Служащие

1,299**

1,224*

1,059

1,584***

1,369

1,344***

Квал. Рабочие

0,681***

0,769**

0,758***

0,818**

0,838

1,058

Неквал. рабочие

0,611**

0,816

0,936

0,671**

0,715

0,740

2000-е

Управленцы

1,213

0,686*

0,681**

1,276

0,748*

0,988

Специалисты

1,360**

1,128

0,883

1,401**

0,803*

1,039

Служащие

0,894

1,037

0,588***

1,096

0,875

1,229**

Квал. Рабочие

0,825

1,010

0,664***

1,023

1,120

1,408***

Неквал. рабочие

0,593***

1,066

0,820

0,725

1,088

1,200

2010-е

Управленцы

0,997

1,393

0,985

1,206

0,946

0,827

Специалисты

1,023

1,239

0,898

1,151

0,794

0,786

Служащие

0,972

1,106

0,687***

1,200

1,292**

1,109

Квал. Рабочие

0,648**

0,906

0,534***

0,611***

1,011

0,993

Неквал. рабочие

0,735

0,947

0,718*

0,695

1,412*

1,387*

Подключая к уже рассмотренным двум характеристикам-аналогам социального класса душевой доход (см. табл. 11), можно отметить, что с годами сила влияния данного параметра на принадлежность к «винным» (элитным, как мы уже отметили) типам увеличивается. Так, например, рассматривая потребление только вина или всех видов вина с другими напитками, можно отметить, что увеличение душевого дохода вело к росту вероятности принадлежать к одному из этих типов, по сравнению с водочным типом, в 1990-х на 15%, в 2000-ых годах на 20%, а в 2010-ых на 60%. На этих примерах заметно, что с течением времени растут шансы принадлежать к «винным» типам потребления при увеличении душевого дохода. Вероятность потребления крепленого вина с ростом доходов человека в 1990-ых незначительно увеличивалась по сравнению с водочным типом, в течение следующих десяти лет была незначима (а значит шансы быть частью этого типа или водочного одинаковы), а к концу изучаемого периода увеличивалась на 40%.

Рассматривая «пивные» кластеры в течение лет, можно отметить, что шансы потреблять пиво с водкой по сравнению с исключительно водкой в 1990-ых годах увеличивались, далее были равновероятны. Вероятность потребления исключительно пива или самогона в последующем периоде (в 2000-ых) снижалась с увеличением дохода, то есть в этот период данные напитки были скорее для людей более низкого статуса.

Сравнивая результаты влияния душевого дохода на тип потребления алкоголя с социальным классом, можно отметить, что в целом закономерности схожие: повышение дохода (повышение социального класса) ведет к увеличению вероятности потреблять винные напитки, увеличение дохода во многом не влияет на попадание в «пивные» типы по сравнению с «только водкой». Можно отметить, что логика взаимосвязей та же, что и в моделях с социальным классом.

Таблица 11 Сравнение регрессионных коэффициентов для переменной «логарифм душевого дохода» моделей трех периодов, зависимая переменной «тип потребления алкоголя», базовая категория - «потребление только водки», приведено значение экспоненты

Период	Детерминанты	Тип потребления алкоголя (базовая категория - «водка»)
	Логарифм душевого дохода	Только вино	Крепл. вино и др.	Самогон и др.	Вино все и др.	Только пиво	Пиво и водка
1990-е	LN (Income)	1,150***	1,094***	0,982	1,205***	1,068	1,121***
2000-е	LN (Income)	1,208***	0,968	0,834***	1,314***	0,879***	0,977
2010-е	LN (Income)	1,608***	1,395***	1,055	1,627***	1,009	0,992

Итак, мы рассмотрели модели с включением переменной по социальному классу и модели с альтернативным набором характеристик (образование, профессиональный статус и душевой доход), теперь можно сформулировать общие выводы о силе связи в моделях с разными вариантами независимых переменных - что влияет на тип потребления алкоголя в большей степени -принадлежность к социальному классу или характеристики человека по отдельности? Напомним, что в нашей модели «социальный класс» является не индивидуальной, а домохозяйственной характеристикой (приписывается домохозяйству по статусу члена семьи, зарабатывающего основной доход).

Рассматривая все периоды, можно однозначно отметить, что социальный класс подчеркивает различия между вероятностями быть частью определенных типов потребления алкоголя в большей мере, нежели чем отдельные характеристики индивида. Действительно, более высокий уровень образования, более высокий профессиональный статус и уровень дохода человека повышают его шансы быть частью «элитных» типов потребления, однако взаимосвязи этих характеристик довольно неоднозначны и нестабильны в разных периодах, довольно много незначимых коэффициентов в моделях с альтернативным набором независимых переменных (без социального класса). В свою очередь, социальный класс демонстрирует четкие взаимосвязи с типом потребления алкоголя, повышая шансы людей более высокого класса потреблять винные напитки в несколько раз по сравнению со средним-низшим классом, и снижает шансы для людей низших социальных классов - для них более вероятно потребление самогона по сравнению с водкой. Оба варианта моделей подчеркивают независимость «пивных» кластеров по сравнению с водочным как от социального класса, так и от отдельных характеристик в новом веке.

Мы предполагали, что в 1990-ых годах связь социального класса с выбором алкогольных напитков будет довольно сильной, однако связь с профессиональной группой будет сильнее. Данной предположение строилось на том, что в период дестабилизации общества человек пытается найти себя, избавиться от неопределенности в принадлежности к социальным группам и сообществам, в том числе к профессиональным группам (Ядов, 1994). Данная идея была частично опровергнута, так как действительно, профессиональные группы в 1990-ых годах играли бОльшую роль, нежели чем в последующих периодах, но если сравнивать влияние отдельной характеристики профессионального статуса и социального класса на выбор типа потребления алкоголя, то связь со второй характеристикой более велика. Для третьего периода мы предполагали, что такие переменные как возраст и пол будут влиять на принадлежность к типу потребления алкоголя в большей мере, чем социальный класс. Для того, чтобы проверить это, необходимо оценить влияние различных социально-демографических характеристик на принадлежность к различным типам потребления алкоголя.

Влияние социально-демографические характеристик на принадлежность к основным типам потребления алкоголя

Оценив влияние характеристик социального класса и отдельных переменных, перейдем к анализу влияния различных социально-демографических характеристик на выбор типа потребления алкогольных напитков, выделяя взаимосвязи с изучаемыми периодами. В виду того, что связь между социально-демографическими характеристиками и типом потребления алкоголя примерно одинаковая в модели с социальным классом и без него, мы проанализируем зависимости только для модели с социальным классом, чтобы избежать повторов. Как уже было отмечено ранее, таблицы с регрессионными коэффициентами и средними оценками переменных представлены в приложении 3 (для регрессий см. табл.П3.1-6; для ср. оценок см. табл.П3.9-14).

Одной из наиболее «стабильно» значимых характеристик оказался пол, что означает наличие взаимосвязи данного параметра с зависимой переменной во всех периодах. Можно отметить общую тенденцию: для мужчин вероятность принадлежать к «винным» типа потребления алкоголя, чем к кластеру «только водка» снижается по сравнению с женщинами для всего периода 1994-2018. Для мужчин, по сравнению с женщинами, наоборот, вероятность попасть в кластер «пиво и водка» увеличивается в несколько раз. Пол не влияет на такие типа потребления алкоголя, как «самогон и другие напитки» и «только пиво», однако данная закономерность нарушается в 2010-ых годах - для мужчин повышается вероятность быть частью этих типов потребления алкоголя, что довольно интересно.

Возраст человека также влияет на вероятность быть частью того или иного типа потребления алкоголя. В 90-ых годах наблюдается линейная зависимость между возрастом и принадлежностью к типу «самогон и др.» и «вино все и др.» - каждые десять лет жизни человека снижают вероятность быть частью данных кластеров - для самогона на 40%, а для вина на 50% по сравнению с кластером «только водка». Для остальных типов исходя из результатов регрессий наблюдается квадратичная зависимость, так как возраст в квадрате в этих моделях является значимым. Однако если рассмотреть более подробно эту взаимосвязь (см. рис. П3.1), мы видим, что для типа «только вино» наблюдается убывающая нелинейная зависимость, так как экстремум не попадает в значение возраста - с увеличением возраста на 10 лет (до 49 лет) снижается вероятность принадлежать к данному кластеру, а для старших возрастов она приближается к нулю. Соответственно, для типа «только водка» и «пиво и водка» зависимость возрастающая нелинейная, причем для первого кластера вероятность с возрастом растет в несколько раз интенсивнее.

Для 2000-ых годов линейная связь между возрастом и типом потребления алкоголя наблюдается для типа «пиво и водка» - каждые десять лет возраста снижают вероятность принадлежать к этому кластеру на 30% (см. рис. П3.2). Для остальных типов потребления в виду значимости переменной возраста в квадрате зависимость квадратичная - для типа «только водка» зависимость нелинейная возрастающая, довольно «быстро» возрастает вероятность принадлежать к данному типу в возрасте старше 39 лет; для второго пивного типа вероятность, наоборот, нелинейная убывающая - чем младше человек, тем больше вероятность, что он будет потреблять только пиво. Для кластера «пиво и водка» экстремум попадает на график, а это значит, что перед нами обратная U-образная зависимость - вероятность комбинировать пиво с водкой сначала возрастает с возрастом (до 59-64 лет),а затем обратно снижается. Для остальных типов, действительно, исходя из значимости регрессионных коэффициентов наблюдается квадратичная зависимость, но исходя из графиков мы видим, что вероятности колеблются около 0.

В 2010-ых годах возраст для типа «пиво и водка» не значим, а для всех остальных переменных зависимость исходя из значимости возраста в квадрате - квадратичная, как и было отмечено для других периодов. На основе построенного распределения (см. рис.П3.3) мы видим, что для кластера «только водка» наблюдается нелинейная возрастающая зависимость, а для типа «пиво и водка» - обратная U-образная зависимость, что соответствует результатам двух прошлых периодов. Для типа «только пиво» также по подобию прошлых лет убывающая нелинейная зависимость, как и для типа «самогон и др.» - с возрастом вероятность потреблять данные сочетания напитков снижается (до 54-59 лет), далее вероятность приближается к нулю.

На основе изучения регрессионных коэффициентов и вспомогательных распределений (см. табл. табл.П3.1-6; рис. П3.1-3) нам удалось более подробно изучить влияние возраста на вероятность быть частью определенных типов потребления алкоголя. В целом, можно отметить, что возраст в большей мере значим для «мужских» типов, его значимость [возраста] к последнему периоду увеличивается, что заметно и по значениям регрессионных коэффициентов, и по количеству кластеров, в которых наблюдаются квадратичные или нелинейные зависимости.

Тип места жительства в течение всего изучаемого периода также является характеристикой, влияющей на принадлежность к определенному типу потребления алкоголя, однако связь различается в зависимости от того, какой период мы рассматриваем. Можно отметить основную тенденцию во всем периоде - чем меньше населенный пункт, тем меньше вероятность попасть в кластер «только вино», «вино пьют все и другие напитки» по сравнению с жителями столиц. Обратная зависимость наблюдается для типа потребления «самогон и другие напитки» - для жителей областных центров и малых городов в 1990-ых и 2010-ых меньше вероятность быть частью данного типа, тогда как у селян шансы такие же, как и у столичных жителей, что довольно интересно. Зависимость для сельских жителей изменяется в 2000-ых годах: для областного центра и города по-прежнему (в меньшей мере) вероятность быть частью данного типа снижается, а для селян становится более вероятным потреблять самогон и другие напитки, чем для столичных жителей.

Менее связанными с типом места жительства оказались «пивные» типы: если в 90-ых годах для жителей городов и сел вероятность снижалась быть частью этих типов, то для последующих лет характеристика типа места жительства оказывается практически незначимой, а значит вероятность такая же как для жителей столиц. Исключением является 2010-е годы: для областного центра увеличивается вероятность быть частью типа потребления «пиво и водка».

Основной социально-демографической характеристикой, которая в одинаковой мере связана с типом потребления алкоголя как по годам, так и в зависимости от того, включен ли в модель социальный класс, является национальная принадлежность. Так, для лиц национальностей, склонных к мусульманству, вероятность принадлежности к типам потребления алкоголя, по сравнению с водкой, снижается в целом, по сравнению с русскими: в большей мере для типа «самогон и др.» - на 70%, для остальных типов вероятность снижается как минимум на 50%.

В целом, принадлежность к иным национальностям (не к мусульманским и не к русским) не значима. Довольно необычным изменением в данной тенденции является то, что в период с 2012 до 2018 для лиц других национальностей вероятность потреблять самогон и другие напитки увеличивается в два раза по сравнению с русскими. Этот период демонстрирует изменения в шансах принадлежать к «пивным» типам - она снижается по сравнению с русскими - на 40% для типа «только пиво» и на 60% для типа «пиво и водка». Подчеркнутые зависимости практически идентичны в моделях с социальным классом и без него, когда мы включаем отдельные характеристики.

Количество маленьких детей у респондента (до 5 лет), а также детей в возрасте от 6 до 15 лет в основном не влияет на принадлежность к определенному кластеру во всем изучаемом нами периоде. В 90-ых годах каждый маленький ребенок в семье снижает вероятность принадлежать к «винным» типам потребления алкоголя, а также к типу «пиво и водка» на 20-30%, а каждый ребенок в возрасте от 6 до 15 лет снижает на 20% вероятность принадлежать к типу «самогон и др.» и «вино все и др.» также на 20%. В период с 2002 по 2011 годы характеристика по количеству детей практически не значима. В последующие годы четких закономерностей выделить не удается. Количество взрослых людей в домохозяйстве практически не играет значимую роль в принадлежности к определенному типу потребления алкоголя.

В качестве контрольных переменных были выбраны средняя температура в январе как аналог характеристики «северного» или «южного» района России, а также вес респондента (разделенный на 10), так как бОльший вес часто позволяет потреблять более крепкий алкоголь. В модели для 1990х гг. средняя температура в январе незначительно, но повышает вероятность принадлежать ко всем типам потребления алкоголя по сравнению с кластером «только водка» за исключением «только пиво» (в моделях с социальным классом и без него). Это подтверждает уже найденные другими исследователями закономерности, что потребление водки более характерно для северных районов (Radaev, Roshchina, 2019). В свою очередь, вес индивида не значим в модели для 1990-ых гг., а в других периодах снижает вероятность принадлежности к другим, кроме водки, типам потребления алкоголя. В большей мере каждые дополнительные 10 килограммов веса снижают вероятность попадания в «винные кластеры» - на 10-15%, чем в кластер «только водка». Так как мы уже подчеркнули, что «винные» типы можно назвать «элитными», данный вывод о весе можно соотнести с представлением о правильном питании и большем знании о влиянии алкоголя лицами высших классов, о чем пишет в своих работах еще С. Меннел (Mennell, 1985; 1987).Он утверждал, что у людей с развитием общества вырабатываются новые привычки, в том числе они учатся самоконтролю в питании и сдержанности в потреблении блюд. (Mannel, 1987, p.391). П. Бурдье также отмечал, что вкусы того или иного класса зависят от «представлений класса о теле и о взаимодействии, оказываемом пищей на тело» (Бурдье, 2005, с.38).

Характеристики, влияющие на принадлежность к современным типам потребления алкоголя (2012-2018)

Для второго рассматриваемого нами периода (2012-2018) были также построены регрессионные модели в двух вариантах - с включением переменной социального класса и с включением альтернативного набора характеристик индивида (профессиональный статус, образование и душевой доход). Качество второго варианта модели незначительно выше, что наблюдалось и в предыдущих моделях для периода 1994-2018. Количество включенных в модель наблюдений составляет более 12 тыс. и незначительно различается в виду разного набора независимых переменных. В виду того, что мы уже проанализировали период 2012-2018 в сквозной модели, а в данной часть типов потребления повторяется, мы отметим основные тренды, не дублируя уже подчеркнутые факты. Полные таблицы с регрессионными коэффициентами и средними оценками переменных представлены в приложении 3 (для регрессий см. табл.П3.7-8; для ср. оценок см. табл.П3.15-16).

Как мы уже отмечали, в данной задаче основной идеей является проверить силу связи социального класса с выбором типа потребления алкогольных напитков, поэтому мы также начнем наш анализ модели именно с этой характеристики. Можно выделить такую тенденцию: более высокий уровень социального класса увеличивает шансы быть частью таких типов потребления, как «только вино», «вино и другие напитки», «постмодерн» и «коньяк» по сравнению с водочным - данные типы потребления можно отнести к более «элитным». Такой результат соотносится с тем, что в предыдущих моделях типы потребления с доминирующим в них вином также относились к более «элитным», но добавились два новых типа из-за новых видов алкогольных напитков, добавленных в вопросник в 2012 году. Отнесение новых типов потребления алкоголя к более элитным вполне логично и подтверждает предыдущие исследования: коньяк в исследовании Я.Рощиной и П.Мартыненко был отнесен к «статусным» напиткам, а группу с постмодернистким типом потребления алкоголя также связывали с принадлежностью к более высокому классу (Рощина, Мартыненко, 2014; Котельникова, 2015).

Сходство во взаимосвязи с социальным классом проявляется и для «пивных» типов и типа «самогон и др.» - социальный класс не влияет на шансы потреблять данные виды алкогольных напитков, что также подчеркивалось в ряде отечественных исследований на данную тему (Рощина, Мартыненко, 2014; Котельникова, 2015). Социальный класс в меньше мере, но все же влияет на тип потребления «домашнее вино и другие напитки» - вероятность для класса С1 (средний-средний) повышается почти в два раза, тогда как для низшего класса снижается в то же количество раз по сравнению с классом С2 (низший-средний).

Сравнивая влияние социального класса на выбор типа потребления алкоголя с альтернативным набором переменных, можно отметить, что образование и душевой доход играют важную роль - чем выше уровень образования или душевой доход, тем больше вероятность потреблять «элитные» напитки - она увеличивается в несколько раз (если проводить аналогию с социальным классом). Более того, можно выделить общий тренд в двух моделях: образование, профессиональный статус и душевой доход практически не влияют на вероятность попасть в «пивные» кластеры. В целом, если рассматривать профессиональный статус как самостоятельную характеристику, она влияет на вероятность принадлежать к кластеру «самогон» - чем ниже уровень профессиональной группы, тем выше вероятность принадлежать к данному типу, она [вероятность] уменьшается в обратном направлении, а социальный класс для данного типа не играет роли. Наоборот, социальный класс значим для типа «постмодерн» - чем ниже социальный класс, тем меньше вероятность быть его частью, а шансы для всех профессиональных групп такие же, как и для неработающих россиян.

Таким образом, можно отметить, что в период с 2012 по 2018 год социальный класс имеет более сильную связь с типом потребления алкоголя, нежели характеристики образования, профессионального статуса и душевого дохода по-отдельности, что сходится с результатами сквозной модели этого же периода.

Таблица 12 Сравнение регрессионных коэффициентов для «социального класса» (базовая категория - С2) и для альтернативного набора переменных: образование (База - нет проф.образования), профессиональный статус (база - незанятые), и логарифм душевого дохода, моделей 2016-18 гг., зависимая переменной «тип потребления алкоголя», базовая категория - «потребление только водки», приведено значение экспоненты.

Детерминанты	Тип потребления алкоголя (базовая категория - «водка»
Переменные	Самогон	Пост модерн	Коньяк	Вино и др.	Дом.вино и др.	Вино	Пиво и водка	Пиво
АВ	1,585*	1,726**	1,660**	2,369***	1,472	1,860***	0,732	0,732
С1	1,232	1,635***	1,915***	2,083***	1,942***	1,830***	0,968	0,912
D	1,075	0,739***	0,626***	0,538***	0,814	0,541***	1,146	0,899
Е	1,386**	0,650***	0,422***	0,302***	0,533***	0,358***	1,097	0,894
Среднее проф. обр.	0,762**	1,233*	1,188	1,133	1,421**	1,513***	0,875	1,012
Высшее обр.	1,024	1,821***	1,906***	2,196***	2,416***	2,739***	1,125	1,117
Управленцы	0,730	1,442	2,083***	1,772**	1,069	0,865	0,777	0,862
Специалисты	0,696*	1,377*	1,767***	1,432*	1,259	1,149	0,845	0,846
Служащие	0,642***	1,111	1,490***	1,393**	1,003	0,990	1,084	1,300**
Квал. Рабочие	0,444***	0,857	0,997	0,642**	0,754	0,616**	0,998	1,040
Неквал. рабочие	0,591**	0,941	1,508*	0,718	0,808	0,742	1,395*	1,460**
Логарифм душ. дохода	0,962	1,506***	1,920***	2,166***	1,029	1,842***	0,969	0,987

Влияние социально-демографические характеристик на принадлежность к основным типам потребления алкоголя

Как и в предыдущих моделях, для мужчин по сравнению с женщинами увеличивается вероятность потреблять пиво с водкой и самогон, тогда как для женщин более вероятны «винные» типы потребления алкоголя, и, что интересно, потребление только пива. Равновероятным для обоих полов является потребление коньяка, по сравнению с водкой, то есть данный тип гендерно нейтрален. Возраст является довольно значимой характеристикой для данного периода - исходя из результатов регрессии для всех типов наблюдается квадратичная зависимость в виду значимости переменной в возрасте в квадрате (см. табл.П3.7), однако если мы более подробно рассмотрим взаимосвязи (см. рис.П3.4), то увидим, что так как точка экстремума не попадает на графике, мы не можем утверждать, что перед нами однозначно квадратичная зависимость, скорее это нелинейная убывающая («только пиво», «только вино») или возрастающая («только водка», «пиво и водка»). Это означает, что чем человек младше, тем выше вероятность потреблять исключительно пиво или вино постепенно снижается до 50 лет, затем приближается к нулю, а с увеличением возраста, наоборот, повышается и вероятность потреблять только водку или ее в сочетании с пивом. Такие результаты сходятся с описанием выше подчеркнутых типов по социально-демографическим характеристика - типичными представителями «только пиво» и «только вино» была молодежь (в первом кластере скорее мужчины, во втором - женщине), а кластеров «только водка» и «пиво и водка» более взрослое население России.

Семейное положение в основном не играет значимой роли в выборе типа потребления алкоголя, как и в предыдущих моделях, но интересно, что у людей не в браке выше вероятность принадлежать к новым типам - «постмодерн» и «коньяк» (по сравнению с людьми в браке вероятность увеличивается на 30%), однако данная тенденция наблюдается только в модели с социальным классом. Тип места жительства также является значимой характеристикой. Для жителей городов и сел снижается вероятность потреблять коньяк и вино по сравнению с водкой, что в целом довольно очевидно, а для людей из областных центров, коэффициент не значим. Если говорить о других типах, то потребление самогона, как и пивных напитков от типа места жительства практически не зависит в обеих моделях. Также можно отметить схожий тренд: для людей из всех типов населенных пунктов вероятность потреблять вино и дополнять его другими напитками ниже, чем для москвичей / жителей Санкт-Петербурга, если мы сравниваем с нашим базовым кластером водки.

Для мусульманских этносов наименьшая вероятность потреблять вино промышленного / домашнего производства в сочетании с другими алкогольными напитками по сравнению с русскими, а для людей других национальностей, что интересно, вероятность потреблять самогон по сравнению с русскими увеличивается в более чем два раза (в сравнении с водкой). Из всех типов потребления алкоголя только потребление вина без дополнительных напитков не зависит от национальности. В свою очередь, количество детей (до 5 и в возрасте от 6 до 15 лет) незначимо для выбора типа потребления алкоголя, а каждый дополнительный взрослый в домохозяйстве снижает вероятность быть частью всех типов потребления алкоголя на 10-20%, кроме типов «самогон», «пиво и водка» (по сравнению с типом «водка»).

Если говорить о дополнительных параметрах, включенных в модель, то более теплая погода в январе увеличивает вероятность потреблять коньяк или домашнее вино в сочетании с другими напитками, что представляется хорошо объяснимым, так как данные напитки могут производиться в домашних условиях в местностях с более благоприятной для выращивания винограда и другого сырья для алкоголя. Повышение температуры снижает вероятность потреблять самогон - данная тенденция также объясняется тем, что в местностях с более холодным климатом обычно потребляются более крепкие алкогольные напитки, такие как водка и самогон. Каждые дополнительные 10 килограммов веса снижают вероятность быть частью всех типов потребления алкоголя, по сравнению с водкой (за исключением потребления коньяка).

Выводы по задаче

В данной части работы мы проанализировали силу влияния социального класса и других социально-демографических характеристик на тип потребления алкоголя. В виду особенностей построения зависимой переменной, мы разделили регрессионные модели на два периода (1994-2018, 2012-2018) и построили их в двух вариантах (1 - включая переменную социального класса, 2 - включая набор альтернативных переменных, таких как образование, профессиональный статус и душевой доход), причем сквозная модель в виду гетерогенности взаимосвязей изучаемых нами характеристик была оценена отдельно в трех временных периодах. Таким образом, в работе были оценены 8 регрессионных моделей.

Сравнивая влияние переменной социального класса и набора индивидуальных характеристик, нужно сказать, что социальный класс в течение всего периода (для обеих моделей - с 7ю и с 9ю кластерами) играет важную роль в выборе типа потребления алкоголя. В то же время можно отметить, что альтернативные характеристики индивида (профессиональный статус, образование и доход) значимы в различных периодах, но во многом их влияние нестабильно и трудно найти определенные закономерности. Однако все-таки характеристика профессионального статуса выделяется в первом периоде - в 1990-ых годах, так как оказалось, что чем выше профессиональный статус человека, тем более вероятно для него потребление «элитных» (если соотносим с социальным классом) напитков, а для более низких профессиональных групп вероятность, соответственно снижается по сравнению с неработающими россиянами. Таким образом, несмотря на то, что социальный статус более значим в данном периоде, мы не можем не отметить значимость профессиональных групп для человека в выборе типа потребления алкоголя. Такой вывод позволяет нам частично подтвердить нашу гипотезу о том, что в период нестабильности (в рассматриваемой ситуации это время после распада СССР), люди ищут поддержку в различных социальных общностях, в том числе и в принадлежности к профессиональным группам (Ядов, 1991).

Как мы уже отметили, в 1990-ых годах принадлежность к социальному классу играла важную роль в выборе структуре потребления алкоголя россиянами; эта закономерность продолжала свое существование и в последующих периодах. Можно подчеркнуть «волнообразную» зависимость силы влияния социального класса на структуру потребления алкоголя на примере типа «только вино»: в 1990-ых годах принадлежность к более высокому классу (АВ - высший и высший-средний или С1 - средний-средний) увеличивала шансы потреблять вино в 2 раза, далее в 2000-ых годах на 70-80% по сравнению с С2 (низший-средний), а в 2010х связь снова возвращается к первоначальному уровню - шансы увеличиваются в 1,8 - 2 раза по сравнению с С2 (низший-средний). Выводы о довольно высокой связи между социальным классом и типом потребления алкоголя, в том числе в последние годы, соответствуют предыдущим исследованиям, о которых мы уже говорили (Рощина, Мартыненко, 2014; Котельникова, 2015).

Отмечая взаимосвязи с социально-демографическими характеристиками, можно подчеркнуть, что женский пол повышает вероятность быть частью «винных» типов, а мужской - «пиво и водка». В свою очередь, не зависят от пола такие типы, как «только пиво» и «самогон и другие напитки». Данные выводы в целом также соотносятся с уже существующими исследованиями. Так, например, Я.Рощина и П.Мартыненко выявили, что «более легкие и сладкие напитки являются типично женскими, а более крепкие или горькие - мужскими» (Рощина, Мартыненко, 2014, с.28). Сравнивая влияние пола и социального класса на тип потребления алкоголя, можно отметить, что действительно, с течением времени характеристика пола становится более значимой и отражает более ярко различия в потреблении напитков. Так, например, вероятность для мужчин принадлежать к «винным» типам потребления алкоголя снижается по периодам: например, в 90-ых вероятность для мужчин потреблять крепленое вино с дополнительными напитками снижалась на 50%, а к 2018 году на 70%, то есть этот тип потребления становился более «женским», такие же тенденции наблюдаются и для других «винных» типов. Сравнивая данный результат с влиянием социального класса, можно отметить, что вероятность потреблять винные напитки, наоборот, снижалась с течением времени, то есть кластер становился более «размытым», несмотря на то, что характеристика социального класса все же значима для «винных» типов. Более существенная связь с полом проявляется с типом «пиво и водка» - если социальные классы совершенно не значимы в данном случае, то характеристика пола, наоборот, имеет сильную связь - для мужчин с годами вероятность быть частью этого типа потребления в несколько раз больше, чем для женщин.

Возраст - вторая социально-демографическая характеристика, которая играет довольно значимую роль во влиянии на принадлежность к типу потребления алкоголя - чем старше человек, тем меньше для него вероятность в «молодежные» типы (например, «только пиво», «только вино»), и, наоборот, с возрастом увеличивается вероятность потреблять водку в сочетании с другими напитками. В течение времени отмечается и более значимое влияние возраста человека по сравнению с социальным классом. Так, переменная социального класса с течением времени становится менее значима для кластеров «самогон и др.», практически не значима для пивных типов, когда характеристика возраста, наоборот, со временем имеет большее влияние на принадлежность к данным кластерам. Помимо этого, если рассматривать построенные распределения по возрасту для того, чтобы выявить, квадратичная ли перед нами зависимость или нет, с годами как раз действительно увеличивается количество типов потребления для которых вероятность попасть в тот или иной кластер не приближается к нулю.

Если мы совместим более сильное влияние пола с годами на «винные» кластеры (например, только вино) и боле значимое влияние возраста на «крепко алкогольные» и «пивные» кластеры, то мы видим, что для некоторых типов социальный класс в более ранних периодах действительно был маркером социального класса, который отличал людей по тому, какие напитки они потребляют, однако к 2018 года он становится менее значим, хотя связь все-таки есть. Вместо социального класса приходят более значимые социально-демографические характеристики, которые окрашивают кластеры уже гендерно или по возрасту. В этом отношении мы не можем утверждать, что классическая роль социального класса как идентификатора социального класса разрушается окончательно, ведь связь с данной характеристикой есть. Однако связь снижается к концу периода и вместо него значимыми становятся другие характеристиками - эти результаты свидетельствуют об изменении сложившейся структуры, о становлении элементов общества постмодерна, ведь влияние экономических характеристик постепенно, но теряет свою силу (Тоффлер, 2002).

Таким образом, мы можем частично подтвердить вторую часть гипотезы о том, что пол и возраст в третьем периоде (2012-2018 годы) будут играть бОльшую роль, чем социальный класс, однако данный вывод скорее соблюдается для некоторых типов потребления («винные» и «пиво и водка»), что соотносится с тенденцией, отмеченных в исследованиях ранее (Рощина, Мартыненко, 2014).

Заключение

Основные результаты исследования

В данной работе стояла довольно амбициозная цель - выявить взаимосвязь между социальным классом россиян и структурой потребления алкоголя в период с 1994 по 2018 год. Обзор литературы помог предположить, что такой длительный период времени неоднороден и его можно разделить на три временных интервала: первый период с 1994 года по 2001, который характеризуется разрушением советской модели потребления; второй период с 2002 по 2010 отличается установившейся центрально-европейской моделью с доминированием в структуре потребления водки и пива; третий период с 2011 по 2018 год представляет собой развитие элементов общества постмодерна в потребительских практиках россиян в отношении алкоголя. Разделение изучаемого периода именно на такие этапы подтвердили как результаты изучения основных трендов потребления алкоголя в эти годы (задача 1, описательная статистика), так и результаты анализа взаимосвязи социального класса с типами потребления алкоголя (задача 4, кросс таблицы и хи-квадрат) - изменения действительно происходили в выделенных временных промежутках.

Для реализации цели работы была построена переменная социального класса на основе применения международной методики ESOMAR, исходя из данного подхода класс определяется по статусу члена семьи, приносящему основной доход. В теоретическом контексте такая методика сходится с ресурсным подходом (Тихонова, 2014). Помимо этого, была сформирована типология потребления алкоголя россиянами на основе выбора спиртных напитков, а также частоты потребления алкоголя в месяц. В результате получились две модели: «сквозная» с набором напитков, который был создан в первом вопроснике РМЭЗ ВШЭ для 1994-2018 годов и «современная» для периода с 2012 по 2018 год с учетом новых алкогольных напитков, добавленных в анкету в 2012 году. Получившиеся типологии с 7-ю и 9-ю кластерами соответствуют результатам современных российских исследований в данной области (Рощина, Мартыненко, 2014; Котельникова, 2015). Все типы можно условно на 3 макротипа: крепко алкогольные, характерные для мужчин среднего возраста из сел; типы с доминированием вина, типичные для женщин разных возрастов в зависимости от того, какими напитками они дополняют вино; типы с доминирующим напитком - пивом. На основе анализа выявленных типов мы подтвердили гипотезу о том, что доля «северного» типа (крепко-алкогольные) снижается, а доля «центрально-европейского» (с доминированием пива) растет на протяжении всего периода, что свидетельствует об изменении модели потребления алкоголя в России в целом. Стоит также отметить, что для более позднего периода 2012-2018 годов были выявлены два «постмодернистских» типа потребления алкоголя, доля которых превышает в несколько раз долю выявленного «эклектичного» типа с элементами постмодернизма в работе Я.Рощиной и П.Мартыненко. В результате этого, а также в виду увеличения количества «смешанных» типов в «современной» модели, была подтверждена гипотеза о том, что в третьем периоде (2012-2018 годы) развиваются элементы постмодернистского общества, что проявляется в повышении комбинированности потребительских практик в отношении алкоголя (Тоффлер, 2002; Котельникова, 2015).

Типы отличаются не только по тому, кто пьет соответствующие сочетания, но и по тому, какую функцию они играют. Так, потребление вина в различных сочетаниях может представлять собой досуговую практику (Douglas, 1987), ведь вино по результатам данных потребляют скорее в барах и ресторанах. Типы с основным напитком вина могут выполнять и функцию социального акта (Health, 1987), так как потребление алкоголя помогает наладить контакт между людьми, находить новые знакомства. Функцию поддержания социальных связей могут играть и крепко алкогольные типы - россияне пьют водку и самогон у себя дома или в гостях в кругу друзей, что соотносится с напитком шнапса в Австрии, который выполняет функцию налаживания коммуникации между близкими людьми, укрепляет связи между ними (Thornton 1987). Помимо этого, алкогольные напитки помогают воспроизводить идентичность: крепкие напитки позволяют проявлять маскулинность (Mars, 1987), а винные, наоборот, феминность. Получается, что потребление алкоголя, с одной стороны, налаживает коммуникацию между людьми, а с другой - поддерживает границы их идентичности, выступает элементом «включения» и «исключения» индивида из социального взаимодействия (Demossier, 2005; Douglas, 1987; Dielter, 2006). В данной работе мы акцентировали внимание на том, в какой мере социальный класс воспроизводит границы в выборе алкогольных напитков в изучаемом периоде.

Для того, чтобы понять, как меняла взаимосвязь, были проанализированы результаты кросс-таблиц и теста хи-квадрат для социального класса и двух моделей типов потребления алкоголя, а также по-отдельности для каждого типа был рассчитан индекс целевых групп, чтобы увидеть, насколько для каждого класса типично потребление того или иного сочетания. Далее для того, чтобы сравнить взаимосвязь социального класса и других социально-демографических параметров, исходя из периодизации для каждого временного интервала были построены модели мультиномиальной регрессии на основе трех типичных лет, для каждого периода были изучены 2 варианта - один с учетом переменной социального класса, а другой с учетом отдельных индивидуальных характеристик (уровень образования, профессиональный статус и душевой доход). Таким образом, в результате были описаны 8 моделей: по 2 варианта с разным набором независимых характеристик для каждого из трех периодов «сквозной» модели и два варианта «современной». Получился довольно объемный масштаб работы, однако это позволило нам не только оценить, насколько социальный класс может предсказать выбор алкогольных напитков, но и наоборот, понять, насколько хороши сами типы потребления, чтобы отделять социальные классы друг от друга. Результаты, которые мы получили, укладываются в теоретические рамки данной работы, которые были сформированы в ходе обзора литературы.

Наша основная теоретическая концепция - концепция стиля жизни П.Бурдье, то есть мы предполагали, что практики социальных классов в потреблении алкоголя россиян различаются в изучаемые годы с 1994 по 2018. В результате проделанной работы можно сделать вывод, что, действительно, выбор напитков зависит от того, к какому классу человек принадлежит, однако это работает не для всех типов и не во всех периодах, которые мы рассмотрели.

Если говорить об изменении силы связи социального класса с типами потребления алкоголя, можно отметить ее волнообразный характер: с начала 1990-ых годов связь между выбором напитков и принадлежностью к социальным классам довольно сильная, однако в последующих периодах она нестабильна, а ее сила снижается, достигая своего минимума в последнем периоде. Такой результат еще раз подтверждает идею о разделении изучаемого промежутка времени на три интервала.

Рассматривая весь изучаемый период в 25 лет более подробно, можно отметить отдельные закономерности для каждого из временных промежутков. Мы предполагали, что в 1990-ых годах социальный класс будет иметь сильную связь с типом потребления алкоголя, но он будет менее значим, чем принадлежность человека к профессиональной группе, в виду того, что человек в период неопределённости (например, распад СССР), будет пытаться найти стабильность в принадлежности к сообществам, в том числе к профессиональным группам (Ядов, 1994). Однако по результатам регрессионного анализа было выявлено, что характеристика социального класса более значима в эти годы. Гипотеза была частично опровергнута, так как несмотря на то, что профессиональная группа играет меньшую роль в принадлежности к типу потребления алкоголя, она наиболее значима именно в период 1990-ых, чем в последующие годы, поэтому нельзя не отметить важность данной характеристики. Для следующих периодов мы ожидали, что влияние социального класса на выбор алкогольных напитков будет снижаться, а роль пола и возраста возрастет. Эта гипотеза частично подтвердилась, так как для некоторых типов действительно было выявлено бОльшее влияние пола и возраста по сравнению с социальным классом. Так, с годами влияние социального класса на типы с преобладающим напитком вина становится незначимо, когда пол повышает в несколько раз вероятность потреблять соответствующие алкогольные напитки. В свою очередь, социальный класс имеет меньшее влияние с годами на «пивные» кластеры, когда значимость возраста увеличивается.

Таким образом, на основе оценки регрессионных коэффициентов мы убедились в том, что если в начале периода в 1990-е социальный класс был значим, то в последующих периодах он уже не играет роль маркера социального класса для некоторых типов потребления алкоголя, вместо этого они [типы] становятся гендерно окрашены или отличаются по возрасту. Получается, что привычная роль социального класса как идентификатора перестает быть актуальной по мере снижения ее значимости, но связь с данной характеристикой еще есть. Это означает, что концепция П.Бурдье о стиле жизни все еще актуальна (Бурдье, 2005), но на ряду с ней для последних лет наблюдается развитие элементов концепции общества постмодерна, когда экономические характеристики по сравнению с другими теряют свою роль, а потребительские практики становятся комбинированными и фрагментарными (Тоффлер, 2002).

Ограничения и дальнейшее развитие работы

В заключение, мы можем отметить, что поставленная цель исследования была выполнена на основе разделения изучаемого периода с 1994 по 2018 год на три временных промежутка, построения типологии потребления алкоголя и переменной социального класса, а также анализа кросс таблиц, теста хи-квадрат и моделей мультиномиальной регрессии. Результаты обработки и анализа эмпирических данных позволили нам сделать выводы в рамках выделенных в обзоре литературы теорий и концепций.

Интерес к данной теме был вызван отсутствием внимания в большинстве современных исследований роли социального класса как маркера такой потребительской практики как потребление алкогольных напитков. Существуют некоторые работы, которые описывают ту или иную часть изучаемого периода, однако целостную оценку изменения взаимосвязи социального класса с типами потребления алкоголя на основе данных источников нельзя было дать. Было непонятно, в какой мере события, происходившие в России с начала 1990-ых повлияли на изменение связи между изучаемыми параметрами, а также актуальны ли результаты исследований, сделанные в начале 2010-ых на сегодняшний день. В нашей работе мы сделали попытку изучения в динамике на временном промежутке в 25 лет взаимосвязи между социальным классом и типом потребления алкоголя на основе базы данных РМЭЗ ВШЭ. Настоящие результаты могут заполнить как теоретические, так и эмпирические пробелы в изучаемой теме.

Работа может иметь и практическую значимость. Например, полученные результаты могут быть актуальны для маркетологов, так как из выводов видно, как сочетаются между собой разные типы алкогольных напитков в потребительских группах, в каких сегментах по социальному классу отличаются сочетания. Более того, данная работа демонстрирует, что в научной сфере (в нашем случае - в социологии) тенденция постепенно отходит от изучения алкоголя с точки зрения количества, спроса и как его снизить, так как антиалкогольная политика дает позитивную отдачу в виде увеличения доли трезвенников, как мы выявили в нашей работе, снижается уровень потребления алкоголя (Под данным новых информационных бюллетеней ВОЗ…, 2019), уровень смертности, связанных с потреблением алкоголя (Новый доклад ЕРБ ВОЗ..., 2019). В виду этого, внимание к теме потребления алкоголя может смещаться в более «качественную» сторону, что и было сделано в данной работе.

Однако мы не утверждаем, что наши результаты являются всеобъемлющими в той сфере, которую мы выбрали, данное исследование имеет несколько ограничений. Основное ограничение работы исходит из используемой базы данных. Во-первых, нами не был исследован период с исчезновения советского общества (1992-1993 гг.), так как первый опрос РМЭЗ ВШЭ был проведен в 1994 году. Во-вторых, последней доступной волной для исследовательских целей является база данных за 2018 год, поэтому нами остаются не изучены тенденции сегодняшнего дня. В-третьих, необходимые переменные для построения типологии потребления алкоголя, переменной социального класса изменялись и дополнялись в течение лет, поэтому приходилось проводить стандартизацию для использования единых моделей для всего периода, что усложняло анализ данных. Анкета изменялась и добавлялись дополнительные вопросы, которые могли бы позволить построить, например, типы потребления алкоголя не только на основе структуры его потребления [алкоголя] и частоты, но и на основе других переменных, однако так как эти вопросы вводились не с начала периода, их использование представлялось невозможным. Несмотря на перечисленные выше ограничения, использованная база данных является единственной, которая позволяет достичь цели исследования и получить качественные результаты.

Исходя из ограничений исследования, одним из дальнейших путей его продолжения представляется точечное изучение периодов по-отдельности с вниманием к специфичным чертам каждого временного промежутка на основе базы данных РМЭЗ ВШЭ. Также можно было бы проверить и дополнить результаты исследования на основе других баз данных, например, РИНЦ. Помимо этого, учитывая исследовательские интересы, можно более подробно остановиться на изучении периода с 2012 по 2018 год. Во-первых, можно было бы перестроить типологию потребления алкоголя с учетом новых характеристик по потреблению алкоголя, которые были введены в различные годы исследователями РМЭЗ ВШЭ. Во-вторых, можно было бы проанализировать полученные типы с помощью дополнительных вопросов, которые также вводились после 1994 года, что позволило бы с узнать больше о типичных представителях каждого кластера. Помимо этого, можно было бы более подробно проанализировать влияние социального класса и других социально-демографических характеристик на выбор алкогольных напитков для того, чтобы дополнить выводы о развитии элементов общества постмодерна в потребительских практиках россиян в периоде, приближенному к сегодняшнему дню.

Список литературы и источников

1. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв. Т. 3. Время мира / Фернан Бродель; Пер. С фр. Л.Е. Куббеля. 2-е изд. М.: Издательство «Весь Мир», 2007. 752 с.

2. Бурдье П. Различение: социальная критика суждения // Экономическая социология. 2005. Т. 6. №. 3.

3. Ващук А. С., Крушанова Л. А. Антиалкогольная политика в СССР в годы перестройки и её последствия в дальневосточном регионе // Россия и АТР. 2014. №. 4 (86). С. 94-108.

4. Вебер М. 1992. Класс, статус и партия. Социальная стратификация. Под ред. С.А. Белановского. Вып. I. М.: ИНП РАН. 1992. С. 19-38.

5. Вебер М. Основные понятия стратификации // Социологические исследования. 1994. С.147-156.

6. Веблен Т. Теория праздного класса. М.: Прогресс. 1984.

7. Горбань Е. С. Обзор социологических теорий и интерпретация понятия «стиль жизни»: от классового общества до постмодерна // Экономическая социология. 2013. Т. 14. №. 3. С. 133-144

8. Горячева Н. В. Модель потребления алкоголя в России // Социологический журнал. 2003. №. 4. С. 101-107.

9. Зарецкий А. Д. «Праздный класс» современной России // Экономическая наука современной России. 2008. №. 1 (40). С. 164-168.

10. Зиммель Г. Мода // Избранное: в 2 т. М., 1996. Т. 2. Созерцание жизни. С. 269-290.

11. Исторические проблемы социально-политической безопасности российского Дальнего Востока (вторая половина XX - начало XXI в.). Кн.1. Дальневосточная политика: стратегии социально-политической безопасности и механизмы реализации / А.С. Ващук, А.Е. Савченко, Ю.Н. Ковалевская, Л.А. Крушанова, Е.В. Галенко, А.П. Герасименко, С.Г. Коваленко, А.П. Коняхина. Владивосток: ИИАЭ ДВО РАН, 2014. 360с.

12. Котельникова З. В. Взаимосвязь практик потребления алкоголя с социальной структурой современной России // Социологические исследования. 2015. №. 4. С. 105-112.

13. Малышев В. Л. О теории праздного класса в России // Экономическая наука современной России. 2008. №. 1 (40). С. 168-171.

14. Позднякова М. Е. Алкогольные традиции в современной России // Россия реформирующаяся. 2011. №. 10. С.350-372.

15. Радаев В. В., Котельникова З. В. Изменение структуры потребления алкоголя в контексте государственной алкогольной политики в России // Экономическая политика. 2016. Т. 11. №. 5. С.92-117.

16. Рощина Я. М. Динамика и структура потребления алкоголя в современной России // Вестник Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения НИУ ВШЭ. 2012. Т. 2. С. 238-257.

17. Рощина Я. М. Дифференциация стилей жизни россиян в поле досуга // Экономическая социология. 2007. Т. 8. №. 4. С. 23-42.

18. Рощина Я. М., Мартыненко П. А. Структура потребления алкоголя как индикатор социальной группы в современных российских городах // Экономическая социология. 2014. Т. 15. №. 1. С.20-42.

19. Социальная структура России: теории и реальность / Н. Е. Тихонова. М. Новый хронограф: Ин-т социологии РАН, 2014. 408 с.

20. Тапилина В. С. Сколько пьет Россия? Объем, динамика и дифференциация потребления алкоголя // Социологические исследования. 2006. №. 2. С. 85-94.

21. Тард Г. Социальная логика. Пер. с фр. СПб., 1996. 548 с.

...