Антикризисное управление

Требования же к кандидатам на занятие должности арбитражного управляющего, как упоминалось ранее, следующие: это должно быть зарегистрированное в качестве индивидуального предпринимателя физическое лицо, обладающее специальными знаниями и не являющееся заинтересованным лицом по отношению к должнику и кредиторам.

Понятие заинтересованных лиц содержится в ст. 18 Закона о банкротстве 1998 г. Лица могут быть заинтересованными в отношении должника (как юридического лица, так и гражданина), кредиторов и арбитражного управляющего. Само заинтересованное лицо может быть юридическим или физическим лицом, в том числе занимающим одну из должностей в организации-должнике.

Помимо уже названных требований к кандидатуре арбитражного управляющего в Законе о банкротстве 1998 г. указано, что это лицо должно обладать специальной лицензией, выдаваемой ФСФО России. Согласно п. 4 ст. 19 названного Закона лицо, получившее лицензию арбитражного управляющего, обязано зарегистрироваться как минимум в одном арбитражном суде, по назначению которого оно должно исполнять обязанности арбитражного управляющего.

Предложения о кандидатуре временного управляющего представляют лица, указанные в п. I ст. 59 данного Закона.

Как показывает практика, чаще всего с таким предложением обращаются кредиторы.

Кандидатуры внешнего и конкурсного управляющего представляются собранием кредиторов (ст. 65, 71, 99 указанного Закона).

Согласно п. 2 ст. 134 этого Закона при рассмотрении дел о банкротстве градообразующих организаций кандидатуру внешнего управляющего вправе предложить арбитражному суду орган местного самоуправления или привлеченный к участию в деле о банкротстве соответствующий федеральный орган исполнительной власти либо орган исполнительной власти субъекта Российской Федерации, представивший поручительство по обязательствам должника.

В случае, когда собранием кредиторов не представлено ни одной кандидатуры арбитражного управляющего, арбитражный суд назначает управляющего по предложению иных лиц, участвующих в деле о банкротстве, или из числа лиц, зарегистрированных в арбитражном суде в качестве арбитражных управляющих.

Если же не представлено ни одной кандидатуры арбитражного управляющего и нет возможности назначить управляющего из числа лиц, зарегистрированных в арбитражном суде в качестве арбитражных управляющих, арбитражный суд назначает управляющего из числа кандидатур, предложенных ФСФО России.

Довод заявителя по данному конкретному делу о том, что Законом 1998 г. не предусматривается возможность замены временного управляющего, не может быть признан правильным. Возможность отстранения арбитражным судом арбитражного управляющего (в том числе временной управляющего) от исполнения им своих обязанностей установлена п. 2 ст. 21 Закона 1992 г. Кроме того, ст. 59 Закона 1998 г. также определены случаи, когда может быть проведена замена этого должностного лица.

Что же касается существа оспариваемого судебного акта, то он принят по результатам рассмотрения соответствующих ходатайств госналогинспекции области и областной администрации.

С учетом этих, а также иных обстоятельств данного дела о замени временного управляющего определение арбитражного суда отмене не под лежит.

Ситуация 11. Задолженность работникам организации-должника по заработной плате, срок выплаты которой наступил до открытия конкурсного производства, подлежит погашению во вторую очередь.

В арбитражный суд первой инстанции поступило заявление от работника организации, признанной решением того же суда банкротом, в котором оспаривались действия конкурсного управляющего, определившего этого кредитора во вторую очередь погашения задолженности. По мнению заявителя, долг по выплате ему заработной платы, наличие и размер которого подтверждены несколькими решениями суда общей юрисдикции, вступившими в законную силу, должен быть отнесен к задолженности, подлежащей погашению во внеочередном порядке.

При рассмотрении судом заявления было установлено, что этот работник был уволен, когда организация-работодатель находилась в предверии банкротства.

Работник обратился в суд общей юрисдикции с заявлением о восстановлении его на работе, требованием выплатить заработную плату за время вынужденного прогула и возместить моральный ущерб.

Положительное решение суда общей юрисдикции состоялось в период, когда в производстве арбитражного суда уже находилось заявление кредитора -- юридического лица о признании организации-должника несостоятельной (банкротом), рассмотрение которого закончилось вынесением решения об удовлетворении данных требований кредитора -- юридического лица, т.е. о признании должника банкротом и об открытии конкурсного производства.

В этот период кредитор -- физическое лицо еще дважды обращался в суд общей юрисдикции, который своими решениями взыскал с должника заработную плату за последующий период и индексировал эту и ранее взысканные в пользу физического лица суммы.

Так как одно из последних решений суда общей юрисдикции вынесено после открытия конкурсного производства, работник организации-должника считал, что невыплаченные суммы должны быть возмещены ему немедленно во внеочередном порядке. При этом кредитор ссылался на п. 1 п. 30 Закона о банкротстве, которым определены расходы, покрываемые и.» конкурсной массы вне очереди. Согласно этой норме вне очереди покрываются расходы, связанные с конкурсным производством, выплатой вознаграждений арбитражному и конкурсному управляющему, а также с продолжением работы организации-должника.

Этот кредитор, ссылаясь на продолжение работы организации-должника (хотя бы и в процессе конкурсного производства), требовал от конкурсного управляющего немедленного производства соответствующих им плат.

Однако конкурсный управляющий отказался сделать это, уведомив кредитора о том, что тот включен в реестр требований кредиторов второй очереди с задолженностью по оплате труда лицам, работающим по трудовому договору (п. 1 ст. 64 ГКРФ).

Действия конкурсного управляющего были признаны правильными судом первой, апелляционной и кассационной инстанций.

Высший Арбитражный Суд Российской Федерации, рассмотрев заявление кредитора о принесении протеста на эти судебные акты, не нашел оснований для удовлетворения просьбы заявителя, разъяснив ему следующее.

При вынесении определения и подтверждении его законности суды всех инстанций обоснованно исходили из того, что задолженность работодателя перед данным кредитором образовалась в связи с невыплатой заработной платы за период, предшествующий открытию конкурсного производства.

Обоснованность требований и размер задолженности были подтверждены соответственно решениями суда общей юрисдикции. Кредитор был восстановлен на работе (в организации-должнике) в соответствии с первым решением, в котором был определен размер подлежащих выплате сумм за вынужденный прогул с учетом возмещения морального ущерба. Согласно двум последним решениям эти суммы увеличены (взыскана заработная плата за последующий период) и индексированы с учетом инфляции.

Таким образом, первым решением суда общей юрисдикции подтверждается, что обязанность погашения задолженности возникла у банка до дня открытия конкурсного производства.

То обстоятельство, что размер требований был уточнен решениями суда, принятыми после открытия конкурсного производства, не означает, что эти требования перешли в разряд требований, подлежащих погашению во внеочередном порядке.

Ссылка на п. 24 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 7 августа 1997 г. № 20 не может быть принята во внимание, поскольку в нем речь идет об отнесении к внеочередным расходам только тех, которые связаны с обязательствами, срок исполнения которых наступил но еле открытия конкурсного производства.

Требования же данного кредитора являются долгом, срок уплати которого наступил до этого момента, значит, они не могут быть отнесены к текущим расходам должника в процессе конкурсного производства.

Учитывая изложенное, и конкурсный управляющий, и все инстанции арбитражного суда правильно определили задолженность к погашению во вторую очередь, как и предусмотрено ст. 64 ГК РФ.

Ситуация 12. Бывший работник организации-банкрота, имеющий право на возмещение вреда вследствие увечья, не согласился с тем, в каком объеме конкурсный управляющий признал его претензию.

Требования этого кредитора состояли из следующих частей:

Ш суммы непроизведенных выплат за определенный период (ко дню рассмотрения заявления конкурсный управляющий частично погасил основной долг);

Ш суммы убытков, понесенных кредитором в связи с несвоевременным производством ему выплат;

Ш компенсации за причинение морального вреда.

При определении размера понесенных убытков кредитор исходил из следующего. В качестве доказательства наличия задолженности он передал конкурсному управляющему решение суда общей юрисдикции о взыскании с организации-должника основной задолженности за период, предшествующий обращению в суд общей юрисдикции, и пеней, исчисленных по состоянию на день обращением с иском. Суд общей юрисдикции при рассмотрении иска гражданина учел тяжелое финансовое положение должника и со ссылкой на ст. 333 ГК РФ уменьшил сумму подлежащей взысканию пени до размера несвоевременно выплаченных сумм.

Разницу между суммой, указанной в исковом заявлении, и суммой, присужденной ко взысканию по решению суда, гражданин индексировал с учетом инфляции и отнес к убыткам, которые, по его мнению, должны были быть признаны и возмещены ему конкурсным управляющим.

Требования о возмещении морального вреда были определены гражданином в сумме 10 млн. неденоминированных рублей и предъявлены только в претензии, направленной конкурсному управляющему, который признал претензию кредитора в следующем объеме: по сумме основного долга включил в реестр требований определенную судом ко взысканию сумму за вычетом той части долга, которая была частично погашена ко дню получения претензии.

Кроме того, конкурсный управляющий самостоятельно определил сумму, которая должна быть выплачена данному кредитору за период со дня принятия решения судом общей юрисдикции по день принятия к рассмотрению претензии (впоследствии, при направлении отзыва в арбитражный суд конкурсный управляющий уточнил эту сумму, увеличив ее и рассчитав на день рассмотрения спора арбитражным судом), т.е. капитализировал платежи.

В части морального вреда конкурсный управляющий претензию не признал, указав, что за этот период заработная плата даже работающим на предприятии не выплачивалась, а затем большинство из них были отправлены в вынужденные отпуска, что стало, в частности, одной из причин снижения судом общей юрисдикции размера пеней за просрочку выплат заявителю и другим таким же кредиторам.

Арбитражный суд первой инстанции, рассмотрев заявление кредитора, принял следующее решение: признал правильными действия конкурсного управляющего относительно определения и включения в реестр требований суммы основной задолженности -- но выплатам в возмещение вреда вследствие увечья; в отношении убытков, предъявленных кредитором, требования были отклонены.

Суд разъяснил следующее.

В соответствии с п. 2 ст. 15 ГК РФ под убытками понимаются расходы, которые лицо, чье право нарушено, произвело или должно будет произвести для восстановления нарушенного права, утрата или повреждение ого имущества (реальный ущерб), а также неполученные доходы, которые это лицо получило бы, если бы его право не было нарушено (упущенная выгода).

Анализируя проведенный заявителем расчет, суд пришел к следующему выводу. Сумма, образовавшаяся в результате определения разницы между предъявленными и присужденными судом требованиями, не является ни реальным ущербом, ни упущенной выгодой, поскольку эту сумму можно было бы получить только в результате нарушения права физического лица на получение возмещения вреда, причиненного здоровью.

При этом суд учел, что конкурсный управляющий капитализировал платежи данному кредитору на 6 лет вперед( исходя из 70-летнего рубежа).

Вместе с тем суд первой инстанции счел возможным признать обоснованным заявление кредитора в части требования о возмещении морального вреда.

Решение было мотивировано ссылкой на ст. 25 Правил возмещения работодателями вреда, причиненного работникам увечьем, профессиональным заболеванием либо иным повреждением здоровья, связанным с исполнением ими трудовых обязанностей, утвержденных Постановлением ВС РФ от 24 декабря 1992 г. № 4214-1 (с изменениями, внесенными Федеральным законом от 24 ноября 1995 г. № 180-ФЗ), согласии которой моральный вред возмещается в денежной или иной материальной форме независимо от подлежащего возмещению имущественного вреда. Однако, по мнению суда, поскольку капитализации данного платежа не происходит, эти требования подлежат отнесению к пятой очереди погашения, хотя они и вытекают из причинения вреда здоровью.

Суд апелляционной инстанции изменил судебный акт, принятый первой инстанцией, в части требований о возмещении морального вреда. Он прекратил производство по делу в этой части, считая, что гражданином, подавшим жалобу на действия конкурсного управляющего, фактически заявлен иск о взыскании компенсации за моральный вред, а такие иски не должны приниматься как не подлежащие рассмотрению в арбитражном суде.

Кассационная инстанция и ВАС РФ согласились с этой точкой зрения. Кредитору было разъяснено следующее.

В отношении требований о взыскании с должника 10 тыс. руб. в качестве компенсации за моральный вред обоснованно прекращено производство по делу, поскольку вопрос об удовлетворении этих требований должен решаться судом общей юрисдикции. Соответствующий судебный акт о взыскании этой суммы отсутствует. Также обоснованно отклонены требования о взыскании разницы между заявленной и взысканной по решению суда общей юрисдикции суммой пеней.

Ни конкурсный управляющий, ни арбитражный суд не вправе принимать решение в этой части, поскольку поданному вопросу уже состоялось решение суда общей юрисдикции, которое имеет для указанных лиц преюдициальное значение.

По Закону о банкротстве 1992 г. требования кредитора к должнику, состоящие из основной задолженности и санкций, подлежат удовлетворению в одной и той же очередности погашения.

Ситуация 13. К конкурсному управляющему комбината обратился в порядке ст. 27 Закона о банкротстве кредитор -- физическое лицо с претензией об удовлетворении его требований.

При рассмотрении претензии было установлено, что задолженность комбината возникла в связи с невыплатой в течение длительного времени бывшему работнику этой организации сумм в возмещение вреда, причиненного его здоровью вследствие полученного на производстве увечья. Факт наличия задолженности и размер требований были подтверждены решением суда общей юрисдикции -- это суммы неполученных выплат и пеней (соответственно 37 и 55 млн. неденоминированных рублей). Пени были начислены в соответствии с п. 51 упомянутых Правил возмещения работодателями вреда. Согласно данной норме при невыплате сумм возмещения вреда в установленный срок работодатель обязан выплатить пени н размере 1 % невыплаченной суммы возмещения вреда за каждый день просрочки.

Рассмотрев эту претензию и признав ее обоснованной по существу, конкурсный управляющий включил обратившегося заявителя в реестр кредиторов, однако указал, что сумма основной задолженности отнесена им к первой очереди погашения, а пени -- к пятой.

Не согласившись с подобными действиями конкурсного управляющего, кредитор обратился в арбитражный суде соответствующим заявлением.

Согласно ст. 27 Закона о банкротстве 1992 г. кредиторы вправе обратиться в арбитражный суде заявлением об удовлетворении отклоненных претензий или с заявлением об определении очередности их удовлетворения.

При рассмотрении этого заявления арбитражный суд руководствовался как упомянутым Законом, так и нормами ГК РФ.

Как мы уже говорили, согласно п. 3 ст. 65 ГК РФ при ликвидации юридического лица в связи с признанием его банкротом требования кредиторов удовлетворяются в очередности, предусмотренной п. 1 ст. 64 ГКРФ.

В соответствии с абз. 2 п. 1 ст. 64 ГК РФ в первую очередь удовлетворяются требования граждан, перед которыми ликвидируемое юридическое лицо несет ответственность за причинение вреда жизни или здоровью, путем капитализации соответствующих повременных платежей.

Исходя из анализа этих норм и учитывая то, что обоснованность требований кредитора в полном объеме подтверждена решением суда общей юрисдикции, вступившим в законную силу, суд первой инстанции в своем определении указал, что вся сумма задолженности комбината, включая пени как составную часть долга, должна погашаться в первую очередь.

Конкурсный управляющий обжаловал этот судебный акт. В жалобе, в частности, указывалось, что в абз. 2 п. 1 ст. 64 ГК РФ речь идет о платежах, подлежащих капитализации. Данная норма не содержит прямого указания на то, что к этим платежам относятся финансовые санкции, каковыми в данном случае являются пени. В состав средств, подлежащих капитализации, пени и штраф также не входят. По мнению конкурсного управляющего, следовало учесть, что в данном случае размер пеней значительно превышает сумму основной задолженности. Кроме того, подобных кредиторов у организации-должника несколько, а сформированная им конкурсная масса невелика. Отнесение пеней к первоочередным выплатам может привести, по мнению конкурсного управляющего, к тому, что останутся без удовлетворения требования кредиторов второй очереди. Поэтому конкурсный управляющий счел, что предложенный им принцип погашения задолженности соответствует духу и смыслу законодательства о банкротстве и позволяет обеспечить справедливое распределение не очень большой денежной суммы, составляющей конкурсную массу, между всеми кредиторами первой очереди.

Апелляционная инстанция суда не согласилась с доводами конкурсного управляющего.

Позицию суда поддержал ВАС РФ, отказавший в принесении протеста на судебные акты по данному делу, и разъяснил следующее. Согласно п. 17 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 7 августа 1997 г. № 20 конкурсный управляющий не вправе отклонить (полностью или частично) требования кредитора, основанные на решении арбитражного суда или суда общей юрисдикции, вступившем в законную силу.

При вынесении определения по данному делу и подтверждении его законности обе инстанции суда обоснованно исходили из того, что ни Закон о банкротстве 1992 г., ни ст. 64 ГК РФ, устанавливая очередность погашения требований кредиторов любой очереди, не разделяют их на основную задолженность и санкции и не предусматривают возможности их удовлетворения в различной очередности в зависимости от того, относятся они к основной задолженности либо к неустойкам (штрафам, пеням) или иным финансовым (экономическим) санкциям. Подобный подход к решению данного вопроса впервые установлен Законом о банкротстве 1998 г. и касается только кредиторов четвертой и пятой очереди (п. 3 ст. 110, п. 2 ст. 111). Поэтому при признании претензии кредитора первой очереди -- физического лица относительно погашения задолженности в виде выплат за возмещение вреда, причиненного здоровью увечьем, и пеней за несвоевременную выплату указанных сумм все эти суммы правомерно отнесены судом к разряду подлежащих погашению в первую очередь.

3.5 Недействительность сделок должника

В современной зарубежной, а также отечественной дореволюционной юридической науке и практике накоплен солидный опыт построения и использования правовых механизмов опровержения (или, как говорили дореволюционные юристы, уничтожения) действий должника, совершенных им в промежуток времени, предшествующий официальному банкротству, когда он уже являлся фактически несостоятельным, и влекущих уменьшение его активов, из которых конкурсные кредиторы могли бы получить удовлетворение своих требований. Речь идет о заключении должником договоров безвозмездной передачи (дарения) принадлежащего ему имущества, освобождении отдельных лиц от исполнения обязательств передним, получении кредитов под чрезмерно высокий процент, распродаже имущества по низкой или символической цене и т.п. Известны и наиболее распространенные мотивы таких действий: желание скрыть сложность финансового состояния организации-должника, попытка «переоформить» собственное имущество на родственников и доверенных лиц но избежание его включения в конкурсную массу, стремление освободиться от долгов через умышленное банкротство [7].

Любой законодатель, создавая национальную систему несостоятельности и решая, какими правовыми средствами опровержения действий недобросовестного банкрота наделить кредиторов, неизбежно столкнется с рядом проблем.

Во-первых, решение этого вопроса многовариантно. В гражданском и предпринимательском (торговом) праве содержится достаточно примеров того, как защитить интересы кредиторов, которые почерпнуты из законодательных актов о несостоятельности, изданных в разных странах и в различные исторические периоды.

Во-вторых, закрепление в национальном законодательстве о банкротстве норм, касающихся условий и порядка опровержения действий должника-банкрота всегда связано с проблемой достижения компромисса в степени защищенности интересов, с одной стороны, кредиторов должника, желающих опровергнуть убыточные по своим последствиям действия, а с другой -- контрагентов должника, получивших от него имущество в результате выполнения указанных действий и, вполне вероятно, заключивших и исполнявших договор добросовестно.

Эта проблема имеет и более широкое звучание: нужно найти равновесие между интересами кредиторов, стремящихся свести к минимуму имущественные последствия убыточных действий должника, и необходимостью стабильности имущественного, предпринимательского оборота. В связи с этим уместно привести мнение известного дореволюционного ученого-юриста Г.Ф. Шершеневича, который считал, что самая трудная задача законодателя в конкурсном праве -- это согласовать интересы различных претендентов на имущество несостоятельного должника с интересами общественного кредита.

Наконец, в-третьих, рассматриваемая часть законодательства о банкротстве может потребовать неоднократного пересмотра в связи с ее применением, которое обнаружит юридические ошибки, дисбаланс интересов или затруднительность практического использования.

В силу изложенного представляется интересным и необходимым, опираясь на достижения правовой мысли в этой области, рассмотреть российский вариант правового регулирования опровержения действий организаций-должников, совершенных в ущерб их кредиторам, воплощенный и Законе о банкротстве 1998 г.

Форма опровержения действий должника и их правовая природа

Юридической науке известно опровержение действий должника, совершенных им в ущерб кредиторам, в двух основных формах:

1) в форме признания недействительными действий должника, не квалифицируемых как сделки, в первую очередь действий, которые определяются понятием «исполнение обязательства» (передача товаров, вещей по договору, уплата денег по денежному обязательству, в результате чего происходит уменьшение активов должника);

2) в форме признания недействительными сделок, совершенных должником.

Данная классификация основана на позиции, согласно которой исполнение как способ прекращения обязательства (ст. 408 ГК РФ) сделкой не является, хотя этот вопрос и остается дискуссионным. Противоположная позиция не только подорвала бы предложенную классификацию, но и внесла бы существенные коррективы в соображения, которые будут высказаны далее.

Следует заметить, что при изучении дореволюционной юридической литературы по этому вопросу (серьезные отечественные исследования на данную тему в современный период пока не появились) может сформироваться неверное представление, что опровергаемые кредиторами действия должника-банкрота по исполнению обязательств классифицировались по своей юридической природе как сделки, признаваемые посредством опровержения недействительными.

Так, Г.Ф. Шершеневич, раскрывая юридические основания опровержения действий должника, говорил, что закон признает целый ряд сделок недействительными в отношении конкурсных кредиторов. Следовательно, такие сделки признаются по закону не ничтожными, а лишь опровержимыми по инициативе конкурсного попечителя. Однако нет сомнений в том, что предметом опровержения, по мысли Г.Ф. Шершеневича, являются именно действия по исполнению обязательства должника, возникшего на основании договора, а не сам договор как двусторонняя сделка. Г.Ф. Шершеневич считал, что эти сделки сохраняют свою силу в отношении лиц, их заключивших, т.е. несостоятельного должника и третьих лиц, и последние имеют право впоследствии настаивать на исполнении со стороны несостоятельного должника из образовавшегося у него впоследствии имущества. В этом отношении рассматриваемое опровержение отличается от других случаев опровержения, которые известны современным положительным законодательствам и направлены на уничтожение самой силы сделки, а не только ее результата, имеют своей целью восстановление того положения, в котором стороны находились до заключения сделки.

Употребление указанным автором термина «сделка» связано, очевидно, с особым подходом к ее юридической судьбе в результате опровержения исполнения обязательства несостоятельного должника, который был сформулирован в зарубежной и отечественной юридической литературе XIX в. При признании недействительным действия должника по исполнению обязательства перед третьим лицом сделка, не теряя своей действительности в целом, утрачивает силу только для кредиторов несостоятельного должника. Речь идет о так называемой относительной недействительности. А.Х. Гольмстен раскрывал такую недействительность следующим образом: «Когда мы говорим о недействительности самой по себе, то предполагаем известный порок акта (речь идет об акте в смысле сделки. -- В.Б.), благодаря которому он отпадает как основание, как причина известных последствий; при относительной же недействительности акт безупречен сам по себе и парализуется лишь то или другое его последствие в том или другом направлении, -- называть это можно обессилением акта, обесправлением».

Изложенное позволяет сделать вывод, что такая форма опровержения действий несостоятельного должника, как признание действий по исполнению его обязательств перед контрагентами недействительными, может именоваться относительной недействительностью сделки должника, поскольку между этими понятиями необходимо поставить знак равенства.

С мнением о том, что самостоятельным предметом опровержения могут выступать действия по исполнению обязательства, а не сама сделка несостоятельного должника, был согласен и Н. Тур, который полагал, что действия должника, могущие подлежать пересмотру, в законах о несостоятельности следует именовать «распоряжениями», под которыми он понимал отчуждение имущества, производство и получение должником платежей, т.е. то, что охватывается исполнением обязательств.

Признание недействительными действий несостоятельного должника по исполнению обязательств связано с более нежелательными последствиями для лиц, принявших такое исполнение, -- «третьих лиц», нежели при признании недействительной сделки, совершенной между ними, особенно если речь идет о возмездном договоре (ст. 423 ГК РФ). Третье лицо в первом случае вынуждено вернуть все приобретенное от несостоятельного должника в конкурсную массу, не получая одновременно назад собственного исполнения, а становясь чаще всего обычным конкурсным кредитором, который рискует вообще не получить удовлетворения по своим требованиям в процессе конкурсного производства. Напротив, при признании недействительной сделки с должником проводится двусторонняя реституция и третье лицо избегает реального ущерба.

Указанное теоретическое положение нашло отражение в современных российских актах о несостоятельности: Законе о банкротстве 1992 г., который утратил силу, и Законе о банкротстве 1998 г. В частности, ст. 28 Закона 1992 г., посвященная признанию недействительными действий должника, совершенных до признания его банкротом, содержала норму, согласно которой «в случае признания действий должника недействительными кредиторы обязаны возвратить в конкурсную массу все полученное ими в результате этих действий, а при невозможности возвратить все полученное в натуре -- возместить его стоимость в деньгах». Наличие этой нормы было прямым следствием того, что законодатель заложил в текст указанной статьи модель опровержения именно в форме признания недействительными действий должника по исполнению обязательств при сохранении действительности сделок с третьими лицами.

В ныне действующем Законе о банкротстве процитированной нормы нет, так как положения ст. 78 данного Закона направлены уже на полное уничтожение силы сделки должника с третьим лицом, последствием чего является двусторонняя реституция в соответствии со ст. 167 ГК РФ. Единственный вопрос, который, возможно, требует разрешения в данном случае, -- о соотношении п. 2 ст. 167 ГК РФ и абз. 7, 8 п. 1 ст. 98 нового Закона о банкротстве. Поясним сказанное. Очевидно, что ст. 78 нового Закона имеет «межпроцедурный» характер, т.е. ее нормы, хотя и помещены в главе V «Внешнее управление», могут быть применены и при процедуре конкурсного производства. Если сделка должника будет признана недействительной на основании п. 3 ст. 78 Закона о банкротстве по заявлению конкурсного управляющего, третье лицо, руководствуясь п. 2 ст. 167 ГК РФ, возвращает полученное по сделке в конкурсную массу. Та же норма Кодекса вроде бы обязывает и конкурсного управляющего возвратить третьему лицу исполненное им в пользу должника, но определенным препятствием этому становятся положения ст. 98 Закона о банкротстве, согласно которым, во-первых, все требования к должнику могут быть предъявлены лишь в рамках конкурсного производства и, во-вторых, исполнение обязательств должника допускается только в порядке, установленном нормами о конкурсном производстве, тем более что п. 2 ст. 167 ГК РФ допускает возможность на уровне закона, иного, чем Кодекс, отступить от правила о двусторонней реституции. И все же, учитывая то, что п. 4 ст. 101 Закона о банкротстве прямо уполномочивает конкурсного управляющего предъявлять иски о признании недействительными сделок, совершенных должником, можно сделать вывод: нормы ст. 98 Закона о банкротстве не должны препятствовать двусторонней реституции, проводимой независимо от конкурса.

В литературе нет единого мнения относительно правовых оснований признания недействительными действий несостоятельного должника по исполнению обязательств перед третьими лицами. Кратко рассмотрим основные подходы к правовой природе этой формы опровержения.

1. Деликтная теория. Ее приверженцы объясняют право опровержения наличием деликта в действиях третьего лица, принимающего исполнение от должника. Третье лицо несет бремя последствий опровержения исполнения обязательств должником в силу того, что предполагается факт злонамеренности его действий в соглашении с должником и в ущерб кредиторам. Попыткой устранить недостатки этой теории стала примыкающая к ней теория квазиделикта (действия третьего лица рассматриваются «подобно злонамеренным»).

2. Легальная теория. А.Х. Гольмстен, называвший ее теорией исключительной охраны интересов кредиторов, писал: «Основная идея этой теории та, что в силу закона в интересах кредиторов создается (при известных фактических условиях) особое обязательственное отношение между кредитором и лицом, приобретшим имущество по акту, совершенному должником, отношение, по силе коего кредитор может требовать имущество, этим лицом приобретенное». Основой опровержения, таким образом, выступает не правонарушение, не договор, а закон, конструирующий особое обязательственное отношение.

3. Теория исполнительной силы. Признание недействительными действий должника основывается на особом вещном праве не только на наличное имущество должника, но и на вещи, выбывшие из его состава и в силу этого вещного права подлежащие возвращению для удовлетворения претензий кредиторов.

Признание недействительными сделок несостоятельного должника как способ охраны прав кредиторов также находит применение и институте банкротства и основывается на общих положениях о недействительности сделок, разработанных в гражданском нраве (основания, порядок и последствия признания сделок недействительными). Имеете с тем законодательная конструкция правил о недействительности сделок должника-банкрота, помещенных в нашем законодательстве (ст. 78 Закона о банкротстве), имеет свою специфику, не всегда учитываемую комментаторами Закона, о чем речь пойдет далее.

Законодательная конструкция оснований недействительности сделок должника.

Некоторые авторы (например, С.Э. Жилинский, А.В. Юхнин) высказывают мысль о том, что нормы, предусмотренные п. 2--4 ст. 78 Закона о банкротстве, где речь идет о недействительности сделок должника, совершенных им с заинтересованным лицом (п. 2), влекущих предпочтительное удовлетворение требований отдельных кредиторов (п. 3) и связанных с выделом доли (пая) в имуществе участнику организации-должника (п. 4), надлежит воспринимать как особые, специальные основания недействительности сделок, закрепленные законодательством о банкротстве в дополнение к основаниям, установленным ГК РФ (ст. 162, 165, 168--179). Такой вывод представляется неверным, поскольку не соответствует норме п. 1 ст. 166 ГК РФ, согласно которому «сделка недействительна по основаниям, установленным настоящим Кодексом». Это положение надлежит толковать таким образом, что ГК РФ устанавливает исчерпывающий перечень оснований недействительности сделок, не подлежащий расширению другими федеральными законами. Эта точка зрения поддерживается и в литературе, посвященной Гражданскому кодексу Российской Федерации.

Если не рассматривать нормы п. 2--4 ст. 78 Закона о банкротстве как самостоятельные основания недействительности сделок, то каково же в таком случае их предназначение? Ответ на этот вполне резонный вопрос таков: содержание упомянутых пунктов Закона следует квалифицировать как запрещающие нормы (нормы-запреты) и читать их, например, следующим образом: «Должнику запрещается совершать сделки с заинтересованными лицами, если в результате их исполнения кредиторам причиняются или могут быть причинены убытки» (п. 2 ст. 78 Закона о банкротстве). Основанием же для признания таких сделок недействительными будет выступать ст. 168 ГК РФ, которая допускает установление оспоримости сделки, не соответствующей требованиям закона (а сделки, указанные в п. 2--4 ст. 78 Закона о банкротстве, признаются именно оспоримыми).

Изложенное совершенно не означает необходимости корректировки формулировок ст. 78 путем внесения изменений в Закон о банкротстве, а лишь устраняет возможные разночтения в применении ГКРФ и рассматриваемых норм законодательства о банкротстве. К тому же сформулировать положения п. 3 ст. 78 Закона о банкротстве --как нормы-запрета дело вряд ли выполнимое ввиду невозможности увязать запрет должнику на совершение сделок с шестимесячным сроком, предшествующим возбуждению судебного производства по делу о банкротстве.

Таким образом, опровержение недобросовестных действий должника посредством норм ст. 78 Закона о банкротстве будет юридически грамотным только с использованием их в комбинации со ст. 168 ГК РФ.

Рассмотрев значение ст. 168 ГК РФ в ныне действующем законодательстве о банкротстве, хотелось бы обратить внимание на теоретическую и практическую невостребованность нормы этой статьи Кодекса при применении Закона о банкротстве 1992 г. В этом Законе был раздел VI «Неправомерные действия должника, собственника предприятия-должника, кредитора и иных лиц». Механизм реализации норм, помещенных в данный раздел, на первый взгляд отсутствовал (административных санкций и законодательстве не было, уголовная ответственность также не устанавливалась). Вместе с тем положения ст. 28 указанного Закона, в первую очередь нацеленные на защиту интересов кредитора от «растаскивания» должником своего имущества, достаточного практического применения не получили, причем, по-видимому, как по объективным причинам (небольшое количество возбуждаемых дел о банкротстве, особенно на пер-iiom этапе действия названного Закона, отсутствие организационных, кадровых условий), так и вследствие сложности доказывания оснований для применения ст. 28.

Статьей 44 Закона о банкротстве 1992 г. устанавливалось, что под неправомерными действиями должника понимаются нарушения, связанные с умышленными, некомпетентными или небрежными действиями должника до открытия конкурсного производства, наносящие ущерб кредиторам, а в ст. 45 конкретизировалось, что к неправомерным действиям должника до открытия конкурсного производства относятся действия, совершенные в предвидении несостоятельности (банкротства) предприятия и наносящие ущерб интересам всех или части кредиторов (далее шел незакрытый перечень примеров таких действий). Следовательно, убыточные для кредиторов сделки должника могли при наличии указанных условий рассматриваться как не соответствующие закону (ст. 44, 45 Закона о банкротстве 1992 г.) в силу прямого указания об этом в его тексте и признаваться недействительными пост. 168 ГКРФ, а до введения » действие части первой Кодекса -- по п. 1 ст. 30 Основ гражданского законодательства.

Иными словами, нормы раздела VI Закона о банкротстве 1992 г. содержали дополнительные к ст. 28 этого Закона правовые средства охраны интересов кредиторов от «растаскивания» имущества должника-банкрота, но лишь с тем отличием, что здесь уничтожалась сила сделки в целом, а не отдельных действий по ее исполнению, как было заложено в ст. 28. Однако, как уже указывалось, опровержение действий предприятия-банкрота путем признания недействительными сделок, обладающих признаками неправомерных действий, ни теоретической, ни тем более практической реализации не получило.

Сделки должника, влекущие за собой предпочтительное удовлетворение требований отдельных кредиторов.

Согласно п. 3 ст. 78 нового Закона о банкротстве «сделка должника, заключенная или совершенная должником с отдельным кредитором или иным лицом после принятия арбитражным судом заявления о признании должника банкротом и (или) в течение шести месяцев, предшествовавших подаче заявления о признании должника банкротом, может быть признана недействительной по заявлению внешнего управляющего или кредитора, если указанная сделка влечет предпочтительное удовлетворение требований одних кредиторов перед другими кредиторами».

По тому, какое число сделок, совершенных должником в ущерб своим кредиторам, потенциально может быть квалифицировано по этой норме, п. 3 ст. 78 Закона о банкротстве (опять же в совокупности со ст. 168 ГК РФ) мог бы оцениваться как универсальное средство охраны прав кредиторов, рассчитанное во многих случаях на выявление фактов «растаскивания» должником своего имущества. Действительно, в отличие от норм, предусмотренных п. 2, 4 ст. 78, действие которых ограничивается кругом сделок, совершенных должником со строго оговоренными контрагентами, а именно: с заинтересованными лицами и участниками организации-должника, положения п. 3 этой статьи по субъектному составу ограничений не имеют.

Однако возможно, что обращение участников процесса несостоятельности (арбитражных управляющих и кредиторов), обнаруживших совершение должником убыточных сделок, к норме п. 3 ст. 78 Закона о банкротстве не будет частым и эта норма не получит широкого применения в практике арбитражных судов, по крайней мере на первых этапах действия нового законодательства о банкротстве. Такое предположение объясняется двумя причинами. Во-первых, анализ рассматриваемой нормы уже сейчас ставит ряд существенных вопросов, связанных с ее применением. Во-вторых, действующие законодательные акты предоставляют возможности для признания недействительными сделок должника, по которым имущество перешло к другим лицам, по иным основаниям, имеющим уже сложившуюся судебную практику, или менее сложным с точки зрения доказывания, или просто связанным с несоблюдением формальностей. Например, в ситуации, когда должник -- коммерческая организация безвозмездно передал в собственность другой организации свое имущество, применяется норма относительно запрещения дарения в отношениях между коммерческими организациями и сделка признается ничтожной (ст. 168 ГК РФ); если хозяйственное общество совершило крупную сделку без соответствующего решения общего собрания участников или иного органа управления (ст. 79 Закона об акционерных обществах, ст. 46 Закона об обществах с ограниченной ответственностью), сделки также будет признана недействительной. Кроме того, сделки, совершенные должником в период наблюдения и не соответствующие требованиям ст. 58 Закона о банкротстве, признаются ничтожными без обращения к ст. 78 этого Закона.

Зарубежный и отечественный дореволюционный опыт применения норм, касающихся опровержения убыточных действий должника, подсказывает, что последний склонен к «переписыванию» своего имущества на наиболее близких к нему лиц (родственников и «родственные» фирмы). В этом случае возможно применение специальной нормы, посвященной сделкам с заинтересованными лицами,-- положения п. 2 ст. 78 Закона о банкротстве.

Однако в более сложных с точки зрения опровержимости ситуациях (продажа имущества предприятия-банкрота по сниженным ценам или, наоборот, приобретение его по завышенным расценкам, неравноценный обмен, внесение в уставный капитал и тому подобные случаи завуалированного дарения), когда совершенные должником действия могут быть квалифицированы как мнимые или притворные сделки, норма п. 3 ст. 78 Закона о банкротстве, возможно, будет более употребима, поскольку доказать мнимый или притворный характер сделки в суде достаточно сложно.

Остановимся на некоторых вопросах, возникающих при толковании нормы, предусмотренной п. 3 ст. 78 Закона о банкротстве.

А.В. Юхнин указывал, что для признания недействительности сделки должника, заключенной или совершенной должником с отдельным кредитором или иным лицом после принятия арбитражным судом заявления о признании должника банкротом и (или) в течение шести месяцев, предшествовавших подаче заявления о признании должника банкротом, недостаточно доказать, что указанная сделка влечет предпочтительное удовлетворение требований одних кредиторов перед другими. Последствия недействительности такой сделки не могут быть применены и том случае, сели контрагент по сделке докажет, что он не знал и не мог знать, что должник в момент совершения сделки являлся неплатежеспособным (по аналогии со ст. 302 ГКРФ). Видимо, такая позиция обусловлена стремлением подчинить будущую (складывающуюся) практику применения рассматриваемой нормы интересам обеспечения стабильности имущественного оборота.

Связь норм относительно опровержения действий должника, совершенных в ущерб кредиторам, с правилами защиты права собственности и иных вещных прав не оспаривалась в дореволюционной юридической литературе. В частности, А.Х. Гольмстен указывал, что требование кредитора о возврате имущества, полученного третьим лицом от должника по «относительно» недействительной сделке, аналогично rei vindicatio (виндикационному иску). Упоминание об этом мы можем найти и у Н. Тура. Но следует отметить, что такое дополнительное условие опровержения убыточных действий должника ограничено случаями, когда предметом опровержения являются действия должника по исполнению обязательств (оно существовало и в Законе о банкротстве 1992 г.). Напомним, что российский законодатель в ст. 78 нового Закона о банкротстве остановился на другой форме защиты прав кредиторов -- полном уничтожении силы совершенных должником сделок.

Представляется, что аналогия с законом как основание установления этого дополнительного условия для недействительности сделок должника в соответствии с п. 3 ст. 78 Закона о банкротстве недопустима. Если же принять точку зрения, согласно которой между ст. 302 ГК РФ и п. 3 ст. 78 Закона о банкротстве существует определенное противоречие, то оно становится гражданско-правовой проблемой соотношения ст. 302 ГК РФ и норм Кодекса о недействительности сделок и свое разрешение должно было бы получить в гражданском законодательстве, ибо продажа имущества должником, не имевшим права его продавать в силу запрет;), установленного п. 3 ст. 78 Закона о банкротстве, ничем с рассматривав мой точки зрения не отличается от продажи вещи ее арендатором, не на деленным правом распоряжения. Следовательно, обе эти сделки будут признаваться недействительными по ст. 168 ГК РФ.

Однако единственно правильное решение вопроса о «влиянии» ст. 302 ГК РФ на отношения, связанные с устранением правовых последствий сделок несостоятельного должника, совершенных им в ущерб кредиторам,-- вообще исключить ее применение в рассматриваемой сфере. Объяснить это можно следующим. Нельзя не допустить, что предметом опровержения со стороны кредиторов будут выступать такие сделки должника, по которым исполнение выражено в безналичных расчетах денежными средствами, а не в передаче имущества (вещей). В этом случае нормы о виндикации на отношения сторон вообще не распространяются, что повлечет за собой установление различных условий для возврата в конкурсную массу (состав имущества организации-должника) овеществленных (станки, оборудование, недвижимость) и неовеществленных (в первую очередь, денежные средства) активов, что само по себе неразумно. Кроме того, если попытаться использовать норму п. 1 ст. 302 ГК РФ на стороне третьего лица, то можно обнаружить, что «собственник» и «лицо, которое не имело права отчуждать имущество», по сути, сливаются в одном лице -- организации, имеющей признаки (признанной официально) несостоятельности. Предложенный подход не исключает возможности применения ст. 302 ГК РФ в отношении последующих сделок с имуществом банкрота (т.е. в случаях, когда уже третьи лица отчуждают имущество, полученное от несостоятельного должника).

Важно отметить, что положения п. 3 ст. 78 Закона о банкротстве не могут быть применены к фактам уплаты должником налогов и иных обязательных платежей в бюджет и внебюджетные фонды, а также ко взысканию недоимки налоговыми органами в бесспорном порядке в шестимесячный период, предшествующий возбуждению дела о банкротстве, поскольку указанные действия не являются гражданско-правовыми сделками, регулируются налоговым законодательством и представляют собой исполнение обязательств перед бюджетом.

Заслуживает внимания словосочетание «предпочтительное удовлетворение требований одних кредиторов перед другими кредиторами», содержащееся в п. 3 ст. 78 Закона о банкротстве. Что означает предпочтительность удовлетворения в данном случае? Когда у должника не менее двух кредиторов, срок исполнения обязательств перед которыми наступил, он, выполняя свои договорные обязательства, всегда «предпочитает» кого-то из них, т.е. производит исполнение одному из партнеров в первоочередном порядке. При применении к сделкам должника нормы п. 3 ст. 78 Закона о банкротстве предпочтительность, как думается, должна быть явной.

Например, если должник при наличии непогашенной задолженности по налогам приобретает имущество, досрочно оплачивая его, -- налицо явное предпочтение. Но когда должник заключает договоры, предположим, поставки продукции на условиях предоплаты, срок исполнения обязательств по которым примерно совпадает, явной предпочтительности может и не быть, если выбор кредитора, первым получающего исполнение, обусловлен обстоятельствами, связанными с хозяйственной деятельностью должника (соотношением заказанной и произведенной продукции, различиями в требованиях к упаковке, наличием в данный момент транспорта, пригодного для доставки продукции одному из контрагентов, и пр.).

И наконец, отметим, что по смыслу п. 3 ст. 78 Закона о банкротстве сделка должника в момент ее заключения может и не быть квалифицирована как приводящая к предпочтительному удовлетворению требований отдельного кредитора и может приобрести такое качество только в результате произведенного должником исполнения обязательства.

Думается, что отражение применения норм относительно недействительности сделок, совершенных банкротом в ущерб своим кредиторам, в судебно-арбитражной практике покажет, насколько эффективным был выбор законодателя, закрепившего в Законе о банкротстве именно эту форму опровержения действий недобросовестных должников. Эффективность данного выбора будет определяться сбалансированностью правовых средств обеспечения прав кредиторов и контрагентов должника, получивших исполнение со стороны последнего.

Однако нельзя исключить, что строгий подход к понятию «сделка» при использовании ст. 78 Закона о банкротстве вообще не будет воспринят. В любом случае скорейшее достижение определенности и единообразия применения рассмотренных норм арбитражными судами позволит правильно сориентировать всех остальных участников отношений в сфере несостоятельности: кредиторов, арбитражных управляющих, должников и их контрагентов.

Арбитражная практика по недействительным сделкам.

Актуальность темы недействительных сделок определена изменившейся арбитражной практикой, касающейся оценки обстоятельств и исследования доказательств, при помощи которых обосновывается признание ничтожной сделки недействительной.

Отметим, что вопрос о полномочиях лица, подписавшего сделку от имени организации, необходимо решать с учетом последующего ее одобрения любыми действиями, в том числе косвенно относимыми к данной сделке. Вместе с тем нужно учитывать все положения учредительных документов, прямо регламентирующие полномочия того или иного органа предприятия.

В некоторых случаях речь может идти об обстоятельствах, связанных с положением должностного лица, подписавшего ту или иную сделку от имени юридического лица (к примеру, акционерного общества) без письменного согласия руководящего органа (совета директоров) и последующего одобрения сделки коллективом (общим собранием акционеров общества).

Кроме того, при подаче искового заявления о признании ничтожной сделки недействительной нужно обратить внимание на нормы материального права. В частности, ссылка на ст. 174 ГК РФ порождает требования, связанные с ограничением полномочий на совершение сделки, а из содержания ст. 183 ГКРФ вытекают требования, касающиеся отсутствия полномочий. Данные правовые разграничения следует учитывать при оформлении исковых заявлений.

Далее на конкретных примерах из арбитражной практики проиллюстрированы объективные и субъективные факторы, влияющие на принятие решений о признании ничтожной сделки недействительной.

Ситуация 14. В арбитражном суде г. Москвы рассматривалось дело по иску ЗАО «Центр-Орбита-Сервис» к акционерному коммерческому банку « Русский банк имущественной опеки» о признании ничтожной сделки купли-продажи недействительной. Между сторонами 20 сентября 1996 г. был заключен нотариально удостоверенный договор купли-продажи здания, расположенного по адресу: Москва, ул. Криворожская. Право собственности нового владельца на это здание зарегистрировано Комитетом по управлению имуществом г. Москвы с выдачей АКБ «Русский банк имущественной опеки» свидетельства на право собственности и свидетельства о внесении в реестр собственности от 19 ноября 1996 г.