуации, готовность к получению нового продукта” [11, 13]. Данная трактовка разделяет понятия “функциональная грамотность” и “профессиональная компетентность”, но, в соответствии с таким подходом, не представляется возможным выявить характер взаимосвязи между двумя этими понятиями. Не ясно, является ли функциональная грамотность необходимым условием профессиональной компетенции.

И.Г. Семакин опирается на иерархию уровней результатов образования, предложенную Б.С. Гершунским, в которой грамотность находится на более низком уровне, чем профессиональная компетентность. Поэтому он определяет “профессиональную компетентность” через “функциональную грамотность”. “Профессиональная компетентность - это, прежде всего, та самая функциональная грамотность, которая востребуется и актуализируется на собственно профессиональном уровне” [103, 22]. В данном подходе функциональная грамотность рассматривается как способность эффективно выполнять некоторые функции и, применительно к профессиональной сфере, это понятие ассоциируется с профессиональной компетенцией. Но следует отметить, что здесь наблюдается некоторое несоответствие в терминологии, поскольку И.Г. Семакин под общей грамотностью подразумевает широкий набор знаний и умений, который позволяет человеку полноценно жить и трудиться в обществе, а так же продолжать образовательную и самообразовательную деятельность. То есть в понятие “общей грамотности” он вкладывает практически тот же смысл, который мы вкладываем в понятие “функциональной грамотности”. И с этой точки зрения общая грамотность (или в нашем понимании функциональная грамотность) представляется как необходимое условие профессиональной компетентности. Похожую точку зрения можно встретить и у Ж.Т. Тощенко. Он считает, что профессиональная некомпетентность “…характеризуется не только функциональной неграмотностью, но и профессиональной ограниченностью, отсутствием общей культуры и общечеловеческих нравственных ориентиров” [118, 334].

Анализ подходов к определению взаимосвязи понятий “функциональная грамотность” и “компетентность” привёл нас к следующим выводам. Эти понятия взаимосвязаны и взаимно проникают друг в друга, но в общем случае не являются тождественными. Характер взаимосвязи данных понятий определяется, главным образом, тем, какой подход используется для толкования дефиниций “компетентность”. Если компетентность трактуется как знания, получаемые в ходе образования, то функциональная грамотность выступает как более широкое понятие, включающее не только компетентность (то есть комплекс знаний, умений, навыков), но и некоторые составляющие, не сводимые к традиционным “зунам” (например опыт, способность к творчеству, креативность и т.д.). В случае, когда компетентность рассматривается как соответствие занимаемому положению, требованиям, предъявляемым обществом, научно-технической революцией и т.п., функциональная грамотность рассматривается как более узкое понятие, как набор базовых компетенций, необходимых составляющих компетентности. Учитывая сложность и неоднозначность трактовки рассматриваемых понятий, мы можем предположить, что более тщательный анализ может открыть ёщё более сложную схему их взаимосвязи.

Несмотря на то, что функциональная грамотность более четверти века является объектом внимания различных научных направлений, до сих пор не разработана методика её оценки. Даже вопрос об оценке грамотности, в обычном смысле этого слова, до сих пор не решён окончательно. Это обстоятельство, в частности, затрудняет сравнение степени охвата грамотностью населения различных стран. В настоящее время в России за основной показатель по версии Минобразования принят индекс грамотности (процент грамотного взрослого населения) - доля населения в возрасте 15 лет и старше, которая может с пониманием как прочитать, так и написать краткий простой текст, касающийся повседневной жизни [92, 484]. Между тем в Норвегии и ряде других стран к традиционному индикатору грамотности - умению читать и писать - уже добавлен навык счета. Г.А. Ключарев не исключает возможность того, что индекс грамотности в России, полученный на основе данных Роскомстата сильно завышен (98,8% - это соответствует показателю для стран с высоким уровнем дохода). Одним из оснований для такого заключения служит то, что официальный российский показатель основывается на данных переписи 1989г. В это время данный показатель относился к лицам в возрасте 9-49 лет, в то время как в большинстве других стран - ко всем лицам от 15 лет и старше. И, что самое существенное, в СССР уровень грамотности, начиная с 1930-х годов, входил в число важнейших идеологических показателей и в значительной мере устанавливался нормативно-директивным образом [81, 21].

В отношении оценки функциональной грамотности индивида неопределённостей гораздо больше. Традиционно окончательный вердикт о признании индивида функционально неграмотным выносится лишь тогда, когда он “допускает ошибку”, несовместимую с профессиональной или социальной компетентностью. В то же время, отсутствие в биографии индивида такой “ошибки”, ещё не является основанием для признания высокого уровня его функциональной грамотности. Обычно исследователи строят свои выводы на оценке респондентами своей компетентности в профессиональной и непрофессиональной сфере, уровне образования, читательской активности и т.д. Согласно одному из подходов, уровень функциональной грамотности должен определяться количеством специальностей или рабочих мест, которые человек в состоянии выполнять или занимать. Отсюда определяются категории населения, не имеющие достаточных возможностей для полноценной адаптации к изменяющимся условиям, и, следовательно, более всего нуждающиеся в реабилитационном образовании (женщины, иммигранты, пожилые работники, лица с ограниченными возможностями, представители национальных меньшинств и др.) [43, 21-22]. Этот подход основан на оценке экономических критериев и, безусловно, не является свободным от недостатков. Во-первых, в нём явно прослеживается акцент на оценку профессиональной составляющей функциональной грамотности и игнорируется социальный аспект. Во-вторых, этот подход не отражает в полной мере степень включённости человека в жизнь микросоциума, ведь человек, адаптированный (функционально) в одном месте, может оказаться маргиналом, отодвинутым на обочину, в другом, и наоборот. Примером может служить случай, выявленный во время опросов в Брюсселе. Бельгиец, 28 лет, франкоговорящий, не умеет читать и писать. Бросил школу в 14 лет (6 класс), чтобы помогать родителям, которые работали уборщиками территории. В 17 лет он нашел более легкую работу на фабрике напротив его дома. Сначала он работал там лифтером, затем - кладовщиком. Интервьюеру он говорит, показывая складские ведомости: “Смотри, ведь я знаю, как заполнять эти ведомости, и я читаю, что там написано. А ты говоришь, что я не умею читать. Как так может быть? Это - смешно” [81, 19].

Таким образом, отсутствие образования не обязательно является препятствием в выполняемой работе. Неграмотные люди могут быть востребованы на рынке труда при условии адаптированности к необходимому перечню профессиональных действий. В супермаркете, например, оператор просто проводит сканером по метке со штрих-кодом. Навыки чтения и счета при этом не нужны. Однако на практике такие исключения встречаются крайне редко. Как правило, функциональная неграмотность не позволяет адекватно реагировать на изменяющуюся ситуацию на рынке труда, затрудняет переквалификацию, сокращает шансы найти новую работу. В связи с этим, функционально неграмотный человек предрасположен к пополнению рядов безработных. По рекомендации Международной организации труда, в последние годы повышение функциональной грамотности начинает рассматриваться как средство борьбы с длительной, как правило, более двух лет, безработицей [81, 20].

В.П. Чудинова отмечает также, что функционально неграмотный человек сталкивается с серьёзными проблемами даже на бытовом уровне, “…ему трудно быть покупателем и выбрать необходимый товар (т.к. эти люди ориентируются не на сведения о товаре, указанные на упаковке, а только на этикетки), трудно быть пациентом (т.к. при покупке лекарства непонятна инструкция по его применению -- каковы показания и противопоказания, побочные эффекты, правила применения и т.д.), сложно быть путешественником (ориентироваться в дорожных указателях, планах местности и другой подобной информации, если он не был ранее в этом месте; проблемой является посчитать заранее и спланировать дорожные расходы и т.д.). Среди других проблем: оплата счетов, заполнение налоговых квитанций и банковских документов, оформление почтовых отправлений и писем и проч. Функционально неграмотные испытывают проблемы, связанные с воспитанием детей: порой не могут прочитать письмо учителя, боятся визита к нему, им трудно помочь ребенку с выполнением домашнего задания и т.д. Проблемы с бытовыми электроприборами, невозможность разобраться в инструкциях к ним, ведут к их порче, а иногда и к бытовым травмам хозяев” [137, 99].