Экономический механизм хозяйствования

Кроме того, была в несколько раз уменьшена денежная масса и стране, что вызвало подорожание кредитных ресурсов, и начались долларизация экономики, соответственно, упала покупательская способность рубля, началось бегство в сторону крепкой валюты. Высокий спрос на валюту способствовал обвальному падению рубля, этому процессу помогло необдуманное введение свободного обмена национальной валюты на конвертируемую. В результате замедлилось денежное обращение в стране и денежно-кредитная сфера - основа экономики - стала функционировать с большими трудностями, что тут же сказалось на работе всего народного хозяйства.

Было ограничено повышение зарплаты и других доходов или их замораживание для предотвращения раскручивания инфляционной спирали «зарплата-цены» и уменьшения затрат производства. Это сразу же уменьшило внутренний спрос на товары и услуги отечественных производителей и способствовало их быстрому затовариванию с последующей остановкой. Началась утечка научных и высококвалифицированных специалистов. Началось резкое обнищание народа, падение рождаемости и повышение смертности, началась деморализация и люмпенизация общества, что способствовало пьянству и росту преступности.

Предусматривалось резкое сокращение бюджетных расходов, централизованных инвестиций, дотаций и субсидий. Если до того весь доход предприятий, их амортизационные отчисления формировались централизованно, т.е. у предприятий оставались оборотные фонды, то это означало изъятие всех финансовых средств и прерывание нормального воспроизводственного процесса, полное разрушение инновационной и инвестиционной деятельности. Отсутствие заказа для предприятий самой рентабельной и высокодоходной части народного хозяйства - ВПК - означало полную остановку и ни о какой разумной конверсии речи быть не могло, так как для этого отсутствовали средства из всех источников. Для остальной промышленности и сельского хозяйства это означало резкое сокращение внутреннего спроса, что фактически привело к их полной остановке и разрушению. Снижение в 5 раз и более финансирования науки способствовало тому, что тысячи самых лучших молодых ученых покинули родину или перешли в торговую деятельность.

Должно происходить уменьшение совокупного спроса через уменьшение дефицитного финансирования и увеличение налогов.

Как и во всей этой странной, противоречащей всем теориям, и, главное, практике, доктрине, здесь все становится с ног на голову. Если в развитых странах для увеличения совокупного спроса постоянно имеется дефицит бюджета до 90% от годового ВВП, то нам предписывалось иметь профицит, что до сих пор практикуется в России, Украине и Беларуси. Эта мера окончательно добивает отечественных производителей, происходит падение производства за три года до 50% от 1990 г., а такого не было даже во время Великой Отечественной войны.

Либерализация предусматривала усложнение условий получения кредитов, жесткий контроль над объемом денежной массы в обороте.

Надо отметить, что реформаторы блестяще справились с этой задачей. Например, в развитых странах объем кредитов народному хозяйству обычно составляет около 100% ВВП и объем денежной массы не менее объема ВВП. В России и многих странах СНГ объем кредитования реального сектора экономики составляет 10-15%, и объем денежной массы доведен до 9-12% от ВВП. Этим объясняются неплатежи, натуральный обмен, долларизация достигла 60-70% от ВВП. Поэтому становится понятным, почему американцы проталкивали под красивым лозунгом эту разрушительную доктрину.

Либерализация предусматривает обеспечение максимальной открытости национальной экономики относительно мирового рынка через устранение административных ограничений внешней торговли, установление плавающего обменного курса отечественной валюты с целью введения ее конвертируемости и дальнейшей стабилизации.

Для справки: развитые страны шли к конвертации 35-40 лет. При этом сначала лет на двадцать вводится внешняя конвертация, чтобы защитить своих товаропроизводителей и в то же время дать возможность иностранным инвесторам вывозить свою прибыль. После этого вводится на 10-15 лет частично внутренняя конвертируемость, когда юридические лица могут получать иностранную валюту или оставлять себе часть в результате экспортных операций. И только потом, когда в стране проведены институциональные и структурные реформы, обретает стратегическую конкурентоспособность, вводится полная конвертируемость, означающая, что любой гражданин страны или иностранец может свободно купить или продать валюту. В странах СНГ была сразу введена полная конвертируемость в ее наихудшем варианте, когда национальная валюта не котируется на валютных рынках за рубежом. Это привело к тяжелейшим последствиям для всего народного хозяйства.

Во-первых, расцвел миллиардный челночный бизнес, когда миллионы людей, потеряв работу, были вынуждены завозить дешевый ширпотреб китайского или турецкого производства, минуя все таможенные пошлины и тарифы. Этим были окончательно разрушены беззащитные пищевая, легкая, обувная, текстильная и другие отрасли.

Во-вторых, мы обустроили все Средиземноморье, вывозя примерно 25 млрд. долл. в год на отдых в Турцию, Кипр, Грецию и т.д., разрушив наши курорты в Сочи, Крыму, на озере Нарочь.

В-третьих, Россия, к примеру, ежегодно получает от экспорта своей нефти более 100 млрд. долл. США, которые можно было бы продать государству, а оно пустило бы их на покупку новейших технологий, в том числе и для частных компаний. Так сейчас делает Китай, который всю экспортную выручку тратит на покупку новейших технологий во всем мире или на учебу сотен тысяч своих студентов в лучших университетах мира. Результат виден налицо - Китай становится второй державой мира. Там с 1978 г. идут реформы, но китайцы еще не держали в руках иностранной валюты, у них пока есть внешняя конвертируемость, как было во всех развитых странах мира.

В-четвертых, поддерживать высокую долларизацию можно только тогда, когда есть возможность легко купить или продать иностранную валюту.

В-пятых, конкретная ситуация, когда государство и его граждане заинтересованы поддерживать курс доллара вместо национальной валюты, что парадоксально и крайне пагубно для стратегических интересов страны.

В-шестых, получается, что даже Россия не контролирует свою денежно-кредитную сферу, и поэтому ограбление века - дефолт - может повториться в любой момент.

В-седьмых, навязываемая открытость экономики позволяет за бесценок скупить простаивающие предприятия и свободно вывозить в оффшоры всю полученную прибыль от продажи сырья.

Подводя итоги, можно сказать, что воспринятая нашими реформаторами от западных советников теория шоковой терапии является удачной и выгодной для ее авторов. Поэтому так объяснимы гнев и ненависть западных политиков по отношению к действиям А. Г. Лукашенко, который с 1994 г. со все большим успехом пытается противостоять разграблению Беларуси.

Градуалистическая стратегия предусматривает последовательный, поэтапный переход к рынку в отличие от шоковой терапии. Она может реализоваться сначала в экспериментальном порядке с последующим расширением успешного опыта, например, свободное ценообразование можно проводить сначала в одном секторе и т.д.

Приверженцы градуализма выступают против разовой, одномоментной либерализации цен и быстрой приватизации. Считается, что проведение реформ не должно допустить разрушения производства и снижения занятости. Поэтому должно уделяться внимание стабилизации производства и постоянному подпитыванию ресурсами, необходимыми для поддержки сложившегося уровня потреблений и инвестиций, для социальной адаптации населения к условиям рыночной экономики.

Такая стратегия исходит из ожиданий, что уже первые удачные шаги (например, возникновение малого предпринимательства) дают эффект и увеличение доходов, что послужит толчком для дальнейших, более сложных экономических реформ.

Начальные и последующие этапы такой доктрины возможны только при условии сохранения и постепенного наращивания денежного капитала общества и финансовой системы в целом. В странах, успешно внедривших эту стратегию, не была допущена девальвация своей валюты, инфляция и изъятие денежных накоплений населения и предприятий. Самое главное, чему учит опыт этих стран, - это то, что изъятие этих ресурсов, помимо моральных аспектов, носит разрушительный, деструктивный характер для дальнейших преобразований. Здесь уместно сказать, что качественной и количественной характеристикой успешности трансформаций является как раз прирост денежного капитала общества, который выражается монетизацией экономики, объемом ресурсов банковской системы, курсом национальной валюты относительно приоритета покупательной способности.

Наиболее характерным примером прироста денежного капитала является Китай, который смог за 20 лет реформ довести монетизацию народного хозяйства до 120% относительно ВВП, объем банковских ресурсов - до 140% от ВВП, в то время как в России эти показатели равны 12 и 20% соответственно. Это наглядно подтверждает, что путь постепенного разворачивания и мотивации рыночных сил, децентрализации процесса принятия экономических решений, укрепления материальных стимулов и конкурентной среды экономики, который избрало китайское руководство, является успешным. Для китайских реформ характерен частичный экспериментальный подход, что основывается на методе проб и ошибок, когда способы и инструменты реформ сильно отличаются как по отраслям, так и по географическим районам, и санкционируются центром только после достижения успехов на местном уровне.

Беларусь после 1994 г. тоже избрала градуалистический подход в проведении реформ и добилась значительных успехов в экономической деятельности. Начались положительные сдвиги в денежно-кредитной сфере, хотя здесь есть еще над чем потрудиться.

2.2 Монетарные факторы функционирования реальной экономики

Изучая экономическую историю человечества, нетрудно заметить, что развитие и расцвет государств обязательно связаны напрямую с организацией денежно-кредитной сферы и банковского дела.

Правители Древнего Вавилона постоянно занимались борьбой с инфляцией и укреплением своих денежных единиц «гины» и «маны». Так, например, царь Ур-Нам издал целый свод законов по совершенствованию денежно-кредитных отношений в XXI в. до н.э. Это привело к удивительному расцвету вавилонской цивилизации. Уже в VII в. до н.э. известный банковско-торговый дом Игиби в полной мере использовал ипотечное кредитование, которое, к нашему стыду, у нас в зачаточном состоянии в XXI в. При этом за долгосрочные производственные кредиты надо было платить до 3% годовых, за посреднически-торговые - 12% годовых.

Зарождение и расцвет древнегреческой цивилизации сопровождались дальнейшим развитием денежно-кредитных отношений. Металлические деньги есть выдающееся изобретение Древней Греции. Ученые считают, что своим значением в развитии экономики оно приравнивается к изобретению письменности, ибо только монеты стали универсальным эквивалентом в обмене и стоимостным приоритетом в бухгалтерии. Для нее изобретение денег с «твердым курсом» означало поворот от натурального учета ко всеобщему стоимостному. Это позволяет обобщать разнообразные факты хозяйственной деятельности, группировать учетные объекты и операции, получать системную экономическую информацию. Другими словами, бухгалтеры за современный аналитический и синтетический учеты обязаны быть благодарны Древней Греции и ее банкирам.

Первые монеты появились в государстве Лидия при правлении царя Гигеса (685-652 гг. до н.э.). Благодаря возникновению денежного обращения натуральное хозяйство постепенно приобретало черты товарного, а это дало мощный импульс развитию производительных сил общества. Это, в свою очередь, дальше развивало банковские технологии. В Древней Греции был развит ипотечный и лизинговый кредит, портфельное инвестирование и трастовые операции. В Древней Греции вовсю велись безналичные расчеты в банках. Взнос или перевод оформлялся «платежным поручением», которое называлось диаграфе. Потом платеж можно было осуществить с использованием симбола. Симбол представлял собой кольцо-печатку, которое должно было засвидетельствовать личность клиента. Клиент, его агенты или другая личность могли получить вклад, только предъявив этот опознавательный знак. Исследователи банков Древней Греции считают, что записи у банков велись по графам в разрезе дебета и кредита.

Очень важным морально-психологическим моментом является то обстоятельство, что поначалу банковским делом занимались рабы или иноземцы, так как считалось, что оно не престижно для гражданина Греции. С пониманием важности и сложности этой деятельности для общества статус банкира стал очень высоким. Так, известный греческий банкир Гермиос из города Асос в Ионии дружил с Платоном и Аристотелем. Аристотель сложил в честь Гермиоса поэму и поставил ему бюст в Дельфах. Есть еще одно обстоятельство, которое заставляет задуматься. Деньги в Древней Греции обожествляли. В Афинах, кроме статуи Гермеса высилась статуя богини мира Ейрени с мальчиком Плутосом как символом неразрывной связи Мироздания с Богатством.

Характерными признаками ведения банковского дела были: высокий уровень организации делопроизводства; его прозрачность и детальная правовая регламентация банковских операций. Государственная власть не вмешивалась в дела банков и юридических норм, документального учета для защиты интересов клиентов и банкиров не существовало. Такое законодательство появилось в Риме.

Римские правители и юристы признавали общественную значимость финансистов и подчеркивали необходимость опубликования учетных данных: «Следует оповещать счета самих банкиров. Так как их занятие имеет общественную значимость, и основным их занятием является добросовестное ведение расчетов». Юридическими нормами регулировалась даже техника учета: «К ведению расчетов Лабеон относит взаимную отдачу и кредитование деньгами, также пересмотр обстоятельств об оплате, оплату в торговых делах: не следует заводить новый счет до полной оплаты долга, однако с получением залога или поручительства не следует торопиться с оплатой; это не относится к правильному ведению счетов. Однако то, что банкир представляет к оплате, должно быть опубликовано, известие про это должно исходить от банков».

Значит, римские юристы очень серьезно и квалифицированно подходили к финансовым и банковским вопросам, понимали их особенности, что в целом способствовало развитию денежного обращения и экономики в целом.

Римляне дали нам и поучительный отрицательный опыт. Конец Римской империи наступил, когда пришла в негодность денежно-кредитная система, куда влилось много иностранцев, искажалась информация, ослабел контроль и внимание власти к этой важнейшей сфере.

Восточная часть Римской империи - Византия - после падения Рима исправила эти ошибки, взяла финансы под строгий контроль государства, обуздала инфляцию, изгнала иностранцев из этой сферы. Византийская империя просуществовала еще 1000 лет, ее денежная единица - бразант - была эталоном устойчивости и доверия.

В Средние века неизменно прослеживается тесная связь между процветанием государства, будь то Испания, Голландия, Франция, Англия, и блестяще организованным денежно-кредитным обращением. Отсутствие инфляции, твердый курс национальной валюты по паритету покупательной способности, высокая монетизация народного хозяйства, низкий процент за кредит (не более 3% годовых) - обязательные атрибуты денежно-кредитной сферы этих государств. Этому способствовал золотой паритет, который позволял четко определять курс валют и другие показатели экономики. С отходом от золотого паритета в начале XX века началась эпоха нестабильности, кризисов. Великая депрессия в начале века в Америке показала ведущую, возросшую роль монетарных факторов в индустриальной экономике. Известно, что президент США Рузвельт обеспечил выход из кризиса 1929-32 гг. тем, что принял программу монетарной политики, в центре которой была ипотека. Л. Ерхард поднял экономику послевоенной Германии, начав с реформы денежно-кредитной сферы. Процветающей страной Швецию сделала Стокгольмская экономическая школа, гак как главный ее представитель Г. Кассель научно обосновал и сумел внедрить в общественное сознание примат валютной политики в экономической жизни страны.

Когда грянули перемены в социалистическом лагере, то процессы трансформации пошли разными путями и с разной скоростью, которые объясняются опять-таки монетарными факторами.

Если рассмотреть практику переходных экономик и перестройку постсоциалистических экономик, то видна большая дифференция в их результатах. По производству ВВП (валового внутреннего продукта) на душу населения образовались 4 группы. Первую группу составляют Словения, Венгрия, Чехия, Словакия, где ВВП на душу населения составляет 10 000 долл. США в год. Вторая группа включает страны Балтии, Болгарию, Польшу, Сербию и другие, которые готовятся к вступлению в ЕС.

Третью группу составляют Украина, Россия, Беларусь, которые должны готовиться (по сценарию Запада) к роли сырьевых придатков Европы и США.

Четвертая группа включает постсоциалистические страны Востока - Таджикистан, Узбекистан, Киргизию и т.д. В этой группе производство ВВП на жителя составляет меньше 1000 долл. США в год.

Уместно задаться вопросом, почему при близких стартовых условиях европейские постсоциалистические страны с разной скоростью и с различными результатами трансформируют свои экономики.

Известные экономисты Дж. Кейнс, Г. Кассель, Л. Ерхард, В. Ойкен, А. Морита, М. Фридман, за каждым их которых, помимо оригинальных теоретических разработок, стоят блестящие практические достижения, однозначно утверждают «примат монетарной политики» перед всеми остальными факторами, способствующими экономическому росту экономики.

Главными параметрами монетарной сферы, которые определяют экономическое развитие, являются следующие.

Во-первых, это степень перевода вещественного национального богатства в удобную денежную форму, прежде всего, годную для использования в виде инвестиций. Обычно 90% инвестиций в экономику являются внутренними и определяющими весь ход воспроизводственного процесса. Остальные инвестиции (внешние) нужны исключительно для покупки новейших технологий и изобретений. Другие иностранные займы, например, для выплаты зарплаты и пенсий, как это было в России, являются расточительными и ненужными. Кроме того, неплатежи в экономике есть следствие нехватки денег в обороте, что является тормозом народно-хозяйственного развития. Обоснованное предложение денег делает их доступными (3-5% годовых) и не обременительными для объектов хозяйствования.

Этот важнейший показатель определяется коэффициентом монетизации экономики (отношение объема денежной массы в стране к ее ВВП за год) и объемом ресурсной базы банковской системы относительно ВВП. Это понятно. Если ВВП - это объем товаров и услуг, произведенных нацией в течение года, то и денег должно быть столько же по сумме в стране.

Во всех развитых странах коэффициент монетизации равен 1,3-1,5 и объем ресурсов банковской сферы на 20-30% больше ВВП.

Все это является следствием длительных усилий правительств развитых стран в продуманной трансформации своих экономик к достижению единственной цели представить все национальные богатства в удобной для инвестиций денежной форме. Например, Японии понадобилось 25 лет после Второй мировой войны, чтобы восстановить свой финансовый, а потом и промышленный потенциал. Для этого были созданы так называемые институциональные инвесторы: пенсионные фонды, страховые компании, трастовые компании, различные коллективные инвестиционные фонды и т.д. Очевидно, что все постсоциалистические страны стремятся достичь в денежно-кредитной сфере показателей развитых стран. Трансформация осуществляется с различной скоростью. Первая группа стран имеет монетизацию экономики в пределах 100% ВВП, вторая группа - 80-85%. Россия, Украина и Беларусь, к сожалению, пока имеют более скромные показатели - 15-25% ВВП. Поэтому банковская система наших стран имеет скромные ресурсные возможности для инвестиций, и ожидать интенсивного экономического роста не приходится. Банковская и кредитная системы наших стран имеют ресурсную базу около 30% от потребной. Очевидно, что большая часть национального богатства этих стран не вовлечена в финансовый оборот. Стоимость земли никак не представлена в ресурсах банковской системы, она обычно составляет 50-60% банковских ресурсов. Точно так же не отражены наши основные фонды - жилье, недра и многие другие материальные ресурсы, которые представлены в развитых странах как инвестиционные средства в удобной денежной форме. Поэтому в ближайшее время надо внедрять ипотеку, посредством которой будет достигнут значительный сдвиг в монетизации экономики, создавать фондовый рынок и институциональных инвесторов. Например, ипотека даст Беларуси около 30 млрд. евро в ресурсную базу банковской системы к 2 млрд. евро, имеющимся сейчас. В.В. Путин провозгласил внедрение ипотеки основным пунктом своей второй предвыборной программы, которая выступит локомотивом устойчивого экономического роста России. Объемы выданных ипотечных кредитов составляют сегодня в России 0,5 млрд. долл., в то время как в США - более 40 млрд. долл., а в Европе - более 30 млрд. долл.

По ипотечным схемам в России приобретается всего 1,5% жилья, тогда как в развитых странах - около 90%. Общая оценочная емкость ипотечного рынка - около 100 млрд. долл. при среднем размере кредита в 20 тыс. долл. Такие же пропорции имеются на Украине и в Беларуси.

Во-вторых, это уровень инфляции в стране, который не должен превышать 1-2% в год. Л. Ерхард говорил, что если инфляция выше, то невозможно вести нормальную, предсказуемую экономическую деятельность. Для стран с переходной экономикой это особо острая проблема, так как начинают трансформацию они обычно с уровня цен ниже мировых. Этот уровень обычно равен отклонению курса национальной валюты от паритета покупательной способности (ППС). Для стран с переходной экономикой валютный курс к долл. США вначале занижается на 25-50%. В России и Беларуси разительное отличие в несколько раз. Заниженный незначительно валютный курс национальной валюты в начале трансформации имеет на 1-2 года позитивное влияние на экспортно-ориентированные отрасли, но в то же время имеет отрицательное влияние на экономику в силу значительных потерь во внешнеэкономическом обмене товарами и услугами, особенно в такой географически открытой экономике, как белорусская. Поэтому все страны Центральной Европы в настоящее время привели в соответствие валютные курсы к ППС, чем значительно усилили свой экономический рост. США и страны ЕС постоянно делают курс своих валют выше на 20-30% от ППС, чем создают для себя неэкономические выгоды в обмене товарами и услугами с развивающимися странами, которые оцениваются экспертами в сумму 5-7 трлн. долл. США в год.

Очевидно, что существует прямая связь валютного курса с внутренними ценами, что затрагивает ряд острых проблем, если такое отклонение, как в случае с Россией, Беларусью и Украиной, имеет большие величины (3-5 раз). Кроме значительных потерь, в международном обмене товарами и услугами происходит стремление внутренних цен наших товаров к уровню мировых цен, по закону сообщающихся экономик». Наблюдается перманентный рост внутренних цен, чем объективно поддерживается высокий уровень инфляции. Вопрос стоит только в том, за какой период произойдет увеличение внутренних цен в 5 раз. Следовательно, этим процессом надо управлять и сделать переход к мировым ценам как можно быстрее, так как такой значительный отрыв от мировых цен не позволяет нашим товаропроизводителям организовать нормальную производственную международную кооперацию, кроме того:

- создает трудности участия нашей страны в международном разделении труда, т.к. цены и стандарты являются «языком» общения глобальной экономики;

- снижает привлекательность и. инвестиционный рейтинг нашей страны, так как в 5 раз занижает макроэкономические показатели, в том числе такие важнейшие для инвесторов, как объем НВП и объем национального богатства;

-затрудняет государственным органам анализа и статистики, финансистам, производственникам и общественности в целом возможность провести сопоставление, сравнение, а главное - возможность готовиться к такой неизбежной ситуации, как переход к работе по мировым ценам;

- затрудняет нашим идеологам создание привлекательного образа родной страны. Одно дело, если мы создаем ВВП на душу населения 8700 долл. США в год (по ППС), совсем другое - 2000 долл. США в год, как считает наша статистика.

Кроме того, из практики развитых стран известно, что выравнивание внутренних цен с мировыми является одной из основных предпосылок к введению конвертируемости валюты. Введение конвертируемости без создания соответствующих условий оборачивается значительными потерями и даже разрушением целых отраслей, как это случилось в наших странах. Как пишет известный белорусский ученый В.И. Тарасов, «поэтому осуществляется постепенный переход к конвертируемости по текущим операциям и наблюдается долговременное отсутствие полной конвертируемости. В частности, большинство западноевропейских стран десятилетиями готовились к введению полной конвертируемости, запрещая своим гражданам и корпорациям инвестиции за границу. Франция и Италия в полном объеме отменили такие ограничения в 1989 г., а Япония отменила ограничения на экспорт капитала только в 1979 г.

Понятно, это делается для того, чтобы вся заработанная нацией валюта под контролем общества использовалась на приоритетные направления, разработанные в масштабах долгосрочного развития страны. Мы пошли почему-то другим путем, позволив еще в начале 1990-х гг. прошлого столетия свободно покупать валюту и тратить ее, например, для ввоза в страну дешевого ширпотреба. В итоге мы каждый год «разбазаривали» около 4-5 млрд. долл. США, полученных от экспорта, по сути, направив их на разрушение своей легкой, обрабатывающей, местной и агроперерабатывающей промышленности. В.И. Тарасов призывает прекратить эту ущербную практику и идти путем западноевропейских стран и того же Китая. Для этого «возникает требование ко всем экспортерам продавать всю валютную экспортную выручку банковской системе по официальному обменному курсу (на начальном этапе введения конвертируемости). В данном случае через закрытие валютных счетов происходит запрет на вывоз иностранной валюты и ограничивается доступ граждан страны к этой валюте при выезде за границу...»

Эти большие валютные резервы (5 млрд. долл. США в год для Беларуси, 300 млрд. долл. в год для России, 30 млрд. долл. в год для Украины) должны пойти на закупку новейших технологий для наукоемкой перерабатывающей промышленности, чем значительно снизится проблема инвестиций в валюте. Пока будет восстанавливаться наша наукоемкая промышленность, мы будем готовиться к полной конвертируемости рубля через 10-15 лет.

Хотелось бы затронуть еще одну тему, которая остается вне внимания научной общественности и практиков. Это валютные платежи за экспорт. Непонятно, из каких соображений в наших странах платежи за экспорт товаров осуществляется в долл. США, а не за национальные валюты. Особенно это актуально для России, где громадный спрос на ее сырье породил бы такой же спрос на российский рубль и очень быстро установил бы курс рубля, близкий к паритету покупательской способности, и тем самым остановил бы неэквивалентный обмен во внешней торговле, который сейчас составляет до 40% ВВП России.

Много вопросов вызывает управление государственным долгом в наших странах, особенно в России. Известно, что для создания конкурентной среды необходимо, чтобы были организованы и успешно функционировали около 40 000 тыс. малых и средних предприятий на 1 млн. жителей. Опыт развитых стран показывает, что для создания одного малого предприятия необходимо примерно 100 000 долл. США. В условиях Беларуси это около 40 млрд. долл. США, в России - в 15 раз больше. Согласно статистическим данным из более чем 880 тыс. субъектов малого бизнеса России доступ к кредитным ресурсам имеют лишь около 15 тыс. предпринимателей. Кредиты малому бизнесу не превышают 1% ВВП, тогда как в развитых странах 30-35%. Ежегодная потребность малого бизнеса в кредитных ресурсах в настоящее время оценивается в более чем 10 млрд. долл. Для создания этого капитала правительства развитых стран изыскивали всевозможные источники средств, в том числе и внутри страны, т.е. за счет государственного долга. Политика управления государственным долгом является важным компонентом действующей финансовой политики и сутью процессов макроэкономического регулирования. В трансформационной экономике управление государственным долгом является общим выражением отношения государства к финансовым ресурсам, их распределению между секторами и поколениями. Активный менеджмент государственным долгом должен выступать орудием решения конкретных макро- и микроэкономических проблем.

Развитые страны и Китай в поисках средств для экономического развития успешно используют возможности внутренних и внешних заимствований для решения проблем экономического роста, для инвестиций в экономику. В странах с переходной экономикой государственный долг составляет 15-25% от ВВП. Если же его пересчитать в абсолютных величинах по паритету покупательной способности, то, например, в России он будет составлять 5-7% от ВВП. Управление государственным долгом и доведение его до 60% ВВП (как по Маастрихтскому договору для стран ЕС) даст России 1200 млрд. долл. США средств для модернизации экономики. Создание стабилизационного фонда и перевод этих денег в США для покупки ценных бумаг США (под 2%), вместо использования их для экономической реформы в наукоемких отраслях России является делом, не поддающимся какой-то разумной аргументации.

Согласно балансу банка России 84% (или 3508,7 млрд. руб.) его активов на 1.01.2005 г. - это средства, размещенные у нерезидентов и ценные бумаги, выпущенные нерезидентами. Только 0,00001% (44 млн. руб.) активов используются для кредитования российских банков и 8,3 (346 млрд. руб.) размещены в российских ценных бумагах. Таким образом, ЦБ РФ размещает основную часть ликвидности в иностранные активы.

Впечатляющие успехи Китая вызваны тем, что он успешно использует государственный долг в целях развития страны, так с 1995 по 2000 г. он вырос с 45,1 млрд. юаней до 1146,0 млрд. юаней, т.е. в 25 раз. Другие монетарные факторы тоже задействованы максимально.

Кроме того, властям Китая удалось подавить инфляцию до 2% годовых, удержать последние 10 лет курс национальной валюты к доллару США на одном уровне, создать ресурсы банковской системы, которые равняются 140% от ВВП, и тем самым иметь возможность предоставлять 80% ресурсов в виде долгосрочных кредитов под 2-4% годовых. Эти впечатляющие успехи достигнуты в Китае потому, что там очень внимательно изучают экономическую теорию и практику. У них до сих пор есть только внешняя конвертируемость юаня, а внутреннюю и полную конвертируемость они хотят ввести через 10-25 лет, как поступали все развитые страны. В Китае создан Государственный комитет но реформам, который отвечает за взаимодействие всех факторов экономического роста, т.е. монетарной институциональной, структурной политики. Ученые проводят дискуссии, разрабатывают альтернативные варианты развития страны и потом осторожно, выверенно проводят эксперименты в малых масштабах.

У нас же пока слабо ведутся серьезные экономические разработки и дискуссии по всем поднятым нами вопросам той же монетарной политики. БГЭУ, Институт экономики НАН, НИЭИ Министерства экономики Республики Беларусь, Национальный банк Республики Беларусь, как и другие учреждения страны, располагают достаточным количеством грамотных, серьезных исследователей, которые, безусловно, при умелой координации их усилий могли бы успешно решить насущные вопросы монетарной политики и тем самым оказать существенную поддержку экономическому курсу Президента А.Г. Лукашенко.

Наши российские и украинские коллеги не стоят на месте. Так, ассоциация российских банков разработала «Стратегию повышения конкурентоспособности банковской системы России», которая предусматривает, что с учетом потребности экономики и новых аспектов денежно-кредитной политики (введение ипотеки) объем активов российских банков должен увеличиться к 1 января 2009 г. до 23,2 трлн. руб., или 80% ВВП за 2008 г.

Хочется надеяться, что мы справимся с задачами, поставленными руководством наших стран, и внесем свой вклад в обеспечение устойчивого интенсивного роста Республики Беларусь, Украины и России.

2.3 Создание конкурентной среды. Институциональная политика государства

Конкурентный порядок и его становление

Понятие «конкурентный порядок» ввел в оборот и теоретически обосновал великий немецкий экономист Вальтер Ойкен в своей работе «Основные принципы экономической политики». К сожалению, это имя мало что говорит нашим читателям, хотя все знают об экономической реформе 1948 г. в Западной Германии, создавшей основу нынешнего благополучия страны, и о проводившем эту реформу министре экономики Людвиге Эрхарде. Почти никто не знает, какую роль в этой работе играл В. Ойкен, а главное, мало кому известна суть экономической теории, которой руководствовался Л. Эрхард. Выпущенная в 1952 г. работа не потеряла для нас своего значения. Книга как нельзя лучше способна очистить экономическое мышление выросшего при социализме человека от многолетних наслоений теоретического мусора.

Исследуя бесконечное историческое многообразие хозяйственных систем, В. Ойкен показал, что все они сформировались и результате разнообразных сочетаний относительно немногочисленных чистых форм. Классификация хозяйственных систем на этой основе придает экономическому мышлению такую же стройность, ясность и простоту, какие Периодическая система Менделеева внесла в понимание свойств материи.

В. Ойкен утверждает, что в ходе развития экономики за всю историю человечества можно выделить две основные чистые формы. Одна из них - централизованно управляемая экономика, в которой хозяйственные будни регулирует один составитель планов. В небольшом, легко обозримом хозяйстве, например, в семейном натуральном хозяйстве - это один человек, в масштабах нации - административный аппарат. Другая чистая форма - рыночное хозяйство.

При рыночном порядке предприятия и домашние хозяйства самостоятельно разрабатывают планы и вступают в экономические отношения между собой под влиянием автоматизма рынка, координирующего их деятельность. Измерительный инструмент, который при этом используется, - цена, свободно устанавливаемая по соглашению покупателя и продавца.

Но власть на рынке, предоставленная сама себе, может стать политической властью. Союзы промышленников, олигархов в состоянии вынудить правительства менять законы, предоставлять субсидии, изолировать рынки друг от друга. Успех хозяйственной деятельности определяется не столько результатами работы на рынке, сколько способностью прямо на рынке и с помощью государства как инструмента исключить конкуренцию результатов.

Таким образом, политика невмешательства провоцирует проведение политики интервенционизма. Государство продолжает расширять свое вмешательство в экономический процесс. В результате чего возрастает его зависимость от властных экономических группировок.

«Больше или меньше государственности, - пишет В. Ойкен, - такая постановка вопроса проходит мимо проблемы. Речь идет не о количественной, а о качественной проблеме. Сколь нетерпимо в эпоху промышленности, современной техники, крупных городов и скоплений людских масс пускать на самотек формирование экономического порядка, столь и само государство не способно руководить экономическим процессом». Иначе говоря, процесс производства может и должен регулироваться самодействующим экономическим механизмом. Государство же должно присматривать за созданием этого механизма, а далее - за его исправностью. Государству не следует ни предпринимать попыток регулирования экономического процесса, ни представлять экономику самой себе.

«Государственному планированию форм - «да», государственному планированию и регулированию экономического процесса - «нет». Выявить различие между формой и процессом и поступать в соответствии с этим - вот что важно», - пишет В. Ойкен.

То, что задумывалось как четкое разъединение государства и экономики, систематически приводит к переплетению частной экономической власти с государственной властью.

Политика свободной экономики независимо от ее большей или меньшей ориентированности на интервенционизм ведет к определенному типу экономического порядка: к регулированию экономики властными группировками.

Анализ, проведенный В. Ойкеном, свидетельствует о том, что экономический порядок, осуществляемый властными группировками, нестабилен и может перерасти во всеобщую групповую анархию или в диктатуру, присущую плановой экономике. В странах, где нет достаточно противодействующих сил, присущих демократическому и правовому государству, можно найти множество примеров подобного пути в царство несвободы и обнищания масс, примером чему может служить Россия в последнее время.

Поэтому В. Ойкен пишет: «Методы регулирования свободной экономики и централизованно управляемой экономики потерпели полное фиаско».

В «Основных принципах экономической политики» он сделал наброски здания конкурентного порядка. «Организационные принципы» простираются от денежной политики и проблем частной собственности до вопросов открытого рынка. Однако П. Ойкен одновременно видел, что даже при создании этих рыночных условий «конкуренции результатов» могут возникнуть неприемлемые социальные и экологические последствия. По этой причине им разработаны «регулирующие принципы».

Эта всеобъемлющая концепция противостоит пунктуальным рецептам, которым ныне следуют проводники экономической политики и которые экономисты широко предлагают странам Восточной Европы и Юга. Часто говорится: свобода заключения договоров и частная собственность делают возможными экономическую свободу и благосостояние для всех. «Мышление категориями порядка» показывает, что эта посылка ложна, поскольку недостаточно ее одной.

Частная собственность в конкурентных условиях, или частная собственность на монополизированных рынках, или даже частная собственность в рамках частнокапиталистической централизованно управляемой экономики (скажем, в период национал-социализма в Германии) в какой-то мере настолько различны, что можно практически ввести в заблуждение, если использовать во всех трех порядках одно и то же правовое понятие «частная собственность». Что дает отдельно взятому крестьянину приватизация бывших государственных имений, если в конечном счете не будет свободы на рынке? Об этом говорит состояние нынешних мировых рынков. Миллионы сельских хозяев и мелких промышленников бедных стран, к примеру, могут продавать свои продукты по ценам ниже издержек производства, поскольку конкуренции результатов препятствуют поступающие из богатых индустриальных стран продукты, на которые получены субсидии, торговая монополия собственной страны или частные торговые олигополии, господствующие на мировых рынках. Это не что иное как частичная экспроприация, для которой вовсе нет необходимости в формальном правовом акте. Для большинства людей частная собственность и свобода заключать договоры существуют лишь «формально», до тех пор, пока они не будут реализованы в условиях полной конкуренции.

Отчуждение и эксплуатация «капитализмом» являются, таким образом, не следствием чрезмерной конкуренции результатов, как полагали марксисты, а помимо прочего, результатом того, что ее слишком мало. Конкуренция результатов может проложить себе путь только тогда, когда государство и общество воспрепятствуют всем другим видам конкуренции. Если уголовное право и культура человеческих взаимоотношений должны исключать ведение конкуренции по принципу физического превосходства, то конкурентный порядок дополнительно ставит преграды конкурентной борьбе за экономическую власть, равно как и борьбе за оказание наибольшего влияния на правительство.

Часто экономические группировки пытаются избежать нежелательных последствий добросовестной конкуренции за счет того, что изображают ее как далекое от жизни явление. При этом зачастую понятие полной конкуренции (Vollstandiger Wettlewerb) смешивается с понятием совершенной конкуренции (pefect competiton). Корни понятия совершенной конкуренции уходят в теорию неоклассической экономии. В высокой степени оно представляет собой абстрактную модель, которую нельзя (per deflnitionem) встретить в реальной жизни. Вальтер Ойкен говорил об этом еще в 1940 году.

Напротив, полная конкуренция в действительности существует. Наличие таковой в самых различных экономиках прошлого и нынешнего дня на многих или не столь многих рынках доказывается с помощью простого критерия, предложенного Ойкеном (никто не может проводить рыночную стратегию). Посредством экономического конституирования полная конкуренция может быть превращена в форму рынка, определяющую экономику в целом.

Еще одним серьезным антиподом конкурентному порядку Ойкена является социальная философия «спонтанного порядка» Сторонники этой позиции экономического эволюционизма, базирующейся на трудах лауреата Нобелевской премии Ф.А. Хайека, верят в развитие рынка по законам природы. Вот почему для Хайека политика порядков так же бессмысленна, как и для того, кто крепко придерживается марксистского закона исторического развития. Экономическое конституирование В. Ойкена стремится гарантировать «спонтанность» индивидов посредством правовых рамок, установленных независимо от рынка. Хайек допускает спонтанное развитие правового порядка через рынок со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Более поздний Хайек идет еще дальше. Экономическая теория превращается в теорию всеобщей культуры. На смену идее разъяснения того, что решения могут приниматься рационально и на нравственной основе, приходит закон «групповой селекции» («групповой избирательности»). Конкуренция коллективов, будь то крупные концерны или целые культурные слои, решает все то, что составляет цивилизацию. В конкурентной борьбе они выступают за правовые порядки, моральные представления и идеи культурного строительства. То, что одерживает верх в этой конкуренции правил, вполне оправданно, поскольку это находит признание. Поэтому Ф.А. Хайек говорит: «Мне неизвестно, что вообще социально», В. Ойкен возражает ему: «Нет ничего, что не было бы важным в социальном отношении».

Интердепенденция порядков

В. Ойкен выступает за экономический порядок не только потому, что последний делает возможным способное к функционированию регулирование свободы и экономическую свободу. Полная конкуренция, если выйти за ее экономический смысл, является «инструментом лишения власти» (Франц Бём). Речь идет о понятии «интердепенденция порядков», о взаимосвязи экономического, государственного и общественного порядков. И хотя понятие «интердепенденция порядков» прослеживается по всей книге, оно имеет для Ойкена большее значение, чем для читателя. Его преждевременная смерть в 1950 г. помешала реализовать план, связанный с расширением этой части «Основных принципов экономической политики».

Форма государственного порядка и форма экономического порядка были всегда связаны с авторитарными формами государственного порядка. Для того и другого характерна тотальная концентрация власти. И наоборот, единое целое составляют полная конкуренция и демократия, ведь сама конкурентная экономика является «демократичной, поскольку в ней потребители, то есть народ, через ценообразование и на основе каждодневной взаимоувязки регулируют экономический процесс», как писал В. Ойкен в 1947 г. в одном экспертном заключении по поводу преобразования западногерманской экономики. Классическая идея разделения властей означает разделение основной государственной власти на законодательную, исполнительную и судебную с тем, чтобы обеспечить взаимный контроль власти и ее ограничение. В. Ойкен обобщил это решающее социальное изобретение современности, отнеся его также к совокупному экономическому и государственному порядку. Полная конкуренция означает существование экономики максимально возможного разделения экономической власти. Она корреспондирует с разделением властей в демократическом правовом государстве.

Это последующее развитие классической концепции разделения властей было необходимо. Экономическая власть дает возможность, даже не нарушая закона, парализовать правовое государство и демократию. Например, концерны и крупные банки в состоянии препятствовать свободному формированию законодательной властью своего волеизъявления или даже блокировать его. Последнее возможно даже вне рамок коррупции через одну только экономическую зависимость. Высокой численности рабочей силы и налоговых поступлений от немногих крупных предприятий вполне достаточно, чтобы оказывать законным путем давление, которое противоречит смыслу демократических конституций, например, принципам суверенитета народа, и равенства прав всех граждан. Юристы «Фрайбургской школы» занимались также «самостоятельно созданным хозяйственным правом» («самостоятельно созданной совокупностью правовых норм, регулирующих хозяйственную деятельность»), которое «вытеснило значительную часть германского государственного гражданско-правового порядка».

Утверждение, ныне ставшее на Западе и Востоке весьма популярным: правовое государство и рыночное хозяйство гарантируют свободу, оказывается неверным. Рыночные хозяйства, в которых наличествует концентрация власти, следует связывать исключительно с диктатурами, как это демонстрируют авторитарные государства Латинской Америки или рыночные диктатуры стран Юго-Восточной Азии.

В оставленных заметках В. Ойкен обратил внимание на ряд дополнительных последствий «интердепенденции порядков», которые могли бы дать толчок к разработке целой программы исследований. Для него речь шла при этом об обоюдной зависимости культурного развития, экономической системы и государственного порядка. Самым свежим примером тому служит всеобщая проблема концентрации власти на рынке периодических изданий и книжном рынке. Чем меньше издательства распоряжаются правом на опубликование мнений, тем ограниченнее возможность контроля общественности за государственной властью. И наоборот: чем сильнее противостоящая либеральная общественность, тем скорее давление демократических сил может притормозить протекание процесса концентрации экономической власти.

«Интердепенденция порядков» объясняет двойственный характер богатых индустриальных стран. С одной стороны, существует их экономический потенциал, а также сравнительно высокий уровень правовой государственности и демократии. С другой - нельзя не видеть границ их свободы и производительности, равно как и их специфической нестабильности. В той мере, в какой осуществляется разделение властей в государстве, между государством и экономикой (а также внутри экономики) обосновывается свобода индивида. Чем больше разделение властей упраздняется концентрацией власти, тем большей опасности подвергается свобода. В той степени, в какой любой частичный рынок с полной конкуренцией поддерживает свободу общественной системы в целом, любой шаг к концентрации власти ведет к несвободе, бесправию и неэффективности систем централизованно управляемой экономики.

Через 40 лет после опубликования «Основных принципов экономической политики» к аналогичным результатам в своих исследованиях пришли экономисты Уолтер Адаме из Мичиганского университета и Джеймс У. Брок (штат Огайо). И в США, одном из наиболее развитых правовых государств мира, возрастает опасность подавления свободы крупными банками и крупной промышленностью. Многие последние анализы развития рынка в Северной Америке свидетельствуют о том, что все больше крупных предприятий становятся нерентабельными из-за своих размеров. И все же они выживают. И как раз в силу того, что они слишком велики, чтобы допустить их банкротство. Государство принимает меры по искусственному поддержанию их существования. Поэтому оба экономиста выступили с требованием: «Необходимо сохранять предприятия таких размеров, при которых государство может спокойно мириться с их крахом, то есть таких размеров, которые препятствуют тому, чтобы частные трагедии превращались в социальные катастрофы, и, следовательно, тому, чтобы общественность становилась заложницей экономической масштабности».

В. Ойкен осознал, что нельзя посредством мелкого ремонта устранить подобную опасность саморазрушения свободного общества. Именно потому, что он был поборником «западных» традиций просвещения, его политико-экономическая концепция исключала возможность простого копирования западной экономической политики. Конструкция классического демократического правового государства должна быть пересмотрена и усовершенствована путем экономического конституирования процесса минимизации власти. Он так же необходим, как и конституционные гарантии всеобщего избирательного права и независимость судей. Вот почему вклад В. Ойкена состоит в том, что он последовательно распространял действие универсальной концепции просвещения -- осуществление прав человека - на экономический порядок.

Критерии преобразований

В «Основных принципах экономической политики» В. Ойкен сформулировал условия и масштабы политики порядков. То, каковыми должны быть изначальные условия, которые позволяли бы переходить к конкурентному порядку, он описал в своих экспертных заключениях по вопросам преобразования германской экономики после 1945 г., представленных военной администрации союзников, а также позднее, когда занимал должность советника первого германского федерального правительства (1945-1950). Разумеется, эти заключения нельзя в полном объеме переносить в сегодняшние условия, сложившиеся в странах Восточной Европы. И все же в них содержатся те важные критерии преобразований, которые в общем и целом могут оказаться важными для стран, выкарабкивающихся из бедственного положения распадающейся централизованно управляемой экономики.

Вхождение в конкурентный порядок возможно только при определенных стартовых условиях. К числу таковых относится, прежде всего, то, что нельзя начинать с таких размеров предприятий, которые уже заранее предопределяют тип порядка - регулирование экономики властными группировками.

На второй ступени должен вступить в силу общий закон, направленный против экономической власти. «Следует запретить картели, синдикаты и т.д. и объявить их неправоспособными. Картели, тресты и единоличные монопольные предприятия необходимо декартелизировать или распустить, насколько технические или народно-хозяйственные обстоятельства дела не исключают возможность подобной декартелизации или роспуска». Действие закона о недопущении или устранении экономической власти распространяется на все предприятия, которые «в состоянии оказывать на рынке такое влияние, которое в условиях полной конкуренции было бы просто невозможно».